Глава 7

Когда Кристина вошла в здание школы, в холле кипела бурная деятельность, такая типичная для последнего школьного дня: ассистенты учителей сновали туда и обратно с кипами бумажек в руках, уборщики тащили тележки с какими-то коробками к грузовикам, стоявшим снаружи, а две учительницы из дошколки, Линда Коэн и Мелисса Ди Марко, торопились в свои кабинеты. При виде Кристины они расплылись в улыбке.

– Кристина! – воскликнула Линда. – Вечеринка твоя была просто отпад! Не пропадай, ладно?

– Конечно, спасибо! – Кристина тоже в ответ натянула улыбку, стараясь не подавать виду, что что-то не так. С утра ее опять рвало, но она уговаривала себя, что это просто утреннее недомогание – и больше ничего. Ей просто нужно пережить еще один день.

Мелисса вступила в разговор.

– Удачи тебе! Мы будем скучать.

– И я буду скучать.

Кристина пошла к своему кабинету мимо административного кабинета, где сидела Пэм, которая помахала ей рукой, приглашая зайти, но Кристина только ответила ей приветливым взглядом и продолжила путь. Дойдя до своего кабинета, она открыла дверь и вошла.

– Это ты? – позвала Лорен из смежного кабинета, поднимаясь из-за стола.

– Да! – крикнула в ответ Кристина, уронив на голубой ковролин свою большую сумку, рюкзак и мелочь из кошелька. Она обвела взглядом комнату, не узнавая ее: накануне она уже собрала все свои вещи, и теперь кабинет казался совершенно чужим, несмотря на то, что она отработала тут почти десять лет. Ее стол из коричневого дерева непонятной породы был пустым и безликим без стоящих на нем раньше фотографий Маркуса, Леди и Мерфи, а белые стены выглядели сиротливыми и голыми в отсутствие постера с изображением Элвиса Пресли, читающего книгу с заголовком «Читай!» Полки застелили коричневой бумагой, а доска для записок была девственно чистой и бесстыдно демонстрировала свою пробковую сущность. Кристина не взяла с собой только любимый мотивирующий плакат от Майи Ангелоу, на котором было написано: «Если ты всегда будешь стараться быть нормальным – как ты узнаешь, каким потрясающим ты можешь быть?»

– Милая, как ты? – Лорен вышла ей навстречу и заключила ее в объятия, пахнущие свежим цитрусовым кондиционером для волос.

– Я просто не могу в это поверить. – Кристина замерла на некоторое время в ее объятиях. – Просто не могу поверить.

– Расскажи мне. Я так волновалась вчера, когда ты не перезвонила, – Лорен отпустила ее, на лице ее было выражение, полное любви и тревоги. Кудрявые волосы еще не совсем высохли после душа, она собрала их на макушку в пучок, а одета она сегодня была в легкую прозрачную блузку, из-под которой просвечивала ярко-розовая футболка.

– Прости, мне надо было позвонить. Но можешь верить, можешь не верить – а я упала в обморок.

– О господи! – Лорен закрыла рот рукой.

– Да, я понимаю – прямо как королева драмы.

Кристина разгладила подол своего спортивного платья – она знала, что оно будет мятым через пять минут, когда надевала его, но этим утром ей было не до выбора одежды. Душ она приняла, но даже не стала сушить волосы на затылке.

– Да нет, совсем нет! Давай-ка, присядь.

Лорен выдвинула голубой пластиковый стул, слишком маленький даже для учеников, но Кристина тяжело опустилась на него.

– Потом я плакала, потом мы немножко разговаривали – и я опять плакала, и я так устала и вымоталась, что уснула и спала… всю ночь. – Она сначала хотела сказать «как младенец», но вовремя прикусила язык.

– Так что они сказали? Почему они убрали его из доступа? Это правда он? – В глазах Лорен плескалась тревога.

– Они говорят, что убрали его из доступа на время расследования, что бы это ни значило. Мы больше ничего не знаем – только это. Сегодня у нас назначены встречи с Мишель и доктором Давидоу, после школы.

– Это хорошо.

– Но Хоумстед не собирается ничего говорить ни Давидоу, ни нам – даже если наш донор Джефкот, потому что у них контракт о неразглашении. А мы, подписывая наш контракт, согласились с их условиями.

– Да уж. – Лорен положила локти на стол и чуть наклонилась вперед. – Значит, они вам толком ничего не сказали.

– Именно. И по закону они ничего и не должны нам говорить.

