Глава 17
Яблоко сочно хрустнуло, брызнув на завитые усы и бородку соком. Глаза мужчины невольно прищурились от сочного удовольствия,
— Вот, а вы говорите, — вежливо укорил я солидного господина в нелепом по такой погоде фраке, приставленного к нам гидом.
Тот, наверняка, вновь захотел ответить, что им не положено брать плоды с хозяйского дерева, он не голоден, да и вообще яблоки ему вовсе не нравятся. Но будучи культурным человеком, постеснялся говорить во время еды.
Тем более, что запретов я вовсе не нарушал — яблоки взяты не с дерева, а собраны с травы. Целая поляна красных, налитых спелостью плодов обнаружилась в уголке сада, возле холодного до ломоты в зубах ручья. Там, правда, была какая-то грозная табличка на испанском с тремя восклицательными знаками, но раз этот язык проигнорировал мои просьбы попасть в кабину пилота, то и я с ним решил не разговаривать. Да и как пройти мимо такого богатства? Так что совсем скоро небольшая часть урожая наполнила отворот футболки, а чуть позже перекочевала в корзину.
— Теперь эта юная леди перестанет ходить по бортику стены? — Прожевав, просительно произнес смотритель.
— Вы кушайте, оно вкусное, — предложил я ему вернуться к трапезе, а Светлана сделала еще один пируэт, красиво замерев одной ногой над пропастью.
Смотритель отчаянно вцепился в яблоко, желая проглотить его целиком. Но это он зря — во-первых, так невкусно, во-вторых, у меня еще целая корзина. В-третьих, за его спиной Федор с Пашей деловито сматывали c внешней части стены самодельную веревку. И пока не смотают — Светлана будет танцевать в свете заходящего солнца на самой грани, приковывая взгляды смотрителя и охраны. Высота в семь этажей, выветренные камни под острым каблуком бежевых туфель, и резкий ветер, подхватывающий края платья — было, из-за чего в восхищенном волнении замереть сердцу, не обращая внимания на остальной мир и двух товарищей в частности.
У крепости действительно не было дверей и ворот, потому еще днем друзья подготовили для меня отдельный путь через стену, ожидая скорого прибытия. Ну а сейчас, как вежливые люди, мы решили вернуть занавески обратно.
Только Артем не участвовал в операции «З», предпочитая всему на свете довольно странное времяпровождение — тискать в руках футляр от скрипки и подозрительно смотреть на меня. Занимался он этим с самого моего возвращения, заглядывая в глаза, с прищуром глядя в профиль и царапая взглядом спину чуть ниже лопатки.
— Будешь? — протянул я ему плод.
Тот среагировал, как Машк на копченую колбасу, которую ел исключительно тайком похитив со стола. Вот если бы все отвернулись — тогда да. Но пока — будет равнодушно отворачиваться, провожая цель голодным взглядом и тщательно фиксируя, куда ее положили. Тут, в общем-то, обреталась целая стая этих самых Машков в людском обличии, неравнодушно провожавших мою корзину, и смотритель не был исключением. Витаминов им не хватает, что ли?
— Можно тебя на секунду? — не выдержала душа скрипача.
Я краем глаза отметил сигнал «все отлично» от Федора, а так же неспешно удалявшегося к спуску со стены Пашку, удерживающего руки перед собой, и утвердительно качнул головой.
Тут же Светлана спорхнула со стены, вызвав у смотрителя вздох облегчения, а у остального охранения — разочарования.
Оглянувшись на приотставшую свиту во главе со смотрителем, мягко выговаривающим Свете за ее поведение, Артем нагнулся к самому уху.
— Максим, ты вообще понимаешь, что происходит и где мы находимся?
Говорил он звенящим от напряжения голосом, и больше походило на то, что ответы ему известны. Таким тоном просят себя вести тише в важном заведении, полном чванливых сановников, которые все равно не знают, в каком кабинете наш мяч.
Только тут — улыбки и забота, собственный сад и теплая вода озера, добрые повара, легко впустившие Веру Андреевну к себе, и красивый, но непонятный язык. Им наш смех в радость, а единственная легкая шалость минутной давности — повод тайком от смотрителя обнять тяжелым, волшебным и теплым ветром, дабы показать, что Светлану обязательно подхватят, если та сорвется вниз. Ощущение безопасности и доброты повсюду, будто бы мир внутри стен — еще одна комната в родном доме. Думаю, что про веревку нашу они тоже знали, но дали убрать ее самостоятельно.
