20. Нетерпение
Проснувшись, я некоторое время озиралась в замешательстве. В голове царил туман, в памяти сплелись сны и кошмары, и я не сразу сообразила, где нахожусь.
Безликая комната могла быть только гостиничным номером. Об этом явно свидетельствовали лампы у кровати, прикрученные к тумбочкам, длинные шторы из той же ткани, что и покрывало на кровати, и стандартные акварели на стенах.
Я попыталась вспомнить, как сюда попала.
В памяти всплыла обтекаемая черная машина со стеклами, затонированными темнее, чем у лимузина. Двигатель работал почти бесшумно, хотя мы мчались по ночным автострадам, вдвое превышая разрешенную скорость.
Потом вспомнилась Элис, сидевая рядом со мной на заднем сиденье, обитом темной кожей. Этой долгой ночью я, задремав, как-то ухитрилась уткнуться носом в ее гранитную шею. Моя близость, похоже, не беспокоила ее, а меня утешало прикосновение к прохладной твердой коже. Ее тонкая хлопковая рубашка вскоре вымокла от слез, катившихся из моих красных распухших глаз.
Сон ускользал от меня, саднящие глаза упорно не желали закрываться, даже когда ночь наконец закончилась и над невысокими горами где-то в Калифорнии посветлело небо. Этот серый свет с безоблачного неба резал мне глаза. Но закрыть их я не могла – перед мысленным взором сразу начинали тесниться слишком яркие видения, похожие на стоп-кадры, и это было невыносимо. Обида на лице Чарли, рычание Эдварда, скалящего зубы, возмущение на лице Розали, пронзительный взгляд следопыта, мертвые глаза Эдварда после того, как он поцеловал меня в последний раз… Мне казалось, что, увидев все это еще раз, я не выдержу. И я боролась с усталостью, а тем временем взошло солнце.
Я еще не спала, когда мы миновали горный перевал, и солнце, которое теперь светило нам в спину, озарило черепичные кровли Солнечной долины. У меня не осталось сил удивляться тому, что трехдневный путь мы проделали за один день. Я безучастно таращилась на широкое пространство, раскинувшееся передо мной. Финикс – пальмы, низкорослый кустарник, беспорядочно пересекающиеся автострады, зеленые полосы полей для гольфа и бирюзовые бассейны – был окутан легкой дымкой и окружен скалистыми грядами, недостаточно высокими, чтобы носить название горных хребтов.
На шоссе косо падали тени пальм – более четкие и резкие, чем мне помнилось, и вместе с тем более бледные, чем им следовало быть. В такой тени не спрячешься. Ярко освещенное, открытое шоссе выглядело безопасным. Но ни облегчения, ни радости от возвращения домой я не испытывала.
– В какой стороне аэропорт, Белла? – спросил Джаспер, и я вздрогнула, хотя голос был тихим и абсолютно спокойным. Это был первый звук, если не считать негромкого урчания мотора, который нарушил тишину долгой ночи.
– Дальше по шоссе I-10, – машинально ответила я. – Мы будем проезжать мимо него.
Мой мозг работал медленно, мысли едва пробивались сквозь плотный туман недосыпа.
– Мы куда-то летим? – спросила я у Элис.
– Нет, но на всякий случай лучше держаться поближе к аэропорту.
Как мы въехали на развязку, ведущую к международному аэропорту Скай-Харбор, я еще помнила, а как покинули ее – уже нет. Видимо, тогда меня и сморил сон.
Но теперь, порывшись в памяти, я обнаружила смутные воспоминания о том, как вышла из машины. Солнце к тому времени скатилось к линии горизонта. Одну руку я закинула на плечо Элис, ее рука поддерживала меня за талию. Я вяло переставляла ноги, и Элис почти тащила меня.
Этой комнаты я вообще не помнила.
Я взглянула на цифровой будильник на тумбочке: он показывал три часа, но дня или ночи? Ни единого лучика света не пробивалось сквозь плотные шторы, но комнату ярко освещали лампы.
С трудом поднявшись, я добрела до окна и отдернула шторы.
Снаружи было темно. Значит, три часа ночи. Окно моего номера выходило на пустынный участок шоссе и новую крытую автостоянку аэропорта. Почему-то я немного успокоилась, определив время и место.
