Меня разбудил тусклый свет еще одного хмурого дня. Заспанная и ничего не понимающая, я прикрыла глаза ладонью. Какой-то полузабытый сон прорывался в мое сознание. Я застонала и перекатилась на бок, надеясь снова уснуть. И вдруг отчетливо, разом вспомнила вчерашний день.

– Ой! – Я села так резко, что у меня закружилась голова.

– Волосы у тебя как ворох сена… но мне нравится, – послышался невозмутимый голос из кресла-качалки в углу.

– Эдвард, ты остался! – обрадовалась я и, не задумываясь, бросилась через всю комнату и запрыгнула к нему на колени. Но через мгновение, когда мои сонные мысли угнались за поступками, я замерла, потрясенная собственным неуправляемым энтузиазмом. И уставилась на Эдварда, испугавшись, что переступила черту.

Но он рассмеялся.

– Конечно, – подтвердил он, удивленный, но, похоже, обрадованный моей реакцией. И погладил меня по спине.

Я нерешительно положила голову к нему на плечо и вдохнула аромат его кожи.

– А я думала, мне приснилось…

– У тебя не настолько богатая фантазия, – фыркнул он.

– Чарли! – вспомнила я, вскочила и метнулась к двери.

– Он ушел час назад – и кстати, предварительно помудрил с подключением аккумулятора в твоем пикапе. Честно говоря, я разочарован. Неужели этого хватило бы, чтобы остановить тебя, если бы ты решила уехать?

Стоя у двери, я задумалась: мне очень хотелось вернуться к нему, но я боялась, что после ночи у меня несвежее дыхание.

– Обычно по утрам ты выглядишь не такой растерянной, – заметил он и раскрыл объятия, призывая меня вернуться. Соблазн принять приглашение был практически непреодолим.

– Мне нужна еще минутка на человеческие потребности, – призналась я.

– Я подожду.

В ванную я бросилась, не понимая, что со мной. Я была сама на себя не похожа, как внутренне, так и внешне. Из зеркала на меня смотрело незнакомое лицо: слишком яркий блеск в глазах, лихорадочные красные пятна на скулах. Почистив зубы, я занялась колтуном, в который сбились мои волосы. Потом поплескала в лицо холодной водой и попыталась отдышаться, но без особого успеха. И почти бегом вернулась в комнату.

Удивительно, но он был на прежнем месте и ждал меня. Он раскрыл объятия, и мое сердце сбилось с ритма.

– С возвращением, – прошептал он, обнимая меня.

Некоторое время, пока он убаюкивал меня на руках, мы молчали, потом я заметила, что он сменил одежду и причесался.

– Так ты уходил? – укоризненно спросила я, трогая воротник его свежей рубашки.

– Не мог же я два дня подряд появляться в одной и той же одежде – что подумали бы соседи?

Я надулась.

– Ты так крепко уснула, что я ничего не пропустил, – его глаза блеснули. – К тому времени разговоры закончились.

У меня вырвался стон.

– И что ты слышал?

Взгляд золотистых глаз стал особенно нежным.

– Ты сказала, что любишь меня.

– Это ты и так знал, – потупившись, напомнила я.

– И все равно услышать это было приятно.

Я уткнулась в его плечо.

– Я тебя люблю, – прошептала я.

– Теперь ты – моя жизнь, – просто ответил он.

К сказанному было больше нечего добавить. Он качал меня в кресле, в комнате постепенно светлело.

– Пора завтракать, – наконец легким тоном объявил Эдвард – видимо, доказывая, что помнит о моих человеческих слабостях.

В ответ я прикрыла горло руками и вытаращила глаза. На его лице отразился испуг.

– Шутка! – я хихикнула. – А ты говорил, что актрисы из меня не выйдет!

Он недовольно нахмурился.

– Не смешно.

– Нет, смешно, ты сам понимаешь, – но я внимательно вглядывалась в золотистые глаза, убеждаясь, что меня простили. Видимо, да.

– Я перефразирую, ладно? – спросил он. – Людям пора завтракать.

– Ну хорошо.

