12 октября 1881 г.

Правда, правда, О., давно я не писал тебе. А все собирался. И даже спешил послать или письмо, или гостинчика, да все неподходящие случаи-то были... Что касается трех строчек, с любовью исполняю. Читал я письмо твое. И какое же множество там настрочено грехов! Подумал я: такая маленькая, а наскребла сколько грешищев! Да это не важное дело, что у грешного человека - грехи, все равно: у орешины - орехи, от репы - репа, и прочее подобное. А вот странно: откуда может маленький человек набрать и туго напихать целый пехтерь скорбей? До того даже скорби велики, что О. уткнет главу в подушку и думает... Зачем я родилась? Вот в самом деле вопрос-то: зачем О. родилась? И живет? Еще и живет?! Вот вопрос-то! Да это у редкого философа заходит в голову такая мысль. А мне так, кажется, никогда и не приходила... Мудреная ты девочка! Одного ты, видно, не знаешь, что говорит св. Златоуст, что здешнее земное тяжкое самое и нестерпимое не может даже и сравниться с тамошним самым легким. Спасайся! Мир тебе! А во всех исповеданных тобою грехах и немощах да простит тебя Господь. И да поможет Он, Всемилостивый Спас наш, и Его Пречистая Матерь тебе положить исправление. А исправление наше есть смирение, т.е. сознание своих немощей. И помни слово, что Богу любезнее грешник, кающийся и смиряющийся, чем праведник, сознающий свою правду. А ты вот мне и Богу каешься, и уничижаешь себя, и стыдишься за свои немощи: то Господь и помилует тя, и спасет тя. И узриши благая Иерусалима!