Книга: Небесный Артефактор
Назад: Часть пятая Никакого бизнеса, господа, только личное
Дальше: Глава 2 Тени прошлого

Глава 1
Гениальность генералов – миф или реальность?

Двухнедельной давности беседа с Несдиничем и его секретарем закончилась не очень-то приятной для меня лично, но вполне мирной договоренностью. А именно – я остаюсь в Новгороде под надзором филеров седьмого департамента и продолжаю заниматься восстановлением мастерской, стараясь поменьше «светиться» в ней самой и палате дядьки Мирона. Но сразу по окончании аврала безропотно возвращаюсь в Китеж, под охрану комендатуры. Уж не знаю, решил ли контр-адмирал продолжать ловлю на живца, или на его решение повлиял тот факт, что Гюрятиничи частично осведомлены о происходящем и могут начать задавать нежелательные вопросы, если я вдруг брошу все и вернусь в парящий город, но… мы договорились.
А у меня прибавилось головной боли. После недолгого размышления я пришел к выводу, что «географам» действительно не было смысла устраивать мне обломы с контрагентами. Это все равно что палить из пушки по воробьям! Но из этого умозаключения следовало, что созданием проблемы с поставками нужных деталей и сырья для производства руководил кто-то другой. Может быть, это были все те же пресловутые германцы? А что? Вполне возможно. Чем больше времени я проведу в Новгороде, улаживая проблемы с мастерскими, тем больше у них будет простора для действий. Чем не вариант?
Но были за эти две недели и хорошие новости. Сначала Владимир Игоревич смог решить вопрос с сорванными поставками, правда, пришлось заключать контракты с совсем другими поставщиками и по чуть более высоким ценам, зато была гарантия, что они не пойдут на попятную, как тот же Амбарцумов. А там и временный склад подоспел, так что спустя четыре дня после встречи с Несдиничем мастерские наконец смогли выйти на режим и теперь уверенно нагоняли отставание в производстве артприборов по уже заключенным договорам, благо те же Гюрятиничи согласились чуть сдвинуть сроки получения причитающейся им доли продукции.
Ну и последней по времени, но отнюдь не по значению, стала позавчерашняя новость – дядька Мирон наконец пришел в себя. А на следующий день, то есть вчера, лечащий врач объявил, что «в состоянии пациента просматривается отчетливая положительная динамика». Это было, когда один из санитаров попытался подложить дядьке Мирону «утку», а тот, внезапно открыв глаза, послал бедолагу, да таким загибом, что опешивший санитар не сумел вовремя распознать в движениях пациента попытку встать. Нет, он быстро опомнился и уложил моего опекуна обратно в кровать, но при этом получил еще один, ничуть не меньший «заряд бодрости». После чего убежал жаловаться на ожившего, по его собственному выражению, «комика» дежурному врачу.
Впрочем, нет. Была еще одна новость, просто потерявшаяся на фоне возвращения в этот мир моего опекуна. Нам пришла оплата за последние три штурманских стола, установленных в июне на мониторах Ладожской флотилии. Приборы наконец прошли все испытания, и адмиралтейство закрыло контракт. Тень финансовой дыры, все эти две недели трепавшая мне нервы, испарилась, как будто ее и вовсе не было, и я смог облегченно вздохнуть. Но это было уже после того, как я справился с радостью от известий из госпиталя. В общем, это были очень даже неплохие две недели. И плевать на Несдинича с его шпионскими играми и усиленно гадящими германцами. Первый вроде бы как перестал доставать своими требованиями, а вторым теперь будет гораздо сложнее сотворить какую-нибудь пакость, поскольку мастерские находились под круглосуточной охраной, у палаты дядьки Мирона постоянно дежурили два мордоворота, а мы с Хельгой выбирались из имения Гюрятиничей только для вылазок в госпиталь, на завод… или чтобы потренироваться в управлении «Муреной», правда, пока только в режиме «селедки», ха! Почти каламбур.
