Большинство новаторов, о которых говорится на страницах этой книги, вышли за пределы мейнстрима. Дежо Мольнар с его летающим мотоциклом, Уильям Добелл с его искусственным зрительным имплантантом, Крейг Вентер с его синтетическим геномом – все они скорее гордые и независимые диссиденты-одиночки, нежели мягкие инсайдеры. И главный персонаж нашей последней истории тоже не является исключением.
Кэппи Ротман в юности был курьером мафии, а теперь это самый могущественный человек в индустрии искусственного оплодотворения, а значит, человек, оказывающий едва ли не самое большое влияние на будущее деторождения.
Научно-технический прогресс начинает обгонять наше воображение. При этом новейшие технологии становятся настолько общедоступными, что независимые фантазеры-одиночки имеют возможность решать задачи, которые два десятилетия назад являлись вотчиной исключительно государственных организаций и крупнейших корпораций, а две тысячи лет назад – вотчиной одних лишь богов.
«Следуй своим нелепым мыслям», – писал Брюс Стерлинг. Что ж, задание выполнено. Мы прилежно следовали им и выбрались из грязи на сушу. Слезли с деревьев и пересекли саванну. Преодолели океаны и континенты, покорили небеса и стратосферу. Это за ними мы полетели в космос и ради них превращаем научную фантастику в научные факты. О да, мы следовали своим нелепым мыслям, и они привели нас в мир завтрашнего дня.
Крупнейшие хранилища генетических материалов расположены в английском графстве Западный Суссекс, на Шпицбергене и в Лос-Анджелесе. В Суссексе располагается банк семян для 750 миллионов видов растений. На Шпицбергене, расположенном всего в 600 милях от Северного полюса, в подземных туннелях располагается Всемирное хранилище основных сельскохозяйственных культур. А в Лос-Анджелесе находится California Cryobank – крупнейший в мире банк спермы, где хранится достаточно количестве человеческого семени, чтобы несколько раз заново населить Землю. Первые два хранилища являются международными проектами, цель которых – сохранить генетическое разнообразие нашей планеты; последнее же является частным предприятием, которым руководит человек, называемый многими Королем Спермы.
Король Спермы носит очки а-ля Бадди Холли. Ему шестьдесят девять лет, он среднего роста и среднего телосложения, лысоватый, любит яркие рубашки и удобную обувь. Его зовут Кэппи Ротман, и Кэппи – отнюдь не прозвище. Таким цветастым именем он обязан своему отцу-мафиозо.
Свою карьеру Король Спермы начинал в казино. Его отец, Норман Ротман, был владельцем клуба San Souci в Гаване, и годы юности будущий доктор Ротман провел на Кубе. Одна из его первых работ заключалась в перевозке денег – в кейсе, прикованном наручниками к запястью, – с Кубы в американские банки. Потом, чтобы собрать деньги для учебы на медицинском факультете в Университете Майами, он какое-то время работал на Джимми Хоффу.
Окончив университет, Ротман поступил в ординатуру Калифорнийского университета в Сан-Франциско, где его руководителем был легендарный уролог Фрэнк Хинман-младший. Хинман любил поручать своим ученикам исследовательские задания, касавшиеся различных медицинских тайн. На первом году ординатуры Ротман получил задание выяснить, каким образом сперма попадает из яичка во внешний мир. Заданием на второй год стал механизм эрекции. Оба эти вопроса относились к решению проблемы бесплодия. «Меня сразу же заинтересовала проблема бесплодия, – говорит Ротман. – Это были вопросы, о которых мы тогда еще мало знали. Я ощущал себя первопроходцем».
В 1975 году наш «первопроходец» прошел аттестацию на право практиковать урологию и получил место в Клинике Тайлера, став первым в Лос-Анджелесе специалистом по проблемам мужского бесплодия. Несколько лет спустя Клиника Тайлера свернула свою деятельность, и Ротман отправился в самостоятельное плавание. Так родилась компания California Cryobank.