Он перекинул меня через свое каменное плечо – бережно, но так быстро, что у меня захватило дух. Несмотря на все протесты, он понес меня вниз по лестнице, доставил в кухню и усадил на стул.

В кухне было солнечно и радостно, под стать моему настроению.

– Что на завтрак? – вежливо поинтересовалась я.

Вопрос озадачил его на минуту.

– Э-э… даже не знаю. А чего бы тебе хотелось? – на его мраморном лбу обозначились морщины.

Усмехаясь, я вскочила.

– Ничего, я вполне способна позаботиться о себе сама. Смотри, как я охочусь.

Я нашла миску и коробку хлопьев. Чувствуя на себе взгляд Эдварда, высыпала в миску хлопья, залила молоком и прихватила ложку. Потом поставила свою еду на стол и помедлила в нерешительности.

– Дать тебе чего-нибудь? – спросила я, не желая показаться невежливой.

Он закатил глаза.

– Садись и ешь, Белла.

Я села за стол, взглянула на Эдварда и сунула в рот ложку хлопьев. Он не сводил с меня глаз, изучая каждое мое движение. Мне стало неловко. Я кашлянула и заговорила, чтобы отвлечь его.

– Какие планы на сегодня?

– Хм… – под моим взглядом он тщательно обдумал ответ. – Ты не против познакомиться с моей семьей?

Я поперхнулась.

– Что, испугалась? – с надеждой спросил он.

– Да, – призналась я. Отпираться было бесполезно – он все понял по моим глазам.

– Не бойся, – он усмехнулся. – Я тебя защищу.

– Я не их боюсь, – объяснила я. – Мне страшно, что я… не понравлюсь им. Они ведь, наверное, удивятся, если ты приведешь домой знакомить с ними… кого-нибудь вроде меня. А они знают, что я про них знаю?

– О, они уже все знают. Знаешь, вчера они держали пари, – он улыбался, но голос звучал серьезно, – о том, привезу ли я тебя обратно, хотя не представляю, как можно делать ставки против Элис. Словом, у нас в семье секретов нет. И быть не может – с моей телепатией и даром предвидения Элис.

– А благодаря Джасперу, кстати, вы все, выбалтывая свои тайны, чувствуете себя легко и непринужденно.

– Значит, запомнила, – одобрительно улыбнулся он.

– Да, говорят, мне иногда удаются такие подвиги, – я состроила гримасу. – Итак, Элис увидела, что я приеду?

На эти слова он отреагировал странно.

– Вроде того, – неловко выговорил он и отвернулся, пряча от меня глаза. Я с любопытством уставилась на него.

– Вкусно? – спросил он, вдруг поворачиваясь ко мне с насмешливым видом и глядя на мой завтрак. – Честно говоря, выглядит не очень аппетитно.

– Да уж, это тебе не разъяренный гризли, – буркнула я, не обращая внимания на его недовольную гримасу. Я все еще гадала, почему он так странно отозвался на мое упоминание об Элис. Продолжая строить догадки, я торопливо доела хлопья.

Эдвард стоял посреди кухни, опять напомнив мне статую Адониса, и отрешенно смотрел в окно, выходящее на задний двор.

Потом он перевел взгляд на меня и сверкнул умопомрачительной улыбкой.

– Думаю, и ты должна познакомить меня со своим отцом.

– Он тебя уже знает, – напомнила я.

– Но не как твоего парня.

Я с подозрением уставилась на него.

– Зачем?

– А разве это не принято? – с невинным видом спросил он.

– Не знаю, – созналась я. Опыт встреч с парнями у меня отсутствовал. С другой стороны, обычные правила встреч в нашем случае вряд ли применимы. – Знаешь, это необязательно. Я не рассчитываю, что ты… в общем, ради меня тебе незачем притворяться.

Он терпеливо улыбнулся.

– А я и не притворяюсь.

Я соскребла с краев миски остатки хлопьев и прикусила губу.

– Так ты скажешь Чарли, что я твой парень, или нет? – настойчиво спросил Эдвард.

– А это так называется? – я внутренне поежилась при мысли об Эдварде, Чарли и разговорах о «моем парне» в одном и том же месте одновременно.

