Проснувшись, Карен Эмори обнаружила, что Джоэла рядом нет. Она полежала, прислушиваясь, но так ничего и не услышала. Часы на прикроватном столике показывали 4.03 утра.

Ей снился сон, и теперь, лежа в постели и пытаясь уловить какие-либо признаки присутствия Джоэла в доме, Карен даже испытывала облегчение от того, что проснулась. Глупо, конечно. Часа через три надо вставать, одеваться, собираться на работу. Она уже решила, что поработает еще у мистера Пэтчета, о чем и сообщила Джоэлу, когда вернулась домой и увидела его с повязкой на лице. В чем дело, он не объяснил, но и не возразил по поводу работы, что стало для нее сюрпризом. Может быть, Джоэл согласился наконец с ее аргументами, что найти работу сейчас нелегко, а сидеть дома – это не для нее, тронешься от безделья; и повода вмешиваться в ее – или Джоэла – дела она никому больше не даст.

Надо поспать. От работы у нее всегда болели ноги. После восьмичасовой смены ноющая боль появлялась в пятках и подъеме стопы. Так было всегда, и тут не помогли бы даже самые лучшие туфли, которые она в любом случае не могла себе позволить. Мистер Пэтчет – хороший босс. Лучше многих. Лучший из всех, у кого ей доводилось работать. Именно поэтому Карен и хотела остаться в ресторане «Дюны». В свое время она повидала всяких хозяев, так что могла сравнить, и она была благодарна мистеру Пэтчету за доброе отношение. Ресторан вполне обошелся бы без еще одной официантки, а учитывая, что она пришла в числе последних, он вполне мог бы указать ей на дверь. Но не указал, оставил. Он заботился о ней, как заботился обо всех, кто у него работал. Время нелегкое, и с персоналом нигде особенно не церемонились, но мистер Пэтчет берег своих людей, даже в ущерб себе, и это говорило о многом.

С другой стороны, забота босса стала для нее проблемой, особенно после появления частного детектива, сующего, как выразился Джоэл, нос не в свои дела. Ей нужно осмотрительнее рассказывать мистеру Пэтчету о своей жизни. Она и детективу, когда он явился к ней, старалась не сболтнуть лишнего, но в итоге все равно проговорилась.

Первым детектива засек Джоэл. У него на такие вещи был особый нюх, что-то вроде шестого чувства. Мужчины редко бывают такими восприимчивыми. Он сразу, стоило ему только посмотреть, замечал, когда она грустила или задумывалась о чем-то. Прежде ей такие мужчины не попадались. Или, может, ей с ними просто не везло, и большинство мужчин тонко чувствуют своих женщин. Но в этом она сильно сомневалась. Джоэл был не таким, как все. И не только в этом отношении.

И все же Карен не хотела рассказывать ему о визите детектива. А почему, и сама не знала. Может быть, из-за неясного ощущения, что Джоэл не совсем откровенен с ней насчет некоторых периодов своей жизни, или из-за опасения за свою собственную жизнь. Потому, наверное, она и сказала детективу то, что сказала. Карен видела, как повлияла на Джоэла смерть друзей: он испугался, хотя и старался этого не показать. Накануне, придя домой с повязкой на лице и ранами на руках, он даже не пожелал ничего объяснить. Сразу ушел в подвал и стал переносить туда коробки из фуры. Она заметила, как он вздрогнул пару раз, когда коробка коснулась раны.

Когда же он пришел наконец в спальню…

Да, хорошего мало.

Карен вздохнула и потянулась. На часах сменились две цифры. В доме по-прежнему было тихо – никто не спускал воду в туалете, не хлопал дверцей холодильника. Интересно, что делает Джоэл? После того, что случилось, искать его она побаивалась. Может быть, он просто скрывал эту свою сторону, или она сама неверно его оценила. Нет, она не ошиблась. Ее элементарно провели. Как дурочку. Человек, которого она едва знала, подчинил ее и надругался над ней.

