Открыв глаза, я увидела яркий белый свет. Незнакомая комната, совершенно белая. Ближайшую стену закрывали длинные вертикальные жалюзи, над головой горели лампы, слепившие меня. Я лежала на жесткой и неровной кровати с какими-то перилами. Подушки были плоские и бугристые. Совсем рядом что-то противно попискивало. Наверное, все это означает, что я еще жива. Не может быть, чтобы смерть была настолько некомфортной.

Мои руки обвивали прозрачные трубки, какая-то штука давила на лицо, пересекая его под носом. Я попыталась сдернуть ее.

– Нет, не вздумай! – холодные пальцы поймали мою руку.

– Эдвард? – Мне удалось слегка повернуть голову, и я увидела его совершенное лицо всего в нескольких сантиметрах от моего. Он опирался подбородком на край моей подушки. Значит, я жива, поняла я с восторгом и благодарностью. – Эдвард, прости меня, пожалуйста!

– Ш-ш-ш… – остановил он меня. – Теперь все хорошо.

– Что случилось? – Я почти ничего не помнила, а когда силилась вспомнить, память сопротивлялась.

– Я чуть было не опоздал. Я мог опоздать, – измученно прошептал он.

– Я поступила так глупо, Эдвард. Я ведь думала, что моя мама у него.

– Он всех нас провел.

– Надо позвонить Чарли и маме! – спохватилась я, несмотря на туман в голове.

– Им звонила Элис. Рене здесь – ну, здесь, в больнице. Только ушла перекусить.

– Мама здесь? – Я попыталась сесть, но головокружение усилилось, а рука Эдварда мягко опрокинула меня обратно на подушку.

– Она скоро вернется, – заверил он. – А ты лежи смирно.

– Но что вы ей сказали? – запаниковала я. Успокаивать меня не требовалось. Моя мама здесь, а я оправляюсь после нападения вампира. – Как объяснили ей, почему я попала в больницу?

– Ты оступилась на лестнице, скатилась на два пролета вниз и выбила стекло в окне, – он помолчал. – Согласись, правдоподобно.

Я вздохнула, и мне стало больно. Оглядев собственное тело, прикрытое простыней, я заметила на ноге какой-то бугор.

– Сильно мне досталось? – спросила я.

– Сломана нога и четыре ребра, несколько трещин в черепе, порезы и ссадины по всему телу и серьезная кровопотеря. Тебе несколько раз переливали кровь. Мне не понравилось: на какое-то время твой запах стал чужим.

– Немного разнообразия тебе не повредит.

– Нет, мне нравится твой запах.

– Как это у тебя получилось? – тихо спросила я, и он сразу понял, о чем речь.

– Сам не знаю. – Он отвернулся от моего пытливого взгляда, взял с постели мою забинтованную руку и задержал ее в ладонях, стараясь не сдвигать провода, которыми я была подключена к одному из мониторов.

Я терпеливо ждала продолжения.

Он вздохнул, все так же избегая моего взгляда.

– Было невозможно… остановиться, – прошептал он. – Совершенно невозможно. Но я смог, – наконец он поднял глаза и слегка улыбнулся. – Должно быть, это любовь.

– Вкус у меня такой же приятный, как запах? – Я улыбнулась в ответ, и от улыбки лицу стало больно.

– Еще лучше. Гораздо лучше, чем мне представлялось.

– Прости, – выговорила я.

Он закатил глаза.

– Не за то извиняешься.

– А за что надо?

– За то, что чуть не покинула меня навсегда.

– Прости, – еще раз сказала я.

– Я понимаю, почему ты так поступила, – успокоил он. – И все-таки это было безрассудство. Надо было дождаться меня и обо всем рассказать.

– Ты бы меня не отпустил.

– Да, – мрачно согласился он. – Не отпустил бы.

Самые страшные воспоминания начинали возвращаться ко мне. Я вздрогнула, потом поморщилась.

Он мгновенно встревожился.

– Что такое, Белла?

– Что стало с Джеймсом?

– После того, как я отшвырнул его от тебя, им занялись Эмметт и Джаспер, – голос был полон яростного сожаления.

