ПОСЛЕСЛОВИЕ
Семь лет разделяют окончательную редакцию этого труда и его публикацию. Некоторые уточнения кажутся тем более необходимыми, поскольку мы наблюдаем необыкновенный исторический скачок и полное изменение расстановки сил, которые было бы рискованно предсказывать в начале прошедшего десятилетия. В частности, в области ватикано-советских отношений произошли значительные изменения, вновь вызывающие к жизни мечты, на протяжении веков лелеемые римским престолом и выраженные апостолическим администратором в Москве Пием Невё всего за несколько месяцев до провозглашения Divini Redemptoris: «Коммунисты расчистили место. В час, известный Богу, папа сможет возобновить разговор [...] чтобы строить и насаждать».
Эти слова повторяют высказанные в разные эпохи мнения и пожелания о. д’Альзона, монсеньора д’Эрбиньи, или, в более близкое нам время, о. Конгара1, которые кое-кто уже поторопился назвать пророческими2. Мечта извлечь выгоду из революции, насадить Католичество на руинах Русской Церкви, как мы указывали выше, являлась определяющей в устремлениях Ватикана. Это доказывают неоднократные миссионерские поездки д’Эрбиньи в Россию и тайные сделки с большевицкой властью, заключавшиеся вплоть до середины 1926 года3. Но нынешняя ситуация не может сравниваться с ситуацией первого десятилетия строительства советского общества. Тогда можно было еще предположить, что новый режим установился надолго, если не окончательно, а также, что Православная Церковь будет нейтрализована; и действительно, она, частью уничтоженная, была вынуждена проводить политику, навязываемую ей безбожной властью. Сегодня режим, который, казалось, установился навсегда, колеблется и готов вот-вот рухнуть. Православие, находящееся в подчиненном положении, в связи с тысячелетием крещения Руси переживает удивительный подъем. Наконец, и это, может быть, самое главное, эта возрождающаяся Церковь находится не там, где думают некоторые...
Мы наблюдаем очень подвижную, нестабильную ситуацию. Мы присутствуем при соревновании и борьбе влияний, и еще слишком рано говорить, кто одержит верх. Существует промысл людской, человеческих поступков, но с другой стороны, существует Божественный Промысл. То, что вчера было бесспорным, сегодня сомнительно. Преследуя столь разные, и даже противоречащие друг-другу цели - завязать дипломатические отношения с советской властью, выказать себя покровителем униатов и защитником Униатства, сохраняя при этом экуменические отношения с Московской патриархией, - Ватикан рискует в конце концов кругом оказаться в проигрыше, даже если в наши дни восточная политика его кажется, как никогда, близкой к долгожданному успеху.
Чтобы лучше понять всю сложность ситуации, попытаемся выделить ее различные составные части.
■ Гражданская власть находится в отчаянном положении и, чтобы выжить, вынуждена добиваться благожелательной поддержки Запада. Поэтому она в корне меняет курс своей внутренней политики, в частности, в области прав человека. В обстановке либерализации происходит заметное движение навстречу Московской патриархии, а именно, отмеченный вниманием средств массовой информации прием патриарха и членов Синода в Кремле, возвращение некоторых храмов, разрешение, можно даже сказать, покровительство празднованию тысячелетия Крещения, призыв к Церкви способствовать обновлению совершенно расшатавшегося общества и повышению нравственного уровня нации.
■ Ватикан, сознающий, что обладает широко признанным моральным авторитетом, понимает, насколько зависит от него признание и поддержка Запада, в которых нуждается Горбачев. Рим все чаще заявляет о своей готовности к согласию и доброй воле, решив в своих интересах обеспечить эту поддержку. Расположение Ватикана выражается «сказанным» и «несказанным», и молчание так же неслучайно, как и открытые заявления. Ватикан любит отмечать годовщины энциклик. В 1987 г., как ни странно, новой энцикликой отмечалось двадцатилетие Populorum Progresso, подписанной Павлом VI и выражающей социальную доктрину Церкви, тогда как пятидесятилетие - настоящий юбилей - Divini Redemptoris, энциклики, провозглашенной Пием XI в 1937 г., больше, похоже, не питающей мысли послесоборной Церкви, был обойден молчанием. Действительно, Пий XI торжественно разоблачал коммунизм, как «сущее извращение», и утверждал (вопреки своим же действиям в недалеком прошлом) невозможность) «для того, кто желает спасти христианскую цивилизацию согласиться на сотрудничество с ним». Не должно быть сделано или сказано ничего, что могло бы рассердить советского патрнера, ибо амбиции, раздутые средствами массовой информации о лелеянном приезде папы в Россию по случаю тысячелетия крещения Руси, должны воплотиться в жизнь. В сознании некоторых эти химеры достигали апофеоза, и присутствие папы расценивалось важнее самого празднования4. Несмотря на явную сдержанность Московской патриархии, Ватикан, вопреки очевидности, надеялся получить приглашение, рассчитывая, вероятно, на поддержку политических властей. Вот почему откладывалось с недели на неделю провозглашение двух объявленных уже за несколько месяцев до того апостолических посланий, связанных с тысячелетием. Двое работников секретариата папы, вернувшись из Москвы, где они выяснили, что Римско-католическая Церковь будет представлена на праздновании лишь ватиканской делегацией, и что и речи не идет о приглашении папы, дали понять своему начальству, что это решено бесповоротно. На следующий день, 22 марта 1988 г., Иоанн-Павел II обнародовал Euntes in mundum. Согласно некоторым авторитетным источникам, редакция этого апостолического послания о крещении Руси была закончена в конце 1987 г. и подписана в январе следующего года; таким образом, оно три месяца ждало обнародования, три месяца - можно предположить - интенсивных переговоров... Что касается послания украинским униатам, оно было провозглашено 19 апреля, а еще до этого, 14 февраля, оно было конфиденциально передано представителям униатов, чтобы умерить их нетерпение.