Я оглядела себя: на мне по-прежнему была одежда Эсме, совсем не подходившая по размеру. К счастью, на низком комоде обнаружилась моя дорожная сумка.
Отыскать в ней чистую одежду я не успела: тихий стук в дверь заставил меня вздрогнуть.
– Можно войти? – спросила Элис.
Я перевела дыхание.
– Конечно.
Она вошла и внимательно посмотрела на меня.
– Пожалуй, тебе не мешало бы еще поспать, – заметила она.
Я только покачала головой.
Она бесшумно прошла к окну, тщательно задернула шторы и обернулась.
– Выходить нам нельзя, – предупредила она.
– Ладно, – мой голос звучал хрипло и срывался.
– Хочешь пить? – спросила Элис.
Я пожала плечами.
– У меня все в порядке. А как ты?
– Сносно, – она улыбнулась. – Я заказала тебе еду, она в соседней комнате. Эдвард напомнил мне, что пища тебе требуется гораздо чаще, чем нам.
Я встрепенулась.
– Он звонил?
– Нет, – она увидела, как я сникла. – Это было еще до отъезда.
Бережно взяв за руку, она повела меня в гостиную номера-люкс. Из телевизора доносился низкий гул голосов. Джаспер неподвижно сидел за столом в углу и без малейшего проблеска интереса смотрел новости.
Я устроилась на полу у журнального столика, на котором ждал поднос с едой, и вяло принялась за нее, не замечая, что ем.
Элис с подлокотника дивана уставилась в телевизор так же равнодушно, как Джаспер.
Я ела медленно, наблюдая за Элис и время от времени поглядывая на Джаспера. Вдруг до меня дошло, что их неподвижность выглядит неестественно. Даже во время рекламы они не сводили глаз с экрана. Меня затошнило, я отодвинула поднос. Элис повернулась ко мне.
– Что случилось, Элис? – спросила я.
– Ничего, – ее глаза были искренними, широко открытыми… но я не верила им.
– Что будем делать дальше?
– Ждать звонка от Карлайла.
– А разве он уже не должен был позвонить?
Я сразу поняла, что почти попала в точку. Взгляд Элис метнулся с моего лица на телефон, лежащий поверх ее кожаной сумочки, и обратно.
– Что это значит? – голос задрожал, я попыталась взять себя в руки. – Если он еще не звонил?
– Только то, что им пока нечего нам сказать, – но Элис говорила нарочито ровным тоном, и мне стало трудно дышать.
Джаспер вдруг оказался рядом с Элис, ближе ко мне, чем обычно.
– Белла, – с наводящей на подозрения мягкостью заговорил он, – тебе не о чем беспокоиться. Здесь ты в полной безопасности.
– Это я знаю.
– Тогда почему боишься? – растерялся он. Наверное, он чувствовал характер моих эмоций, но не понимал, чем они вызваны.
– Вы же слышали, что сказал Лоран, – я говорила шепотом, но не сомневалась, что они меня слышат. – Он предупреждал, что Джеймс – прирожденный убийца. А если что-нибудь пойдет не так, и им придется разделиться? Если что-нибудь случится хоть с кем-нибудь из них – с Карлайлом, Эмметтом… Эдвардом… – я судорожно сглотнула. – Если эта дикарка Виктория ранит Эсме… – мой голос взвился, в нем начали проскальзывать истерические нотки. – Разве я смогу жить дальше, зная, что это моя вина? Нельзя было так рисковать ради меня…
– Белла, Белла, остановись! – перебил Джаспер так быстро, что разобрать слова было непросто. – Ты не о том беспокоишься, Белла. Можешь мне поверить, никому из нас опасность не угрожает. Тебе и без того непросто, не добивай себя напрасным беспокойством. Выслушай меня! – потребовал он, заметив, что я отвела взгляд. – У нас сильная семья. Мы боимся только одного – потерять тебя.
– Но с какой стати вам…
На этот раз меня перебила Элис, коснувшись моей щеки холодными пальцами.
– Эдвард почти столетие был одинок, а теперь нашел тебя. Мы жили бок о бок с ним довольно долго и потому, в отличие от тебя, заметили, насколько он изменился после встречи с тобой. Если он тебя потеряет, думаешь, кто-нибудь из нас сможет в ближайшие сто лет смотреть ему в глаза?