Я озадачилась.

– А я не видела там Эмметта с Джаспером.

– Им пришлось покинуть комнату… там было слишком много крови.

– А ты остался.

– Да, остался.

– И Элис, и Карлайл… – удивилась я.

– Знаешь, они тоже любят тебя.

Вспышка мучительных воспоминаний о том, как я видела Элис в прошлый раз, напомнила еще кое-что.

– Элис видела запись? – с тревогой спросила я.

– Да, – голос совсем помрачнел, в нем прорезалась острая ненависть.

– Она всегда жила, не осознавая себя, потому и не помнила ничего.

– Да. Теперь она это понимает, – он немного успокоился, но глаза были черными от ярости.

Я попыталась дотянуться до его лица неперевязанной рукой, но что-то помешало мне. Взглянув на руку, я увидела, что в ней торчит игла капельницы.

– Фу… – я поморщилась.

– Что такое? – встревожился он, отвлекаясь от мрачных мыслей, но глаза все равно остались черными.

– Иголка, – с содроганием объяснила я, отворачиваясь от своей руки. Уставившись на рифленую потолочную плитку, я пыталась дышать глубоко, хотя мешала боль в сломанных ребрах.

– Иголки испугалась, – пробормотал он себе под нос, качая головой. – Вампир-садист, готовый замучить ее насмерть, – это пустяки, ради встречи с ним можно и удрать. То ли дело капельница!

Я закатила глаза. По крайней мере, эта моя реакция не причинила ему боли. Пора менять тему.

– А ты почему здесь? – спросила я.

Он уставился на меня – сначала недоуменно, потом чуть обиженно. И нахмурился.

– Мне уйти?

– Нет! – ужаснувшись, запротестовала я. – Я о другом: как объяснить твое присутствие моей маме? Надо продумать мою версию, пока она не вернулась.

– А-а, – понял он, и его лоб снова стал гладким, как мрамор. – Я приехал в Финикс, чтобы образумить тебя и убедить вернуться в Форкс, – взгляд широко распахнутых глаз был таким искренним и честным, что я почти поверила ему. – Ты согласилась на встречу и приехала в отель, где я остановился вместе с Карлайлом и Элис – само собой, здесь я находился под присмотром одного из родителей, – благонравно уточнил он. – Но на лестнице, поднимаясь ко мне в номер, ты споткнулась… а остальное ты уже знаешь. В подробности можешь не вдаваться: легкая путаница в твоем случае вполне оправданна.

Некоторое время я обдумывала его слова.

– В этой версии есть несколько изъянов. Например, отсутствие разбитых окон.

– Вообще-то они есть, – возразил он. – Элис немного перестаралась, пока фабриковала доказательства. Все было продумано до мелочей, ты даже можешь подать на отель в суд, если захочешь. Тебе не о чем беспокоиться, – заверил он, едва дотрагиваясь до моей щеки. – Твое дело – поправляться.

Ни боль, ни воздействие лекарств не помешали мне отозваться на его прикосновение. Монитор запищал часто и сбивчиво, теперь не только Эдвард слышал, что творится с моим сердцем.

– Неловко получилось, – пробормотала я себе.

Он усмехнулся и, судя по выражению глаз, его вдруг осенило.

– Хм… интересно, а если…

Он медленно наклонился, и монитор отчаянно запищал еще до того, как наши губы встретились. Но когда это все-таки произошло, прикосновение было легким, почти незаметным, а писк разом прекратился.

Эдвард резко отпрянул и встревожился, но вздохнул с облегчением, увидев на мониторе, что мое сердце по-прежнему бьется.

– Похоже, теперь придется обращаться с тобой еще осторожнее, – нахмурился он.

– Я еще не нацеловалась, – обиделась я. – Не вынуждай меня подниматься.

Он усмехнулся и наклонился, легко дотрагиваясь до моих губ. Монитор снова обезумел.

Внезапно его губы дрогнули, он отстранился.

– Кажется, твоя мама идет, – и он снова усмехнулся.