Нет, не то чтобы я опасался чьих-то любопытных глаз или не доверял Хельге и Ярику. Просто мне очень хотелось показать возможности моего дирижабля сразу обоим Завидичам. Тщеславие? Может быть. Но с другой стороны, я имею полное право гордиться результатом своих трудов, не так ли? Так почему бы и не похвастаться перед теми, кто может их оценить по достоинству? Перед самыми близкими людьми в этом мире… Эх, вот если бы еще и Алену удалось вытащить в такой демонстрационный полет. Конечно, она вряд ли поймет все тонкости решений, но… я просто соскучился по ней. А выбираться в гости получается крайне редко. Филеры Несдинича постоянно сидят на хвосте, да и германских агентов-«невидимок» не стоит сбрасывать со счетов. Вот и получается, что в беспокойстве о безопасности своей девушки я вынужден был сократить походы в гости к ее семье до минимума. Да и этот самый минимум пришлось так маскировать, что полчаса пешего хода от госпиталя до ее дома превратились в добрых два часа петляний по городу, чтобы отсечь возможных преследователей. В результате за прошедшие две недели я смог встретиться с Аленой лишь дважды. Это при том, что к тем же сестрицам Осининым заглядывал четырежды! Вот где справедливость, а?
Хотя, если так подумать, где-то она все-таки есть, особенно если самому приложить руки к вопросу ее достижения. Так, после разговора со Светланой и Ириной, дружно возмутившимися историей, приключившейся с мастерскими, у столь опрометчиво отказавшихся от сотрудничества поставщиков вроде того же Амбарцумова начались определенные проблемы. А всего-то и нужно было двум красавицам негромко посокрушаться на очередном приеме о падении нравов в среде нынешнего купечества. Жаль, что неприятности, постигшие бедолаг, принесли мне лишь моральное удовлетворение. Ни от кого исходила идея отказаться от контрактов, ни личности переговорщиков мне узнать так и не удалось. Правда, и возможности основательно потрясти ушлых купчиков у меня не было. А одними уговорами да расспросами многого не добьешься. Но, может быть, у Владимира Игоревича и его людей лучше получится разговорить моих бывших контрагентов? Не знаю. Пока результатов – ноль.
– Кирилл, объясни мне одну вещь, пожалуйста… – тихо попросил Владимир Игоревич, прервав тишину очередной нашей молчаливой прогулки по саду.
– Какую? – Остановившись у полюбившегося мне искусственного пруда, я покосился на своего спутника. Уж больно странным тоном он произнес эти слова.
– Почему, когда мы говорили о расследовании взрыва складов, уже неоднократно, заметь, ни ты, ни Хельга ни разу не упомянули о том, как она узнала о случившемся?
Я недоуменно посмотрел в абсолютно безмятежное лицо Гюрятинича.
– Разве? Я думал, сестрица рассказала… – вырвалось у меня.
– Понятно. А она, очевидно, думала, что ты мне об этом рассказал, – все с тем же безмятежным выражением лица покивал Владимир Игоревич. Мм, не нравится мне это… спокойствие, да.
– А это так важно? – пожал я плечами.
– Может быть, – откликнулся мой собеседник, но, заметив искреннее непонимание, написанное на моем лице, пустился в рассуждения: – Видишь ли, здесь возможны два варианта. Первый – это так называемая «визитная карточка». Подобным образом поступали некоторые семьи, объявляя торговую войну своим недругам. Уничтожить склад будущего противника и передать ему, обязательно первыми, свои соболезнования по этому поводу. Этакое предупреждение об открытии боевых действий. Вариант второй, который я, как и Никанор, кстати, считаем менее реальным, это подделка твоих пресловутых германцев под ту же самую «визитную карточку».
– А почему этот вариант менее реален? – удивился я.
– Потому что мы оба попросту не верим в присутствие боевиков германской разведки в Новгороде, – как маленькому объяснил Гюрятинич.
– Но почему?!
