Назад, к Сукарно
Для того чтобы найти связь между кризисом 1997 г. и предыдущим, случившимся в 1965-м, первом из двух лет «опасной жизни» в Индонезии, мы покидаем переулок «дядюшки» Лиема и отправляемся дальше на юг. Дорога идет восточнее двух параллельных каналов, построенных еще голландцами и тянущихся в том же направлении. Территория между каналами представляет собой старый городской центр колониальной эпохи и времен правления Сукарно. Повернув сюда вдоль улицы Джалан Ветеран, вы внезапно оказываетесь прямо в виду сияющей национальной мечети Истикляль, способной вместить 120 000 человек. К юго-западу от мечети, окруженная широкими проспектами и крупными государственными зданиями, в центре площади Независимости возвышается 132-метровая колонна Монас с золотыми языками пламени. Мы сейчас находимся среди величайших памятников Сукарно.
По образованию Сукарно был архитектором и гражданским инженером, с необычными противоречивыми пристрастиями: с одной стороны, он увлекался минималистическим модернизмом, с другой – пышной барочной скульптурой. Он планировал построить буквально новую Индонезию. К югу от площади Независимости Сукарно заложил, так сказать, хребет будущей современной столицы – огромный многополосный проспект. На разных отрезках проспект последовательно называется Джалан Тамрин, Джалан Судирман и Джалан Сисингамангараджа. Двигаясь вдоль него, мы проследуем мимо Sarinah, большого супермаркета, тоже спланированного Сукарно, и еще дальше к югу – мимо роскошного когда-то Hotel Indonesia (сейчас он называется Kempinski), того самого, где в фильме «Год опасной жизни» журналисты пьют в баре Wayang.
Сразу начинаешь понимать, как Сукарно представлял себе развитие страны. По соседству с отелем находится круговой перекресток, в центре которого расположена гигантская скульптура в героическом стиле с двумя пафосного вида фигурами, вызывающими в памяти начальную сцену из фильма «Звуки музыки» (The Sound of Music). Затем въезжаем на мост Семанги с развязкой, хитроумно спланированной в виде листа клевера. К западу отсюда виднеется стадион Сенаян, построенный к Азиатским играм 1962 г. Далее к югу еще один круговой перекресток с другой монументальной скульптурой – фигурой мужчины с высоко поднятой головой, над которой он держит на одной руке большой плоский предмет. Местные жители называют этот монумент «Разносчик пиццы». Памятники архитектуры Сукарно, навеянные романтикой социализма, встречаются повсюду на протяжении пяти километров от колонны Монас.
Сукарно остался без денег, но не потому, что растратил их на постройку монументов. Главное, у него не было жизнеспособной стратегии для индустриального развития Индонезии и никакой заинтересованности в экспорте. В начале 1950-х администрация Сукарно создала Центральный банк, который был уполномочен осуществлять коммерческое кредитование, и еще три государственных банка для финансирования экономического развития. Эти учреждения могли бы стать финансовыми инструментами для проведения эффективной политики поддержки «молодой промышленности». Но государственные банки, взявшие на себя подавляющее большинство внутренних кредитов, активно препятствовали экспорту. Самая емкая кредитная линия из доступных в 1950-х гг. представляла собой займы для импортеров в рамках проводимой правительством программы равных возможностей под названием Benteng («Крепость») с целью стимулирования торговцев из числа коренного населения страны. Программа позволяла и так уже достаточно состоятельным семействам прибуми (индонезийское слово, обозначающее коренные народы архипелага, эквивалентное малайзийскому понятию бумипутра) получать огромную прибыль от импорта предметов роскоши или путем перепродажи торговых лицензий на их изготовление китайским либо голландским фирмам, которые, как планировалось, прибуми должны были заместить. В то же время правительство лицензировало много новых частных банков, не имевших никаких ограничений в способах кредитования и по займам у Центрального банка. Эти банки финансировали всё, что их владельцы считали достойным внимания, чаще всего свой собственный бизнес.
В 1950-х политические и экономические условия в Индонезии ухудшились, и в 1957 г. Сукарно объявил военное положение, пообещав населению более целенаправленную программу государственного развития. Он лишил Центральный банк независимости, подобно Пак Чон Хи в 1961 г. в Южной Корее. Государственные банки получили почти абсолютные привилегии в предоставлении кредитов и были переориентированы на поддержку национализированных голландских предприятий. А Bank Indonesia велели как напрямую кредитовать ведущие проекты, так и вести жесткий переучет векселей банковской системы. При этом размещение кредитов так и осталось оторванным от промышленной политики и эффективности экспорта. Почти неизбежным следствием этого стало продолжающееся разбазаривание средств на совершенно непродуктивные цели, например накопление продовольствия в периоды высокой инфляции, с тем чтобы потом продать его подороже.
В начале 1960-х Индонезия превратилась в страну с нулевой финансовой дисциплиной. Центральный банк, не задавая вопросов, кормил требовавшего кредитов монстра, печатая так много денег, что экономика погрузилась в гиперинфляцию. Однако Сукарно остался непреклонен в своем стремлении подчинить финансовую систему целям развития. Поскольку в последние годы своего правления он сблизился с Коммунистической партией Индонезии, то его последним планом, созданным совместно с Юсуфом Мусой Даламом, управляющим Bank Indonesia, было слияние всех банков в единственный гигантский «ударный» банк. Этот план перекликался со сталинистской и маоистской системами «монобанка». Сукарно назвал свою президентскую речь, произнесенную в августе 1964 г. в День независимости, «Год опасной жизни» и велел народу готовиться к жертвам во имя революции.
Но этой финальной авантюре не суждено было воплотиться в жизнь. После неудавшегося путча левого крыла армейского офицерства в сентябре 1965 г. индонезийская армия во главе с Сухарто начала медленно, но верно урезать власть Сукарно и двигаться в сторону, по заявлению новых лидеров, принципиально иной модели экономического развития. Однако новой она не оказалась.