– Пожалуй, слово «парень» можно применять в достаточно широком смысле.

– Вот и мне показалось, что к тебе оно относится лишь отчасти, – согласилась я, глядя в стол.

– Ну, не знаю, стоит ли посвящать твоего отца во все вопиющие подробности, – он протянул руку над столом и осторожно поддел мой подбородок холодным пальцем. – Но надо же как-то объяснить ему, почему я постоянно торчу здесь. Не хотелось бы, чтобы шеф Свон издал официальный приказ, запрещающий мне встречи с тобой.

– А ты будешь? – вдруг встревожилась я. – Ты правда готов торчать здесь?

– Пока я тебе нужен, – заверил он.

– Ты нужен мне всегда, – предупредила я. – Вечно.

Он медленно обошел вокруг стола, остановился на расстоянии шага от меня и протянул руку, чтобы коснуться кончиками пальцев моей щеки. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Ты расстроился? – спросила я.

Он не ответил. Бесконечно долгое время он пристально смотрел мне в глаза.

– Ты позавтракала? – наконец спросил он.

Я вскочила.

– Да.

– Иди одеваться, я подожду здесь.

Решить, что надеть, было непросто. Вряд ли существуют справочники по этикету, где подробно расписано, как следует одеваться, когда твой любимый, вампир, ведет тебя знакомиться с его вампирским кланом. Мысленно упомянув о вампирах, я испытала облегчение. Это слово я обходила молчанием умышленно.

В конце концов я выбрала свою единственную юбку – длинную, цвета хаки, но все-таки не строгую, – и темно-синюю блузку, которую Эдвард однажды похвалил. Быстрый взгляд в зеркало убедил меня, что волосы выглядят возмутительно, и я зачесала их в хвост.

– Все! – я поспешила вниз по лестнице. – У меня пристойный вид.

Он ждал внизу лестницы, ближе, чем я думала, и я столкнулась с ним. Подхватив меня, он помог удержаться на ногах, несколько секунд внимательно изучал меня и вдруг притянул к себе.

– Опять ошиблась, – зашептал он мне на ухо. – Вид у тебя совершенно непристойный – нельзя выглядеть так соблазнительно, это нечестно.

– Соблазнительно? – переспросила я. – Могу переодеться…

Он вздохнул и покачал головой.

– Какая же ты глупая, – он осторожно прижался холодными губами к моему лбу, и комната закружилась у меня перед глазами. От аромата его дыхания путались мысли.

– Объяснить, чем ты меня соблазняешь? – предложил он. Вопрос был явно риторический. Его пальцы медленно спустились по моей спине, я ощущала его участившееся дыхание. Мои руки, прижатые к его груди, обмякли, снова закружилась голова. Он медленно наклонился и во второй раз коснулся холодными губами моих губ – очень бережно, слегка приоткрывая их.

И я потеряла сознание.

– Белла! – встревожился он, подхватывая и удерживая меня.

– Из-за тебя… мне… стало плохо, – преодолевая головокружение, упрекнула я.

– Ну что мне с тобой делать? – в изнеможении застонал он. – Когда я поцеловал тебя вчера, ты на меня напала! А сегодня отключилась у меня в объятиях!

Я слабо засмеялась, повисая у него на руках и борясь с головокружением.

– А ты говоришь, у меня все получается, – вздохнул он.

– То-то и оно, – голова по-прежнему кружилась. – У тебя получается слишком хорошо. Даже чересчур.

– Тебя тошнит? – спросил он. В таком состоянии он меня уже видел.

– Нет, это был обморок совсем другого рода. Не знаю, что именно произошло, – я виновато покачала головой. – Кажется, я забыла, что надо дышать.

– В таком состоянии я тебя никуда не повезу.

– Со мной все в порядке, – уверяла я. – Твоя семья все равно примет меня за чокнутую, так какая разница?

Он вгляделся в мое лицо.

– Этот цвет сочетается с оттенком твоей кожи, – неожиданно заявил он. Я вспыхнула от удовольствия и отвернулась.

– Послушай, я изо всех сил стараюсь не думать о том, как мне быть, так что, может, уже поедем? – предложила я.

