Бобби Жандро все еще жил в Бангоре, примерно в часе езды от Огасты, в доме на Палм-стрит. Ангел и Луис все так же сопровождали меня, и мы добрались до места назначения без происшествий. Снаружи дом выглядел скромно: одноэтажный, с шелушащейся, как больная кожа, краской и лужайкой, изо всех сил делавшей вид, что она не заросла сорняками. Лучшее, что приходило в голову в связи с внешним видом дома, – это то, что он не поощрял надежд в отношении интерьера. Дверь открыл Жандро в инвалидном кресле. На нем были серые спортивные штаны, подколотые на бедрах, и серая, в грязных пятнах футболка, слишком обтягивающая для изрядного брюшка. Голову Бобби брил, но зато отпускал бороду. В доме стоял затхлый запах, в мойке виднелась гора грязной посуды, на полу возле мусорного ведра валялись пустые коробки из-под пиццы.

– Чем могу? – спросил он.

Я показал удостоверение. Бобби взял его и принялся изучать с таким вниманием, словно получил от копов фотографию пропавшего ребенка и мог бы даже, если смотреть достаточно долго, вспомнить, где видел парнишку. Закончив, он вернул мне удостоверение, и руки упали между бедер и вцепились одна в другую, как зверьки.

– Она вас послала?

– Кто меня послал?

– Мэл.

– Нет. – Я хотел спросить, почему она могла послать в его дом частного детектива, так как особенного беспокойства, когда мы с ней разговаривали, с ее стороны не прозвучало, но время для такого вопроса еще не пришло. Вместо этого я сказал: – Надеялся поговорить о вашей службе в армии.

Я ждал, что Бобби спросит, зачем мне это, но он не спросил. Откатился назад и предложил войти. В нем ощущалась настороженность, осознание собственной уязвимости и того, что до самой смерти ему суждено смотреть на всех снизу вверх. Плечи и предплечья у Бобби остались сильными, и когда мы перебрались в гостиную, я увидел у окна гантели.

– Если ноги не работают, это еще не значит, что надо отказаться от остального, – сказал Бобби, заметив мой взгляд. Он не задирался, не оправдывался, просто констатировал факт.

– С руками легче. С остальным… – Бобби похлопал себя по животу, – труднее.

Я не знал, что сказать, поэтому промолчал.

– Хотите содовой? Крепче у меня ничего нет. Решил, будет лучше, если соблазнов рядом не будет.

– Мне не надо. Ничего, если я сяду?

Бобби указал на стул, и я увидел, что мое первое впечатление от интерьера оказалось ошибочным или, по крайней мере, несправедливым. Комната была чистая, правда, кое-где лежала пыль. Полки с книгами – главным образом научная фантастика, но были книги и по истории, прежде всего посвященные Вьетнаму и Второй мировой войне, по шумерской и вавилонской мифологии, еще лежали газеты «Бангор дейли ньюс» и «Бостон глоуб». Я заметил пятно на ковре, как будто кто-то что-то пролил и плохо вытер, и другие, на полу и стене между гостиной и кухней. Похоже, хозяин изо всех сил старался держаться, но человек в инвалидном кресле не всегда в состоянии просто оттереть пятно на полу.

Он не спускал с меня глаз и ждал моей реакции на состояние своего жилья.

– Мама приходит пару раз в неделю, помогает с тем, что мне не по силам. Она бы и каждый день приходила, если б я разрешал, но уж больно суетится. Да вы и сами знаете, какие они.

Я кивнул.

– Что с Мэл?

– Вы ее знаете?

Я не хотел пока говорить, что уже общался с ней.

– Читал в газете ваше прошлогоднее интервью. Там же и ее фотография была.

– Мэл ушла.

– Можно спросить, почему?

– Потому что я вел себя как последний придурок. Потому что она не могла больше так. – Он похлопал по штанинам и, подумав, добавил: – Нет. Это я не мог больше так.

– Зачем ей было обращаться к детективу?

– Что?

– Вы спросили, не Мел ли меня прислала. Вот мне и хотелось бы знать, почему вы так подумали.

– Она ушла после того, как мы с ней поругались. Поругались из-за денег, выясняли, что кому принадлежит. Вот я и подумал, что она, может, наняла вас – продвинуть дело дальше.