– Не уходи! – воскликнула я во внезапном приступе паники. Мне стало страшно, что он снова исчезнет, стоит только мне отпустить его.

Он прочел этот страх в моих глазах за долю секунды.

– Я не уйду, – торжественно пообещал он и улыбнулся. – Только вздремну.

Он пересел с жесткого пластикового стула в бирюзовое кресло, обитое искусственной кожей и стоящее в ногах кровати, откинулся на спинку, закрыл глаза и замер.

– Дышать не забывай, – саркастически подсказала я. Он сделал глубокий вдох, не открывая глаз.

Теперь и я слышала мамин голос. Она устало и расстроенно говорила с кем-то, наверное, с медсестрой. Мне хотелось вскочить с постели, броситься к ней, успокоить, пообещать, что теперь все будет хорошо. Но вскакивать и бросаться я была не в состоянии, поэтому с нетерпением ждала.

Дверь приоткрылась, мама заглянула в палату.

– Мама! – шепотом позвала я, вложив в свой голос всю любовь к ней и облегчение.

Увидев Эдварда в кресле, она на цыпочках прошла к кровати.

– Он что, вообще уходить не собирается? – проворчала она себе под нос.

– Мама, как я рада тебя видеть!

Она склонилась, осторожно обняла меня, и мне на щеки закапали горячие слезы.

– Белла, я так перепугалась!

– Прости, мама. Но все уже хорошо, все в порядке, – успокоила я.

– Хорошо уже то, что ты наконец пришла в себя, – она присела на край кровати.

Я вдруг поняла, что понятия не имею, сколько времени прошло.

– Долго я пробыла без сознания?

– Сегодня пятница, дорогая, так что довольно долго.

– Пятница? – Я ошеломленно попыталась сообразить, какой день был тогда, но вспоминать об этом мне не хотелось.

– Некоторое время тебя держали на успокоительных, дорогая, – слишком уж много травм ты получила.

– Знаю, – я отчетливо чувствовала их все.

– Тебе повезло, что рядом оказался доктор Каллен. Такой приятный человек… хоть и очень молодой. И похож скорее на супермодель, чем на врача…

– Ты познакомилась с Карлайлом?

– И с Элис, сестрой Эдварда. Она очень милая.

– Очень, – с жаром подтвердила я.

Она оглянулась через плечо на Эдварда, с закрытыми глазами полулежащего в кресле.

– Ты не говорила мне, что в Форксе у тебя появились такие хорошие друзья.

Я поерзала и тут же застонала.

– Где болит? – встревожилась мама. Эдвард мгновенно открыл глаза, вглядываясь в мое лицо.

– Все хорошо, – заверила я обоих. – Просто забыла, что двигаться не стоит.

Эдвард снова погрузился в мнимый сон.

Пользуясь тем, что мама ненадолго отвлеклась, я поспешила увести разговор от своей скрытности.

– А где Фил? – быстро нашлась я.

– Во Флориде… да, Белла, ты не поверишь! Мы как раз собирались уезжать, и тут такие новости!

– С Филом подписали контракт? – предположила я.

– Да! Как ты догадалась? С «Санс», представляешь?

– Здорово, мама! – воодушевленно, как только могла, откликнулась я, хотя понятия не имела, что это значит.

– Вот увидишь, в Джексонвилле тебе понравится! – захлебывалась она, а я непонимающе смотрела на нее. – Когда Фил завел разговор об Акроне, я немного забеспокоилась – там и снег, и все такое, а ты ведь знаешь, я терпеть не могу холод, и вот теперь пожалуйста – Джексонвилл! Там всегда солнечно, а влажность терпимая. Мы подыскали прелестный домик – желтый с белой отделкой, с верандой, как в старых фильмах, и огромным дубом возле самого дома, и всего в нескольких минутах от океана, вдобавок у тебя будет отдельная ванная…

– Мама, подожди! – прервала я. Глаза Эдварда были закрыты, но лежал он слишком напряженно, чтобы его могли принять за спящего. – Что ты такое говоришь? Я не поеду во Флориду. Я живу в Форксе.

