Видения Песта

Все видение происходило, словно он был наблюдателем в чужом теле. Видения были словно вспышки. Резко, без переходов и пояснений.

Вот неказистый мальчишка смотрит в бочку с водой. Вот он уже смотрит на лицо женщины из-под кровати. Женщина лежит в луже крови, а хозяин тела смотрит на нее и не издает ни звука. Только живот сводит судорогой от бесшумного плача, а взгляд периодически мутнеет от слез. Вот уже он в какой-то подворотне и чувствует, что улыбается, глядя на картошину в руках. Она наполовину сгнила, и хозяин тела выгрызает гнилую часть зубами, тут же ее сплевывая. Затем он начинает грызть сырую половину картошины. Теперь он утирает нос кулаком, глядя на молодую девушку, и в штанах становится тесно. А вот он мило с ней беседует, а та смеется и строит глазки. Вот он уже в толпе мужиков таскает мешки с корабля на причал. А теперь он смотрит на мертвую девушку, которая лежит в подворотне в разорванном платье. Взгляд мутнеет от слез. Теперь он смотрит в узкую вертикальную щель на рыжего мужика. Тот плачет, глядя на голову белокурой женщины. Мужик хватается за стол, на котором лежит голова, и переворачивает его. Он орет и крушит все, что попадает под руку. В порыве гнева мужик подходит слишком близко к хозяину тела, из которого смотрит Пест. Хозяин тела резко выскакивает из укрытия и всаживает нож в горло мужику из-за спины. При этом он отчетливо говорит: «Глаз за глаз. Зуб за зуб». Вот уже он в темной подворотне так же всаживает нож другому мужчине. И еще раз, но другому, и еще раз и опять другому. Вот он несет мальчишку на руках к знакомой Песту лавке травницы. Дверь открывается с пинка, а хозяин тела кладет перед старухой мальчика и сухо говорит: «Вылечишь – оплачу. Помрет – зарежу!» Вот уже он бежит по узким улочкам днем. Вот за плечо хватает рука, и он наотмашь бьет ножом. Нож застревает в чем-то твердом, и хозяин тела достает второй. Перед ним стражник. Быстро обернувшись он видит за спиной второго. «Не возьмешь!» – кричит хозяин тела и бросается на стражника спереди. Видение заканчивается.

Пест стоял с широко раскрытыми глазами и глядел в пустоту. По щекам катились слезы, но Пест не шевелился минут десять.

– Стражников он убил. Детей с подворотни лечил, но и убивать горазд, – тихо произнес Пест.

– Приговор ты знаешь. За нападение на стражников и убийство – смерть через кандалы на площади позора. Там умирают не от позора, а от голода, – обратился Ратмир к Песту и выложил трехгранный кинжал на стол. Пест взглянул на Ратмира, затем на кинжал, а потом на бугая.

– Не писал я его родову летопись. И обрывать ее не буду, – нахмурившись произнес Пест. К столу он не подошел и кинжала в руки не взял. – Не мое то право…

– Ну, если так… – Ратмир сделал небольшое движение кистью. Кинжал сорвался со стола и стрелой метнулся к бугаю, вонзившись в переносицу. – На сегодня свободен. Оставь тут черта и иди по своим делам.

Пест хмуро кивнул и коротко позвал черта. Сам же он развернулся и постучал в дверь. Спустя несколько секунд замок снаружи лязгнул, и Пест вышел. Черт же по обыкновению шипел, пятившись к дверям.

– Не шипи! Разговор есть. – Ратмир рассматривал кинжал в переносице бугая. Не глядя на черта, он метнул в его сторону накопитель угольно-черного цвета. Черт внимательно проводил взглядом накопитель, перестав шипеть и пятиться. – Скажи-ка мне вот что. Тьме принадлежит мальчик?

– Нет. Не принадлежит, – несмело ответил черт. Он аккуратно, готовясь в любой миг отпрыгнуть назад, начал продвигаться к накопителю.

– Откуда знаешь? Метки на нем глядел?

– Нет. Он крови моей пил, еще когда я обычным чертом был, – ответил черт и ухватил руками накопитель, тут же отбежав на несколько шагов. Изо рта побежали слюни, но черт не торопился. Он все поглядывал на накопитель и на Ратмира. – Хворь его сильная взяла, и знак света был. Сука пернатая прибрать его хотела…

– Еще знаки были? – хмуро произнес Ратмир.

– Как не быть? Были. У него до сих пор под лопаткой стрела амурская. Упустил я его. Чуял, что затевают что-то, но не учуял где. Теперь все старается поближе к девке той подобраться.

– Что за девка?

– Баронесса Игрим. Девка-то красивая, да не по чину ему. Мало того света, маг. Чуял же, что к свету тянется…

– Нет его на стороне света, – оборвал болтовню черта Ратмир. После этих слов черт, словно громом пораженный, выронил изо рта накопитель, который хотел уже сожрать.

– Это как? Как так-то? – начал тараторить черт. – Это они его за так… без суда и слова единого…

– Рот закрой! – рявкнул Ратмир, а черт закрыл обеими руками свой рот, прервавшись на полуслове. Ратмир достал из кармана тканевой мешочек и кинул черту. – Это глаз демона серного. Что делать – знаешь, но если еще раз пропустишь этих – спрошу с тебя. Забирай гостинец и вали отсюда.

Черт быстро подхватил накопитель с пола и в один присест втянул в себя всю тьму из накопителя. Пустой, прозрачный кристалл он положил обратно на пол. Подхватив мешочек с пола, он стал постепенно растворяться в воздухе.

Ратмир продолжал рассматривать бугая, а потом обернулся и уставился на пустой накопитель.

– Не сожрал, – усмехнувшись, произнес он. – Культурный черт. Кому скажешь – не поверят…

В круглой комнате, на песке, облокотившись на стену, сидела пара юных учеников магов. Пест и Людвиг. Людвиг был именно тем магом-воздушником, который попытался потрогать пятак черта. Сейчас же они сидели на песке и негромко переговаривались.

– Ты на всю голову стукнутый! – говоря это, Людвиг смотрел на пальцы Песта, которые валялись по комнате то тут, то там. Людвиг сам их отрубил, когда Пест попросил его об этом. – Я сейчас реально верю, что мастера Ратмира на куски разрезали.

Пест не ответил. Он глубоко дышал и рассматривал подрагивающие руки с розовыми пальцами. Они тряслись мелкой дрожью, выдавая сильное магическое истощение.

– У тебя есть, что в брюхо кинуть? – спросил Пест Людвига. Тот отрицательно помотал головой. – У меня только это…

Пест вытащил из складок мантии черствую горбушку черного каравая. Надломив ее пополам, он протянул половину Людвигу.

– Людвиг, а ты из благородных?

– Можно и так сказать.

– Не бывает так! Ты либо благородной крови, либо нет.

– Ну вот смотри. Отец мой Граф Сыллестский, а мать простолюдинка. Отец меня бастардом признал и рыцарский титул пожаловал. Вот и думай. То ли благородный, то ли простолюдин зарвавшийся.

Пест нахмурился и оторвал взгляд от розовых пальцев.

– А как то по закону будет?

– По закону я считаюсь благородных кровей рыцарь. Мол, и родословная есть, и титул. Но титул не наследуемый, потому дети мои, коли появятся такие, будут простолюдинами. – Людвиг откусил черствую горбушку и вздохнул.

– Сложно у вас с кровями. Вроде бы есть, а вроде бы нет. – Пест почесал короткий ежик волос. – Условностей больно много раздули.

– Это у вас в деревне всем понятно, кто чей отец и кто кому должен.

– Никто у нас никому не должен! Все по правде делается.

– Это как по правде? По чьей правде?

– Так, это… – Пест смутился такой формулировке вопроса. – Вот родился пацаненок в семье. Имя ему дали и рядом с мамкой он до трех зим. В чьем доме появился он, того рода он будет. Даже ежели глава рода к нему отношения не имеет.

– Это мать его нагулять могла где попало, а отец один черт ребенка признавал? – с удивлением спросил Людвиг.

– Дурень ты, Людвиг, хоть и благородный! Где она его нагулять может? Три десятка дворов, и все друг друга в лицо как облупленных знают! – начал возмущаться Пест. – Бывает, что люд лихой в села заходит. Было такое, что мужичье подняли на шатуна медведя идти. Вот пока их не было, лихой люд и заскочил. Так, у Куприян трое дворовых чужой крови, но их рода.