Когда мы разговаривали с ней, Мэл действительно затронула эту тему. Дом принадлежал им обоим, но за юридической помощью для прояснения всей этой ситуации она пока не обращалась. Разрыв случился совсем недавно, и она еще надеялась на примирение. И все-таки что-то в тоне Жандро наводило на мысль, что беспокоят его не домашние неурядицы, а кое-что другое.

– И вы поверили, когда я сказал, что это не она меня послала?

– Ну да, поверил. Не похожи вы на парня, который станет бить калеку. А если что…

Правая рука нырнула вниз и вынырнула с «береттой», прятавшейся в самодельной кобуре под сиденьем кресла. Подержав пистолет пару секунд дулом вверх, Бобби вернул его на место.

– Вас что-то беспокоит? – спросил я, хотя задавать такой вопрос человеку с оружием в руке, наверное, излишне.

– Меня много чего беспокоит. Если для меня и сейчас в сортир сходить проблема, то как я управлюсь, когда зима пожалует. Да обо всем, что ни назови, беспокоиться приходится. Но мне не нравится, что кто-то считает меня легкой добычей. С этим, по крайней мере, я управиться могу. А теперь скажите-ка, мистер Паркер, с чего это у вас вдруг интерес ко мне пробудился.

– Не к вам. К Джоэлу Тобиасу.

– Допустим, я скажу, что не знаю никакого Джоэла Тобиаса.

– Тогда мне придется предположить, что вы лжете, поскольку служили вместе с ним в Ираке, и он был вашим сержантом в «Страйкер Си». Вы оба присутствовали на похоронах Дэмиена Пэтчета, а потом схлестнулись с Тобиасом в баре «Салли». Ну что, будете настаивать, что не знаете никакого Джоэла Тобиаса?

Жандро отвел глаза. Я знал – прикидывает варианты: поговорить со мной или указать мне на дверь. От него шли волны едва сдерживаемой злости, и они разбивались об меня, о мебель, о забрызганные стены, а пена брызгами летела на его же изуродованное тело. Злость, скорбь, чувство утраты. Его пальцы сплетались в какие-то сложные комбинации, расплетались и создавали конструкции, понятные только ему одному.

– Да, я знаю Джоэла Тобиаса, – сказал наконец Бобби. – Но мы не близкие друзья. И никогда ими не были.

– Почему?

– Старик Джоэла служил в армии, так что у Джоэла это в крови. Ему нравится дисциплина, нравится быть, как говорится, вожаком стаи. Армия – естественное продолжение его натуры.

– А у вас как?

Бобби прищурился.

– Вам сколько?

– За сорок.

– Вас пытались завербовать?

– Наверное, так же, как и всех. Вербовщики приходили в школу, агитировали, только я не купился. Но тогда и время было другое. Мы ни с кем не воевали.

– Да, а теперь вот воюем, и я купился. Обещали наличные, дать денег на колледж. Как говорится, солнце, луну и звезды. – Он грустно улыбнулся. – Насчет солнца не обманули. Этого там хватало. Солнца и пыли. Я сейчас работаю на организацию «Ветераны за мир». Антивербовщиком.

Я ничего об этом не знал и попросил рассказать.

– Армейских вербовщиков учат отвечать только на определенные, правильные, вопросы. Если ты не задашь правильный вопрос, то и не получишь правильный ответ. Семнадцати-восемнадцатилетний мальчишка без особых перспектив, когда видит перед собой подтянутого парня в отглаженной форме, со стрелками на штанах, о которые порезаться можно, готов поверить всему, что ему говорят, и забывает прочитать написанное мелким шрифтом. Мы как раз и указываем на этот самый мелкий шрифт.

– И что там?

– А там сказано, что деньги на колледж не гарантируются, что армия ничего тебе не должна, что только десять процентов новобранцев получают обещанное в полном объеме. Вы поймите меня правильно. Да, служить своей стране почетно, и для многих мальчишек единственный вариант в жизни – военная карьера. Я сам такой. Наша семья была бедной, а я и сейчас беден, но горжусь, что служил. Жаль, конечно, что все закончилось инвалидным креслом, но я знал, чем рискую. Просто, на мой взгляд, вербовщики должны быть честны с ребятами, чтобы те понимали, с чем связываются. Никакого настоящего призыва на самом деле нет: основной упор делается на бедных, безработных, тех, у кого нет перспектив, нет других вариантов. Думаете, Рамсфельд не знал об этом, когда включал положение о вербовщиках в закон «Ни одного отстающего ребенка»? Думаете, он для того обязал муниципальные школы предоставлять все данные об учениках, чтобы помочь мальчишкам лучше читать документы? Нет. Просто есть квоты, которые нужно заполнять. Затыкать дырки в рядовом составе.

