Глава 16
Здесь небезопасно

Сын не узнал меня через окно. Я подумал, что это оттого, что на мне была польская военная форма, которую дала мне кузина. За сыном следовала моя жена. Ничего не подозревая, она открыла дверь и посмотрела на меня. Мгновенно выражение ее лица изменилось, и на нем появилось выражение изумления. От лица отхлынула кровь, и жена стала оседать на пол. Я быстро обнял ее и прижал к себе.

– Все хорошо, – сказал я. – Все будет хорошо. Ведь я теперь здесь.

Невестка просто лучилась радостью. Сын стоял неподвижно, ожидая своей очереди приветствовать меня.

– Стой спокойно, – продолжал я. – Давайте войдем. Не хочу, чтобы люди видели меня.

В этот момент мой сын Эрих тоже обнял меня. Я крепко прижал его к себе.

Мы уже ступили в дом, когда моя жена вернулась к жизни и потянула меня назад.

– Оскар, подожди, нам нельзя туда.

– Но почему?

Немного поколебавшись, она тихо ответила:

– Там русский офицер.

Чувство радости во мне тут же сменилось злостью.

– Что значит – там русский офицер? Что русский офицер делает в моем доме?

Отстранив жену, я решительно ступил через дверь в жилую комнату. Какое-то время трое моих спутников оставались на месте. Потом пошли за мной.

Первой, кого я увидел, была женщина. Ее лицо показалось мне знакомым, но я не мог вспомнить ее имя. Но я был уверен, что она была немкой. Потом я увидел русского офицера. Сначала он не выказал никакого интереса ко мне, продолжая разговор с немкой. Я молча стоял в дверях. Наконец офицер обратил на меня внимание. Я понимал, что мне нужно сохранять обманчивое спокойствие перед лицом этого ивана. Игра еще не закончилась. Офицер встал, представился сам и представил женщину, с которой пришел. Я не запомнил их имена и забыл о них самих сразу же, как только смолкли их голоса. Я поздоровался, но не стал называть своего имени. Должно быть, русский почувствовал мое нежелание говорить с захватчиком, потому что он сразу же заявил, что ему и женщине нужно идти. Я был рад, когда они ушли. Наконец-то я остался наедине со своей семьей. Жена объяснила, что немецкая женщина была ее соседкой. Вместе с русским военным они заходили ненадолго для проверки.

Несмотря на то что эти двое ушли, в доме еще оставалось несколько людей. Например, там была теща и некоторые другие родственники. Они объяснили, что поляки после того, как пришли на эти земли, многих выгнали из своих домов. Такими жертвами стали и мои родственники. И все же я был рад, что мы собрались вместе. Испытав чувство облегчения от того, что наконец нахожусь дома со своей семьей, я смог как следует поздороваться с женой, сыном и всеми остальными. Нам так много нужно было сказать друг другу. И мы проговорили до самой ночи. Мы так наслаждались обществом друг друга! Я рассказал им о своих злоключениях, а они поведали мне о том, что довелось испытать им.

Я ясно понимал, что, несмотря на то что война кончилась, впереди нас ожидало множество испытаний.

Наконец-то всех одолел сон. Мне было так радостно и комфортно лежать в собственной кровати со своей женой, несмотря на то что и здесь нас не оставляли звуки войны. Ночью я несколько раз слышал крики о помощи женщин, которых насиловали поселившиеся по соседству поляки. Мне так хотелось, чтобы эти мои пытки наконец закончились, чтобы эти крики прекратились, но я ничего не мог сделать. На улицах было небезопасно, по крайней мере, для живущих здесь немцев. Для меня война не закончилась, она просто вступила в новую фазу.

Я еще не зарегистрировался в полиции, поскольку не был уверен, что мне следует здесь оставаться. По соседству жил один из моих дядьев, и я думал, что, может быть, он сможет объяснить мне, что происходит, и посоветует, как мне быть дальше. Утром я отправился в его дом. Открыв мне дверь, моя тетка была изумлена, потому что не ожидала увидеть меня. Она быстро повела меня внутрь. Дяди дома не было. Новости были плохими. Тетка сказала мне, что любой, признавшийся в том, что он бывший солдат, но не имевший документов, сразу же будет отправлен в тюрьму. Кроме того, она дала мне понять, что мой дядя ничем не смог бы мне помочь, даже если бы у меня были на руках документы из русского лагеря и от польских властей в Забже.

