Даня

Было у отца три сына…

Их осталось двое: он и брат. С раннего детства отец готовил их к тому, что выживет только один. Только одному суждено прервать цепочку смертей, снять проклятье.

И Даня всегда знал – это не он.

Сразу после смерти среднего брата осознание собственной бесполезности легло на его хрупкие плечи. Он остался самым младшим, самым хилым, самым ничтожным.

Отец даже не пытался скрывать от него своего пренебрежения. Он всегда выделял того, другого, обещал передать ему знания и силу. А Даня был всего лишь разменной монетой, пешкой, агнцем, возложенным на жертвенный камень. Иногда, засыпая, он представлял не свое будущее, как делали все нормальные люди, а собственную смерть. Интересно, какой она будет? Даня умирал сотни и тысячи раз: горел в огне, падал с огромной высоты, однажды даже умер от старости. Это была его любимая версия смерти, самая желанная, такая недостижимая.

Старший брат никогда не воспринимал Даню всерьез. Зачем любить щенка, который, ты точно знаешь, однажды исчезнет? Потенциальный покойник не заслуживает хорошего к себе отношения. Напрасная трата сил и времени.

Шли годы. Каждое утро для Дани было подобно оплеухе, полученной от жизни. Он просыпался, смотрел в потолок, думая: сегодня я точно умру. И снова перед глазами проходила кинопленка с сотней и сотней вариантов, среди которых не было того, самого желанного. Бесчувственная рука монтажера вырезала главный кадр. Он был лишним и не вписывался в хронометраж.

Проходил день, выключался кинопроектор, пленка заканчивалась и билась обрезанным хвостом о бобину. Еще один выторгованный у судьбы день.

Его кино всегда было черно-белым и немым. Фигуры двигались, размахивали руками, открывали рты. Все это действо перемежалось короткими вставками текста, который он даже не всегда успевал читать. Но каждый раз все повторялось, и очень скоро Даня выучил сценарий своей жизни наизусть: утро, приносящее ожидание, – вот-вот, еще немного; бессмысленный день в окружении черно-белых статистов; ночь, в которой нет даже снов, только гулкое забытье.

Когда в его безумном пустом мире появилась рулетка, сам Даня даже не понял. Просто в какой-то из бесконечно безликих дней к серым тонам добавились новые цвета: красный и зеленый. Он даже не удивился: вся его жизнь была такой же рулеткой, на которой он скакал точно стальной шарик, не зная, в какую ячейку упадет. До сих пор ему везло, он всякий раз оказывался на «зеро», обнуляя запущенный счетчик.

В реальной игре ему везло куда меньше. Долги копились со скоростью снежного кома, катящегося с горы. Он справлялся ровно до того момента, пока вдруг не очнулся на больничной койке. Это был вариант смерти номер семнадцать, не самый изящный и один из наиболее болезненных. Да, каждой нафантазированной смерти он давал номера, а за тридцать четыре года жизни запомнил каждый, мог без запинки перечислить их все.

Он снова выжил. Снова обманул капризную фортуну, которая почему-то покидала его за игровым столом, всякий раз пересаживаясь к новому игроку.

В голове играла навязчивая мелодия с такими простыми, но настолько пронзительными словами, что в какой-то момент он начал думать, что написана она специально для него и про него: «Не везет мне в смерти, повезет в любви…» И когда среди черно-белой массовки появилось яркое пятно, он понял, что жить на свете стоит.

У его любви были пронзительные серые глаза, похожие на маленькие льдинки. Он думал, что она сможет все изменить. Исправить его. Как же он ошибался. Даже глаза-льдинки не могли оторвать его от рулетки, где скакал стальной шарик.

Даня думал, что нет ничего больнее смерти. Любого из ее вариантов. Оторвать душу от тела не так-то просто, это приносит сильнейшие страдания. Думал, пока не увидел ее слезы. Она так и говорила: «Ты убиваешь меня своим равнодушием, я боюсь его!»