– Теперь это ни к чему, глупенькая, – засмеялась она. – Теперь Фил гораздо чаще будет дома… мы подробно все обсудили, и я готова поменять игры на выезде на половину времени с тобой и половину с ним.

– Мама… – Я колебалась, гадая, какое решение на этот раз окажется самым дипломатичным. – Я хочу жить в Форксе. В школе я уже освоилась, у меня появились друзья. – При этих словах мама снова взглянула на Эдварда, и я привела другой довод: – И потом, я нужна Чарли. Ему там совсем одиноко, а готовить он вообще не умеет.

– Ты хочешь остаться в Форксе? – мама была сбита с толку. Эта мысль оказалась выше ее понимания. Она метнула взгляд в Эдварда. – Почему?

– Я же объяснила: из-за школы, Чарли… ой!

Пожимать плечами не следовало.

Мамины руки затрепетали на весу надо мной, не находя ни единого места, которое можно было бы погладить. Наконец она удовлетворилась моим незабинтованным лбом.

– Белла, дорогая, ты ведь терпеть не можешь Форкс, – напомнила она.

– Не настолько сильно.

Она нахмурилась, некоторое время переводила взгляд с меня на Эдварда и обратно, на этот раз почти демонстративно.

– Это из-за него? – шепнула она.

Я открыла рот, приготовившись соврать, но мама смотрела мне в глаза так пристально, что я поняла: она меня раскусит.

– В том числе из-за него, – призналась я. Пояснять, насколько велика роль Эдварда, было не обязательно. – Значит, с Эдвардом ты уже пообщалась?

– Да, – она колебалась, глядя на его совершенно неподвижную фигуру. – И как раз хотела с тобой об этом поговорить.

Ой.

– О чем об этом?

– По-моему, этот парень влюблен в тебя, – приглушенно и укоризненно заявила она.

– Мне тоже так кажется, – согласилась я.

– А ты как к нему относишься? – в мамином голосе слышалось плохо скрытое любопытство.

Я вздохнула и отвернулась. Как бы я ни любила маму, такие темы с ней лучше не обсуждать.

– Я от него без ума.

Наверное, так полагается говорить о своем первом парне.

– Знаешь, он кажется очень славным. Господи, а уж красавец, каких мало! Но ты же совсем ребенок, Белла… – Голос звучал неуверенно: насколько мне помнилось, последнюю попытку по-родительски настоять на своем она предприняла, когда мне было восемь лет. Я узнала собственный благоразумный и твердый тон, которого придерживалась, обсуждая с ней мужчин.

– Понимаю, мама. Но ты не беспокойся, это же просто школьный роман, – успокоила я.

– Верно, – с готовностью согласилась она, потом вздохнула и бросила виноватый взгляд через плечо на большие круглые часы, висящие на стене.

– Тебе пора?

Она прикусила губу.

– Скоро должен позвонить Фил… я же не знала, что ты очнешься…

– Все в порядке, мама, – я постаралась скрыть облегчение, чтобы не ранить ее чувства. – Одна я не останусь.

– Я скоро вернусь. Знаешь, я ведь спала прямо здесь, – гордясь собой, объявила она.

– Ну зачем ты, мама! Надо было спать дома, я бы даже не заметила. – Из-за обезболивающих мне даже сейчас не удавалось сосредоточиться, несмотря на то, что я проспала несколько дней.

– Просто я перенервничала, – стеснительно призналась мама. – Неподалеку от нас произошло преступление, вот я и побоялась оставаться дома одна.

– Преступление? – встревожилась я.

– Кто-то сначала вломился в ту балетную студию неподалеку от нас, а потом устроил поджог – она сгорела дотла! А перед студией бросили угнанную машину. Помнишь, ты когда-то ходила в ту студию, дорогая?

– Помню, – я вздрогнула и поморщилась от боли.

– Детка, если хочешь, я останусь с тобой.

– Нет, мама, все хорошо. Со мной побудет Эдвард.

Мне показалось, что именно по этой причине маме не хочется уходить.

– К вечеру вернусь, – с этим обещанием, в котором слышалось и предостережение, мама бросила взгляд на Эдварда.