Она искала выхода, хотела вырваться из общежития Пэтчета. Да, она была благодарна ему за комнату, за то, что попала в женскую компанию, но такие места всегда рассматриваешь как временную остановку, хотя знакомая официантка, Эйлин, прожила в общежитии целых пятнадцать лет. Карен задерживаться не собиралась. Установленные мистером Пэтчетом старомодные правила – никаких мужчин в женском общежитии – ее не устраивали. Она же не какая-нибудь старая дева. Поначалу Карен делала ставку на Дэмиена, но он интереса к ней не проявил. Она даже подумала, что он – гей, но Эйлин говорила, что это не так. Оказалось, у него был роман с предыдущей старшей официанткой, и они вроде бы даже собирались сойтись, но она не захотела становиться женой военного или, хуже того, вдовой военного, и все закончилось ничем. Карен думала, что мистер Пэтчет был бы не против, если бы у них с Дэмиеном что-то сложилось, и, когда Дэмиен вернулся домой, его отец пытался их свести и приглашал ее пообедать с ними или посылал их вдвоем за покупками и на переговоры с поставщиками. Но к тому времени она уже встречалась с Джоэлом, с которым познакомилась через Дэмиена. Когда она в первый раз позволила Джоэлу прийти за ней после работы, на лице мистера Пэтчета вроде бы промелькнуло разочарование. Он ничего не сказал, но прежней легкости между ними уже не было. Когда Дэмиен умер, Карен почему-то подумала, что мистер Пэтчет, может быть, винит ее в случившемся, что если бы у его сына был кто-то, о ком он мог бы заботиться и кто заботился бы о нем, то все не закончилось бы так, как закончилось. Может быть, отчасти поэтому он и нанял детектива: рассердился на нее за то, что она встречалась с Джоэлом, но выместил злость не на ней, а на нем.

Джоэл хорошо зарабатывал на своей фуре; как ей казалось, больше, чем мог зарабатывать независимый перевозчик. При этом он часто ездил через границу, в Канаду. Она пыталась узнать, как ему это удается, расспрашивала, и он объяснил, что берется за любую работу, но объяснил так, что она поняла: разговор на эту тему не приветствуется, и больше не приставала. И все же сомнения остались…

Но она любила Джоэла. Решила, что любит после того, как встречалась с ним две недели. Просто поняла. Он был сильный, добрый, старше ее, а значит, лучше понимал жизнь, и поэтому с ним она чувствовала себя в безопасности. У него был свой дом, и когда он попросил ее переехать к нему, она согласилась, даже не дослушав предложение до конца. И опять-таки дом – это не какая-нибудь квартирка, где люди постоянно сталкиваются и действуют друг другу на нервы. Места было предостаточно: две спальни наверху, кладовая, большая гостиная и симпатичная кухня. Да еще подвал, где Джоэл хранил инструменты. Опрятностью и аккуратностью он тоже отличался от других ее знакомых мужчин. Да, в ванной и кухне пришлось поработать, но грязными они не были – она всего лишь навела там порядок. И сделала это с удовольствием. Карен гордилась их домом. Именно так она его воспринимала – как их дом. Не только Джоэла, но и ее тоже. Она понемногу меняла обстановку – на свой вкус, а он, похоже, не возражал. В вазах появились цветы, стало больше книг. Карен даже повесила картины, а когда спросила, нравятся ли они ему, он ответил, что да, конечно, и даже попытался изучить каждую в отдельности, как будто приценивался для будущей покупки. Она понимала, что Джоэл старается ради нее. Украшения и аксессуары интересовали его мало, и Карен сомневалась, что он когда-нибудь взглянет на картины еще раз, если только она не укажет ему на них, но само его старание проявить интерес было ей приятно.

Хороший ли Джоэл человек? Карен не знала. Поначалу она думала, что да, хороший, но в последние недели он сильно изменился. С другой стороны, мужчины ведь всегда меняются, как только получат свое. Перестают быть внимательными, заботливыми. Когда им нужно привлечь женщину, они выставляют себя в наилучшем виде, распускают перья, а потом, когда цель достигнута, возвращаются в обычное состояние. У одних это происходит быстрее, чем у других. Да что там, у нее на глазах мужчины из овечек превращались в волков с последним стаканчиком на дорожку или звоном упавшей на барную стойку монеты. Джоэл менялся медленнее, постепенно, и потому происходившее с ним так тревожило и пугало. Сначала он просто уходил в себя и становился раздражительным. Меньше разговаривал с ней, а когда она все же пыталась завести разговор, обрывал. Карен думала, что это как-то связано с его ранениями. Иногда у него болела рука. В Ираке Джоэл потерял два пальца на левой руке и частично слух. Но ему еще повезло. Некоторые из тех, кто подорвался вместе с ним, домой не вернулись. Он редко говорил о том, что там произошло, но Карен и сама знала достаточно. Джоэл часто уезжал, и у него были армейские друзья, те, что приходили раньше и не приходили теперь. С ней они почти не разговаривали, а один, Пол Баччи, ее просто пугал – его взгляд, казалось, ползал по ее телу, задерживаясь на грудях, бедрах. Когда они приходили, Джо закрывался с ними в гостиной, и она слышала через стену ровный, приглушенный гул голосов – казалось, гудят попавшие в банку насекомые.

