Открыв глаза на следующее утро, я сразу ощутила перемену.

Другим стал свет. По-прежнему серовато-зеленый, как пасмурным днем в лесу, он заметно посветлел. Я поняла, что тумана за окном больше нет.

Вскочив, я выглянула в окно и в ужасе застонала.

Тонкий слой снега покрыл весь двор, припорошил крышу автомобиля и выбелил улицу. Мало того, капли вчерашнего дождя затвердели, покрыв иголки на деревьях причудливым панцирем, а мокрая подъездная дорожка превратилась в опасный каток. Я и на сухой земле не всегда удерживаю равновесие, а в такой день, как этот, мне лучше вообще не вылезать из постели.

Чарли уехал на работу задолго до того, как я встала. В некотором смысле жить с Чарли было все равно что одной, и я обнаружила, что наслаждаюсь одиночеством, а не страдаю от него.

На скорую руку я заправилась миской хлопьев и апельсиновым соком. Не терпелось поскорее добраться до школы, и это пугало: ведь я рвалась туда вовсе не ради стимулирующей учебной атмосферы или встречи с новыми друзьями. Если уж говорить начистоту, я спешила в школу, чтобы увидеть Эдварда Каллена. Глупо, конечно. Ведь после того, что я вчера так бездумно наболтала ему, мне следовало избегать его. Верить этому парню нельзя: зачем он соврал про линзы? И почему все время пытается отстраниться, несмотря на приветливый тон? И это идеальное лицо, при воспоминании о котором перехватывает дыхание… Я прекрасно понимала, что мой мир никак не пересекается с миром Эдварда, – понимала, и все равно хотела как можно скорее увидеть его.

Мне понадобилось всецело сосредоточиться, чтобы одолеть скользкую подъездную дорожку и остаться в живых. Возле самого пикапа я чуть не потеряла равновесие, но ухитрилась схватиться за боковое зеркало и все же устояла на ногах. День определенно предвещал недоброе.

По дороге в школу я думала о Майке и Эрике, а также о том, как по-разному относились ко мне мальчишки в прежней школе и здесь. Я ничуть не сомневалась, что выгляжу точно так же, как в Финиксе. Может, на прежнем месте мальчишки не обращали на меня внимания из-за того, что все нескладные фазы подросткового возраста проходили у них на глазах? Или здесь я пользуюсь успехом только из-за того, что новенькая? Ведь новые люди в здешних краях – редкость. Может, моя неуклюжесть выглядит здесь вовсе не жалко, а даже мило, и я произвожу впечатление «девы в беде»? Как бы там ни было, собачья преданность Майка и очевидное соперничество с ним Эрика смущали меня. Пожалуй, я предпочла бы остаться незамеченной.

По черному льду, покрывающему дороги, мой пикап передвигался, не доставляя проблем. Но ехала я очень медленно, не желая оставлять за собой полосу разрушений на Мейн-стрит.

Только выйдя из пикапа у школы, я поняла, почему добралась без приключений. Заметив какой-то серебристый блеск, я обошла машину сзади, на всякий случай держась за крыло, и осмотрела колеса. Тонкие противоледные цепи, надетые на них крест-накрест, образовывали ромбы на шинах. Чарли поднялся ни свет ни заря, чтобы оснастить цепями мой пикап! Я не привыкла к тому, чтобы меня опекали, молчаливая забота Чарли застала меня врасплох.

Я все еще стояла, пытаясь одолеть внезапно подступившие слезы, когда вдруг услышала странный звук.

Это был пронзительный скрип, который стремительно усиливался.

А потом я увидела все и сразу. Но не как в кино, в замедленной съемке: видимо, из-за выброса адреналина мой мозг заработал гораздо быстрее, и я сумела уловить картину целиком, вплоть до мельчайших подробностей.

Я видела, как Эдвард Каллен, от которого меня отделяло четыре машины, в ужасе смотрит на меня. Его лицо выделялось из целого моря лиц, на которых застыло одинаковое выражение шока. Но главную роль в этой сцене играл темно-синий фургон, который занесло, и теперь он, с заблокированными колесами, под визг тормозов крутился волчком, продвигаясь по обледенелой стоянке. Удар по заднему углу моего пикапа был неминуем, а на пути фургона, между ним и пикапом, стояла я. И времени не было даже на то, чтобы закрыть глаза.