– Но если вербовщики будут абсолютно честны и откровенны, кто же пойдет в армию?

– Кто? Да я бы все равно подписался. Я бы все сделал, чтобы свалить из дома и из этого городишки. Что меня здесь ждало? Работа за минималку да пиво по пятницам. И Мэл. – Бобби ненадолго задумался. – Минималку я и сейчас, наверное, получаю – четыреста долларов в месяц, – но хоть медпомощь добавили. И бонусы я почти все получил. – Он состроил гримасу. – Многовато противоречий, а?

– Вы поэтому схватились с Джоэлом Тобиасом? Из-за вашей работы в «Ветеранах за мир»?

Жандро отвел глаза.

– Нет. Он пытался угостить меня пивом, подкупить. Чтобы я не трепался. А я отказался его подачки принимать.

– И почему?

Но Жандро опять ушел от ответа. Человек он и впрямь был противоречивый. Вроде бы и поговорить не прочь, но только о том, что интересовало его лично. Вроде бы и вежливый, но за внешней любезностью скрывалась жестокость, даже свирепость. Теперь я понял, что имел в виду Роналд Стрейдир, когда назвал Жандро человеком, который покатился вниз. Если он не выстрелит из своей пушки в кого-то, есть шанс, что выстрелит в себя, как его приятели.

– А у вас, кстати, с чего такой интерес к Джоэлу Тобиасу? – спросил он.

– Меня наняли выяснить, почему Дэмиен Пэтчет покончил с собой. Услышал, что на похоронах случилась ссора, вот и решил проверить, есть ли какая-нибудь связь.

– Между самоубийством и стычкой в баре? Что за чушь.

– Может, и чушь, а может, я просто плохой детектив.

Пауза… и Бобби рассмеялся. Впервые за время разговора.

– Ну, хотя бы честный. – Смех иссяк, и он грустно улыбнулся. – Дэмиен не должен был покончить с собой. Я не в религиозном плане, и не в моральном, и не потому, что вот жизнь потрачена впустую. Я к тому, что не такой он был человек. Все его плохое осталось в Ираке. Война на нем не сказалась.

– Я разговаривал с психиатром в «Тогусе», и она то же самое сказала.

– Да? Кто такая?

– Кэрри Сандерс.

– Сандерс? Ну и ну. Вопросов у нее больше, чем у Алекса Требека, но ответов нет никаких.

– Вы с ней встречались?

– Опрашивала меня в рамках своего исследования. Впечатления не произвела. А что касается Дэмиена, то я с ним служил. Хороший был парень. Мне он всегда нравился. Умный, но ему не хватало ловкости. Я старался приглядывать за ним, но вышло так, что в итоге он обо мне позаботился. Спас мне жизнь. – Пальцы на ручке кресла сжались в кулак. – Джоэл Тобиас, чтоб его… – прошептал он, и это прозвучало криком.

– Расскажите.

– Я на Тобиаса сильно зол, но сдавать ни его, ни кого другого не стану.

– Знаю, что он проворачивает какие-то дела. Возит контрабанду. Думаю, и вам мог долю обещать. Вам и другим таким, как вы.

Жандро отвернулся. Подкатился к окну.

– Что это за парни?

– Друзья.

– Вид у ваших друзей не очень-то дружелюбный.

– Мне нужна охрана. Слишком доброжелательные от неприятностей не спасут.

– Охрана? От кого?

– Может быть, от тех же людей, из-за которых и вы держите пистолет под рукой: ваших старых приятелей во главе с Джоэлом Тобиасом.

Бобби не повернулся, но я видел его отражение в оконном стекле.

– А с какой стати мне бояться Джоэла Тобиаса?

Бояться… Интересный выбор слов. Своего рода признание.

– Вас же волнует, что они считают вас слабым звеном, не так ли?

– Меня? Я – парень вполне надежный. – Он снова рассмеялся. Получилось жутковато.

– Думаю, вас тревожила ситуация с Дэмиеном Пэтчетом. Вы были обязаны ему и не хотели, чтобы с ним что-то случилось. Может, он слишком глубоко увяз или не желал слушать, но после его смерти вы решили действовать. Или, может, поняли, что к чему, только после смерти Бретта Харлана и его жены.

