Книга: Ангел с железными крыльями
Назад: ГЛАВА 15
Дальше: ГЛАВА 17

ГЛАВА 16

Все политические новости и общественные настроения, по большей части, я получал из одного источника, Пашутина. Именно от него услышал о крамольных разговорах в Думе, в которых нетрудно угадать наброски будущего заговора — покушения на самодержца России.
Во время одного из таких разговоров я поинтересовался у подполковника о том, что тот думает по поводу подобных выступлений, на что получил ответ: — Знаешь, Сергей, мои предки уже два столетия служат роду Романовых и не мне прерывать эту традицию. При этом считаю, что в нашей стране многое нужно менять, уж больно много чиновников и воров развелось. А все потому что, управление страной у нас негибкое и тяжеловесное! Лгут, воруют, казну раскрадывают! Менять все это нужно! Навести порядок твердой рукой! Разговоры о том, что, дескать, поменяем правительство и заживем счастливо. Этими словами господа демократы себе путь к кормушке расчищают! Вся эта трогательная забота наших либералов о благе государства — сказочка для бедных! В большинстве своем, все они богатые люди, землевладельцы и фабриканты. Так что им нужно? Свободы, но не для народа, а для своих личных интересов! Им не нужны указы, они не хотят больше просить, а хотят сами хотят приказывать! Возьми Гучкова. Его связи с генералами, уж поверь мне, неоднозначны и подозрительны. А то, что эти самые либералы творят в Военно — Промышленном комитете? Только заодно это их можно через одного отправлять на виселицу! — подполковник неожиданно замолк, внимательно посмотрел на меня и спросил: — Тебе это все зачем?
— Для общего развития. Хочу понять, почему открыто звучат подобные речи, печатают статьи? А главное, почему власть на это никак не реагирует?
— Попробую ответить. Дело в том, что наш государь по какой-то непонятной наивности верит в своих генералов, верит в армию. Верит, что оппозиция не предаст его в это тяжелое время. Верит, что народ его всегда поддержит. Только вот что странно. Ведь ему должны регулярно докладывать о том, что твориться в столице и стране. Тут, правда, сразу напрашивается вопрос: кто докладывает, и в каком виде подают эти докладные записки? Может все дело как раз в этом. Вообще, если честно, я не понимаю, что происходит. Что ни день, то новые назначения, новые министры. Причем люди новые, не известные, не сановитые. Не один только я, все недоумевают. И это мы! А что тогда думать простому народу?! Правильно! Царица — немка, царя зельем поит, от которого он совсем разум теряет. Она немецкая шпионка, поэтому мы войну проигрываем. Что ты на меня так смотришь? Думаешь, глупости говорю?! А как тебе такой пример? Недавно разговаривал со старым знакомым, полковником — интендантом. Знаю его лет десять, не меньше. Так вот он мне на ухо шепчет: правда ли, что из дворца налажена прямая связь с Германией? Ты понимаешь? Ведь это не приказчик какой-то, а полковник! Грамотный, знающий человек! Академия за плечами! Ты только подумай! Я вот что тебе скажу. Эти слухи — страхи не просто так появляются! Это сознательные провокации, направленные против царя и царицы!
— Кто за этим может стоять?
— Не знаю. Хотя догадки имеются.
Я ждал продолжения, но не дождался. Пашутин видно посчитал, что подобные вопросы, даже со мной, он не вправе обсуждать. Больше мы на эту тему с ним не говорили, но разговор неожиданно получил продолжение на следующий день, правда, в другом месте, в кабинете царя. Разговор начался с уже привычного вопроса: — Нового ничего не скажете?
— К сожалению, ничего, ваше императорское величество.
— Хорошо, — император закурил папиросу, причем не первую. В пепельнице уже лежало три окурка. С минуту мы молчали. Император, несмотря на то, что пытался держать себя в руках, выглядел крайне взволнованным. Старясь не показывать своего возбуждения, он сосредоточенно курил, при этом старательно избегая моего взгляда. Я даже не пытался угадывать, что он собирается мне сказать. Просто ждал. Докурив, он загасил окурок в пепельнице, потом встал, вышел из-за стола.
— Сергей Александрович, вы говорили о возможности переломать судьбу… Я… решился! Ради детей! Не считайте это оправданием моей трусости перед грядущей судьбой! Просто я искренне считаю, что дети не должны страдать за грехи родителей.
— Вы правы, ваше императорское величество.