– Джоэл?

Ответа не было. Карен хотела пойти и посмотреть, где он, но боялась. Боялась, что он снова ее ударит. Все случилось, когда, открыв дверь в ванную, она увидела, как он смазывает ожоги на руках и лице, и попыталась спросить, откуда эти жуткие раны.

На ее вопрос Джоэл ответил своим:

– Почему ты не сказала, что у тебя был гость?

Карен не сразу поняла, что речь идет о детективе, Паркере. И потом, откуда он узнал? Она пыталась придумать подходящий ответ, но Джоэл вдруг отвесил ей пощечину. Похоже, самого Джоэла это шокировало не меньше, чем Карен. Удар получился несильный, но все же она отшатнулась к стене. А еще в этой пощечине ощущались сила и злоба, в отличие от первой, случайной. Джоэл тут же извинился, но Карен уже бежала в спальню. Он пришел через пару минут. Попытался заговорить – она не слушала. Не могла слушать, потому что плакала. Рыдала. Он просто обнял ее, а потом и уснул. И она уснула через какое-то время, можно сказать, сбежала в сон, чтобы не думать о том, что произошло. Посреди ночи он разбудил ее и снова просил прощения, и его губы касались ее губ, и его руки искали ее тело – и они помирились.

Но нет, не помирились. Не по-настоящему. Она только притворилась – ради него. Не хотела, чтобы он мучился. Не хотела, чтобы он… снова сделал ей больно.

Да, именно так. В этом-то и был весь ужас.

Теперь, лежа в темноте, Карен поняла, что ее мнение о нем изменилось так же сильно, как изменился он сам. Она хотела, чтобы он был хорошим человеком или хотя бы лучше некоторых из тех, с кем она встречалась раньше, но в глубине души понимала – он ничем не лучше. После того, как ударил ее… после того, как изменился столь сильно… Секс больше не был приятным. Разбудив ночью, он сделал ей больно, а когда она попросила быть нежнее, просто кончил и повернулся к ней спиной.

– Я хочу поговорить с тобой. – Она потянула его за плечо. Он напрягся, а когда повернулся, она невольно отпрянула, отодвинулась как можно дальше – так напугало ее, даже в темноте, выражение его лица. Ей показалось, что он снова ее ударит.

– Оставь меня в покое, – сказал Джоэл, и что-то мелькнуло в его глазах. Что-то похожее на страх. Казалось, он обращается не только к ней, но и к кому-то еще, некоему невидимому существу, присутствие которого ощущал только он один.

Потом Карен задремала, и ей приснился сон. Не кошмар, но… В этом сне она оказалась в тесном помещении, почти в гробу, но при этом помещение было больше, чем гроб, и одновременно меньше. Как такое возможно? Ей не хватало воздуха, а рот и нос были забиты пылью.

Что хуже всего, она была не одна. И то, чье присутствие она ощущала, шептало. Что именно оно говорило, Карен не поняла и даже не была уверена, что все эти слова предназначались ей, но лились они безостановочно.

Снизу донесся какой-то шум, незнакомый звук, чужой в темноте дома. Смешок. Короткий, придушенный. В нем было что-то детское, но и неприятное тоже. Спонтанный всплеск радости, вызванный словом или действием, не столько смешным, сколько шокирующим. Смех над чем-то, над чем смеяться не до€лжно.