Хотя Ватикан и был разочарован тем, что папа не получил приглашения, он приложил все усилия, чтобы поездка его делегации дала как можно больше результатов. Кардиналу Казароли, человеку, на протяжении четверти века занимавшемуся Востоком, было поручено торжественно передать Горбачеву конфиденциальное послание Иоанна-Павла II. Очевидно, в обмен на активную поддержку перестройки Ватикан просил официального признания Униатской Церкви и принятия во внимание специфических особенностей и важности католичества в России.
В исторической перспективе, очевидно, возможно оценить этот эпизод как символический, свидетельствующий о важном моменте возобновления отношений между Москвой и Ватиканом, прерванных в 1927 г.
Этим эпизодом было положено начало эре заметного улучшения отношений между двумя столицами, которая отмечена многочисленными вехами, и кульминацией которой стал исторический визит Горбачева к папе 1 декабря 1989 г. Эта новая фаза интересна, в частности, тем, что советская пресса начала высказывать живой интерес к Католичеству. Целая страница «Правды» посвящена визиту председателя Советского комитета мира в Ватикан и тому, как он был принят «улыбающимся папой». Четыре выпуска еженедельника «Новое время» от 10, 17, 24 февраля и от 3 марта предлагают советскому читателю очень доброжелательный обзор, озаглавленный «За стенами Ватикана». Эти любезности советской прессы предварялись длинной, на две страницы, статьей в «Оссерваторе романо» от 22 октября 1988 г., отражающей триумфальное путешествие кардинала Глемпа по западной Белоруссии. Эта статья приоткрывает покров тайны пресловутого послания, переданного Горбачеву кардиналом Казароли. Мы также узнаем из нее, что католическая сторона была готова предложить православным программу подготовки священников и что это предложение было принято... Менее удачливым, чем его польский собрат, оказался кардинал Люстигер, чья поездка в СССР уподоблялась пришествию Предтечи, этакого Иоанна Крестителя, готовящего путь Господень!5 Посетив в первой неделе мая 1989 г. республики Прибалтики, Москву и Ленинград, этот прелат вдруг в последний момент обнаружил что ему отказывают в возможности совершить поездку, которая была для него наиболее важной: в Киев! Сознательно драматизируя инцидент, кардинал оскорбленным вернулся в Париж, где сделал многочисленные заявления, в пылу которых назвал виновного - Православную Церковь - и воззвал о поддержке к гражданским властям.
Одним из последних значительных успехов Ватикана на его долгом пути было назначение главой международного отдела Московской патриархии архиепископа Смоленского Кирилла, ученика покойного митрополита Ленинградского Никодима, скончавшегося на руках у весьма недолго бывшего папой Иоанна-Павла I и известного широтой своих экуменических взглядов. Здесь, как и в других случаях, совпадение вряд ли было случайным. Сообщение об этом неожиданном назначении было сделано в день приема Горбачева Иоанном-Павлом II; кажется очевидным, что вопрос об упрямстве некоторых иерархов, откровенно враждебно относившихся к легализации Униатской Церкви был обговорен и улажен Ватиканом. По просьбе папы 20 октября 1989 г., всего за пять недель до исторической встречи 1 декабря, в Кремле был принят архиепископ Анджело Содано; зтот визит имел целью устранить последние недоразумения и обеспечить дипломатический успех встречи. Удивительное повторение истории с промежутком в шестьдесят пять лет - то же совпадение интересов Кремля и Ватикана, которое мы уже наблюдали в 1925 г. Весьма счастливо заканчивается 1989 год для Ватикана, который старается, однако, не похваляться своими успехами, чтобы не раздражать православную иерархию, с которой надеется сохранить прежние «добрые» экуменические отношения. С этой целью о. Дюпрей, едва возведенный в сан епископа, побывал 30 и 31 декабря 1989 г. в Москве в качестве секретаря Совета по осуществлению единства христиан с новым посланием Иоанна-Павла II.
