Глава 26
С той ночи на Абаканском кладбище прошел год, а Чемагин до сих пор отчетливо помнил каждую мелочь, каждую незначительную деталь: звук, с которым лопата вгрызалась в землю, шум берез, шорох падающих капель.
Надгробная плита покосилась и вросла в почву. У Чемагина сердце чуть не выскочило из груди, когда он осветил фонариком выбитую на камне надпись. Он так волновался, что не сразу смог прочитать фамилию усопшего и дату его смерти. Тысяча девятьсот сорок девятый…
«Почему это для меня так важно? – недоумевал он. – Какое мне дело до этого мертвого человека? Почему мне снилась его могила? Быть может, это игра моего воспаленного мозга?»
Чемагин принялся копать, не отдавая себе отчета, какой в этом смысл. Зачем он разоряет чужое захоронение? Как ни странно, он чувствовал, что имеет на это право и что усопший не затаит на него зла.
Лопата наткнулась на прогнившие доски гроба. Чемагин остановился, отдышался и вытер рукавом потное лицо. Он вошел в раж и не обращал внимания на прострелы в спине. Начал копать осторожнее, дабы не пропустить что-нибудь существенное. Он не знал, что. Золотое украшение, пуговицу, фрагмент одежды. Зачем-то ведь ему понадобилось раскопать эту могилу! Он полагался на свою интуицию, которая не раз выручала его в экстремальных ситуациях.
Влажные комья земли, которые он выбрасывал наверх, осыпались обратно. Чемагин устал. Спина ныла, сердце билось тяжелыми толчками. Он опять остановился перевести дух.
В раскопе показались кости. Там, где должна быть голова, белел череп. Чемагин наклонился и осмотрел его. Целый, зубы почти все на месте. Значит, покойник не успел состариться.
Фонарь, пристроенный на краю ямы, вдруг свалился вниз и потух. Копатель обомлел. К счастью, кромешная тьма ему не грозила. Он присел на корточки и посветил себе карманным фонариком, который захватил про запас. Голубоватый луч упал на череп, спустился ниже… Чемагин заметил в земле какую-то круглую штуковину, потянулся за ней и вскрикнул. В позвоночнике вспыхнула боль. Кусая губы, он кое-как очистил найденный кругляшок и сунул в карман…
Засыпать могилу не было ни сил, ни желания. Однако и бросать ее так негоже. Преодолевая дурноту, Чемагин выбрался наверх и взялся за работу. Ширк! Ширк! Ширк! Земля полетела в яму. Каждый бросок давался ему с трудом. Казалось, он вот-вот не выдержит и упадет, скатится в могилу и останется там навсегда. Это его могила!
Пелена боли затягивала сознание. Как Чемагину удалось закопать яму и доковылять с кладбища до шоссейки, он не помнил. Все вокруг плавало в тумане, тело не слушалось. Он двигался на автопилоте.
Наутро Чемагин очнулся в лесопосадке у дороги. За деревьями шумели машины. Его одежда была испачкана землей, на подошвах ботинок налипла грязь. Бородатое лицо склонилось над ним, то расплываясь, то обретая резкость.
– Эй, мужик… ты пьяный?
– Гляди, вывалялся весь, как свинья, – отозвался чей-то голос. – Брось ты его, Петруха. На смену опаздываем!
Чемагин не пил. А его постоянно принимали за алкаша. Какая злая ирония! Он опустил веки и провалился в тревожное забытье…
Кто-то помог ему подняться, прийти в себя. Эти внезапные обмороки наполняли его страхом. Жизнь превращалась в ад, и единственным спасением было подстегивать себя еще большей опасностью. Клин клином, как говорится.
На следующий день Чемагин уехал из Абакана, чтобы никогда не возвращаться. Он перестал видеть во сне чужую могилу и понял, что это была подсказка…
* * *
– Я его боюсь! – жаловался Пашка матери. – Он псих!
– Не говори так, сынок. Это же мой брат, твой родной дядя. Нас всего трое на белом свете. Мишаня болен. Он поправится, и все образуется. Вот увидишь! Он добрый, хороший. Но профессию выбрал ужасную. Это его и подкосило.
– Ты как хочешь, а я с ним оставаться не буду. К Димону жить перейду. Он согласен.
– Какой еще Димон? Травку вместе курить вздумали? – всполошилась Анюта. – Я тебе покажу травку!
– Да он бросил, ма…
– Мало мне горя, не хватало сына-наркомана!
– Ты на своего братана погляди, – не выдержал парень. – Он на людей бросается! Чуть не прибил меня давеча! У него глюки! Завтра нас с тобой за крыс примет и отравы в еду подсыплет!
– Ты Мишаню не тронь. Он ко мне спасаться приехал, и я его вылечу. Костьми лягу, а помогу брату встать на ноги.
– Ага! Вылечишь, если жива будешь.
– Заткнись, придурок! Твои дружки вон, уже вторую женщину прикончили!
– Че ты гонишь? – присмирел Пашка. – Это не они.