— Сергей Александрович, надеюсь, вы понимаете, что мы, решив довериться вам, — император посмотрел на меня, затем какое-то время мы, молча, смотрели друг на друга, — вверяем в ваши руки не только наши жизни, а много большее — судьбу Российской державы.
Только он так сказал, как моя уверенность в том, что я все делаю правильно, дрогнула. Нет, это был не испуг, это был страх другого рода.
"Вдруг если что-то пойдет не так? Да и правильно ли я понимаю ситуацию? Ведь… Все! Хватит!".
Минуты мне хватило, чтобы взять себя под контроль, после чего бодрым голосом я отрапортовал:
— Все будет хорошо, ваше императорское величество. Я вам обещаю.
Мой голос был излишне бодр, чтобы соответствовать истине, но, похоже, император ничего не заметил.
— Хорошо! Теперь давайте перейдем к делу. Вчера получено письмо от Вильгельма. Встреча состоится в Стокгольме. Для большей уверенности он просит прислать представителем Татищева Илью Леонидовича.
— Он дипломат?
— Татищев был моим личным представителем при германском императоре четыре года, и Вильгельм его хорошо знает. К тому же генерал — адъютант далеко не невежда в подобных вопросах.
— Если вы не возражаете, я выеду с ним. Ему понадобится охрана. К этому делу я так же хотел привлечь подполковника Пашутина.
— Начальство отзывается о подполковнике, как об опытном и преданном своему делу офицере, но при этом отмечает, что тот склонен к излишнему риску и имеет некую авантюрность характера. Даю свое согласие, но при этом рассчитываю на ваше хладнокровие и рассудительность, Сергей Александрович. Есть еще что-то по данному вопросу?
— Мы познакомимся с Татищевым, но поедем порознь. Так будет лучше. Теперь все, ваше императорское величество.
— Теперь мне хотелось бы услышать ваши мысли о том, что можно предпринять для недопущения вооруженного мятежа и восстановления спокойствия в стране.
— Честно говоря, я не силен в подобных вопросах. Если можно, то мне хотелось бы пригласить к вам подполковника Пашутина. Он человек военный и должен разбираться в подобных тонкостях.
— Он знает?
— Нет. Сначала я хотел бы получить ваше разрешение.
— Хм. Судя по всему, вы уверены в нем.
— Не так как в себе, но вроде того.
— Хорошо. Жду вас обоих завтра в семь часов вечера. А сейчас идите.
Придя домой, я позвонил по служебному телефону, который мне как-то оставил ротмистр. Домашний номер он мне не дал, объяснив тем, что дома практически не бывает, а если и есть, то или пьян, или с женщиной, поэтому трубку не имеет привычки снимать. Когда барышня соединила меня, мужской грубый голос ответил, что его сейчас нет на месте. Думал я недолго:
— Если у него найдется время, пусть перезвонит Богуславскому. Телефон он знает.
— Будет сделано. Передам.
Спустя час раздался звонок.
— Только вчера виделись, а ты уже успел обо мне соскучиться?
— И тебе здравствуй, Миша!
— Здравствуй, Сергей! Времени мало, я к тебе вечером забегу. Там и поговорим. Хорошо?
— Договорились.
Положив трубку, я пошел на кухню, чтобы проинспектировать свои запасы. Сыр. Ветчина. Сушки. Варенье.
"Даже хлеба нет. Дожил".
Пришлось идти в гостиную и составлять список, с которым я отправился сначала в ресторан, а затем в магазин. В обоих заведениях я считался хорошим (не жадным) клиентом, поэтому получил все, что хотел и даже немного больше. Этим добавком была бутылка коньяка довоенного разлива. Мне даже сделали скидку, продав ее лишь по четырехкратной цене. Придя домой, сгрузив продукты, я только начал их раскладывать, как раздался телефонный звонок.
"С работы он, что ли раньше сорвался? — подумал я, глядя на золотистый циферблат часов в массивном корпусе, висящие в гостиной.
Подойдя, поднял трубку.
— Сергей, ничего, если я с приятелем к тебе подойду?! Он из Москвы. Приехал к нам по делам. Мы с ним давно с ним не виделись, поговорить охота. Ты как?
"Некстати, — подумал я, а сам сказал: — Милости прошу к нашему шалашу!
— Вот что значит русский человек! Душа нараспашку! А ты, Саша, неудобно, неудобно! — судя по всему, это он это говорил своему приятелю, стоящему рядом. — Сергей, жди! Мы сейчас берем извозчика и к тебе!