■ Новое появление униатов на политико-религиозной арене - одно из самых заметных среди текущих событий. Всем известно, что за причины привели к уничтожению Униатства в 1946 г., однако, мало кто мог бы наверняка определить соотношение тех, кто был принужден отречься от Униатства и тех, кто благодаря мало достойной внешней помощи с радостью вернулся к православной вере своих отцов; ведь были уже раньше два случая массового перехода обратно в Православие в 1839 и 1875 гг., когда Волынь, Подолье, Холм и т. д. вновь отходили к России. Эти области попадали под власть католиков, которые, объявив православную веру незаконной на подчиненных им территориях, официально обращали все православное население в Униатство. В 1839 г. в память возвращения в Православие была отлита медаль с надписью: «Оторваны силой, возвращены любовью».
Надо сказать, что через сорок лет после насильственного присоединения последнего оплота униатов, западной Галиции, никто не мог представить себе нового столь массового и шумного появления Униатства в СССР. К полной политической дезорганизации строя, не верящего больше в самого себя и окончательно скомпрометированного в глазах населения, прибавляется заинтересованная, но неосторожная политика гласности, столь дорогая Горбачеву. Благодаря этой политике возник целый ряд разнообразных неформальных движений, среди которых особенно заметно движение украинских сепаратистов, прикрывающих свой национализм лозунгами восстановления Униатства.
Хотя никто не собирается оспаривать законности защиты прав верующих, смешение ее с резко националистическими политическими устремлениями естественно приводит к словесным оскорблениям, которые не замедляют вылиться в физическое насилие.
Меморандум Комитета защиты Украинской католической Церкви, датированный апрелем 1988 г. вперемешку разоблачает «преступления правящей русской клики», «колониальный гнет и непомерную агрессивность соседей», от которых в прошлом страдали униаты. Этот «официальный документ» Украинской католической Церкви, обескураживающий своим видением истории, утверждает, что со времен царя Ивана Грозного «Право-славие» превратилось в «Царе-славие», главным делом которого были «денежные сделки при приобретении церковных должностей»... Подобное разоблачение в устах сторонника исповедания, которое изобрело индульгенции и совершенно дискредитировало себя их продажей, не лишено остроумия! Видимо, думая исторически обосновать Католичество на Украине, Меморандум утверждает, говоря о крещении 988 г.: «Князь Владимир принял именно католическую веру». Неудивительно, что в рассуждении, основанном на подобной исторической базе, позволительно также написать, что «Сталин со своими приспешниками лишь воспользовался печальным опытом своих предшественников» и что царь «Николай I приказывал убивать всех украинских католиков, которые отказывались перейти в Православие»...
Очевидно, что подобная галиматья не выдерживает испытания здравым смыслом. Но как же тогда объяснить подъем украинского Униатства, которое смогло достоверно доказать свою осознанность все более серьезными ее проявлениями? На это существует три ответа:
- «Кровь мучеников - семя христианства», и точно так же произвол и беззаконные преследования в конце концов всегда обращаются против гонителей и усиливают решимость несправедливо преследуемых.
- Демонстративная поддержка Ватикана (мы видели, какую важную роль играет сегодня папство в отношениях Востока и Запада), сменившаяся мощным общественным движением за права человека в самом Советском Союзе6.
- Чисто политический фактор, основывающийся на национально-сепаратистских устремлениях, которые уже проявлялись в русской истории. Это непримиримое противостояние украинцев советской власти (и отождествляемой с ней иерархии Московской патриархии) имеет ту же основу, что неприятие центральной власти армянами, грузинами, жителями Прибалтики, азербайджанцами, русскими и т. д. Своеобразие украинской оппозиции вытекает из сочетания политического, национального и религиозного факторов.
Одним из конкретных последствий визита Горбачева к папе было разрешение регистрировать греко-католические общины (то есть их легализация), согласованное Советом по делам религий с Советом министров Украины в начале декабря. Поместный собор Украинской католической Церкви, собравшийся в Львове 23 января 1990 г., торжественно провозгласил недействительность решений Львовского Собора 1946 г.