– Кирилл, как ты думаешь, кто больше знает о Новгороде, полицмейстер с его вездесущими околоточными и их осведомителями или глава конфедеративного ведомства, занимающегося внешней разведкой, по всем законам не имеющий даже права вести какую-либо деятельность на территории конфедерации?
– Думаю, полицмейстер.
– Так вот, полицмейстером Новгорода, чтобы ты знал, является мой младший брат Никанор Игоревич Гюрятинич, и он клятвенно меня заверил, что за последние полгода в городе и его окрестностях не происходило ничего необычного. Не было здесь никакой странной возни. Хотя если бы шла борьба агентур, какие-то моменты хоть краешком, да должны были всплыть. Намеки, нестыковки, слухи… хоть что-то. Но ничего не было. Понимаешь?
– Понимаю. Несдинич вешал нам с дядькой Мироном лапшу на уши, да? – тихо вздохнув, произнес я.
– Ну, может быть, он и не врал, все же декларируемый запрет на ведение оперативной работы на своей территории и отсутствие людей для такой работы – вещи разные. Равно как не будет отрицать и присутствие чужих агентов в Новгородской республике. Но краски он сгустил основательно. Одно дело собирающие информацию агенты, их полиция может и не заметить, не ее профиль. Но пропустить группу подготовленных боевиков? Люди Никанора не могут позволить себе такого промаха. Времена бомбистов хоть и миновали, но свой след в подготовке полиции оставили, и поверь, она не растеряла приобретенных ухваток. Да и «соловьи» накрепко приучены «петь» необмундированным о любых подозрительных группах незнакомых людей, появляющихся в городе. Мера, конечно, направлена не против гипотетических боевых групп иностранных разведок, но и они будут выделяться на местном фоне, как «кит» на фоне «селедок», так что незамеченными не останутся.
– Соловьи?
– Осведомители, – пояснил Владимир Игоревич. – Жители городского дна. Все слышат, все видят, все замечают. Необходимая привычка, вырабатываемая условиями их жизни, питаемая мелкими поблажками городовых, чередуемыми с облавами… поверь, при таких условиях эти «агенты» всегда держат глаза и уши открытыми и обстоятельно докладывают людям моего брата обо всем увиденном или услышанном.
– Стоп. Но если Несдинич не имеет права действовать на территории конфедерации, то дядька Мирон должен был об этом знать, разве нет?
Честно говоря, за этот хилый фактик я ухватился, как утопающий за соломинку.
– Откуда бы ему это знать, если запрет был введен восемь лет назад, фактически сразу после раздела разведывательного и контрразведывательного корпусов? В то время Мирон Куприянович вообще-то жил в хорошо знакомом тебе городе и знать не знал о том, что происходит в ведомстве Несдинича, – улыбнулся Гюрятинич. – Да и в газетах об этом не писали.
– Значит, вы не верите в «германскую» версию? – подытожил я.
– Скажем так, не считаю приоритетной, – поправил меня Владимир Игоревич. – Идея объявления «войны» кажется мне более правдоподобной. Попробуй припомнить, кому ты успел оттоптать мозоли. Может, какому-то новгородскому заводчику, специализирующемуся на выделке артприборов?
– Да нет, вроде бы ничего такого… Продукция нашей мастерской в большинстве своем вообще не имеет аналогов на рынке. Так что ничьей ниши мы не занимали, – пожал я плечами. – Да и объем нашего производства не так уж велик, чтобы считать мастерские Завидичей конкурентами другим артефактным производствам.
– Ну-ну… – Гюрятинич кивнул.
– А может, поступить проще? – предложил я. – Тряхнуть тех купцов, что отказались от контрактов с нами, и все?
– Кирилл, мы не бандиты, чтобы заниматься подобным, – вздохнул Владимир Игоревич. – А уж Никанору, как новгородскому полицмейстеру, и вовсе не пристало пытать свидетелей. Он вообще-то на должность поставлен, чтобы покой людей охранять, а не страх на них наводить.
– Но ведь они наверняка что-то знают!
Это уже был крик души. Я и сам понимал, что давить на так подставивших меня купцов – не выход, но складывающаяся ситуация просто бесила!