Спустя полчаса в дверь постучали. Открыв дверь, я неожиданно для себя увидел рядом с Пашутиным жандармского полковника в парадной форме. Тот, увидев каменное выражение моего лица, принял его как холодно — презрительное отношение армейского офицера к жандарму. Выдержка у полковника была отменная. Улыбка с его лица не исчезла, но при этом стала вежливо — холодной. Пашутин сразу понял причину заминки и тут же расхохотался. Жандарм только успел бросить на него взгляд, полный удивления, как я сказал: — Хороший у вас приятель, господин полковник. Жизнерадостный и веселый, словно дитя малое. Не стойте в дверях, проходите. Знакомиться будем.
Удивленный и озадаченный полковник вошел в прихожую. За ним шагнул Пашутин. Я протянул новому гостю руку: — Богуславский Сергей Александрович.
Он с опаской покосился на мою ладонь, потом осторожно протянул мне свою руку: — Мартынов Александр Павлович.
"Где-то я эту фамилию уже слышал. Вот только где?".
— Вот и познакомились. Теперь прошу к столу.
— Сергей, мы не просто так пришли, — раздался за спиной голос Пашутина. — Мы с собой принесли.
В ответ я саркастически хмыкнул. Пашутин вскинул голову и с некоторым удивлением спросил меня: — Своим хмыканьем ты хочешь сказать, что у тебя дома есть коньяк?
— Есть. Поверишь мне на слово или тебе показать бутылку?
— Ты позвонил мне сегодня в первый раз за все время нашего знакомства, а потом вдруг оказывается, что у тебя приготовлена бутылка коньяка. Что это может значить? Может нас ожидает Содом и Гоморра и ты решил перед смертью напиться в нашей компании?!
— Напиваться — это чисто твоя привилегия.
— Интересное начало. Вот только каков будет конец?
— Там видно будет. Александр Павлович, милости прошу к столу.
Мартынов, уже понявший свою ошибку в отношении меня, и теперь с видимым удовольствием наблюдавший нашу пикировку, кивнул в знак согласия головой и направился в сторону гостиной. Я пошел вслед за ним. Замыкал нашу цепочку Пашутин с пакетом в руках. Войдя в гостиную, он остановился возле стола, окинул его взглядом, потом посмотрел на меня. Теперь в его взгляде виднелось настоящее изумление.
— Коньяк. Паштеты. Рыбка. Колбаска с ветчинкой. Ой, Саша! Чувствую, нас с тобой не Содом ожидает, а самый настоящий Армагеддон.
— Думаю, что кое-что и похуже, Миша. Тут со стороны кухни очень даже вкусный аромат плывет, — усмехнулся Мартынов и демонстративно потянул носом.
— Это не Богуславский, — дурашливо запричитал Пашутин. — Это демон, принявший образ людской! Изыди, нечистая сила!
— Изыди демон на кухню! — подхватил его игру полковник. — И принеси нам то, что там так вкусно пахнет!
После чего оба весело рассмеялись. Судя по всему, они были, как говориться в народе: два сапога — пара. Я стоял и ждал, когда они кончат веселиться. Мартынов увидев мой взгляд, сразу перестал смеяться и виновато сказал: — Ради Бога! Извините меня, Сергей Александрович! Это старый черт, кого хочешь на грех подобьет!
— Да брось ты, Саша! Сергей не обиделся. Это у него обычное выражение лица. Привыкай.
— Он прав, Александр Павлович. Пить с горячим будете или пока холодными закусками обойдетесь?
— А что у тебя там? — поинтересовался Михаил.
— Пирожки с мясом и телячьи котлеты с жареной картошкой.
— Сначала пару рюмочек под закусь, а потом можно и горячее. Ты как, Саша?
Мартынов согласно кивнул головой, соглашаясь с приятелем.
— Прошу за стол, господа.
В этот момент Пашутин неожиданно спросил меня: — Сергей, разговор у тебя ко мне серьезный или до завтра подождет?
"Проницательный, чертяка".
— Серьезный, но может и до завтра подождать.
— Господа, вы можете поговорить тет — а-тет, я подожду, — отреагировал на наш диалог полковник.
К этому моменту я уже вспомнил, кто такой господин Мартынов. Начальник Московского охранного отделения.
"Похоже, судьба мне ворожит".
— Александр Павлович, думаю, вы нам помехой не будете. Сядем за стол, господа. Разговор думаю, будет недолгий,… если, конечно, не будет много вопросов.
При этом я, не сдержавшись, усмехнулся, видя любопытство, написанное крупными буквами на лицах своих гостей.