В 1977 году Ротман опубликовал в Journal of Urology свою первую статью, посвященную созданию банка спермы. Так случилось, что в том же году в автокатастрофе погиб сын видного американского сенатора. Сенатор связался с Ротманом, чтобы узнать, нельзя ли сохранить семенную жидкость его сына. В 1978 году Ротман опубликовал статью, посвященную посмертному забору спермы, а несколько лет спустя рассказал об этой процедуре в телевизионном программе «Шоу Опры Уинфри».
Рассказывая о том, как все это начиналось, Ротман вспоминает пару молодых супругов, пришедших к нему: «Мужчина был бесплоден, и жена очень злилась на него. Во время нашей беседы она повернулась к мужу и сказала: “Из-за тебя я никогда не стану матерью”. Я бы никогда не хотел услышать таких слов. Тогда-то я и решил открыть банк спермы».
Если сопоставить относительные размеры, то путь, преодолеваемый сперматозоидом от яичка до яйцеклетки, сравним с расстоянием от Лос-Анджелеса до Сиэтла для человека. А из-за страха многих женщин перед болезнями, передаваемыми половым путем, такими как СПИД, и резкого роста числа матерей-одиночек, сперматозоиды из коллекции Кэппи Ротмана проходят гораздо больший путь – ведь его фирма обслуживает женщин не только в США, но еще и в тридцати двух зарубежных странах.
И это немаленький кусок пирога. В США годовой оборот индустрии вспомогательных репродуктивных технологий составляет 3,3 миллиарда долларов, 75 миллионов из которых приходится на банки спермы. Тридцать процентов семенной жидкости для искусственного оплодотворения проходит через California Cryobank, однако даже эта цифра не отражает истинного влияния Ротмана на отрасль. Замороженная сперма и яйцеклетки – а в California Cryobank хранятся и яйцеклетки – обеспечивают лишь первый этап вспомогательных репродуктивных технологий, но от этого этапа зависят все прочие. Как говорит сам Ротман, «когда California Cryobank принимает какое-то решение, полгода спустя в ту же сторону начинает двигаться и вся остальная отрасль».
А решения эти весьма немаловажны. На протяжении почти четырех десятилетий банки спермы работают практически безнадзорно, почти без вмешательства государственных органов – если не считать довольно странных распоряжений Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США, о которых мы поговорим ниже. Таким образом, эта отрасль всегда была и остается самоуправляющейся, а значит, California Cryobank и другие ключевые игроки оказывают огромное влияние на будущее деторождения.
Пока это будущее остается неопределенным. Ныне данную отрасль сотрясают горячие споры по целому ряду этических, юридических и биологических вопросов, такими как анонимность доноров, правила, касающиеся случайной передачи генетических заболеваний через взятые из банка яйцеклетки или сперму, предотвращение случайного инцеста между сводными братьями и сестрами, а также дополнительные проблемы, порождаемые тем, что государственная власть все больше пытается использовать науку в своих политических целях. Вступит ли государство в эту игру по-настоящему, является важнейшим вопросом. Ведь, пока государство держится в стороне, наибольшую выгоду от будущего деторождения получают именно те, кто это будущее формирует.
Головной офис California Cryobank занимает двухэтажное здание в Западном Лос-Анджелесе и по своему архитектурному решению, в котором принимал непосредственное участие сам Ротман, напоминает съемочную площадку «Звездных войн». Но это уже перебор. В самом деле, кому нужен научно-фантастический антураж, если сама действительность затмевает научную фантастику?
Возле здания, к примеру, стоит цистерна с азотом емкостью 6 тысяч галлонов и резервный генератор, способный при необходимости вырабатывать электроэнергию на протяжении шести месяцев. Войдя в здание и миновав стойку регистрации, попадаешь в большое прямоугольное помещение, где располагается 10 криобаков, каждый из которых содержит 20 тысяч ампул с семенной жидкостью, имеющих цветовую кодировку, обозначающую этническую принадлежность донора. В каждой ампуле запечатано до 60 миллионов сперматозоидов. Таким образом, прямо в вестибюле California Cryobank мы обнаруживаем достаточно семенной жидкости, чтобы зачать такое количество детей, которое в несколько раз превышает население планеты.