– Угомонись, Кирилл, – усмехнулся Гюрятинич. – Трясти их, разумеется, нельзя. Пытать тоже. Но расспрашивать-то никто не мешает, верно? Особенно если действовать аккуратно.
– Я пробовал, – сник я. – Не вышло. И аккуратно… и вообще…
– О да, наслышан о твоем походе священной ярости, – уже чуть не в открытую смеялся мой собеседник. – Полгорода шепчется о Завидичах, восстанавливающих традиции ушедшей эпохи!
– Да ну… бред, – опешил я.
– Расспроси сестер Осининых, – лукаво предложил он. – Большую часть слухов, если я не ошибаюсь, как раз они и запустили.
– Убью вертихвосток, – простонал я, представив, что именно могли наплести острые язычки богатых на фантазии Мишкиных кузин.
– Лучше скажи им «спасибо», – неожиданно посерьезнев, посоветовал Гюрятинич. – Такая репутация дорогого стоит. Традиции в нашем кругу ценят, и мнение общества тут играет не последнюю роль. А уж для оскудевшей фамилии, только-только вынырнувшей из небытия…
– Может, мне им еще и торт подарить? – нахмурился я. Опять начавшие вылезать изо всех щелей боярские заморочки не прибавили хорошего настроения.
– Тут я тебе не советник, – махнул рукой Гюрятинич и, помолчав, вернулся к прежней теме: – А об оттоптанных мозолях все же подумай. Попробуй вспомнить, кому ты мог перейти дорогу.
И я вспомнил. Осинины… Вертихвостка… Зимний бал… Злопамятный братец. Долгих!

 

– У меня есть новости, – проговорил Владимир, даже не пытаясь упасть в кресло для посетителей, стоящее у торца стола в кабинете его младшего брата. Никанор терпеть не мог долгих бесед ни о чем во время работы, а потому кресла для гостей, чей статус позволял им сидеть в присутствии полицмейстера Новгорода, были сделаны так, что устроиться в них с удобством было просто невозможно, и это волшебным образом влияло на планы посетителей. Как-то так получалось, что, заходя в кабинет полицмейстера, располагающие всем временем Вселенной визитеры, планировавшие потратить толику этого богатства на полную намеков и экивоков беседу в лучших традициях света, уже через пять минут ерзанья в тесном, жутко неудобном кресле, то и дело врезающимся непонятно откуда взявшимися острыми углами во все доступные части тела, резко сокращали время визита до минимально возможного и начинали говорить четко, толково и исключительно по делу, что, разумеется, не могло не радовать вечно занятого хозяина кабинета.
Владимир Игоревич был прекрасно осведомлен об этой маленькой хитрости своего младшего брата, и предложенное им кресло просто проигнорировал, с удобством устроившись на широком подоконнике. Никанор печально вздохнул. Против семьи финт с креслом давно показал свою бессмысленность. Почему? Ну а кто еще, кроме близких, может позволить себе такое нарушение этикета в присутствии целого генерала и главы столичной полиции? Правда, был еще отец, тоже весьма близкий человек. Но в свои чрезвычайно редкие визиты Игорь Стоянович предпочитал занимать место хозяина кабинета, и тогда подоконник оккупировал уже сам Никанор, чтобы не затевать возни с заменой «поторапливающего» кресла на какое-то иное. Благо отец снисходительно относился к нарушениям этикета в «домашней» обстановке.
– Никанор, ты меня слушаешь? – окликнул брата Владимир.
Тот кивнул.
– У тебя есть новости. И? – проговорил молодой генерал. Действительно молодой – двадцать семь лет всего. Карьера, достойная зависти… и кривотолков. Ну, не объяснишь же каждому, что Никанор Игоревич еще в четырнадцать лет получил диплом бакалавра права, а по написанным им учебникам криминалистики уже пять лет как учатся будущие коллеги. Семья? Да, семья помогла. Но разве это не пошло на пользу делу? И лучше было бы, если бы в этом кабинете сидел какой-нибудь напыщенный отпрыск-самодур одной из «лучших фамилий», ни ухом ни рылом не понимающий в сложном деле поддержания порядка в городе и только и умеющий, что важно надувать щеки и вещать банальности! Вот уж вряд ли.