– Ты волнуешься не потому, что едешь в дом, полный вампиров, а потому, что не сумеешь понравиться этим вампирам – верно?

– Верно, – живо ответила я, стараясь не выдать удивления: он сам небрежным тоном упомянул о вампирах!

Эдвард покачал головой.

– Ты потрясающая.

Когда он вывел мой пикап из центра города, я вдруг поняла, что совершенно не представляю себе, где он живет. Мы проехали по мосту через реку Кэлава и направились по шоссе на север, где дома, проносящиеся мимо, становились все больше, как и расстояние между ними. Потом дома остались позади, а мы въехали в туманный лес. Пока я прикидывала, стоит ли задать вопрос или набраться терпения, Эдвард круто повернул на проселочную дорогу. Никаких указателей на ней я не заметила, сама дорога была едва различима среди папоротников. Лес подступал к ней с обеих сторон, дорога была различима лишь на несколько шагов вперед – извилистая, как серпантин, петляющая среди древних деревьев.

Но через несколько километров лес начал редеть, и мы вдруг выехали на небольшой луг – или это была лужайка вокруг дома? Впрочем, и здесь лесной полумрак не отступал, так как шесть вековых кедров затеняли развесистыми ветвями около четырех гектаров земли. Защитная тень деревьев простиралась до самых стен дома и надежно укрывала глубокую веранду, опоясывающую первый этаж.

Не знаю, что я ожидала увидеть, но определенно не то, что увидела. Этот дом был построен, наверное, лет сто назад. Элегантный трехэтажный прямоугольный дом молочного-белого цвета с потемневшей от времени краской. Дверные и оконные рамы старинного образца, судя по всему, были бережно отреставрированы. Кроме моего пикапа, других машин поблизости я не заметила. Где-то в лесу слышалось журчание реки, скрытой за деревьями.

– Вот это да…

– Нравится? – Эдвард улыбнулся.

– В нем есть… свой шарм.

Он дернул меня за хвост и усмехнулся.

– Готова? – спросил он, открывая дверцу с моей стороны.

– Ни капельки. Идем, – я попыталась засмеяться, но смех словно застрял у меня в горле. Нервозным жестом я пригладила волосы.

– Ты чудесно выглядишь, – он взял меня за руку с легкостью, даже не задумываясь.

В густой тени мы дошли до веранды. Эдвард почувствовал, как я напряжена, и начал рисовать круги большим пальцем по тыльной стороне моей ладони.

И открыл передо мной дверь.

Внутри дом оказался еще более удивительным и неожиданным, чем снаружи, – очень светлым, просторным и открытым. Должно быть, изначально здесь размещалось несколько комнат, но почти везде на первом этаже снесли стены, в итоге образовался один большой зал. Задняя, обращенная на юг стена была полностью заменена стеклянной, сквозь нее виднелась та часть газона, куда не достигала тень кедров, – он простирался до широкой реки. В западной части зала доминировала массивная резная лестница. Стены, высокий потолок с открытыми балками, дощатые полы и толстые ковры – все здесь имело разные оттенки белого цвета.

Слева от двери, на невысоком подиуме у великолепного рояля, нас ждали родители Эдварда.

С доктором Калленом я уже встречалась, но не могла не поразиться вновь его молодости и немыслимому совершенству. Рядом с ним стояла, видимо, Эсме, – единственная из этой семьи, кого я прежде не видела. Ее отличала та же бледность, как и у остальных Калленов. В ее личике сердечком и тщательно уложенных волнами мягких волосах оттенка карамели было что-то, напомнившее мне инженю эпохи немого кино. Она была невысокой и тонкой, но с округлыми формами, не такой угловатой, как остальные. Супруги Каллен были в одежде неофициального вида и светлых тонов, под стать интерьеру их дома. Они приветливо улыбались, но не делали никаких попыток двинуться нам навстречу. Видимо, чтобы не напугать меня.

– Карлайл, Эсме, – разорвал тишину голос Эдварда, – это Белла.