■ Русское Православие, принимая во внимание положение Церкви (как и всей страны), является последним элементом головоломки. Так же, как Сталин полвека назад, сперва попытавшись уничтожить Церковь, затем призвал ее на помощь против Гитлера, Горбачев, как мы видели, понял, что для того, чтобы преуспеть в своих реформах и победить внутреннего врага - русский народ, отвергающий систему, ему нужна активная поддержка Церкви, которая, как он надеется, сможет способствовать подъему нравственного уровня общества, заставить людей взяться за работу. Но этот расчет не учитывает полную потерю уважения к послушной иерархии, подчиненной на протяжении шестидесяти лет власти, которая была гонителем и безжалостным врагом Церкви. Из этого следует, что сегодня политическая власть не может использовать Церковь с той же выгодой для себя, что и прежде. На деле Горбачев столкнулся с тремя церквами: официальной, самой заметной, сейчас еще самой многочисленной, но совершенно скомпрометированной и потерявшей уважение; катакомбной, истинной, но расколотой и малоизвестной; и, наконец, с Русской Церковью - за рубежом, пожинающей, после семидесяти лет изгнания, плоды своей прямоты и верности церковной истине, которую она воплощала, несмотря на насмешки и презрение ее противников.
Погруженный в пучину отчаяния советский гражданин с искалеченным прошлым, ищущий свои корни, смутно понимает, что на той же самой, сегодня изуродованной земле, существовала некогда полная противоположность современному «гомо советикусу». Опять же, благодаря политике гласности он обнаруживает в идеализируемой им русской эмиграции, плод тысячелетней культуры России. В лоне эмиграции и Русская Зарубежная Церковь, ее епископы, ее священники, рассеянные по свободному миру, подлинный «осколок» некогда великой, а теперь погребенной и попранной России. Благодаря своей доктринальной строгости, благодаря тому профетическому деянию, когда она в 1981 г. торжественно канонизировала святых Новых Мучеников Российских, пренебрегая враждебностью многих западных, сегодня опозоренных, «специалистов», своей непреклонностью по отношению к атеистической идеологии, Зарубежная Церковь предстает сегодня очень многим (и не только православным) последней надеждой на спасение России. Раздаются все более настойчивые и многочисленные просьбы верующих, монахов, священников, взять их под свое духовное покровительство, прислать священников, епископов, открыть «зарубежные» приходы на советской территории.
В настоящее время Зарубежная Церковь, несмотря на нетерпение православных Советского Союза не дает ответа, который скорее всего не будет отрицательным. Вопрос лишь в том, каким образом она в Россию вернется. О союзе с нравственно прогнившим советским епископатом не может быть и речи. Нужна полная замена нынешней иерархии Московской патриархии обновленным и полностью переродившимся епископатом. В России нанесены последние сокрушительные удары по иерархии, которая, как это все понимают, продержится не дольше, чем покровительствующая ей коммунистическая партия. Зоя Крахмальникова, которая четыре года провела в лагерях и ссылке за выпуск четырнадцати номеров уникального духовного журнала «Надежда», подобного которому не появлялось в советскую эпоху, является сегодня одной из ведущих фигур этого движения. Ее недавний труд из трех частей «Горькие плоды сладкого плена»7 с суровой правдивостью показывает и доказывает всю лживость «сергианства», политики, начало которой положил митрополит Сергий своей знаменитой «Декларацией лояльности» по отношению к советской власти.
Сходное по своему отношению и симпатии к Зарубежной Церкви, хотя и менее масшатбное движение, оппортунистическое или искреннее в своих мотивах, возникает также на Западе. Так, митрополит Лондонский Антоний Блюм, многолетний представитель Московской патриархии и «сергианства» на Западе, наконец обнаружил (если верить западным публикациям, ибо «Журнал Московской патриархии» хранит полное молчание об этом) добродетели Зарубежной Церкви, превознес ее свидетельство Православия на Западе и ее справедливую борьбу за гонимую Русскую Церковь8.
Итак, в начале 1990 г., когда руководящая роль партии упразднена, а Горбачев «избран» президентом, возникла очень и очень зыбкая и чреватая неизвестностью ситуация. Планам, разработанным Иоанном-Павлом II и Горбачевым во время встречи 1 декабря 1989 г., весьма возможно, не дано воплотиться. Для Горбачева перестройка, в общем-то, стоит мессы - в данном случае, легализации Униатства - которое позволило одновременно удовлетворить одно из главных требований папы и распрощаться с тяжелым моментом сталинского наследия; первые шаги узаконенного униатства позволяют предположить, что Горбачеву будет трудно принять неизбежные последствия этого акта - сепаратистские требования украинцев и насильственные меры, применяемые к православным, факт которых глава униатов за границей, кардинал Любачевский отрицает. Ирония судьбы и знак времени - Московский патриарх Пимен потревожил Горбачева, указав ему на долг: потушить пожар, который он если и не разжег, но, которому, по крайней мере, позволил распространиться!9 Очевидно, что насильственные меры и требования униатов не могут остаться без ответа. Вопреки надеждам Горбачева, дело об Униатстве еще далеко не закрыто и новоиспеченный президент Советского Союза, возможно, вскоре будет вынужден применить полученные им чрезвычайные полномочия.