Владимир взглянул на вновь ушедшего в себя брата и, вздохнув, заговорил, ни на секунду не сомневаясь, что младший прекрасно его слышит и понимает. Просто, как и все гении, Никанор эксцентричен. К этому нужно привыкнуть либо просто прекратить общение и забыть о существовании некоего Никанора Игоревича. Владимир привык.
Стоило капитану «Феникса» умолкнуть, как его брат ожил. Издав что-то среднее между шипением и фырканьем, полицмейстер крутанул рукой в неопределенном жесте и весело взглянул на брата.
– А я ведь сразу предлагал позволить мне переговорить с Завидичами, – обвиняюще ткнув указательным пальцем в грудь Владимира, произнес Никанор. Старший брат только покаянно вздохнул и развел руками. Генерал удовлетворенно покивал: – Вот-вот. Сколько раз тебе батя говорил, чтобы ты слушался моих советов, а ты…
– И ты туда же! Мне отец уже плешь проел, – скис Владимир.
– Ладно. Значит, Долгих, да? Все же я оказался прав. – По губам полицмейстера скользнула довольная улыбка, и он вновь ушел в себя, но не прошло и минуты, как Никанор встрепенулся: – Проверим. Фамилии купцов, отказавшихся работать с Завидичами, ты принес?
– Конечно. – Листок почтовой бумаги скользнул на стол генерала.
Тот улыбнулся.
– Вот и славненько, есть у меня пара человек, без мыла в… душу влезут. Их и отправлю в гости к фигурантам. Чую, их выбрык, выходка из той же серии, что и подрыв склада. Кстати, надо будет поторопить следователя, что-то он затянул с дознанием по этому делу. М-да… Ладно. Будут еще новости – заходи. И передай отцу, что в воскресенье я буду к обеду, – проговорил Никанор, поднимая трубку телефона.
Владимир испустил долгий вздох, возвел очи горе́ и, покачав головой, направился к выходу. Ох, уж эта эксцентричность гениев… Удивительно, как Никанор, при его наплевательском отношении даже к минимально обязательным правилам хорошего тона, еще ни разу не нарвался из-за своей грубости на дуэль? Впрочем, и слава богу. Вполне достаточно того, что он с периодичностью раз в полгода нарывается на поединки из-за своей любвеобильности. Гений… жениться ему надо. Хм… а что? Подобрать невесту, красивую, на дурнушку брат и не взглянет, а опыт увиливания от венца у него огромный. Умную, дурочки ему интересны только в, так сказать, горизонтальном положении. И непременно сильную, чтобы держала гения в ежовых рукавицах. И сестрица будет рада – перестанет переживать за Никки. Хорошая идея, надо обдумать.

 

Как все просто, оказывается. И германцы ни при чем. Я взвесил на ладони прочитанный отчет полиции, полчаса назад принесенный Владимиром, не поленившимся разыскать меня на берегу полюбившегося пруда в имении его семьи, где я устроился, чтобы отдохнуть и немного поиграть с Ветром. Хорошо хоть сегодня воскресный день и у меня выдалось свободное время. А то в последние три недели было не так много возможностей, чтобы вволю побездельничать. Все время отнимала мастерская, за делами в которой мне приходилось приглядывать почти постоянно. А тут еще иски к бывшим поставщикам… И как только дядька Мирон управлялся со всем этим хозяйством в одиночку? Я-то уже начал подумывать о временном найме хотя бы пары помощников! А что делать? Врачи обещают выписать опекуна не раньше, чем через две-три недели, точнее, перевести на домашнее излечение, которое должно продлиться, по самым оптимистичным прогнозам, не менее месяца. А до тех пор мягкий постельный режим, короткие прогулки и минимум нагрузок. Какое уж тут управление мастерской!