— Это дом друзей моего наставника. Он попросил нас встретить и принять у себя.
— Максим, никто не будет гонять два «Призрака» для встречи школьников!
— Ну, не знаю. Я одного за творогом в деревню отправил.
У местных свежего, увы, не оказалось, а я твердо обещал Федору вареники.
— И тебя не смущает, что это страшно дорого, а он все равно полетел?! — Всплеснул он свободной от футляра рукой.
— Да знаю, что дорого. Но я же денег на горючее дал.
— Откуда такие деньги?!
— Так я ослика продал.
— Какого еще ослика?!
— Росинанта, — терпеливо уточнил я.
— Росинант — это лошадь!
— Нет, лошадь — Звездочка, а ослик, это как раз…
— Так, все, помолчи немного, пожалуйста. — Прервав меня, Артем привалился к стене, аккуратно приставил к ней скрипку и с силой помассировал виски.
Чуть дальше от нас Светлана заинтересовалась видами на город, спрашивая гида про строения вдали. Сопровождающие охотно принялись пояснять, замерев подле нее и дав нам время на беседу.
— Ты среди бела дня берешь и угоняешь автобус с лицеистами.
— Сажусь за руль, они тоже едут, — поправил тактично.
— Я даже спрашивать боюсь, где они и что ты с ними сделал.
— Отправил в пешее путешествие с осликом и лошадкой.
— Да какими еще…! — вскинулся он и тут же выдохнул, успокаиваясь. — Ладно. Затем нас забирают вертолеты, и никто из встречающих ни слова не говорит против того, что ты придешь позже.
— Но я же пришел.
— Тебя привезли! И даже не ругали!
— Я испытал наиглубочайшее искреннее раскаяние, о чем уже успел сообщить.
— Кому?!
— Пилоту.
Тот все равно не говорил по-русски, оттого слова шли легко и от самого сердца.
Артем побуравил хмурым взглядом и вздохнул, не найдя контрдовод.
— Затем ты привозишь совершенно постороннюю женщину.
— Попрошу повежливей про мою бабушку!
— Максим, она ведь тебе даже не родственница по крови! — всплеснул руками Артем.
— А я не родич Федору, — похолодел голосом, чтобы привести товарища в чувство.
— Извини… Просто это в голове не укладывается.
— У нее никого нет, а у нас нет бабушки. — Повел я плечом, поворачиваясь к городу. — Попробуем пожить вместе.
— Вот так, просто?!
— Она — хороший человек. А в нашем доме еще много пустых комнат.
Да, сложно определить доброту и честность человека за неполный день. Пусть даже интуиция шепчет, что такие вареники не могут выйти из под рук плохого человека — всегда есть шанс ошибиться. Но у меня есть Федор, а у него — дар смотреть внутри людей.
Внутри Веры Андреевны чернел мертвый лес, окруживший крохотную прогалину с проржавевшими качелями, опутанными ветками тусклых деревьев. Высокая трава, вся желтая от возраста и жестокого солнца в зените, укрывала под собой старые ходы и тропинки. Но все это — пугающее и грустное — было уже не важно. Потому что сотнями тысяч пробивались на ветвях зеленые почки, а значит, скоро придет весна, и лес вновь расцветет. А качели мы смажем, и на поляну вновь вернется смех.
Только знать это — про талант Федора и про то, что он видел — Артему вовсе не нужно.
— Пусть, — махнул Артем рукой. — Признаю, ваше семейное дело. Хорошо, Веру Андреевну пустили в крепость, потому что она твоя бабушка. Но почему ей вот так, просто, разрешили зайти на кухню — там, где готовится еда для всех?
— Но-но! Там столько творога нет.
— Ладно, но себе они тоже там готовят? — Прищурился он пытливо.
— Наверняка.
— Так почему пустили в стратегическое место постороннего?
— Потому что я попросил.
Где же еще готовить?
— Вот видишь! — Возликовал он, будто бы подловил на чем-то важном.
— А ты остаешься без вареников, — мрачным тоном испортил я ему настроение.
— Я пострадаю за правду!
— И утром — тоже.
— Максим, давай не будем горячиться. — поднял он руки. — Просто я не знаю ни одной причины, почему они себя ведут с нами так… как они ведут. Вернее, даже не с нами… с тобой.
