Глава 26
На этот раз Арлион Этари находился в просторном полуподвальном помещении, где, судя по всему, располагалась лаборатория архимага. Шкафов с книгами здесь было столько, что хватило бы на небольшую библиотеку, на длинных столах стояли емкости для химических опытов, а письменный стол был так густо завален чертежами и свитками, что столешницы из-под них было не видать. Вокруг самого зала были развешены сигнальные нити, которые можно было увидеть магическим зрением. Эльф вычитывал что-то из книги, когда на моих глазах одна из нитей разорвалась; Арлион поднял голову, нахмурился и, отложив том, поспешил выйти из лаборатории, не забыв заклинанием запечатать за собой дверь.
С Филиппом Лэнгстоном и незнакомым мне вампиром он столкнулся в пустом подземном коридоре. Было очевидно, что эльфу эта встреча не доставила никакой радости, в то время как вампиры явно целенаправленно искали его. Лэнгстон неприятно улыбался, и его улыбка выражала холодное торжество и полную уверенность в себе. Хоть это и было всего лишь воспоминание, у меня заныло под ложечкой от нехорошего предчувствия.
— Что вам нужно? — неприязненно спросил архимаг, даже не пытаясь казаться любезным.
Высшего вампира холодный тон не смутил.
— Ох, маркиз, — он вздохнул с притворным сочувствием. — Я же предупреждал вас, чтобы вы не вмешивались в происходящее? Говорил вам, что будут последствия?
По аристократичному лицу Арлиона скользнула гневная тень.
— Не в моих привычках бояться угроз, — надменно процедил он.
— А зря, — эту часть фразы вампир произнес с тем же издевательским сочувствием, а затем его лицо заледенело, и дальше он говорил ровно и спокойно. — Вам уже должны были сообщить, что я никогда не бросаю слов на ветер и всегда выполняю то, что обещал. Так что в случившемся вы можете винить только самого себя.
Эльф несколько секунд молча смотрел на собеседника, словно пытаясь осмыслить услышанное. Лэнгстон оставался совершенно серьезен, и Арлион медленно начал осознавать, что вампир не солгал, и затем выражение его лица стало страшным. Смертельно побледнев, архимаг бросился бежать дальше по коридору.
— Сообщи Магнусу, — приказал Лэнгстон, не повернув головы в сторону подчиненного. Вампир коротко кивнул и поспешил прочь.
Затем меня снова перенесло к Арлиону. Не знаю, какие поисковые заклинания он использовал, но нужную комнату он нашел безошибочно. Исабела обнаружилась у себя в будуаре; должно быть, женщина одевалась, когда на нее напали. Королева лежала на полу в луже собственной крови; одета она была лишь в одну нижнюю рубашку, которая когда-то была белой, а сейчас промокла насквозь от крови; красивая прическа распалась, а темные волосы рассыпались по полу. Рядом валялись щетка для волос и обычный окровавленный кинжал без каких-либо отличительных знаков. Вампирша безо всяких сомнений была мертва — у живых не могут так выворачиваться руки.
Архимаг кинулся к трупу, перевернул его на спину и быстро проверил, жива ли вампирша — сперва магическим способом, а затем, словно не поверив, ощупал ее руками — а потом молча без сил опустился на пол рядом. Что меня поразило до глубины души — он не стал пытаться оживить ее, используя бесполезные целительские плетения, или трясти мертвую за плечи, уговаривая открыть глаза. Вместо этого он только очень тихо произнес:
— Исабела.
И все. После этого лицо Арлиона превратилось в застывшую, неживую маску, лишенную вообще каких-либо чувств. С него словно разом стерли все чувства, делающие человека живым, и оставили лишь куклу. Глаза погасли и словно провалились, и я впервые видела, что это значит — «почернеть от горя». И это было гораздо страшнее, чем если бы он кричал, рвал на себе волосы, проклинал убийц или использовал любой другой способ выплеснуть свою боль, справиться с горем.
Снаружи раздался неясный шум, приближающиеся взволнованные голоса, затем дверь распахнулась, внутрь ворвались какие-то люди, и в комнате сразу стало очень людно, хотя к Арлиону и телу королевы никто не подошел близко, а все замерли в нескольких шагах. Среди вошедших я узнала Магнуса Верантерского, за которым маячил Лэнгстон с выражением самого искреннего ужаса и растерянности. Был еще один темный эльф с короной на голове — должно быть, тогдашний король Селендрии. Судя по дорогой одежде всех вошедших, здесь были сплошь королевские советники. Но их я почти не рассмотрела, поскольку мое внимание было приковано к архивампиру. При виде убитой жены он помертвел точно так же, как и Арлион, а вокруг него медленно заклубилась Тьма — Магнус явно себя не контролировал и вполне мог магическим выбросом разрушить полдворца к демонам.