Дальше по коридору за криобаками располагаются мастурбатории – маленькие комнаты, где сдают сперму доноры. Мастурбатории есть трех категорий: эротичные, менее эротичные и совсем не эротичные. Может быть, от того, что Ротман несколько старомоден, или от того, что мастурбатории оформляла женщина из отдела маркетинга, фотографии, которыми оклеены стены этих помещений, выполнены с большим вкусом, особенно на фоне нынешних стандартов интернет-порнографии.
«Некоторым мужчинам, – замечает Ротман, – много не надо».
Может быть, «сделать дело» в этих комнатах не так уж трудно, но куда труднее в эти помещения попасть. Чтобы стать донором California Cryobank, необходимо, как говорит Ротман, пройти «самый строгий процесс отсева».
Прежде всего донору нужно иметь высшее образование, хотя бы неоконченное, потому что иначе Ротман и разговаривать с ним не станет. Затем следует долгое собеседование, в ходе которого донор заполняет разные бланки и подписывается под определенными обязательствами. Договор подписывается на полтора года, на протяжении которых донор должен приезжать сдавать сперму два-три раза в неделю, получая каждый раз по 60 долларов. Таким образом, за время действия договора донор имеет возможность заработать от 11 до 17 тысяч долларов.
Если донор соглашается на эти условия, у него берут на анализ две пробы семенной жидкости. «Нам нужны самые фертильные мужчины», – поясняет Ротман. Нормальной считается спермограмма с концентрацией от 20 до 150 миллионов сперматозоидов на миллилитр жидкости. Под «самыми фертильными» Ротман понимает мужчин, имеющих концентрацию сперматозоидов более 200 миллионов на миллилитр семенной жидкости. Шестьдесят процентов сперматозоидов должны быть подвижными, и внешне семенная жидкость должна выглядеть как положено.
Если все оказывается в норме, исследуется генетическая история потенциального донора в трех поколениях. Берутся новые образцы эякулята и исследуются на предмет болезней. Если большинство банков спермы анализируют донорскую семенную жидкость на 23 вариации мутации, вызывающей кистозный фиброз, то в California Cryobank, славящемся своей дотошностью, тестирование проводится на 97 вариаций. Доноры-евреи проверяются на болезнь Тея – Сакса, доноры-афроамериканцы – на серповидноклеточную анемию. Затем выполняется полное физическое обследование, за которым следует шестимесячный карантин, чтобы удостовериться, не скрывается ли в сперме медленно развивающийся ВИЧ; эту идею карантина перехватили у California Cryobank и другие организации, работающие на том же поприще.
Когда срок карантина истекает, донор принимается за работу. «Он приезжает к нам дважды в неделю, чтобы сдать семенную жидкость, и каждые три месяца заново сдает анализы на наличие болезней, передаваемых половым путем, – говорит Ротман. – Нам нужно быть уверенными в том, что все это время он остается здоровым».
Но серьезная проблема, с которой сталкиваются ныне эта индустрия, связана не с тем, насколько хорошо банки спермы знают своих доноров, а с тем, насколько хорошо знают их потенциальные родители.
На дворе XXI век, и нечего удивляться тому, что детей покупают по каталогам – по каталогам доноров, точнее сказать. Эти каталоги довольно толстые и содержат достаточно подробную информацию о доноре, включая цвет глаз, этническую принадлежность, уровень образования, психологический портрет, личные эссе и даже аудиоинтервью. Иногда прилагаются фотографии, а California Cryobank недавно стал включать в описание даже детские фотографии доноров. Единственное, что запрещено знать потенциальным покупателям спермы о доноре, – это его имя.
Анонимность доноров является фундаментом индустрии искусственного оплодотворения, и «сегодня это самая животрепещущая проблема, с которой приходится сталкиваться всей отрасли», как полагает Джейн Маттес, психотерапевт и основательница организации «Матери-одиночки по убеждению» – самой быстрорастущей группы потребителей замороженной спермы.
