Глава 9
Контакты первого уровня
Окрестности Гумбиннена, Восточная Пруссия, 11 июня 1943 г.
Селезень морщился, сетовал на свои промашки и недогляды, но терпеливо исполнял поручения и даже пытался улыбаться. А вот Матвеичу повезло меньше – сноп дроби нашпиговал его спину от шеи до поясницы, тем самым обездвижив бойца и досаждая ему нестерпимой болью. Лицо разведчика приняло землистый оттенок, глаза закатывались, руки постоянно тряслись. Особенно когда Лиза обрабатывала его раны в неудобной позе в условиях езды по проселочной дороге.
– Дочка… залей ты уже, на хрен… залей водкой всю спину… – мычал Матвеич, скрепя зубами… – черт с ней, с дробью… нехай сидит там… Останови кровь. Крови не дай выйти!
Лиза делала что могла, но пара десятков дробин вызывала кровотечение, муки раненого и страдания самой радистки. Видеть такие страшные раны и еще обрабатывать их, успокаивать умирающего товарища – все это было настолько больно и невыносимо, что из рук выпадали лекарства, голова гудела, к горлу подступала тошнота.
Бойцы угрюмо косились на раненого, зло пялились на пленных, проклинали немцев и всю Пруссию. Лейтенант, занятый мыслями о передаче информации наугад, размышлял о конечном итоге их попыток связаться с Большой землей. «Дойдет или нет наша инфа до Центра? Можно ли довериться источнику на том конце провода? Надежно ли? Нет! Это все фигня! Так разведданные не передаются. Нужны более весомые действия. Нужна рация. И литерный. Мать его за ногу! Найти этот сраный поезд. Хоть как, но до ночи найти. Вдруг совы прилетят в полночь… Если та бабенка доставит сведения кому надо. Прилетит авиация, а сигнала нет. Литерный, чертов танк!..»
На мобильный пост СД разведчики вышли неожиданно, когда пересекали просеку между двумя лесополосами. Три мотоцикла немцев не успели понять, что перед ними враг, как Васюков длинной очередью искромсал передний транспорт фрицев. Перенеся огонь на второй, разведчик схлопотал пулевое ранение в руку, но его обидчиков уничтожил лейтенант из своей люльки. За клубами пыли и придорожными кустами третьему мотосредству удалось скрыться с траектории огня, затем развернуться и бежать прочь. Правда, пули Неупокоева зацепили сидящего в нем фашиста.
– Теперь они знают, где мы и кто мы! – констатировал лейтенант, смачно сплюнул и распорядился. – Машков, Васюков, Селезень. Махом собрать трофеи, уничтожить технику фрицев и уходим на юго-восток. Пешкова, смотри за пленными. Шишкин, разворачивай свой танк. Бегом.
– Есть.
– Слушаюсь.
Через пять минут на просеке никого из живых не было, только горели мотоциклы противника и чернели по кустам их трупы. Конвой диверсантов скрылся в сосновом бору, пыль осела, птички снова заголосили на все лады. Солнце нещадно палило прусскую землю, обещая дать ей остыть ночью.
* * *
«Пе-2», сделав очередной вираж, стал вновь набирать высоту. Следом летели два истребителя, сопровождая бомбардировщик уже почти сто километров. Тучи над Белоруссией сгустились окончательно, что явилось только в помощь летевшим. Опытные летчики вели самолеты уверенно, не боясь потери видимости и грозы, бушевавшей справа, над литовскими землями.
Семен Степанович сидел в очень неудобной позе, от которой сначала онемели ноги, потом спина и шея, а теперь уже руки кололо мелкими иголочками. Бомбардировщик не был приспособлен для перевозки десанта, но зачастую разведка пользовалась его услугами, чтобы втихаря под видом бомбежки того или иного укрепрайона немцев выкинуть тройку парашютистов в тыл врага. Артиллеристы иногда засылали своих корректировщиков огня или разведчиков в прифронтовую полосу на «Пе-2». Рассказывали случай, что штурмовик «Ил-2» тоже как-то бросал человечка с рацией в тыл противника.
