Конец июля. За спиной остались ежедневные тренировки Хельги, изрядно поднаторевшей в скоростной стрельбе и наконец дождавшейся своего Гюрятинича, позади нервотрепка экзаменов и ругань с куратором по поводу так и не снятого запрета покидать Китеж, из-за которого сдача сессии больше походила на вылазку в тылы врага. Сколько сил и нервов стоило мне уговорить Брина на эту эскападу! И то если бы не распоряжение Несдинича, которого мы на пару с дядькой Мироном дожимали больше часа, черта с два у меня что-то получилось бы. И это несмотря на то, что обещанный «срок заключения» давно истек!

А как ворчал отец Алены, когда супруга уведомила его, что до конца июля пустующую комнату одного из старших детей займет знакомый семьи Трефиловых, толковый и очень скромный юноша… При этом на слове «скромный» она так зыркнула в мою сторону, что я спинным мозгом почуял: поблажек не будет, и присматривать за мной в этом доме, чтобы не сунулся куда не следует, станут не хуже, чем в последние недели в Китеже. Впрочем, в слежке виноват я сам. После того как, успокоенный обещанием скорого окончания нашего «домашнего ареста», я подарил Брину карту нижних технических переходов с обозначениями всех входов и выходов, включая портовую и транзитную зоны, бедняга полчаса икал, а к вечеру того же дня я насчитал аж четырех наблюдателей, следующих за мной по пятам. На другой день по городу прокатились слухи о перестановках в комендатуре, потом забегал гарнизон, а пресловутые нижние технические переходы наполнились суетой и гулом строительных работ.

Поторопился. Надо было дождаться снятия запрета покидать парящий город, прежде чем делиться этой информацией… Дурак? Полный. Хорошо еще, что Несдинич, хоть и огорошил меня новостью о необходимости продления этого идиотского «сидения в Китеже» еще на три месяца, все же пошел навстречу в вопросе сдачи экзаменов в училище… хотя и с большим скрипом. Но без его распоряжения уговорить Брина дать мне разрешение на долгую вылазку в город мне ни за что бы не удалось. Тем более что место моего обитания на время сессии так и осталось ему неизвестным. О том, что я остановлюсь у Алены, вообще знали лишь двое – дядька Мирон и контр-адмирал. А чтобы избежать лишнего внимания в училище, мне пришлось сменить ставшую уже привычной гражданскую одежду на курсантский мундир, которым щеголяли девяносто процентов «заочников». О том, какими путями я пробирался в училище и как уходил из него после экзаменов, чтобы не попасться на глаза возможным наблюдателям, вообще вспоминать не хочу.

Один плюс: увидев меня в таком наряде утром перед первым экзаменом, отец Алены крякнул и довольно улыбнулся, а тем же вечером, за чаем, устроил мне форменный допрос на тему учебы и планов на будущее. Особо распространяться о себе я не собирался и поначалу рассказал лишь об училище и временно закрытом контракте юнца на торговом «ките». В общем, успокоил палубного старшину. Известие о том, что ухажер его дочери такое же «воздухоплавающее», как и он сам, привело Григория Алексеевича в благодушное настроение, а вот матушка Алены… м-да. Ну, Марфу Васильевну тоже можно понять. Уж кто-кто, а она точно знает, каково это – быть женой «китово́го». Длинные рейсы, длящиеся порой по полгода, пустой дом… и тоска. Да что далеко ходить, достаточно вспомнить недавнее состояние Хельги! В общем, матушка Алены заметно охладела к одному «тихому и скромному юноше». Впрочем, ненадолго.

Узнав, что я не собираюсь идти в «дальники» и меня вполне устраивают каботажные «селедки», с их довольно короткими маршрутами, Марфа Васильевна задумалась, и холодок между нами вроде бы пропал…

– Значит, на «китах» служить не желаешь, а? – поинтересовался Григорий Алексеевич после ужина. Я кивнул. – А почему?