Папа же, похоже, игнорирует опасные «заносы» на Украине и невозмутимо ведет избранную линию тесного сотрудничества с Горбачевым. Так, 13 января 1990 г., он, в сопровождении кардинала Казароли, произнес речь перед дипломатическим корпусом, и его слова удивили многих наблюдателей, поскольку являлись повторением горбачевской концепции «общеевропейского дома». Говоря о происходящем в странах Востока, он эхом вторил произнесенным в 1936 г. словам монсеньора Пия Невё, процитированным нами в начале этого послесловия: «Сейчас настало благоприятное время, для того, чтобы собрать камни рухнувших стен и вместе строить общий дом». Сегодня, как никогда раньше, Россия и православные страны восточной Европы, пережившие коммунистический гнет, являются легкой добычей для Католичества. Отец Веренфрид, который на протяжении нескольких десятилетий ведет достойную восхищения борьбу за помощь бедствующей Церкви, в своем бюллетене за сентябрь 1989 г. простосердечно представляет план католической деятельности: «Мы должны как можно кропотливее готовиться к тому времени, которое наступит после коммунизма [...] Уже сейчас нужно разработать планы распределения священников, монахинь и мирских помощников, которые могут быть отправлены на Восток [...] В тот день, когда рухнет красная диктатура, мы обнаружим зияющую пустоту», и поэтому надлежит «набрать в свободном мире легионы священников, служителей Церкви, которые немедленно пересекут границы».
Если великая тьма еще не покрыла Россию, то в Румынии это уже случилось; в добавок к гуманитарной и культурной помощи Запада, 14 марта 1990 г. папа произвел назначение двенадцати католических епископов, пять из которых принадлежат восточному обряду, в эту страну, где православное население составляет 80%.
А ныне, в день избрания Горбачева президентом СССР, Ватикан объявляет, что между двумя столицами завязались дипломатические отношения, тогда как в римско-католических кругах открыто говорят о проведении в 1992 или в 1996 г. во Львове евхаристического конгресса на котором... будет присутствовать папа.
Возможно, это дополнение, законченное 15 марта 1990 г. быстро окажется недостаточным, учитывая масштаб происходящих в настоящее время изменений. Но, тем не менее, оно необходимо для более верного понимания Истории, которая пишется буквально на наших глазах.
* * *
Из-за задержки публикации по техническим причинам, новое дополнение стало просто необходимым, настолько значительные изменения произошли в занимающей нас политической и религиозной ситуации.
Прежде всего, произошло поразительное явление Русской Зарубежной Церкви на советской территории. Мы писали выше, что вопрос для этой Церкви заключается в способах ее возвращения в Россию. Хотя ответственность за раскол внутри Русской Церкви лежит на нынешнем руководстве Московской патриархии, с тех пор как была подписана декларация лояльности митрополита Сергия, Зарубежная Церковь не хотела быть причиной раздоров и усугублять и без того уже достаточно сложное положение.
Любопытно, что эта дилемма разрешается... Московской патриархией, решительно неспособной перестроиться. Вначале грязный инцидент, характеризующий сталинское мышление, продолжающее царить в руководящих кругах «советской» Церкви, противопоставил настоятеля Суздальского прихода архимандрита Валентина его архиепископу и тезке - Валентину Владимирскому10. Но, к большому удивлению Патриархии, весь Суздаль встал на сторону своего духовенства и выступил против санкций церковной иерархии. За четыре месяца удивительно сплоченная и решительная община верующих прошла шаг за шагом подлинно тернистый мученический путь, давший ей возможность изнутри понять действительное духовное состояние советской иерархии. Та же, выказав грубость и презрение к верующим, как на епархиальном уровне, так и на уровне Синода, буквально подтолкнула суздальскую общину просить духовного убежища у Зарубежной Церкви. Так, 3 апреля 1990 г. была создана первая община Свободной Русской Церкви в Советском Союзе. Тот факт, что это произошло в Суздале, одной из исторических столиц северной России, городе, который, пожалуй, лучше остальных сохранил черты ушедшей Святой Руси, вызвал необыкновенный отклик в советских средствах массовой информации. В частности, «Московские новости» и «Огонек» посвятили им длинные и объективные статьи; советское телевидение предложило четыре сюжета, минут на двадцать каждый, в передачах, пользующихся большой популярностью. Суздаль стал подлинным общественным явлением в культурном возбуждении, охватившем страну в 1990 г. Его пример быстро стал заразительным. Приходы, целые города сдавались как крепости и переходили под покровительство Зарубежной Церкви11.