– И что, вот так просто принимают и все?

– Да. Растет как все. Как третья зима прошла, не важно девка то аль мальчонок, всех учат по дому дела делать. К пятой зиме дитя умеет кашу и похлебку варить, штаны штопать, чтобы рваным не ходить, печь топить и дом убирать. К седьмой зиме дитя учат хлеб печь, ибо хлеб баловства не любит. К десяти годам дите могут одного оставить. До того оно все под надзором старшего делает. Снасти рыболовные плести аль лапти с бересты учат токмо ежели заслужил. То, что соседские дворовые делают, носить нельзя. Токмо то, что сам сделал.

– Странные у вас порядки.

– Странные аль нет, но у нас каждый, кого отроком назвали, семью в шесть голов прокормить может. Ежели случится что с главой рода, медведь задерет аль лихой люд в землю сложит, отрок будет семью кормить. Когда вырастает отрок и жинку ему глава выбирает – делает он дело родовое напоказ. Там совет родов и староста решает, что делать. Ежели любо он свое дело родовое делает – мужиком рода признают и невесту едут сватать.

– Что за дело родовое? – спросил Людвиг, хмурясь.

– Ну, есть у Дорожичей род кузнечий. Вот каждый отрок того рода должен такое выковать, чтобы все главы родовы и старшой села в один голос сказали: «Любо!» Токмо тогда его мужиком звать будут и дом всем родом, а то и селом ставить новый.

– И это у нас сложно? Да у вас там в селе совсем лес дремучий!

– Зато по правде! – обиженно ответил Пест. Он еще раз взглянул на свои пальцы, на которых красовалась уже совсем обычная кожа, и с грустью произнес: – Жалко муки костной и мяса не осталось. Так бы еще пару раз пальцы отрастил…

В комнате воцарилась тишина на целую минуту, которую прервал голос Людвига:

– Ты совсем на голову стукнутый!..

Пест брел по тоннелю, освещаемому небольшим магическим шариком, по колено в нечистотах. Он был одет в черный блестящий костюм, а на лице красовалась маска, по форме напоминающая изогнутый книзу птичий клюв.

– И угораздило же тебя у Люциуса на уроке срыгнуть! – с обидой произнес черт. Он плыл в нечистотах, рядом с Пестом. Иногда на спине, иногда брасом. Периодически он нырял в нечистоты, что-то доставал и вертел в руках. Итог всегда был один. Он выкидывал находку со словами «Дрянь!».

– Там так смертью по носу вдарило, что думал наизнанку вывернет! – начал оправдываться Пест. Голос из-под маски, закрывающей лицо, был приглушенный и нечеткий.

– А головушкой подумать, что труп поднятый по-другому пахнуть не может? Никак, да? – Черт снова достал какой-то комочек. Повертев его в руках, он засунул его в рот и принялся чавкать.

– Ты чего там ешь?

– Кусок мяса человечьего. Хрынь… Хрынь… Уже с мертвого срезанный, – прокомментировал черт. Он морщился, но продолжал жевать, затем проглотил.

– Ты когда человечину трупную жрать начал? Удумал чего? – Пест чуть не упал в нечистоты, запнувшись о какую-то корягу.

– Силу темную коплю, вот и скребу где могу. – Черт залез на человеческий череп, верхушка которого торчала из воды, и из пустоты достал тряпичный мешочек. – Смотри, что достал!

– Глаз демона серного! – удивленно проговорил Пест и уставился на серое глазное яблоко. – А чего себе не вставил?

– Так силы мало! Ежели силы мало у того, кто себе глаз демонический привить хочет, то сила с глазу того тебя поглотит и демону тому, что глаз дал, душу твою отдаст.

– Хм. И много надо?

– Да уж не сильно. С десяток накопителей будет точно. Я перестраховываюсь уж, но больно жить охота. – Черт задумчиво почесал лысую голову и поднял взгляд на Песта. Тот одевал повязку на глаза. – Ты опять? Не надоело тебе?

– Негоже душам за так по белому свету шататься, – ответил Пест, рассматривая мужчину. Тот сидел на поверхности нечистот и периодически икал. Пест сразу почувствовал запах алкоголя. Душа все время бормотала себе под нос, словно мантру: «Бухнули, зараза!.. Чтобы я еще раз эту бурду попробовал? Да не в жизнь!.. А тот кувшин не успел допить…» Сам мужик был худой и с серым оттенком кожи. Из одежды на нем была драная грязная рубаха и такие же штаны.

– Имя твое?.. Как звать? – начал допытывать его Пест.

– А? Ты кто?

– Как зовут тебя?..

Глаза мужика остекленели, и он снова уставился на свой череп.

– А тот кувшин допить не успел… – снова начал повторять свою мантру неизвестный мужик.

– Да брось ты! Ясно же! Сгнило тело давно. Не помнит он ни хрена! – буркнул черт. – Спроваживай его, да дальше пойдем. Время к обеду, а нам еще затор разбирать.

Пест вздохнул и полез в карман. Он достал маленький мешочек с солью и начал по крупинке сыпать ее на череп.

– Ни вины твоей нет, ни цели. Нет тебе места на этой стороне. Так Пест-ведун сказал! – Не досыпав щепотку соли, он заметил, что душа мужика растворилась и исчезла. Пест вздохнул и снял повязку.

– Пойдем, а то так и ужин Лютому сготовить не успеем. – Пест подхватил черта и усадил на левое плечо. – Черт, а ты расти будешь, если я тебя сильно силой кормить буду?

Черт нахмурил брови и подозрительно спросил:

– А чего это ты задумал?

– Так я думаю из тебя клячу ездовую сделать. Представляешь, я на черте в село приеду? – хохотнув, ответил мальчишка.

– Дурак ты, Пестушка, хоть и ведун! – сплюнув, ответил черт. – Ты бы у Ратмира выпросил, чтобы он тебя за горизонт шагать научил. Вот то – да! А ты? На черте кататься вздумал!

– Так мы с тобой читали «Основы телепортационной магии»! Ты помнишь, сколько там условий для портала? А силы сколько надо?

– Дважды дурень! Шаманы северные, по-твоему, что? С бумажкой сидят и графики чертят? А может, они силы такой, что в одного магистра Гвинейского скрутят? – начал давить черт на Песта. При этом он жутко злился на непонятливость парня. – Думай головой! Мы с тобой читали то, но прямо там слова не было!

Пест задумался и задумался крепко. Они прошли минут десять, когда Пест начал говорить:

– Шаманы северные то скорее всего через духов делают. Так, чтобы за них все дух сделал. Токмо так, наверное. По-другому не выходит. Силы для портала, что наши маги делают, у них не хватит. Высчитывать тра… траекторию, как наши маги – тоже не ученые.

Черт кивал рассуждениям Песта и вглядывался в темноту тоннеля, периодически поправляя его суждения.

– Считать они горазды! Они по звездам могут такого наговорить! А звезды считать надо уметь, чтобы точно было!

– Все равно. Наши маги порталы по-своему считают. Токмо мне какая с того польза? Как я ходить за горизонт научусь? Для того дух нужен!

– А я? Я чем хуже?

– Сквозь тьму не пойду! – отрезал Пест.

– Че тьма сразу? Не выживешь ты там! Нет там воздуха. Помрешь сразу.

– Ну, тогда ты, может, меня сквозь землю аль воду поведешь?

– Слабый я, чтобы там разгуливать.

– Ну, так и не болтай языком зря. Вон, дошли до завала. – Пест указал на вал из веток, человеческих тел и каких-то тряпок перед решеткой.

– Наказ Ратмира помнишь? – спросил черт, утерев морду кулаком. – «Касание вечности» ворожи.

– Может, сразу «Дыхание вечности» попробуем?

– Ага! Ты значится всю силу туда вбухаешь, а потом мордой в воду! А я потом рога с головы рви, как тебя держать, чтоб не утоп! – снова начал ворчать черт. – А то, что городничий с тебя плату за решетку вычтет, ты тоже не удумал?

– Не удумал… – вздохнув, произнес Пест. Он полез в карман за повязкой и, закрыв ею глаза, пошел ближе к завалу.

– Опять за свое! – возмутился черт, спрыгнувший с плеча в нечистоты.

Пест в это время уже расспрашивал четыре души, которые смог увидеть. Закончив за несколько минут, он подозвал черта, и они принялись вместе превращать завал в кучку пепла.