– Полиция разберется. Я слышала, отец Авиловой частного сыщика нанял. Профи! А ты случайно не с дружками опять в ту ночь гулял?
Анюту мучил этот вопрос, но у нее язык не поворачивался намекнуть сыну, что она подозревает его если не в убийстве, то в соучастии. Сейчас он ее по-настоящему разозлил, и она решила выяснить страшную правду.
Пашка вытаращил глаза.
– Я дома был. Не помнишь, что ли? Пока доктор дядьку осматривал, я на крыльце курил. Потом на пустыре крик раздался, жуткий такой… у меня аж мурашки по телу. Я в своей комнате закрылся и спать лег.
Анюта ему не верила. Проводив доктора с медсестрой, она вернулась к постели брата и просидела с ним до утра. Так и задремала, сидя подле больного. С сыном она увиделась только за завтраком. Где он провел ночь, неизвестно.
– Ты думаешь, я вру, блин?
– Ой, гляди, Пашка, допрыгаешься, – с сердцем сказала она. – Частный сыщик не то что местные менты. Он живо до всего докопается! Авилов ему большие деньги платит.
– Пусть копает. Я дома был! Спал!
– Я-то скажу, что ты был дома. Но если прижмут твоих дружков…
Они разговаривали в сарае. Парень колол дрова для печки, а мать решила провести с ним профилактическую беседу.
– Все! – психанул он, бросая топор. – Ты меня достала! Типа я преступник, да? Мокрушник?!
– Что за жаргон! – ужаснулась мать. – Где ты таких слов набрался? У друзей своих, уголовников?
– А твой Мишаня – чокнутый!
– Не смей обзывать родного дядю! Не дорос еще! Сопляк! Ты ему в подметки не годишься!
Они кричали друг на друга, стоя над кучей дров и размахивая руками. Первым не выдержал Пашка. Он плюнул и выскочил во двор, побежал к дому. Мать застыла на месте, глядя ему вслед. Она пожалела, что затеяла ссору, но не знала, как это исправить. Взяла топор и, чтобы выпустить пар, принялась колоть поленья. Ей не привыкать.
Между тем парень ворвался на веранду, схватил свою куртку и выбежал вон. Дверь сарая была открыта, и Анюта видела, как он быстро пересек двор и хлопнул калиткой. Ну все! Теперь точно напьется и надебоширит ей назло!
– Что ж за наказание такое… – простонала она, выронила топор и расплакалась.
Как Пашку без отца растить? Ему твердая рука нужна, ежовые рукавицы. А что она? Баба слезливая. Только и умеет, что кричать да реветь. Еще Мишаня на ее голову свалился. Хлопот прибавилось, а помощи никакой. Не везет ей с мужиками! Муж пьяница попался, сын в него пошел. А брат, похоже, свихнулся на своей археологии. Шуточное ли дело – могилы разорять. Пусть даже там одни черепки. Небось, мерещатся мертвые-то, приходят за своим скарбом…
Поплакав, Анюта отправилась растапливать печь, готовить еду. Она стряпала и прислушивалась, спит ли больной. Из комнаты брата не доносилось ни звука.
Когда картошка поспела, Анюта спустилась в погреб, набрала соленых грибов, капустки и накрыла стол. Села одинешенька, пригорюнилась. Где Пашка? Куда понесла его нелегкая? Она позвонила сыну на мобильный. Телефон запиликал в горнице. Сын забыл его дома!
Анюта еще сильнее расстроилась. Не надо было затевать скандал. У нее просто сдали нервы. Весь город гудит, словно растревоженный улей. Второй труп на пустыре испугал обывателей. Полиция с ног сбилась, в Грибовке объявился частный детектив. Местная газета пестрела зловещими заголовками: «Грибовский душитель», «Смерть на пустыре», «Маньяк выходит на охоту». От этого на душе становилось тяжко, муторно.
Не дай бог, ее сын замешан в ужасных преступлениях! Анюта гнала от себя эти мысли, но они донимали ее днем и ночью. Тело учительницы обнаружили на том же месте, где лежала погибшая медсестра.
– Нет, мой Пашка не убийца…
Она умылась холодной водой и пошла будить брата. Каково же было ее изумление, когда комната оказалась… пуста!
– Мишаня! Ты где?
Впору было заглянуть в шкаф и под кровать. Анюта понимала, что это глупо. Она открыла окно и внимательно осмотрела пожухлую траву. Никаких следов.
Анюта обошла весь дом, проверила, на мести ли куртка брата и его обувь. Не раздетым же он отправился на прогулку? Не босиком? Правда, исчезли его тапочки.
Она вспомнила о чулане и побежала туда, подергала замок. Заперто.
– Мишаня… – позвала она и прислушалась.
За дверью стояла тишина. Крысы не скреблись, да и не было их там. Пашка прав, в доме происходит что-то странное.
– Мишаня! Братик! Ты живой?
Из чулана никто не отозвался. Анюта сбегала за ключом и дрожащими руками открыла замок. Зачем-то перекрестилась перед тем, как отпереть дверь.
В чулане тоже было пусто…