Со своей стороны Московская патриархия, за три года вдруг забыв, как она поносила эмигрантскую Церковь на протяжении более чем полувека, в корне изменила свое отношение к ней, стала активно проявлять доброжелательность и призывать к союзу, в тайной надежде устранить потенциальную опасность, которую та собой представляет12. Зарубежная Церковь, не поддавшаяся на эту «шитую красными нитками» хитрость, видит, как, особенно после «суздальского дела», улыбки сменяются угрозами.
Хотя Униатство и представляет непосредственную опасность для Патриархии, оно все же сосредоточено в определенных географических и этнических границах. Опасность же, возникающая при появлении русской эмигрантской Церкви, совсем иной природы. Живой упрек тем, кого компромисс органически связал с гражданской атеистической властью, она является прежде всего отрицанием той Московской патриархии, которая существует с 1927 года. Вот почему некоторые приходы, сознательно сделавшие свободный выбор, были, после того как не помогли запугивания, возвращены силой. Прибегнув к грубому насилию, группа загорских «семинаристов», возглавляемая епископом (!), с помощью милиции смогла вернуть себе несколько зданий, но не души людей13.
Движение свободных общин в России, возникшее год назад, сегодня находится на перекрестке. Каким будет его размах? Если его естественное стремление состоит в том, чтобы сменить иерархию, унаследованную от эпохи, которую хотелось бы считать завершенной (ибо ясно, что нынешняя структура Московской патриархии продержится ровно столько, сколько времени покровительствующая ей коммунистическая партия будет удерживать власть), можно опасаться, что реакционные коммунистические силы, вновь захватив власть в свои руки, станут препятствовать этому очистительному течению, которое, больше, чем что бы то ни было, свидетельствовало бы о действительном изменении ситуации в Советском Союзе.
Желание - это еще не действие. Многие общины побоятся сделать решительный шаг, если заметные сегодня тревожные признаки будут усиливаться.
Кончина Московского патриарха Пимена 3 мая 1990 г. положила конец долгому периоду вязкости и неуверенности, являвшихся следствием глухой внутренней борьбы, парализовавшей действия Патриархии в последние три года правления человека, который так хорошо воплощал собой печальную эпоху так называемого «брежневского застоя»14.
Удивительная и даже подозрительная стремительность, с которой был созван Собор с целью избрания нового патриарха, хотя не истекли еще сорок дней траура, объясняется желанием положить конец нараставшему волнению низов, требующих проведения настоящих свободных выборов. Созванный в спешке Собор в первый же день, 7 июня 1990 г., избрал, хотя и после противоречивых выступлений и рассмотрения многих кандидатур, митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия. Это избрание резко отличалось от «избрания-назначения» трех его предшественников советского периода, но отличалось больше по форме, чем по сути. Действительно, как потом выяснилось, значительное большинство делегатов Собора, формально избранных своими епархиями, было на самом деле назначено епархиальными епископами. Итак, никакого пересмотра политической линии Патриархии, все еще верной сергианству, не произошло; присутствовавшим на Соборе была предоставлена лишь возможность выбирать среди кандидатов, которые могли бы легко заменить друг друга, ибо «скроены» они все по одной мерке. 10 июня состоялась торжественная интронизация Алексия II, пятнадцатого патриарха Московского и всея Руси15. Средства информации приветствовали появление человека, которого сочли новым, поскольку он молод, образован, а также, что существенно в обстановке увлечения советских граждан русской эмиграцией, имеет то преимущество, что он «почти» эмигрант: ведь родился же он в Эстонии за десять лет до заключения Гитлером и Сталиным секретного пакта! Но с первых же своих шагов новый патриарх показал на деле, какой линии он намерен держаться. Уже 12 июня он беседовал в Кремле с Горбачевым на главные занимающие его темы: распространение Униатства и Зарубежной Церкви; однако, он счел полезным подчеркнуть, что не просит помощи у руководителя государства, а просто информирует его. Случайность ли, что патриарх развивает в этой беседе те же темы, которые так любит развивать Горбачев по поводу «крушения империи»? «В то время, как во всем мире происходят процессы объединения, в нашем обществе и в Церкви идет процесс разъединения», с горечью констатирует патриарх16. 17 июля, в этот сугубо символический для русского народа день - день убиения Царской семьи - в беседе, опубликованной в официальном органе КПСС, патриарх выразил свое «удовольствие от диалога с правдистом» и, вспоминая результаты XXVIII Съезда коммунистической партии, заявил, что «много молился и надеялся, [...] что политические разногласия внутри самой коммунистической партии» не породят дополнительных трудностей для страны. В том же интервью он приводит причины, заставившие его молиться за сплоченность партии: «Можно ли считать всех коммунистов ответственными за искажение социализма, за репрессии, за нарушение прав человека, о которых теперь так много говорят? Я не возьму на душу греха думать так»; «обвиняют (партию. - Г. И. Т.) в невесть каких ошибках, даже в тех, которых она не совершала»; «коммунистическая идеология тоже запечатлела их (этические принципы христианства. - Г. И. Т.), взяв многое от Нового Завета»...