– Я люблю тебя, мама.

– Я тоже тебя люблю, Белла. Постарайся впредь быть осторожнее, дорогая, я не хочу тебя потерять.

Эдвард не открывал глаз, но по его лицу скользнула широкая ухмылка.

В палату влетела сестра, чтобы проверить мои трубки и провода. Мама поцеловала меня в лоб, осторожно похлопала по забинтованной руке и ушла.

Сестра изучала бумажную распечатку показаний кардиомонитора.

– Тебя что-то беспокоит, детка? Пульс резко повышался.

– Все хорошо, – заверила я.

– Сейчас скажу старшей медсестре, что ты в сознании. Она подойдет через минуту.

Как только за ней закрылась дверь, Эдвард пересел ко мне.

– Ты угнал машину? – я вскинула брови.

Он улыбнулся, и не думая раскаиваться.

– Хорошая была машина, быстрая.

– Ну, как сон?

– Интересный, – он прищурился.

– То есть?

Он отвел глаза, прежде чем ответить.

– Удивительно. Я думал, Флорида и твоя мама… в общем, мне казалось, что именно об этом ты мечтаешь.

Я непонимающе смотрела на него.

– Но во Флориде тебе придется целыми днями сидеть взаперти. Ты сможешь выходить только по ночам, как настоящий вампир.

Он чуть было не улыбнулся, потом нахмурился

– Я останусь в Форксе, Белла. Или в другом таком же месте, – объяснил он. – Там, где я больше не причиню тебе вреда.

До меня дошло не сразу. Я продолжала недоуменно смотреть на него, а слова одно за другим укладывались в моей голове в страшную мозаику. На участившийся пульс я не обратила внимания, но о том, что я дышу слишком часто, мне напомнила острая боль в протестующих ребрах.

Он молчал и внимательно изучал мое лицо. Тем временем боль, не имеющая никакого отношения к сломанным костям, но гораздо более острая, угрожала сокрушить меня.

В палату деловито вошла еще одна медсестра. Эдвард сидел неподвижно, как статуя, пока она опытным взглядом окинула мое лицо и повернулась к мониторам.

– Пора принять обезболивающие, милая? – добродушно спросила она, подкручивая регулятор капельницы.

– Нет-нет, – промямлила я, стараясь не выдать себя голосом. – Мне не нужно, – позволить себе закрыть глаза я сейчас не могла.

– Детка, не надо храбриться. Чем меньше стрессов, тем лучше для тебя, тебе нужен покой, – она ждала, но я только слабо покачала головой.

– Ладно, – она вздохнула. – Когда надумаешь, нажми кнопку вызова.

Строго посмотрев на Эдварда, а потом еще раз, обеспокоенно, – на приборы, она вышла.

Прохладные ладони легли на мои щеки, я уставилась на него обезумевшим взглядом.

– Ш-ш-ш, Белла, успокойся.

– Не оставляй меня, – срывающимся голосом взмолилась я.

– Не оставлю, – пообещал он. – А теперь успокойся, пока я не вызвал медсестру со снотворным.

Но сердце не желало подчиняться.

– Белла, – он с беспокойством гладил мое лицо. – Никуда я не денусь. Я буду рядом до тех пор, пока я тебе нужен.

– Клянешься, что ты меня не бросишь? – зашептала я, пытаясь хотя бы выровнять дыхание. Меня била дрожь.

Он притянул мое лицо к своему, прижав ладони к щекам. Большие глаза смотрели серьезно.

– Клянусь.

Его дыхание успокаивало. Казалось, проходит даже боль, которую я чувствовала с каждым вдохом. Он не сводил с меня глаз, пока я не расслабилась, а монитор не принялся попискивать реже. Сегодня глаза Эдварда были темными, ближе к черному цвету, чем к золотистому.

– Так лучше? – спросил он.

– Да, – с опаской подтвердила я.

Он покачал головой и что-то невнятно пробормотал. Мне послышалось слово «горячиться».

– Зачем ты так? – шепнула я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Тебе надоело все время спасать меня? Хочешь, чтобы я уехала?

