Глава 9
Постояв на краю тропы, я пришел в себя после прыжка и поплелся дальше. Под ногами все так же чавкает, в камышах поют лягушки, именно поют, а не квакают. Целыми хорами на разные голоса.
Над водой стелется туман, из серо-зеленой дымки доносится бульканье, словно молчаливая ведьма мешает варево в огромном котле. Все как всегда, да только по спине тревожные волны ходят.
Что-то не так на этой стороне, как если смотришь в отражение, но вдруг замечаешь, что право и лево поменяны местами. Или, например, когда полдня таскаешь воду в бочку, потом заглядываешь, а она наполовину пустая.
Все чувства сигналят, только не пойму – о чем.
Спустя полчаса стал замечать в тумане что-то наподобие всполохов. Сначала решил – стайки светляков, но потом сообразил: ни один светляк не может так долго удерживать равномерный свет, оставаясь при этом на одном месте.
Я осторожно замедлил шаг. Серо-зеленая дымка снова уплотнилась, даже как-то стемнело немного. Хотя, по моим расчетам, сейчас середина дня.
Над самой водой туман, такой густой, что похож на молочную пену. Всполохи возникают то тут, то там, виснут на месте, затем бесследно исчезают.
Долго думал, что это может быть. Если не светляки, то какие-нибудь гнилушки, хотя нет – ерунду подумал. Гнилушки не летают. Еще и ощущение это гаденькое, будто нашкодил, но не знаешь где. Зато остальные в курсе и украдкой поглядывают из-за углов.
В носу засвербело, я фыркнул и потряс головой, от сырости даже у меня чихание появляется. Все тут какое-то наизнанку, даже мелькнула мысль о магии. Болотная должна быть неведомой и страшной.
Шерсть на загривке встала дыбом – в топях все и так непонятно, а если добавить такую магию, совсем не хорошо.
Я глухо зарычал на себя, прогоняя недостойные ворга мысли. Я, конечно, не бесстрашный гном, который в силу воспитания не может позволить трусость, но и не мягкотелый человек. Тьфу, до чего докатился – сравниваю себя, ерунду всякую думаю. Все от голода.
В животе, словно в подтверждение мыслей, протяжно заурчало. Я посмотрел по сторонам в надежде хоть ящерицу какую-нибудь найти – не мертвяцкие кости, конечно, но сейчас бы и паука съел.
Вокруг одни кувшинки и ряска с подгнившей травой. Я потер живот в надежде успокоить усиливающийся голод.
– Звери же здесь чем-то питаются? – обратился я к себе. – Тут же есть звери?
В это же мгновение в тумане шевельнулась невысокая вертикальная палка, растопырила крылья и полетела над болотом. С опозданием сообразил: это не палка, а цапля. Вероятно, выслеживала лягушек, а звук моего голоса напугал.
Я махнул рукой. Как-нибудь переживу. Голод – это неприятно и раздражает основательно, но как-нибудь перетерплю. Бывали времена, когда приходилось не есть по нескольку дней, а когда еще и холодно – вообще мрак.
Главное, удержать сознание в человеческом русле и не съехать в зверя. Нет ничего хуже голодного ворга, который не может перекинуться и кидается на все подряд. Таких даже стаи побаиваются.
Прямо перед лицом неожиданно возник зеленоватый всполох. Я отшатнулся, боясь опалить лицо. Но через секунду понял: огонь не излучает тепла и больше похож на призрачное сияние, чем на пламя.
Вблизи он выглядит как небольшой костерок, который горит прямо в воздухе, без дров. В центре поблескивают синие нити, внутри шевелятся тонкие щупальца света.
Всполох завис перед самым носом, играет переливами зеленых и желтых оттенков. Я осторожно поднял руку и хотел ткнуть пальцем.
Он качнулся и отодвинулся назад. Видимо, не очень нравится, когда трогают. Мне бы тоже не понравилось, если бы какой-то голый ворг пытался ткнуть меня в живот или глаз.
– Что ты такое? – спросил я глухо.
Сияние на секунду усилилось, пламя вытянулось столбом и тут же вернулось к прежнему состоянию. Может, эта штука и разговаривает, может даже, с помощью света, но мне все равно ничего не понятно.
– Обозналось? – предположил я и начал обходить всполох.
Огонек снова вспыхнул, превратившись на этот раз в шарик идеальной формы. Над водой по обеим сторонам тропы загорелись еще несколько шариков и неподвижно зависли. Туман сразу стал прозрачнее – то ли они дымку разгоняют, то ли свет так действует.