Но Долгих! Какая все же мразь, а… Ну, узнал ты, что твой недруг завел собственное дело, ну хочешь ты ему пакость сделать, людей-то зачем калечить? При чем здесь мастера? Сволочь злопамятная!
Ладно, допустим, захотелось тебе зрелища, ну так взорвал бы ночью всю мастерскую разом… Уж всяко на зарево пожара народу бы полюбоваться набежало немерено. Благо рядом аж два села расположены. Урод. Мог бы и затеей с поставщиками ограничиться, шантаж, конечно, дело грязное, но уж точно лучше, чем взрыв складов посреди рабочего дня. И ведь саму мастерскую не тронул! Вроде как разрешил еще потрепыхаться или удовольствие растягивает…
Сжав пальцами кожаную папку с медными уголками, в которой и хранился отчет, составленный людьми младшего брата Владимира Игоревича, я поднялся на ноги и, не оглядываясь по сторонам, отправился в сторону дома. Обед скоро, не опоздать бы.
Пока шагал по причудливо петляющим тропинкам сада, который, по-хорошему, стоило бы называть парком, успел немного успокоиться, и в голове начали крутиться мысли о противодействии семье Долгих. Рассчитывать на активную помощь тех же Гюрятиничей в этой ситуации не приходится. По крайней мере, на данном этапе. Собственно, Владимир сам эту мысль и высказал, когда передавал отчет. Дескать, ничего не поделаешь, патриарх сказал свое веское слово. А на деле решил посмотреть, как будущие родственники собираются выкручиваться. Вот если совсем придавит, тогда, конечно, Гюрятиничи помогут… Но не раньше.
И ведь даже базу под это дело подвел, старый хрыч. Возвращение исчезнувшей было семьи требует железных доказательств ее силы и намерений, а следовательно, и права занимать место среди Золотых поясов, видите ли. Тьфу!
Нет, надо с дядькой Мироном посоветоваться, пока есть время и чертов Андрей не придумал еще какую-нибудь гадость. А то, что этот придурок не успокоился, я знаю точно. Не тот человек. Ведь полгода прождал, прежде чем ударить… тварь злопамятная. Вот и подумаем с опекуном, с какой стороны ждать следующей атаки, а заодно придумаем, как ответить. Вообще кое-какие идеи у меня уже имеются, но… поговорить с опекуном все равно будет нелишним.
За размышлениями я и не заметил, как добрался до дома, и опомнился, лишь когда с балкона над огромным «французским» окном в сад меня окликнула Хельга:
– Кирилл! Где тебя носит? Обед уже через четверть часа, а ты до сих пор не переоделся!
– Я не ты, чтобы переодеться, мне хватит и пяти минут, – огрызнулся я. Сестрица закатила глаза, но спорить не стала. Только фыркнула и, зашуршав юбками, исчезла из виду. И чего она нервничает? Ну обед, ну официальный… подумаешь! Из незнакомых лиц на нем должен быть разве что тот самый полицмейстер, по совместительству младший брат Владимира Никанор Игоревич Гюрятинич. Остальных обещанных гостей и я и Хельга с тетушкой Еленой уже знаем. Успели познакомиться за те три недели, что мы живем в поместье Гюрятиничей. Их, собственно, и ожидается совсем немного, да и гостями называть собирающихся на обед людей было бы несколько неверно. Все же все они так или иначе принадлежат семье, владеющей этим поместьем и соответственно в той или иной мере могут считаться его хозяевами.
Хех, главное, чтобы отец семейства почтенный Игорь Стоянович не услышал моих рассуждений. По его мнению, он и есть единственный и полновластный хозяин всего имущества Гюрятиничей. Потому и слуги, во главе с дворецким Марком, величают всех без исключения членов семьи, живущих своим домом, гостями. И только сыновья и дочь Игоря Стояновича именуются ими «молодыми хозяевами». Но лишь потому, что не имеют собственного жилья в Новгороде или его окрестностях. А съемное… оно съемное и есть.