– Ты маленечко. Так, чтобы сначала часть ветки прахом пошла, – науськивал черт Песта.

– Дыхнули бы сразу и не мучились… – начал было Пест, но черт его перебил сердитым тоном.

– Контролю учиться как тогда? Помнишь у Фауста в труде читали? Иголочкой тонкой ковыряться в ране гнойной, чтобы всю грязь живую вычистить? Вот и пробуй – иглу создавай!

Пест поворчал, но уважение к труду Фауста Равновесного перевесило. Он принялся создавать самые маленькие заклинания «Касание вечности», на которое был способен…

В кухне харчевни Лютого была рабочая суета. На стальной плите стоял огромный чан с кипящей водой, но под самой плитой огонь не был разожжен. Он нагревался от магии Песта, который стоял перед столом, сложив руки в замок на груди, и хмуро смотрел на картофелину. Та вращалась на разделочной доске. При этом кожура сползала с нее, словно ее срезал невидимый нож. Когда последняя картофелина была почищена, он услышал стук в дверь со двора, а затем и ее скрип.

– Пест! Ты тут? – Услышал он голос Людвига. Того самого мага-воздушника, который пытался потрогать нос черта.

– Тут я! Не отвлекай, обожди немного… – Пест еще сильнее нахмурился, а его лицо покраснело. В это время все десять картофелин распались на мелкие кубики. – Здравь будь! Чего хотел?

– Тут такое дело… – начал Людвиг, оглядываясь по сторонам. – Я тут к одной служанке на пару стихов зашел…

– Ну?.. – поторопил Пест друга. – У меня работа стынет.

– Так… это… в общем не успел я в общежитие… – ответил вздохнувший маг.

– И правда. Стемнело уже совсем. Поди переночевать негде? – усмехнувшись, спросил Пест и тут же добавил, указывая на сложенный матрац на шкафу: – С хозяином договорюсь, но у меня только топчан с соломой. Условия не для благородных.

– Ничего! Я и на сеновале спал, – ответил вмиг повеселевший Людвиг. Он достал матрас и расстелил его в закутке, возле корзин с продуктами. – А ты чем занят?

– Тренируюсь, ну и работаю заодно. – Пест отвернулся к столу и принялся чистить морковь. Тем же способом, что и картофель. – Мне учитель задание выдал. «Ветряное лезвие» сотню раз сделать. А у меня ворожбы запас, что кот наплакал. Вот и тренируюсь их делать с три пальца размером.

– Ну, и какой прок с такого лезвия? – удивленно спросил Людвиг, уже скинув сапоги и развалившись на матраце.

– Еще не вразумил, но ежели учитель сказал сделать, то я сделаю, – флегматично ответил Пест, разрезая морковь воздушными лезвиями на множество тонких колец. – Уменье и знания лишними не бывают. Они токмо часа своего ждут. Даже ежели бесполезные совсем.

Пест подхватил маленьким воздушным вихрем морковь и перенес на сковороду, на которой уже вовсю жарились нарезанные кольца лука. Далее он создал небольшой вихрь над раскрытым мешком с мукой. Вихрь тут же окрасился в белоснежный цвет. Пест максимально сосредоточился, чтобы удержать вихрь ровным и не раскидать вихрем всю муку по кухне. Лицо его раскраснелось, и на нем выступили капли пота.

Спустя полминуты неторопливого продвижения вихря он расположил его по центру стола. Потихоньку спадая и ослабевая, он совсем исчез, оставив горку муки с углублением посередине. Пест глубоко вздохнул, переводя дух.

– Это было потрясающе! Как ты это сделал? – Людвиг приподнялся с матраса, пока разглядывал вихрь Песта.

– Сначала вихрь очень маленький над мешком создал, а затем лучи плетения свободные внутрь замкнул. Потому вихрь на себя ничего не тянул. Это не сложно, но двигать такое плетение… – Пест еще раз глубоко вздохнул и, улыбнувшись, продолжил: – Я, когда начинал, пару раз всю кухню от муки оттирал. Еще и нагоняй от хозяина получил. Он мне в ту неделю ни гроша не заплатил.

– А что? Собрать обратно не смог воздухом? – спросил Людвиг.

– Не, не сдюжил. Еще больший бардак вышел.

– Я вот в десяток метров вихрь поднимаю! – похвастался Людвиг своим достижением.

– Ага. Видел я тебя после того вихря. Кулем на земле потом лежишь. А что толку? Бери тебя потом тепленьким! – усмехнулся мальчишка, доставая из корзины яйцо и разбивая его в кучку муки. Добавив немного воды в эту же горку, он начал замешивать тесто.

– Ну, я же еще учусь, – смущенно ответил Людвиг. Наблюдая за усердным замешиванием тест, он спросил. – Пест, а ты чего кулаками воздушными об доску тесто не месишь?

– Тесто – это ж хлеб почти. А хлеб не для баловства и не для учебы, – ответил Пест, через плечо взглянув на Людвига. Взгляд был хмурым, словно на младшую сестру смотрел, которая очередную глупость спросила. – Хлеб, он теплые людские руки любит. Негоже с хлебом играть.

– Говоришь как моя нянька, – обидчиво бросил в ответ Людвиг.

– Хорошая у тебя нянька. – Пест разделил тесто на две половины. Одну он смял в аккуратный шар и положил в сковороду без ручки, а другую принялся раскатывать в блин. Раскатав тоненький блин, стал нарезать тонкие полоски и складывать кучкой рядом.

– А ты что готовишь-то?

– Похлебку куриную с лапшой.

– Кстати, я не заметил дров. У тебя в печи саламандра огненная живет?

– Нет. Я сам грею котел и сковороду. Сейчас поджарка дойдет, и я начну печь нагревать для хлеба.

– Погоди-ка… Ты, когда тут вихри делал, тоже грел котел и сковороду?

– Да, – пожав плечами, ответил Пест. – Глаза прикрой, а то выскочат. Это сначала кажется сложным. Поначалу только греть мог. Со временем приноравливаешься.

– Ты, наверное, технику особую используешь?

– Ага! Как же! – хохотнул Пест. – Мой-то учитель знает такую технику. Не вышло?

– Плеть! Вышло?

– Тоже плеть, чтобы еще лучше вышло. Тут дело знамо в чем. Хошь не хошь, а за десятину месяцев наловчишься с десяток ворожбы плетений враз держать.

– Слушай, а ты своим письмо не писал? – спохватившись, начал Людвиг.

– Нет еще. Каравана с востока не было, чтобы весть или птицу передать, – с тоской произнес Пест. – Удумал чего, поди?

– Ага. Я тут на лекции магии жизни был.

– Чего ты там делал? Ты ж воздушник!

– Так там баронесса Улрист учится. Та, что рыжая такая. С во-о-от такой грудью и вот таким задом… – начал объяснять воздушник, при этом показывая.

– Ну? Ты про лекцию!

– А… Так вот! Там про лекцию разговор пошел. И значится, вывели умельцы наши птицу, которая адресата по аурному следу ищет…

– Мне проще черта послать. Токмо силы ему скопить придется порядком. А трактат тот я читал. Столько на птицу ту дорогущих ингредиентов извели, что она и за сто лет их не окупит. – Сразу после этих слов Людвиг сразу как-то сник.

– Ну, не вешай нос! Мы с мастером Ратмиром над стихией думаем, чтобы порталам меня учить. Нужно, чтобы меня стихия не выталкивала…

– Ага. Чтобы универсала стихия приняла? Держи карман шире! – развеселился Людвиг.

– Ну, пока определились, что огонь, вода и земля меня точно не принимают. Остальное еще не пробовали. – Пест почесал макушку и спохватился. Он ухватил деревянную лопатку и принялся помешивать поджарку. Перемешав ее, закинул в котел, где варилась курица. Далее он начал высыпать лапшу в чан с курицей, продолжая объяснять: – Будем ветра стихию пробовать. Не примет, значит, в полустихии пробовать будем. Что-нибудь, да подвернется.

Людвиг не ответил, а лишь усмехнулся. Он разлегся на матраце и уставился в потолок.

– Пест!

– Чего? – Пест ухватом ставил в печь сковороду с огромным караваем хлеба.

– Ты самый странный маг, которого я видел.

– Ты себя бы видел. Мой черт до того тебя боится, что когда ты рядом, выходить не хочет. По углам как крыс хоронится, а он у меня уже демон, хоть и мелкий.

Людвиг заулыбался, вспоминая их первую встречу.