Хотя банки спермы поддерживают постоянный контакт с донорами на всей стадии забора семенной жидкости, по окончании срока действия договора всякие отношения прекращаются, и банки спермы не имеют возможности отслеживать дальнейшую судьбу своих доноров. А такая потребность существует, и связана она с тем, что есть множество болезней, которые проявляются лишь в зрелом возрасте, тогда как большинство доноров являются студентами и у них такие болезни просто не успели проявиться. Кроме того, сколь бы дотошно ни старались банки спермы узнать всю подноготную этих людей, многие из которых просто не знают всех деталей своей генетической истории – или сознательно их скрывают.
Добавьте к этому те обстоятельства, что никто не требует от криобанков оставаться в контакте с донорами и оповещать своих клиентов о проблемах со здоровьем у других детей, уже родившихся от спермы этих доноров, или о проблемах со здоровьем, возникающих у доноров после получения клиентом заказанной семенной жидкости, что банки спермы после ее продажи клиенту уничтожают всякую информацию о доноре во имя сохранения анонимности, – и получите целый клубок противоречий.
И речь идет не просто о потенциальных проблемах; это проблемы реальные, и одним из примеров служит история Бриттани Джонсон. В 1988 году Диана и Рональд Джонсон получили в California Cryobank сперму от донора № 276, и у них родилась дочь, которую назвали Бриттани. У девочки обнаружилась аутосомно-доминантная поликистозная болезнь почек – чрезвычайно редкое заболевание, которое обычно дает о себе знать уже после сорока лет и к пятидесяти годам, как правило, требует пересадки почек. Возможно, донор № 276 не знал, что являлся носителем болезни (хотя это представляется маловероятным, если принять во внимание, что ею страдали его дед, мать и тетя). Как бы то ни было, Бриттани заболела в шестилетнем возрасте.
Началась судебная тяжба. Джонсоны были уверены, что в California Cryobank знали правду о болезни донора № 276 – хотя Ротман категорически отрицал данный факт, – но умышленно скрыли эту информацию. А ведь Бриттани могла оказаться не единственным заболевшим ребенком. В период с 1984 по 1988 год донор № 276 заработал 11 200 долларов, сдав более 300 эякулятов, а, согласно следственным материалам, криобанк реализовал около 1500 флаконов его семенной жидкости неизвестному числу женщин и прекратил продажу спермы этого донора только в 1991 году.
Хотя многие факты в данном деле остаются неясными (оно было улажено в 2003 году во внесудебном порядке, и некоторые материалы до сих пор остаются под замком), эта история наделала немало шума и объявились другие пострадавшие со схожими проблемами. Широкую огласку получила история с донором № 1084 из виргинского Fairfax Cryobank – второго по величине криобанка Америки. Семенная жидкость этого донора стала причиной редкого заболевания крови у полудюжины родившихся от него детей на Восточном побережье. Донор № 2148 из того же криобанка оказался носителем редкого генетического иммунного заболевания, и эта болезнь уже проявилась у одного из двадцати трех известных детей, родившихся от его спермы. Есть еще донор F827 из банка спермы International Cryogenics в штате Мичиган, ставший отцом нескольких (от пяти до одиннадцати) детей и передавший им предрасположенность к развитию лейкемии.
И этот список можно продолжать еще долго.
Проталкиваемый многими ответ на эту проблему заключается в том, чтобы запретить анонимность доноров. Но это чревато новым комплексом проблем. В Швеции в 1984 году подобная анонимность была поставлена под запрет, и число доноров сократилось настолько, что шведским женщинам приходилось ездить за спермой в Данию, положив начало явлению, известному сегодня как репродуктивный туризм. То же самое произошло в Новой Зеландии. В 2005 году, когда анонимность была запрещена в Великобритании, число доноров упало на 84 процента. На острове 22 миллиона мужчин репродуктивного возраста, но донорами готовы быть только 200 человек. После принятия «Закона о запрете анонимности доноров» Клэр Браун, генеральный директор Infertility Network UK – организации, оказывающей помощь всем страдающим от бесплодия, – заявила репортерам: «Клиники закрываются по всей стране из-за нехватки доноров спермы. Это самый настоящий кризис».
