Глава 15
Выспался просто здорово, кровать – само совершенство, а Пайпер такая разогретая и нежная, что я ее сгреб в комочек, прижал к груди, как щенка, и так заснули.
Спали крепко, хотя ночью один раз все же встала в туалет, шампанское в некоторой степени мочегонное, я слышал, как зашумела спускаемая вода, а также голосок самой Пайпер, когда запрашивала шепотом инструкции, что и как дальше.
Вернувшись, наклонилась надо мной, проверяя, насколько крепко сплю, тихонько коснулась губами щеки в поцелуе, хорошо хоть не пощупала пульс, он чуть учащеннее, чем при глубоком сне, хотя вряд ли знает, какой для меня считается нормальным.
Очень тихонько влезла в мои объятия, я чуточку всхрапнул и прижал ее плотнее, она затихла и вскоре заснула, как всегда хорошо засыпают женщины в наших лапах.
Утром разок деловито повязались, но не больше, нужно соответствовать американским стандартам, она в них свято уверена.
– Милый, – сказала она рассудительно, после того как отдышалась, – я вызвала такси, чтобы ты не опоздал. Ты сказал, к девяти часам?
– Спасибо, дорогая, – ответил я растроганно, – ты очень заботливая!
– Что делать, – сказала она, – хоть и не хочется тебя отпускать, но мужчинам нужно работать. Без этого они уже не мужчины. У них даже всякие болезни начинаются.
– Мне это не грозит, – заверил я. – Столько работы, что вот только сегодня совсем не снилась!
– Ой, – сказала она польщенно, – я рада. Топай в душ, я заказала завтрак в номер, не стоит терять на него время в ресторане.
Я сказал совершенно искренне:
– Умница.
Ответила она очень серьезно и рассудительно:
– Женщина должна быть умной и практичной, чтобы стать хорошей женой и матерью детей для своего мужа.
– Золотые слова!
– В общем, – закончила она, – успеешь хорошо позавтракать и выпить чашку кофе, хотя кофе вроде бы вреден…
– Только не для меня, – заверил я. – Спасибо, дорогая.
– Ты просто чудесный, – сказала она.
– Я такой, – ответил я скромно, не став спрашивать, в чем именно такой расчудесный, а то поставлю в тупик, некоторые банальности говорим, потому что говорим. – Если что, ищи меня в ванной.
– Я для тебя повесила махровое полотенце, – крикнула она вдогонку, – прямо там на дверце!
– Спасибо, дорогая, – ответил я. – А то бы в самом деле не отыскал.
Времени достаточно, я мылся неторопливо, прикидывая, какие еще есть способы для редактирования моего генома, точнее, какие способы доступны мне, потому что все существующие предельно усложнены по дефолту.
Это не операция на какой-нибудь ерунде вроде сердца или печени, геном не положишь на операционный стол и не вырежешь испорченную часть, чтобы тут же на ее место подсадить здоровую. Все эти операции проводятся окольными путями, с подсадкой различного типа вирусов, что должны внедриться и там выполнить заданную программу, но делают они это в одном случае из десяти, к тому же чаще всего не то, не так, а то и вовсе не в том месте.
Когда помылся и заканчивал чистить зубы, из комнаты приплыл восхитительный запах великолепно прожаренного мяса.
Пайпер как раз вручала официанту чаевые и закрыла за ним дверь, а я двинулся, с энтузиазмом потирая ладони, к столу. Там уже громоздятся, источая аромат, хорошо приготовленные ломти стейка.
– Уже готово? – сказал я довольно. – Ты у меня просто чудо, милая.
Она счастливо похлопала глазами, мужчинам это нравится, записано во всех инструкциях, а несокрушимых самцов нет, есть только орлы, что держатся достаточно долго, чтобы потом сдаться на хороших условиях. Или те, в ком обманулись насчет сексуальной ориентации, не все же спешат с камингаутом даже при нынешних привилегиях различным меньшинствам.
Мы торопливо, но достаточно плотно позавтракали в соответствии с рекомендациями FDA.
Закончили крепким сладким кофе, даже сахару положила в мою чашку три ложечки, будто угадала мои вкусы, ага, угадала, Дуайт видел, как я пью, сколько пью, как утащил с его блюдца пакетики с сахаром, американцам все вредно, а мне сахар необходим, это же бензин для мозгов, а мне мозги нужны не просто как нечто заполняющее череп, а работающие в турборежиме.