– Мм… Карьера, – ответил я. – У «китовода» есть три возможности – либо долго и упорно расти на чужом дирижабле, проходя всю цепочку от матросской старши́ны до капитана, либо идти в военный флот на тех же условиях, либо нужно родиться в семье, владеющей «китами», – в последнем случае время роста до капитанского мостика заметно сокращается. У меня нет родичей с «китом» в кармане, служба в военном флоте не привлекает, а тратить пятнадцать лет, работая на чужого дядю, при этом имея в кармане капитанский патент, не хочется. А такой патент к окончанию учебы у меня точно будет. Не зря же я ценз зарабатываю…

– Хочешь все и сразу, а? – усмехнулся в пышные усы отец Алены.

– Зачем же сразу? – открестился я. – До окончания учебы похожу на «китах», наберусь опыта и зарекомендую себя среди «китоводов», с выпуском из училища подам документы на патент… и буду работать на собственном каботажнике. Сам себе хозяин, сам себе капитан. Чем плохо?

– Плохо? Да нет, весьма толковые рассуждения, – протянул Григорий Алексеевич. – Только… где деньги возьмешь на покупку дирижабля?

– А этот пункт плана уже выполнен. Каботажник построен и стоит в эллинге. Так что дело за малым. Капитаном и экипажем, – улыбнулся я. Хвастаюсь? Ну да, имею полное право.

– Шустрый… Завидич… – с непонятной интонацией проговорил отец Алены, окинув меня странным взглядом. Мать с дочерью переглянулись. – Хороший подарок тебе родители сделали.

А, вот оно что! Господин Трефилов решил, что новый знакомый его дочери просто очередной выскочка с тугим кошельком.

– У меня нет родителей, – сухо отрезал я. – Они погибли несколько лет назад.

– Извини, – чуть помолчав, произнес мой собеседник.

– Ничего страшного, я с этим уже свыкся.

Разговор сошел на нет, и в комнате повисла тяжелая тишина. Правда, через минуту огромные часы в углу гостиной нарушили наше молчание, пробив половину двенадцатого, и Марфа Васильевна с Аленой тут же засуетились, убирая со стола остатки нашего позднего ужина, точнее, столь любимого всем Новгородом чаепития, а нас погнали спать.

– Идите-идите. У Кирилла с утра экзамен, а тебе к девяти нужно быть в конторе, – мать Алены с ходу пресекла любые возражения, и мы разошлись по комнатам.

Больше эта тема в наших беседах не поднималась, хотя о самой «Мурене» и дирижаблях вообще мы с Григорием Алексеевичем разговаривали, да и спорили, частенько. Постепенно изменилось и отношение отца Алены к «выскочке с собственным дирижаблем». В принципе неудивительно. Как и большинство профессионалов своего дела, Трефилов ценил знающих людей, а я, смею надеяться, показал себя неплохо осведомленным в области воздухоплавания вообще и дирижаблей в частности. По крайней мере, детских ляпов в своих рассуждениях не допускал, а там, где не был уверен в своей правоте, молчал. Монетой в копилочку наших отношений лег и тот факт, что, в отличие от многих офицеров, как настоящих, так и будущих, я не ворочу нос от непосредственной работы с «железом». Впрочем, как я заметил, у здешних нижних чинов и офицеров «старой» школы это вообще своеобразный пунктик. И Ветров, и боцман «Феникса»… вот и Григорий Алексеевич не раз выражали свое нелицеприятное мнение о «белоперчаточниках». Впрочем, вспоминая свои давние стычки с курсантами, не могу его осудить…

Экзамены сменялись долгими прогулками с Аленой, которую я взялся ежедневно встречать у кондитерской после работы. А поздними вечерами, когда обитатели дома Трефиловых расходились по спальням, я переодевался в темную, не стесняющую движений одежду и уматывал через окно в мастерскую, на всю ночь. Точнее, в эллинг при ней, где меня ждала «Мурена». Благо никто не мешал мне отсыпаться днем после экзаменов, иначе с таким графиком я бы ко второй неделе с катушек съехал. А появляться в мастерской днем было не менее опасно, чем посещать училище. О том, что мастерская принадлежит Завидичам, в округе не знал разве что глухой и слепой, так что вероятности наблюдения за заводом никто не отменял.