— Нужен человек, господа, который сможет профессионально и объективно пояснить, что необходимо министерству внутренних дел и жандармерии, чтобы навести порядок в стране.
После моих слов удивление гостей достигло предела. Они переглянулись, словно старались выяснить друг у друга, верно ли то, что они сейчас услышали.
— Сергей, ты что, собираешься в министры?! Речь для царя готовишь?! — попробовал пошутить разведчик.
— Почти угадал.
— Брось! Не смешно.
— Это не шутка.
Разведчик бросил на меня недоверчивый взгляд, в котором читался вопрос: кто ты такой, бывший поручик Богуславский? Вроде я тебя знал, а теперь… неуверен.
— Сергей Александрович, что вы имеете в виду под порядком в стране? — как бы вскользь поинтересовался начальник московской охранки. Было видно, что до этого он расслабился, готовый кутнуть в мужской компании, а вот сейчас снова подобрался и смотрел на меня цепким и испытующим взглядом.
— Всерьез разобраться с внутренним врагом, с так называемыми демократическими партиями.
— Внутренним врагом, — повторил за мной задумчиво Мартынов.
Некоторое время стояла тишина. Пашутин, бросив на меня несколько взглядов, в которых смешалась настороженность и любопытство, сейчас смотрел на полковника. Его можно было понять, я снова повернулся к нему доселе неизвестной стороной. Начальник московской охранки с тем же настороженным любопытством смотрел на меня, пытаясь понять, что собой представляет этот атлет с каменным лицом, но так ничего для себя не определив, почувствовал легкое раздражение.
— Интересное сравнение. Весьма жесткое, на мой взгляд, — наконец прервал молчание Мартынов. — И что более странно, так это слышать подобные слова от вас, поручика — артиллериста в отставке. Вам-то эти партии, чем насолили?
— Александр Павлович, я поинтересовался чем-то секретным?
Полковник только открыл рот для ответа, как вмешался Пашутин:
— Если я правильно его понял, Саша, то эти разъяснения ему нужны для государя.
— Господа, надеюсь, это не шутка? Я люблю розыгрыши, но не те, что касаются моих служебных дел.
— Я похож на шутника?
— Гм! На шутника вы не похожи. Но у меня в голове просто не укладывается… Вы, политический сыск и император. Согласитесь, это все весьма странно.
— Саша, Богуславский слов на ветер не бросает, — перебил его Пашутин.
— Знаешь, Саша, — снова вмешался Пашутин. — Я вот давно знаю Богуславского, а все равно он находит, чем меня удивить! Так что уж про тебя говорить!
— Если вы ждете от меня объяснений, Александр Павлович, то их не будет. Теперь давайте вернемся к моему вопросу.
— Не знаю, что и думать, подполковник Пашутин хорошо вас знает, а я привык доверять его мнению. Хорошо. Тогда я вам кое-что расскажу, господа и вы поймете, почему именно этот разговор вызвал мое недоверие и недоумение, — полковник выдержал паузу, а потом продолжил. — Недавно, господа, я подал срочный рапорт по начальству о намечающемся заговоре членов Думы против монархии. В ней указаны конкретные люди и планы заговорщиков. И что же? Прошло уже восемь дней, как моя бумага ушла в Департамент полиции. Вот теперь приехал по делам, а заодно думаю узнать о судьбе моей записки, которая, почему-то мне так кажется, никого, кроме меня самого, не интересует. Вот что вы на это скажете, господа?
— Подобное отношение к подобным вопросам мне и хотелось бы исправить, Александр Павлович.
Мартынов снова окинул меня настороженно — внимательным взглядом, потом, не отводя глаз, спросил: — Почему именно сейчас, Сергей Александрович?! Почему не два года тому назад, когда я подавал докладную записку на высочайшее имя?!
— Видно время пришло, Александр Павлович. Ты, Миша, тоже поедешь с нами.
— Я-то там зачем? — с явным удивлением спросил меня Пашутин. — Идите с Мартыновым. Он в этом деле дока!
— Ты нужен, Миша.
После нескольких секунд раздумья на лице Пашутина появилась хитрая улыбочка.
— Неужели меня освободят от курсов?!
— Вполне возможно, господин подполковник.
— Радость-то, какая! Вот за это, господа, не грех и выпить!