– Вы о чем? Не понимаю.

– Думаю, вы разговаривали со своим кузеном. Вы звонили Фостеру, потому что он был копом, но при этом и родственником, которому можно доверять. Скорее всего, вы дали ему некую информацию с таким расчетом, что остальное он узнает сам. Фостер начал наводить справки, и его убили. Теперь вы ждете, когда придут за вами. Я все верно излагаю?

Он резко развернулся, и в руке у него уже был пистолет.

– Вы этого не знаете. Вы ничего не знаете.

– Их нужно остановить, Бобби. Люди погибают, и это дороже любых денег, если только вы не выставили совесть на аукцион.

– Убирайтесь из моего дома! – крикнул он. – Убирайтесь!

В окно я увидел, что Ангел и Луис уже бегут к дому. Ситуацию требовалось немедленно разрядить, иначе дверь могла вылететь в прихожую, и тогда, если бы Жандро оказался достаточно быстр, пришлось бы доставать оружие.

Я шагнул к двери, открыл ее и показал Луису и Ангелу, что со мной все в порядке, но Бобби, воспользовавшись моментом, сумел развернуться и выкатиться в прихожую. На мгновение я оказался между тремя стрелками.

– Полегче! Всем успокоиться! – Я медленно опустил в карман два пальца, достал визитную карточку и положил ее на стол, рядом с дверью. – Послушайте, Бобби, вы задолжали Дэмиену Пэтчету. Его уже нет в живых, но долги надо платить. Теперь отцу Дэмиена. Подумайте об этом.

– Вали отсюда, – повторил он, но гнев уже улетучился, и осталась одна усталость. Голос его дрогнул, выдавая состояние человека, оказавшегося в полной темноте, на волнах неведомого моря.

– И еще одно, – продолжал я, беззастенчиво пользуясь своим преимуществом над ветераном-инвалидом. – Помиритесь со своей подружкой. Думаю, вы выгнали ее, потому что боитесь того, что может случиться, и не хотите, чтобы она пострадала, если они придут за вами. Она еще любит вас, и вам без такой не обойтись. Вы это знаете, и она это знает. Если что понадобится, моя карточка у вас есть.

Я вышел под прикрытием Ангела и Луиса. Дверь захлопнулась. Через секунду они догнали меня.

– Позволь сказать начистоту, – начал Ангел, когда мы подошли к машине. – Парень целится в тебя из пистолета, а ты ему наставления даешь?

– Кто-то же должен.

– Да, но почему ты?

Я промолчал, а когда садился в машину и оглянулся, то увидел в окне Бобби Жандро.

– Думаешь, он примет твой совет? – спросил Ангел.

– Насчет девушки или Тобиаса?

– Насчет обоих.

– Должен. Иначе ему конец. Без нее он уже умирает. Только себе еще в этом не признается. Тобиас и остальные просто довершат то, что начал он сам.

– Ух ты, – сказал Ангел. – Это не у «Холлмарк» на такой случай есть открытка: «Соберись или умри»?

Мы уехали. Я первым, Ангел и Льюис за мной. Но уже на следующей улице я остановился и вышел из машины. Они озадаченно посмотрели на меня.

– Останьтесь здесь.

– Почему?

– Потому что они придут за Бобби Жандро.

– Уж больно ты уверен.

Я вернулся к «Мустангу» и показал на маячок на заднем крыле.

– Вот на что они клюнут. Эта штука останется здесь, с вами, а я возьму вашу машину.

– Твоя машина останется здесь, – подхватил Льюис, – и они подумают, что Жандро всех сдал, и постараются убрать вас обоих.

– Но не уберут, – вступил я, – потому что вы убьете их, когда они придут за Жандро.

– И тогда Жандро заговорит.

– Таков план.

– А ты где будешь? – спросил Ангел.

– В Рейнджли.

– И что там?

– Мотель.

– Значит, мы прячемся в кустах, а ты прохлаждаешься в мотеле?

– Вроде того.

– Да уж, здорово придумано.

Мы поменялись машинами, но сначала Ангел и Луис достали из багажника свои игрушки. Оказалось, что прибыли они относительно налегке: два «глока», пара ножей, пара полуавтоматических пистолетов и несколько запасных обойм. Луис нашел удобное для засады место за кустами, откуда хорошо был виден дом Жандро.