С Сергачевым летели еще два бойца из спецподразделения НКГБ СССР, навьюченные оружием, рациями и средствами дальнего оптического наблюдения. Ветерана-железнодорожника совсем не волновали их личности, судьбы, проблемы. Он беспокоился сейчас за все другое, связанное с ним: за успешный полет без встречи с «мессерами» фашистов или их зенитками, за удачное десантирование и раскрытие парашюта, с которым он прыгал только один раз в жизни, в уральском клубе ОСОАВИАХИМа. Волновался от груза ответственности перед Берией, Судоплатовым, Родиной, которым его наделили в НКГБ. Он должен был выполнить простую, не связанную со стрельбой и поеданием червей и поганок в лесах Восточной Пруссии задачу – приземлиться в заданном квадрате, в расположении противника, выйти к литерному в униформе прусского железнодорожника и определить его состояние. Подтвердить фальшивость и тем самым безопасность бутафорного «чудо-оружия» Гитлера. А уж парни из его сопровождения обеспечат надежную охрану, максимальные удобства в походно-полевых условиях и передачу данных на Большую землю.
Сомневаться, раздумывать или, не приведи господь, отказываться от операции, спонтанно придуманной наркомом НКВД и спешно отшлифованной Судоплатовым, Семену Степановичу не пришлось – ему не оставили никаких шансов на реабилитацию и притворные уклонения. Столь опасное и сложное задание он никогда в жизни не выполнял. Домой позволили сообщить по телефону только то, что написали сами силовики на бумажке и держали перед ним, пока Сергачев зачитывал строчки в трубку и не мог пояснить супруге, в чем такая спешка и задержка нахождения в Москве. Начальству Сергачева на месте объяснили его командировку уже сами работники органов. На тренировки по стрельбе из ТТ, «МП-38/40» и ППШ, простые способы работы с рацией «Север» и прыжки с парашютом на базе ОСНАЗа под Москвой ушло всего двое суток. Плотный график занятий и инструктажей волкодавов НКГБ совсем выбили простого мужика из колеи – к его волнению прибавились физическая усталость и недосып.
Но неимоверная тяга к победе, выполнению сверхответственного задания, помощи советским воинам толкали Сергачева только вперед, придавали ему сил и энергии, заставляли думать и действовать твердо, решительно и умело.
При появлении двух «мессершмиттов» бомбардировщик стал уходить в гущу туч, дав возможность истребителям сопровождения «пободаться» с противником. Чем закончился воздушный бой спустя некоторое время, Сергачев не знал, четверть часа крепко зажмуривая глаза и плотно прижимая полы мягкого шлема к ушам. Вскоре к одинокому «Пе-2» присоединилась эскадрилья других бомбардировщиков, и вместе они пересекли границу Белоруссии и Литвы. До рубежей Восточной Пруссии оставались считаные километры полета…
* * *
Сумерки накрывали местность нехотя, будто специально вредили группе Неупокоева. Минуты тянулись долго и мучительно, а ночь все не спешила окутать прусские земли. Ведь для любого разведчика темнота всегда была лучшим временем суток.
Одинокая дрезина с тремя немцами колесила на перегоне Гумбиннен – Айсштадт туда-обратно уже два часа, что давало лейтенанту повод для положительных выводов – литерный не мог находиться на этом участке. Ему нужен был простор для езды. Сейчас он, скорее всего, еще находился в замаскированном укрытии, ожидая ночи, чтобы двинуть дальше, но пока парни не смогли вычислить никакого крупногабаритного схрона с местом отстоя поезда. Изучив перегон от самой окраины Гумбиннена до Айсштадта, для чего пришлось троим бойцам переодеться в форму эсэсовцев и исколесить на мотоцикле двадцать километров часто на виду у постов и местных жителей, лейтенант сделал вывод, что литерного западнее этого участка нет. Уже нет! Это означало, что объект находится либо дальше на востоке, либо уже вошел в Литву.
Неупокоев теребил шнурок завязки маскхалата, лихорадочно обдумывая план дальнейших действий. Он иногда поглядывал на раненого Матвеича, жующего какое-то снадобье из личного сидора. Лиза шепнула командиру, что это что-то типа опиума, но лейтенанту было все равно, что там рассасывал его боец, лишь бы это помогало.
Бензобак мотоцикла, отработавшего свой ресурс, опустел, мотоцикл изуродовали и замаскировали в кустах. Одинокого верхового жандарма, осматривающего сельскохозяйственные владения местного главы Айсштадта и напоровшегося на РДГ, Селезень снял со снайперской винтовки. Лошадь привязали к дереву, сунули ей пучок травы, труп раздели и спрятали.
– Командир, разреши мне покататься на кобылке? – Машков уселся рядом с лейтенантом, заглядывая ему в глаза. – Переоденусь, под видом местного смотрителя объеду поселок, гляну, что на той стороне. А?