Назавтра, все втроем, мы предстали перед императором. Мартынов, так до конца и не поверивший моим словам, был в легком изумлении, когда нас без излишних проволочек проводили в кабинет государя. Император, если и удивился приходу трех человек, то никак не дал это понять. После официального представления, царь поинтересовался делами обоих офицеров, после чего попросил начальника московской охранки обрисовать политическую обстановку в Москве, что тот и сделал, затем разговор перешел на докладную записку, а затем плавно перешел к обсуждению возможной реорганизации МВД и особого корпуса жандармов. Император не только задавал дельные вопросы, но и умело поддерживал беседу. Офицеры, вначале разговора, державшиеся скованно, при виде живого интереса самодержца оживились. Разговор был долгий и закончился поздно, в тот самый момент, когда настенные часы стали отбивать одиннадцать часов вечера. Итогом беседы стало нахмуренное лицо императора и слова: — Значит, вот как у нас обстоят дела.
Николай II встал. Мы, все трое, вскочили со своих мест. Император обошел стол.
— Господа, благодарю вас всех за службу! Не скрою, что услышал от вас многое такое, чего мне неприятно было слышать. Все сказанное вами, господа офицеры, будет проверено и доложено лично мне. Полковник Мартынов, вы упомянули в разговоре, что отсылали записки о переустройстве министерства внутренних дел и корпуса жандармерии на рассмотрение. Вы не смогли бы снова прислать мне ваши записи?
— Будет сделано, ваше императорское величество. Только я попаду в Москву не ранее пятницы. За субботу и воскресение у меня будет время их подправить, а в понедельник с утра я вышлю их вам специальным курьером.
— Больше не смею вас задерживать, господа. А вас, Сергей Александрович, на несколько минут попрошу остаться.
Как только за ними закрылась дверь, император сказал: — Полковника Мартынова я немного знаю. Слышал о нем как о дельном, думающем офицере. Странно, но вы вчера не упомянули о нем.
— Извините, ваше императорское величество. Мы только вчера вечером с ним познакомились, и я понял, что он тот, кто нужен
— Даже так? Гм. Я так понял, что он не знает ничего лишнего, кроме того о чем говорил сегодня.
— Да, ваше императорское величество. Ему дал хорошую характеристику подполковник Пашутин. Если его записки окажутся дельными, то почему бы ему самому не воплотить их в жизнь.
— Хорошо, я подумаю. Тут вот какое дело. Мне сегодня довелось услышать много неприятного о людях, которых лично знаю. Я рассчитывал на них, считал своей поддержкой и опорой… — государь сделал паузу и осуждающе покачал головой. — Вы мне скажите, Сергей Александрович, вот есть хороший, обаятельный человек, его представляют вам как знатока своего дела, а будучи поставлен на высокий пост, сразу начинает взятки брать, близким людям протекции составлять и прочими мерзостями заниматься, но только не радеть за государственную службу, которую блюсти поставлен.
— Приятность в общении и обаяние отнюдь не профессиональные качества. К тому же они не редко служат маской подлеца.
— Хм! Зло, но верно. Теперь о вашей поездке. Татищев завтра вечером вас будет ждать у себя. Теперь идите.
Вильгельм, несмотря на свои физические недостатки, доставшиеся ему с рождения, со временем сумел найти в себе силы их победить. Поверив в свои силы и окруженный придворными льстецами, которые нашептывали о его непогрешимости, как божьего избранника, император, превратился в заносчивого, надменного и эгоистичного человека. Сущность его убеждений заключалась в том, что бог для достижения своих высших целей избрал германский народ, а сам Вильгельм является проводником божьей воли и ни перед кем кроме Создателя за свои действия не отвечает. Он верил в свою роль избранника до тех пор, пока в его жизни не появился русский провидец со своими точными предсказаниями, что дало ему основание сомневаться в том, что именно он божий избранник. Первое, что он почувствовал, когда прочитал присланное две недели тому назад письмо, лежавшее перед ним на столе, было почти забытым с детства ощущением униженной беспомощности. В одно мгновение он потерял свободу выбора и стал марионеткой, которая оживает, лишь кто-то начинает дергать за веревочки. Прошла минута, другая, третья… Император постарался погасить в себе это чувство. С трудом, но ему это удалось.
Сидевший по другую сторону стола, начальник генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенгайн, приблизительно представлял, какая буря чувств разыгралась в душе заносчивого и гордого правителя Германии. Будучи товарищем Вильгельма по детским играм, он оставался преданным ему все эти десятки лет, став одним из немногих людей, которых кайзер мог назвать своими друзьями.
— Что скажете, Эрих?
— Сведения подтвердились, ваше величество. Это может означать только одно: при дворе русского императора действительно есть… ясновидец.
— Значит, вы всему этому верите?!