– Давай посмотрим, что там покажет это их расследование. Пока не будет результатов – отчаиваться не стоит. А как Маркус? Как он это воспринимает?

– Я-то ночью отключилась, а вот он, похоже, вообще не спал. Когда я проснулась – он сидел за компьютером.

Кристина взглянула на часы и увидела, что через пятнадцать минут у нее встреча с учеником – первая за сегодняшний долгий и насыщенный день, последний день года.

– И что он делал?

– Не знаю, у нас не было времени поговорить утром. Я только заметила, что он распечатал много листов, а обычно он этого не делает, а еще он позже пошел бегать – а этого с ним тоже никогда не случается.

– Бедняга. – Нижняя губа Лорен сочувственно поджалась.

– Я знаю. – Кристина поднялась и открыла одну из сумок, в которой лежали заготовленные подарки: она приготовила каждому из своих учеников книгу, изогнутую ручку и почтовую карточку, на которой они могли записать свои впечатления от прочитанной книги и отослать карточку ей. Хорошо, что она купила и упаковала подарки на прошлой неделе, потому что вчера вечером у нее точно не осталось бы на это сил.

– Нет. Я тебе потом расскажу, что будет сегодня.

Кристина водрузила сумку с подарками на стол. Она выбрала для каждого из учеников отдельный подарок: Кэл Уотсон, второклассник с заиканием, помешанный на собаках, получал книгу «Смешной пес, солнечный пес», обернутую в бумагу со щенками, Талиэтта Чудхэри, шестиклассница, имеющая проблемы с пониманием текста, но обожающая пиратов, становилась обладательницей «Острова Сокровищ» в черной оберточной бумаге с черепами (книга была для Талиэтты сложновата, но Кристина вложила внутрь записку с кратким содержанием, чтобы той было легче ориентироваться), а Джемме Оглетхорп, первокласснице, которая никак не могла справиться со зрительным узнаванием слов, Кристина купила книгу «Крутой Хомяк Род» и завернула ее в бумагу с цветочными мотивами – потому что найти бумагу с хомяками, к сожалению, ей не удалось.

Лорен помогала ей вытаскивать подарки из сумки.

– Это так мило с твоей стороны. Ты, наверно, потратила на это целое состояние.

– Да нет, все не так страшно. – Кристина вдруг вспомнила, как в самом начале ее учительской карьеры была поражена тем, сколько учителя тратят собственных денег на своих учеников. Для нее это стало открытием, но она никогда не жалела об этих деньгах, и у нее не было ни одного знакомого учителя, который бы жалел.

– Ну и что ты думаешь по этому поводу? Что будешь делать?

– Вплоть до вчерашнего дня я была совершенно счастлива. Я думала только о ребенке, который живет внутри меня – и вообще не думала об этом доноре. Забыла о нем напрочь. Я и сейчас думаю, что это наш ребенок. Маркуса и мой, – Кристина машинально продолжала вынимать подарки из сумки. – Ну, или по крайней мере – мой ребенок. И не потому, что я «внесла генетический вклад», как они выражаются, – а потому, что он во мне.

– Ну разумеется, именно так все и есть, – Лорен показала на живот Кристины. – Ну, я имею в виду – ты же беременна. Дураку ясно.

– Но мы вдруг как будто вернулись на два месяца назад – мы снова говорим о доноре спермы, о генетическом вкладе, и теперь это выглядит так странно… как будто все рухнуло. Сломалось.

Кристина почувствовала, как глаза у нее становятся мокрыми, но смахнула слезы и продолжила заполнять подарочными пакетами пустую столешницу.

– Но ведь ничего не рухнуло. Пока не рухнуло.

– Если честно – рухнуло. Ты даже не представляешь себе, что сказал Маркус доктору Давидоу вчера вечером, – Кристина замолчала, понимая, что если она сейчас расскажет Лорен, что именно сказал Маркус, Лорен возненавидит его на всю оставшуюся жизнь, как настоящая лучшая подруга.

– И что он сказал?

– Это не важно – он так не думал на самом деле. Ну, то есть думал, но он не хотел сделать мне больно. – Кристина продолжала распаковывать сумку. – Понимаешь… тогда, два месяца назад, когда я вспоминала об этом дурацком доноре – я думала, что беременна от симпатичного студента-медика. А теперь… теперь я беременна от серийного убийцы.

– Что ты такое говоришь?! – Лорен сердито нахмурилась, продолжая помогать ей с подарками.

