6
Кафе соответствовало внутреннему состоянию Штерна: такое же пустое, покинутое, мертвое. Какое-то время он нерешительно стоял перед дверью, на которой школьная музыкальная группа криво наклеила плакат-афишу своего концерта. Потом пошел направо, к витрине. «Сдается» было написано красно-белыми заглавными буквами на табличке, ниже указан электронный адрес профессионального маклера. Штерн заглянул в пыльное помещение. Кроме деревянных стульев, которые стояли перевернутыми на простых длинных столах, мало что было видно.
«Хорошо, – подумал он. – Если та женщина действительно ждет меня внутри, то она хочет купить совсем не кровать, это ясно».
Штерн повернулся и насладился видом вокзала в югендстиле с впечатляющей изогнутой купольной крышей. Он мог представить, что живущие по соседству с чудесной площадью в самом центре Целендорфа думают об этой заброшенной позорной забегаловке. Но Штерн также недоумевал, что можно было сделать не так, чтобы ресторан в этом состоятельном районе разорился.
По мосту прогрохотала городская электричка, и Штерн едва не пропустил скрип, раздавшийся у него за спиной. В последний момент он все же услышал и быстро повернулся. Точно. Входная дверь без ручки, на которую он безуспешно наваливался плечом, пытаясь открыть, была приотворена. Штерн огляделся. Улучил момент, когда никто из прохожих не смотрел в его сторону, вошел внутрь и тут же ощутил запах, типичный для пустых помещений. Лишь потом его нос различил еще один дополнительный, неожиданный оттенок. Известный женский парфюм.
По мере приближения к женщине, курившей у окна, Штерн менял свое мнение о ее возрасте. При взгляде с порога она выглядела на сорок, но, когда Роберт сел за стол напротив нее, он прибавил ей еще минимум двадцать лет. Без сомнения, ее ответом на естественный процесс старения были скальпель и ботокс. Правда, это можно было заметить только вблизи. Ненатуральная подтянутость лицевых мышц резко контрастировала со старческими пигментными пятнами на кистях рук, да и дряблая шея нуждалась в доработке. Несмотря на такие особенности, Штерн ни за что не узнал бы эту женщину при очной ставке в полиции. Не без причины на ней был серебристо-белый парик, а глаза скрывались за темными солнечными очками, в которых она походила на комнатную муху из детского мультика.
– Можно взглянуть на ваш паспорт?
Штерн вытащил портмоне, ничуть не удивившись, что это был ее первый вопрос.
Борхерт его предупредил. В некоторых педерастических кругах отказ от анонимности считался лучшей защитой. Все друг друга знали. Как и в мафии, здесь строго следили за тем, чтобы в общество принимали лишь нарушителей закона. Для этого новичка фотографировали с паспортом в одной руке и нелегальным порноснимком в другой и фотографию сохраняли в картотеке.
Штерн кашлянул и добровольно выложил поляроидные снимки на коричнево-белую скатерть.
– Я не новичок.
Единственной реакцией женщины было легкое подергивание подтянутой щеки. По крайней мере, сейчас было понятно, о чем на самом деле идет речь. Каждый нормальный человек позвонил бы в полицию, предъяви ему кто-то подобные фотографии. Тем более если планировался безобидный деловой разговор о купле-продаже мебели. Но костлявая женщина спокойно затянулась сигаретой, которая была такой же тонкой, как и державшие ее пальцы. Она даже не потрудилась ради приличия перевернуть ужасные фотографии.
– И все равно придется попросить вас встать.
Штерн послушался.
– Раздевайтесь.
К этому он тоже был готов. В конце концов, он мог быть из полиции. Провокатор, которому все равно, что он нарушает закон. Или кто-то с идеальными фальшивыми документами. Штерн долго спорил с Борхертом о том, что случится, если выяснится, кто он на самом деле. Разыскиваемый адвокат. В бегах с похищенным из больницы ребенком. Борхерт считал, это будет только плюсом. Будучи преступником, он один из них. По сути дела, вся эта дискуссия была бесполезной. У них просто не оставалось времени, чтобы достать новые паспорта, если они хотели довести запланированное до конца.
– И трусы тоже.
Женщина указала на бедро Штерна. Когда он, абсолютно голый, покрутился перед ней, она довольно хмыкнула. Потом открыла сумочку из искусственной кожи, которую все это время держала на коленях, и вытащила оттуда маленькую черную палочку.
– Ладно, – сказала она с придыханием, после того как проверила его металлодетектором, прямо как в аэропорту. Затем повторила процедуру с его одеждой, которая небольшой кучкой лежала перед ней на столе. Полчаса назад Роберт успел купить себе костюм, рубашку и нижнее белье в переполненном торговом центре на Шлоссштрассе. Наверное, его засекло множество камер, но пришлось пойти на этот риск. Он никак не мог разыгрывать из себя отца, торгующего собственным сыном, и заявиться на первую встречу в спортивном костюме.
– Хорошо, – сказала женщина, не передавая Штерну его вещи. – Можете одеться.
Он пожал плечами и почувствовал себя как на приеме у врача. Холодный деревянный стул неприятно впивался Штерну в голый зад.
– Так где же кровать? – спросила женщина, переведя взгляд на его волосатую грудь. Штерну было самому противно, что от холода его соски напряглись. Женщина, вероятно, расценила это как признак сексуального возбуждения, и от одной только этой мысли его начинало подташнивать.
– Стоит снаружи.
Она проследила за его взглядом. Кружевная занавеска наполовину прикрывала окно. За ним мир переливался осенними красноватыми тонами, в которые заходящее солнце окрасило последние часы этого дня, уже без дождя. По роскошной площади гуляла супружеская пара с двумя собаками. Они наслаждались ветерком, который в произвольном танце кружил листву у них под ногами. Но Штерн не замечал всей этой красоты снаружи. Площадь потемнела у него перед глазами, когда он посмотрел на припаркованную машину, на заднем сиденье которой сидел Симон и ждал условленного знака.