Но за мгновение до того, как я услышала скрежет, с которым крыло фургона сложилось, огибая угол кузова пикапа, что-то с силой ударило меня, но не с той стороны, откуда я ожидала. Моя голова стукнулась о покрытый льдом асфальт, я почувствовала, как что-то твердое и холодное пригвоздило меня к нему. Оказалось, я лежу за бежевой машиной, возле которой припарковалась. Но больше я ничего не успела заметить, потому что фургон снова приближался. Со скрежетом обогнув пикап, он, продолжая скользить и поворачиваться, вновь угрожал наехать на меня.

Приглушенная брань подсказала, что рядом со мной кто-то есть, и не узнать этот голос было невозможно. Две длинные руки были рывком выброшены вперед, и фургон, содрогнувшись, остановился на расстоянии метра от моего лица, большие ладони пришлись точно по размеру глубокой вмятины на боку фургона.

Белые руки задвигались так стремительно, что расплылись в воздухе. Одна вдруг схватилась снизу за кузов фургона, и одновременно что-то потащило меня прочь, пока наконец мои ноги не были перекинуты, словно тряпичные, на другое место, где задели шину бежевого автомобиля. Глухой стук металла и звон резанул уши, и фургон с лопнувшим стеклом наконец застыл на асфальте – на том самом месте, где за мгновение до этого лежали мои ноги.

Секунда гробовой тишины тянулась бесконечно, а потом раздался визг. В этом внезапном бедламе я слышала, как сразу несколько голосов повторяют мое имя. Но гораздо отчетливее, чем вопли, я различила приглушенный отчаянный возглас Эдварда Каллена:

– Белла, ты жива?

– Со мной все хорошо, – собственный голос казался мне чужим. Я попыталась сесть, и только тогда поняла, что Эдвард мертвой хваткой прижимает меня к своему боку.

– Осторожно! – предостерег он, пока я пыталась высвободиться. – Кажется, ты сильно ударилась головой.

Лишь после этого я ощутила пульсирующую боль над левым ухом.

– Ой… – удивилась я.

– Так я и думал, – как ни странно, он словно с трудом удерживался от смеха.

– Но как… – Я осеклась, пытаясь собраться с мыслями и осознать случившееся. – Как ты очутился здесь так быстро?

– Я же стоял рядом с тобой, Белла, – он снова посерьезнел.

Я попробовала сесть, и на этот раз он не стал удерживать меня, разжал руки у меня на талии и отодвинулся, насколько позволяло узкое пространство между машинами. Я увидела на его лице озабоченное и бесхитростное выражение и снова растерялась под взглядом его золотистых глаз. Так о чем я хотела спросить?

В этот момент к нам подбежала целая толпа. Со слезами на глазах эти люди что-то кричали друг другу и нам.

– Не двигайтесь! – велел кто-то.

– Вытащите Тайлера из фургона! – крикнул другой. Вокруг нас поднялась суета. Я хотела было встать, но Эдвард ледяной рукой удержал меня за плечо.

– Подожди пока.

– Холодно, – пожаловалась я, и Эдвард, удивив меня, негромко хмыкнул. В этом звуке слышалось самодовольство.

– Ты стоял вон там, – вдруг вспомнила я, и его смешок оборвался. – Возле своей машины.

Его лицо стало непреклонным.

– Нет, не там.

– Но я же видела!

Хаос вокруг нас продолжался. Я различала низкие голоса подоспевших взрослых. И упрямо продолжала спорить: я считала, что права, и добивалась от Эдварда признания моей правоты.

– Белла, я стоял рядом с тобой и оттолкнул тебя в сторону, – он пустил в ход всю ошеломляющую силу своего взгляда, словно пытался мысленно внушить мне что-то важное.

– Нет, – сопротивлялась я.

Его глаза полыхали золотом.

– Прошу тебя, Белла!

– Но почему? – допытывалась я.

– Доверься мне, – умолял он, и его мягкий голос кружил голову.

Неподалеку завыли сирены.

– Обещаешь потом все объяснить?

– Ладно, – с внезапным раздражением бросил он.

– Ладно, – зло повторила я.