Я заглянула в ее темные глаза, и совесть, которая грызла меня, немного утихла. Но несмотря на то, что по телу разлилось спокойствие, я понимала: не стоит доверять этому чувству; скорее всего, это Джаспер применил ко мне свои способности.
День выдался слишком длинным.
Мы сидели в своем номере. Элис позвонила администратору и попросила не присылать горничную для уборки. Окна оставались зашторенными, телевизор – включенным, но никто его не смотрел. Периодически мне приносили еду. Серебристый телефон на сумочке Элис словно становился больше с каждым часом.
Мои опекуны переносили неизвестность лучше, чем я. Чем чаще я ерзала и вышагивала из угла в угол, тем неподвижнее они становились – две статуи, незаметно наблюдающие за каждым моим движением. Чтобы хоть чем-нибудь заняться, я принялась заучивать наизусть подробности обстановки номера, последовательность разноцветных полосок на обивке диванов: бежевая, персиковая, сливочно-белая, тусклое золото и снова бежевая. Порой я поглядывала на абстракции на стенах, и, как в детстве, когда смотрела на облака, пыталась определить, на что они похожи. Мне удалось различить синюю руку, женщину, расчесывающую волосы, потягивающуюся кошку. Но когда блекло-красный круг вдруг превратился в уставившийся на меня глаз, я отвернулась.
Ближе к вечеру я решила снова прилечь. Я надеялась, что, оставшись одна в темноте, смогу отдаться страху, который маячил у границ моего сознания, но не смел завладеть им под бдительным взглядом Джаспера.
Однако Элис будто невзначай последовала за мной, сделав вид, что ей надоело сидеть в гостиной. Знать бы, какие именно распоряжения на мой счет дал ей Эдвард. Я рухнула поперек кровати, а Элис, скрестив ноги, уселась рядом. Поначалу я не обращала на нее внимания, почувствовав внезапную усталость. Но через несколько минут паника, которая почти не ощущалась в присутствии Джаспера, завладела мной окончательно. Я свернулась в клубок и обхватила колени руками.
– Элис… – позвала я.
– Да?
Я старалась говорить спокойно.
– Как думаешь, что они сейчас делают?
– Карлайл хотел увести следопыта как можно дальше на север, подпустить поближе, а потом внезапно напасть на него. Эсме и Розали должны были ехать на запад, пока женщина следует за ними. Если она повернет обратно, им следовало сразу вернуться в Форкс и не спускать глаз с твоего отца. Если никто из них не звонит, видимо, у них все в порядке. Может быть, следопыт слишком близко, и они опасаются, что он подслушает разговор.
– А Эсме?
– Думаю, она уже в Форксе. И не звонит, чтобы ее не подслушала Виктория. По-моему, они просто решили перестраховаться.
– Как думаешь, они в безопасности?
– Белла, сколько раз тебе повторять, что никакая опасность нам не грозит?
– А ты сказала бы мне правду?
– Да. И всегда буду говорить, – ее голос казался искренним.
На минуту задумавшись, я решила поверить ей.
– Тогда скажи… как становятся вампирами?
Мой вопрос застал ее врасплох. Она притихла. Я перекатилась на спину, чтобы взглянуть на нее, и мне показалось, что она колеблется.
– Эдвард не разрешает рассказывать тебе об этом, – твердо ответила она, но мне показалось, что с его решением она не согласна.
– Так нечестно. Мне кажется, я вправе знать.
– Да.
Я выжидательно смотрела на нее.
Она вздохнула.
– Он выйдет из себя.
– Его это не касается. Это наше с тобой дело. Элис, я прошу тебя, как подругу.
Как-то получилось, что мы и вправду стали подругами, словно были знакомы с давних пор.
Она смотрела на меня прекрасными мудрыми глазами… и наконец решилась.
– Я расскажу тебе основные принципы. Как это произошло со мной, я не помню, а сама ничего подобного не делала и даже не видела, как делают другие, поэтому не забывай, что я могу поделиться лишь теоретическими знаниями.
Я ждала.
– У нас, как хищников, арсенал физических возможностей отличается избыточностью: оружия у нас гораздо больше, чем на самом деле требуется. Это сила, скорость, острое зрение, слух и обоняние, не говоря уже о том, что некоторые из нас, как Эдвард, Джаспер и я, наделены особыми способностями. Мало того: мы, как насекомоядные цветы, красивы и физически притягательны для нашей добычи.