Минут через десять таксист позвонил, что уже у отеля. Я велел ждать, допил кофе, Пайпер бросилась в объятия, я с нежностью потискал и пожамкал такую мягкую, горячую и податливую, поцеловал в губы.
– Успеха, – сказала она серьезно и, отстранившись, поправила мне галстук.
Таксист каким-то образом узнал меня, хотя из отеля выходят и другие мужчины, вышел наружу и распахнул дверцу, глядя на меня с ожиданием.
– В Пентагон, – велел я.
Он кивнул, адрес спрашивать не стал, вряд ли даже в далеком Техасе не знают, где расположен Пентагон, быстро вернулся на свое место, автомобиль развернулся по короткой дуге и понесся в обратном направлении.
Фигуру Карпентера я заметил у самого первого заграждения, поглядывает по сторонам, как будто могу появиться откуда-то еще как не из отеля «Кингс», где они в такой дикой спешке обустраивали для нас люксовый номер.
Шофер остановил автомобиль, не доезжая несколько шагов до ворот, словно там сильная радиация, вся Америка знает про собственный ядерный реактор под Пентагоном, я расплатился и вышел, а он сразу же рванул прочь на дикой скорости.
Карпентер кивнул стражникам, показывая, что это тот, которого он встречает, шагнул навстречу, улыбаясь во все сто зубов и протягивая руку.
– Как спалось?
Я удержался от реплики, что он же видел все вживую на экранах с трех сторон, а потом еще и просматривал в записи, стараясь найти в моем поведении какие-то особые моменты, что дадут ключ к характеру и особой славянской сути.
– Спасибо, – ответил я. – Приехал, перекусил и рухнул на постель как убитый.
Он сказал с сочувствием:
– Я тоже. Работа у нас нелегкая.
– Да, – согласился я. – Нервная и непростая, удовольствия перепадают редко. Однако что делать? Родина зовет…
– Россия? – сказал он с сочувствием.
– Планета Земля, – уточнил я. – Лет через пятьдесят не будет ни России, ни Америки.
Он спросил встревоженно:
– Что… все рухнет?
– Напротив, – сказал я, – расцветет. А от прошлого останутся только географические понятия. Ну как название континентов, горных хребтов, низменностей…
– Да, – подтвердил он, – низменности останутся точно.
Мы прошли через первый пояс охраны, Карпентер держится дружелюбно-нейтрально, по его виду не скажешь, что он наблюдал, как мы с Пайпер кувыркаемся в постели, что и понятно, я не первый, за кем устанавливали такое наблюдение, так что это такие же будни, как и для банщика созерцание голых тел моющихся мужиков.
– Большинство уже явились, – предупредил он. – Нет-нет, вы не опоздали, что удивительно, вы же русский, просто для многих эта мина как гром с ясного неба, потому все уже здесь.
– Ох, – сказал я, – неужели они, хоть и генералы, не могут отличать главное от второстепенного?
– Мина у берегов Америки для них главнее, – ответил он. – Тем более целый минный пояс…
– От одного вируса, – напомнил я, – может сгинуть все человечество, а от минного пояса только Штаты.
– Для американцев, – ответил он кратко, – Штаты и есть мир. А все остальное… ладно, пусть не в тартарары, но все же те проблемы как бы во вторую очередь.
– Да, – согласился я, – люди есть люди. Пока что нас ведут инстинкты. Говорим про разум, но все же… Когда же от него избавимся?
Он взглянул остро.
– А что, есть такие планы?
– У романтичных дураков, – ответил я. – У них планы есть на все. Но избавляться от инстинктов стремно. Мы же целиком на них, разум тоже его часть. Избавляться опасно, вдруг и разум исчезнет? И станем равнодушными машинами, что вымрут сами по себе?
– А если не вымрут?
– Вымрут, – сказал я уверенно. – Только инстинкт выживания велит нам жить и развиваться! Всем велит, и дуракам и умным, потому что и от дураков дети бывают умными.
– Я так и думал, – сказал он.
– Бросьте, – уличил я. – Просто вы знакомы с этой темой, признайтесь!
Он скромно улыбнулся.
– Да, было дело. Пришлось как-то по работе вгрызаться. Читать было страшнее, чем выпрыгивать из низко летящего вертолета безлунной ночью…
Пояса охраны оставались сзади один за другим, сканеры последнего поколения работают быстро и достаточно удаленно, останавливаться для просвечивания не надо.