Понадобилось шесть санитаров «Скорой помощи» и двое учителей – мистер Варнер и тренер Клапп – чтобы отодвинуть фургон и перенести поближе к нам носилки. Эдвард наотрез отказался лечь на них, и я попыталась последовать его примеру, но он предательски сообщил им, что я ударилась головой и, наверное, у меня сотрясение. Я чуть не умерла от унижения, когда на меня надели фиксирующий воротник. Казалось, вся школа сбежалась посмотреть, как меня грузят в кузов «Скорой помощи». Эдварду досталось место в кабине. Только этого не хватало!

В довершение всех бед шеф полиции Свон прибыл раньше, чем меня успели благополучно увезти.

– Белла! – в панике закричал он, увидев меня на носилках.

– Все хорошо, Чар… папа, – я вздохнула. – Ничего со мной не случилось.

За подтверждением он обратился к ближайшему санитару. А я отвлеклась, чтобы обдумать мешанину необъяснимых видений, беспорядочно крутившихся у меня в голове. Когда меня подняли, чтобы унести от машины, я заметила глубокую вмятину на бампере бежевой машины, очень характерную вмятину, повторяющую очертания плеч Эдварда… будто он вжался в машину с такой силой, что погнул металлическую раму… Я попыталась найти логическое объяснение происшедшему, но безуспешно.

Его семья наблюдала за нами издалека, с самым разным выражением лиц – от осуждения до бешенства. А беспокойства за брата я что-то не заметила.

Разумеется, «Скорая» прибыла в окружную больницу вместе с полицейским эскортом. Все время, пока меня выгружали, я чувствовала себя нелепо. Особенно когда Эдвард просто вошел в дверь больницы на своих двоих. Мне осталось лишь скрипеть зубами.

Меня привезли в приемное отделение «Скорой» – длинную палату с кроватями в ряд, отгороженными друг от друга занавесками с пастельным рисунком. Медсестра надела мне на руку манжету тонометра и сунула под язык градусник. Поскольку никому не пришло в голову задернуть занавеску и обеспечить мне хоть какое-то подобие уединения, я решила, что больше не обязана терпеть дурацкий фиксирующий воротник. Как только медсестра вышла, я расстегнула липучку на нем и зашвырнула его под кровать.

Снова поднялась суета, и к соседней кровати подвезли еще одну каталку. Несмотря на тугую окровавленную повязку на голове, я узнала пациента – это был Тайлер Кроули из моего класса политологии. Тайлер пострадал раз в сто сильнее, чем я, но увидев меня, заволновался.

– Белла, прости, пожалуйста!

– Тайлер, со мной все хорошо, а вот ты неважно выглядишь. Как ты?

Тем временем медсестры начали снимать с него пропитанные кровью бинты, и оказалось, что весь лоб и левая щека Тайлера усеяны множеством мелких порезов.

Мой вопрос он пропустил мимо ушей.

– Я уже думал, что задавлю тебя! Разогнался по глупости, а там лед… – он поморщился: медсестра принялась обрабатывать его раны.

– Не беспокойся, ты меня не задел.

– Но как тебе удалось отскочить так быстро? Только что была на месте и вдруг исчезла.

– Эм-м… меня Эдвард оттащил.

Он растерялся.

– Кто?

– Эдвард Каллен, он стоял рядом со мной.

Я же говорила, что врать не умею. Объяснение прозвучало неубедительно.

– Каллен? А я его не заметил… Ого, вот это реакция! Как он, ничего?

– Кажется, да. Он где-то здесь, но пришел сам, не на носилках.

Я точно знала, что я в своем уме. Так что же произошло? Объяснить то, что я видела своими глазами, оказалось невозможно.

Потом меня увезли на рентген. Я и без него могла сказать, что все в порядке. Обошлось даже без сотрясения. Я спросила сестру, можно ли мне уйти, но она велела дождаться осмотра врача. Пришлось торчать в приемном отделении, выслушивая бесконечные извинения Тайлера и обещания загладить вину. Я изо всех сил пыталась убедить его, что со мной ничего не случилось, но он никак не мог успокоиться. Наконец я закрыла глаза и перестала отвечать ему, а он все бормотал и бормотал…

– Она спит? – спросил мелодичный голос. Я мигом открыла глаза.

В ногах моей кровати стоял усмехающийся Эдвард. Я смерила его возмущенным взглядом, хотя это было непросто – изобразить возмущение вместо восторга.

– Слушай, Эдвард, ты извини… – начал Тайлер.