Рассчитывать на транспорт ночью было бы глупо, а потому я задействовал рунные цепи и мчался через весь город как угорелый, не стесняясь прыжков по крышам. А что? Все равно в темноте никто ничего не увидит. А летние ночи коротки, так что нужно спешить!

В сам эллинг я попадал через подвал и основное здание мастерской. Учитывая, что никаких окон в помещении с «Муреной» нет и увидеть, что в нем происходит, снаружи невозможно, оказавшись в эллинге, я спокойно включал свет и приступал к доводке машины.

Работа над «Муреной» шла полным ходом. Основные труды «по железу» наши мастера под чутким руководством дядьки Мирона закончили еще в первые две недели после прибытия дирижабля в построенный для него эллинг. Так что мне оставалось лишь нанести необходимые рунные связки и подключить их к корабельной системе управления.

Первым делом я проверил надежность руники «перевернутой» насосной системы, благо подобный «изыск» изначально предусматривался ее конструкцией. Это я знаю наверняка, поскольку точно такие же насосы установлены на «Фениксе» и «Резвом», да, собственно, именно поэтому я и остановил на них свой выбор. Правда, на «ките» Гюрятинича их восемь, а на «Мурене» только два, но и размеры этих дирижаблей несопоставимы.

Следующим шагом стала доработка рунескрипта укрепления, нанесенного рабочими верфи в соответствии со стандартами каботажного флота, точнее, превращение его в полноценный «китовый» набор. Травление на металле обшивки дополнительных рунных цепей, в том числе связывающих укрепляющий рунескрипт с системой энергонакопления, нанесение подходящей по цвету краски, чтобы скрыть травленый рисунок… все это отняло у меня пять ночей. И еще столько же я убил на рунескрипт, который должен заменить «Мурене» двигатели. Шестнадцать цепочек, нанесенных на стальные «пояса» купола по секторам, протянулись от носа до хвоста и замкнулись на довольно сложном механизме в недрах технической палубы. Еще три ночи ушли на подключение получившейся системы к корабельному управлению. Дело осталось за малым. Накопители. Но их создание пришлось отложить до окончания сессии. Учитывая, что до этого момента оставалось совсем немного времени, я решил не терять его зря и оставил в конторе записку для дядьки Мирона. Чтобы на следующую ночь увидеть в подвале мастерской здоровый металлический ящик на каменной подставке. Не забыл, значит. Хорошо…

Проверив линию, подведенную от энергосборника мастерской в подвал, и убедившись, что она рабочая, я уж было принялся чертить на толстенных стенках ящика эскизы будущих рунескриптов, когда чувство опасности взвыло, заставив меня откатиться в сторону. Не вышло!

– Ай-яй… пусти!

– Стоять, поганец! – рявкнул дядька Мирон, продолжая выкручивать мне ухо. Больно, черт!

– Да стою я! Стою! – взвыл я, чувствуя, как несчастные хрящи сворачиваются штопором. И ведь не вырваться. Махом без уха останусь.

Наконец экзекуция была закончена, и опекун разжал стальную хватку. Осторожно коснувшись пострадавшей части тела, я непроизвольно зашипел. Щиплет, горит… брр.

– Ну а теперь поведай мне, юноша, какого черта ты здесь делаешь? – нависая надо мной, прогудел явно разъяренный опекун.

– Работаю, – буркнул я.

– Кирилл… ты… а! – Махнув рукой, дядька рухнул на стул и уставился куда-то в сторону. Молча. Но через пару минут он вроде бы пришел в себя и заговорил усталым и тихим голосом, напугавшим меня куда больше недавнего рычания: – Ты хоть понимаешь, какой опасности сам себя подвергаешь, приходя в мастерскую? Агентов Гросса ловят уже полгода и до сих пор всех не выловили. Несдинич рвет и мечет, его контора уже потеряла несколько человек! Я вообще с трудом представляю, как нам удалось уговорить его разрешить тебе сдачу экзаменов в училище в такой обстановке. Ладно, твою пассию никто не знает, и где ты живешь, соответственно тоже неизвестно, в училище тебя прикрывают «географы», но это… да любой мало-мальски интересующийся человек свяжет с нами эту мастерскую. И ты сам сюда идешь! Без защиты, без прикрытия, Кирилл! Сдохнуть хочешь? Или думаешь, в Рейхе тебе приготовлен королевский прием? Какого черта ты творишь?!