– А пятак так и не потрогал, – с улыбкой произнес он.

– Ага. Я так вразумею, что он специально его иссушил, чтобы ты его за нос не таскал, – так же с улыбкой ответил Пест.

– Слушай, а ты на каникулах что делать будешь?

– Ну, Ратмир слово дал, что как второй круг войны сдам, так мне вольная аж до урожая будет. Вот я и думаю, что домой ворочусь.

– И что ты делать дома будешь?

– Как вернусь, первым делом на кладбище пойду, к предкам на поклон.

– А потом? – Людвиг не опускал взгляда с потолка, а Пест в это время налил в маленькую, неглубокую чашку молока и накрошил в нее мелких кусочков черствого хлеба. Он поставил блюдце в угол и принялся что-то нашептывать.

– Дела найдутся. Духов всех надо обойти, что селу нашему службу служат, посев проверить, чтобы болезнь какая урожай не побила. К соседям на поклон сходить надо да слово свое сдержать. Еще надо мне хлопушек как-то сделать, чтобы села наши люд лихой гонять могли… Ну, Лукаша! Выходь уже! Не чурайся – это друг мой!

Людвиг повернулся на бок и с задумчивым видом уставился на Песта, сидящего в углу на корточках.

– Ты с кем там разговариваешь?

– Да домовой местный. Запуганный… страсть! Он с самого основания дома тут живет.

Из тени угла показалось маленькое лохматое существо. Людвиг всмотрелся в него и заметил маленькие ручки и босые ножки. Среди волос стали заметны маленькие черные глазки и улыбающийся рот, полный мельчайших острых зубов. Слипшиеся космы головы вперемешку с волосами бороды создавали впечатление сплошного комка. – Кушай, не боись. Не тронет тебя он! Слово даю!

– Настоящий домовой! – Людвиг аж подпрыгнул с матраца. – А они все так выглядят?

– Нет. Этот совсем запущенный. Слабый и нелюдимый. Не кормили его, совета не спрашивали и добром не поминали. Вот и одичал совсем. Видишь зубы острые?

Домовенок вылавливал кусочки хлеба в молоке и запихивал в рот, при этом урчал, словно кошка, которую гладили. – Это он с голодухи мышей да крыс есть начал. Плохой знак. В духа злого обратиться мог.

– Ну, подумаешь! Духи они же слабые…

– Такие слабые, что тридцать лет с шаманами северными воевали, пока на мир не сошлись, – язвительно заметил Пест. – А шаманы северные сами ворожить толком и не умеют. Все через духов делают. Некоторых духов наши маги элементалями кличут.

– Я как-то и не задумывался об этом… – задумчиво произнес Людвиг. – А тебя кто-то учил им приказывать?

– Нельзя духу приказывать. Не будет толку с того. С духом договориться можно, если сил хватит и ума. Тогда он с тобой будет торг вести. Обманывать не будешь, и он справно дело делать будет. Не то что у магов элементали. Те лишнего шагу не ступят без слова хозяйского.

– Пест-ведун! – прошептало волосатое существо. – Есть у меня знание!

Людвиг замер, когда услышал хриплый шепот существа, а Пест сел прямо на пол перед домовым.

– Что за знание и что хочешь за то?

– Обувку и штаны хочу, а знание… есть одна полустихия, как ее маги теперешние кличут, что тебя примет. Любого она примет, да вот не любят ее маги теперешние, и к тьме она клонит, – шепотом пояснял домовенок. – Торг?

Пест задумался на несколько секунд, но согласился.

– Торг, но с условием. Обувка и штаны к утру будут. Из мешковины штаны шить буду, а обувка – с коры лапти.

Домовенок кивнул и принялся рассказывать.

– Есть полустихия, ее ваши маги Тенью кличут. Маги ваши не любят ее зело, ибо нет в ней счету. Не могут они свои порталы в тени строить. В тени нашего брата много ходит, и чужих мы не любим. Ежели чужого углядим – сразу пути путать начинаем. А те, кто ведуньего слова не имеет, все за чужих в тени. Таково мое знание! – Домовой пару раз моргнул глазами-бусинками, развернулся и пошел в угол, растаяв в его тени.

– Я не понял. Это он тебе в тень соваться предлагает? – переспросил Песта Людвиг. – Это же бред чистой воды! Просчитать тень невозможно, да и опасно! Там такие твари водятся, что сожрать могут на раз.

– Чтобы по теням ходить, надо ведуном быть. Тогда они за своего принимают, – пробурчал себе под нос Пест. – Я так вразумил. Ратмир мастер за то знать должен…

Пест шел след в след за Ратмиром. Они спускались в подвал, в специально отведенную комнату для практических занятий. В руке Пест сжимал небольшой мешочек из мешковины.

Они вошли в круглую комнату с песком на полу. В комнате их уже ждал насупившийся старичок, опирающийся на витиеватый посох.

– Ну? – спросил он, завидев Ратмира.

– Доставай! – скомандовал Ратмир, обращаясь к Песту. Мальчик полез в мешочек и вытащил оттуда обычный небольшой гвоздь. С первого взгляда можно было и не заметить слабое красноватое свечение, исходящее от гвоздя.

Пест, зажав гвоздь между пальцами, метнул его в дальний угол комнаты. Тут же прозвучал сильный хлопок и по глазам ударила вспышка света.

– И? Ратмир, я тебя не узнаю! – начал ворчать старичок. – Только из моего уважения к тебе я притащился сюда, а ты мне хлопушку показать решил?

– Дело не в хлопушке, а в том, кто и как ее сделал. – Ратмир указал взглядом на Песта, который стоял рядом. Старичок взглянул на мальчика и вопросительно приподнял бровь.

– Гвоздь обычный взял да вываривал его в смеси гремучей, – начал рассказывать Пест, дождавшись кивка Ратмира. – После того гвоздь от удара хлопать стал. Правда, та ворожба токмо полдня держалась. Я, значится, после того начал в гвоздь света ворожбу совать, но не пошло у меня. Не хотел свет в гвоздь заходить. Я тогда на поклон к библиотекарю пошел, а он мне трактат «О взаимодействии магии света с материей» выдал. Там и вычитал я света ритуал «Малого благословления металла».

– Почему средний не провел? – заинтересованно спросил старичок.

– Средний, он уж больно сильно ворожбу света наводит. Так наводит, что другую ворожбу напрочь стирает. А мне надо было, чтобы гвоздь и хлопнул, и светом по глазам вдарил.

– Ну и с какой целью вы, юноша, сделали эту хлопушку? – пожевав губами, спросил старичок.

– Так сам я с вольных земель, что на востоке. У нас ворожба в диковинку. Вот для сел родных гвоздь удумал. Ежели люд лихой придет аль зверь ворожбой не пачканный, то такую хлопушку на стрелу повязать надобно. – Пест немного смущался, показывая высыпанные на ладонь гвозди. Они были немного кривые и местами помятые. С первого взгляда стало понятно, что гвозди уже были в употреблении. – А когда вражина сунется, то под ноги стрелу пустить. Народ у нас не балованный и мигом разбежится.

– Забавно… – улыбнулся старичок. – Такой гвоздь дольше месяца не продержится. Свет вообще не очень хорошо в металле удерживается, но вы не учли рассеивания и формы. Форма, в случае, если вы в готовый предмет вносите благословление, имеет очень большое значение. И форма кривого гвоздя… хуже не придумаешь. Плетение статичности магии света, я так понимаю, вы тоже не знаете…

– Уважаемый Дакрит, я прошу взять моего ученика в обучение. Ваш предмет будет как вторая специальность, – прервал разбор полетов старичка Ратмир. Мастер Дакрит умолк на полуслове и взглянул с прищуром на Песта. Покопавшись в складках мантии, он достал монокль с витиеватой резьбой. Взглянув на мальчика через него, он выдал свой вердикт:

– Ратмир, видишь ли… Я не брал универсалов в обучение. Слишком слабое проявление стихий… – Старичок пожевал губами и, словно извиняясь, добавил: – Мальчик прямой, как луч, и изысканными решениями не балуется. Я не сделаю из него мастера-артефактора…

– В этом нет необходимости. После обучения он вернется в свою деревню. Он наместный маг вольных земель на востоке.

После этих слов брови старичка поднялись вверх.