Кстати, дочка у здешнего «повелителя всего и вся» очень хороша! До Алены красотой, может, и недотягивает, но объективно… мм, симпатичная, с Осиниными поспорить может, да. И поболтать с ней можно, не обо всем, конечно, но о многом. Она рунику понимает! Жаль только, что этот огромный плюс перевешивается еще бо́льшим минусом. Елизавета Игоревна, очаровательная девушка осьмнадцати лет, к величайшему сожалению, спелась с Хельгой, и мои победы в наших обычных пикировках стали не таким частым событием, как хотелось бы. Хоть Свету с Ирой на подмогу вызывай! И, честно говоря, единственным препятствием для этого шага является моя интуиция, которая буквально вопит, что результатом такого действия станет очередное удвоение моего противника. Оно мне надо?
Обед, как я и предполагал, не оказался чем-то выдающимся. Разве что поданными блюдами, за что следует благодарить повара… Ну и знакомством с полицмейстером, разумеется. Никанор Игоревич оказался чуть располневшей копией капитана «Феникса», к тому же откровенно плюющей на всю чопорность света. Уже через пять минут после знакомства он легко перешел на «ты», причем так естественно, что когда Хельга заметила его фамильярность, морщить носик было уже поздно, поскольку к тому моменту она уже сама обращалась к сидящему напротив нее младшему брату Владимира на «ты».
По окончании трапезы мы разошлись кто куда. Я и сам собирался пойти в сад, поваляться на траве, но был остановлен нашим новым знакомцем.
– Кирилл, не мог бы ты уделить мне несколько минут? – спросил Никанор Игоревич.
– Конечно, – кивнул я.
Молодой генерал махнул рукой, молча приглашая следовать за ним, и мы направились к выходу из столовой. Миновав длинный и широкий коридор, свернули в холл и, поднявшись по парадной лестнице, оказались перед апартаментами младшего брата Хельгиного жениха.
– У меня в гостиной немного не прибрано, не обращай внимания, – пропуская меня в гостиную, произнес Никанор. Я кивнул… и замер прямо на пороге. В комнате, которую хозяин назвал гостиной, стены на всю свою четырехметровую высоту оказались заставлены книжными шкафами. По-моему, книг здесь было даже больше, чем в расположенной на первом этаже библиотеке. И если бы они были только в шкафах… но нет, книги были везде. Они стопками громоздились на подоконниках, развернутые и заложенные многочисленными закладками, устилали два массивных стола и оккупировали диван. А в центре комнаты возвышалась целая пирамида из книг, явно ожидающая, пока хозяин соизволит ее разобрать.
– Все никак не выберу время, чтобы заняться этими развалами, – посетовал Никанор. – Идем, Кирилл. Документы у меня в кабинете.
Документы? Какие документы?
Я пошел следом за Гюрятиничем, устремившимся к узкой лестнице, ведущей на опоясывающий комнату балкон. Обогнув террикон из книг и остановившись прямо под лестничным маршем, Никанор потянул на себя один из шкафов. Тот неожиданно легко отошел в сторону, оказавшись весьма оригинальной дверью.
Домашний кабинет полицмейстера не произвел на меня того же впечатления, что и гостиная, хотя книг здесь тоже было немало. А вот протянутая им папка, очень похожая на ту, что не так давно вручил мне Владимир, заинтересовала.
– Отец, конечно, будет против, и братец не одобрил бы такого нарушения его слова, но здесь нет ничего, чего ты не смог бы узнать, расспросив сведущих людей, например, своих соклубников. Так что будем считать, я просто сэкономил твое время, – произнес Никанор.
– Что это? – спросил я, взвесив в руках этот своеобразный подарок. Тяжеленькая папка.
– Краткое досье на Долгих, – усмехнулся Никанор. – И не благодари. Терпеть этого не могу…
Хо-хо! Не благодарить, да? И правильно, за такой подарок одним «спасибо» не отделаться!
Назад: Часть пятая Никакого бизнеса, господа, только личное
Дальше: Глава 2 Тени прошлого