Где-то там джунгли
Waja выезжает на кольцевую дорогу в северной части Куала– Лумпура, и теперь меня окружает прекрасный тропический лес, сохранившийся на северо-востоке столицы, там, где начинается автострада Karak, пересекающая полуостров. На заправочной станции рядом с поворотом, ведущим в казино Гентинта, стая обнаглевших обезьян крадет все, до чего можно дотянуться, у незадачливых водителей, которые сглупили, оставив вещи без присмотра. Вскоре я проезжаю поворот на курорт Berjaya Hills, принадлежащий Винсенту Тану и расположенный близ города Букиттинги. Здесь в укромном уголке Махатхир когда-то собирал на день членов своего кабинета на занятия по японскому деловому этикету и обучал их правильному поведению во время чайных церемоний на ранней отчаянно смелой стадии «Взгляда на Восток».
Еще дальше отходит дорога в небольшой городок Бентонг, у которого в октябре 1951 г. члены Коммунистической партии Малайзии подстерегли в засаде и убили верховного комиссара Великобритании сэра Генри Гёрни. На южной окраине Бентонга была в 1950-х гг. построена образцовая деревня Лура Билут, воплощавшая идеалы земельной реформы. Там жили 600 семей бумипутра, китайцев и индийцев, а сейчас в этой деревне находится еще и небольшой музей Федерального управления земельного развития (Federal Land Development Authority, FELDA).
Размещенное на видном месте изречение второго премьера страны Абдула Разака обещает «лучшие земли лучшим людям» – в Малайзии это так и осталось несбыточной мечтой. Неподалеку виднеется фабрика компании Lee Rubber, распространяющая вокруг себя резкий запах и соседствующая с горами сырого каучука, скатанного в шары. Это зрелище напоминает нам, что правительство всегда позволяло своим посредникам из частного сектора извлекать максимум прибыли из малых фермерских хозяйств, притворяясь при этом, что поддерживает последние. Между тем шоссе уже бежит сквозь обширные плантации масличной пальмы, сменившие джунгли за Бентангом и тянущиеся до самого восточного побережья. Они и являют собой истинную сущность сельского хозяйства в Малайзии, по своей сути противоположного коммерчески интегрированному семейному фермерству Северо-Восточной Азии и Китая. Это и есть тот хлипкий фундамент, на котором Махатхир пытался строить свою промышленную политику.
Нам потребуется три-четыре часа, чтобы пересечь Малайзию в самой середине – от Куала-Лумпура до берега Южно-Китайского моря. Затем, повернув на север, машина пересекает границу между штатами, и мы попадаем в Тренгану. Вдоль сонных песчаных пляжей, покрытых белым коралловым песком, разбросаны редко посещаемые малоэтажные отели, за ними – опять плантации масличных пальм. Именно здесь, на побережье, рядом с маленьким городком Кемаман, Махатхир решил построить крупнейший в Малайзии металлургический завод, который он назвал Perwaja.
Что в первую очередь бросается в глаза при взгляде на этот комбинат? В отличие от завода POSCO в южнокорейском Пхохане он даже внешне спланирован без всякой логики. Пхоханский комбинат образует подковообразную форму в заливе, где сырье, прибывающее с одного конца, превращается на пути к другому концу в стальной прокат, идущий на экспорт и готовый к погрузке на корабли, ожидающие в порту. Завод Perwaja у Кемамана выглядит просто как большая фабрика, застрявшая в поле, в окружении джунглей и кустарника на изрядном удалении от моря. В таких условиях очень трудно начать жизнь с конкурентоспособного экспорта, как это виделось честолюбивому премьеру. Выбор именно восточного побережья тоже был сомнителен в коммерческом отношении, потому что основная масса стали потребляется в гораздо более густонаселенных и промышленно развитых районах западного побережья Малайзии. И с точки зрения бизнеса было бы куда целесообразнее снабжать предприятие газом из близлежащих на западной стороне шельфовых месторождений и производить сталь там, где она более всего необходима.