Не дожидаясь, пока уйду, всполох догнал и полетел передо мной на расстоянии пары шагов.
Не то чтобы я очень обрадовался – неизвестно, что это за явление или зверь, но ощущение компании в таком месте заметно прибавило настроения.
Под ногами мерное чавканье, от воды доносится плеск падающих капель и тихие звуки, похожие на вздохи. Почему-то уверен, это не утопленницы. Они не последовали за мной на эту сторону. Да и та толстая морда в воде. Кикимора со своей свитой определенно ее боится. Почему помогла? Или, может, себе оставила, на закуску?
Через некоторое время появились кривые деревца, одиноко торчащие из воды. Значит, здесь топь не такая глубокая. Тропа стала чуть суше, если отсутствие воды между пальцами можно назвать сухостью.
Из тумана выплыла новая развилка. Дорожка разбежалась на одинаковые половинки, уменьшив ширину вдвое. Влево идет плотная на вид почва, кое-где даже кустики клюквы есть. Направо – зыбкая дорожка, местами прерывающаяся лужами.
Недолго думая я свернул налево. Только ступил на тропу, огонек метнулся под ноги, быстро поднялся вверх и заплясал перед самым носом.
– Ты что творишь! – зарычал я и замахал руками на него.
Всполох не обратил внимания на мое недовольство, с еще большим рвением принялся маячить пред глазами. Я хотел откинуть в сторону, но ладонь прошла сквозь пламя, как через густую сметану. Огонек вспыхнул и расширился до размеров козы, полностью перекрывая дорогу.
– Что тебе надо? – не выдержал я.
Услышав мой вопрос, огонек вернулся к прежним размерам и перепорхнул к неприглядной тропе.
– И как это понимать? – спросил я, сложив руки на груди.
Видимо, огонек истосковался по живому общению, если так настырно лезет в приятели. Он опять вспыхнул, превращаясь в сияющего ежика, и завертелся на одном месте, тонкие лучи вытянулись в сторону тропы, которая, по моим представлениям, совсем не похожа на безопасную.
– Значит, хочешь, чтобы я шел туда? – наконец сообразил я.
Всполох расширился и закачался, имитируя кивание головой.
– Тебе не кажется, что этот путь как-то веселее? – спросил я, кивая на сухую дорожку.
Зеленоватые лучи с еще большим остервенением потянулись к водянистой тропке, даже послышался жалобный писк. Пламя вряд ли способно издавать звуки, но в Абергудских трясинах и не такое может померещиться.
Я застыл в размышлениях. С одной стороны – привлекательная во всех смыслах дорожка с травой, кустами и плотной почвой, с другой – новая чавкающая тропка, покрытая лужами и ряской. Глаза говорят, выбор очевиден, только непонятный огонек взбаламутил всю воду. Из-за голода соображаю плохо, чутье в смятении – вокруг наверняка магия. Настолько близко, что, возможно, я не вижу очевидного. Это как поднести предмет к самым глазам – картинка расплывается. Но стоит отодвинуть – становится понятно.
– Значит, – сказал я с сомнением, – хочешь, чтобы шел направо. Снова по трясине.
Огонек опять страстно закивал и взлетел на уровень лица.
Я тяжело вздохнул и повернул вправо, ноги ступили на водянистую почву. Сделал несколько шагов и поморщился – между пальцев проступила вода с черными маслянистыми полосами. Ощущение, что вступил в жидкое тесто.
В этот момент слева раздался хлопок, я резко обернулся и оскалился. Место, где только что находилась удобная тропа, вздулось и пошло мелкими трещинами, как если бы все было нарисованным. Через секунду картинка размылась, краски уныло сползли в трясину и растворились в воде. Передо мной пролегла непроглядная топь даже без ряски. Просто черная вода.
Я оторопело перевел взгляд на всполох.
– Морок… – выдохнул я. – Убедил.
Пришлось следовать за огоньком. Ловушка, от которой спас меня, рассчитана именно на таких олухов. Даже звериное чутье ничего не заподозрило. Точно, магия. Все из-за нее, слишком много, наверное, вот и не могу распознать, где больше, где меньше.
Стало совсем неуютно, я дернул плечами и выпрямился – если кто-то следит, пусть видит: я готов к атаке и жутко голоден.