В США этот кризис развивается еще более странным путем. В 2005 году, когда в Англии запретили анонимность, американский подросток по имени Райан Крамер, рожденный от спермы донора, захотел узнать, кто его отец. С этой целью он отправил образец своей крови в онлайновую службу, выполняющую генеалогическое тестирование ДНК, став первым в истории человеком, решившим разыскать потерявшегося родителя с помощью онлайнового ДНК-тестирования.
Реакция на действия Райана Крамера последовала незамедлительная – и сразу с двух сторон. Первыми отреагировали банки спермы. «Мы удалили из профилей доноров всю информацию, которая могла бы помочь таким людям, как Райан, найти своих отцов, постаравшись сделать эту задачу максимально сложной», – говорит Кэппи Ротман. Реакцией с другой стороны стало создание многочисленных организаций, поставивших перед собой цель пробить брешь в анонимности доноров или добиться ее полного преодоления.
Одна из таких организаций, «Реестр сводных братьев и сестер», была создана в 2000 году матерью Райана Крамера, Уэнди. «Все началось с того, что я арендовала доску объявлений Yahoo как место, где дети доноров могли бы найти своих единокровных братьев и сестер», – говорит она. За первые два года этот перечень пополнился тридцать семью членами, а потом начал стремительно расширяться. К 2003 году популярность реестра возросла настолько, что Уэнди ушла с Yahoo и создала сайт donorsiblingregistry.com, насчитывающий сейчас 8500 членов.
Полного преодоления анонимности доноров добивается доктор Керк Мэкси – бывший донор спермы и основатель проектов Donor Semen Archive, Donor X Project и Donor Y Project, имеющих целью с помощью генетических маркеров отследить доноров и рожденных от них детей в надежде вынудить таким образом банки спермы капитулировать и раскрыть свои карты.
«Я считаю, что банки гамет [спермы и яйцеклеток] по своей природе должны быть организациями некоммерческими. То, что это стало формой бизнеса, имеющего целью наживу, я считаю недоразумением и извращением. Извращением и злом я считаю и то, что криобанки пытаются отстаивать анонимность доноров, под маской которой зачастую скрывается преступный умысел, и мы медленно, но верно изобличаем это зло посредством генетического тестирования».
В интервью ABC News Мэкси заявил, что донором спермы он стал в 1980-е годы и, по его оценкам, за 16 лет донорства мог стать отцом более чем 200 детей. Хотя Мэкси приводит эти цифры с тем, чтобы очернить отрасль, которой он теперь противостоит, проверить его утверждения нет никакой возможности.
Доктор Ротман в свою защиту говорит следующее: «Мы пытаемся создать систему отслеживания доноров в масштабах всей отрасли, но это дорого, поэтому мы хотели бы заручиться сотрудничеством других банков спермы. Так или иначе в течение года или двух что-то должно получиться». Но в обещании Ротмана создать систему отслеживания доноров, которая положит конец практике уничтожения личных дел после прекращения сотрудничества с ними, есть одна важная оговорка: имена доноров родителям все равно сообщаться не будут. Система отслеживания будет существовать исключительно для внутреннего пользования, чтобы банки гамет могли вести учет того, как часто и кому продается семенная жидкость, а также следить за состоянием здоровья доноров по мере их старения.
Такая система могла бы стать компромиссом между нынешней практикой и полным запретом анонимности. Но некоторые критики считают, что этого недостаточно, а некоторые – несмотря на тот факт, что Ротман публично аплодировал усилиям Уэнди Крамер и даже предложил ей сотрудничество (которое, впрочем, до сих пор не реализовалось), – считают его сочувствие матери Райана притворным. Как бы то ни было, никакой другой криобанк идею отслеживания доноров до сих пор не поддержал, и California Cryobank, возможно, придется действовать в одиночку.
Уильям Джегер, вице-президент виргинского банка спермы Genetics and IVF Institute, заявил в недавнем интервью New York Times, что принудительное раскрытие личности доноров «уничтожит отрасль». С аналогичным отношением Крамер сталкивается и в других подобных учреждениях. «Я разговаривала с руководителями всех крупных банков спермы, и мало кто из них согласен с Кэппи, – говорит она. – Хотя мой сайт существует на основе обоюдного согласия, в Northwest Andrology [еще один крупный игрок в этом бизнесе] к моей деятельности относятся с нескрываемой враждебностью».