Эдвард вскинул руку:

– «Нет крови – нет фола», – напомнил он спортивное правило, сверкнув зубами, и присел на край койки Тайлера, лицом ко мне. Он по-прежнему усмехался.

– Ну, каков вердикт? – спросил он у меня.

– Все хорошо, а они меня не отпускают, – пожаловалась я. – А тебя почему не привязали к носилкам?

– Меня здесь знают, – ответил он. – Не бойся, я пришел освободить тебя.

А потом из-за угла вышел доктор, и я невольно разинула рот: молодой, светловолосый, красивее всех кинозвезд, каких я только видела! Однако лицо у него было бледным и усталым, с темными кругами под глазами. Вспомнив слова Чарли, я догадалась, что это отец Эдварда.

– Итак, мисс Свон, – удивительно приятным голосом произнес доктор Каллен, – как вы себя чувствуете?

– Замечательно, – ответила я уже в который раз.

Он прошел к световому щиту у меня за головой и включил его.

– Снимки хорошие, – объявил он. – Голова не болит? Эдвард сказал, что вы сильно ударились головой.

– С головой все замечательно, – повторила я со вздохом, метнув в Эдварда злобный взгляд.

Доктор осторожно прощупал мой череп холодными пальцами. И заметил, как я поморщилась.

– Болит?

– Почти нет.

Бывало и хуже.

Услышав, как усмехнулся Эдвард, я подняла глаза и увидела его снисходительную улыбку. И зло прищурилась.

– Ну что же, можете ехать домой – ваш отец ждет в приемном покое. Но если закружится голова или появятся проблемы со зрением, немедленно приезжайте.

– А в школу можно? – спросила я, представив, как Чарли попытается окружить меня заботами.

– Сегодня вам лучше остаться дома.

Я кивнула в сторону Эдварда.

– А ему, значит, можно в школу?

– Кто-то же должен передать остальным, что мы живы, – с самодовольным видом высказался Эдвард.

– Между прочим, – заметил доктор Каллен, – почти вся школа здесь, в приемном покое.

– О, нет! – застонала я, закрыв лицо ладонями.

Доктор Каллен поднял брови.

– Хотите остаться в палате?

– Нет-нет! – испугалась я, сбросила ноги с кровати и порывисто вскочила. Слишком порывисто, отчего слегка пошатнулась, и доктору Каллену пришлось поддержать меня. Его лицо стало озабоченным.

– Все замечательно, – снова заверила я, не вдаваясь в объяснения, что ушиб головы и проблемы с равновесием никак не связаны.

– Выпейте тайленол от боли, – предложил он, помогая мне устоять на ногах.

– Боли почти нет, – возразила я.

– Похоже, вы на редкость удачливы, – улыбнулся доктор Каллен, размашисто расписываясь в моей карте.

– Это Эдвард удачливый, – поправила я, многозначительно глядя на того, о ком шла речь.

– А, да, – рассеянно согласился доктор Кален и подошел к койке Тайлера. Интуиция меня не подвела: доктор в курсе случившегося.

– А вам, к сожалению, придется у нас задержаться, – сказал он Тайлеру, осматривая его раны.

Как только доктор отвернулся, я шагнула к Эдварду.

– Поговорим? – еле слышно шепнула я. Эдвард сделал шаг назад, лицо стало жестким.

– Тебя ждет отец, – процедил он сквозь зубы.

Я оглянулась на доктора Каллена и Тайлера.

– Мне хотелось бы поговорить с тобой наедине, – настаивала я.

С недовольным видом он повернулся и зашагал через длинную комнату. Чтобы угнаться за ним, я почти бежала. Как только мы зашли за угол и оказались в небольшом коридоре, он круто развернулся.

– Ну, чего тебе? – раздраженно выпалил он. Его глаза были ледяными.

От такой враждебности я опешила. Мой голос зазвучал не так требовательно и строго, как я рассчитывала.

– Ты обязан объясниться, – напомнила я.

– Я спас тебе жизнь и больше ничем не обязан.

Его ответ прозвучал так неприязненно, что я вздрогнула, как от боли.

– Ты же обещал!

– Белла, у тебя ушиб головы. Ты сама не понимаешь, что говоришь, – тон был язвительным.

Я вспылила и с вызовом уставилась на него.

– С головой у меня все в порядке.

Он пронзил меня взглядом в упор.

– Чего ты от меня хочешь, Белла?

