Глава шестнадцатая
Броня крепка
Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин,
И первый маршал в бой нас поведет!
Б. Ласкин
Капитана тормошили за плечо. Он подскочил, сел на диване, потряс головой, стал протирать глаза.
– На, хлебни горячего, – продравшему глаза Шепелеву протягивал чай в стакане с подстаканником старший майор Нетунаев Степан Георгиевич.
– За этим и разбудил, да? – подражая Омари Гвазава, с грузинским акцентом спросил капитан и взял предлагаемый чай.
– Доложил, – отрапортовал Дед. Он сидел на стуле, пододвинутом им к дивану, и в его руке тоже был стакан с чаем.
– Кому? – капитан повертел головой в разные стороны, разминая шею.
– Где же твоя хваленая догадливость? – усмехнулся Дед.
– Потом покажу, – зевая, пообещал капитан.
– Товарищу Берия из кабинета комиссара госбезопасности третьего ранга.
– Ты докладывал самому Берия? – без особого изумления спросил Шепелев.
– Да. Никто другой не рискнул. Потому кто его знает, как могло повернуться. Только с одной стороны мы герои, а со всех других – ротозеи и бестолочи. Прошляпили шпиона, дали ему добраться до секретного конструктора, до секретного танка. Еще немного и вражеский план удался бы. Тут как посмотреть… Ну а кому охота попасть под гнев товарища Берия? Никому. Товарищ Жданов сказал, мол, вы – чекисты, вам и докладывать. Товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга связался с Москвой и передал трубку мне. Сказав перед этим в телефон, что я, дескать, самостоятельно руководил операцией, начсостав мною проинформирован не был, начсостав узнал обо всем, когда дело закончилось. Ну и при том я лучше других знаю все детали. Пришлось мне. Не тебя же было будить. Хотя ты-то еще лучше моего знаешь детали дела.
– Ну что, нас наградят или расстреляют? – зевнув, поинтересовался Шепелев.
– Представь себе, хлопец, ни то и ни другое, – Дед отхлебнул обжигающе горячий чай. – Товарищ Берия подумал и приказал, – Дед сделал еще глоток. – Приказ товарища Берия такой: ничего не было. Понимаешь? Ни-че-го. Товарища Жореса Котина никто не похищал, танк «Клим Ворошилов» никто не угонял, обезвреженный вражеский лазутчик был заброшен к нам с неизвестной целью и был уничтожен при попытке его задержать. Ты не совершал геройских поступков, а я, выходит, не руководил операцией. Понимаешь?
– Постепенно.
– Никаких отчетов, никаких документов, никаких разговоров.
– Вот с последним… – начал Шепелев, но был перебит.
– Если кто-то начнет рассказывать про случившееся – значит, он вражеский пособник, классовый враг, и распространяет слухи с целью посеять панику, подыграть врагу.
– Так-то оно так, но столько людей…
И опять Шепелеву не дали довести мысль до конца.
– Сразу после разговора с товарищем Берия я позвонил Алянчикову. И он уже поехал беседовать со свидетелями. Можешь быть спокоен, он сумеет им втолковать, что они ничего не видели. Можешь быть спокоен, приказ товарища Берия выполним – никто ничего не видел и никому не расскажет. Лет через шестьдесят, когда нас с тобой уже не будет, какой-нибудь дед расскажет внуку об этом. О лучшем советском танке, который вырвался на его глазах с завода, сметая все на пути. Да врешь ты все, диду, ответит внук. Нигде об этом не написано, учитель истории нам ничего не говорил, давай-ка лучше гуторь сказку про Иванушку-дурачка. Можешь быть спокоен, капитан.
– Держи, – капитан Шепелев передал Деду чай, к которому не притронулся. – Я буду спокоен. А как же! Но прежде я высплюсь. Пойду домой и высплюсь.
– Что ж, это можно разрешить. Пожалуй, это ты заслужил, Борис.
Дед редко называл капитана Шепелева по имени.