Наверное, морок повесили специально для меня. Наверняка Жамчин. Хотя не похож он на мага. Владел бы колдовством – умыкнул бы принцессу с помощью портала. Маги должны уметь делать порталы. А может, я с кем-то другим путаю.
Зыбкая тропка петляет между кривых деревьев. Стволы похожи на застывших в диком танце людей, таким бы перед костром выплясывать. Жалко, что это лишь деревья. Есть в них даже какая-то красота, свирепая, враждебная, но притягательная. Голые ветки растопырены, как когтистые пальцы, так и норовят ухватить. Только у меня не за что – одежды нет, а волосы такие жесткие, что, если зацепятся, сами выдерут что угодно.
Ноги периодически тонут по самую щиколотку, осторожно вытаскиваю и ставлю на более-менее твердый участок. Все время кажется: сейчас из воды вылезет синяя пятерня с кривыми когтями, вцепится и потянет на дно. А оно у этих болот очень глубокое.
– Куда хоть ведешь меня? – спросил я всполох, снова чувствуя неловкость. В последнее время завел странную привычку разговаривать с теми, кто ответить нормально не может.
Огонек на секунду остановился и начал прыгать на месте, посылая лучи все дальше в туман.
– Будем считать, что понял, – проговорил я устало.
Показалось, прошли полверсты, во всяком случае, усталость в теле вопит именно об этом. Всему причиной голод. Ворг почти неутомим на полный желудок. А вот на пустой… Водяные и воздушные обороты выматывают, сил нет. Вообще, желание скрутиться, укрыться хвостом, который в человеческом облике отсутствует, и впасть в спячку до лучших времен.
По-хорошему, надо найти мертвяка, но не уверен, что на Абергудских просторах с ним легко столкнуться. Даже пришла мысль изловить утопленника. Они вроде тоже мертвяки.
Я покосился на темную воду, маслянистая поверхность неподвижна, из глубины поднимаются струйки крохотных пузырьков. Нет, наверное, не стоит, иначе все ворги были бы в курсе. Утопленники оживлены болотной магией, кто разберет, что в ней намешано. И на вкус наверняка отвратительны.
Всполох притормозил и завертелся на месте.
– Ты чего? – поинтересовался я. – Опять морок нашел или предлагаешь прямо в трясину прыгать?
Сияющий ежик сверкнул синими прожилками. Если бы у него были мозги, решил бы – размышляет. Он задумчиво шевельнулся в воздухе, в середине прокатились яркие всполохи, огонек качнулся и поплыл дальше, указывая лучами держаться высокой стороны тропы.
– А то сам бы не догадался, – буркнул я.
Всполох не среагировал на мою иронию, только сильнее сверкать стал.
Ноги потяжелели от усталости, из-за постоянного дерганья из воды даже щиколотки заныли. Наверное, пальцы и пятки разбухли и покрылись водянистыми морщинами. Всему виной проклятый голод.
Стараюсь держаться там, где летит сияющий ежик, потому что другой край тропы затоплен, а вода выглядит совсем не дружелюбно.
Несколько раз из глубины высовывались круглые глаза на тонких ножках и провожали нас печальными взглядами. Шерсть на загривке непроизвольно поднимается, даже клыки чуть вытягиваются, несмотря на слабость. Думать не хочу, что это за существа и какие челюсти может скрывать водная гладь.
Послышалось тихое плескание, как если бы волна осторожно накатывалась на берег. Я всмотрелся в топь. Из самой середины озерца торчат высокие палки, сверху насажены то ли чучела, то ли мешки. Когда приблизились, смог рассмотреть.
Оказалось, и правда чучела, только вместо тряпок – головы каких-то болотных тварей с огромными ртами в сотню острых зубов.
Я глухо зарычал, лицо оскалилось – головы огромные, страшно представить, какими должны быть тела. И эти гады, вероятно, плавают прямо тут.
– Давай-ка ускоримся, приятель, – предложил я ежику, опасливо косясь на чучел.
Всполох радостно сверкнул и полетел резвее. Пришлось поспевать. Ему хорошо, летит себе по воздуху, а у меня ноги топнут, тропа – без слез не взглянешь.
Наконец жуткое место осталось позади, дорожка немного поднялась, пошла суше. Во всяком случае, я перестал вязнуть и проседать при каждом шаге.
Впереди показалось что-то массивное и темное, даже сквозь туман видно. Огонек полетел еще быстрее, пришлось перейти на бег.