— Как именно? — уточнил я.
— Слишком хорошо, — как-то обескураженно выдохнул он.
— Вот смотри, — встал я рядом. — Я предлагаю тебе яблоко, бесплатно.
— Оно не твое.
— Да я для примера. Даю тебе то, что у меня много, просто потому, что хочу сделать подарок. Это ведь хороший поступок?
— Ну.
— Так почему ты хочешь лишить права на хороший поступок всех этих людей? — развернулся я к Артему.
— Потому что это крепость Биен, и я не слышал ничего хорошего о ее обитателях, — зябко передернув плечами, украдкой глянул он на свиту.
— Наверняка есть люди, которые ничего хорошего не слышали про наш город. А ведь мы там живем.
— Это совсем другое! — С жаром возразил он, стараясь говорить убедительно, но негромко. — Это крепость в самом центре чужих земель! Никто их сюда не звал! Земля подарена испанцам за военную помощь, а они коварно взяли испанцев в клан!
— Прямо таки коварно? — Усомнился я.
— Те должны были принять корону Долгоруких на свой герб в знак благодарности. Но их заставили отказаться!
— Сложно заставить быть верным. — Вспомнил я свое детство и первых друзей. — Так же, как отказаться от преданности. — Добавил, вспомнив о нынешних.
— Но можно заставить бояться!
— Ну, они не выглядят испуганными, — повернулся я в сторону охраны, с полуулыбкой следящей за беседой Светы и гида.
— Зато весь мир вокруг их боится! Ты знаешь, почему построены эти стены? — Сильно хлопнул он по камню ладонью.
— Да сейчас спросим, — повернулся я было к нашему гиду, но Артем удержал за плечо.
— Он тебе расскажет красивую байку и ни слова правды. Эти стены строились не ими! Их построили от них! И уже потом подарили кусок земли вместе со стенами, с условием никогда не разрушать и не делать ворот! Максим, это страшные люди! Потому что у других бы землю давным-давно бы отняли! — Привел он решительный довод.
— Я тебя понял, — подумав, качнул головой. — Понимаешь, это как со сторожевой собакой. Она рычит на чужих и кусается, потому что те приходят в ее двор украсть или что-нибудь сломать. Люди обходят калитку стороной и вздрагивают от громкого лая. Смотрят, чтобы в заборе не было худой доски, и собака не выбралась бы на дорогу. Но она на самом деле не злая, а для хозяев — самая умная, добрая и преданная. И чужаки, которые не лезут во двор, ей совсем не нужны, пусть даже те говорят про нее только плохое.
— Это совсем не то! И мы — не хозяева крепости!
— Мы друзья тех, чьи друзья друзей — хозяева крепости.
— Собака такое не поймет.
— А тут люди все берегут, если ты не заметил. Им этого достаточно, чтобы хорошо относиться.
— Но к тебе относятся по-особенному!
— Потому что я приехал с варениками, — наставительно ответил я товарищу. — А еще я не ищу плохое в чужом доме и понимаю, что надо отвечать на хорошее отношение взаимностью.
— Ты уже яблоки спер!
— Собрал с земли, — без настроения повторил я. — Да что ты на них смотришь, как Пашка на женскую раздевалку. На, бери.
— Максим, это непростые яблоки! — Дрожащим от негодования голосом произнес Артем.
— Ну и ешь их по-особенному. — Махнул я на чудачества друга, силком вложил плод ему в руки и двинулся по стене дальше.
Одновременно и Света потеряла интерес к зданиям на горизонте, и мы продолжили синхронное движение.
— Это компактный запас Сил в виде яблок! — Подхватив скрипку, тут же догнал Артем. — Плодоносящее дерево рядом с природным выходом Силы в виде родника. Единственное в северо-западном регионе! Никто не стал бы охранять просто клок земли! Ты хоть понимаешь их ценность?!
— Я знаю, что они вкусные.
Заслышав ответ, Артем на некоторое время встал на месте от возмущения.
— Думал, ты их для конкурса ешь. — Все еще косясь с подозрением, произнес он.
— Помогут?
— Запас сил будет не лишним. — Поразмыслив, кивнул Артем. — Там скорость истечения минимальная, до недели может продержаться.
— Тогда тоже ешь.
