Глава 5
Он хмыкнул и вернулся к своему помещичьему блюду, зато Дуайт поинтересовался с иронией:
– А как насчет вашей территории?
– Мы следим еще строже вас, – ответил я уклончиво. – Так что с нашей стороны угроз миру нет. Разве что Штатам, если обнаглеют… Но Штаты не так жалко, их можно и грохнуть, хотя там живут Скарлет и Маск…
– Хорошая пара, – сказал он. – А кто это?
– Да так, просто американцы…
– Значит, только сотрудничество?
– Именно, – ответил я. – Не вассалитет, как вы пытаетесь навязать, а сотрудничество. И постепенно все более тесное сотрудничество, пока не сольемся в одно общество. Не на ваших условиях, не на наших, а на…
– Компромиссных?
Я покачал головой.
– Нет. На условиях прогресса и продвижения к сингулярности. И вам, и нам многие условия покажутся жестковатыми, тут мы с вами в одной упряжке, но придется принять, иначе миру не выжить.
Мясо в самом деле восхитительное, хотя я не гурман, вообще к еде достаточно равнодушен, для меня важнее калории, витамины и микроэлементы, а все остальное выработает организм, он у людей настоящая алхимическая лаборатория, такие трансмутации творит, никакой ядерный реактор не сумеет…
Некоторое время ели молча, я заметил, что и Дуайт с Сигурдсоном тоже не гурманы, вообще настоящие мужчины не могут быть гурманами по определению, зато нет настоящих среди тех, кто позиционируют себя как знатоки вин, театра или искусства.
– Как блюдо? – поинтересовался Дуайт. – Это их фирменное!
– Терпимо.
– Гм… а как сама Америка?
Я сказал честно:
– У россиян к вам очень даже смешанное чувство.
– Вражды, – сказал Дуайт с пониманием, – а что еще?
– Вражды, – подтвердил я, – зависти, осознания вашей правоты в целом, желания помочь… и дать сдачи.
Он вскинул брови.
– Странное сочетание.
– Ничуть, – заверил я. – Когда человек, которого вы считаете умным и правым, начинает вас оскорблять и унижать, возникает желание дать ему в морду. Когда несете свет и просвещение в Азию и на Ближний Восток, мы приветствуем, поддерживаем и помогаем, но когда и нас зачисляете в ряды террористических режимов, мы готовы сунуть палку вам в колеса.
– Даже, – уточнил он, – когда мы едем в правильном направлении?
– Даже, – подтвердил я. – Мы ж люди, в конце концов?.. А значит, ничто человеческое нам не чуждо. Под человеческим принято подразумевать именно нечеловеческое, иррациональное, дурное, это чтоб понятно было даже американцам.
После обеда, малость отяжелевшие, мы провели в зале заседаний еще четыре часа в дискуссиях с генералами. Дуайт за это время пару раз переговорил с гражданскими. Парни явно из его ведомства, чувствуется по ряду параметров, я отвлекся и отыскал их засекреченные досье, но ничего особенного, Роб Кордли и Мэтт Миддледич, старшие агенты по особым поручениям, можно гордиться, это достаточно высокий ранг, оба в свое время успели поработать за рубежом, но в боевых операциях не участвовали, явно их сразу по результатам тестов готовили в стратегический резерв.
В зал наконец-то принесли бутылки с минеральной водой, а то у многих глотки пересохли от споров.
Дуайт придержал меня за локоть и сказал шепотом:
– Через пару минут закончим, рабочий день подошел к концу. Что-то хотите еще сказать?
– Да пока все идет хорошо, – заверил я.
– Правда? – спросил он с сомнением. – Ну тогда ладно. Я выделю машину, вас отвезут в отель. Если будут какие-то пожелания, только свистните.
– Пока все в порядке, – повторил я. – Завтра утром увидимся!
– Я позвоню вам в номер, – пообещал он. – Если надумаете малость поразвлечься вечером, могу такую программу задействовать!
Я покачал головой.
– Дуайт, вы же видите, я не развлекун. Как и вы. Нас интересует дело, а в остальное время только короткий отдых для ума и тела. Утром увидимся, продолжим работу с новыми силами.