— Это сделал ты? — голос скрежетал так, словно его обладатель учился заново говорить.
— Да, — безжизненно ответил архимаг.
— Арлион, ты спятил? — изумленно выдохнул темноэльфийской король.
Архимаг усмехнулся — резко, неприятно, так что у меня по коже побежали мурашки — а затем его лицо снова застыло.
— Я убил ее, — задумчиво проговорил он. — Я во всем виноват. Мне надо было быть осторожнее, а я вместо этого убил ее.
Он был не в себе, это было очевидно. Однако остальные, за исключением Лэнгстона, были в такой растерянности, что явно приняли его слова за чистую монету, к тому же картина смотрелась очень убедительно — нож валялся рядом, а руки эльфа после проверки были красны от крови. И что же будет дальше? Его арестуют?
Однако на этом моменте сон прервался. Я села в кровати и зажгла светильник; сна не было ни в одном глазу.
Значит, вот что произошло на самом деле. Вот как он признался в убийстве Исабелы. Но ведь получается, что официальный повод к войне, описанный во всех исторических книгах, был подложным! Арлион Этари не убивал королеву, но, находясь в шоке от пережитого, подтвердил обвинение! Но, боги, как же это было страшно! Я даже представить себе не могла, что человеческое лицо способно быть таким… неживым. Причем я была уверена, что выглядеть хуже, чем Арлион в тот момент, уже невозможно, но ровно через несколько минут я увидела Магнуса, который с легкостью составил эльфу конкуренцию. Боги, какой это был удар для них обоих! А сама Исабела? Ее же убили просто так, чтобы проучить совершенно другого человека!
Теперь понятно, что случилось дальше. Судя по лицу Арлиона, он вполне мог повредиться рассудком от горя. Всю жизнь он любил только одну женщину, с которой даже не мог быть вместе, и тут такое… И если он и в самом деле сошел тогда с ума, тогда безумием объясняется и его ненависть к вампирам, и все те зверства, которые он творил.
Ненависть к вампирам… Неудивительно, что во время войны они с Раннулфом Тасселом нашли общий язык.
Какая-то мысль вдруг шевельнулась у меня в голове, не имеющая никакого отношения к событиям столетней давности. Что-то такое промелькнуло на краешке сознания и пропало. Что?
Поняв, что ту мысль я безнадежно упустила, я снова легла. Утром проснулась разбитая, невыспавшаяся, и на завтрак, а затем в библиотеку отправилась в отвратительном настроении. Из головы не шли последний сон и внезапно открывшаяся правда, и я была в полной растерянности. У меня было странное ощущение, словно я должна куда-то бежать и пытаться срочно что-то исправить, но что? На какую бы правду у меня не открылись глаза, это всё — события столетней давности. Прошлое не изменить, как бы я этого не хотела.
А ведь если Адриан ненавидел род Этари, в первую очередь, из-за смерти матери, получается, его ненависть беспочвенна. Конечно, это нисколько не умаляет того факта, что Арлион переубивал кучу народу вообще и вампиров в частности, но хотя бы это обвинение — наверняка одно из самых тяжелых в глазах архивампира — с меня можно снять.
Жаль, что я не могу сказать ему об этом. Да даже если могла бы, разве он бы мне поверил? На протяжении ста лет Адриан точно знал обстоятельства смерти Исабелы, и вряд ли он бы легко принял другую версию событий.
Боги, создается впечатление, что я проклята — мало того, что род Этари все ненавидят, и потому эта ненависть переносится на меня, так еще мне одной известна тяжелая правда о том, что послужило поводом для Кровавой войны! И, похоже, я обречена всю жизнь прожить с этой правдой, не имея возможности хоть с кем-то ей поделиться, поскольку как, ну как объяснить это кому-то?!
Хлопнувшая дверь вернула меня в реальный мир, и, подняв голову, я увидела Грейсона, зашедшего в библиотеку. Одет он был в обычный дорожный сюртук, длинные волосы собраны в косу. Увидеть его здесь было неожиданно, но я, стряхнув с себя оцепенение, постаралась приветливо улыбнуться.