– Я думал, ты только для армии готовишь…

– Не моя инициатива, – отрезал Ратмир. – Возьмете мальчишку в обучение? Артефактам высшего круга учить его смысла нет. Зачем они ему в деревне? Да и материалов не найдет, но вот разнообразию подхода… Тут только вы его обучить можете. Сами понимаете, что ни адамантия, ни костей дракона там не сыщешь. Вот и придется ему с подручными материалами возиться.

– Ну… только из уважения к вам, Ратмир, – вздохнув, ответил Дакрит и обратился уже к Песту: – А вы, молодой человек, послезавтра с утра ко мне в лабораторию. И будьте добры тщательно изучить трактат «Основы взаимодействия стихий и материи», а я с вашего позволения, мастер Ратмир, займусь насущными делами.

Не дождавшись ответа Ратмира, старичок развернулся и пошел в сторону выхода. Ратмир вздохнул и произнес, глядя ему в спину:

– Вот не поверишь, но он единственный, кого я не смог запугать.

От этих слов Пест нахмурился и взглянул в глаза учителю, что делал довольно редко.

– Как запугать?.. Зачем?.. – удивленно спросил Пест.

– А ты, наверное, думал, я любого декана на дуэли по арене размажу? – усмехнулся Ратмир. – В лучшем случае я умудрюсь сбежать по-тихому. В бою, если столкнемся, может, чего и сделаю, а на дуэли без шансов. Меня даже декан жизни в блин раскатает. На голой силе.

– Как же так?.. Поди, то, что про тебя учителя судачат – басня? – растерянно спросил Пест. – И не рвали тебя в клочья, и не ходил ты по демонской стороне…

– Не басни. Правду говорят, но ты, Пест, всю ерунду про честную битву из головы выбрось. Я выживал везде, чаще сталью победу добывал, чем магией. Это в бою можно из тени нож метнуть, так, чтобы магу в голову пришел. Можно со спины напасть, чтобы пару секунд выиграть. А на дуэли… нет там нашего преимущества. Могут просто силой в пепел обратить. Усек?

Пест уставился в песок комнаты и кивнул.

– Усек… Мастер Ратмир. Я за порталы знание нашел, – неуверенно произнес он.

– Выкладывай, что придумал?

– С другом Людвигом мы спор затеяли, и вот, что в споре, сам того не ведая, надумал. Шаманы северные, они ж ворожить и не умеют толком. Все через духов делают. Так и за горизонт шагают с духами. Они их по стихиям водят.

Ратмир улыбался и кивал рассуждениям Песта.

– Вот и я думаю, может, и мне с духом по стихии ходить.

– Неужто думать начал сам? – усмехнулся Ратмир. – Про духа ты верно говоришь, и у тебя демон младший есть. Он тебя водить сможет, но в тьме ты не выживешь. Там только тьмой отмеченные ходить могут. Посему вариант отпадает…

– Мастер Ратмир! Есть одна полустихия, где я ходить смогу с хранителем моим, – Пест перебил учителя, и тот нахмурился, но когда до него дошел смысл сказанного, брови поползли вверх.

– Ну?

– Тень…

– Сожрут тебя духи. Там каждой твари по паре. Не хватит у тебя сил, чтобы защиту от них удержать, – тут же оборвал его Ратмир, но Пест продолжил пояснять:

– Я ведун названный, за мной слово Акилуры, ведьмы и ведуньи признанной. Меня дух леса, дух полей наших, речной дух и дух ветра, что над нашими землями носится, признали. Домовой, что в портовой таверне Лютого живет, тоже признал. Не тронут они меня, дядька Ратмир.

– Ведун!.. Хех! – усмехнулся Ратмир и с ехидной интонацией спросил: – Если ведун ты, то скажи мне вот что. Есть в этой комнате духи?

– Есть! Как не быть? Токмо откликается мне песчаный дух. Остальные еще малые и неразумные.

– Ну зови, кого сможешь! – Ратмир сложил руки в замок на груди и стал ожидать действий от Песта.

– Нргал, дружочек! Прими пирожочек!.. – приговаривал Пест, ползая по песку на коленях. Остановившись, он сел на колени и достал из-за пояса камень-накопитель коричневого цвета. Положив его перед собой, Пест начал ритмично бить ладонями по песку. – Выходи танцевать, Нргал!

Минуту ничего не происходило, но вот камень с силой земли начал тускнеть, а затем и совсем стал прозрачным. Сразу после этого то тут, то там в воздух начали взмывать фонтаны песка причудливой формы. Спустя пару минут действие закончилось, а Пест, улыбаясь, обернулся к хмурому Ратмиру.

– Я с песочными духами шашни не водил раньше. Они хоть и родня земляным, но не такие тугие на разговор. – Пест встал и отряхнул мантию, улыбаясь до ушей. – А этот всегда рад поиграть, словно дите малое.

– А я все думаю, в чем же ты мастак, – продолжая хмуриться, произнес Ратмир. – Не бывает такого, чтобы не было крепкой стороны у мага… Только, что делать с твоей сильной стороной, ума не приложу.

– А что тут делать надо? Я ведун и право торга с духами имею, – ухмыльнулся Пест Ратмиру. Тот вздохнул и удрученным тоном скомандовал:

– Ладно. Свяжусь со знакомыми шаманами. Может, подскажут чего-нибудь, а пока… – Ратмир слегка шевельнул рукой, и средний палец Песта оказался на полу. С кисти ручьем потекла кровь, но буквально через пару секунд остановилась. Пест сжав зубы так, что скулы вздулись, принялся за самолечение. – Домашнее задание! У тебя десять минут на новый палец! Время пошло…

В небольшой аудитории, больше похожей на оранжерею, перед группой молодых магов жизни выступал немолодой мужчина с взлохмаченной головой. Его мантия также была зеленой, а глаза мечтательно закатывались. Он стоял перед столом, на котором разместились двадцать четыре цветка в горшочках. Цветы настолько бледные, что даже листья казались полупрозрачными.

– И вот тут мы подходим к главному вопросу современной науки, изучающей влияние магического фона на живые организмы! Вам всем уже известно, что в местах естественного выброса силы мы можем наблюдать растения, которые мы не встретим больше нигде. – Лектор пожевал губами, подбирая слова. – К примеру, та же «Лиана Саламандры». Растение не особо выдающееся, но встречающееся исключительно в местах выброса силы огня. Не горит, не гниет, не растягивается и используется как отличный, магически устойчивый канат или веревка, но нас интересует не это. В этом растении нас интересует вот что.

Лектор промочил горло водой, которую выпил из конусоподобного листа какого-то растения.

– Нас интересует именно растение. Без магического фона, без подпитки стихии. Экспериментально мы уже давно доказали, что такие растения не способны выжить в естественной среде без магической подпитки. Вы понимаете? ВНЕ стихии! Такие растения НЕ жизнеспособны! – Лектор периодически выделял интонацией и громкостью ключевые слова. – Мы пока что так и не разобрались, в чем тут дело, но подходим к ключевым моментам. Углубляясь в познание живого, мы все чаще подходим к подтверждению теории «Равновесия стихий» Фауста Равновесного. – Преподаватель поднял взгляд от бледных растений на столе и оглядел хмурящихся учеников. – Неожиданно, правда? Но тем не менее столичная кафедра магии жизни уже доказала: «В любой жизни теплится смерть. Любая жизнь несет в себе стихию огня, воды, земли и воздуха». И это, юные маги, доказанный теоретически и практически факт. Из этого мы можем сделать ошеломляющий вывод!

Преподаватель оперся руками в стол и наклонился вперед, громко шепча, словно открывал великую тайну мироздания.

– Стихия жизни… вторична! – Он оскалился какой-то хищной улыбкой и еще раз повторил: – Жизнь вторична, просто потому, что основана на шести первостихиях и не может без них существовать никак!.. То же утверждение верно и для стихии смерти…

Преподаватель театрально поднял руки и начал неспешно хлопать в ладоши.

– И я предлагаю вам похлопать в ладоши непревзойдённому Фаусту Равновесному! Его постулат об антагонизме стихий опять получил подтверждение и столб нерушимых доказательств! – После наигранного представления он вздохнул и вернул взгляд на бледные растения перед собой. – Вернемся к нашим саламандрам… Вернее к Сиалле Хамелионной. Это растение выделяется тем, что не имеет привязки к определенной стихии. Оно может произрастать в местах выброса силы любой первоначальной стихии. Окрашивается соответственно. И листья, и непосредственно цветок. Ваше же задание будет таковым. За десять дней каждый из вас должен предоставить мне горшок с этим весьма забавным, но крайне бесполезным растением, окрашенным в любую стихию.