— Мне-то зачем? Я — скрипач. — Смущенно посмотрел он на плод, все еще не торопясь пробовать.
— Зато когда ешь, не переживаешь.
— Я умею это делать одновременно!
— Тебе же хуже. — взял я новое из корзины
Рядом обиженно захрустел Артем.
А яблоко — самое обычное, как на вкус, так и по внутренним ощущениям. Сколько бы я не прислушивался к себе, так ничего не уловил. Скорее, байка это все — как то, что черствый хлеб даст храбрости при встрече с волком или про пользу манной каши. Или приманка для алчных людей в заготовленный для них капкан.
Вскоре нас догнал Пашка, присоединившись за яблоками к неспешной прогулке по стене. А еще через некоторое время прибыл Федор, пряча что-то за спиной и поглядывая на остальных с видом таинственным и важным. Спросил бы почему — но для этого надо было доесть яблоко, так что эта тайна могла немного подождать. Сопровождение сократило дистанцию, оттого двигались мы одной группой, вглядываясь в горизонт уходящего дня, пытаясь угадать, каким будет следующий.
— Эй, там, наверху! — Вывел из неторопливого течения мыслей звонкий крик откуда-то снизу.
К удивлению, голос слышался не из внутреннего двора крепости, а из-за внешних стен. Событие, достаточно интересное, чтобы все немедленно припали к кромке внешнего бортика, дабы посмотреть на небольшую, из-за высоты, девичью фигурку в красном платье и группу сопровождения из девушек и парней, одетых не менее празднично, возле трех серебристых машин, заливающих светом фар землю вокруг. Благодаря тому, что на стене вовсе отсутствовало освещение, а значит и засветка, рассмотреть все удавалось без труда.
— Я — княжна Анна! — представилась она. — Немедленно предоставьте грузовую платформу для меня и свиты!
— Извините, — слегка растерянно повернулся к нам гид. — Приношу искреннее извинения за легкое недоразумение.
Выставят нас — грустью отразилось в глазах товарищей. Кроме Федора — тот где-то раздобыл тарелку с варениками, оттого мог считаться счастливейшим человеком на земле.
Смотритель повернулся обратно к девушке, сложил руки рупором и крикнул обратно:
— Никак не возможно вас принять, княжна Анна! Вашему камердинеру о том сообщено еще засветло!
На лице Артема и Пашки грусть сменилась недоумением.
— Да как вы смеете, я хозяйка этой земли! — Неподдельно изумились снизу. — И я требую!
— Хозяин этой земли ваш отец! — Веско заявил старик.
— И где мне тогда спать?!
— Не смею вам указывать, ваше сиятельство! — Подкрутив ус, гордо отвернулся смотритель, игнорируя вопли негодования от княжны и свиты.
— А действительно, где ей спать? — голосом свежей влюбленности обеспокоился Пашка, просительно глянув отчего-то на меня.
— С гостиницами да, проблема, — весомо протянул Артем, нацелившись было на новое яблоко, но потом вобрав запах вареников и тут же сменив цель на более приоритетную.
— А еще скоро ночь. — уклонился от атаки Федор, юркнув мне за спину.
— Действительно, как-то не по-людски, — сочувственно кивнул я, поворачиваясь в сторону гостьи. — Надо хотя бы яблоко скинуть.
Ярко-красный плод метко расчертил траекторию прямо в руки гостьи. Только она почему-то решила его не ловить, отчего подарок рассыпался мякотью по земле.
— А-а! — В ярости топнула она. — Вы там совсем страх потеряли?! Я все расскажу отцу!
— Все таки хорошие дела — это не мое, — вздохнув, повернулся к остальным.
Люди отчего-то смотрели с гаммой настроений от ужаса до восхищения. И только Федор с дорвавшимся до вилки Артемом предпочитали глядеть на тарелку, напряженно решая, как быть с нечетным числом вареников и четным — едоков.
— М-м, осмеюсь заметить, — мягко начал смотритель. — У вас присутствуют некоторые огрехи в технике броска. Я рекомендую бросать хлестко и с небольшим кручением, чтобы цель изначально не видела, что летит прямо в нее и не могла уклониться. Вот так, смотрите. — Продемонстрировал он движение от плеча к выплеску ладонью. — Запомнили? Желаете попробовать еще раз?
От такого даже Артем оторвался от лакомства, замерев в ступоре. Вареников тут же стало четное количество.