– Добро пожаловать, Белла, – шаг Карлайла навстречу мне был размеренным и осторожным. Он нерешительно поднял руку, и я вышла вперед, чтобы обменяться с ним рукопожатием.

– Рада снова видеть вас, доктор Каллен.

– Пожалуйста, зови меня Карлайлом.

– Карлайл, – повторила я и улыбнулась, удивляясь своей внезапной решительности. Эдвард рядом со мной вздохнул с явным облегчением.

Эсме улыбнулась и тоже шагнула ко мне, протягивая руку. Ее твердое холодное пожатие оказалось в точности таким, какого я и ожидала.

– Очень рада познакомиться с тобой, – искренне произнесла она.

– Спасибо. Я тоже рада познакомиться с вами, – я не покривила душой. Происходящее напоминало знакомство с Белоснежкой из волшебной сказки.

– А где Элис и Джаспер? – спросил Эдвард, но ему никто не ответил, потому что оба как раз появились на широкой лестнице.

– А, Эдвард! – воскликнула Элис. Черноволосая и белокожая, она грациозной молнией сбежала со ступенек и внезапно застыла передо мной. Карлайл и Эсме предостерегали ее взглядами, но я ничего не имела против: Элис вела себя естественно – во всяком случае, для нее.

– Привет, Белла! – выпалила Элис, подскочила и чмокнула меня в щеку. Если раньше лица Карлайла и Эсме казались настороженными, то теперь на них отражалось изумление. Я тоже не ожидала подобного, но вместе с тем обрадовалась тому, что Элис приняла меня так безоговорочно. К моему удивлению, Эдвард рядом со мной напрягся. Я заглянула ему в глаза, но они были непроницаемы.

– Ты так хорошо пахнешь – никогда раньше не замечала, – оценила Элис, и я смутилась.

Никто не знал, что сказать, и тут к нам присоединился Джаспер, рослый и величественный. Ощущение непринужденного спокойствия распространилось во мне, и я вдруг почувствовала себя уютно в совершенно незнакомой обстановке. Эдвард уставился на брата, подняв бровь, а я вспомнила о необычных способностях Джаспера.

– Здравствуй, Белла, – произнес Джаспер. Он сохранял дистанцию и не пытался пожать мне руку. Но рядом с ним чувствовать себя неловко было попросту невозможно.

– Здравствуй, Джаспер, – я робко улыбнулась ему, а потом и остальным. – Очень приятно познакомиться со всеми вами, у вас очень красивый дом, – светским тоном добавила я.

– Спасибо, – отозвалась Эсме. – Мы рады тебе, – с чувством добавила она, и я поняла, что впечатлила ее смелостью.

А еще заметила, что Розали и Эмметта нигде не видно, и вспомнила, как старательно Эдвард отрицал мое предположение о том, что остальные недолюбливают меня.

Развить эту мысль я не успела: меня отвлекло выражение лица Карлайла, пристально и многозначительно смотревшего на Эдварда. Краем глаза я увидела, что Эдвард кивнул.

Из вежливости я отвела взгляд и снова засмотрелась на прекрасный инструмент на возвышении у двери. Мне вдруг вспомнилось, как в детстве я мечтала выиграть в лотерею и купить рояль для мамы. На нашем купленном с рук пианино она играла не особенно хорошо, только для себя, но мне нравилось смотреть на нее. Играя, она превращалась в новое, таинственное существо, не похожее на просто мою маму, которую я принимала как должное. Конечно, она записала меня в музыкальную школу, но я, как большинство детей, ныла и жаловалась, пока она не разрешила мне бросить уроки.

Эсме заметила, куда я смотрю.

– Ты играешь? – спросила она, кивнув в сторону рояля.

Я покачала головой.

– Совсем не умею. Но он такой красивый! Вы на нем играете?

– Нет, что ты, – засмеялась она. – Неужели Эдвард не сказал тебе, что он музыкант?

– Нет, – я прищурилась и недовольно перевела взгляд на Эдварда, который вдруг напустил на себя невинный вид. – Но мне следовало бы догадаться.

Эсме в замешательстве подняла тонкие брови.

– Ведь Эдвард умеет все, правда? – пояснила я.