— Здравствуйте, мастер, — поздоровалась я. — Вам позвать библиотекаря?
— Не нужно, — качнул он головой. — Я хотел поговорить с тобой.
Я удивилась, но постаралась не подать виду. Грейсону теперь известно, кто я, так какое же дело у него может быть к внучке Арлиона Этари?
— Я слушаю вас.
Помедлив пару секунд, мастер заговорил:
— Я покидаю Оранмор. Всё, что мог, я уже рассказал остальным магам, так что больше в моем присутствии во дворце смысла нет. Да и съезд почти окончен, и маги скоро тоже уедут из Оранмора. И перед отъездом я хотел бы отдать тебе это.
С этими словами он расстегнул цепочку, проглядывавшую из-за ворота, и протянул мне массивный золотой медальон. Растерянно взяв его, я осмотрела подарок. На плоской верхней поверхности был выполнен незнакомый герб — фигура в плаще с капюшоном держала в одной руке ветвь, а в другой — обнаженный меч. Работа была очень тонкая и удивляла своей искусностью.
— Я рискну предположить, что ты в скором времени можешь отправиться в Селендрию, — тем временем сказал Грейсон. Я оторвалась от подарка и удивленно посмотрела на него, а тот спокойно пояснил. — Думаю, ты захочешь выяснить что-нибудь о своей семье. Но с этим могут возникнуть определенные трудности, а если ты будешь под защитой одного из древних родов, то у тебя больше шансов, что тебя выслушают.
— Так это..? — растерявшись от своей догадки, я приподняла руку с медальоном.
— Это родовой медальон, — подтвердил Грейсон. — Мне он все равно не очень нужен, пока я в Госфорде, а тебе пригодится.
— Но почему? — недоуменно спросила я. Медальон с гербом — символ принадлежности к определенной семье, и подобное украшение у эльфов считалось очень важным, поскольку они придавали огромное значение тому, кто в каком роду родился, какие заслуги и прегрешения были у этого рода, и насколько древней являлась эта семья. Чем древнее семья и чем приближеннее она к трону, тем больше влияния имели ее представители. Да, подобное можно сказать и о людях, и о вампирах, и о прочих расах, но у эльфов эта система возводилась практически в культ.
Грейсон пожал плечами.
— Прими это в качестве извинений за то, что произошло в прошлом году. Удачи… Корделия.
Улыбнувшись на прощание, он вышел из библиотеки, оставив меня в искреннем недоумении. Почему он так беспокоится обо мне? С прошлого года утекло много воды, да и не произошло тогда ничего такого особенного, из-за чего нужно просить у меня прощения спустя год… Может, это какая-то ловушка? Я с сомнением посмотрела на украшение. Даже если Грейсон не имеет ничего против меня как кого-то из рода Этари, вряд ли он испытывает ко мне какие-то теплые чувства. Тогда зачем ему помогать мне?
В результате я все же надела медальон на шею, но решила носить его под одеждой и никому не показывать. Кто его знает, чем это все обернется.
Вечером после ужина я поднялась к себе. Подошла к окну, за которым, несмотря на поздний час, только начинало клониться к закату солнце. Как же красиво… И тепло, припекает, хоть уже и вечер. В этот момент я сообразила, что дело не в солнце, а просто нагрелось зеркало-артефакт у меня в кармане. Ну вот, о спокойном вечере можно сразу забыть, поскольку мне сейчас предстоит рассказать о дворцовой практике…
— Послушай, Корделия, — задумчиво сказала Оттилия, когда мы поздоровались. — Ты не могла бы прояснить мне такую вещь — почему отец, когда мы с ним сегодня разговаривали, сказал мне, что он видел тебя в королевском дворце в Бэллиморе, да еще в компании Адриана?
— Ну как тебе сказать… — протянула я, не зная, с чего начать. Рассказом об одной практике я явно не отделаюсь. — Если совсем коротко, то перед отъездом на практику меня перехватил Вортон и…
Я старалась не растягивать историю на час, но все равно говорила долго. За это время я достала карту материка с пометками, расстелила ее на кровати и в очередной раз начала изучать. Подруга слушала меня, не перебивая, однако, судя по ее лицу, серьезный разговор нам только предстоял.
— С ума сойти, — высказалась вампирша, когда я наконец-то замолчала, рассказав не только о дворце, но и о вылазке в деревню Речную и нападении на меня Аларика. — Получается, ты там уже неделю живешь интересной и насыщенной жизнью, пока мы пятеро, как дураки, сидим в имении, не привлекая к себе лишнего внимания.
