Он медленно сел, крупный мужчина, самый старший из всей четверки по возрасту и, как чувствую, по должности или положению. Лицо квадратное, обветренное, кожа шелушится на кончике носа и правой скуле, точно не местный, эти не обгорают, как европейцы, сколько бы здесь ни прожили.

Я бросил на нее недовольный взгляд.

– Зачем оделась?

– А зачем голая?

– Этого приятеля удивила бы, – пояснил я. – Пусть посмотрит, а то кто знает, что его ждет…

– А-а-а, – сказала она, – а я думала, хочешь продолжить.

– Хорошая идея, – согласился я и спросил у пленника, – ну что, приятель, собрался с мыслями? Я тебе дал время.

Он буркнул:

– Но голую так и не увидел. Может быть, пусть сейчас разденется?

Она сказала резко:

– Но-но, поговори мне!

– Женщины злее нас, – сообщил я пленнику. – Ты не напрягай ноги, не напрягай. Я не стал привязывать к стулу, все равно выстрелить успею раньше. Да и она успеет. Я бы велел ей раздеться, но, увы, не подчиняется мне. Я вообще дикий гусь и служу только своему карману, а вот она правительству.

Он скривил губы.

– Правительству… Какой смысл?

Она сказала резко:

– Крутой, да?.. Но мы круче. Кто послал? Что велел?

Я сказал доброжелательным тоном:

– Нам, диким гусям, нет смысла хранить верность тем, кто ведет двойные игры. Да еще и предает своих людей.

Он отрезал с достоинством:

– Меня никто не предавал. И я никого не предам. Стреляйте! Я же понимаю, почему не привязан. Некогда выбивать признания, верно? Не отвечу, получу пулю в лоб, вам же надо сматываться из номера, где три… нет, четыре трупа?

– Видишь ли Дуглас, – сказал я с сочувствием и увидел в его взгляде изумление, – Овертон тебя в самом деле сдал. Сам подумай, чем ты ему не угодил или где подставил, но сейчас он решил от тебя избавиться. Причины не знаю, он просто сообщил нам, что идешь сюда ты. Думаешь, чего я сидел напротив двери уже с пистолетом в руке?

Он пробормотал:

– Не знаю, о чем ты говоришь.

– Ладно, – сказал я, – он сам запутался, влез в эту аферу с кражей ядерной бомбы из Украины, а теперь не знает, как выбраться. Может, потому и сдает?

Он рыкнул:

– Какой бомбы?

– А-а, – сказал я, – так он и этого не сказал? Хотя понятно, триста миллионов долларов – сумма хорошая, если ни с кем не делиться.

Он сказал свирепо:

– Так вот зачем он посылал за кодами!

– Какими?

– Какой-то активации!.. Наверное, атомную не просто бросить, а надо еще, чтобы взорвалась… как я где-то слышал.

– А его кто нанял? – спросил я.

На ответ я не надеялся, но он сказал сломленно:

– Митчел Хиггинс. Это строительный магнат, а еще в его руках вся добыча нефти отсюда и до берега. Зачем ему ввязываться в такое, не знаю. Да и вообще как-то все подозрительно…

– А то, – сказал я, – что ты в прошлом месяце по его заданию был в Омане и привез оттуда только половину груза, что он тебе обещал припомнить, откуда бы я узнал?.. Как видишь, это знал только он. Ладно, у нас нет вопросов.

Она рассерженно сверкнула в мою сторону глазищами, но при пленном спорить не стала, я веду какую-то непонятную игру, но результаты есть, так что набьет мне морду потом, без свидетелей.

Он спросил мрачно:

– И что теперь?

– Вставай, – сказал я. – Пойдешь впереди нас на два шага. Выйдем на улицу, ты вправо, а мы, как всегда, налево.

Он всмотрелся в мое лицо, как будто еще не веря, что не получит пулю в лоб, спросил с неудовольствием:

– А почему тебе налево?.. Давай я налево!

– Мне так надоело быть приличным, – сообщил я ему доверительно, – так что нет, я всегда налево.

Он буркнул:

– Оно и видно, что ты из приличных… Осточертело? Ты не один такой, знал еще парочку…

Едва вышли из отеля, Дуглас кивнул и пошел направо, но, как я чувствовал, все еще подумывает о пуле в спину, хотя понимает, что стрелять в таком людном месте глуповато, но все равно чуточку сдвигает лопатки, будто они у него из титановой стали.

Уже с другой стороны улицы оглянулся, махнул рукой и вошел в один из магазинов, который имеет, как я сразу посмотрел на карте, выход на соседнюю улицу.

Она спросила резко:

– Зачем отпустил?.. И что это за странный допрос?.. Откуда знаешь эту сволочь?

– Это случайно, – заверил я. – У него такая характерная внешность, заметила? Вот я и запомнил, когда мельком увидел у нас в управлении его досье с парой хороших фоток. Да не сердись ты на него! Подумаешь, пришел убить тебя… Всего лишь! Тоже мне новость. Но убиваем все любимых, пусть знают все о том, один убьет жестоким взглядом, другой обманным сном, трусливый лживым поцелуем, а тот, кто смел, мечом! Один убьет любовь в расцвете, другой на склоне лет, один удушит в сладострастье, другой – под звон монет…

Она поморщилась.