Джаспер прыснул, Эсме укоризненно взглянула на Эдварда.

– Надеюсь, ты не хвалился. Это некрасиво, – нахмурилась она.

– Я чуть-чуть, – без стеснения рассмеялся он. От этого смеха лицо Эсме смягчилось. Они обменялись коротким взглядом, которого я не поняла, но при этом Эсме выглядела почти надменно.

– Вообще-то он даже слишком скромничает, – сообщила я.

– Так поиграй ей, – посоветовала Эсме Эдварду.

– Ты же только что сказала, что хвалиться некрасиво, – напомнил он.

– Из каждого правила есть исключения.

– А я бы хотела послушать, – высказалась я.

– Вот и хорошо. – Эсме подтолкнула Эдварда к роялю, он повлек за собой меня и усадил рядом с собой на банкетку.

Прежде чем повернуться к клавиатуре, он долго и сердито смотрел на меня.

А потом его пальцы стремительно побежали по слоновой кости клавиш, и зал наполнился звуками яркой буйной мелодии. Мне с трудом верилось, что эту сложную симфонию звуков извлекает из инструмента всего одна пара рук. У меня невольно открылся рот и отвисла челюсть, и я услышала, как мою реакцию встретили приглушенными смешками.

Не переставая играть, Эдвард как ни в чем не бывало взглянул на меня и подмигнул.

– Нравится?

– Это ты сочинил? – ахнула я, догадавшись.

Он кивнул.

– Любимая вещь Эсме.

Я закрыла глаза и покачала головой.

– Что-то не так?

– Я чувствую себя как полный ноль.

Музыка замедлилась, изменилась, и я, к своему удивлению, узнала тему колыбельной Эдварда, вплетенную в более сложную мелодию.

– Это ты меня вдохновила, – тихо сказал он. Мелодия струилась, невыносимо ласковая и нежная. Я не могла выговорить ни слова.

– Знаешь, ты им понравилась, – непринужденно заметил Эдвард. – Особенно Эсме.

Я оглянулась, но огромный зал был уже пуст.

– Куда они ушли?

– Полагаю, тактично дали нам возможность побыть вдвоем.

Я вздохнула.

– Им-то я понравилась, а Розали и Эмметту… – я умолкла, не зная, как выразить свои сомнения.

Он нахмурился.

– О Розали не беспокойся, – заверил он, глядя на меня. – Она смирится.

Я скептически поджала губы.

– А Эмметт?

– Ну, он, конечно, считает меня чокнутым, но против тебя ничего не имеет. И пытается вразумить Розали.

– А что ее тревожит? – я сомневалась, что хочу знать ответ.

Он тяжело вздохнул.

– Розали отчаяннее всех противится… нашей сущности. Ей тяжело сознавать, что кто-то из посторонних знает всю правду. А еще она тебе немного завидует.

– Розали завидует мне?! – не поверила своим ушам я. И попыталась вообразить себе мир, в котором несравненная красавица Розали могла бы найти хоть одну причину завидовать таким, как я.

– Ты человек, – он пожал плечами. – Вот и ей хочется быть обычной женщиной.

– А-а… – пораженно отозвалась я. – Но ведь даже Джаспер…

– А это уже моя вина, – прервал Эдвард. – Я же говорил тебе, что Джаспер начал приспосабливаться к нашему образу жизни позже всех нас. И я предупредил его, чтобы он держался от тебя подальше.

При мысли о причинах этого предупреждения я содрогнулась.

– А Эсме и Карлайл?.. – поспешно спросила я, чтобы Эдвард не заметил моего ужаса.

– Они счастливы, когда видят, что я счастлив. В сущности, Эсме не возражала бы даже, будь у тебя третий глаз или перепонки между пальцами. До сих пор она постоянно тревожилась за меня, боялась, что мне недостает неких важных свойств личности, ведь я был слишком молод, когда Карлайл создал меня… Так что она в восторге. Прямо-таки захлебывается от радости всякий раз, как я прикасаюсь к тебе.

– И Элис, кажется, очень… рада.

– У Элис свой взгляд на вещи, – сквозь зубы ответил он.