— Ничего другого не остается, ваше величество. Его предсказания сбылись дважды, причем с теми деталями, которые он указал.
Наступило короткое молчание, которое прервал германский император. В его голосе прорывались ясно слышимые нотки раздражения.
— Что вы о нем узнали?
Генерал раскрыл папку, которую принес с собой.
— Богуславский Сергей Александрович. 23 года. Поручик- артиллерист. Физически очень развит и невероятно силен. На фронте получил тяжелое ранение в голову, после чего был отправлен в отставку. Судя по некоторым данным, его во дворец привел Распутин, а сам спустя полтора месяца уехал к себе домой и до сего дня там пребывает. Когда Богуславский появился во дворце Николая II точно не установлено. Сам к русскому императору не ездит, только по его приглашению. Никаких посторонних лиц при их встречах, за исключением императрицы, замечено не было.
— Его образ не сочетается с личностью… прорицателя. Слишком молод. Откуда он мог получить подобный дар? Вы уверены в своих сведениях?
— Нет, ваше величество. Меня мучают те же сомнения, что и вас. То, что Богуславский может быть прорицателем, основано на догадках и косвенных подозрениях. Его встречи с русским императором всегда происходят один на один, потому ничего доподлинно никто не знает. Есть еще один факт. К нему была приставлена охрана месяц назад.
— Погодите! Месяц назад? А первое письмо мы получили два месяца назад! Как это понять?!
— Я это тоже отметил, ваше величество.
— Хм! Пьет? Женщины?
— В подобных пристрастиях не замечен, ваше величество.
— Аскет?
— Нет. Есть друзья. Занимается какой-то японской борьбой.
— Японской борьбой? И это ясновидец? Ну, не знаю. Все это как-то больно странно. Вы так не считаете, генерал?
— Считаю, ваше величество и смею предположить, что все может быть не так, как мы видим.
— То есть вы считаете, что этого русского богатыря нам специально подставили? Сделали из него ширму, за которой скрывается истинный провидец?
— Я тоже пришел к подобным выводам. Это было бы логично. Подобный дар надо прятать и охранять так, чтобы никто не мог даже близко к нему подобраться.
— То есть мы ничего толком не знаем?
— Да, ваше величество. Пока у нас на подозрении есть только Богуславский.
— У вас есть какой-то план?
— Есть, но боюсь он не сильно понравиться вашему величеству.
— Я слушаю вас, Эрих.
— Нам надо выйти на прямые переговоры с Николаем II. Сформулировать наши требования, но при этом не ставить перед ним жестких условий. Предваряя ваш вопрос, сразу скажу: в 1916 году Германия запросит мир, но его не получит. Вы помните эту фразу?
— Помню. Погодите! Вы думаете, что мы тогда предложили такие условия сделки, что русские сочли неприемлемыми?
— Точно так, ваше величество. Иначе бы этого предсказания на том листочке не было.
Германский император бросил косой взгляд на генерала. Ему хотелось перенести свое нарастающее раздражение на кого-нибудь другого, но при этом он понимал, что если и выплескивать его, так это на самого себя. Он настолько был загипнотизирован двумя последними фразами, что фразу о перемирии не счел нужным внимания. Почему он упустил это? И тут же сам себе ответил: он уже тогда поверил. Легкий холодок страха поселился в его сердце с того самого дня, когда он прочитал это проклятое предсказание.
Он пытался не верить, говорил сам себе, что это чепуха, но страх, занозой, сидевший в его сердце, был прямым доказательством, что это не так.
"Верден. Ютландское сражение. Война растягивается на неопределенное время и это притом, что еще англичане не вступали в войну по — настоящему. Нет сомнения, что после пары значительных успехов на их стороне выступит Америка. Ко всему прочему Австро — Венгрия показала себя слабым союзником. Будь на ее месте Россия… Попробовать предложить Николаю II мир? Вот только условия…".
— Эрих, надо поработать над условиями возможного мира с Россией. Найдите пару надежных людей, которые могли бы проработать все возможные нюансы. Пока мы не убедились в правильности наших выводов, необходимо все держать в строжайшей тайне.
— Понимаю, ваше величество. Постараюсь сделать все в точности.
— Вы свободны, генерал.
Выходя от императора, Эрих фон Фалькенгайн думал о том, что если переговоры и пройдут, то они будут необычайно трудными.
"Вильгельм слишком упрям и своенравен, а у русского царя нет практичности, зато в голове полно всякой славянской чепухи. Но это надо сделать! Или иначе меня ждет незавидная судьба!".