– Подумаешь, Уайльда читал… А что он гомосексуалист, не знал? Наверное, его книги в России сжигают?

– А я раньше прочел, – сообщил я. – Когда еще был школьником и не знал, что такое гомосексуалисты. Теперь что, пойдешь брать за жабры самого Митчела Хиггинса?.. Властелина провинции Эль-Хуфуф?.. Абсолютного властелина как официального представителя власти, так и негласного?.. Это мне напоминает сюжет про Али-Бабу…

Она слегка замедлила шаг, вроде бы посматривает по сторонам, посмотрела почти враждебно.

– Чем?.. Не вижу пещеры с золотом.

– Там был один интересный персонаж, – напомнил я. – Не припоминаешь?

– Али-Баба?

– Нет, – ответил я, – а очень благочестивый шейх, днем проповедовал в мечети о милосердии ко всему живому, а когда шел по улице, двое слуг мели перед ним дорогу, чтобы случайно не наступил на какого-нибудь жучка и не причинил ему увечья, а то и смерть.

– Не помню такого, – сказала она в нетерпении. – Ты слишком многословен.

– Дело в том, – закончил я, – что этот благочестивейший человек ночью руководил самой многочисленной и жестокой бандитской группировкой. Это он собрал в пещере Сезам несметные сокровища… Не останавливайся, вон там мой автомобиль, сейчас это самое безопасное место.

– Твой?

Я кивнул.

– Точно. Купил сразу, как прибыл. Так, на всякий случай.

Она кивнула, буркнула:

– Тоже мне, сказку рассказал! В реале это сплошь и рядом. Каждый третий мэр в западных странах руководит подпольным бизнесом и грабежами. У любого магната в кармане не только полиция, но и местные банды, что действуют по его указке.

– Вот-вот, – сказал я. – И ты придешь к этому Хиггинсу, скажешь: дорогой Митчел, вы руководите бандами, признавайтесь во всем, а я постараюсь снизить вам тюремный срок.

– Да иди ты, – отрезала она зло. – Что-то придумаю. Слишком неожиданно все получилось. И быстро. А ты влез и все сорвал.

– Много бы ты преуспела с дырой в голове, – сказал я. – Впрочем, если ты зомби…

Она спросила вдруг:

– А почему оставил три трупа в номере?.. Теперь мы в розыске!

Я улыбнулся со всей снисходительностью, когда разговариваешь, имея на руках роял-флеш и глядя на открытые для тебя карты противника.

– Нет.

– Почему?

Я пояснил нежно:

– Милая, ты не одна.

Она спросила резко:

– Ты о чем?

– С тобой группа чистильщиков, – пояснил я. – Или хотя б один, не важно. Он и спрячет трупы. А номера останутся за нами, мы же туристы! Просто уехали смотреть местные достопримечательности. У тебя заплачено за пару дней?

– За неделю вперед, – буркнула она.

– У меня за три, – сказал я. – Сядешь рядом или побоишься?

Она молча дернула на себя дверцу, я едва успел отключить сигнализацию, и опустилась на правое сиденье.

Я занял свое место за рулем, кивнул, чтобы пристегнулась, повернул ключ зажигания.

Она посмотрела на меня зло и оценивающе.

– Самоуверенный тип. Полагаешь, за три дня все сделаешь, еще и по лавкам пробежишься?

Я повел автомобиль вдоль тротуара как турист, что рассматривает витрины, потом так же неспешно занял правую полосу. Слева на большой скорости проскакивают более шустрые водители.

– Или с тобой понежусь, – ответил я. – Всегда считал, что все женщины в постели одинаковы… но, вижу, все-таки не совсем так. Век живи, век учись.

Она фыркнула:

– Ты всегда решаешь за других?

– Мы, – сказал я, – доминанты, потому должны принимать и нести с достоинством бремя белого человека по отношению к женщинам.

– Ну-ну, – сказала она, – и что у меня не совсем так, как у других женщин?

– Особенная ты, – пояснил я. – Почему так стремимся вдуть красивым? Какая самцу разница, в каком организме продлить род?.. Почему, копулируясь со всеми, все же в первую очередь предпочитаем красивых?

Она смотрела с вялым интересом.

– И?

– Красивые, – пояснил я, – элита человеческого вида. Самое удачное сочетание генов. Потому и такая инстинктивная тяга как ко всякому вкусному, новому, лучшему… Инстинкт, всего лишь инстинкт! Но подсказывает правильно.

Она сказала с отвращением:

– Прямо зоолог… Да вижу, вижу, что хочешь спросить! Да, конечно, я велела проверить, кто ты есть на самом деле. А как иначе? Ты сам этого ожидал. Все настолько идеально, что просто слишком. Для местной охраны ты знатный турист, но из разведки или контрразведки любой поймет, ты слишком уж турист, чтобы быть туристом.