– А что, товарищ лейтенант, хорошая идея. Издалека его не примут за врага, за верховым гоняться на транспорте несподручно, зато он проберется сквозь любые препятствия, – поддержал товарища Васюков, наворачивающий тушенку с ножа.
– Проберется, если на патруль не напорется.
– Так я заранее высмотрю любой патруль. Объеду. Че, я глупый, что ли?
Неупокоев посмотрел на сержанта, будто силился дать ему какие-то наставления, но голова не родила ничего, кроме:
– Давай… только аккуратно, Вась!
– Е-есть! – Машков вскочил и метнулся к груде одежды и амуниции убитого жандарма, начал раздеваться, радостно напевая под нос.
– Значит, так, – лейтенант осторожно, чтобы не беспокоить колено, поднялся, разглядывая играющие мышцы на голой спине суетящегося бойца, – в поселок открыто не лезь, минуешь его, держись железки на восток. Пока светло, постарайся обследовать путь максимально дальше. Ищешь укрытие поезда. Заметишь такое, запомни ориентиры и тут же возвращайся. Все ветки и тупики в ответвлениях железки тоже нужно осмотреть. Увидишь скопление охраны – это тоже, вероятно, близость литерного. Не лезь в пекло и никакого геройства! Понял меня?
– Слушаюсь, товарищ лейтенант.
– Нам нужно найти его и устроить лежку поблизости. А там в полночь и светить начнем, нашим сигналить. Если прилетят, то здорово, если нет, то хоть зажжем маскировку грызуна и сами попробуем покоцать рельсы и танк. Уяснил?
– Так точно.
– Мы в поселок лезть не можем, поэтому как-то краем осмотри его на предмет депо или ангара. Если все чисто, скачи дальше. Прямо уж по шпалам не носись, а то подозрение вызовет, что какой-то хрен из полевой жандармерии отирается на секретном пути.
– Да я понял, понял, командир! – Машков напялил летнюю кепку с козырьком на бритую голову, повесил на шею блестящий горжет и в трофейном обмундировании стал вылитым фрицем.
– Ну, ексель-моксель, натуральный «цепной пес»! – резюмировал лейтенант.
– Селезень, ты пальнуть аккуратно не мог, чтобы кровяки поменьше было? – съязвил Шишкин, рассматривая Машкова и бурое пятно с дырочкой на мундире, прикрывающем его спину. – Белке в глаз, поди, попадаешь, а тут чего так?
– Дык… Я ж… Он вас увидел и к винтовке потянулся, шухер чуть не поднял. Некогда было выцеливать, – виновато ответил снайпер.
– Ничего… его никто рассматривать не будет. Да… да еще ночь на носу, – прошептал Матвеич, лежащий возле Лизы.
– Встречаемся вот здесь, за ветряной мельницей, – Неупокоев показал на карте место, приблизившись вплотную к Машкову, – но до одиннадцати ты по любому должен успеть. Сигнал своих – сова два раза. Понял?
– Так точно.
– Ну, сержант, удачи тебе! И помни, что от бдительности твоей многое зависит. Не упусти литерный и в лапы к фрицам не попадись. Дуй.
– Есть. Спасибо. Сделаю.
Сержант отвязал лошадь, бросил прощальный взгляд на товарищей, подмигнул Пешковой и ловко вскочил в седло. Видно было по всему, что опыт обращения с лошадьми у Машкова имелся приличный.
Он махнул своим и, дернув вожжи, поскакал через заросли к полю. Лейтенант долго еще смотрел ему вслед, раздвинув ветки кустарника и обдумывая что-то очень важное.
* * *
В назначенное время Машков в указанном месте не появился. Вдалеке слышалась стрельба, но не совсем в том квадрате, где он мог обитать. Неупокоев не на шутку разволновался, часто поглядывая на циферблат часов и вскидывая бинокль. Хотя, что могла дать оптика в непроглядной ночи, он не мог сказать, но волнение командира распространилось на всех бойцов. Да еще Селезень из своего поста наблюдения просигнализировал утиным кряканьем об опасности. Группа быстро сменила позиции и приготовилась к встрече противника, гадая о его количестве.
Враг объявился со стороны запада силами штурмовой роты СД, явно прочесывая местность по правую сторону железной дороги. Видимо, тот пенсионер, руливший на стареньком велосипеде, которого разведчики видели два часа назад возле Айсштадта, все же доложил куда следует об одиноком бронетранспортере в лесополосе. А может, немцы просто устроили режимный обход стратегически важной магистрали перед или после прохождения литерного.