Он улыбнулся, крепко пожал руку, прощаясь.
Когда я вышел из здания и спускался по ступенькам во двор, отыскивая взглядом выделенную мне машину, издали донесся оклик:
– Доктор Лавроноф!
Возле длинного ряда генеральских машин высится, как баобаб, фигура генерала Барбары Баллантэйн.
Я посмотрел в ее сторону с опаской, не ослышался ли, а она снова окликнула меня и помахала рукой. На всякий случай я оглянулся, надеясь, что не мне. Однако, увы, смотрит прямо на меня, как громадная змея на лягушку.
Я нехотя потащился в ее сторону, прикидывая, что ей надо и как отвертеться и от разговора, и вообще от общения.
На просторе автомобильной парковки она еще громаднее и носорожистее, взглянула в упор, будто ткнула палкой.
Я сказал вежливо:
– Генерал?
– Доктор, – произнесла она так веско и почти с натугой, словно держит в руках, собираясь обрушить на меня, скалу размером с Сингапур, – я глава сенатской комиссии по надзору за действиями наших силовых структур.
Я несколько деревянно поклонился.
– Да, генерал, вы уже упомянули как-то случайно… пять или шесть раз, если не ошибаюсь.
– Приходится, – пояснила она с суровой надменностью. – Вы же русский, вам повторять надо.
– Да, – согласился я, – запрягаем мы долго. Мы мирные люди, но наш минный пояс стоит на запасном пути… Это вы хотели услышать?
Она произнесла с отвращением:
– Дикари. Других вариантов просто не видите. Все же для вас делается!
– Гитлер тоже нес в мир новый порядок, – напомнил я. – Но его как-то не все поняли.
– Это вы о России? – спросила она.
Я кивнул, она искушена в дебатах, спорить с такими бесполезно, да и место неподходящее, потому я сказал совсем мирно:
– Культурные люди умеют выбирать друзей.
– Вы о президенте Сирии Асаде?
– О его соседе, – уточнил я, – о Саудовской Аравии, где вчера прилюдно казнили двух гомосексуалистов, а одного толпа на улице забила насмерть камнями… Лучший друг вашей страны! В смысле, и геи лучшие друзья, и Саудовская Аравия лучший друг, странно да? Но это нам странно, а вот вам как-то не странно, и все понятно, хотя непонятно, как это понятно, но у вас своя логика, верно? И ни одного протеста ни от вашего правительства, ни со стороны ваших геев. Интересно, правда?
Ее глаза сверкнули яростью, но она подавила вспышку гнева и произнесла со сдерживаемой враждебностью:
– Мы люди военные. Если политики делают что-то такое, что мы не понимаем, то разумнее полагать, что это именно мы недопонимаем, чем безосновательно считать их глупцами.
– Разумно, – согласился я. – Однако, как глава сенатской комиссии, вы в большей степени политик, чем военный? Или это вроде женщины-физика?
– А при чем здесь женщина-физик?
– Да так, – пробормотал я. – Почему-то вспомнил морскую свинку. Так чем могу помочь главе сенатской комиссии? Или хотя бы навредить?
Она сказала резко:
– У меня к вам несколько важных вопросов.
– Заседание окончено, – напомнил я. – Правда, завтра с утра продолжим. Если бог даст, как добавляют в вашей пока еще как бы набожной Америке.
– Дела важные нужно решать вне лимита времени, – отрезала она.
– Правда? – спросил я. – А то мне показалось, что я все еще в Штатах…
Она поинтересовалась надменно:
– А при чем здесь моя великая страна, светоч и пример для вашей отсталой?
– А у вас, – ответил я, – по сигналу, что рабочий день окончен, все бросают всё из рук, как слоны из хобота, и бегут к выходу.
Она сказала недобро:
– Много вы знаете про Соединенные Штаты. Но мне нужно…
Я прервал со всей вежливостью:
– Я устал и хочу есть. Даже жрать, чтобы американцам было яснее. Потому как-то не до объяснений простых истин, известных даже школьникам.