– Я говорю, что… я теперь не знаю, что там, внутри меня. – Кристина поежилась. – Ребенок с дурной наследственностью? Дурное семя? Как ребенок Розмари? Или «чужой»?

– О, милая, да нет же, – Лорен сжала ее руку. – Ничего подобного. Это твой ребенок.

– А чей еще? Кто его отец? Биологический отец – кто он?

– Да кого волнует, кто у него биологический отец?! – Лорен тряхнула ее за руку. – Это не имеет никакого значения – кто его биологический отец. Ты его мать, и ты будешь прекрасной матерью, и это будет замечательный ребенок…

– Я не знаю. Не знаю, так ли это на самом деле.

Кристина проверила время – до прихода Джеммы оставалось три минуты.

– Знаешь, о чем я думала, пока ехала сюда? О ребенке… о том, что была так рада ему, чувствовала такую связь с ним – а сейчас я как будто далеко от него. Да, он часть меня. Но сейчас я совсем не рада, что он часть меня.

Кристина остановилась на мгновение.

– Если бы я знала, что донор 3319 возможный убийца, больше того – серийный убийца… я бы никогда не связалась с ним. Хоумстед никогда не принял бы его в доноры. Правильно?

– Правильно, – осторожно согласилась Лорен.

– Ну вот, поэтому мы не можем притворяться, что это не имеет значения – это путь в никуда.

– Понятно, – Лорен моргнула.

– Хорошо.

Кристина заканчивала с подарками.

– Можешь себе представить, что будет, когда придет время рассказать ему, кто его отец? «Знаешь, милый, во-первых, твой папочка – это не твой настоящий папочка, а во-вторых, твой биологический папочка – серийный убийца».

– Ты заглядываешь в слишком далекое будущее.

– Я должна. Этот день все равно когда-нибудь настанет. Нам на сеансах терапии объяснили, что мы не должны скрывать, научили, как сказать друзьям, что мы воспользовались донорской спермой, как сказать ребенку об этом. – Кристина перевела дух. – Это может очень сильно повлиять на психику ребенка. И если мы не скажем ему – если он вдруг узнает это как-нибудь сам… представляешь, что с ним будет?

– Ты слишком заморачиваешься…

– Нет, не слишком. К тому времени, как он вырастет, появятся новые технологии. Ты вот читаешь в телефоне программное приложение об уходе за лицом – а у него телефон сам будет ухаживать за его лицом. И у него в телефоне будет куча всяких разных чертовых приложений. Мы просто не сможем сохранить это в тайне.

– Знаешь что… вот что я думаю. – Глаза Лорен вспыхнули решительностью. – Да, ты не стала бы зачинать этого ребенка, если бы все знала – но он уже есть. Да, это не совсем то, что ты ожидала – но разве это не похоже на ситуацию с теми детками, которых ты учишь читать? Ты ведь принимаешь своих учеников, ты их обожаешь – и не имеет значения то, что они не совсем такие, как ожидали их родители?

Кристина задумалась, потом покачала головой:

– Нет, это другое. Дети с особенностями – это просто дети, которым нужно чуть больше внимания и заботы, чем обычным детям. А ребенок серийного убийцы… человека с такой душевной болезнью, которая заставила его стать серийным убийцей – это совсем другое дело. Этот ребенок может никогда не научиться общаться с другими людьми. Или даже хуже – он может получать удовольствие от чужой боли. Он может быть жестоким и беспощадным. Он может вырасти – и начать мучить других людей… убивать. Он может даже нас убить.

Лорен охнула:

– Что?!!

– Лорен, будь реалисткой. Можно подумать, ты никогда не слышала душераздирающих историй о том, как родители запирали собственное дитятко в его же комнате, чтобы оно не прикончило их ночью. Как ты думаешь, я смогу спокойно спать, зная, что мой ребенок генетически наполовину серийный убийца?

– Это не передается по наследству! Человек не рождается серийным убийцей.

– Давай не будем вдаваться в технические подробности, ладно? Я все время буду ждать, когда случится что-то плохое, понимаешь? – Кристина почувствовала, что в горле у нее стоит ком. – А даже если я смогу со всем этим смириться, то… ты думаешь, Маркус сможет?

– Это и меня беспокоит. Ему надо как-то это принять.

– Слушай, возможно, я даже смогу полюбить этого ребенка – именно этого ребенка, кем бы ни был его биологический отец. И Маркус тоже был готов это сделать Но… все изменилось, – Кристина говорила и чувствовала, как все это становится очевидным и реальным по мере того, как она говорит это вслух. Как вчера вечером, когда это делал Маркус. – Он стал другим. Холодным. Мы отдалились друг от друга – и с этим уже ничего не поделаешь.