Когда она сказала мне все это, я на минуту замер, чтобы поразмыслить, как я должен теперь поступить. Мне было понятно, что не следует снова идти в полицию. Много лет назад я помог моему дяде в решении одной проблемы. И я думал, что он пожелает отблагодарить меня за это. Тот факт, что он ничего не сможет сделать, означал, что я оказался в очень плохом положении. Подняв взгляд на тетку, я сказал, что всегда смогу обратиться за помощью к Богу.

Моя тетка явно испытывала неловкость от моего присутствия в ее доме, поэтому я решил как можно скорее уйти. Я быстро шел по улицам обратно к себе домой. Я объяснил семье, что мы не сможем здесь оставаться. Я чувствовал, что лучшим местом для нас будет дом моих родителей. Я собрал пожитки, которые сын хранил под досками пола. Вместе мы собрали столько, сколько могли унести, и пошли к железнодорожной станции. Когда мы выходили из дому, я в последний раз оглянулся назад, думая о том, увижу ли я свой дом снова. Мне было грустно оставлять его. Мне пришлось испытать столько лишений, для того чтобы просто выжить, чтобы вернуться сюда. И вот всего через один день мне уже приходилось оставлять его.

Мы сели на поезд, который направлялся на запад через Одер в сторону чехословацкой границы в Глац. В поезде со всеми поляками, которые обращались ко мне, я говорил по-русски. А своей семье я сказал вообще не говорить ни слова. В поезде ехали два русских офицера. Я хотел, чтобы поляки, решив, что и я был одним из тех русских, оставили меня в покое. Это сработало. От Глаца было совсем недалеко до Бад-Кудовы. Мы добрались до дома моих родителей поздно вечером. Они жили на просторной вилле на опушке леса, совсем рядом с чешской границей, которая проходила по холму над городом. Открыв дверь, оба испытали шок, увидев нас, так как знали, что я пропал без вести. В доме мы снова рассказали друг другу наши истории. Я с грустью узнал, что и в Бад-Кудове дела обстоят так же, как в Глейвице. Это значило, что и здесь я не мог зарегистрироваться в полицейском участке. Нам всем следовало держаться подальше от посторонних взглядов и от властей, пока не минует опасность. И мы не знали, как долго это будет продолжаться.

Безопасность стала для нас большой проблемой, однако вскоре вдобавок к ней появилась еще одна. После войны продукты стали большим дефицитом, и у нас было мало средств, чтобы добыть их. Я не мог открыто пойти в город и что-нибудь там покупать. Кроме того, для меня было почти невозможно получить работу, чтобы содержать нашу большую, разросшуюся семью. Теперь в ней стало много ртов, которые было необходимо кормить. Мне нужно было начинать поиски еды. Каждое утро я вставал очень рано и отправлялся в лес за грибами. По ночам я шел в поля, откуда приносил украденные там картошку, капусту и капусту кольраби. Я не испытывал стыда: я делал то, что должен был делать, чтобы выжить. Мне нужно было приносить в дом достаточно еды, чтобы прокормить семерых человек.

Через несколько дней после того, как мы поселились в доме моих родителей, я приготовил для них особенный сюрприз. Я пришел домой с тушей теленка, которую приобрел у мэра городка за 180 злотых. Все были этому рады, кроме моих родителей. Они очень волновались при мысли о том, чем мне могло грозить пребывание там, на рынке. Мэр считал меня русским и поэтому продал мне мясо без вопросов. Я считал, что сумею выдать себя за русского, тем более что я все еще брил голову наголо. Это помогало. Мы приготовили мясо всего за полчаса. А когда оно было готово, у нас был настоящий пир. Я так не ел уже очень давно и теперь снова мог вспомнить, как это хорошо, когда твой желудок полон.

На следующий день мы снова отправились на поиски еды, тем более что обильная еда предыдущего дня значительно подкрепила наши силы. Такой распорядок, когда ты тихо сидишь дома, подальше от людских взглядов, а по ночам отправляешься на поиски еды, поддерживался еще две недели. Затем все для нас стало гораздо сложнее. К нам пришли представители властей, которые объявили, что наш дом забирает польское правительство. У многих польских граждан правительство конфисковало землю и имущество после утверждения власти коммунистической партии. Мои родители обратились к властям с прошением разрешить нам оставаться в доме, пока мы не сможем переселиться. К счастью для нас, им это разрешили. Родители проинформировали полицию, что в доме проживают семь человек: они сами, мой брат, две мои сестры, еще одна женщина (моя жена) и ее сын. Я не мог допустить, чтобы кто-то узнал, что здесь живу и я, так как не был зарегистрирован как польский гражданин. В дневные часы я прятался в лесу. А по ночам пробирался обратно в дом, чтобы принести туда добытую еду и немного поспать. Потом рано утром мне приходилось снова вставать, чтобы незамеченным выскользнуть из дому.