Так или иначе, но штурмовики направлялись прямо на засаду РДГ, смело и открыто шествуя по кустам и полянкам вдоль железнодорожного пути.
– Черт побери, не успели мы до полуночи найти литерный! Группа, к бою! – Лейтенант схватил «МГ-42», стал наматывать запасные ленты на руку и раздавать команды. – Бережем радистку и пленных. Лиза, они на тебе. Хватай по пути Селезня, пусть вас прикрывает. Ясно?
– Да. То есть так точно. А вы… а ты, командир? – Лиза навешивала на себя оружие и подсумки с боекомплектом, пинала пленных, жестом показывая им вставать.
– Выполнять! Бегом-м. Держи курс на восток, квадрат 4 Ж. Сбор там. Мы задержим фрицев здесь и будем уводить их на юг. Боюсь, эта рота не все, кто послан за нами! На той стороне железки тоже могут оказаться немцы. Шишкин, пока не заводи свою коробочку, выдашь нас мотором. Как услышишь стрельбу, уезжай на север, перемахнешь насыпь с железкой, дуй к озеру вдоль реки. Оттянешь их мотопехоту. Вырвешься – встреча с Пешковой и Селезнем в квадрате 4 Ж. Как понял?
– Есть, командир. Что с Матвеичем?
– Я с вами, братцы, – прохрипел раненый, пытаясь приподняться в кузове бронемашины.
– Шишкин, отвечаешь за Матвеича…
– …Командир, палево. Они уже в полста метрах от нас, – сообщил шепотом Васюков, изготавливая свой пулемет к стрельбе, – с собаками идут. Ненавижу этих псин!
– Шишкин, у тебя останутся гранатомет, зажигалки и ракеты. Сохрани их. Как хочешь. Если повезет, напорешься на литерный, ровно в полночь зажги его. Если… если мы не подтянемся, будешь старшим. Машкова встретишь, командует он. Парни, нужно найти эту «Крысу» и замочить ее. Слышите?
Разведчики закивали, даже Матвеич пробурчал что-то вроде «сделаем, командир». По знаку лейтенанта все тихонько рассыпались в стороны, Неупокоев задержался на секунду, мысленно прощаясь со своими товарищами, потому что он знал точно – выжить после обнаружения себя отборными частями гитлеровцев почти невероятно. Но дешево отдавать их жизни он не хотел.
– Васюков, держи канаву и насыпь, я слева. После первой отстрелки уходим южнее, меняем позиции и повторяем.
– Есть, командир.
– Работаем, старшина.
– Всыпем этим гадам!
Лиза, увлекая пленных, скрылась в кустах, позже к ней присоединился Селезень, карауливший фланг. Шишкин уселся за руль машины, положил рядом автомат и гранаты, тяжело выдохнул и закрыл глаза. Матвеич кряхтел и стонал, взбираясь по обшивке борта, потом прильнул к станковому пулемету, отдышался минуту и стал привязывать себя ремнем к скобе кабины. Расстрелянная спина невыносимо ныла, раны вновь закровоточили, но рядовой скрежетал зубами и упорно устраивался для боя.
Одинокая иволга перестала развлекать разведчиков ночной трелью и замолкла, услышав лай собак. Мельница на заднем фоне группы медленно крутила лопастями, словно огромный великан силился помочь людям, но не мог сдвинуться с места.
Прожектор с головного бронетранспортера прошерстил лесной массив сбоку и выхватил из кустов борт транспорта, в точности похожего на себя. Не успели немцы среагировать на обнаруженный броневик, проходящий по сводкам поисковых патрулей, как меткой короткой очередью и световое устройство, и наблюдателя срезало из черных зарослей. Тотчас какофония возросла, накрыв округу беспорядочным шумом: крики, лай, треск оружия, рев маневрирующего транспорта.
Шишкин под этот гвалт завел машину и стал выруливать вбок, затем повел ее низинкой к наиболее пологому месту железнодорожной насыпи, все же придерживаясь «зеленки». Васюков перевел огонь на наиболее густые кучки противника, выкашивая самых строптивых или замешкавшихся. Лейтенант пока не выдавал своего присутствия из тактических соображений, но когда две спущенные овчарки понеслись разъяренными чудовищами в сторону старшины, пришлось сбить их стремительные тела двумя очередями.
