Глава 18
Анюта собрала на стол и позвала домочадцев ужинать. Брат ел неохотно, зато Пашка уплетал за обе щеки.
– Я тут… в чулан заглядывал, – вынужден был признаться Михаил. – Там крысы развелись, по-моему.
– Крысы? – изумилась хозяйка.
– В полу дырка, мам, – с полным ртом сообщил парень. – Дядя Миша хотел туда отравы накидать. Но у нас не оказалось.
– Какие крысы? Откуда? Может, тебе почудилось, Мишаня? Как твоя ангина? Лучше?
Анюта сыпала вопросами, скрывая замешательство. Опять чулан на повестке дня.
– А ключи-то я с собой ношу, – добавила она. – Как вы чулан открыли?
– Это не я! Это дядя Миша…
Она перевела взгляд на брата, и тот виновато пожал плечами.
– Я шпильку вместо ключа взял.
– Крысы… – озадаченно повторила Анюта. – Экая напасть! Не дай бог, разведутся!
– В чулане им есть нечего, а самогон они не пьют, – ввернул Пашка. – Бутыль не прогрызут, не бойся. Разве что в дом залезут.
– Дырка-то глубокая?
– Не очень. Кулака на два.
– Ладно, я посмотрю, – нахмурилась женщина. – Ты ешь, Мишаня. Тебе сил набираться надо. Горло-то болит еще?
– Болит. Но температура нормальная.
К боли Слепцов привык, а кошмары его донимать перестали. Может, нынешняя ночь пройдет спокойно, и он выспится. Дневной сон – не то. Потом голова как ватой набита, тело вялое.
– Доктор прийти обещался, проведать тебя. Видно, с этим убийством забыл.
– Какое убийство? – насторожился Михаил.
– Медсестру из поликлиники на пустыре нашли. Мертвую. Жалко ее, незамужняя, бездетная. Жизни не видела, а уже на том свете.
Пашка поперхнулся и выскочил из-за стола. Анюта подперла голову рукой и горестно вздохнула.
– Когда это случилось? – спросил Слепцов.
– В ту ночь, как тебя кто-то в чулане запер, и случилось.
Он перестал жевать и отодвинул тарелку. Эта новость неприятно поразила его.
– В ту самую ночь? Ты ничего не путаешь?
– Об этом вся Грибовка гудит. Захочешь, не спутаешь.
Михаил замолчал, хлебнул чаю и встал из-за стола.
– Пойду, прилягу…
– Пашка! – позвала Анюта. – Иди, доедай! Картошка стынет!
Сын прокашлялся и сел подле нее. Ему не терпелось спросить, что люди говорят, но он не решился. Вдруг мать неправильно поймет?
Она сама завела об этом речь:
– К тебе участковый не приходил?
– Нет. А должен?
– Дружков твоих допрашивали, небось?
– Типа да. Только они про меня ни гу-гу.
– А ты и поверил? – усмехнулась она. – Станут они тебя выгораживать! Своя рубашка ближе к телу. Если жареным запахнет, они тебя с потрохами сдадут.
– Че меня сдавать-то? Я, блин, не при делах…
– Кто разбираться будет? Найдут козла отпущения и посадят. Ментам лишь бы убийство раскрыть.
Парень нервно кусал губу. У него самого сердце не на месте, а мать нарочно нагнетает. Хочет его с друзьями рассорить.
– Ладно, не кисни, – сжалилась она. – Обойдется как-нибудь. Я маслица в лампадку подлила, молиться буду. Бог милостив!
Пашка долго молчал, прикидывая, говорить матери о своих подозрениях или нет.
– Ты бы с доктором посоветовалась насчет дядьки…
– Зачем? Он идет на поправку, слава богу.
– Да странный он какой-то. Крыс придумал, в чулан опять полез…
– Может, там и правда крысы развелись?
– Я после него весь пол облазал, – оглянувшись на дверь, прошептал Пашка. – Крысами и не пахнет! Дырка в углу есть, но пустая. Я проверил.
– Надо ее цементом заделать. В сарае осталось немного.
– Может, у дядьки того… типа крыша поехала? Он же больной!
– От ангины крыша не едет! – сердито отрезала мать.
– Что-то с ним не так… В прошлый раз он в чулане закрылся, теперь опять…
– Как это он мог снаружи закрыться? Молчи лучше! Это твои проделки!
– Че сразу мои…
* * *
Пациентку с артритом сменил на приеме Чемагин. Он был счастлив, что пришла его очередь и он отделался от приставучей бабенки. Та так и сверлила его глазищами, так и сверлила. Он терпеть не мог, когда его пронизывают, словно рентгеном.
– Вы чем-то расстроены? – осведомился доктор. – Боли усилились?
Он стоял, прислонившись к подоконнику. За столом сидела медсестра и что-то записывала в журнал.