Последние слова дядька Мирон чуть ли не проорал. А ведь как тихо начал… И вновь замолк, сверля меня сердитым, очень сердитым взглядом. Я тяжело вздохнул:

– Я должен как можно быстрее закончить «Мурену».

– Должен? Кому? Зачем? – Опекун, выдохшись, вновь перешел на нормальный тон. В ответ я только пожал плечами, и дядька Мирон прищурился. – Что, опять твое чутье?

– Наверное, – кивнул я. – Может, это и глупо, но я предпочитаю доверять своим ощущениям. А они пинками меня подгоняют. Впрочем, есть еще кое-что…

– Вот как… – протянул дядька Мирон. – И что же это?

Я протянул ему недавно полученное письмо, и опекун, хмыкнув, погрузился в чтение. Минут через десять он закончил и, медленно сложив листы в конверт, протянул мне.

– Это правда?

– Не замечал за Клаусом тяги к бессмысленной лжи, – пожав плечами, ответил я.

– Ну почему же бессмысленной? – медленно, словно нехотя, протянул дядька Мирон. – Очень неплохой способ заставить нас расслабиться… Впрочем, изложенные здесь факты легко проверить. А вот как прикажешь с тобой поступить? Раньше не мог мне это письмо показать?

– Понять и простить? – обреченно вздохнув, предложил я.

– А потом догнать и накостылять, – фыркнул дядька Мирон.

Вроде бы отошел… Хотя радости в его голосе не прибавилось. Оно и понятно. Если письмо не врет, то… скорее всего, наши проблемы совсем не там, где мы думали. И не то, что мы таковыми считали. А это плохо. Очень.

– Вы уверены, что это будет лучший момент? – медленно проговорил гость, исподлобья глядя на хозяина кабинета, с удобством расположившегося в глубоком кресле… и даже не предложившего визитеру присесть.

– Для достижения поставленной цели – несомненно, – невозмутимо кивнул тот в ответ, качая в ладони бокал с коньяком.

– Но почему днем? – сморщился его собеседник.

– Дым видно дальше, – бросил хозяин кабинета и, смерив облокотившегося на дверной косяк собеседника, приподнял губы в намеке на улыбку. – Или вы… боитесь?

Ответом стал возмущенный взгляд гостя.

– О, я рад, что не ошибся в своем решении, – все с той же насмешкой в голосе покивал его собеседник. – Итак. Дата: тридцать первое июля. Время: час дня. Времени на разведку и подготовку у вас достаточно. «Инструменты» можете получить завтра на втором складе. Я о вас предупрежу. Вопросы? Нет вопросов. Тогда жду доклада по завершении дела. Свободен.

Опекун проверил сведения, присланные Клаусом. Уж не знаю, как он «выбил» из Несдинича информацию об отсутствии Гросса в Новгороде, но однажды на мостике «Мурены» я обнаружил записку от моего опекуна, подтверждающую правоту младшего Шульца, и было это вечером того же дня, когда мастеровые под руководством дядьки Мирона, наконец закончив работу над боевыми торпедами, загрузили их в «Мурену», спустя два дня после завершающего сессию и успешно сданного, кстати говоря, экзамена.

Сегодня день моего возвращения в Китеж. Нерадостный день, честно говоря. И примиряет меня с ним лишь предстоящий полет. «Алмазные» аккумуляторы готовы и заняли свое место в системе питания, торпеды погружены, а я… я собираюсь провести полный тест всех систем дирижабля перед первым большим полетом. Нет, мы с дядькой Мироном уже неоднократно поднимали «Мурену» в воздух, но, во-первых, мне хочется испытать ее самому, а во-вторых, условия испытания не позволяли толком испробовать рунный двигатель, да и подъем гондолы мы практиковали только в закрытом эллинге…

Ну а кроме того, меня так и тянуло похвастать дирижаблем перед Аленой. Именно поэтому, вместо того чтобы воспользоваться почтовым ботом, я решил осуществить перелет на «Мурене» от Новгорода до Китежа. В конце концов, имею я право пригласить девушку к себе домой?! Я-то у нее почти месяц гостил, а долг платежом красен, вот!