Ученики недовольно загомонили, но преподаватель их пресёк повышенным тоном.

– Если вы думаете, что я спустил вам зачет по трансформации магии жизни в другие стихии – ЗРЯ! Если среди вас найдется идиот, попробующий попросту накачать растение магией жизни или смерти, – НОВОЕ РАСТЕНИЕ БУДЕТ ПОКУПАТЬ ЗА СВОИ ДЕНЬГИ!

Преподаватель еще раз оглядел загалдевшую толпу и с улыбкой добавил:

– На этом я вас больше не задерживаю! Растения вы можете взять на столе. – Он указал рукой на стол перед собой и, сложив руки на груди, начал наблюдать, как ученики гомонящей толпой потянулись к столу за Сиаллой Хамелионной.

Когда ученики освободили стол, на нем осталось несколько растений. Преподаватель не стал их убирать. Он заметил копошащегося в земле паренька. Его рубаха была вымазана черноземом, а совсем рядом стояла телега с чем-то серо-коричневым. По запаху, который ударил в нос, когда он подошел к парню, можно было понять, что в тележке был навоз.

– Здравия вам, Киаст! – Паренек изобразил стандартный поклон ученика учителю. Преподаватель нахмурился.

– Вы, молодой человек, не являетесь магом, а значит, не можете использовать подобные поклоны, – раздраженно дернув щекой, ответил преподаватель, которого назвали Киаст.

– Прошу прощения, но я являюсь учеником. – Парень подхватил мешок, валявшийся около телеги, и достал оттуда мантию ученика Академии магов. – Не серчайте, что не по форме. Боязно было в навозе испачкать, пока с рассадой маялся.

– Я периодически наблюдаю вас тут уже несколько месяцев. До сегодняшнего дня я думал, что вы наемный простолюдин. С какого вы факультета? – недоверчиво спросил Киаст.

– Так знамо с какого… универсал я. Пестом зовут. – Паренек почесал запястьем короткий ежик волос и добавил: – Я к вам на лекции хожу, ну и попутно рассадой занимаюсь. А рассада, так деньгу мне платят, чтобы я все как положено рассаживал.

Киаст продолжал хмуриться, и паренек затараторил:

– Я все, как вы говорили, делаю! Пикировку рассады, семена в пентаграмме проращиваю. Я ваши лекции за магические растения слово в слово писал!

– Я вижу… вижу, что вы справляетесь, и даже рад, что вы не чураетесь грязной работы, но… – Киаст пожевал губами, подбирая слова. – Но вы должны понимать, что это не принято.

– Что не принято? – Тут уже начал хмуриться Пест.

– Это грязная работа, и ей занимаются простолюдины. Вы маг как-никак!

– А что плохого в том, что я сам работу делаю? Может, указ есть аль закон какой государя славной Гвинеи, что магу ковыряться в земле и навозе запрещает?

– Нет, официально такого закона нет, но…

– А раз нет, то не вижу я вины своей в том, чтобы дело самому делать. Не ученый я, чтобы за мной портки стирали да кашу в рот мой за меня клали… – Пест развернулся и продолжил копаться в растениях, при этом продолжал говорить: – Я в селе вырос, и у нас каждый делать должен уметь то, что остальные делают. А ваши лекции, хоть и ума несут много… но порою уж совсем как для детей малых.

– Это в чем же мои лекции «как для детей малых»??? – Тут же подобрался Киаст. Он начал злиться. Об этом свидетельствовали руки, сложенные в замок на груди, и раздувшиеся ноздри.

– Далеко ходить не надо. Вот сегодня вы про ворожбу жизни и смерти говорили. – Пест взял очередной росток из крупного корыта и посадил его в отдельный горшок. – Это ж любой знахарке и любому ведуну, которых маги городские не признают, известно. И тут даже сильно бойким на ум быть не нужно.

Пест обернулся к Киасту и взглянул ему в глаза. Взгляд был очень выразительный. Словно он не на учителя смотрел, а на младшего дворового мальчишку.

– Огня стихия, она тепло дает. Сможет в леднике выжить что-то? Вода она везде есть. Без нее жизни тоже нет. Холмы из песка на юге тому пример. – Пест усмехнулся, глядя на хмурящегося учителя, и продолжил: – Все, что живое – все дышит воздухом. Потому и без воздуха стихии никак. А с землицы толк прямой. Все, что живое и руками пощупать можно – все основу свою из земли берет. И кость человечья, и хрящ тому пример.

– Это не имеет под собой научного обоснования! – возмутился Киаст.

– А ведунам и знахаркам сельским, чтобы врачевать да с духами торг вести, обоснования не нужны. – Пест уже злобно улыбался, видя растерянность учителя. Он немного наигранно покачал головой и продолжил: – Столько биться и сил тратить, чтобы постулат природный доказать… Как жизнь и смерть несвязанными могут быть? Как может умереть то, что живым никогда не было? Как может жить то, что никогда не умрет?

– Ты не понимаешь! Всему, что мы делаем, должно быть научное, доказанное обоснование!..

– Нет. Это вы, уважаемый Киаст, не понимаете. – Пест закончил с пересадкой и поднялся, отряхивая штаны. – Сельские ведуны да знахарки с вами, магами благородными, под одним государем ходят, да живут на разных берегах одной реки. Там, дома, у меня люд живет немалый. Урожаи бережет да от твари какой, ворожбой пачканной, или люда лихого защититься пытается. И ни ворожбы не умеет, ни воев искусных не имеет. А вы? Вы горы свернуть можете, ежели договоритесь и вместе возьметесь! И урожаи на землице сделать два раза в год, и тварь ворожбой пачканную извести, и люд лихой вывести с корнем… А вместо того вы в городище сидите и нос наружу не кажете. Природы постулаты доказываете. Вот вы маг ученый, а может, скажете мне, как поле поднять? Так, чтобы на следующий год на нем рожь аль пшеница добрая взошла?

– Ритуал «Плодородия»…

– Для ритуала «Плодородия» нужна древесина Мальтовская, чтобы побег годный взошел, и четыре серебряных кольца в локоть шириной, для рисунка жизни под ним на землице сырой. А сколько стоит это, не знаете? – Пест своими словами перебил учителя. Он с прищуром ждал ответа от преподавателя. – Так я вам скажу. Восемь золотых. А с поля, на которое этот ритуал рассчитан, дай единый, два десятка серебрушек заработать можно. И то, ежели себе не оставлять и на посев не откладывать. Силы ритуалу хватит на пять урожаев. Итого, с этого ритуала, ежели портки без сносу, можно золотой поднять. Ну? Кому такой ритуал нужен?

Пест принялся собирать мелкие лопатки, тяпки и серебряные прутики, которыми рыхлил землю у особых растений, в ведерко. Подхватив тележку, он опять начал спрашивать Киаста:

– И кому ваша ворожба нужна? Только меж друг другом кичиться. До простого люду, что вас кормит, дела никому нет. Токмо вояк простой люд знает от того, что нет-нет, да звать приходится. Да коль война, так только вояки и ворожат.

Учитель стоял сам не свой от слов паренька лет четырнадцати. Всю жизнь, с момента, как его мать отдала его в академию, преуспевающий маг жизни считал, что нет полезнее для народа государства Гвинеи призвания… А тут носом в грязь…

– Таких заклинаний никто и никогда не старался сделать…

– Слышите вы меня, уважаемый Киаст, да не слушаете. Не надобно это никому. Зачем поля поднимать, когда в городище за полгроша ломаного каравай взять можно? Маг имеет права благородного, токмо детям своим передать их не может. В навозе не копался он, землицу руками не рыл, еды в лесу не искал. Не положено ему. Кто поедет в село, чтобы с них спрос был? Надо им чаво аль не надо? Как да насколько? Оно вам зачем? – Пест развернулся и пошел с тележкой к выходу. Через плечо он бросил: – Три зимы назад неурожай был. Много, где поля побило напрочь. Знали вы за то, уважаемый Киаст? Нет? А я тогда лепехи всю зиму ел из коры еловой да шишек сосновых. Горькие они, но пшеницы было только на посев. Так и жили с лесу по ветке да с речки по рыбке. Хорошо, хоть ведунья была. А в дальних деревнях, где ведуна нет, что южнее наших сел, люд с голодухи мер…

Пест уже не останавливался, оставив мага жизни со стажем в несколько десятилетий с хмурым лицом и в глубокой задумчивости.