Пока идем по коридору, вмонтированные в якобы стены приборы просмотрели не только что у нас под одеждой, но и сколько в моем кишечнике говна, это смотрят обязательно, слишком часто взрывчатку проносят в заднем проходе.
Карпентер продолжает легко и беспечно, вроде невзначай, задавать простые вопросы и вопросики, но все из тщательно составленных психоаналитиками списков, знаю, уже просматривал. Потом ответы будут просчитывать по особым программам и сравнивать с контрольными, что получили от меня вчера, и высчитывать, где и почему неточность, соврал сознательно или же просто ответил машинально, а это тоже в копилку знаний о характере, памяти, поведенческих навыках…
Все верно, все правильно, я отвечаю правдиво и честно, почему не откровенничать, когда нужные ответы тоже перед глазами, пусть психоаналитики поломают головы, я не очень-то злорадная сволочь, а вот так поприкалываться над специалистами интереснее, чем над дураками в «Фейсбуке»…
В коридоре перед входом в зал я чуть замедлил шаг, Карпентер понял по-своему, с сочувствием улыбнулся, а я за это время в доли секунды охватил взглядом то, что показывают наблюдающие за собравшимися камеры.
В зале народу побольше, гражданских по-прежнему всего двое, но генералов прибавилось, расхаживают по двое-трое, переговариваются с таким видом, словно уточняют время, когда стоит начинать третью мировую.
– Дебилы, бля, – сказал я вполголоса. – Не понимаю, как вы с таким развитием до хай-тека додумались?
– Может быть, – предположил Карпентер с улыбкой, – нам инопланетяне сбросили?..
Я сказал ему угрюмо:
– Чарльз, а вы не дурак, верно?
Он ответить не успел, я толкнул дверь и вошел в зал. Тоска и неясная злость все еще заполняют грудь так, словно наглотался ртути. Эти динозавры всем составом все еще пытаются прояснить ситуацию с атомными закладками.
Ну да, одно дело, мои слова, другое – мнение специалистов, изложенное предельно ясно для недалеких умом сенаторов, которым важнее всего быть избранниками своего штата, нравиться простому народу, а не быть в чем-то умными или хотя бы грамотными.
Генерал Сигурдсон собрал вокруг себя с десяток генералов и что-то объясняет трубным, как у архангела, голосом. Слушают его внимательно, а по злым лицам вижу, услышанное очень даже не нравится и совсем не одобряется.
В самом заднем ряду смирно сидят Фрэнк Вачмоуг и Крис Реншоу, главы Центров по изучению рисков глобальных катастроф, а рядом с ними Кен Шейн, океанолог, ощутивший с ними кастовую общность.
Сигурдсон с высоты своего роста увидел меня первым, повел налитым кровью глазом, и сразу же с полдюжины этих влиятельных штабников повернулись в мою сторону.
Один сразу же сделал мне навстречу два четких шага, понятно, что в штаб перебрался недавно, а до этого точно служил… ах да, уже вижу, в десантных войсках, в прошлому году был еще бригадным генералом, а сейчас уже, перепрыгнув генерал-майора, генерал-лейтенант, еще молод, лицо злое и решительное.
– Генерал Харгрейв, – назвался он. – Грант Харгрейв…
– Командующий военно-воздушными войсками, – добавил я, – герой багдадского прорыва, сербского стояния и броска на Триполи. Слушаю вас, генерал. Не забывайте принимать капотен, у вас сейчас артериальное давление зашкаливает. Сто девяносто на сто пять многовато, да еще при пульсе в девяносто четыре…
Он нахмурился.
– Что, выказываете свою осведомленность?.. Еще и как медик?.. Но мне плевать, это здесь у меня повышается. Вернусь на базу, все наладится… Нас созвали, чтобы мы дали рекомендации по борьбе с глобальными угрозами, как вы предложили, но какие к черту глобальные угрозы, когда здесь всех нас как молотом по головам просто сокрушающей всех новостью о вашей атомной мине!
Я ответил мирно:
– Значит, крепкие у вас головы, если только молотом, а вы еще и спросите: где это стучат?
Он потребовал:
– Что насчет минного пояса?
К нам начали приближаться другие генералы, прислушиваясь к разговору.