Я сидела, не шелохнувшись, и вспоминала, как многозначительно Эдвард демонстрировал мне свои возможности на лесном лугу.
Элис расплылась в широкой зловещей улыбке.
– У нас есть еще одно, совершенно ненужное оружие: наш яд, – ее зубы блестели. – Этот яд не убивает, только парализует. Он действует медленно, распространяясь по организму вместе с кровью, так что наша жертва после укуса ощущает слишком острую физическую боль, чтобы спасаться от нас бегством. Но как я уже сказала, это избыточное оружие. Если мы подошли достаточно близко, чтобы укусить жертву, ей уже не сбежать. Разумеется, из любого правила есть исключения. К примеру, Карлайл.
– Значит… если яду ничто не помешает распространиться… – пробормотала я.
– Требуется несколько дней, чтобы перерождение завершилось – в зависимости от того, сколько яда в крови и насколько близко к сердцу попал яд. Пока сердце продолжает биться, яд распространяется, исцеляя и преображая организм по мере своего продвижения. Наконец сердце останавливается: перерождение завершено. И все это время жертва кричит и жаждет смерти, как избавления.
Я содрогнулась.
– Как видишь, приятного мало.
– Эдвард говорил, что это очень тяжело… но я не поняла, – призналась я.
– В каком-то смысле мы, как акулы: однажды почувствовав вкус крови или даже ее запах, мы уже не в силах устоять перед искушением. Вкусить крови означает дать волю безумию. Тяжело обеим сторонам: вампир сходит с ума от жажды крови, его жертва – от невыносимой боли.
– Как думаешь, почему ты ничего не помнишь?
– Не знаю. Для всех остальных боль при перерождении стала самым мучительным воспоминанием о человеческой жизни. А я совсем не помню, как была человеком, – грустно закончила она.
Мы лежали тихо, углубившись каждая в свои мысли.
Часы отсчитывали секунды. Глубоко задумавшись, я почти забыла о присутствии Элис.
Вдруг безо всякого предупреждения Элис подкинуло на постели, она легко вскочила на ноги. Рывком подняв голову, я удивленно уставилась на нее.
– Что-то изменилось, – голос звучал взволнованно, но обращалась она уже не ко мне.
В дверях она столкнулась с Джаспером: видимо, он слышал и наш разговор, и ее неожиданный возглас. Джаспер положил ладони на плечи Элис, повел ее обратно к кровати и усадил на край.
– Что ты видишь? – настойчиво спросил он, заглядывая ей в глаза. Взгляд Элис был устремлен куда-то очень далеко. Я придвинулась ближе и наклонилась к ней, вслушиваясь в негромкие быстрые слова.
– Вижу комнату. Она длинная, повсюду зеркала. Пол дощатый. Он в этой комнате, он ждет. И золотистый… золотистая полоска поперек зеркал.
– Где эта комната?
– Не знаю. Чего-то не хватает… какое-то решение пока не принято.
– Долго еще?
– Уже скоро. В комнате с зеркалами он будет сегодня, а может, завтра. Смотря, как повернется дело. Он чего-то ждет. Сейчас он в темноте.
Голос Джаспера звучал спокойно и размеренно, он явно имел опыт подобных расспросов.
– Что он делает?
– Смотрит телевизор… нет, включил видеомагнитофон в темноте, уже в другом месте.
– Можешь разглядеть, где он сейчас?
– Нет, слишком темно.
– А комната с зеркалами? Что еще там есть?
– Только зеркала и эта золотая полоска. Как кайма вокруг всей комнаты. Черный стол с большой аудиосистемой и телевизором. Он трогает видеомагнитофон, но не смотрит его так, как в темной комнате. Это комната, где он ждет, – взгляд Элис сосредоточился на лице Джаспера.
– Больше ничего?
Она покачала головой. Совершенно неподвижные, они смотрели друг на друга.
– Что это значит? – спросила я.
Минуту оба молчали, потом Джаспер посмотрел на меня.
– То, что планы следопыта изменились. Он принял решение, которое приведет его в темную комнату и комнату с зеркалами.
– Но где эти комнаты, мы не знаем?
– Да.
– Зато знаем, что в горах на севере Вашингтона, где его ждут охотники, его не будет. Он улизнет от них, – голос Элис стал резким.
– Может, позвоним? – спросила я. Они озабоченно и нерешительно переглянулись.