— Нет, спасибо, — мягко отказался я. — Я думал, она поймает.
— Что же, тогда ваш бросок был просто блестящим! Мягкий и удобный для ловца! — С одобрением заверил смотритель.
— Может, я все же принесу веревку? — Просительно протянул Пашка, глядя вниз.
— Вилку Паше, — отреагировал я.
Вскоре среди мужского коллектива существовала только одна любовь. И даже смотритель, приняв угощение под угрозой нового танца, задумчиво крутил ус и посматривал в сторону здания поварской.
— Попробуйте заночевать в деревне Заречное, это пару часов от города на запад, — в знак извинения за чужую неловкость, напоследок решил дать я совет.
Совет был гневно проигнорирован, а ответная речь совсем не красила девушку.
— И этому человеку ты хотел доверить наши шторы? — Укоризненно повернулся я к Паше.
Тот виновато смутился, осознавая весь провал минутной влюбленности, и словно розу предложил вилку с вареником Свете.
Рыкнув что-то связанное с карой и отцом, княжна развернулась на месте и скрылась в машине. Свита, окатив подозрительными взглядами стены и окрестности, последовала за ней.
Мы тоже продолжили путь — на сей раз к выходу на лестницу. Только Артем вновь попросил задержаться, пропустив всех вперед.
— Получается, ты — важнее княжны Анны?
— Мы важнее, — мягко поправил его.
— Я не могу быть важнее. — Вновь поежился он зябко и выдохнул. — Меня тут вообще не должно быть, понимаешь?
— Как? Ты часть команды.
— Я не про команду, я про это место. Моя семья не сильно дружит… Вообще не дружит… Даже наоборот. Максим, мне страшно тут быть. — Признался он шепотом. — Если бы я знал, куда мы тогда летели, то никогда не сел бы в вертолет.
— Думаю, никто не будет драться с детьми. — Постарался я его успокоить, не став сомневаться в причине его страхов.
— Будут. Даже с младенцами, чтобы не выросли. Я боюсь не проснуться завтра утром. Я боюсь пропасть и стать заложником. — Артема уже откровенно трясло, но не из-за легкого вечернего ветерка.
В такое уже не верил я, но ночь почти накрыла стену, так что оставаться спорить было бы неправильно.
— Тогда спи у меня. — Подыскал решение. — Раз ты уверен, что я для них важен.
Два заблуждения должны были дать в итоге плюс — и спокойствие для друга.
— Будешь дежурить всю ночь? — Хмыкнул Артем, обнимая двумя руками футляр со скрипкой.
— С некоторых пор этого не требуется, — в руках зажглась Звездочка, необычно яркая из-за ночи. — Я попрошу ее, чтобы она никого не пускала.
— А она — послушает? — Позабыв дрожать и бояться, с интересом и опаской смотрел на нее скрипач.
Подчиняясь просьбе, Звездочка крутнулась вокруг нас, затем спиралью поднялась от его ног к голове и вернулась мне на руку.
— Никто не пройдет мимо, — уверенным голосом подтвердил я.
И для подтверждения рассыпал одну Звездочку на сотню, образовав ими плоскость размером с дверной проем.
— И еще два — на окна и вентиляцию, — выдохнув, робко улыбнулся Артем.
— Сделаем, — хлопнув по плечу, я мягко повел товарища к лестнице.
Подумаешь, нервничает из-за конкурса и думает всякие глупости. Вон, Света тоже нервничает — взяла две вилки, да так и не отдала. Потеряла, наверное.
— Надеюсь, папа никогда не узнает, что я тут был.
— Если не заглянет под беседку возле фонтана, то вряд ли.
— А там что?
— Надо же обозначить, что «здесь были…»
— Максим! — Возмутился Артем в голос. — Ты вандал!
— Что?! Я ж не на яблоне!
— Слава Богу!
— И я только снизу дощечек! Да никто там не будет смотреть, что ты переживаешь.
— Зато я теперь буду об этом знать!
— Федор был прав, тебе лучше вообще ничего не говорить, чтобы не расстраивать.
— Лучше не делать того, что будет расстраивать… Стоп, что вы там сделали?!
— Да ничего.
— Максим!
— Вот, ты опять нервничаешь. Хочешь яблоко?
* * *
На часах был двенадцатый час ночи, когда в небольшой комнатке, наполненное лунным светом через единственное окошко без штор, прозвенел телефон.