Впрочем, решение Махатхира сочетать конструктивные действия – строительство завода в «сердце Малайзии» – с промышленной политикой само по себе еще не могло стать серьезной причиной для срыва проекта. Гораздо важнее оказались его системные ошибки. Самой вопиющей из них было отсутствие требований к экспорту и некритичное отношение к рекомендациям японского партнера Perwaja – консорциума, возглавляемого компанией Nippon Steel (того же партнера, что и у корейцев). Правительство Южной Кореи и POSCO заплатили австралийской горнодобывающей компании BHP за проверку японской инженерно-технической документации в Пхохане, а корейский консультант из Японии перепроверил австралийцев. Махатхир и его Отдел по внедрению и координации (Implementation and Coordination Unit), посредством которого он управлял своей промышленной политикой, не взяли во внимание подобных мер предосторожности, приняв за чистую монету предложение японцев производить железо прямого восстановления (DRI), когда природный газ используется для превращения руды прямо в высококачественное губчатое железо, готовое для производства стали – минуя традиционные процедуры спекания компонентов в доменной печи.
Nippon Steel, однако, не имела никакого опыта в эксплуатации газовых технологий, которые она продавала. Корейцы в свое время отвергли компьютеризированные системы Nippon Steel в пользу ручного управления, пока сами не разобрались достаточно хорошо в базовых процессах производства чугуна и стали. Махатхир с технологией Nippon Steel зашел в тупик, не зная, как ею пользоваться. По мнению ряда специалистов, в этой сделке не Малайзия училась у Японии, а японцы осваивали новую технологию на малайзийские доллары.
Команда Махатхира не была совсем уж наивна – после технологического провала японский консорциум в качестве компенсации выплатил в 1987 г. примерно одну треть первоначальной стоимости проекта. Однако неудача с технологией производства железа прямого восстановления сразу же замедлила импульс промышленного развития Малайзии. В течение нескольких лет Perwaja был вынужден работать, используя металлический лом, которого на восточном побережье совсем немного, что привело к невынужденным операционным издержкам. Доктор Тан Тат Вай, один из трех промышленных экспертов, призванных правительством в чрезвычайную оперативную группу, после того как на заводе начались проблемы, пришел к выводу: «Я думаю, японцы попросту провели Махатхира».
Оказавшись в трудном положении, Махатхир начал искать виновных. Как и в случае с другими проектами, он решил, что проблемы Perwaja связаны с негодным управлением. «К сожалению, первый директор был совершенно не в состоянии управлять делами», – утверждал премьер-министр. В своей решимости сменить руководство он мог бы сделать выбор в пользу одного из нескольких проверенных малайзийских предпринимателей, имевших опыт работы в сталелитейной промышленности, или кого-нибудь из ведущих бизнесменов вне этой отрасли. Однако вместо этого он выбрал Эрика Чиа, торговца с сомнительной репутацией, чей отец начал первым в Малайзии продавать автомобили, а теперь сотрудничал с фирмой, продававшей автомобили Proton.
Если премьера водила за нос Nippon Steel, то еще более веселую жизнь ему устроил Чиа. Получив от Махатхира полную свободу действий, новый босс Perwaja заказал в Мексике два новых дорогих завода взамен технологии DRI, а также несколько дуговых электропечей. Похоже, он продолжал убеждать Махатхира, что Perwaja будет производить сталь высокой марки, в том числе автолист, для которого требуется очень чистое губчатое железо. Но в плане дальнейшей переработки продукции Чиа действительно добавил производственную единицу – в 400 км отсюда в штате Кедах, на родине Махатхира, возник крупный завод по производству стальных балок, необходимых для строительства.
Perwaja никогда не производил той высококачественной технологической или автомобильной стали, которая требуется стране, предпринимающей инновации. Вместо этого со второй попытки предприятие стало выпускать губчатое железо, которое оказалось по качеству ниже мировых стандартов. Далее продукцию везли через полстраны и использовали для переплавки в низкосортную строительную сталь, которая продавалась только на защищенном внутреннем рынке.
Цена DRI-завода, предложенного вначале японцами, составляла 1,3 млрд малайзийских ринггитов. К моменту, когда Чиа завершил свои дела, Perwaja уже поглотил из государственного бюджета как минимум 10 млрд малайзийских ринггитов ($ 4 млрд по тогдашнему валютному курсу).