Они шли весь день, пробираясь через заросли, обходя развалины и петляя между холмов и дважды выходя к морю. К вечеру впереди показалась железная дорога.

По сторонам насыпи лежал густой туман. Время от времени он наползал на рельсы тяжелыми серыми струями, и в этих местах они шли по колено в медленно клубящейся мути. Пахло мокрой ржавчиной, из болота справа от насыпи тянуло тухлятиной. Вокруг ничего не было видно, кроме тумана, но Илья знал, что в обе стороны тянется холмистая равнина с каменными россыпями, а за равниной во мгле скрываются горы. И еще он знал, что, когда взойдет солнце и туман осядет росой, он должен увидеть где-то слева остов разбитого вертолета, а впереди – состав вагонеток, и вот тогда начнется самое дело.

Судя по карте, старой, вытертой карте, найденной в сундуке на втором этаже дома, одиноко стоявшего на морском берегу, до башни, в которой была заточена Марьюшка, оставалось полдня пути.

Ночь прошла спокойно – они переночевали в цементной трубе туннеля, задвинув вход ржавым листом железа. Вышли по холодку. Утро выдалось ясное, золотистое. Илья не стал спрашивать, как они пойдут; авось, думал он, догадаюсь по дороге.

Лес по обе стороны густел и густел: смыкающиеся деревья были моложе, а стволы у них – толще; потом тропа углубилась в лощину, справа и слева нависали заросли орешника.

А дальше, в сторону карьера, к северу от поезда, воздух над рельсами мутно дрожал и переливался, и время от времени в нем мгновенно вспыхивали и гасли маленькие радуги. Проводник посмотрел на это дрожание, сплюнул почти всухую и отвернулся.

– Дальше, – сказал он, и Илья повернул к нему напряженное лицо. – Вон тряпье, видишь? Да не туда смотришь! Вон там, правее…

– Да, – сказал Илья.

– Так вот, это был некий Хлюст. Давно был. Он не слушался старших и теперь лежит там специально для того, чтобы показывать умным людям дорогу.

– Так я и думал! – воскликнул Илья. – Это указательная стрелка. Значит, там Полярная звезда, а вон там веселые доллары… Э-э-э, я хотел сказать, Марьюшка. Клянусь громом, у меня все холодеет при одной мысли о Кащее. Это одна из его милых острот. Он остался здесь с шестью товарищами и укокошил их всех. А потом из одного убитого смастерил себе компас… Кости длинные, на черепе рыжие волосы. Э, да это Аллардайс, накажи меня бог! Ты помнишь Аллардайса, Том Морган?

– Я не Том Морган, а Морган Фримен, – буркнул проводник.

Они прошли еще примерно с милю или версту, миновали ущелье, как вдруг проводник остановился и посмотрел на Илью.

– Что это у тебя в заднем кармане? – спросил он небрежно.

– Пистолет, – буркнул Илья и закусил губу.

– Зачем он тебе?

– Стрелять! – сказал Илья с вызовом.

– Брось, брось, – строго проговорил проводник. – Давай его сюда. В Зоне стрелять не в кого. Давай.

Илья хотел что-то сказать, но промолчал, сунул руку за спину, вытащил армейский кольт и протянул проводнику, держа за ствол. Парень взял пистолет за теплую рубчатую рукоятку, подбросил его, поймал и спросил:

– Платок у тебя есть какой-нибудь? Давай, я заверну…

Он взял у Ильи носовой платок, чистенький, пахнущий одеколоном, завернул пистолет и положил сверток на шпалу.

И в ту же секунду из ущелья впереди выкатилось оставленное ими эхо – шарканье подошв, стук копыт, – и вздрогнули нижние ветви сосен.

– Скачи! – крикнул проводник Илье. – Скачи! Прочь от врагов!

И убежал в поле.

А сзади раскатом гулкого эха грянули копыта, из ущелья вылетел Черный Всадник и придержал коня, покачиваясь в седле. Еще один, еще один и еще двое.

Илья видел их теперь совершенно отчетливо: ни капюшонов, ни плащей – серые латы, белые саваны и длинные седые космы. Мечи мерцали в костяных руках, глаза сверкали из-под надвинутых шлемов, и свирепый вой не умолкал.

– Коня! Полцарства за коня! – вскричал богатырь.

Из кустов раздались звуки рояля – кто-то сыграл «Фугу» Баха – и приветливое ржание, а следом за ним на дорогу выбежал Сивка-Бурка, живой и невредимый.

– Сивушка! – прослезился Илья и одним молодецким махом запрыгнул в седло.

– насмешливо проскрипел мерзкий голос, Черные всадники остановились, и вперед выехал сам Кащей, костлявый старикан в бронированном экзоскелете, и верхом на скелете протоцератопса. В одной руке Кащей держал кривой заржавленный меч небывалой длины, в другой – золотой пистолет-пулемет «Бизон» со шнековым магазином на 64 патрона калибра 9х18 ПМ.

– А-а-а! – обрадовался Илья. – Бессмертный Кащей из одних костей! Не ест ничего, ни каши, ни щей… – ни мармелада, ни шоколада, а только маленьких детей!

– Наговариваете вы на нашу семью. Грех это! – обиделся Кащей.

– Хватит пустому базару греметь, – оборвал его Илья. – К барьеру!