20
– Главный констебль решил не предъявлять обвинение вашему помощнику, выдававшему себя за офицера охраны правопорядка, – сказал Редди.
Ваксиллиум промокнул губу носовым платочком. Он сидел на скамье в ближайшем к логову умыкателей участке. Рядом покровительственно нависала Мараси.
Весь в бинтах, со сломанными ребрами, Ваксиллиум ощущал себя отработанным материалом. Наверняка останутся шрамы.
– Главный констебль должен радоваться, что лорд Ваксиллиум пришел на помощь, – сурово проговорила Мараси. – Более того, ему бы стоило умолять лорда Ваксиллиума о помощи.
– Вообще-то, он и в самом деле обрадован. – Редди выглядел сбитым с толку: глаза слегка прищурились, уголки губ опустились.
Он то и дело бросал взгляды через всю комнату на Бреттина, но главный констебль никак не реагировал на происходящее. Ваксиллиум же чувствовал себя слишком измотанным, чтобы вникать в эту игру. Впрочем, было приятно слышать, что в деле наметился благоприятный для него поворот.
Редди позвал какой-то другой констебль, и он ушел. Мараси положила руку на здоровое плечо Ваксиллиума. По тому, как она колебалась, как хмурила брови, было понятно, что она беспокоится о его физическом состоянии.
– Вы отлично справились, – сказал Ваксиллиум. – Майлз – ваша добыча, леди Мараси.
– Не меня избили до полусмерти.
– Раны заживают. Даже на старой коняге вроде меня. Смотреть, как избивают другого, и ничего не предпринимать… держу пари, это было мучительно. Не думаю, что я смог бы вынести подобное, поменяйся мы местами.
– Вы бы вынесли. Вы такой. Вы именно тот человек, каким я вас представляла, и вместе с тем куда более настоящий.
Мараси сжала губы, будто хотела сказать что-то еще, – Вакс читал ее намерения по глазам.
– Ничего не получится, леди Мараси, – мягко проговорил он. – Я благодарен вам за помощь. Очень благодарен. Но того, чего бы вам хотелось видеть между нами, не существует. Мне жаль.
Ничего удивительного – она покраснела.
– Разумеется, я ни на что такое не намекала. – Мараси натянуто рассмеялась. – С чего вы взяли… Я хочу сказать, это глупо!
– Тогда приношу свои извинения.
Оба прекрасно все понимали, но Ваксиллиум ощутил глубокое сожаление. Будь он на десять лет моложе…
Хотя дело даже не в возрасте как таковом. Дело в том, что эти годы с ним сотворили. Если ты видел, как любимая женщина умирает от твоего же собственного выстрела; видел, как давний соратник и уважаемый законник переходит на сторону зла, – ты уже не будешь прежним. Раны в душе глубже телесных. И заживают они куда медленнее.
Эта женщина молода, полна жизни. Она не заслуживала того, кто состоял из сплошных шрамов, завернутых в толстую оболочку из продубленной солнцем кожи.
– Лорд Ваксиллиум, – приблизившись, церемонно произнес главный констебль.
Бреттин выглядел таким же чопорным, как и в прошлый раз; форменную шляпу он держал под мышкой.
– Главный констебль, – в тон ему ответил Ваксиллиум.
– В связи с вашими сегодняшними усилиями я отправил в Сенат запрос о назначении вас общегородским уполномоченным по досудебному урегулированию.
Ваксиллиум удивленно моргнул.
– Если вы не в курсе, – продолжал Бреттин, – это наделит вас правом вести расследование и производить арест, как если бы вы служили в полиции, и позволит в рамках закона проводить действия вроде тех, что имели место прошлой ночью.
– Очень… продуманно с вашей стороны.
– Всего лишь способ оправдать ваши действия, не навлекая неприятностей на полицейское управление. Я датировал запрос задним числом, и если повезет, никто не поймет, что минувшей ночью вы действовали в одиночку. Кроме того, я не хочу, чтобы вы считали, будто должны действовать в одиночку. Городу не помешает ваш опыт.