И тут зазвонил телефон.
Элис подскочила к нему раньше, чем я успела поднять голову.
Она нажала кнопку и поднесла телефон к уху, но продолжала молчать.
– Карлайл… – наконец выдохнула она. В отличие от меня, она не удивилась и не выказала облегчения.
– Да, – добавила она, коротко взглянув на меня. Потом долгую минуту слушала молча.
– Я только что видела его, – и она описала свое видение. – То, что побудило его сесть в самолет… ведет его в эти комнаты, – она помолчала. – Да, – снова сказала она в телефон и позвала меня: – Белла!
Она протянула телефон мне. Я кинулась к ней.
– Алло! – выдохнула я.
– Белла, – послышался голос Эдварда.
– Эдвард! Я так беспокоилась!
– Белла, – он с досадой вздохнул, – я же просил тебя беспокоиться только о себе.
Слышать его голос было просто замечательно. Я буквально чувствовала, как от этих звуков мрачная туча отчаяния, нависшая надо мной, светлеет и рассеивается.
– Где вы?
– На окраине Ванкувера. Извини, Белла, мы его упустили. Он, кажется, что-то заподозрил, и все время старался держаться на расстоянии, чтобы я не смог прочитать его мысли. А теперь он исчез – похоже, улетел на самолете. Мы думаем, для начала он направится в Форкс.
Я слышала, как за моей спиной Элис посвящает в подробности Джаспера, ее торопливые слова слились в невнятный шелест.
– Да, знаю. Элис видела, что он сбежал.
– Но тебе незачем волноваться. Пройти по твоему следу он не сможет. Просто оставайся на месте и жди, пока мы не найдем его снова.
– Со мной все хорошо. Эсме с Чарли?
– Да, и Виктория тоже побывала в городе. Она проникла в дом, но Чарли в то время был на работе. К нему она и близко не подойдет, так что не бойся. Под присмотром Эсме и Розали он в безопасности.
– Чем занята Виктория?
– Видимо, пытается напасть на след. Всю ночь она шныряла по городу. Розали следовала за ней до аэропорта, по всем дорогам вокруг города, по территории школы… она что-то вынюхивает, Белла, но ничего не найдет.
– А ты уверен, что Чарли ничто не угрожает?
– Да, Эсме не спускает с него глаз, а скоро вернемся и мы. Стоит только следопыту приблизиться к Форксу, как он попадется нам.
– Я соскучилась, – шепнула я.
– Знаю, Белла. Поверь мне, я знаю. С твоим отъездом у меня как будто отняли половину души.
– Так приезжай за ней, – предложила я.
– Скоро, сразу же, как только смогу. Твоя безопасность – прежде всего, – голос звучал жестко.
– Я люблю тебя, – напомнила я.
– А ты веришь, что, несмотря на все беды, которые я тебе причинил, я тоже тебя люблю?
– Да. Конечно, верю.
– Я скоро приеду за тобой.
– Жду.
Телефон умолк, и меня снова накрыло волной отчаяния.
Повернувшись, чтобы отдать телефон Элис, я увидела, что они с Джаспером склонились над столом и Элис что-то рисует на бумаге с логотипом отеля. Опираясь на спинку дивана, я заглянула ей через плечо.
Она рисовала комнату: длинную и прямоугольную, суживающуюся в перспективе. Пол был выложен длинными досками, во всю длину комнаты. Вертикальные линии на стенах означали стыки между зеркалами. Примерно на уровне талии зеркала пересекала проходящая по всему периметру комнаты полоса. Элис говорила, что она золотистая…
– Балетная студия! – неожиданно узнала я.
Они удивленно вскинули головы.
– Ты знаешь эту комнату? – голос Джаспера звучал спокойно, но в вопросе был какой-то оттенок, который я не поняла. Элис склонилась над своим рисунком, карандаш в ее руке задвигался по бумаге, и в дальней стене зала появился аварийный выход, а в переднем правом углу – аудиосистема и телевизор на низком столе.
– Похоже на студию, где я когда-то училась танцевать – мне было лет восемь или девять. Зал выглядел точно так же, – я дотронулась до рисунка там, где он суживался в перспективе, превращаясь в квадрат. – Вон там были душевые и двери, ведущие в другой репетиционный зал. Только проигрыватель стоял не так, – я указала на левый угол, – а телевизора не было совсем. В этой стене расположено окно, и если заглянуть в него из соседней комнаты, где ждали родители, студия видна именно так, как на рисунке.