– Нет, Белла, конечно, я не хочу остаться без тебя. Рассуди здраво. И спасать тебя мне тоже не надоело, но именно из-за меня ты постоянно подвергаешься опасности. Это из-за меня ты сейчас здесь.

– Да, из-за тебя я здесь и я жива, – нахмурилась я.

– Едва жива, – поправил он чуть слышно. – Вся в бинтах и гипсе, и даже пошевелиться толком не можешь.

– Мой последний околосмертный опыт тут ни при чем, – я начинала раздражаться. – Я имела в виду другие – назови, какой хочешь. Если бы не ты, я бы уже гнила на кладбище Форкса.

Мои слова покоробили его, но взгляд остался затравленным.

– Но это еще не самое страшное, – продолжал шептать он так, словно не слышал моих слов. – Увидеть тебя лежащей на полу… избитой и скорчившейся… – он осекся, – думать, что я опоздал… даже слышать, как ты страдаешь от боли – все это невыносимо, эти воспоминания я унесу с собой в вечность. Но хуже всего – знать, что остановиться я не могу. Понимать, что сам убью тебя.

– Но ведь не убил.

– А мог. С легкостью.

Я понимала, что мне нельзя волноваться, но он пытался убедить самого себя, что нам надо расстаться, и паника трепыхалась во мне, угрожая вырваться наружу.

– Дай мне обещание, – шепнула я.

– Какое?

– Ты сам знаешь, – я начала злиться, видя, как упрямо Эдвард решил зациклиться на плохом.

Он услышал перемену в моем голосе, его взгляд стал напряженным.

– Видимо, мне просто не хватит сил держаться от тебя подальше, так что ты все равно добьешься своего… даже если поплатишься за это жизнью, – резко высказался он.

– Вот и хорошо.

Но обещания он так и не дал, и это не ускользнуло от меня. Я еле сдерживала панику, у меня просто не хватало сил, чтобы справиться еще и с гневом.

– Ты уже сказал, как сумел остановиться… а теперь я хочу знать, почему, – заявила я.

– Почему – что? – осторожно переспросил он.

– Почему ты это сделал. Почему не дал яду подействовать. Сейчас я уже была бы просто одной из вас.

Глаза Эдварда стали непроглядно черными, и я вспомнила, что именно в подробности о том, как становятся вампирами, он вообще не собирался посвящать меня. Наверное, Элис была слишком поглощена тем, что узнала о себе… или тщательно скрывала свои мысли в присутствии Эдварда, но он явно понятия не имел о нашем с ней разговоре. И теперь удивился и пришел в бешенство. Ноздри раздувались, губы затвердели, как каменные.

Одно мне было ясно: отвечать на мой вопрос он не собирается.

– Да, никакого опыта отношений у меня нет, – вновь заговорила я. – Но мужчина и женщина должны быть на равных – это же логично… то есть не может же кто-то один из них всякий раз спасать другого.

Он сложил руки на краю моей кровати и уперся в них подбородком. Лицо стало спокойным, гнев утих. Видимо, на мне он решил не срываться. Успеть бы мне только предупредить Элис, пока он не сорвал злость на ней.

– Ты уже спасала меня, – негромко напомнил он.

– Вечная роль Лоис Лейн меня не устраивает, – упрямо сказала я. – Я тоже хочу быть Суперменом.

– Ты не понимаешь, о чем просишь. – Голос был тихим, взгляд – устремленным на край подушки.

– А по-моему, понимаю.

– Белла, ты не понимаешь ничего. У меня было почти девяносто лет на размышления об этом, но я до сих пор ни в чем не уверен.

– Ты жалеешь, что Карлайл спас тебя?

– Нет, об этом я не жалею. – Он сделал паузу, потом продолжил: – Но моя жизнь все равно была кончена. Мне не пришлось ничем жертвовать.

– А моя жизнь – ты. Только тебя я боюсь потерять, – мне вдруг стало легче. Признаться, как он нужен мне, оказалось совсем нетрудно.

Но Эдвард не дрогнул. Остался непоколебимым.

