Вопрос жизни и смерти 
     
     Когда мой сын был совсем маленьким, он спросил меня о смерти.
     Стоял погожий солнечный день.
     Мы ехали в машине.
     И вдруг с заднего сиденья раздался его тонкий голосок:
     «Пап, я не хочу умирать».
     Еще бы.
     Никто не хочет.
     Мы просто со временем привыкаем к этой идее.
     И перестаем о ней думать.
     Если нам, взрослым, сложно принять концепцию смерти, то что тогда чувствует маленький ребенок?
     Представьте, что вы только что выяснили, какая фантастическая и замечательная штука жизнь.
     И тут оказывается, что она однажды закончится.
     Что вы потеряете все, что у вас есть.
     И не останется ничего, кроме кромешной темноты.
     Глубоко религиозным людям, конечно, проще.
     Они верят в истории о небесах и последующей жизни.
     Но я не мог рассказать своему сыну эти истории.
     Потому что я не верующий.
     Я полагаюсь на факты, как и британская философия эмпиризм.
     Это означает, что я и не атеист.
     Поскольку атеизм – это убеждение в том, что загробной жизни не существует.
     Я называю его убеждением, потому что на самом деле мы не знаем, правда это или нет.
     Но некоторые люди панически боятся занимать позицию неопределенности.
     К счастью, ко мне это не относится.
     Я с радостью признаю, что чего-то не знаю.
     Так что я – агностик.
     Другими словами, человек, сохраняющий открытый разум.
     Декарт считал сомнение важнейшим философским инструментом.
     Некоторые философы переводят его утверждение «Cogito, ergo sum» как «Я сомневаюсь, а следовательно, существую».
     Скептицизм был и остается самым ценным методом познания со времен Сократа.
     Именно на нем базировалась эпоха Просвещения.
     Но все это очень трудно объяснить маленькому ребенку, да еще в машине.
     Он был расстроен и обескуражен.
     Было бы проще переубедить сына сказками о рае.
     Это его на какое-то время успокоило бы.
     И притупило его любознательность.
     Но однажды этот вопрос снова всплывет.
     И тогда он поймет, что его обманывали, потому что я сам не верю в то, что ему говорил.
     Так что это плохое решение.
     Передо мной стояла классическая проблема рекламы.
     Как сделать сложные вещи простыми, не искажая сути?
     У нас всегда имеется два компонента: продукт и аудитория.
     И нужно объяснить первый на языке второго.
     Поэтому я сказал сыну: «Тебе ведь нравится игра про ежика Соника?»
     Он кивнул.
     «Знаешь, как здорово проходить уровни?»
     Он снова кивнул.
     «Знаешь, что, когда один уровень заканчивается, ты переходишь к следующему?»
     Сын улыбнулся – теперь мы были в понятном ему мире.
     «Но ты ведь заранее не знаешь, каким он будет?»
     Он задумался.
     «Я думаю, что смерть – это что-то вроде следующего уровня. Но мы не знаем, каким он будет, пока там не окажемся», – сказал я.
     Поразмыслив, мой сын все понял и успокоился.
     Я не врал, чтобы просто от него отцепиться.
     А сказал правду доступным для него языком.
      
     Думаю, что такой подход срабатывает во всем, в том числе и в рекламе.