Она сказала холодно:
– Вон здание на перекрестке, видите?.. Там хороший ресторан, кормят по-домашнему вкусно, сытно и недорого. Вам же на командировочные дали совсем копейки?
– А вы ждали меня, чтобы я заплатил и за вас?
– Прикидываю, – ответила она недружелюбно, – не разорюсь ли. Русские, по слухам, прожорливы, как… в общем, прожорливы. Сравнить с саранчой – это обидеть прямокрылых. Так вот насчет этих закладок с минами… Мне кажется, вы знаете больше, чем выказываете. Садитесь!
Команда прозвучала с такой непререкаемой силой, что я сперва сел в автомобиль на сиденье справа, а потом понял, что послушался, хоть и собирался развернуться и уйти. Похоже, эта Барбара несколько лет проработала унтером или фельдфебелем в штрафном батальоне, умеет разговаривать с царями природы и якобы доминантами.
К ресторану подъехали на ее автомобиле, хотя до распахнутых дверей всего-то улицу перейти, но американцы – самая ленивая нация, не зря же и самая толстая, как и самая жирная, лишний шаг не сделают, если не заплатят, чем даже гордятся, считая это заслугой протестантской этики.
Мы вышли из машины одновременно, дверцы синхронно хлопнули. Генеральша сделала шаг в сторону приветливо распахнутых дверей, а я бросил взгляд налево и сказал с подчеркнутым ужасом:
– Как вы могли, генерал!
Ее толстые губы слегка дрогнули в брезгливой гримасе, будто бы я в слово «генерал» завернул какое-то крупное и очень непристойное словцо, спросила с уже привычной для меня резкостью:
– Что стряслось, доктор? Что вас так пугает здесь?
– Вон там на доме, – пояснил и, памятуя, что имею дело с американцем да еще с женщиной, что вообще жесть, указал пальцем, – висит флаг Соединенных Штатов!
Она бросила взгляд в ту сторону.
– Да, и как вы заметили?
Я сказал в священном трепете:
– Как вы могли пройти мимо и не отдать честь?.. Вы патриотка или как? Или честь пришлось отдать по американской традиции еще в школе? Доказывая свою толерантность к понаехавшим?
Она поморщилась.
– Я видела флаг, но он далеко.
– А вот тот близко, – сказал я и указал пальцем. – А вот тот еще ближе… А тот хоть и дальше, зато такой огромный, пышный… Блин, да тут, куда ни глянь, одни флаги!
– У нас страна патриотов, – напомнила она холодно. – Мы за свою страну готовы отдать жизни кого угодно!
– Еще бы, – ответил я с предельной вежливостью. – Все остальные, что не совсем патриоты, в тюрьмах. Это верно, что в ваших концлагерях заключенных в восемнадцать раз больше, чем в Китае, России и Германии, вместе взятых? А когда мест не хватает, вы строите тюрьмы в других странах? Гуантанамо на Кубе и несколько сот в Польше?..
– Мне такая статистика ни к чему, – отрезала она. – Как я уже сказала, меня больше интересует ваша тайная миссия, мистер Лавроноф.
– Ищите-ищите, – ответил я с довольствием. – Обожаю, когда мои идеологические противники занимаются пустой работой.
– Это пустая?
– Конечно!.. Я прибыл для того, чтобы…
– То прикрытие, – возразила она. – А вот настоящая цель? Шантаж атомными минами? Требование пересмотреть какие-то договоры?.. Говорите смелее. В подобных случаях всегда связываются через низшие звенья, чтобы в случае неудачи делать вид, что никто ничего не предпринимал.
Мы приблизились ко входу, я пробормотал уже в холле:
– Под такие вопросы лучше всего идет коньяк…
Она покосилась с подозрением.
– Продолжайте. А то мне отчетливо послышалось «но».
– Но я трансгуманист и сингулярец, – пояснил я, – мне такое нельзя…
– А если очень надо?
– Тогда, конечно, можно, – пояснил я. – В интересах взаимопонимания двух или больше отдельно взятых и еще зачем-то суверенных стран.