После этого удивительного исповедания веры и, как бы иллюстрируя заголовок своего интервью в «Известиях» от 17 июня «Вера без дел мертва», патриарх, в качестве депутата Верховного Совета переходит к действиям - 20 декабря 1990 г. он подписывает вместе с группой представителей военно-промышленного комплекса знаменитый «Призыв 53», оказывающий давление на Горбачева с целью восстановить прежний суровый порядок, ставший одной из причин отставки Эдуарда Шеварнадзе накануне применения силы в Прибалтике.
Эта связь с коммунистической партией отнюдь не берет начала с избрания Алексия патриархом. Известный доклад Фурова17, секретный рапорт, так некстати обнародованный, а также другие, в высшей степени конфиденциальные документы, недавно опубликованные в журнале «Гласность»18, со всей профессиональной ответственностью раскрывающие отношения между епископатом и Советом по делам религий, показывают, что владыка Алексий в середине шестидесятых годов уже активно сотрудничал с этой ветвью КГБ, специально уполномоченной контролировать деятельность Церкви. Владыка Алексий описывается в этих документах, как лицо, заслуживающее особого доверия, из числа тех, кто «доказал свою лояльность не только на словах, но и на деле», и кто «сознает, что наше государство не желает увеличивать роль религии и Церкви в обществе и потому не усердствует особенно распространять влияние религии среди населения»15. Иначе говоря, его политическая линия неизменно точно повторяет линию правительства.
Сейчас Горбачев думает извлечь наибольшую выгоду из Церкви, обратив себе на пользу мощный подъем русского национального чувства, - патриарх Алексий тут же становится чемпионом по открыванию церквей и монастырей, осквернявшихся на протяжении десятилетий. Этим он занимается с той же непоколебимой убежденностью, с какой прежде помогал властям гасить веру в народе.
Как это подразумевалось выше, легализация Униатства, произошедшая в результате встречи папы с Горбачевым 1 декабря 1989 г., никоим образом не способствовала миру на Западной Украине. В длинной невеселой истории бурных отношений между православными и униатами еще раз проявился «эффект маятника». После сорока лет преследований, обеспечивших ему симпатии международного общественного мнения, Униатство вновь входит в силу и, опираясь на гражданские власти Украины, кажется, хочет вернуться к методам и заветам Иосафата Кунцевича...
Чтобы сдержать разгул страстей, на место прибыла четырехсторонняя комиссия, в которую с одной стороны входили представители Московской патриархии и Украинской православной Церкви, созданной специально в прошлом году, чтобы попытаться удержать православных верующих, неизбежно затронутых сепаратистскими анти-русскими лозунгами, а с другой - представители Ватикана и Греко-католической (униатской) Церкви Украины. Эта комиссия, наделенная обширными полномочиями, должна была проследить за распределением храмов между соперничающими конфессиями. Если три стороны выражали желание прийти к соглашению, то униатская часть комиссии, увлеченная яростным сепаратистским движением и заручившаяся поддержкой местных властей, казалось, задалась целью окончательно выдворить православных из Западной Украины и утверждала буквально следующее: «Украинская греко-католическая Церковь - единственная Церковь на Украине»20. Если большинство членов комиссии решало отдать православным храм, про который униаты думали, что он должен быть возвращен им, они покидали собрание и отправлялись захватывать силой то, в чем им было отказано в ходе переговоров. Произвол униатов привел к тому, что во многих городах, в частности во Львове и Ивано-Франковске православные сейчас оказались вообще лишены какого бы то ни было помещения для своих богослужений. Любопытно, что в отношении Московской патриархии униаты используют методы, весьма похожие на те, к которым Патриархия прибегает в борьбе с Зарубежной Церковью!
Как можно было предвидеть, в этой ситуации положение Ватикана, который должен заставить униатов внять голосу рассудка, становится очень деликатным. Сможет ли (и захочет ли) он, не уронив себя в их глазах, просить вернуть добычу, которую те вовсе не собираются отдавать обратно? Да и пожелай он, какими средствами может он вынудить униатов согласиться?..