Ради этого представления и из-за отсутствия желания объяснять свои прихоти куратору или Несдиничу я даже не стал сдавать билеты на почтовый бот, с которым мы должны были вернуться в Китеж. Понятное дело, дядька Мирон был не очень-то доволен озвученной мною вечером накануне отъезда идеей и ворчал, что «вот тут-то нас и прихватят»… Но это он зря. Существующий небольшой, но стабильный поток посетителей лавки при мастерской запросто прикроет приезд и интерес Трефиловых. За день таких вот заказчиков сюда приезжает до сотни человек, кто «емелькой» или извозчиком, а кто и на паровом дилижансе, курсирующем между Новгородом и Старой Ладогой. Да, в конце концов, о том, что я вообще в Новгороде, известно очень небольшому кругу лиц. Я был предельно аккуратен и даже на испытания «Мурены» приходил загодя, привычно забираясь ночью в эллинг и дожидаясь утра в собственной «капитанской» каюте, а уходил уже следующим вечером, благо, в отличие от зимней сессии, в этот раз экзамены не шли валом, не оставляя времени на отдых. Так что выкроить день между ними было нетрудно.

Пригласив Алену с отцом в нашу мастерскую, сам я, для успокоения своей совести и нервов опекуна, добирался туда уже привычным способом, под покровом ночи… Ну, ближе к утру на самом деле. Вылет запланирован на вторую половину дня, так что у меня достаточно времени для проверки всех узлов… и наведение порядка, чтобы не было стыдно во время экскурсии.

«Мурена» получилась необычной, очень необычной машиной. Управлять ею, несмотря на размеры, можно даже в одиночку. Да, это довольно хлопотно, но вполне возможно. По крайней мере, во время обычного полета. А вот с боевым маневрированием и стрельбой одному не справиться. Собственно, именно для этого и нужен экипаж. Метаться во время боя от поста к посту – не лучший способ победить. Слишком много движений нужно совершать, слишком много действий, в результате есть риск просто не успеть за изменяющейся ситуацией, не успеть уклониться от залпа, не успеть выпустить торпеду в цель… и, как следствие, погибнуть. Так что хочешь – не хочешь, а экипаж придется набирать. Правда, здесь меня ждет небольшая проблема. «Мурена» – это набор решений, открывать которые миру мне совсем не хочется. А значит, экипаж должен состоять из людей, которые либо вообще не будут понимать, на чем им довелось бороздить пятый океан, но такие идиоты – редкость неимоверная, либо из людей, которым я могу доверять. А таких еще меньше, чем первых. Но мне много и не надо. В идеале экипаж должен включать хотя бы пять человек: капитан, его помощник, штурман, арттехник и оператор боевого пульта. Для рейса, боя и вахт вполне достаточно. Причем реально в бою хватит и двух-трех человек, но в этом случае обычный рейс, с его временны́ми ограничениями и правилами доставки груза, для такой урезанной команды станет натуральным адом. Ни отдохнуть по-человечески, ни отвлечься. Работа на износ. В общем, без команды будет туго. С другой стороны, в нынешней ситуации у меня может просто не хватить времени на набор людей… хотя некоторые кандидатуры имеются. Но опять же вопрос времени выходит на первый план. Кое-кто просто не готов сейчас занять должность, а кто-то связан контрактом… Эх, и почему все так сложно, а?

Я поднялся по штормтрапу на мостки, опоясывающие нижнюю часть гондолы, и, открыв округлую герметичную дверь, прошел внутрь. Пилотские очки-«консервы» на лицо, и опять вверх, по узкому крутому трапу, проложенному в трубе. Тишина и темнота вокруг, только слышен звук подошв, опускающихся на узкие ребристые ступени. Выбрался.