Прибыв на место, генерал первым делом вызвал подполковника Дитриха фон Лемница, свое доверенное лицо. После двух часов совещания тот срочно выехал в Берлин. Если первое время генерал интересовался у подполковника, как продвигается порученное ему дело дела, то после прорыва генерала Брусилова он и думать об этом забыл. Напомнил ему об этом, раздавшийся утром в середине июня, телефонный звонок. Генерал в это время только сел завтракать. У адъютантов начальника Генерального штаба был строгий приказ не беспокоить генерала в таких случаях, но в этот раз все было по — другому. На пороге возник дежурный адъютант с серьезным выражением лица.
— Звонок из личной канцелярии его императорского величества, господин генерал.
— Соедините с моим кабинетом.
После звонка генерал снял трубку.
— Здравствуйте, генерал.
— Здравствуйте, ваше императорское величество.
— Как продвигаются наши дела?
Естественно, что вопрос был не о делах на фронте, так как император был обо всем осведомлен.
— Еще неделя и я привезу вам все необходимые документы, ваше императорское величество.
— Я жду, генерал.
Начальник Генерального штаба повесил трубку и подумал о том, что беспокойство Вильгельма в таких делах обычно ему несвойственно.
"Он боится. Гм. Так же, как и я"
Неделя пролетела как один день. Неожиданный прорыв русских дивизий спутал все планы германского командования.
В назначенный срок, рано утром, на пороге кабинета кайзера появилась подтянутая фигура генерала Эриха фон Фалькенгайна.
— Ваше императорское величество, генерал…
— Здравствуйте, Эрих! — оборвал его кайзер. — Уж больно ранее время вы выбрали для визита. Значит, что-то случилось! Докладывайте!
— Пришло новое послание, ваше величество. Этим и объясняется мой столь ранний приход к вам. Оно пришло три дня назад, но я узнал о нем только вчера, так как два дня был в отъезде.
— Подайте мне письмо!
Кайзер не стал на этот раз рассматривать конверт, а сразу надорвал. Достав листок, он тут же торопливо его развернул. Быстро пробежал глазами текст и сразу протянул бумагу генералу. Начальник генерального штаба, охваченный в равной мере, как любопытством, так и нетерпением, чуть ли не выхватил ее из рук императора и быстро прочитал вслух текст.
— Битва на Сомме. Большие потери. Гм! Сомма. Англичане и французы готовят наступление?
— Это я должен задать этот вопрос Главному штабу!
— Для меня это не новость, ваше величество. Мне уже докладывали о скоплении артиллерии и подходе новых английских и французских дивизий. Да — а… Значит, они все решились. Пусть идут, нам есть чем их встретить.
— Вы так уверены, Эрих?
— Знаете, ваше величество, раньше я бы с легкостью в душе, сказал вам, что уверен. Вот только теперь, с появлением этих предсказаний, мне временами стало казаться, что я… кукла- марионетка, которой крутят, как хотят.
Вильгельм, который сам испытывал подобные чувства, бросил на генерала сочувствующий взгляд. Эрих фон Фалькенгайн не смог оценить его, так как сочувствие к кому либо, было явление для императора настолько редким, что тому проявление подобного чувства императором и в голову не могло прийти.
— Генерал, как вернетесь в ставку, сразу примите меры. Наши враги не просто нацелились атаковать в данном районе военных действий. Значит, они видят у нас там слабые места. Вы поняли предстоящую перед вами задачу?!
— Так точно, ваше величество! Приму все необходимые меры!
— Присядьте, Эрих. Как говорят русские: в ногах правды нет. Вам что-то удалось узнать о провидце?
— Ничего. Только один случай. Богуславский ездил на Сестрорецкий оружейный завод. Пробыл там, в общей сложности, два часа, потом уехал. Что он там делал, выяснить не удалось.
— Что может делать прорицатель на оружейном заводе?
— Никогда не сталкивался с ясновидцами, поэтому не представляю, на что они способны.
— Странно это все.
— Может это еще один отвлекающий маневр русских, ваше величество?
— Может и так. Теперь я хотел бы услышать ваше мнение по поводу нового предсказания.
— Очевидно только одно, ваше величество. Предсказание малопонятно из-за чувства союзнического долга. Этим самым русские говорят: мы знаем о том, что произойдет, но подробности вам раскрывать не будем. Еще, мне так кажется,… что этим они дают нам понять, чтобы мы поторопились с договором.
— Почему вы так решили, Эрих?
— Мне кажется, что все эти три предсказания, словно вехи, указывают нам путь, ведущий к перекрестку. Когда мы его достигнем, нам предстоит выбрать путь.