– Я не могу, Белла. И не хочу так поступать с тобой.

– Но почему? – У меня першило в горле, и возглас получился не таким громким, как хотелось. – Только не говори, что это слишком трудно! После того, что было сегодня, или, наверное, несколько дней назад… в общем, после того, что было, это пустяк!

Он пристально смотрел на меня.

– А боль? – спросил он.

Я побелела. Просто ничего не смогла с собой поделать. Но я старалась ничем другим не выдать, как отчетливо помню эти ощущения – огонь в моих жилах.

– Это мои проблемы, – заявила я. – Справлюсь.

– Храбрость можно довести до такого предела, где она превратится в безумие.

– Не вопрос. Подумаешь, три дня.

Эдвард поморщился, обнаружив, что я осведомлена лучше, чем ему хотелось бы. Я смотрела, как он борется с гневом, как его взгляд становится задумчивым.

– А Чарли? – коротко спросил он. – А Рене?

В молчании прошло несколько минут, я силилась найти ответ. Открыла рот, но не издала ни звука, и снова захлопнула его. Эдвард ждал, на его лице постепенно проявлялось торжествующее выражение – он сразу понял, что ответить мне нечего.

– Послушай, и это тоже не вопрос, – наконец забормотала я. Голос звучал неуверенно, как всегда, когда я врала. – В своем выборе Рене всегда исходила из собственных интересов, и она будет только рада, если я поступлю так же. А Чарли крепкий и выносливый, он привык справляться в одиночку. Не могу же я опекать их вечно. У меня есть своя жизнь.

– Вот именно, – подхватил он. – И обрывать ее я не стану.

– Хочешь дождаться, когда я окажусь на смертном одре? К твоему сведению, я на нем только что побывала!

– Ты поправишься, – напомнил он.

Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и постаралась не обращать внимания на взрыв боли, который он вызвал. Мы с Эдвардом смотрели друг на друга в упор. Сдаваться он не собирался.

– Нет, – медленно произнесла я. – Не поправлюсь.

На лбу Эдварда прорезались морщины.

– Поправишься, конечно! Ну, разве что останется шрам-другой…

– Ошибаешься, – возразила я. – Я умру.

– Белла, ну что ты говоришь! – он встревожился. – Тебя выпишут отсюда через несколько дней. Самое большее – через две недели.

Я не сводила с него глаз.

– Может, прямо сейчас я и не умру… но когда-нибудь – обязательно. С каждой минутой я все ближе к смерти. Мало того: я состарюсь.

Когда до него дошел смысл моих слов, он нахмурился, прижал длинные пальцы к вискам и закрыл глаза.

– Это не может не произойти. Так и надо. Так было бы, если бы не было меня – а меня вообще не должно быть.

Я фыркнула. Он в удивлении открыл глаза.

– Глупость какая-то. Все равно что прийти к человеку, который только что выиграл в лотерею, и отобрать у него деньги со словами: «Слушай, давай вернемся к тому, как должно быть. Так будет лучше». Я так не играю.

– Я тебе не выигрыш в лотерею, – прорычал он.

– Правильно. Ты гораздо лучше.

Он закатил глаза и поджал губы.

– Белла, этот вопрос мы больше не обсуждаем. Я отказываюсь обрекать тебя на вечную ночь, и точка.

– Если ты рассчитываешь поставить точку таким способом, значит, ты слишком плохо меня знаешь, – предупредила я. – Ты не единственный вампир, с которым я знакома.

Глаза вновь почернели.

– Элис не посмеет!

На минуту его лицо стало таким страшным, что я невольно поверила ему: я и представить себе не могла, что кто-нибудь осмелится разозлить его.

– Элис уже видела что-то, да? – догадалась я. – Вот почему тебя тревожат ее слова. Она знает, что я стану такой, как вы… когда-нибудь.

– Она ошибается. Кстати, еще она видела тебя мертвой, а ты жива.

– Заключать пари против Элис я не стану, даже не уговаривай.

Бесконечно долгую минуту мы смотрели в глаза друг другу. Было тихо, только гудели и попискивали приборы, капало лекарство в трубках, тикали большие часы на стене. Наконец лицо Эдварда смягчилось.