Заливался он красивой мелодией, напоминающей то ли армейскую песню, то ли государственный гимн одной из про-германских стран, обожающих чеканный шаг ритма и громкость слов в угоду смыслу. Словом, был достаточно бодр, чтобы потерять желание спать и ответить максимально быстро. Да, в общем-то, единственный обитатель небольшой комнатки все равно бодрствовал, предпочитая лежать на топчане в одежде, покручивая длинный ус, и наблюдать луну под размеренное течение мыслей. Какой смысл ложиться, если этому звонку в ночи все равно суждено быть?
— Господин, — смотритель поднял трубку только после того, как оправил одежду и встал по стойке смирно.
— Доброй ночи, Михаэль. — пожелал усталый голос на той стороне трубки. — Как служба?
— Без происшествий, сиятельный князь.
— Тут Аня звонила. — С легким зевком протянули и тут же поправились. — Княжна Анна. Говорят, ты ее не пустил, кидался яблоками, говорил нехорошие слова. Думаю, прописать ей ремня за вранье.
— У нас особая ситуация, сиятельный князь. Камердинеру княжны Анны я сообщал об этом утром и днем ранее. В адрес княжны Анны не было сказано ни единого бранного слова, ручаюсь честью.
— А яблоки?
— Это часть особой ситуации. Случайная. — замялся Михаэль. — Готов понести наказание.
— Спокойной службы, Михаэль. Приношу извинения за беспокойство, — чуть огорченной фразой, будто бы получив подтверждение тому, о чем изначально подозревал, завершили звонок.
Смотритель положил трубку и принялся неспешно готовиться ко сну, как полагается человеку с кристально чистой совестью.
Он не сказал ни слова лжи, а ситуация была действительно особой. Странно считать иначе, соотнося два простых и абсолютно ясных факта. Первый: в клане несколько миллионов человек. Второй: истинный глава рода и клана уже несколько месяцев предпочитает этим миллионам личные занятия с одним из его юных гостей.
Для старого, абсолютно преданного служаки, третьего из трех «виртуозов» клана, уже десятилетие охраняющего Родник Силы посреди враждебной земли, вывод был только один: этот мальчик важнее миллионов. Не в том смысле, как полагают любящие родители, дедушки или бабушки, называя свое чадо самым ценным во всем мире. Нет.
Для Михаэля это значило, что парень в будущем сделает для клана больше, чем все остальные миллионы. Потому что иначе старый князь не тратил бы свои силы. В нем, как и в Михаэле, нет бесполезной лирики. Он, как и Михаэль, уже очень давно с большой условностью может называться человеком.
А значит, ситуация действительно особенная. Настолько особенная, что Михаэль не станет этой ночью ломать тоненькую шею сына врага, лишая род и клан врага наследника. Старый князь ничего о нем не сказал, но Михаэль достаточно мудр, чтобы не портить чужую игру в угоду древнему, как мир, инстинкту.
С возрастом приходит долготерпение, когда верность и преданность единственному господину сильнее, чем раздражение от чужих шалостей или невозможности исполнить долг. Словно старый волкодав, к которому пришел играть сын хозяина с друзьями, он не тронет руку, с любопытством пересчитывающую клыки, способные разорвать теленка пополам. Он позволит брать хозяйские вещи, закроет глаза на легкий ущерб, оберегая от травм и последствий детской глупости. Он будет вилять хвостом и даже принесет мяч. А когда на подворье придут щенки из его стаи, жадные до крови и славы, он прогонит их, не соблазняя легким призом.
В знак уважения к тому, кто не раз спасал его жизнь, вытаскивая из плена, из огня, со дна реки или волоча бездыханное тело по пустыне, отказываясь верить в его смерть.
Потому сегодня сын врага может спать спокойно. Михаэль убьет его в следующий раз.
Смотритель аккуратно сложил одежду, привычно отряхнул простынь, расправил тоненькое одеяльце и через некоторое время задремал сном праведника.
На обратной стороне стены шевельнулась тень. Часть ночи обрела форму девушки и перетекла по отвесной плоскости к подоконнику. Еще одно беззвучное движение, и тень внутри комнаты становится плотнее.