Пест сидел в лаборатории кафедры артефакторики и… прял пряжу. Пальцы размеренно скользили по нитке, при этом светясь едва заметным белым светом. Сама нить была золотого цвета, но, выходя из-под пальцев мальчика, она начинала едва заметно искриться.

Рядом с ним стояли пара учеников с кафедры артефакторики и, хлопая глазами, наблюдали за ним.

– Тебя этому учили где-то? – спросил один из них.

– У нас всех девок учат. Меня тоже учили. Много чему учили… – Пест размеренно водил пальцами по нитке, стараясь сделать ее ровной. – А как магию вплетать в нитку – нам лекции мастер Дакрит читал.

– А что за шерсть? Определить можешь? – спросил тот, что был слева и которого Пест окрестил второй.

– С золотой овцы, но намешана с волосом тварюки какой-то. – Пожал плечами Пест. – Золотой овцы шерсть не такая. Я уж ее напрял восемь мотков.

– Кинул торгаш! – ухмыльнувшись, произнес первый ученик. Он стоял справа от Песта. – Товар завалялся!.. Не берет никто… Шерсть чистая! Сдадим практику – пойдем к нему, разберемся, отчего у него никто не брал ее!

– Для дела шерсть сойдет, но она к свету тяготеет. Что уж там наплели не знаю, но намешана шерсть твари, к свету тяготеющей. Чистая шерсть с овцы золотой для магии нейтральна. Не тяготеет она ни к свету, ни к тьме. – Пест пожал плечами, а два парня покивали головой в знак согласия.

– Слушай, а если драконий подшерсток в нитку свить… – задумчиво произнес второй. – Ну, северного дракона… как их… Ледяные которые?

– Видел я тот подшерсток. – Пест хмыкнул, вспоминая мех ледяного дракона, который ему показывал и даже дал потрогать мастер Дакрит. От своего занятия он не отрывался. – Там шерсти не выйдет. Больно волос грубый. Только войлок катать.

– Что катать?

– Войлок.

– Это что? – с удивлением спросил второй ученик.

– Валенок не носили, что ли? – Брови Песта поползли вверх от удивления.

– Погоди! – вмешался первый ученик. – Это те серые сапоги, что простолюдины зимой носят!

Точно!

– Ну и зачем нам валенки? Вот если бы с того подшерстка рубаху или плащ…

– Ну, войлок, он форму держит, так что под доспех кожаный или стальной можно основу сделать, – вклинился Пест в размышления двух учеников. – Правда, жарко от него летом будет.

– Так! Стоп! Объясни нормально. Ты же говорил про валенки!

– Валенки – это обувка, которую из войлока делают. А сам войлок можно и прямым сделать, и косым, и круглым. Смотря как катать. – Пест пожал плечами и взглянул на опустевшую прялку. Он начал сматывать нить, которая лежала у его ног, в клубок. – Еще и пробовать надо. Ледяного дракона подшерсток с золотом на вес идут. Больно дорого пробовать будет. Вдруг не выйдет?

Пест протянул клубок парням, на вид которым было лет по шестнадцать. Те приняли клубок и начали шариться по мантиям.

– Мы это… с деньгами туго. Сам понимаешь. – Пожал плечами первый и протянул серебрушку Песту.

Когда Пест увидел протянутую ему серебрушку, то сглотнул, а брови поползли вверх.

– Устроит?

– Устроит! – ответил Пест и тут же ухватил серебрушку. Затолкав ее поглубже в складки мантии, он кивнул двум парням. – Ежели надо чего будет, мастеру Дакриту скажите. Я его предупрежу.

– Договорились!.. – кивнул первый, и они направились к выходу. Клубок первый убрал в складки мантии. При этом они яростно о чем-то перешептывались. Пест проводил их задумчивым взглядом. Он еще раз достал серебрушку и попробовал ее на зуб, покрутил в руках и отправил обратно в складки мантии.

Поднявшись, Пест направился к мастеру Дакриту. Подойдя к нему, он дождался, пока мастер заметит его и отвлечется от странного артефакта, напоминающего мутную сферу, поклонился и положил серебрушку на стол мастера. Тот посмотрел на серебрушку и поднял взгляд на Песта.

– Что это? – Брови старичка начали сдвигаться.

– Это серебрушка, которую мне заплатили за то, что я шерсть золотой овцы по уму сделал для магов с земляного факультета. Они какой-то артефакт удумали.

– И зачем ты положил перед мной?

– Читал я «Правила оказания магических услуг» в библиотеке. Не можно мне дело делать, с магией связанное, если нет у меня за то дело разрешения учителя аль другого старшего.

– Проще говоря, тебе надо сдать хотя бы первый круг «Артефакторики», чтобы законно, – причмокнув губами, прервал старик Песта. – И ты принес мне эту серебрушку, потому что думал – тебя накажут?

Пест кивнул головой.

– Ну, чтобы у тебя не возникало таких мыслей и проблем, я вполне готов дать разрешение на сдачу экзамена. Первый круг «Артефакторики» вещь не страшная. От тебя требуется изготовить артефакт из списка стандартных. – Старичок взглянул на задумавшегося Песта и добавил: – Серебрушку можешь потратить на материалы. Какой бы ты артефакт хотел сделать?

– Есть у меня мысль, но не знаю таких артефактов, чтобы под мой спрос были. – Пест немного помялся, не решаясь сказать, а потом принялся выдавать свой запрос. – В общем, надобно мне такой артефакт, чтобы он поля подымал. Чтобы на них рожь и пшеница всходили добрые, при том надобно, чтоб не болела рожь и пшеница и не сохла. Добре было б, ежели он еще от града и засухи поля берег.

Мастер Дакрит внимательно смотрел на Песта. Он стоял посреди лаборатории и выжидательно пялился на сухощавого старичка.

– Еще раз. Четко сформулируй то, что сейчас меня спросил без этих «ежели» и «добре», – едко произнес старичок.

Теперь Пест начал хмуриться и чесать короткий ежик волос на затылке.

– Есть ли артефакт, следящий за состоянием пшеницы или ржи? Если есть, то может ли он вылечить болезнь или уничтожить вредителей, питающихся пшеницей или рожью, а также предотвращать гибель от засухи и града. – Чуть ли не по слогам, медленно и вдумчиво перефразировал Пест свой предыдущий вопрос. Старичок удовлетворенно кивнул и с улыбкой ответил:

– Нет такого артефакта. И даже принципа создания его нет.

– Да как же так!

Старичок нахмурился, и Пест тут же поправился:

– Как такое может быть, мастер Дакрит?

– Давай разбираться. Во-первых, на каждое культурное растение придется создавать свой артефакт. На рожь отдельно, на пшеницу отдельно, на овес отдельно. Артефакторика не терпит размытых формулировок. Огненный жезл создается с четким заданием. Выплюнуть огненную стрелу вперед из определенного конца. Будешь создавать огненный жезл с задачей «полыхнуть огнем», и он полыхнет полностью и во все стороны. Ему будет плевать, вспыхнешь ты или нет. Задание есть задание, из него вытекают расчеты и последующий рисунок плетения, наносимый на заготовку. – Старичок поднялся со своего стула и принялся ходить взад и вперед, продолжая рассуждать: – Во-вторых, я не маг жизни, но заочно знаком с проблемами пшеницы. Был государев заказ во время неурожая восемьдесят лет назад. Болезни у пшеницы не одна, не две и не три. На каждую болезнь или вредителя опять же приходится создавать свой артефакт. Нет, конечно, комбинировать задачи можно, но чем больше задач ты вкладываешь в артефакт, тем многообразнее и дороже требуются материалы. Цена в случае с пшеницей вышла такая, что проще уж купить ее в Силии и караванами привезти к нам. Это выходит порядком дешевле. Есть еще и в-третьих. Даже если ты создашь такой артефакт, надо иметь в виду его ограниченность действия. По нашим расчетам, можно расположить его на одном большом или двух небольших полях. Больше он, к сожалению, не тянет. Слишком большие потери силы выходят. Такого артефакта должно было хватить всего на один год.

Старичок взглянул на понурого Песта и улыбнулся, продолжая начитывать ему материал из начального курса высшей артефакторики.

– Пытаясь найти выход, был предложен вариант полуразумных артефактов. Смысл был в том, что в артефакт поселялся элементаль и уже он следил за состоянием полей. В чем была глупость этой идеи? Твое мнение? – Старичок уставился на Песта с приподнятой бровью.