Однажды, когда меня не было дома, мои родители сделали кое-что такое, что заставило меня изрядно встревожиться. Они подружились с кем-то из новых соседей, общественным рабочим, который переехал в дом, расположенный неподалеку от дома моих родителей, несколько ближе к центру города. Этот человек предложил моим родителям взять на сохранение кое-что из их ценных вещей. Не знаю, что он говорил родителям, но он сумел внушить им доверие. Они уже потеряли свою землю и дом и теперь боялись, что пройдет немного времени, и коммунисты явятся к ним за остальным имуществом. Наверное, они были правы, но я плохо знал того человека, чтобы понять, заслуживает ли он доверия. Мать с отцом собрали ювелирные изделия и некоторые другие личные вещи в прочную коробку, которую заперли на замок. Они подбивали меня поступить так же, и я неохотно согласился. Они были очень рады познакомиться с тем человеком, так как он произвел на них очень хорошее впечатление. Как бы мне хотелось разделить их энтузиазм! В тот вечер я провожал родителей до дома, где их новый знакомый согласился с нами встретиться. После того как мы передали ему коробки, я попытался поскорее отправиться обратно домой, но он уговорил нас остаться и завязал с моими родителями разговор. Я старался говорить как можно меньше. В один из моментов разговор зашел о том, что тот человек предложил родителям обменивать им продукты, которые он получал из Польши, на то, что они были готовы ему продать. Это предложение вызвало во мне подозрения, и теперь я чувствовал себя в его обществе еще менее комфортно.

На следующий день тот рабочий заявился в дом, чтобы, по его словам, проверить, как у них дела, так как он беспокоился. В это время меня не было дома – я был в лесу. Каким-то образом новый знакомый убедил родителей вечером снова прийти к нему домой и показать, что он хранил для них в коробке. Я не смог убедить свою мать, что это была плохая идея, и в тот вечер мы с братом с большой неохотой снова сопровождали моих родителей до его дома, где они должны были открыть коробку и показать ее содержимое. Когда мы зашли к нему, он усадил нас за столом на кухне, а сам нырнул в подвал за коробкой. Вскоре он снова вынырнул оттуда и поставил коробку на стол. Потом поднял взгляд, внимательно оглядел каждого из нас и спросил у меня, кто я.

Я не хотел отвечать, но моя мать объяснила, что я ее сын. Он посмотрел на меня странным взглядом. Потом он достал портсигар и предложил по сигарете моему отцу и брату, но закрыл портсигар перед моим носом, не предложив закурить мне. Я понял, что получил послание.

Мать открыла коробку и пояснила, что было внутри. Она с удовольствием обратилась к деталям и гордо рассказывала историю некоторых из вещей. Наш собеседник очень старался демонстрировать интерес к разговору, но сам говорил очень мало. Он внимательно всматривался в коробку с ее содержимым, будто мысленно старался запомнить его. Когда разговор был закончен, он поблагодарил нас и дал понять, что теперь нам следует идти.

На следующий день еще до восхода солнца я был на ногах и отправился на целый день в лес. Места, в которых я обычно отсиживался, становились все менее изобильными. Мне становилось все труднее находить еду, исследуя леса или совершая ночные набеги на поля. Было ясно, что это не может продолжаться долго. Мне нужно было добыть денег, чтобы обеспечить еду на столе своей семьи. На следующее утро я дождался дневного света и отправился в соседний поселок Ержиковице в поисках работы. Я зашел на одну из ферм на окраине городка. Около дома какой-то старик ремонтировал дверь. Я подошел к нему и спросил, нет ли у него для меня работы. Старика звали Драшнер. Я был очень рад, когда он согласился нанять меня себе в помощники на ферме. Это очень помогло моей семье.