Сжав зубы, я бежал, пока чуть не напоролся на застывший всполох. Едва сдержался, чтобы не выругаться, хотя тут принцесс нет – можно браниться сколько влезет. Но почему-то не захотел. Наверное, огонек выглядит слишком благочестивым.
Его лучи переползли в одну сторону и указывают в туман. Я с сомнением посмотрел на ежика. С тех пор как оказался в той злосчастной таверне, спутники у меня один другого страннее. Думал, что гоблин на козлах – самое необычное, что видел. Но этот огонек всех победил. Даже человеческую женщину.
– Ты тащил меня по трясине, чтобы отправить туда? – спросил я.
Ежик закивал всеми лучами.
– Чудесно, – сказал я недовольно. – И что там? Новая тварь в темноте поджидает. С чего вообще помогаешь?
Этот вопрос следовало задать раньше, но когда сухая тропа превратилась в черную топь, стало как-то не до вопросов, да и чучела не добавили энтузиазма.
Ежик моментально оказался перед носом и возмущенно засверкал синими прожилками. То, что он возмущен, стало очевидно по тому, как лучики из ровных превратились в кривые, похожие на зубья старой пилы.
– Ладно, ладно тебе, – произнес я, махая руками. – Ты пойми, я ворг, мне некому доверять.
К ежику вернулись ровные шипики, он отлетел назад и понимающе качнулся. Затем снова вытянул лучи в сторону массива.
– Хорошо, – согласился я. – Один раз ты мне уже помог. Надеюсь, и в этот раз не обдуришь.
Я пошел, туман двинулся на меня непроглядной стеной, но через десяток шагов стал редким, видимость открылась на полверсты.
Передо мной выросла роща, если такое слово можно применить к болоту. Невероятной толщины деревья стоят прямо в воде. Кора покрыта густым слоем мха и трутовиков. Кое-где сине-зеленым светятся гнилушки, в воде отражается их мистический свет. Кроны уходят далеко вверх, теряясь в тумане, а из белой дымки свисают мочалкобразные растения с длинными зелеными жгутами. Остается лишь догадываться, каких размеров шапки прячутся в тумане.
Вокруг стволов кружатся светляки, над водой порхают серебристые стрекозы с огромными глазами.
Одна, особо смелая, подлетела ко мне и опустилась на плечо. Я замер, боясь спугнуть хрупкое создание. Конечно, раньше видел стрекоз, но эта – настоящее произведение искусства. Мало того что размером с ладонь, так еще и выглядит, будто сделана из серебра и драгоценных камней. Крылышки сверкают даже без солнца, глаза, как рубины, а тельце… Ну точно – серебряное!
– Ничего себе, – проговорил я под нос. – Это что за магия такая?
Стрекоза дернула крылышками и упорхнула к сестрам. Все-таки испугалась.
Поверхность воды подернута легким маревом, совсем не таким, какое висит над топями. Здесь оно похоже, скорее, на пар от праздничного гуся – манящее и уютное. Под деревьями скопления кувшинок, таких крупных, что, может, и не кувшинки, а что-то другое. Розовые лепестки торчат прямо из воды, без зеленой подложки, сердцевины светятся желтоватым. Вот уж действительно – удивительны и необычны Абергудские топи.
Между стволами прямо по воде вперед убегает узенькая лента тропы. Не знаю, на кого рассчитана, потому что вмещает ровно две мои стопы, не больше.
Пришлось передвигаться осторожно, чтобы ненароком не соскользнуть в спокойную, но темную воду.
Тропинка крошечная, сухая и твердая земля покрыта сочной травой, будто ее нарочно сюда перенесли из других мест. Я посмотрел по сторонам – не вяжется такая красота с Абергудом. Ну вот никак.
Сияющий ежик остался на краю трясины. Почему не полетел следом, только ему известно. А я напряг мышцы, гадая: помощь он оказал или отправил на верную смерть.
Хотя порхающие вокруг драгоценные стрекозы, светящиеся цветы и гнилушки враждебными не кажутся. Чутье молчит. Только оно и на тропе с мороком молчало, так что сейчас на него не стоит надеяться.
Из кувшинки-некувшинки прямо у тропы высунулась крошечная мордочка, похожая на барсучью, но такая маленькая, что поместится у меня в ладони. Затем показалось остальное тельце с крылышками, засветилось и выпорхнуло из цветка.
– Боги мои, – выдохнул я изумленно. – Ты кто, малявочка?