Крамер утверждает, что компания Northwest Andrology – на сайте которой помещена толстая пачка стодолларовых банкнот и зазывное сообщение, что доноры зарабатывают у них до 16 тысяч долларов, – настолько против раскрытия имен доноров, что «доходят до угроз донорам, размещающим информацию о себе на моем сайте, пытаясь заставить их убрать эти сведения. Они готовы пойти на что угодно ради сохранения анонимности».
Несмотря на всю важность вопроса об анонимности, критики утверждают, что есть еще одна скрытая и коварная проблема – опасность инцеста. Всегда есть риск, и со временем он возрастает, что рано или поздно кровные брат и сестра, имеющие общего отца-донора – или даже общую мать в случае донорства яйцеклеток, – но не подозревающие об этом, случайно познакомятся и начнут встречаться. «Банки спермы даже разговаривать на эту тему не хотят, – говорит Крамер, – но в мире больше миллиона детей, родившихся от доноров, и мне известно несколько случаев, когда кровные братья и сестры оказывались в одном колледже и входили в одну компанию друзей, не подозревая о своем родстве. Представители индустрии говорят, что случайный инцест статистически невероятен, но, с моей точки зрения, это лишь дело времени».
Проблема эта довольно серьезная. Если говорить вкратце, то инцест плох для генофонда. Когда братья и сестры спят друг с другом, возникают мутации. Если интимные отношения между родственниками продолжаются на протяжении нескольких поколений, беременность становится невозможной, и род вымирает. Как показал в 1910 году антрополог Джеймс Фрэзер, именно по этой причине инцест табуирован у всех народов, а антрополог Клод Леви-Стросс развил эту идею, утверждая, что страх перед инцестом является тем фундаментом, на котором построено общество, поскольку именно он побуждал наших предков вступать в брак и производить потомство с людьми, не принадлежащими к их семье и их племени.
Чтобы защитить этот фундамент, некоторые страны ввели в действие законы, ограничивающие максимальное число женщин, покупающих сперму от одного донора. В Великобритании этот предел составляет десять, а в Дании – двадцать пять. Американская ассоциация репродуктивной медицины предлагает ограничить потомство одного донора двадцать пятью детьми для города с населением 800 тысяч человек, но, поскольку ничто не может помешать донору, сдавшему семенную жидкость в лос-анджелесский California Cryobank, проехать затем несколько миль и сделать то же самое в Пасадене, где имеется свой криобанк, Pacifc Reproductive Services, гарантировать выполнение этих требований весьма затруднительно.
В связи с этим банки спермы сами вводят для себя ограничения – в добровольном порядке. California Cryogenics, например, ограничивает потомство одного донора двадцатью детьми, однако при этом надо иметь в виду, что учитываются лишь подтвержденные деторождения, однако, по статистике, лишь 40 процентов женщин, покупающих замороженную сперму, сообщают криобанку о достигнутом результате. А поскольку семенная жидкость некоторых доноров (особенно голубоглазых блондинов) чрезвычайно популярна и далеко не всякая попытка искусственного оплодотворения заканчивается беременностью, криобанки зачастую продают пользующуюся спросом сперму большему числу покупателей, чем это рекомендовано. Кроме того, поскольку многие клиенты не только заказывают семенную жидкость для непосредственного использования, но еще и резервируют запас для будущего использования, нет никакой возможности проследить за тем, что криобанки действительно соблюдают рекомендуемые ограничения.
«В банках спермы попросту не знают, сколько детей рождается от того или иного донора, – говорит Крамер. – Они не знают, кто эти дети и где они. Точного учета попросту нет».
Еще более тревожными выглядят обвинения в том, что банки спермы умышленно занижают число детей, рождающихся от определенных доноров. Самый вопиющий пример такого рода – история Сесила Джекобсона, руководившего центром репродуктивной генетики в Тайсонс-Корнер, штат Виргиния. Вместо того чтобы использовать семенную жидкость донора, Джекобсон подменял ее своей. Когда он был изобличен, следователи обнаружили у доктора семь точно установленных детей и семьдесят пять возможных, но не подтвержденных, поскольку их матери отказались от проведения анализа ДНК.