Ботинки глухо стукнули о пробковое покрытие технической палубы. Здесь направо, оставить позади насосную, вот и дверь энергоузла. Первые четыре рычага вниз. Есть. Энергосборник разблокирован, основные рунные цепи замкнуты… и два неярких светильника засияли над моей головой. Вот теперь можно снимать очки и двигаться дальше.

Бегом мимо застопоренных и закрытых щитами от чужих взглядов ячеек с малыми торпедами, не забывая поглядывать вверх, чтоб не задеть выступающие ящики подвесок с основным калибром, через узкий проход меж «барабанов» пневматических подъемников и, не доходя до мастерских, вниз по короткому, не в пример подъему, но такому же крутому трапу. Тамбур. Слева проход на жилую палубу – там каюты, камбуз с ледником, кают-компания и выход-подъем в трюмный отсек, а справа лишь одна задраенная дверь. Щелчок кремальер…

Мостик. Сердце «Мурены». Вытянутое перпендикулярно продольной оси дирижабля помещение с двумя боковыми выходами на открытые всем ветрам «крылья», которыми экипаж почти не будет пользоваться. На высоте в несколько миль это не лучшее место для наблюдения.

Стекла обзора на мостике огромные, куда больше, чем на всех виденных мною прежде дирижаблях: сказывается «яхтенное» прошлое гондолы. Бронеставни тоже отсутствуют, но они здесь и без надобности. Во-первых, это лишний вес, а во-вторых, в боевой обстановке мостик все равно будет надежно укрыт в защищенном «брюхе» дирижабля, как, собственно, и вся гондола.

Здесь, кстати, гораздо светлее, чем на палубах. Панели излучателей, установленные вместо обычных ламп и плафонов, работают в полную силу, хотя энергосборник пашет на минимуме своих возможностей, сливая тонкий ручеек энергии в два бездонных алмазных аккумулятора, основной и запасный. Остальное оборудование пока питается «естественным» током энергии.

Жаль только, что процесс зарядки так долог. По моим расчетам, чтобы получить час хода на одном аккумуляторе, необходимо два часа на его зарядку… при условии, что разворачиваемый над куполом, энергосборник будет «сливать» в него четверть всей собираемой энергии, отдавая остаток на артприборы дирижабля. К сожалению, во время такой зарядки на ходу «Мурена» будет именно тем, чем она кажется, то есть малотоннажным неповоротливым каботажником, отличающимся от собратьев лишь наличием вакуумного купола, но со стороны этого не увидишь.

Самое паршивое, что в таком режиме дирижабль и его энергосборник будут потреблять всю доступную в окружающем пространстве энергию, а это означает возможные перебои в работе артприборов. В общем, довольно экстремальный вариант, но не единственный. По моим расчетам выходит, что оптимальным решением будет «слив» восьмой части собираемой энергии в аккумуляторы. Да, на зарядку будет уходить вдвое больше времени, зато никакого риска для приборов, и в работе будут доступны все реальные возможности «Мурены», кроме разве что подъема гондолы. Но это уже боевой вариант, который изначально предусматривает исключительно аккумуляторный ход.

Ну и еще остается вариант зарядки аккумуляторов на якорной стоянке. В этом случае энергосборник способен за несколько часов зарядить аккумуляторы так, что «Мурена» сможет находиться в «боевом» состоянии до недели, правда, такая зарядка возможна лишь при полностью обесточенном дирижабле, что включает в себя и деактивацию купольной защиты. А это значит, что на время такой «зарядки» придется выравнивать его внутреннее давление с атмосферным. В общем, есть здесь и минусы, и плюсы, но не все так плохо, как могло бы быть. Зато при полностью заряженных аккумуляторах «Мурена» будет на голову превосходить любого противника и по скорости и по маневренности, про защиту я вообще молчу. А если учесть некоторые наработки старшего Брина, отданные им в обмен на пару моих разработок… Ха!