– Со всем должным уважением, сэр, ваша позиция претерпела значительные изменения, – заметил Ваксиллиум.
– У меня была возможность передумать. Вам следует также знать, что вскоре я ухожу в отставку. На мое место назначат нового главного констебля, но он будет обязан принять мандат, который выдаст вам Сенат. Разумеется, если Сенат примет положительное решение.
– Я… – Ваксиллиум не знал, что сказать. – Спасибо.
– Это ради блага города. И если вы злоупотребите этой привилегией, ее, вне всяких сомнений, отзовут. – Неуклюже кивнув, Бреттин двинулся к выходу.
Глядя ему вслед, Ваксиллиум задумчиво почесывал подбородок: странно, Бреттина будто подменили.
Появившийся в дверях Уэйн, проходя мимо главного констебля, в знак приветствия чуть приподнял счастливую шляпу – с одной стороны та была в крови – и с ухмылкой приблизился к Ваксиллиуму и Мараси.
– Вот. – Уэйн незаметно передал Ваксиллиуму что-то завернутое в носовой платок. Оно оказалось неожиданно тяжелым. – Добыл тебе еще один из тех пистолетов.
Ваксиллиум вздохнул.
– Не переживай, – прибавил Уэйн. – Я оставил вместо него очень симпатичный шарф.
– А где ты взял шарф?
– У парня, которого ты пристрелил. Так что это не воровство. Ему ведь, в конце концов, этот шарф уже без надобности. – Уэйн выглядел весьма довольным собой.
Ваксиллиум сунул пистолет в пустую кобуру. В другой была Виндикация. Ее нашла Мараси: обыскала логово умыкателей после того, как задержали Майлза. Просто замечательно. Было бы обидно пережить такую ночь только для того, чтобы Ваксиллиума прикончила Ранетт.
– Итак, – сказала Мараси, – ты обменял шарф мертвеца на пистолет другого мертвеца. Но… пистолет сам по себе принадлежал кому-то, кто уже мертв. Следуя той же самой логике…
– Не пытайтесь, – посоветовал Ваксиллиум. – С Уэйном логика не срабатывает.
– Я купил амулет против нее у странствующей гадалки, – объяснил Уэйн. – Благодаря ему у меня два плюс два равняется всякой чепухе.
– Я… у меня нет слов, – растерянно проговорила Мараси.
– Строго говоря, это и есть ответ, – заметил Уэйн. – Вакс, похоже, они выудили из канала твоего оружейника. И он жив. Не очень-то счастлив, но жив.
– Что-нибудь известно про других похищенных женщин? – спросил Ваксиллиум.
Уэйн повернулся к Мараси – та покачала головой:
– Ничего. Может, Майлз расскажет, где они.
«Если заговорит», – подумал Ваксиллиум.
Много лет назад Майлз перестал чувствовать боль. Ваксиллиум не представлял, каким образом его собираются допрашивать.
Итак, его постигла неудача. Он поклялся вернуть Стерис и вернул, однако не сумел спасти остальных женщин.
Дверь в кабинет капитана открылась, и оттуда вышла Стерис. Два старших констебля пригласили ее для дачи показаний сразу после Ваксиллиума и Уэйна. Констебли махнули Мараси, чтобы шла следующей, и та повиновалась, бросив взгляд через плечо на Ваксиллиума. Он посоветовал ей быть искренней и прямой, не скрывать ничего из того, что делал он или Уэйн. Хотя, если получится, умолчать о роли Ранетт.
Блуждавший по комнате Уэйн приблизился к констеблям, которые поедали утренние сэндвичи. Те глянули на него с подозрением, но Ваксиллиум по опыту знал, что вскоре Уэйн заставит их смеяться и просить к ним присоединиться.
«Он хоть понимает, что делает? – подумал Ваксиллиум, когда Уэйн пустился объяснять подробности битвы констеблям. – Или у него все это получается инстинктивно?»