– Так на чем мы остановились? – спросила я.

Он невесело усмехнулся.

– Кажется, это и называется «зайти в тупик».

Я вздохнула и ойкнула, не сдержавшись.

– Больно? – спросил он, отыскивая глазами кнопку вызова медсестры.

– Все хорошо, – соврала я.

– Не верю, – голос звучал мягко.

– Спать я больше не хочу.

– Тебе нужен отдых. А этот спор ни к чему хорошему не приведет.

– Так поддайся, – прозрачно намекнула я.

– Зря стараешься, – он потянулся к кнопке.

– Нет!

Он не слушал.

– Да? – ожил динамик на стене.

– Кажется, нам снова требуется обезболивающее, – спокойно сообщил он, не обращая внимания на негодующее выражение моего лица.

– Сейчас пришлю сестру, – отозвался скучающий голос.

– Ничего принимать не буду, – пригрозила я.

Он кивнул на капельницу с пакетом какой-то жидкости, стоящую возле моей кровати.

– А тебя и не спросят.

Пульс снова подскочил. Эдвард прочел страх в моих глазах и досадливо вздохнул.

– Белла, тебе же больно. Необходимо расслабиться, чтобы началось восстановление. Зачем ты сопротивляешься? Тебя больше не будут колоть иголками.

– Я боюсь не иголок, – пролепетала я. – Боюсь закрыть глаза.

На его лице возникла все та же кривоватая улыбка, он приложил ладони к моим щекам.

– Я же сказал: я никуда не денусь. Не бойся. Пока ты рада видеть меня, я буду рядом.

Я улыбнулась в ответ, стараясь не обращать внимания на боль.

– Знаешь, а ведь я всегда буду рада.

– Ну, со временем пройдет – это всего лишь школьный роман.

Удивляясь, я покачала головой, и она тут же закружилась.

– До сих пор не верится, что Рене так легко купилась. Но ты-то должен понимать.

– В этом и заключается прелесть человеческой жизни, – разъяснил он. – В переменах.

Я прищурилась.

– Ждешь, затаив дыхание? Не дождешься!

Он еще смеялся, когда вошла медсестра со шприцом в руках.

– Разрешите? – отрывисто обратилась она к Эдварду.

Он встал и отошел в угол тесной палаты, где прислонился к стене, скрестил руки на груди и замер в ожидании. Я в тревоге переглянулась с ним, он ответил мне спокойным взглядом.

– Вот так, дорогая, – улыбаясь, медсестра впрыснула лекарство в трубку. – Теперь тебе полегчает.

– Спасибо, – вяло отозвалась я. Долго ждать не пришлось. Почти сразу я почувствовала, как сонливость растекается по телу.

– Действует, – пробормотала она, когда мои веки отяжелели.

Должно быть, она вышла из палаты, потому что моего лица коснулось что-то холодное и гладкое.

– Не уходи… – невнятно попросила я.

– Не уйду, – пообещал он. Голос был прекрасен, как колыбельная. – Как я уже говорил, пока ты рада мне… и пока это в твоих интересах.

Я попыталась покачать головой, но она вдруг стала неподъемной.

– …не одно и то же, – пробормотала я.

Он рассмеялся.

– Не думай сейчас об этом, Белла. Продолжим спор, когда ты проснешься.

Кажется, я улыбнулась.

– Ага.

Я почувствовала, как его губы касаются моего уха.

– Я люблю тебя, – шепнул он.

– И я тебя.

– Знаю, – он тихо засмеялся.

Я слегка повернула голову и замерла в ожидании. Он понял, чего я хочу. Его губы легко притронулись к моим.

– Спасибо, – вздохнула я.

– Не за что.

Я была уже не с ним, но продолжала бороться с сонным оцепенением, как могла. Мне надо было сказать ему еще кое-что.

– Эдвард… – я постаралась отчетливо выговорить его имя.

– Что?

– Я ставлю на Элис, – пробормотала я.

И темнота сомкнулась надо мной.