Старик спит. В его снах нет тревог и дурных предчувствий, дремлет интуиция и боевое предвидение, тело не реагирует на запах металла в комнате. Так бывает, когда ешь что-то с чужой вилки — даже с сильнейшими из ныне живых. Вместе с едой достается крошечная порция токсина, совсем неопасного человеку-монстру, но способного сделать его сон глубже. Гораздо глубже.
Михаэлю снилась семья. Редкий сон, необычно четкий и детализированный — теплая шероховатость массивного стола на мансарде, одуряющий запах зити, лукавая улыбка супруги напротив, только что попросившей не смотреть на нее все время, а попробовать makaroshki. Она ждала ребенка, но никак не решалась об этом ему сказать.
В руке вестницы ночи блеснул металл, испачканный зеленой отравой. Шаг вперед — и выбеленное в лунном свете лицо равнодушно смотрит на яремную вену. Опасно садиться в чужой вертолет. Настолько же опасно брать на борт незнакомцев.
Михаэль вздрагивает от накатившей тревоги. Что-то должно произойти! Да! Он вспоминает, что через два месяца его вновь сошлют на границу, а еще через неделю его дом, его сад и все вокруг зальет огнем. Вместе с ней. Он должен немедленно ее предупредить! Она уедет и близкая война двух кланов прокатится бесконечно далеко! Но не может выдавить и звука!!!
Девушка-ночь шагнула вперед, но тут же замерла, стоило смотрителю шевельнуться и простонать. Токсин побуждал воспоминания, хорошие и плохие, кошмарные и полные неги. Как повезет — таким и будет последний миг.
Всего одно слово! Не будет огня, смерти. Не будет кровавого пути мести длиной в целую жизнь!
Тоненькая рука занесла над кроватью заточенную до состояния шила вилку. Работа будет сделана. Новое тело не означало новой судьбы — иначе убрали бы потайные пломбы с запасом яда, который так легко подцепить зубчиком вилки, с улыбкой пробуя угощение. Не было бы противоядия и еще пары-тройки тайников в теле, положенных убийце, но немыслимых для обычной девочки. От нее все еще ждут службы. Смерть единственного виртуоза, способного держаться вечность за счет силы источника, сделает крепость беззащитной. Вызванное в ночи подкрепление получит воздушный коридор от Долгоруких, которые с великим удовольствием поприветствуют падение места, подаренное несостоявшимся вассалам. Самим им штурмовать собственный подарок — потеря лица, но если это сделает кто-то другой, то забавный эпизод с испанцами, предпочетшими таким великим и важным Долгоруким другого господина, рано или поздно будет забыт. А сами Долгорукие получат шанс вернуть утраченное — но это будет проблема не Светланы, а Князя. А может быть, даже его сына. Артем… Артем поймет. Для него долг важнее конкурса. Максим… Максим не простит. От мелькнувшего хмурого облика, внутри что-то дрогнуло. И неожиданно родило новую мысль — дикую, невозможную для инструмента.
Одно слово! Не будут живьем гореть города, неспособные раскаяться в том, о чем даже не знали.
А чего хочет она?
— Еле-е-енн-а-а, бе-е-еги-и-и, — сжав простынь до хруста в пальцах, плача простонал Михаэль. И проснулся.
Вокруг по-прежнему была спокойная сентябрьская ночь.
Старик выдохнул и растекся по кровати, тяжело дыша. Щеки блестели от слез, простыня пропиталась потом. Прошлое накатило неожиданно, умудрившись вытянуть что-то живое из каменного сердца.
— Полезно помнить, почему живешь, — успокоившись, Михаэль принялся неспешно перестилать кровать. — Вот отомщу и умру.
Девиз, превративший среднего «учителя» в «виртуоза», не был чем-то необычным. На самом высоком ранге все жили целью, не давая себе умереть даже когда медицина отходила в сторону и удивленно поцокивала. Но, зная титул того, кого назначил главным виновником Михаэль, абсолютное большинство полагало, что жить ему — еще очень долго.
— Полезно. Помнить. — словно пробуя на вкус, беззвучно прошептала тень где-то в подножии стены. — Что я живу. Не для чужой смерти.
Она больше никому не служит. Клятвы взяты обратно, и не важно, что считают другие. А что до ее желаний?
Ночь ожила плавным движением, перешедшим в пируэт и вращение на носочке правой ноги.
В этой ночи стало на одну счастливую улыбку больше.
Светлана хотела танцевать.