А он боялся признаться, что любит ее. Да и как признаться в том, чего он никогда не испытывал. Он мог надолго исчезать из ее жизни, не звонить, не приходить. Она страдала. Боль передавалась и ему. Тогда он понял, что больнее смерти может быть боль любимого человека, и от такой боли тоже можно умереть (этот вариант смерти он тоже занес в свой список).

Даня совершал множество ошибок, просил Аню делать для него ужасные вещи.

Она делала.

Ничего не спрашивая, ни в чем его не виня. Украденные драгоценности до сих пор жгли ему руки. Он донес их до ломбарда, но так и не сдал. Теперь они покоились в мешочке в изголовье Аниной кровати, а Аня лежала без сознания. И ведь это он сам едва не убил ее! Его заставили сделать это одной короткой фразой: «Ты обещал».

Когда-то давно Даня решил, что принесет себя в жертву ради спасения семьи. Если тот, другой брат смог, значит, сможет и он. Нужно было лишь дождаться, какая цифра выпадет на его рулетке, когда случится миновать «зеро».

Она открыла глаза всего на мгновение. Улыбка озарила бледное лицо. Они зачем-то сбрили ее красивые волосы, но даже без них она все равно оставалась прекрасной. Серые глаза-льдинки блеснули и снова потухли.

– Аня, я люблю тебя. – Его сухие губы коснулись мокрого холодного лба, и, кажется, в ответ он услышал ее признание.

Возможно, это их последняя встреча. Но черт возьми, ничего прекраснее он и представить себе не мог.

Конечно, она его не слышала, но он все равно говорил и говорил.

– Я всегда был пустым местом, и только ты наполняла меня, только с тобой я на время забывал о своем проклятье. Прости меня, родная. Это я позвонил твоей сестре. Я знал, что она не станет думать и перепроверять, а сразу же бросится сюда. Он перехватил ее по дороге, предложил подвезти. Она такая наивная. Ты обязательно должна жить, без тебя она пропадет.

Приборы, к которым Аня была подключена, вдруг бешено запищали.

– Дай мне всего минуту, я расскажу и уйду. Одну минуту.

Техника успокоилась. Она слышала его. Теперь он знал это точно.

– Не волнуйся, он не причинит ей вреда. Ему нужен ангел, и когда старуха отдаст его, он отпустит твою сестру. Отец проведет обряд, он знает, что нужно сделать. Проклятье спадет. Надеюсь, что оно не успело тебе навредить, моя родная. Я хотел забрать ангела сам, был в квартире твоей сестры, но не нашел его. Я даже не подозревал, что в тот день, когда забирал драгоценности из твоего рюкзака, фигурка была у тебя. Все могло закончиться уже тогда. Теперь сложнее. К отцу приезжал какой-то человек и рассказал про ангела. Оказывается, отец даже не знал, что фигурка найдена, он считал ее бесследно утерянной. Брат обманул и меня, и его. Я не знаю, как им помочь, но помогу тебе.

Ведь это я виноват в том, что ты теперь здесь. Брат давал мне деньги, много денег. Говорил, что дает просто так, а потом приказал сделать это с тобой. Я хотел лишь напугать тебя, но не справился с управлением. Теперь моя жизнь – твоя. Хочу, чтобы твои глаза-льдинки всегда улыбались.

Приборы снова сильно запищали. Он же спокойно встал и поцеловал ее в губы. Прошел к окну, взобрался на подоконник…

Ветер подхватил его душу, а тело рухнуло на асфальт с глухим шлепком.

Умирать оказалось совсем не страшно. А ведь вариант номер тридцать четыре так сильно пугал его.

В палату вбежали люди в белых халатах.

Они громко переговаривались, звучали непонятные для Дани слова. Но когда он услышал:

– Девочка точно родилась в рубашке, теперь выкарабкается, – душа его покинула палату.

Он наконец-то был свободен.