Обсуждая эту проблему, Хлоя Оме, акушерка из Сан-Франциско, ставшая первой в истории женщиной, которая забеременела от спермы, найденной через интернет и полученной по почте, говорит: «Я была на собрании матерей-одиночек, которые вдруг осознали, как их дети похожи друг на друга, начали сравнивать номера своих доноров и увидели, что номера совпали». И это еще мелочи по сравнению с тем, что обнаружилось после того, как Крамер открыла свой «Реестр сводных братьев и сестер». «Очень скоро, – говорит Крамер, – мы обнаружили на сайте доноров, имеющих тридцать, сорок, а то и 50 детей».
К сожалению, истинный масштаб проблемы неизвестен. Одно из немногочисленных расследований вопроса об инцесте кровных братьев и сестер, имеющих общих отцов-доноров, имело место в 1984 году в Австралии. Комиссия по правовой реформе Нового Южного Уэльса не обнаружила никакой угрозы инцеста между потомством доноров в США, но этот вывод основывался на тогдашней оценке количества деторождений с помощью искусственного оплодотворения, составлявшей 10 тысяч в год. В наши дни около 30 тысяч женщин ежегодно пользуются услугами одного лишь California Cryobank – одного криобанка из нескольких тысяч.
Неудивительно, что больше всего эта проблема волнует религиозные организации. Католическая церковь полагает, что любые формы вспомогательных репродуктивных технологий угрожают священному таинству отношений между мужчиной и женщиной, и в числе причин своего неприятия часто упоминает опасность инцеста. Южная баптистская церковь также поднимает вопрос об угрозе случайного инцеста. Доктор Ричард Лэнд, председатель Комиссии по этике и религиозной свободе при Южной баптистской конвенции, отвечающий за публичную политику своей церкви, говорит: «Мы не разделяем категорический запрет на искусственное осеменение, которого придерживается католическая церковь, но давайте отвлечемся от чисто религиозных мотивов. Все государства мира запрещают инцест, и на то есть серьезные основания. Инцест грозит весьма серьезными медицинскими осложнениями. За последние двадцать лет мы достаточно много узнали о тирании биологии, чтобы понимать, что попытки борьбы с природой большей частью безнадежны. В споре природы и воспитания всегда побеждает природа. Инцест действительно опасен, и чем больше детей рождается от анонимных доноров спермы, тем более угрожающей становится эта проблема».
Ротман с этим не согласен. «Никакой проблемы инцеста не существует. Это статистически невероятно. К тому же вспомните, что еще 300 лет назад мы жили в крошечных деревушках – и это была большая часть населения. Никакого общественного транспорта не существовало. Все были связаны между собой родственными узами – просто потому, что больше не на ком было жениться. Мы все потомки инцеста. Это во-первых. А во-вторых, с медицинской точки зрения, мы здесь говорим об опасности инцеста в первом поколении, и даже если такое случится, шансы на то, что такой инцест может привести к каким-то генетическим аномалиям, микроскопические».
И все-таки, даже если эта проблема является надуманной, фундаментальное табу на инцест остается, следовательно, так просто от данного вопроса не отмахнешься.
Кабинет Короля Спермы украшен довольно экзотично. У окна стоит небольшая статуя мужчины с огромными яичками, которые опускаются буквально до пола – и здесь это кажется вполне уместным. Над статуей с потолка свисает модель Солнечной системы, в центре которой помещен звездолет «Энтерпрайз» из фильма «Звездный путь». Тоже вполне к месту.
«Я хочу быть на переднем крае научно-технического прогресса, – говорит Ротман. – Да, я знаю, что в этом деле есть определенные опасности. “О дивный новый мир” я перечитываю каждые три года. Но я знаю также, что бесплодие принадлежит к числу проблем, которые разрушают жизни. Я лишь хочу, чтобы власти осознавали и этот факт».