– Тут и гадать нечего! Сунь воды элементаля в артефакт – и засуха не страшна, а болезнь пшеницы как мертвить, ежели ей вода, что мертвому припарка?.. Ну посадишь в артефакт смерти дух, и что? Засуха будет, и нет урожая. Смерти дух воды поддать в землю не сможет. А ежели жизни посадишь дух, то с пшеницей и вся поросль поднимется и опять урожая с гулькин нос. – Пест, хмурясь, сложил руки на груди в замок. – Вот только если в один артефакт несколько элементалей усадить… Нет, не усадишь. Перегрызутся и так шандарахнет, что циркачам не снилось. Только если смышленого духа садить, такого, чтобы к стихиям склонен не был. Как хозяин лесной, что у нас живет. Токмо, чтобы по своей воле согласился…

– Ну, молодой человек! Вы замахиваетесь на артефакты из сказок. Про говорящие клинки начитались?

– А что в том такого? Неужто дорого?

– Нет, в принципе… Хоть табурет не оструганный в артефакт превращай, но вы, молодой человек, забываете одну простую вещь. Ни один дух – именно дух, а не элементаль – по своей воле в артефакт не полезет.

– Ну, то сторговать можно…

– Сторговать? – сморщившись, спросил Дакрит. – Хотел бы я на это посмотреть.

– Мастер Дакрит, а ежели я вам духа приведу разумного и к стихии не склонного? Научите, как артефакты делать, чтобы мне урожай сохранить, – с прищуром спросил Пест.

– Если ты приведешь ко мне духа, который добровольно согласится жить в артефакте, то я лично – слышишь, ЛИЧНО! – сбрею свою бороду! – с усмешкой произнес мастер Дакрит.

– Слово не воробей, мастер Дакрит! – улыбаясь во все тридцать два зуба, подловил Пест…

Пест стоял посреди тренировочной комнаты в середине круга из замысловатых символов.

– Повтори еще раз! – скомандовал Ратмир, который стоял у самого большого символа.

– Дядька Ратмир, так уж восьмой раз! – Заметив, что учитель начал хмуриться, Пест тут же затараторил: – Как в тени окажусь – сразу хозяина теней звать буду. Ежели слушать меня не станут, то артефакт шамановский пополам переломлю. Торг с хозяином вести буду, но душу, аль обещанье какое давать нельзя. Срок обещания в тени силы не имеет, и такое слово может из могилы поднять.

– Готов? – спросил Ратмир, выслушав еще раз Песта и вздохнув.

– Готов! – ответил черт, жмущийся к ногам Песта.

– А ты, тварь, не дай единый, будешь вякать! Пасти своей даже не думай раскрывать! – зло бросил Ратмир и пригрозил кулаком черту, который уже вполне был похож на младшего демона.

– Готов! Запускай, дядька Ратмир!..

Пест открыл глаза и увидел густой туман. Он был и над головой, и со всех сторон. Даже под ногами, хотя ступни ощущали опору. В тумане начали появляться тени, и вокруг стал появляться шепот. Он был разноголосый, но умудрялся сливаться в один гул. По мере приближения теней гул нарастал и стали различимы отдельные слова и фразы.

– Мой!.. Мой, я сказала…

– Сожрать… отрыгнуть и снова жрать…

– Пальцы… пальцы мне оставьте…

Гул становился все сильнее, давя, казалось, на сам мозг. Пест начал пятиться, но его остановил черт.

– Хозяина! Хозяина теней зови! – крикнул черт, в попытке вывести из оцепенения Песта.

– Я к хозяину… к хозяину с делом пришел… – неуверенно выдал Пест. Из тумана к нему протянулась трехпалая конечность, и вдруг Песта пронял гнев. Он начал кричать во весь голос: – Я Пест рода Среднего, из Подова вышедшего! Я ведун названный, и за то слово акилуровское было! По праву я к хозяину теней пришел и дело к нему имею!

Тени замерли и туман вместе с ними. Перед Пестом из тумана проявились огромные глаза и рот, растянувшийся в улыбке.

– По праву! – прошептал рот, но с такой силой, что парню ударило по ушам. – С чем пришел?

– Вечной памяти тебе, хозяин теней! – Пест поклонился глазам и рту в землю, стараясь коснуться земли, но рука так и не зацепила чего-либо твердого. – Звать меня Пест и род мой Средний. Я к тебе пришел от того, что за горизонт шагать научиться хочу. Для того, чтобы дело это быстро и справно делать, мне через стихию какую ходить надобно. Но беда с силою моей. Не принадлежу я ни к какой стихии. Маги нашенские таких, как я, универсалами кличут. Везде помаленьку, а как прижмет хрен да соленько. Вот и пришел я к тебе, добра твоего просить, чтобы в тени ходить.

– Услышал я тебя. Есть кому за Песта ведуна сказать? – прогрохотали губы.

– Есть, как не быть? – Из тумана выполз перевернутый пенек. Он кряхтя и переваливаясь, выполз перед Пестом и обратился к хозяину теней. – Песта знаю с малых лет, еще когда детворой дворовой в лес за ульем бегал. И учебу его видел, и слово акилуровское слышал. Ведун он смышленый, хоть и не без лукавого, но по правде живет и закон наш бдит. Обмана за ним в торге нет и делом своим перед духами не срамился. Пест – ведун по праву!..

– Услышал я тебя, хозяин лесной. Есть еще кому-то, что за Песта-ведуна сказать?

Далее из тумана начали выходить все духи, с которыми Пест когда-либо контактировал. Исключением стали души умерших, которых он отпустил. Они уходили совершенно в другие планы, и в тени не оказалось никого. Последним вышел домовой из харчевни Лютого, по имени Лукаша. Он вышел перед Пестом и начал жаловаться на своего хозяина.

– Я дух места в доме Альтрака Вилостиковского. Люд его Лютым кличет. Живу в том месте я уж почти сотню лет. Все вы знаете, как жилось мне. Не видал я ни крохи от хозяина моего, ни водицы. Про молоко уж и не вспоминаю! – Лукаша начал подергивать бороду и повышать голос. – Честно свой уговор делал! И лучины на полу ночью тушил, и хозяина в ночи будил, ежели кто в дом без ведома его пробирался. А хозяин тот ни разу о мне ни слова доброго не помянул, ни крошки в угол не положил. Видели все, как меня искорежило с голодухи! Я мышей и крыс жрать по подвалу начал! Пест меня выкормил, так что я имя свое вспомнил! И одежа моя тоже Пестом шитая и мной сторгована. Рассуди, хозяин теней: быть ли Лютому мне хозяином?

– Не быть! – прогремел шепот в ответ спустя несколько секунд.

– Ну, коли дело такое, нельзя духу места без места жить, – задумчиво произнес Пест. – К тебе, Лукаша, торг у меня будет. Что хочешь за то, чтобы в артефакте жить и за полями и урожаем следить?

– Так как же… домовой ведь я… незнамо за поля я… – запинаясь от неожиданного предложения, начал Лукаша.

– Поля, они тоже дом. Только большой и пригляду пущего требует. Следить надобно, чтоб урожай градом не било, солнце не палило и хворь какая не сожрала. А иначе голод будет и села вымирать начнут.

– Так не умею ворожить я…

– От того и в артефакт мажий я тебя жить приглашаю. С ним и ворожить сможешь, и по полям бегать быстрее получится. А коль выходить у тебя будет любо, так и домов пустых с домовыми голодными меньше станет от того, что хозяева с голоду вымерли. Люд за то тебя чтить будет, по праву духа полей хозяина. Торг?

– Торг! – закивал Лукаша головой и тут же протянул маленькую ручку, которую пожал Пест.

Огромные глаза в тумане сощурились, а рот открылся, показывая четыре ряда острейших зубов. Спустя пару секунд втягивания воздуха раздался грохочущий смех.

– Ха-ха-ха! Любо!.. Любо! Полей хозяин!.. Ничего не дал, а домового за полями в пригляд поставил… Ха-ха-ха! – не унимался хозяин теней. Он начал растворяться, а голос становился тише. – Давно так не смешили!.. Ай да Пест! Ха-ха-ха… Ходи в тени и не бойся, право на то имеешь… таково слово мое… Демона тут своего больше не таскай… сожрут, и я заступаться не стану… Полей хозяин… Ха-ха-ха…