Элис и Джаспер неотрывно смотрели на меня.
– Ты уверена, что это та самая студия? – по-прежнему спокойно спросил Джаспер.
– Нет, нисколько… наверное, большинство балетных студий выглядят одинаково – везде есть и зеркала, и станок, – я провела пальцем по балетному станку вдоль зеркал. – Просто зал показался знакомым, – я указала на дверь, нарисованную точно в том месте, где, как я помнила, она находилась.
– У тебя могут быть причины посетить это место в ближайшее время? – прервала мои раздумья Элис.
– Нет, я там почти десять лет не была. Танцевала я отвратительно, на выступлениях меня всегда ставили в последнюю линию, – призналась я.
– Значит, это место никак не может быть связано с тобой? – настойчиво расспрашивала Элис.
– Никак. И я даже не уверена, что оно принадлежит прежним хозяевам. Наверное, это совсем другая студия танца, в другом месте.
– А где находилась студия, куда ходила ты? – небрежным тоном осведомился Джаспер.
– Недалеко от маминого дома, за углом. Я обычно ходила туда после уроков… – я не договорила: от меня не укрылась перемена на их лицах.
– Значит, это здесь, в Финиксе? – голос Джаспера по-прежнему звучал почти равнодушно.
– Да, – шепотом ответила я. – Угол Пятьдесят восьмой и Кактусовой улиц.
И мы умолкли, уставившись на рисунок.
– Элис, не опасно звонить с этого телефона?
– Нисколько, – заверила она меня. – У него вашингтонский номер.
– Значит, можно позвонить с него маме?
– А я думала, она во Флориде.
– Да, там, но скоро возвращается, а ей нельзя домой, пока… – У меня задрожал голос. Я вспомнила, как Эдвард говорил, что рыжая женщина побывала и в доме Чарли, и в школе – везде, где могла раздобыть информацию обо мне.
– Как же тогда ты с ней свяжешься?
– Постоянный номер у них есть только дома, поэтому она регулярно звонит откуда-нибудь и проверяет сообщения на автоответчике.
– Джаспер?.. – вопросительно произнесла Элис.
Он задумался.
– Думаю, это нам ничем не грозит – только не говори, где находишься.
Я схватилась за телефон и набрала знакомый номер. После четвертого гудка мамин беззаботный голос предложил мне оставить сообщение.
– Мама, – заговорила я после сигнала, – это я. Послушай, у меня к тебе одна просьба. Это важно. Как только получишь мое сообщение, позвони мне по этому номеру… – Элис уже стояла рядом и держала рисунок с записанным внизу номером телефона, по которому я сейчас говорила. Я дважды отчетливо повторила номер. – Пожалуйста, никуда не уезжай, пока мы не поговорим. Не волнуйся, у меня все хорошо, но нам надо поговорить как можно скорее, так что звони в любое время, ладно? Я люблю тебя, мама. Пока, – я закрыла глаза и мысленно взмолилась, чтобы непредвиденные изменения в планах не привели маму домой раньше, чем она услышит мое сообщение.
Сидя на диване, я вяло жевала остатки фруктов и готовилась к длинному вечеру. Подумывала позвонить и Чарли, но не знала, вернулся ли он уже с работы. Наконец я сосредоточилась на новостях: только бы во Флориде не случилось какой-нибудь забастовки, урагана, теракта, весенних сборов бейсболистов – словом, ничего такого, что могло бы вынудить маму с Филом вернуться домой раньше намеченного срока.
Должно быть, к бессмертию прилагается неиссякаемое терпение. Ни Джаспер, ни Элис, похоже, не ощущали ни малейшей потребности заниматься хоть чем-нибудь. Некоторое время Элис набрасывала очертания темной комнаты из своего видения. Закончив рисунок, она просто застыла, уставившись в стену, в ее взгляде читалась вечность. Джаспер тоже не испытывал никакого желания вышагивать по комнате, выглядывать в щель между шторами, с воплями вылетать за дверь, как этого хотелось мне.
В ожидании звонка я, наверное, задремала на диване. Прикосновение холодных рук Элис, несшей меня в кровать, на краткий миг разбудило меня, но я снова уснула еще до того, как коснулась головой подушки.