Он смотрел на них, пока не подошла Стерис. Села на стул напротив. Леди Хармс привела в порядок волосы и держала спину прямо и, хотя ее платье было измято после дня, проведенного в плену, выглядела относительно невозмутимой.
– Лорд Ваксиллиум, – начала она, – я склонна считать, что должна выразить вам свою благодарность.
– Надеюсь, этот долг не слишком обременителен, – хмыкнув, ответил Ваксиллиум.
– Лишь в том смысле, в каком он следует… он требуется… после обременительного пленения. Вы должны знать, что никто из похитителей не прикасался ко мне непристойным образом. Я осталась чиста.
– Ржавь и Разрушитель! Очень рад, но разве мне обязательно об этом знать?
– Обязательно, – с бесстрастным лицом возразила Стерис. – Если вы не отказываетесь от идеи вступить со мной в брачные отношения.
– Это бы в любом случае не имело значения. Кроме того, я считал, мы еще ничего не решили. Мы ведь даже не объявили, что встречаемся.
– Да, но теперь, думаю, мы можем изменить первоначальный вариант сценария. Видите ли, драматичное спасение, что вы осуществили, предположительно должно вызвать у меня излияния чувств. То, что могло обернуться скандалом, сочтут романтикой. Поэтому мы вправе объявить о помолвке на следующей неделе, и ее примут в высшем обществе без возражений и комментариев.
– Полагаю, это хорошо.
– Да. Ну так что, мне продолжить работу над нашим контрактом?
– А вас не тревожит, что я вернулся к негодяйскому образу жизни, который вел в прошлом?
– Я склонна думать, что, если бы вы этого не сделали, меня ждала бы быстрая смерть. Я не в том положении, чтобы жаловаться.
– Я намереваюсь продолжить, – предупредил Ваксиллиум. – Не каждый день, никаких патрулирований или чего-то в этом духе, но мне предоставили полномочия и предложили сотрудничать с городской полицией. Я планирую время от времени заниматься вопросами, требующими особого внимания.
– У каждого джентльмена должно быть увлечение, – ровным голосом ответила Стерис. – И в сравнении со склонностью некоторых известных мне мужчин потакать своим капризам это не станет проблемой. – Она наклонилась вперед. – Короче говоря, милорд, я принимаю вас таким, какой вы есть. Мы оба уже не в том возрасте, чтобы ожидать, будто кто-то другой изменится. Я приму вас, если вы примете меня. Я не лишена недостатков, как сочли нужным объяснить – в подробностях и в письменной форме – три моих предыдущих поклонника.
– Я даже не догадывался.
– По правде говоря, эта проблема не стоит вашего внимания. Хотя я полагала, вы поймете… – Стерис сделала паузу. – Ничего личного, но я вряд ли пришла бы к нашему потенциальному союзу, если бы в какой-то степени не отчаялась.
– Понимаю.
Стерис поколебалась, потом будто слегка оттаяла. Ее самоконтроль, ее стальная воля ослабели, и она вдруг показалась уставшей. Изнуренной. И Ваксиллиум увидел нечто похожее на привязанность к нему.
– Мне… – сцепив перед собой руки, продолжала Стерис, – плохо даются отношения с людьми, лорд Ваксиллиум. Я это понимаю. Но должна подчеркнуть, что благодарна вам за то, что вы сделали. Я говорю это от всей души. Спасибо.
Он посмотрел ей в глаза и кивнул.
– Итак. – Стерис обрела более деловой вид. – Мы переходим к помолвке?
Ваксиллиум заколебался. Это было вполне объяснимо, но все же он ощутил себя трусом. Из двух предложений, полученных за день, – невысказанного и грубовато-прямолинейного – он решил поразмыслить именно над вторым.
В соседней комнате давала показания Мараси. Очаровательная, красивая, умная, целеустремленная. Логика и здравый смысл требовали, чтобы Ваксиллиум влюбился в нее до безумия.
И она здорово напоминала Лесси. Возможно, в этом была вся проблема.
– Да, переходим, – сказал он, снова поворачиваясь к Стерис.