– Может нам, прежде чем убить их, надо узнать у них что-то, задать какие-то вопросы? – спросил Льюис. – При условии, конечно, что нам придется их убить.

Я подумал о бочке с протухшей водой в «Голубой луне» и мешке, облепившем нос и рот.

– Если не придется, то не убивайте – мне, в общем-то, все равно. А спрашивать можешь, о чем хочешь.

– Что бы нам у них спросить? – задумался Ангел.

– «Глаза закроешь или так стрелять»? – предложил Луис.

Все пришло в движение. Фигуры были на доске, и игра близилась к завершению.

Стоя у окна спальни, Карен Эмори провожала взглядом Джоэла Тобиаса. Уходя, он коротко попрощался и поцеловал ее в щеку сухими губами. Она крепко обняла его, словно хотела удержать, даже чувствуя, что он уже отстраняется, и ощутила под пальцами холодок засунутого под ремень оружия.

Тобиас сел в «Силверадо» и повернул на север, но доехал только до Фолмаута, где его ждали остальные – в фургоне и на двух мотоциклах. Основную снайперскую группу составили двое бывших морских пехотинцев Причард и Вернон. За ними стояли Маллак и Баччи. Вернон и Причард, один черный, другой белый, но оба высокие и плотные, держались как братья. На обоих Тобиасу было наплевать, и объяснялось такое отношение не только извечной и взаимной неприязнью между солдатами и морпехами, но еще и тем, что Вернон был не в состоянии открыть рот и не задать при этом вопрос.

– И где Твайзел и Гринэм? – спросил Вернон, имея в виду вторую команду снайперов.

– Прибудут позже. Им еще кое-что сделать надо.

– Вот дерьмо. А поподробней нельзя, что ли?

– Нет, – ответил Тобиас и, прежде чем отвернуться, посмотрел Вернону в глаза.

Маллак и Баччи, служившие в одном с Тобиасом взводе, переглянулись, но вмешиваться не стали. Наблюдая разворачивающееся между сержантом и Верноном соперничество, они не спешили принять ту или другую сторону. Маллак вернулся домой капралом и приказы всегда воспринимал как должное, хотя и понимал, что теперь расходится с Тобиасом все дальше. В последние недели сержант вел себя как-то странно, а еще стал до жестокости прагматичным. Это он, Тобиас, предложил не просто допросить детектива Паркера и выведать, что ему известно, но и устранить. Маллак не согласился и призвал к благоразумию, взяв всю ответственность за допрос на себя. Он заявил, что не будет убивать американцев ни на родной земле, ни где-то еще. Уступка в вопросе о Паркере была не более чем маленькой победой; Маллак лишь сделал вид, что ничего не знает о смерти Фостера Жандро и некоторых других делах.

Бритоголовый громила Баччи участвовал во всем только ради денег. Удивительно, что Тобиас до сих пор не выдавил ему моргалки – уж больно откровенно он пялился на Карен.

Мы – одна большая и счастливая семья, думал Маллак, и чем скорее все кончится, тем лучше.

– Ну все, – сказал Тобиас, – выступаем.

Тем временем двое мужчин в неприметном коричневом седане двигались на север, в направлении Бангора, и уже миновали Льюистон, Огасту и Уотервилл. Тот, что сидел на пассажирском месте, держал на коленях лэптоп. Время от времени он обновлял страницу с картой, но мигающая точка своего положения не меняла.

– Эта штука еще работает? – поинтересовался Твайзел.

– Похоже, что да, – ответил Гринэм и снова взглянул на экран. Мигающая точка находилась возле пересечения Палм-стрит и Стилуотер-стрит, неподалеку от дома Бобби Жандро. – У нас неподвижная мишень.

Твайзел довольно хмыкнул.

В тот момент, когда Гринэм и Твайзел проезжали Льюистон, Рохас сидел за рабочим столом. Голова еще слегка кружилась после недавнего приема обезболивающего, и зубы по-прежнему ныли. Рохас трудился над куском красного дуба, которому предстояло служить подставкой для древних печатей. Они лежали тут же, на черной тряпице, согревая душу своим присутствием и напоминая, что красота в мире все еще существует.

В том же направлении на север, сокращая расстояние между собой и Рохасом, спешил и Ирод. Боль держалась на терпимом уровне, и настроения добавляло отсутствие Капитана.

А к нему самому приближался еще кое-кто.

Коллектор тоже не сидел на месте.