— Вы уже в Давере? — обрадовалась я возможности сменить тему.
— Да, на днях добрались. Кстати, я говорила с Кейном, и, возможно, ему удастся закончить с практикой в ближайшее время, так что через неделю мы его ждем. А ты когда приедешь?
— Ну, Грейсон сказал, что маги и короли завтра-послезавтра уже закончат совещаться, а мы вернемся в Академию сразу после их отъезда, а оттуда я сразу к вам, — задумчиво сказала я.
— Отлично, — удовлетворенно кинула Оттилия. — Значит, и ты приедешь где-то через неделю. От вашей Академии до Давера примерно такое же расстояние, как от практики Кейна, просто он в другой стороне, так что приедете вы примерно в одно время, — что-то в ее словах неожиданно зацепило меня, и я повнимательнее посмотрела на знакомые названия на карте. Примерно такое же расстояние… Да не может быть… — Тогда при встрече все подробно и обсудим. Корделия, ты меня слушаешь?
— Слушай, Оттилия, — мой голос зазвучал хрипло, поскольку мне наконец-то удалось ухватить за хвост нужную мысль. — У тебя карта с пометками под рукой?
К счастью, подруга всегда отличалась потрясающей понятливостью, так что она не стала задавать вопросов, а сразу сказала:
— Сейчас будет, — судя по шороху, она искала нужный свиток. — Всё, достала.
— Посмотри внимательно, — я торопливо взяла со стола перо с чернильницей. — Мы все время думали только о том, что города в трех странах находятся рядом друг с другом, правильно? Госфорд и Тромра, Эшкитон и Макрум, Портумна и Твинбрук.
— И что?
— Смотри. Первой цепью жертвоприношений были Макрум, Госфорд и Твинбрук. Соедини эти точки на карте.
— Получился треугольник? Ну и что? — не поняла Оттилия.
— Не просто треугольник, а равносторонний треугольник, — поправила я ее. — А теперь соедини следующие три точки, ставшие второй цепью ритуалов — Тромру, Эшкитон и Портумну.
— Снова равносторонний треугольник? — уточнила Оттилия. — И что?
— Не что, а вот в чем заключается выбор мест для ритуалов! Демон, если бы ты не сказала сейчас про одинаковое расстояние, мне бы это и в голову не пришло!
Оттилия помолчала.
— И что в этом такого? Пусть треугольники, но что с того? Они же не располагаются симметрично по отношению друг к другу и вообще ничего не объясняют!
— Взгляни внимательнее, — я сама посмотрела на две ровные фигуры. — Да, они не симметричны, но обрати внимание, что их центры совпадают. Думаю, то, что находится здесь, по какой-то причине важно для Раннулфа.
— Это самый юго-восток Селендрии? — уточнила Оттилия странным голосом.
— Верно, — озадаченно подтвердила я. — И что там такое находится, что могло так заинтересовать некроманта?
— А у тебя карта в этом месте никак не подписана? — уточнила Оттилия.
— Нет. А у тебя?
— Подписана, — мрачно сказала вампирша и уже тише добавила. — Это Атламли, Корделия.
На несколько секунд я потеряла дар речи. Да, я об этом совсем забыла, хотя читала в биографии Арлиона Этари, что семейное имение находилось на границе с Аркадией и Вереантером одновременно.
— И что из этого следует? — тихо спросила вампирша, и мне показалось, что она напугана. — При чем здесь Этари?
— Не знаю, — мозг лихорадочно перебирал дальнейшие возможные действия и в конце концов выбрал единственно правильный. — Но надо сообщить об этом кому-то из наших магов. Дальше пусть они сами думают.
— Правильно, — одобрила Оттилия. — К декану пойдешь? Или сразу к ректору?
Прикинув мысленно варианты, я сама удивилась тому, какое решение неожиданно пришло мне в голову. Глупое и необоснованное, но в его правильности я почему-то была абсолютно уверена.
Я молча перевела взгляд на вампиршу. Та несколько секунд недоуменно смотрела на меня, а затем ахнула:
— Да ты спятила!
— Пожалуй, — не стала спорить я.
— Только будь осторожна, — попросила напоследок вампирша, поняв по моему лицу, что переубеждать меня бесполезно.
Я пообещала и убрала зеркало, а затем взяла карту и торопливо вышла из комнаты, искренне надеясь, что мой вечерний визит в покои короля Вереантера будет понят правильно.