– Это плохо?

Она всмотрелась в мое лицо.

– Мы же хорошо понимаем, что индустрия туризма необходима, так как дает миллионы рабочих мест по всему миру. Благодаря им десятки миллионов человек, если не сотни, срываются с мест и едут в дальние страны, давая работу авиаперевозчикам, железнодорожному транспорту и таким службам, как такси, и прочим-прочим.

Я кивнул, спросил с интересом:

– Дальше?

– Но мы понимаем, – продолжила она почему-то со вздохом, – что реклама отдыха за рубежом рассчитана на людей низшего и среднего звена как в материальном, так и в интеллектуальном отношениях…

– Отдыхают и богатые, – напомнил я. – На собственных яхтах. А то и личных островах.

– Бывала я на таких яхтах, – сообщила она. – У каждого владельца там и личный кабинет, куда никому нет доступа. И пока гости веселятся и пьют шампанское в бассейне, хозяин либо следит за биржевыми акциями, если он финансист или банкир, либо отдает распоряжения, где что строить, если строительный магнат, либо перераспределяет торговые потоки, если транспортный миллиардер…

Я выдержал ее прямой взгляд и покачал головой.

– У меня ни яхты, ни острова.

– Да, – согласилась она. – По крайней мере на свое имя.

– Ого, – сказал я, – уже знаешь мое имя?.. А твои контакты так ничего нового и не сообщили?

– Там сообщили то, – пояснила она, – что ты сам возжелал сообщить при регистрации как один из гостей шейха. Ни больше ни меньше, хотя и то неплохо.

– Да, – согласился я. – С подстраховкой работать проще.

Она не спросила насчет моей подстраховки, хотя я видел по ее лицу, как это крутится на ее языке, пояснила со вздохом:

– На этот раз я послала твое фото, чтобы пробили по всем базам данных.

– Сфоткала, – поинтересовался я, – пока спал?.. Хотя мы с тобой вроде бы не спали? Нечестно. А если рот открыл, и выражение было нехарактерно для меня, такого умного и красивого, глупое?.. Сказала бы, что фоткаешь, я сделал бы умное лицо.

– Чтоб тут же удушил?

– Ладно, – сказал я, – и как успехи?

Она проговорила с неуверенностью:

– Искали очень долго, однако…

– Откуда я в ваших моссадских базах? – спросил я. – Глупо.

– Теперь понимаю, – ответила она. – Уже закончили поиск, все безрезультатно, но один из самых шустрых от безнадеги включил общий поиск по Всемирной сети… и сразу же отыскал! Кто б подумал, на самом видном месте, куда никто и не пробовал заглядывать!

– На порнолабе?

– В Википедии!..

– Хм, – сказал я, – может быть, двойник? На порнолабе это точно я…

– Мне тоже так кажется, – согласилась она, – слишком уж не вяжется образ профессора Владимира Лавронова, доктора наук, видного нейрофизиолога, с человеком, который так быстро и точно стреляет, а затем хладнокровно перешагивает через трупы, ничуть не меняясь в лице.

– Значит, – сказал я, – двойник!

– Да заткнись ты, – сказала она устало. – Ты не оперативник, это ясно. Я тоже вижу множество проколов, которые не допустит полевой агент. А еще ты очень интеллигентен…

Я изумился.

– Я? Ты с ума сошла!.. Что за хрень, с чего такое дикое оскорбление?

– Ты интеллигентен, – повторила она с твердым убеждением. – По-настоящему интеллигентен.

– А это как? – спросил я.

Она ответила, не спуская с меня внимательного взгляда:

– Настоящим не требуются атрибуты интеллигента, как раньше очки и шляпа, а теперь галстук и аккуратно подстриженная бородка… да сам знаешь, как эти простенькие люди стараются выглядеть значительными. Так что ты в самом деле тот Лавронов, который работает ведущим нейрофизиологом.

– Не ведущим, – возразил я. – Я сам по себе, хотя, конечно, в рамках здорового трудового коллектива. С нездоровым бываю тоже, но нечасто. Даже редко, хотя хочется чаще. Однако смиряю животные порывы, ибо от работы результат, а от попоек и прочего… что, кроме больной печени?

Ее взгляд не изменился, хотя слушала внимательно мой бред, что-то вычленяя, анализируя, а я подумал, что по нашей речи можно любого определить, кто он и что, на каком уровне и даже чем занимается, нужно только дать ему поговорить подольше.

– Ты не оперативник, – сказала она уверенно. – И ты в самом деле доктор наук, звезда чуть ли не мирового уровня в науке…

– Почему это не мирового? – спросил я обидчиво. – Да любой, у кого больше двух публикаций в New Science, уже звезда мирового уровня!.. А у меня их шесть!

– Неоперативников тоже используют нередко, – продолжила она. – Хотя чаще как ложные цели. Или на одиночные и не очень важные операции. Передать, сообщить, узнать… Такие обычно вообще не берут пистолет в руки.

– У меня не было пистолета, – напомнил я победно. – Я не оперативник!