– Объяснений не будет?

В этот момент мы поняли друг друга без слов. Он догадался: я понимаю, что он говорит мне далеко не все. А я – что в эту тайну он не намерен меня посвящать. По крайней мере, пока.

– А что дал тебе понять Карлайл во время разговора?

Он свел брови над переносицей.

– Так ты заметила?

Я пожала плечами.

– Естественно.

Прежде чем ответить, он задумчиво посмотрел на меня.

– Он хотел сообщить мне кое-какие новости и не знал, готов ли я поделиться ими с тобой.

– А ты готов?

– Придется, потому что в ближайшие несколько дней или даже недель я намерен… чрезмерно опекать тебя, и не хочу, чтобы ты считала меня деспотом.

– Что-то случилось?

– Ничего особенного. Просто Элис видит, что скоро у нас будут гости. Они знают, что мы здесь, и им любопытно.

– Гости?

– Да… не такие, как мы, конечно, – я имею в виду, охотятся они иначе. Скорее всего, в город они вообще не сунутся, но я, само собой, не спущу с тебя глаз, пока они не уйдут.

Я задрожала.

– Наконец-то правильная реакция! – пробормотал он. – А я уж думал, у тебя начисто отсутствует инстинкт самосохранения.

Я пропустила это замечание мимо ушей, отвела взгляд и оглядела просторный зал.

Он заметил, куда я смотрю.

– Совсем не то, чего ты ожидала, да? – довольным тоном осведомился он.

– Да, – согласилась я.

– Ни гробов, ни черепов, сваленных в кучи по углам. По-моему, даже паутины нет… ты, наверное, страшно разочарована, – иронически продолжал он.

Иронии я будто не услышала.

– Так светло… и просторно.

Посерьезнев, он ответил:

– Это место, где нам незачем прятаться.

Песня, которую он продолжал наигрывать, моя песня, подошла к концу, заключительные аккорды прозвучали минорно, а последний мучительной недосказанностью повис в наступившей тишине.

– Спасибо… – выговорила я и вдруг поняла, что на глазах у меня слезы. Я смущенно утерла их.

Он коснулся уголка моего глаза, где я пропустила слезинку, поймал ее пальцем, задумчиво изучил капельку влаги. А потом так быстро, что я не сразу поняла, что происходит, он сунул палец в рот, пробуя мою слезу на вкус.

Я вопросительно смотрела на него, он отвечал мне взглядом, пока наконец не улыбнулся.

– Хочешь осмотреть весь дом?

– А гробов нет? – уточнила я, так и не сумев замаскировать сарказмом легкую тень страха.

Он засмеялся, взял меня за руку и повел прочь от рояля.

– Гробов нет, – заверил он.

Шагая по массивной лестнице, я вела ладонью по атласно-гладким перилам. Стены длинного коридора, к которому взбегали ступени, были обшиты медовым деревом того же оттенка, как и дощатые полы.

– Комната Розали и Эмметта… Кабинет Карлайла… Комната Элис… – указывал Эдвард.

Он продолжал идти вперед, а я вдруг остановилась как вкопанная в конце коридора, изумленно уставившись на украшение, висевшее на стене над моей головой. Мое недоумение вызвало у Эдварда усмешку.

– Да, можешь смеяться, – сказал он, – это и вправду парадокс.

Смеяться я не стала, но машинально подняла руку и вытянула палец, чтобы прикоснуться к этому большому, потемневшему от времени деревянному кресту, отчетливо выделявшемуся на фоне светлой стены. Но так и не решилась дотронуться, хотя мне было любопытно проверить, действительно ли старинное дерево такое шелковистое на ощупь, как кажется.

– Должно быть, он очень старый, – предположила я.

Эдвард пожал плечами.

– Приблизительная датировка – тридцатые годы семнадцатого века.

Я обернулась и уставилась на него.

– Почему вы повесили его здесь?

– Он принадлежал отцу Карлайла.

– Он собирал антиквариат?

– Нет. Он сам вырезал этот крест и повесил его в церкви над кафедрой, за которой читал проповеди.