– Хочу знать правду. Знать, зачем ты заставил меня врать.

– Ну и что, по-твоему, случилось? – рявкнул он.

Слова выплеснулись из меня разом:

– Я помню только, что рядом со мной тебя не было, и Тайлер тоже тебя не видел, и не надо твердить, что это у меня от ушиба, голова тут ни при чем! Тот фургон должен был раздавить нас обоих, но не раздавил, а на боку у него остались вмятины от твоих ладоней, и еще одна вмятина от тебя, на другой машине, а ты цел и невредим! И еще тот фургон должен был наехать мне на ноги, но ты задержал его и поднял… – Я вдруг поняла, как абсурдно все это звучит, и осеклась. В бешенстве я чувствовала, как подступают слезы, и попыталась сдержать их, стиснув зубы.

Эдвард смотрел на меня так, будто не верил своим глазам. Его лицо оставалось настороженным и застывшим.

– По-твоему, я поднял фургон?!

Судя по тону, он сомневался в моем здравом рассудке, однако слова прозвучали как отрепетированная реплика опытного актера.

Я лишь кивнула, сжав зубы.

– Ты же понимаешь: никто тебе не поверит, – с оттенком издевки выговорил он.

– А я и не собираюсь никому об этом рассказывать, – с расстановкой произнесла я, старательно сдерживая гнев.

На его лице промелькнуло удивление.

– Тогда не все ли равно?

– Мне – нет, – возразила я. – Не люблю врать, и ты должен привести очень убедительные аргументы для того, чтобы я сделала это.

– Неужели нельзя просто сказать мне «спасибо» и покончить с этим?

– Спасибо, – с негодованием бросила я и застыла в ожидании.

– Значит, не успокоишься?

– Нет.

– Ничего не поделаешь… вынужден тебя разочаровать.

Мы молча и мрачно уставились друг на друга. Глядя в это прекрасное злое лицо, я начала забывать все правильные слова, которые приготовила. Он был похож на грозного ангела.

– Ну если так, зачем вообще было утруждаться? – холодно проговорила я.

Он помолчал, и на краткий миг его изумительное лицо вдруг стало беззащитным.

– Не знаю, – прошептал он, повернулся и ушел.

От злости я несколько минут не могла сойти с места, потом медленно побрела к выходу в конце коридора.

Когда я вошла в приемный покой, мне показалось, что здесь собралось все население Форкса. И все смотрели на меня. Чарли бросился было навстречу, но резко затормозил, увидев мои вскинутые руки.

– Я в полном порядке, – угрюмо заверила я.

– Что сказал врач?

– Ничего страшного. Доктор Каллен осмотрел меня и отпустил домой. – Я вздохнула. И Майк, и Джессика, и Эрик – все были здесь и начинали обступать нас. – Давай уедем, – попросила я.

Держа руку наготове, чтобы подхватить, если я начну падать, Чарли проводил меня к выходу. У застекленной двери я вяло помахала друзьям, давая понять, что у них нет причин для беспокойства, и в кои-то веки села в патрульную машину с радостью.

Мы ехали молча. Я так погрузилась в свои мысли, что почти не замечала присутствия Чарли. Во время разговора в коридоре Эдвард явно защищался, тем самым косвенно признавая, что все эти чудеса мне не привиделись.

Возле дома Чарли наконец заговорил:

– Знаешь… ты позвони Рене, – и виновато опустил голову.

Я ужаснулась.

– Ты сказал маме?!

– Извини.

Покидая машину, я хлопнула дверцей громче, чем следовало.

Мама, конечно, впала в истерику. Пришлось раз тридцать повторить, что я в полном порядке, прежде чем она успокоилась. Она умоляла меня вернуться домой, совсем забыв, что там я буду совсем одна. Сейчас у меня не было ни малейшего желания возвращаться в Финикс. Все мои мысли занимала тайна Эдварда. И не в последнюю очередь – сам Эдвард. Глупо, как же это глупо. Я не согласилась уехать из Форкса, как это сделал бы на моем месте любой нормальный здравомыслящий человек.

Тем вечером я рано ушла в свою комнату. Чарли по-прежнему озабоченно следил за мной, и это действовало мне на нервы. По дороге к себе я прихватила из ванной три таблетки тайленола. Боль утихла, и я задремала.

Той ночью мне впервые приснился Эдвард Каллен.