Я довольно улыбнулся и, оглядевшись по сторонам, сделал шаг вправо к штурманскому столу, пока еще темному, едва поблескивающему стеклянной панелью. Ну ничего, скоро его поверхность засияет, подсвечивая карту, а наложенная поверх сетка расцветит ее затейливым зеленоватым узором. Здесь пост штурмана… и по совместительству наблюдателя-целеуказателя, в распоряжении которого находится не только штурманский стол и набор навигационных и метеоприборов, но и перископ, способный, переключаясь, передавать изображение с объектива, расположенного в крайней верхней точке купола, с нижнего объектива под гондолой или со стереоскопического дальномера, закрепленного там же. Но это не новшество, такие наблюдательные приборы, и зачастую в куда большем количестве, имеются на всех дирижаблях.

А вот рунных дальномеров у меня нет – слишком уж они дорогие. Но это не страшно. На больших расстояниях с этой задачей справится штурманский стол, а на малых дистанциях в двадцать – тридцать миль хватит и трехметровой базы под гондолой, скооперированной с флотским механическим вычислителем, парочку которых я «неофициально» выкупил на Китежской верфи с пошедшего на слом малого рейдера, пострадавшего в стычке с пиратами где-то над Балтикой. Получился знакомый мне еще по меллингским «селедкам» довольно дешевый вариант оптико-механического дальномера. Конечно, по скорости определения расстояний такой прибор уступает имеющимся в продаже промышленным полуавтоматическим образцам, зато он куда дешевле, да и разница между ними для меня не критична. Все же рунные полуавтоматы ориентированы на точное вычисление больших расстояний, а мне это без надобности.

Хлопнув по полированному дереву прибора, я сделал несколько шагов в сторону. Здесь, слева от центрального прохода к обзору, расположился пост «пилота», в реальности же пульт управления огнем со вторым вычислителем… Нет, это не фальшивка, пост пилота вполне рабочий для игры в неуклюжий каботажник. А настоящее место пилота-рулевого, управляющего рунным двигателем, находится впереди, у самого обзора, справа от капитанского кресла, где сдублированы основные системы управления и контроля. С левой же стороны от «трона» расположился телеграф, работать с которым в обычных условиях придется оператору боевого пульта. Ну, не арттехника же ставить к этой «дуре»? Его место вообще на технической палубе.

Рунный двигатель… Моя гордость. Сколько времени я убил на его доводку до ума, расчеты и испытания… вспомнить страшно. И это при том, что принцип, на котором он построен, давно известен и отработан местными на «ять». В тех же посадочных «конусах» парящих городов рунескрипты, изменяющие давление в определенном объеме, используются уже лет двадцать. Да и в куполах «китов» обязательно есть рунные цепи, призванные вытеснять газовую смесь, помогая работе насосов. Без этих рун опустошения купола можно было бы ждать до морковкина заговенья. Правда, в качестве двигателей на дирижаблях такие рунескрипты не применяют… Почему? Не знаю, может быть, из-за инерции мышления, а может, из-за прожорливости системы. Но второй вопрос я решил благодаря кое-каким прежним знаниям и вычислителю Боргезе, так что энергопотребление двигателя снизилось в два раза. Точнее, эффективность работы увеличилась вдвое. Всего-то и надо было уравновесить воздействие, производимое рунескриптом, ему противоположным. Для тех же «конусов» это неприменимо, поскольку подобное «уравновешивание» означает, что создаваемая под посадочной площадкой область пониженного давления, образующая энергонасыщенный «коридор» для подъема каботажников, пропорционально увеличит давление над самой площадкой. Как результат, «язык» переломится и вся махина рухнет вниз. Оно кому-нибудь нужно?

А вот для «Мурены» этот вариант подходит как нельзя лучше. Нанесенные по двум продольным «поясам» купола рунескрипты, позволяющие изменять давление воздуха вокруг дирижабля, работают без проблем. Так, «горизонтальный» пояс рун, поднимая давление в кормовой части, одновременно снижает его в носовой, что заставляет «Мурену» двигаться вперед, а «вертикальный», точно так же оперируя давлением над куполом и под гондолой, дает возможность резко менять высоту полета без включения насосов. Синхронное действие поясов позволяет «Мурене» развивать огромную скорость, а их раздельное включение и плавное регулирование мощности дают нереальную для дирижаблей маневренность. Для боя – самое то!