Император с некоторым удивлением посмотрел на своего начальника штаба.
— Что-то раньше подобных выражений я от вас не слышал, Эрих.
Генерал замялся.
— Не хотел говорить, ваше величество. Противореча сам себе, я нам днях был у одной известной ворожеи… и поинтересовался своей судьбой. Где-то такими словами она мне рассказала о моей судьбе. Извините меня, ваше величество. Никогда раньше не интересовался подобной мистикой, а в связи с этими событиями, чувствую себя… как-то странно.
— Не вы один, Эрих. Не вы один. Интересно, как там мой кузен Никки?
— Вы думаете, что с ним происходит то же самое?
— Мне все равно, что с ним происходит. Вот же ирония судьбы, Эрих! Этот слабый и вялый по характеру человек становится правителем такой большой и богатой державы. Всю свою жизнь он изображает из себя рыцаря без страха и упрека, но все видят, что это только мираж, защита для того чтобы скрыть слабость и неуверенность в себе. А вообще интересно, что ему могли такое напророчить? Падение империи? Смерть? Погоди, Эрих! Так вот наверно в чем дело! Ему, скорее всего, предсказали еще более худшую судьбу! И одним из условий чтобы ее изменить является сепаратный мир! Вот в чем дело! Иначе, зачем ему затевать все это?! Как вы думаете, генерал?!
— Вполне возможно, ваше величество! Как говорят русские: дыма без огня не бывает.
— Так может надавить на них? Выставить им условия, которые в полной мере устраивают нас!
— Тут вот в чем дело, ваше величество… Может они, уже знают условия, которые мы им предложим в будущем, и именно поэтому предостерегают нас.
— Хм! Да. Такое возможно. Тут надо решать без спешки. Эта папка у вас в руках: наши требования?
— Да, ваше величество. 96 листов.
— Изложите основные пункты, генерал.
— Простите меня, ваше величество, но я получил этот документ перед самым отъездом и поэтому не смог изучить его основательно.
— Оставьте. Сам посмотрю. Вы мне лучше скажите: сколько мы сможем снять дивизий с русского фронта в случае заключения перемирия?
— От двадцати до двадцати пяти дивизий пехотных дивизий, ваше величество. Думаю, это даст нам возможность окончательно сломить сопротивление англо — французской обороны, а возможно, даже закончить войну в начале следующего года.
— Надо еще подумать, под каким предлогом мы можем объяснить германскому народу заключение мира с нашим врагом?
— Мне кажется, ваше величество, народ Германии примет ваше волеизъявление без лишних вопросов. Наши люди не какие-нибудь там славяне, а истинные тевтоны! Порядок и дисциплина у нас в крови, ваше величество!
— Вы, конечно, правы, Эрих, но нам не нужны лишние разговоры за спиной.
— Будет сделано, ваше величество.
— Хочу еще узнать ваше мнение, генерал, на реакцию наших союзников.
— Австро — Венгрия оказалась слаба и настолько увязла в войне с Россией, что ей ничего другого не остается, как последовать нашему примеру, и попытаться заключить мир. Только в отличие от нас, думаю, ей придется заплатить за него частью своих территорий. Основным камнем преткновения подобных переговоров, думаю, станут Сербия и Черногория, так как Россия просто помешана на идее славянского единства. А вот турки, даже если и захотят, с Россией не договорятся. Царь давно уже заглядывается на черноморские проливы.
— Нам не нужна сильная Россия! Как только мы переломим ход войны, англичане, а за ними французы, придут к нам на поклон, после чего мы предъявим новые требования к русскому медведю! И боюсь, что моему кузену они сильно не понравятся!
— Ваше величество, вы забыли о русском провидце.
— Да. Действительно. Хм! Ладно, пока мы отложим этот разговор. Кто поедет на переговоры в Стокгольм?
— Могу предложить подполковника Дитриха фон Лемница, тем более что он уже введен в курс дела.
— Думаете, справиться?
— Он опытный и осторожный офицер.
— Хорошо. С русской стороны пусть пришлют нам Татищева. Я знаю, что он бесконечно предан моему кузену, поэтому если приедет он, значит, переговоры ведет русский император. На этом все!
Генерал вскочил с кресла.
— Ваше величество, разрешите отбыть к месту назначения?!
Спустя два дня после прибытия начальника генерального штаба в ставку началась наступательная операция англо — французских войск против германцев на реке Сомма.
Назад: ГЛАВА 15
Дальше: ГЛАВА 17