Ротман имеет в виду, что если отрасль не решит проблему анонимности доноров и связанные с этим вопросы (включая проблему инцеста) как можно быстрее, правительство неизбежно вмешается в процесс, а именно этого больше всего боятся те, кто занимается вспомогательными репродуктивными технологиями. «Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США уже стало самым обременительным препятствием, мешающим развитию отрасли, – говорит Ротман. – Они ничего в этом деле не понимают и лишь исполняют политическую волю президентской администрации – особенно в годы правления Буша, – раз за разом безответственно вторгаясь в науку и пытаясь наводить свои порядки».
К примеру, в 2001 году Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США запретило импорт спермы из Европы на том основании, что она может быть заражена коровьим бешенством. «Проблема в том, – говорит Ротман, – что коровье бешенство – инфекция прионная, она не передается половым путем. Заразиться ею через семенную жидкость можно лишь в том случае, если вы ее съедите».
И это не единичный случай. В 2005 году ввиду угрозы передачи ВИЧ при переливании крови Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США ввело новые правила, касающиеся передачи биологического материала от одного лица другому. Банки спермы и клиники ЭКО должны подчиняться этим правилам, хотя еще не было ни одного случая заражения ВИЧ вследствие передачи репродуктивных материалов. Кроме того, правила Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США запрещают криобанкам использовать сперму любого мужчины, который имел гомосексуальные половые сношения за последние пять лет – даже несмотря на то обстоятельство, что случаев заражения СПИДом через семенную жидкость доноров еще не бывало.
Как говорит Барри Бер, преподаватель акушерства и гинекологии и директор лаборатории ЭКО Стэнфордского университета, «правительство предъявляет неразумные и бессмысленные требования к клиникам репродуктивной медицины».
Среди этих бессмысленных требований Бер указывает на калифорнийский закон, требующий от всех пар, подумывающих о применении вспомогательных репродуктивных технологий, в обязательном порядке проверяться на такие заболевания, как СПИД, Т-клеточный лейкоз, сифилис, гепатит и краснуха. От всех перечисленных заболеваний, кроме СПИДа и Т-клеточного лейкоза, можно отмахнуться, подписав заявление, что пара понимает опасность и хочет продолжать, несмотря ни на что, поэтому инфицированный материал может иногда попадать на хранение в криобанки. «Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США требует, чтобы эти материалы хранились в криобаке изолированно от других, – говорит Бер. – Это означает, что должно быть больше криобаков, что нужно иметь отдельную систему маркировки и заполнять тонну лишних бумаг. Но все это чепуха. Они не понимают, что, как ни изолируй одни материалы от других в криобаке, жидкий азот у них общий. Это все равно что поселить всех кашляющих людей на отдельной улице, но все равно доставлять их в школу на одном автобусе со всеми прочими».
«Принятие государством очередного закона, – говорит Ротман, – это лишь новая попытка ограничить права и свободы женщин, желающих иметь ребенка. Не думаю, что государственным чиновникам есть место в наших спальнях. Я понимаю, что, если криобанки не договорятся о создании общего реестра доноров, дальнейшее государственное вмешательство неизбежно. Но, мне кажется, это тот случай, когда общественность должна дать отпор поползновениям чиновников. Если позволить Управлению по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США решать, чьей спермой вам нельзя пользоваться, они скоро будут решать, чьей семенной жидкостью вы должны пользоваться. И я не думаю, что кто-то хочет, чтобы федеральное правительство решало за американцев, какие у них должны быть дети».
К сожалению, поскольку мало кто в отрасли разделяет взгляд Ротмана на отслеживание доноров и никто не хочет отказаться от их анонимности, опасность случайного инцеста и заражения скрытыми генетическими болезнями будет только расти – если в этот процесс никто не вмешается. Знаменитый физик Фримен Дайсон однажды сказал: «Если бы у нас был надежный способ разделения игрушек на хорошие и плохие, разумно регулировать научно-технический прогресс было бы несложно. Но мы редко заглядываем настолько далеко вперед, чтобы видеть, какая дорога ведет к проклятию. Каждый, кто пытается ускорять научно-технический прогресс или тормозить его, играет человеческими судьбами».