Чемагин окинул ее недобрым взглядом и шумно вздохнул. Спина ощутимо давала о себе знать, о чем он и сообщил Бортникову.
– Может, вам массажик предложить? У нас в поликлинике отличный массажист.
– Массажи я уже пробовал. Я вижу, вы несерьезно относитесь к моей болезни. Вам, как и прочим врачам, плевать на чужие страдания.
– По-моему, все наоборот. Это вы не хотите искать причину своего недуга.
– Разве это не ваша работа?
– Чужая душа – потемки, – улыбнулся доктор, как будто произнес удачную остроту.
– Вы полагаете, болезнь гнездится в душе? Какое учебное заведение выдало вам диплом врача?
– Столичный университет.
«Он издевается надо мной, – подумал Чемагин, прилагая усилие, чтобы не коснуться рукой талисмана. – Цирк устраивает перед этой смазливой девицей! Распускает хвост, как павлин. Небось, кадрит ее, надеется переспать! Если бы они уже были любовниками, он вел бы себя скромнее».
– Я вам не подопытный кролик.
– Боже упаси! У меня и в мыслях не было ставить на вас опыты.
Мариша залилась краской. Перепалка между доктором и пациентом противоречила ее профессиональным принципам. Кирилл Сергеевич перегибает палку, нарывается на скандал. Она желала бы положить этому конец, но не посмела вмешаться.
– Вашей помощнице стыдно за вас, – заметил ее румянец Чемагин. – Вы собираетесь меня лечить? Между прочим, я плачу вам деньги.
– А я их усердно отрабатываю.
– Допустим. Но где результат?
– Исцеление – это взаимообразный процесс. В нем участвуют оба, и врач, и пациент. А вы хотите всю ответственность переложить на меня. Так дело не пойдет.
– Что еще от меня требуется? – насупился Чемагин. – Я выполняю все ваши рекомендации, а толку ноль.
– Вы обещали подумать, зачем вам нужна ваша болезнь. Какую выгоду вы извлекаете из нее?
– По-вашему, мне выгодны мои мучения?
– Ваш ум говорит, что нет. Но я отказываюсь общаться с вашим умом. Мне нужен контакт с вашей сутью! Вы закрылись от чего-то в себе, Чемагин. Вы играете в прятки с самим собой. И хотите вовлечь в эту игру меня.
– Вы просто бессильны перед недугами и не нашли ничего лучшего, как обвинять больных в том, что они больны, потому что сами хотят этого. Обратитесь к психиатру, доктор, его консультация пойдет вам на пользу.
Бортников пропустил его колкость мимо ушей.
– Ваше подсознание цепляется за боли в спине, у вас есть железная мотивация иметь их, как… Как что, Чемагин?
Пациент не нашел ответа. Его что-то беспокоило, мешало сосредоточиться. Он пытался сообразить что. Неужели назойливая бабенка и ее спутник? Тот кашлял и не участвовал в разговоре. Черт! Точно, они. Ему стало не по себе, как только они зашли во двор. Особенно подозрительным был мужчина. Чемагину не хотелось встречаться с ним взглядом.
– Вы меня не слушаете…
– А?.. Да вы меня достали своими лекциями! – рассвирепел больной. – По-моему, вам следует переквалифицироваться в священника. Будете пудрить людям мозги и ловить кайф! А меня увольте…
Он вышел из роли и заговорил на другом языке. Еще немного, и Бортников понял бы, кто стоит перед ним, прикрываясь маской шофера-дальнобойщика.
Между тем Чемагин мысленно представлял себе тех двоих. Чем они его задели, заставили нервничать? Доводилось ли ему раньше встречаться с ними?
Мариша опустила голову, выводя в журнале какие-то каракули. Этот пациент пугал ее. У него злые глаза и мстительная натура. Пожалуй, с него станется настрочить жалобу на доктора и попортить ему кровь. Бортникову придется уезжать из Грибовки, и она никогда больше его не увидит. Конечно, если он не возьмет ее с собой. А он – не возьмет! Недавно они страстно целовались в темноте у забора, а теперь он делает вид, что ничего не было.
Мариша изо всех сил сдерживала слезы, стоило ей вспомнить о своих разбитых мечтах.
– Я на вас не в обиде, Чемагин, – обронил доктор, глядя на часы. – Борьба с болью испортила ваш характер. Идите и продолжайте пить лекарства. Это вам по вкусу и вполне логично, верно? Лелейте свою логику дальше! Ваш ум будет удовлетворен… и что с того?
Больной помрачнел, рассеянно кивнул и вышел из кабинета. За дверью он нахлобучил на голову шапку и шагнул в сени. Что за день сегодня? Прошвырнуться, что ли, по пустырю? Занятное местечко…
Он спустился с крыльца, не глядя на Ларису и ее спутника, и устремился на улицу. Ноги сами понесли его к зарослям орешника, над которыми торчали печные трубы бараков…