– Генерал, – сказал я, – конечно, вам тоже было приятно читать наших газетчиков, что Россия в руинах, экономика порвана в клочья, армия разбежалась, последние танки поржавели и рассыпались… Но неужели вы поверили, что страна, пережившая столько нашествий на свои земли, вот так возьмет и скопытится?
Он сказал зло:
– Да, ваша контрразведка сумела внушить всему Западу такую мысль, а страна тем временем предательски перевооружилась!.. Ладно, что вы на самом деле хотели сказать этой миной?
– Разве это не шаг доброй воли? – спросил я. – Другие быстро бы сумели взорвать эту мину в одном из ваших городов и стереть его с лица земли! И все думали бы на террористов, начали бы стирать с лица планеты еще какое-нибудь исламское государство… А почему нет? В далеких планах их придется стереть с лица планеты все.
Подошел Сигурдсон, тоже злой, но более собранный, эту новость пережил за ночь, хотя сказал невесело и без заметной враждебности:
– Знаете ли, я склонен верить вам, но наши политики сразу спросят: а что он хотел добиться этим шантажом?
Я спросил тоскливо:
– Почему именно шантажом?
– Ну да, – ответил он с тяжелым сарказмом. – Не явный такой, тот слишком прост, а вот так предъявить доказательство, что вы могли бы, но не стали, добрые такие, а теперь за такую доброту вам что-то причитается.
– Я этого не говорил, – запротестовал я.
Генералы насмешливо заулыбались, да, конечно, не говорил, но сказал, такое сказануть можно и молча, все теперь умеют читать не только между строк или по лицам, но и в намерениях, а тут куда уж прозрачнее.
Харгрейв взглянул на Сигурдсона, тот старше, Сигурдсон чуть наклонил голову, Харгрейв тут же выпалил резко:
– Некоторые вещи не обязательно говорить в лоб. Вы сказали иначе, доктор Лавроноф.
– И что я сказал? Или даже сказанул?
– Это неявный, – заявил он уверенно, – но шантаж! Без предъявления каких-то определенных условий.
Карпентер, что все это время наблюдал молча, сказал громко:
– Вы взгляните на доктора. Не замечаете, он все еще думает о своих лабораторных мышах!.. Он не политик, а ученый. И даже не подумал о такой возможности.
– Но об этом могли подумать те, – сказал быстро Харгрейв, – кто его послал.
– И наверняка подумали, – сказал Сигурдсон мощным голосом.
Карпентер кивнул.
– Да, в центральных аппаратах разведки привыкли просчитывать все варианты. А если что упустят, советники, эксперты и аналитики подскажут… Но, коллеги, вроде бы все собрались? Давайте займем места, все-таки попытаемся сдвинуть с места более насущную, если говорить честно, проблему, с которой приехал доктор Лавроноф.
Генералы двинулись к креслам, а я спросил у Карпентера:
– А Дуайт сегодня не появится?
Он ответил, понизив голос:
– Он отправился встречать Барбару Баллантэйн. Это глава сенатской комиссии по расходованию бюджетных денег на военные цели. С нею нужно быть крайне почтительным.
Я пробормотал:
– Но сейчас вроде бы не идет речь о каких-то бюджетных суммах?
Он развел руками.
– Вы плохо представляете себе наши реалии, доктор. У нас страна демократии, а это значит, любой может лезть любопытным рылом в наши дела и требовать раскрыть для общественности наши секреты. Иначе это недемократично.
– Значит, эта Барбара…
– Генерал Баллантэйн, – поправил он. – У нее генеральское звание.
– Ого, генеральша…
– Генеральша, – ответил он, – насколько я представляю себе, это жена генерала. А она, увы, сама генерал, что совсем хреново. Даже не представляю, как получила такое высокое звание.
– Может быть, – предположил я, – как обычно женщины и получают?
Он передернул плечами, на меня посмотрел как на сумасшедшего.
– Доктор… посмотрю, что скажете, когда ее увидите!
Генералы наконец разобрались, кому где сидеть, я пытался понять – расположились по родам войск, по возрасту или по званиям, но, похоже, в американской армии нравы демократичнее, чем в европейских, каждый предпочел сесть рядом с другом или добрым знакомым.
Карпентер опустился за стол рядом со мной. Я поднялся и сказал как можно более твердым и уверенным голосом, сейчас это очень важно:
– Господа, обычные атаки террористов стремительно перерастают в крупномасштабные. Часть из них грозит уничтожением целых регионов, но некоторые могут смести с лица земли человечество целиком…