Карен осторожно откинула одеяло и спустила ноги на пол. Половицы не скрипнули. Почти все в доме Джоэл сделал сам и на совесть. Она прошла по ковру и приоткрыла дверь. Шепот. Но голос был его, а не тех, других, из ее сна. Другие. Раньше она этого не понимала. Их было много, этих других. Много голосов. Они говорили на одном языке, но разные слова.

Карен подошла к лестнице, опустилась на колени и посмотрела вниз между балясинами. Джоэл сидел около двери в подвал, поджав ноги под себя, руки на бедрах, пальцы сцеплены. Как маленький мальчик. Она даже почти улыбнулась.

Почти.

Джоэл разговаривал с кем-то, кто находился по ту сторону двери, ведущей в подвал. Эту дверь он всегда запирал на замок. Поначалу она не обращала внимания. Однажды, в первую неделю после переезда, Карен спустилась туда помочь ему красить и не увидела ничего необычного – коробки, запчасти, какой-то хлам. Потом она бывала там изредка, но всегда только с Джоэлом. Он не запрещал ей ходить туда, хитрец, а ей просто нечего было там делать. К тому же Карен не любила темных мест – наверное, поэтому ее так встревожил сон.

Затаив дыхание, она прислушалась. Джоэл шептал что-то, но ответа не было слышно. Он подождал, потом снова заговорил. Молча кивнул, словно в подтверждение какого-то аргумента.

Снова хихикнув, Джоэл тут же прикрыл рукой рот и машинально посмотрел вверх, но Карен успела отпрянуть в тень.

– Это плохо, – сказал он. – Ты плохой.

Он снова прислушался.

– Я пытался. Не могу. Не знаю, как.

Замолчал. Посерьезнел. С усилием сглотнул. Даже там, наверху, она ощутила его страх.

– Нет, – твердо сказал Джоэл. – Нет. Я не стану это делать. – Он покачал головой. – Нет. Пожалуйста. Не буду. Не проси. Ты не можешь просить об этом.

Он зажал ладонями уши, чтобы не слышать голос, который говорил только с ним. Поднялся.

– Оставь меня в покое. Прекрати. – Он уже почти кричал. – Перестань шептать. Перестань.

Он бросился вверх по ступенькам.

– Оставь меня в покое. – Она поняла по голосу, что он плачет. – Прекрати. Прекрати. Хватит.

Карен проскользнула в спальню и юркнула под простыню за секунду до того, как Джоэл открыл дверь и вошел в комнату. Он сделал это так шумно, что она не могла не отреагировать, но постаралась изобразить удивление.

– Милый? Ты в порядке? – сонно спросила Карен, отрывая голову от подушки.

Он не ответил.

– Джоэл? Что случилось?

Он шагнул к ней, и она испугалась. Он опустился на край кровати, коснулся рукой ее волос.

– Прости, что ударил. Но я никогда не сделаю тебе ничего плохого. По-настоящему плохого. – Живот скрутило, и она испугалась, что не добежит до туалета. По-настоящему плохого… Как будто давать оплеуху время от времени – это нормально, но только за дело, только когда не в меру любопытная сучка начинает задавать неположенные вопросы или развлекает сыщиков в кухне. Только тогда. И наказание должно соответствовать преступлению. А потом она может раздвинуть ноги, и они помирятся, и все будет хорошо, потому что он любит ее, и это именно то, что делают люди, когда любят друг друга.

– Когда я ударил тебя, – продолжал Джоэл, – это был не я. Это было что-то другое. Как будто я стал марионеткой, и кто-то дергал за ниточку. Я не хочу обижать тебя. Я люблю тебя.

– Знаю, – ответила Карен, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. Получилось только наполовину. – Милый, в чем дело?

Он прислонился к ней, и она почувствовала, как по его щеке текут слезы. Она обняла его.

– Мне приснился плохой сон. – Ей показалось, что она слышит в нем того маленького мальчика. Она посмотрела вниз и увидела, что он смотрит на нее. Смотрит расчетливо, недоверчиво и как будто даже с затаенной усмешкой, словно они оба ведут здесь какую-то игру, но только он знает правила. Это длилось мгновение, а потом глаза закрылись, и он уткнулся лицом в ее груди. А она крепко обняла его, хотя больше всего ей хотелось оттолкнуть, убежать из этого дома и никогда, никогда не возвращаться.