– Думаешь, он не может простить тебе, что ты выбрала донорскую сперму, а не усыновление? Или то, что ты ошиблась с донором?

– Прошу тебя… Нет, я думаю, все иначе – а ты знаешь, я же очень, очень умная – задним числом. Я думаю, что он не может простить себя – за то, что оказался бесплодным. Думаю, он винит себя – потому что если бы не его бесплодие, ничего этого бы не случилось.

– О боже.

– Да. И в нем сейчас проснулись все эти прежние мучительные эмоции и терзания, он сейчас в таком же состоянии, как тогда, когда узнал, что не может иметь детей, – Кристина подняла на Лорен глаза, в которых светились усталость и отчаяние. – Помнишь, когда ему сказали диагноз? Он тогда ушел в свою раковину. И это все равно что жить с черепахой, которая даже голову из своего панциря не высовывает. Нам, возможно, снова понадобится помощь специалиста.

– Ну, если это необходимо – значит, нужно это сделать. Вы, ребята, любите друг друга и должны пройти через это вместе.

– В том-то и дело. Я не чувствую, что он со мной. Его нет рядом. У меня такое чувство, что я одна.

– Милая, нет, ты не одна! У тебя есть я! – Лорен обняла ее за плечи.

– О, спасибо.

Кристина оглядела стол, полностью заставленный нарядными пакетами с подарками – он выглядел так, словно она готовилась к вечеринке, и именно такого эффекта она и добивалась. Как раз в эту секунду раздался стук в дверь и в комнату вошла Джемма. Лорен ушла на встречу с другими учителями, а Кристина начала свой последний рабочий день, хотя Джемма была слишком поражена своей книгой о хомяке и едва могла сосредоточиться на занятии, а под конец призналась, что «хомяки ее больше не интересуют» и теперь она увлечена морскими свинками.

Кристина встречала одного ученика за другим, занималась с каждым, потом вручала каждому подарок, отвечала каждому на вопросы, каждому говорила на прощание добрые слова напутствия и поддержки и обнимала каждого, напоминая о том, что необходимо читать летом. Она знала, что даже в младших классах на каникулы детям и так задают довольно большое домашнее задание, но ее ученики сделали такие большие успехи за этот год, что ей очень не хотелось, чтобы за два месяца они все порастеряли. Ей не важно было, что они будут читать – просто пусть читают. И хотя она больше не будет их учителем – все равно.

Сама Кристина тоже получила подарки – от мам, которые зашли с ней попрощаться, потому что в Натмег Хилл это было принято. И она была очень рада видеть этих мам и искренне им благодарна – даже несмотря на то, что подарки эти наспех были куплены в ближайшем магазине, если не считать домашний банановый хлеб. Она по-настоящему была убеждена, что для нее честь учить их детей, о чем и сказала им со слезами на глазах.

Наконец она попрощалась с Пэм, с другими сотрудниками администрации и учителями, стараясь не плакать, хотя на душе у нее было очень тяжело и грустно. Никакой другой день не вызывал у нее такого чувства опустошения, как последний день в школе, когда во всех классах ставят стулья вверх ножками на столы, сдвинутые в кучу – она всегда так чувствовала себя в этот день, даже еще когда сама училась в школе. Ее родители оба были преподавателями высшей школы, поэтому она никогда не сомневалась в том, что ее призванием тоже является преподавание – причем она хотела именно учить детей читать, потому что умение читать очень важно для повышения самооценки, для успешности, а кроме того, это просто очень полезный и приятный навык, который остается на всю жизнь. Она была готова к тому, что последний день в школе оставит в ее душе горьковатый осадок, что ей будет тяжело прощаться с коллегами и учениками, которых она искренне любила – но еще вчера ее грела мысль о ребенке внутри ее и об их новой счастливой семейной жизни. А теперь…

«Моя жена, возможно, носит ребенка серийного убийцы!»

В конце дня Кристина вышла из здания школы одна, глубоко задумавшись, опустив голову. Она просто не знала, что теперь думать, чего ждать. Мир, в котором она жила раньше, рухнул, оставив только растерянность и ощущение безнадежности. Все, что было хорошего в ее жизни, осталось в прошлом – а впереди была только неизвестность. Она совершенно не представляла, что ждет ее впереди.

Впрочем, кое-что все-таки представляла: сейчас ей предстояла встреча с мужем и психотерапевтом.