Не знаю, отразился ли шок на моем лице, но я на всякий случай снова принялась разглядывать крест. Я быстро прикинула в уме: кресту уже более трехсот семидесяти лет. Пауза затягивалась, я пыталась представить себе этот долгий срок.

– Все хорошо? – с беспокойством спросил Эдвард.

– Сколько лет Карлайлу? – ответила я вопросом на вопрос, не сводя глаз с креста.

– Он только что отпраздновал трехсот шестьдесят второй день рождения.

Я обернулась к нему с миллионом невысказанных вопросов в глазах.

Внимательно наблюдая за мной, Эдвард продолжил:

– Карлайл родился в Лондоне, по его подсчетам – в сороковых годах семнадцатого века. В то время не записывали точных дат, по крайней мере, простолюдины, но известно, что он появился на свет незадолго до начала правления Кромвеля.

Я слушала с невозмутимым лицом, видя, что Эдвард не сводит с меня глаз. Я уже не пыталась осмыслить его слова, а просто принимала их на веру.

– Карлайл был единственным сыном пастора англиканской церкви. Его мать умерла в родах, и воспитанием занимался отец – человек крайне нетерпимый. Когда к власти пришли протестанты, он стал ярым гонителем католиков и приверженцев других религий. Кроме того, он жестко боролся с силами зла и вел непримиримую борьбу с ведьмами, волками-оборотнями и… вампирами.

Услышав последнее слово, я притихла. Он, конечно, заметил это, и продолжил:

– При его непосредственном участии сожгли множество ни в чем не повинных людей. Разумеется, тех, кто действительно представлял какую-то опасность, было не так-то просто поймать.

Состарившись, пастор подключил к охоте на ведьм своего послушного сына и даже доверил ему руководящий пост. Поначалу Карлайл не оправдывал доверия: он не спешил выдвигать обвинения без достаточных на то оснований и выносить приговор без веских доказателств. Но зато благодаря своему упорству и смекалке он сумел раскрыть логово самых настоящих вампиров, которые прятались в городской клоаке и лишь по ночам выходили на охоту.

– Само собой, собралась целая толпа с факелами и вилами, – смех Эдварда на этот раз прозвучал мрачно, – и стала караулить возле того места, где эти чудовища выходили на улицу. Наконец появилось одно из них.

Эдвард говорил так тихо, что мне пришлось напрячься, разбирая слова.

– Видимо, тот вампир был очень стар, вдобавок ослабел от голода. Карлайл слышал, как он, почуяв запах толпы, криком на латыни предупредил остальных и бросился бежать. Карлайлу на тот момент было всего двадцать три года, он был полон сил и быстро бегал и кинулся в погоню одним из первых. Старик мог легко оторваться от преследователей, но, как считает Карлайл, он был слишком голоден, а потому развернулся и напал на них. Первой его жертвой стал Карлайл, но тут подоспели остальные, и старику пришлось защищаться. Он убил двоих и скрылся с третьим, оставив Карлайла истекать кровью посреди улицы.

Эдвард умолк. Я поняла, что он пытается скрыть от меня часть подробностей и тщательно подбирает слова.

– Карлайл знал, как поступит его отец. Трупы сожгут – все, что осквернило чудовище, должно быть уничтожено. Поэтому Карлайл инстинктивно сделал то, что спасло ему жизнь. Пока толпа преследовала демона и его жертву, Карлайл уполз из переулка, где был ранен, разыскал какой-то подвал и три дня прятался там в гниющей картошке. Каким-то чудом ему удалось сидеть тихо, и его никто не нашел.

А когда поиски прекратились, он понял, что стал вампиром.

Видимо, я изменилась в лице, потому что он вдруг осекся.

– С тобой все хорошо? – спросил он.

– Я в порядке, – заверила я, и хотя нерешительно прикусила губу, он, наверное, все-таки разглядел жгучее любопытство в моих глазах.

Он улыбнулся.

– Наверное, у тебя ко мне есть еще вопросы.

– Немного.

Его улыбка стала шире, сверкнули зубы. Он повернул по коридору обратно и потянул меня за руку.

– Тогда пойдем, – позвал он. – Сейчас увидишь.