Пока я пытался заработать немного денег работой на ферме, моя мать начала продавать некоторые из наших пожитков тому рабочему, которому они с отцом доверили на хранение свое имущество. Это тоже помогало добывать еду на семейный стол, но с течением времени она получала в обмен все меньше и меньше. Я догадался о причине только тогда, когда единственным, что тот человек дал нам за какое-то из ювелирных украшений, стало полкило соли. Мать понимала, что у нее не было другого выбора, кроме как брать то, что он нам предлагал. Ведь у нас было мало источников получения продуктов.

Моя работа на ферме позволила мне более уверенно чувствовать себя в дневное время, поэтому я все меньше времени проводил в лесу и все больше посвящал себя работе по дому, когда не был нужен на ферме.

Как-то около 11 часов утра я рубил дерево во дворе родительского дома, когда что-то вдруг привлекло мое внимание. Я посмотрел в сторону города и увидел, как тот рабочий вышел из своего дома. Еще через час я увидел, как он возвращается обратно, но не один. За ним шли трое солдат, и все они направлялись к нашему дому. Я бросился внутрь, чтобы предупредить родителей. Я понимал, что должен был вынести из дому наружу все, что было упаковано и готово к этому, но было уже слишком поздно. Единственное, на что у меня хватило времени, – это предупредить всех и броситься прочь в лес, чтобы спрятаться самому.

Моя семья сбилась в кучу внутри, надеясь, что это столкновение с властями не приведет к тому, что их выгонят из дома. Не постучав в дверь, солдаты вошли в дом вместе с тем господином, которому мои родители так доверяли. Теперь он следовал за солдатами. Моя мать умоляла их оставить нашу семью в покое, но солдаты не обращали внимания на то, что она говорила. Пока двое из них обыскивали дом, третий приказал матери сообщить, где она прячет свои пожитки, которые должны быть конфискованы государством. Мать была слишком расстроена, чтобы отвечать, поэтому солдаты продолжали все переворачивать в доме вверх ногами. Они обстучали все стены и пол в поисках ценностей и оружия. Вскоре они нашли большую часть того, что мы успели упаковать, и сразу конфисковали все это. Кроме того, они забрали некоторые другие вещи, представлявшие, по их мнению, какую-то ценность, включая и то, что привезли с собой мы с женой и сыном. Они ушли, нагруженные трофеями, но, как мне показалось, не удовлетворились этим. Я внимательно наблюдал за ними с безопасного расстояния, укрывшись в лесу, ожидая, когда они отойдут от дома достаточно далеко, чтобы я мог вернуться туда. У меня было предчувствие, что они еще придут.

Мне нужно было убедиться в том, что мои личные вещи не достались коммунистам. На следующий день я отправился в дом общественного рабочего и потребовал, чтобы он вернул их мне. К моему удивлению, он повиновался, правда, сделал это с таким выражением лица, будто был уверен и хотел продемонстрировать это и мне, что когда-нибудь получит все это обратно. Я отвез вещи на ферму в Ержиковице, где, как надеялся, они будут в полной сохранности. Я был благодарен фермеру за то, что он разрешил мне спрятать здесь мои пожитки. Я решил не оставаться там и не возвращаться на работы, по крайней мере, несколько дней. Я понимал, что для меня будет опасно, если меня здесь увидят, по крайней мере прямо сейчас. Я не хотел подвергать опасности самого фермера за то, что тот связался со мной, но мои возможности были ограничены, а все мы остались без еды.

Подобные события стали случаться все чаще. Власти продолжали обыскивать дома в городе, даже по ночам. К моему счастью, стояла хорошая погода, что давало мне возможность ночевать в лесу. Однажды днем, как я и ожидал, в дом моих родителей снова пришла полиция. Я понимал, что они не удовлетворились тем, что нашли у нас в первый раз. На этот раз они действовали более основательно. Полицейские снова тщательно обыскали дом, переворачивая мебель и проделывая дыры в стенах, будто искали что-то ценное. Они пытались найти и захватить меня, гражданское лицо без документов, которое могло представлять собой угрозу для властей. Они требовали сказать, где я, но моя семья продолжала отрицать, что в доме проживает кто-либо еще. Ситуация накалилась, когда кто-то из полицейских достал пистолет и направил его на моих мать и отца. Он заявил им:

– Если до 9 часов вечера не будут найдены остатки вашего имущества и ваш скрывающийся сын, то вы знаете, что будет с вами.

После этого полицейские покинули наш дом. Мой сын побежал искать меня в лесу и рассказал мне эту новость. Я понял, что должен действовать немедленно.