Стратегия Ватикана в прошедшем году была вроде бы выжидательной: он предоставлял времени урегулировать этот действительно острый конфликт, в котором, в конечном счете, можно больше потерять, чем выиграть. Но папа поставлен все же перед необходимостью выбирать между продолжением экуменического диалога с Московской патриархией и оказанием поддержки униатам. Патриарх Алексий может поздравить себя с тем, что ему удалось привлечь на свою сторону Константинопольскую патриархию и, вслед за ней, все Православные Церкви. В предвестии официальных действий, Халкидонский митрополит Варфоломей, один из самых видных иерархов Вселенского Престола, заявил в интервью, данном в августе 1990 г.: «В ответ на подобное выступление униатов произойдет всеобщая мобилизация Православия. В случае, если наши опасения подтвердятся, Православие будет единодушно и без колебаний прервет диалог с Римом»21. Всеобщая мобилизация, действительно, незамедлительно последовала. Торжественное заявление Священного Синода Константинополя от 8 сентября 1990 г. выражает его «глубокую печаль по поводу неприемлемого поведения украинских католиков», а также глубокую обеспокоенность, «поскольку частое повторение подобных антихристианских действий немедленно отрицательно отразится [...] на ходе богословского диалога». Прежде, чем окончательно солидаризироваться «со своей сестрой, Русской православной Церковью», Священный Синод Константинополя «срочно призывает Его Святейшество Папу непосредственно и лично вмешаться и потребовать от униатов уважения к совместному соглашению, заключенному в июне прошлого года в Риме»22. Поскольку этот настойчивый призыв (хотя и исходивший от весьма экуменически настроенной Константинопольской патриархии), не получил удовлетворительного ответа и, учитывая, что аналогичные агрессивные действия, как это ни прискорбно, совершаются униатами также в Румынии и в Чехословакии, в результате работы в Фанаре 11 и 12 декабря 1990 г. Всеправославной комиссии по диалогу с Католицизмом было сделано новое Заявление, констатирующее резкое ухудшение отношений между католиками и православными. Изучив «ставшую особенно серьезной проблему Униатства в различных странах Востока» с целью «принять общее решение с позиции, которую следует занять в богословском диалоге», представители Православия, «исходя из событий, которые оборачиваются в ущерб православным и превосходят всякое воображение», отмечают, что «возрождение Униатства в наши дни сопровождается большой агрессивностью». Заявление напоминает о «настоятельном обращении глав заинтересованных православных Церквей и Вселенского патриарха к Ватикану; обращении, которое, к несчастью, не принесло никакого облегчения ситуации» [...] «По этой причине, участники полагают, что Униатство должно быть сегодня единственной темой диалога»23, твердо заявляют православные, напоминая, что методы Униатства были единодушно осуждены совместной Комиссией по диалогу между Церквами24, собиравшейся в Вене (Австрия) с 26 по 30 января 1990 г.
Вот краткое изложение основных пунктов развития болезненной проблемы, которую папа не может более оставлять без внимания. Ватикан, рискуя потерять достигнутое им за двадцать пять лет экуменических сношений, в частности, с Константинополем и Москвой, должен отказаться от двусмысленной позиции, которую он занял с момента внезапного возникновения из небытия в Советском Союзе Униатства.
Невозможно закончить это дополнение, не сделав одного замечания по поводу советско-ватиканских отношений. Во всем мире единодушный хор политических деятелей и творцов общественного мнения неустанно, не взирая ни на что, твердит: «Надо помочь Горбачеву», что сделало даже возможным присуждение... Нобелевской премии мира главе советского государства, и только кровавые события в Вильнюсе и в Риге позволили миру внезапно очнуться и избавиться от колдовских чар этого «перестройщика». Зазвучали авторитетные голоса, были продуманы политические и экономические меры, намечены решительные переоценки.
Похоже, лишь один единственный голос не присоединился к этому почти всеобщему неодобрению, но любопытно однако, что ни один наблюдатель, насколько мы знаем, не отметил этого «громогласного молчания» папы. Средства массовой информации, обычно так быстро подхватывающие все сказанное папой, не могут быть заподозрены в том, что утаивают сведения по этому вопросу. Впрочем, как раз накануне Пасхи, 14 апреля 1990 г. Иоанн-Павел II упоминал в разговоре с посланцем Горбачева Вадимом Загладиным «дорогой литовский народ».
Не объясняется ли сегодняшнее молчание папы, противоречащее его бесспорному состраданию католическому народу Литвы, той свойственной Ватикану стратегией, специфику которой мы отмечали на протяжении всего нашего исследования?
6 февраля 1991 г.