Штурмовики мигом сообразили, что в ложбине между насыпью и холмом с мельницей им не пройти, более того, на открытой местности с негустой растительностью их выкосят очень быстро. Поэтому по мановению офицера, сидевшего в бронемашине, солдаты стали сосредотачиваться ближе к возвышенности, перетекая на фланг Неупокоева.
– Меняй позицию, старшина! – крикнул лейтенант, посылая короткие очереди в мелькавшие на взгорке силуэты.
Васюков, опустошив одну ленту, схватил пулемет и перекатился влево метра на два, вынул пару немецких гранат, изготовился к броску. Примерно в том месте, где он лежал до этого, раздался взрыв. Бойца не посекло осколками, но ударной волной повалило на спину. Старшина, грязно ругаясь и сплевывая чернозем, метнул одну за другой обе гранаты и припал к земле. И вовремя – очередь из станкового пулемета срезала ветки куста, за которым он вскакивал. Два взрыва возле броневика немцев выключили слепящие взор фары и на время заткнули стрелка.
Пока Васюков перезаряжал свой пулемет, Неупокоев сеял смерть и панику в рядах метавшихся фрицев. Через пару минут старшина услышал:
– Пустой, перезарядка.
– Понял, командир.
Васюков пустил пару очередей и побежал еще левее, остановился, присел и снова дал три короткие.
– Командир… уходи к мельнице… занимай там оборону. Я подтяну… подтяну их на себя-я, – заорал старшина, стреляя между словами.
– Еще щелчок и потом…
Лейтенант бросил гранату, стал менять коробчатый магазин на новый, медленно отползая в сторону. Где-то на насыпи мелькнули фары машины Шишкина, надсадный рев движка тотчас исчез на той стороне железки.
«Хорошо! Успел», – подумал Неупокоев, клацая вставленным магазином пулемета, а вслух сказал:
– Старшина, я готов.
– Еще малеха…
Дробный треск оружия Васюкова смолк, лейтенант успел кинуть еще гранату. Немецкие «колотушки» летали дальше, чем советские ручные «лимонки», из-за специфического исполнения гранаты в виде длинной деревянной рукоятки и небольшого набалдашника, удачно продуманного центра тяжести. На этот раз бросок удался – взрыв возле самого бронетранспортера надолго заглушил его огневой станок.
– Пошел.
Снова прикрывающий огонь, иногда попадающий свинцом в цели. Старшина сделал две перебежки и оказался левее командира, стал обновлять магазин «МГ-42». Из-за насыпи показались немцы, пешие и на одном мотоцикле с люлькой и пулеметом, свет фары стал метаться по кустам с засевшими разведчиками. Послышались треск автомата и глухие щелчки карабинов. Пули стали кучно ложиться возле двух смельчаков, осыпая листву и сбитые ветки с кустов.
Васюков выругался, быстро меняя позицию, но его и лейтенанта спас огонь броневика Шишкина. Мотоцикл завертелся и покатился в кювет, несколько гитлеровцев пало под ливнем пуль крупного калибра.
– Кто там мочит? Шишка вылез из берлоги? – удивился старшина, вставляя в ячею новую коробку с лентой.
– Матвеич жжет… Его стиль! – пробурчал Неупокоев, вслушиваясь в точки-тире-точки оригинальной стрельбы опытного бойца. – Нашел в себе силы… Красава!
– Тады еще повоюем, командир?! – восторженно крикнул Васюков и начал молотить с двух рук на весу.
Лейтенант метнул дымовую гранату в редкие кусты между мельницей и немцами, поднялся и стал ковылять на пригорок.
– Прикрывай, старшина-а!
– Уже… уже, командир-р…
Как бы немцы ни отсекали мельницу от двух вражеских стрелков, но все же позволили им достичь укрытия и засесть там. Оглушенный взрывом офицер отдал бразды правления унтер-офицеру, а сам спрятался за броней машины и вызывал подмогу смежников. Потеря почти взвода его солдат из всей роты грозила перевесом сил в бою, где умелые действия диверсантов вели к успеху и скорой победе. Он брызгал слюной, постоянно нервно вытирал потное лицо платком и чуть ли не грыз переговорное устройство блока связи. Страх и критическое чувство ответственности, выходящей из-под контроля, заставляли офицера кричать в трубку и часто вздрагивать от стука пуль по машине и выстрелов возле нее.
Бледная луна, недавно сменившая солнце, скрылась за тучками, но долгожданную прохладу все же подарила земле. Темень сковала окрестности железной дороги и позволила обеим враждующим сторонам перевести дух и обдумать свое положение.