Страны Юго-Восточной Азии, которые не смогли осуществить эффективную земельную реформу, приводят в свое оправдание два основных соображения. Ни одно из них не выдерживает пристального рассмотрения. Первое состоит в том, что товарные сельскохозяйственные культуры, выращиваемые в Юго-Восточной Азии, не годятся для семейного фермерства. К этому утверждению непроизвольно прибегают управляющие плантациями, как правило, совершенно не знакомые с успехами, достигнутыми мелкими фермерами при выращивании сахарного тростника и бананов на Тайване на ранней стадии его развития; не знакомые с нынешними успехами китайских домохозяйств, выращивающих сахарный тростник, и вообще ни с какими объективными доказательствами. Историю о достижениях мелких фермеров по сбору каучука-сырца в колониальной Малайзии также благополучно забыли.

Как в Малайзии, так и в Индонезии производители важнейшего современного товарного продукта Юго-Восточной Азии – пальмового масла настаивают на том, что масличную пальму можно успешно выращивать только на плантациях. Однако постоянные жалобы со стороны крупных ферм на высокую стоимость труда дают основания предположить, что данная культура могла бы стать пригодной для выращивания именно семейными фермерами при условии создания подходящей инфраструктуры для переработки сырья и сбыта продукции. Собирать урожай масличной пальмы – дело крайне трудоемкое. Плоды в ее гроздьях созревают неравномерно, и зрелые веточки необходимо отрезать как минимум раз в десять дней с хирургической точностью, чтобы избежать их загнивания и заражения вредителями. Инженерам пока так и не удается механизировать этот процесс, так что его можно выполнять только вручную. Поэтому нет никаких оснований предполагать, что плантационное сельское хозяйство должно иметь естественное преимущество перед мелкими фермерами, ведь урожайность пальм на плантациях Индонезии и Малайзии лишь немного возросла в течение двух десятилетий. Чтобы не оказаться без прибыли, малайзийские плантации теперь нуждаются в импорте дешевой рабочей силы.

Почти всё, а возможно, и всё, что растет на земле, способно принести больше плодов при внимательном содействии человека. Вот почему повсюду в мире столько примеров, свидетельствующих о том, что урожай в расчете на гектар находится в обратной пропорции к размеру земельного участка. Владельцам плантаций удавалось довольно легко и довольно долго утверждать, будто с их культурами складывается прямо противоположная ситуация, лишь потому, что большинство людей мало что понимают в агрономии тех культур, которые они выращивают. Однако главные доводы в пользу того, почему приусадебное огородничество приносит высокие урожаи, применимы и к товарным сельскохозяйственным культурам. Об исключительности растений, как и о человеческой исключительности, больше говорится, чем это бывает на самом деле. Крупномасштабные предприятия в сельском хозяйстве Юго-Восточной Азии связаны не с выращиванием культур, а с их переработкой и торговлей ими. Следовательно, семейное фермерство там не менее жизнеспособно, чем в Северо– Восточной Азии.

Еще одно оправдание, к которому прибегают в Юго-Восточной Азии, связано с политикой и сводится к тому, что успешная земельная реформа в Северо-Восточной Азии явилась неповторимым следствием стечения ряда исторических обстоятельств и вмешательства США. На первый взгляд, этот аргумент выглядит более убедительным. Земельная реформа в Японии, Южной Корее и на Тайване действительно произошла на фоне военных поражений во Второй мировой войне и была направлена против землевладельцев, которые отождествлялись с побежденными (в Южной Корее и на Тайване, как и в континентальной части Китая, землевладельцы тесно сотрудничали с японцами). Соединенные Штаты в той или иной степени продавливали земельную реформу в странах Северо-Восточной Азии и поддерживали ее реализацию значительной финансовой и технической помощью.

Тем не менее и в Японии, и в Южной Корее, и (в меньшей степени) на Тайване местные политики также сыграли весомую роль в протаскивании законов о земельной реформе через парламент и в их применении. Ладежинский писал, что в Японии министр сельского хозяйства Хиру Вада, социалист по партийной принадлежности, был единственным высокопоставленным деятелем среди тех, кто обеспечивал проведение реформы. Южнокорейский министр сельского хозяйства Чо Понг-ам, имевший левые политические взгляды, организовал в ноябре 1948 г. составление первого закона о земельной реформе и настолько агрессивно противостоял антиреформистской позиции тогдашнего президента страны Ли Сын Мана, что это стоило ему жизни: его объявили северокорейским шпионом и казнили.

Что касается помощи США, то следует заметить: огромная финансовая поддержка оказывалась ими также Индонезии (после падения Сукарно), Филиппинам и Таиланду, однако правительства этих стран предпочли потратить лишь малую часть полученных средств на развитие села.

Политические оправдания отказа от земельной реформы невнятны и пагубны, ведь они подразумевают, что страны не могут контролировать процесс собственного развития. Однако они на подобное способны, хотя это и непросто – в мире гораздо больше стран, где попытки провести земельную реформу так и не осуществились, чем преуспевших в ней. Япония эпохи Мэйдзи провела первую земельную реформу без какого-либо внешнего политического руководства или финансирования. В Индии правительства штатов Керала и Западная Бенгалия провели у себя земельную реформу в 1960-х и 1970-х гг., хотя остальная страна с ней так и не справилась.

Развивающиеся государства – не утлые суденышки, подгоняемые в океане экономического развития ветрами, дующими из богатых стран. В области сельского хозяйства у них есть больше возможностей выбрать самостоятельный курс, чем в любом другом секторе экономики, потому что земельная политика целиком внутреннее дело. Именно поэтому аграрная политика играет роль лакмусовой бумаги для правительства бедной страны. Она является мерилом того, насколько лидеры государства в курсе проблем основной массы населения, то есть фермеров, и того, до какой степени верхушка готова встряхнуть общество, чтобы прийти к успехам в экономическом развитии. Короче говоря, аграрная политика отражает знание правительства о своем народе и желание заботиться о нем. С обеих точек зрения лидеры Северо-Восточной Азии набрали гораздо больше очков, чем их коллеги из Юго-Восточной Азии, и это во многом объясняет, почему одни страны богаче других.

Единственное реальное оправдание для Юго-Восточной Азии заключается в том, что влияние европейского и американского колониализма затруднило местным политикам выбор правильных методов управления. Не подлежит сомнению, что колониализм нанес Юго-Восточной Азии огромный ущерб. Однако он не обусловил неспособность стран сделать правильный выбор своего развития. Корень проблемы в том, что правящие элиты Юго-Восточной Азии были в значительной степени ассимилированы колониальными правителями как до, так и после обретения страной независимости, из-за чего утратили в результате способность, а может и желание, здраво размышлять о национальном экономическом развитии. В Южной Корее и на Тайване, соответственно, гнев на японский колониализм и унижение от победы коммунистов в континентальной части Китая заставили лидеров более разумно подойти к вопросу о том, как поднять свои нации с колен. Единственными в Юго-Восточной Азии по-настоящему разгневанными судьбой своих стран лидерами стали только Сукарно и Махатхир Мохамад. Первый, однако, был предельно распутным, а второй слишком плохо знал историю экономики, чтобы сделать осознанный выбор политики для своей страны.

Пришло время перейти к следующей части книги, но при этом мы должны постоянно помнить о глубоком значении сельского хозяйства для ускоренных экономических преобразований. Ни в коем случае нельзя недооценивать сектор экономики, который предоставляет работу подавляющей части населения бедной страны.