Козявка с жужжанием пронеслась над ухом, посыпав меня какой-то блестящей гадостью. Я быстро смахнул, мало ли – ядовитая. Погрозил кулаком, чтоб не выделывалась.
Зверек, или что это такое, недовольно запищал тоненьким голоском и упер ручки в бока, зависнув в воздухе.
– Отстань, – сказал я серьезно. – Я не разбираю, что ты там стрекочешь.
Из других цветов повылезали такие же козявки и с тревожным гудением поднялись в воздух.
Я быстро окинул армию насекомых оценивающим взглядом. Они, конечно, маленькие – можно в ладонях раздавить. Но вдруг кусаются, заразу разносят? Знаем мы этих мелких, одни слепни чего стоят.
– Послушайте, – начал я, стараясь быть как можно убедительней, хотя не знаю, как можно верить голому воргу в болоте. – У меня срочное дело в Мертвой степи. Попасть туда могу только через топи. Не сердитесь, чем бы ни обидел.
Козявки, что поодиночке выглядят милыми феями, сейчас похожи на полчище ос, а я – нерадивый путник, который посмел потревожить.
Вперед вылетела первая козявка и сурово уставилась на меня глазками-маковками. Острый носик плавно перетекает в рот. Таким, наверное, удобно нектар собирать. Затылок вытянутый, как гвардейский шлем, за спиной трепещут две пары слюдяных крыльев.
Я терпеливо продолжил:
– Ну серьезно. Чего смотришь, как на врага народа? Я вам не враг. Честное ворговское слово. Есть вас нельзя – маленькие слишком.
– Чип-чип-чви! – гневно затрещала козявка.
Остальные загудели, поддерживая вожака, и застыли в наклоне, готовые в любую секунду ринуться в атаку на непрошеного гостя.
– Да не собирался я никого есть, – поспешно заверил я, выставляя перед собой ладони. – У меня особый рацион. Лучше помогите добраться до Мертвой степи, ну или хотя бы направление укажите, а то огонек завел меня, а сам остался на топях.
Услышав про огонек, козявка потерла маленькой ладошкой подбородок и задумчиво пропищала:
– Чиви-чип?
Я пожал плечами и отмахнулся от светляка, который почему-то норовит сесть на лоб.
– Не знаю, что это значит, – сказал я. – Но болотный всполох тащил по полузатопленной тропе, помог избежать морока и привел сюда.
Несколько секунд козявка чесала сияющую макушку крохотными пальчиками. На безупречной мордочке отразилась глубокая задумчивость, аж лоб сморщился. Затем, что-то решив, она развернулась к собратьям и повелительно пропищала:
– Фив-чифив! Чпи-фиф-чи!
Видимо, это был приказ отправляться по своим делам, потому что сияющие осы моментально потеряли ко мне интерес и разлетелись кто куда. Оставшись со мной один на один, козявка подлетела к лицу. Она пропищала что-то на своем козявочьем и жестом указала следовать за ней.
Я повиновался. Особо выбора нет, болот не знаю, а это место – вообще какая-то обитель чужеродной магии. Может, какая-то эльфийская. Это у них все помешаны на светляках, сиянии и белизне. Или это какие-то другие эльфы?
Толстые стволы проплывают мимо, словно ноги древних зверей. Наверное, именно такими они были, судя по древним сказаниям. Хотя все сказания давно переврали. Кто-то приукрасил, добавил своего, отнял лишнего, и получилась новая легенда.
Пока шли, с верхушек спустились странные животные и с любопытством наблюдают за нами. Цепкие пальцы держатся за выступы в коре, ноги и руки примерно одной длины, спина заканчивается длинным подвижным хвостом. Думал, начнут вопить, кидаться, но они только хлопают белыми ресницами и чешут макушки.
Спрашивать у козявки, кто это, – без толку, все равно не разбираю, что стрекочет. Зато она, похоже, понимает все, что говорю.
Через некоторое время вышли к дереву, в сравнении с которым остальные выглядят молодой порослью. Чтоб обхватить ствол, потребуется воргов тридцать. Трещины в коре, как земные разломы, из них торчит трава и какие-то грибы. Низ покрыт толстым слоем мха, причем с одной стороны синим.
Под деревом широкая поляна, в середине небольшой костер. Вокруг молча сидят пятеро незнакомцев и смотрят в огонь.
Козявка остановилась и указала крохотным пальчиком на них.
– Фи-фич виу, – сообщила она, затем развернулась и умчалась к деревьям.
