Глава 12
Вернувшись домой на следующее утро, Глиннес обнаружил у причала незнакомую лодку. На веранде никого не было, дом тоже пустовал. Выйдя на задний двор, Глиннес увидел трех человек, шагавших по лугу: Глэя, Акадия и Джуниуса Фарфана. На всех троих были аккуратные темно-серые костюмы — униформа фаншеров. Глэй и Фарфан о чем-то серьезно говорили, Акадий держался чуть поодаль.
Глиннес вышел навстречу. Заметив на лице хозяина презрительное удивление, Акадий ответил полусмущенной улыбкой.
«Никогда бы не подумал, что вы станете связываться со всяким отребьем», — обронил Глиннес.
«Приходится считаться с веяниями времени, — пожал плечами Акадий. — Забавный наряд, меня он развлекает необычайно». Глэй смерил ментора холодным взглядом, Джуниус Фарфан только рассмеялся.
Глиннес жестом пригласил приезжих на веранду: «Присаживайтесь. Не желаете ли выпить вина?»
Фарфан и Акадий взяли по бокалу вина, Глэй молча отказался. Пройдя вслед за Глиннесом в дом, где он провел детство, Глэй обвел помещение глазами незнакомца и вышел на веранду раньше Глиннеса.
«Хочу тебе кое-что предложить, — сказал Глэй. — Тебе нужен Амбальский остров?» Глэй покосился на Джуниуса Фарфана — тот выложил на стол конверт. «Ты его получишь. Вот деньги, достаточные, чтобы выселить Касагейва».
Глиннес потянулся за конвертом, Глэй его отодвинул: «Не все сразу. Как только ты выкупишь Амбаль, можешь там поселиться — как хочешь. Но Рэйбендери будет предоставлен в мое распоряжение».
Глиннес оторопел от изумления: «Теперь тебе понадобился Рэйбендери? Почему мы не можем жить, как братья, и вместе обрабатывать нашу землю?»
Глэй покачал головой: «Если ты не изменишь свои привычки, между нами никогда не будет согласия. Не будем терять время. Забирай Амбаль и отдай мне Рэйбендери».
«Никогда в жизни не слышал более вздорного предложения, — сказал Глиннес, — принимая во внимание, что оба острова принадлежат мне».
Глэй снова покачал головой: «Если Шайра жив, это не так».
«Шайра мертв». Оставив гостей на веранде, Глиннес вышел на задний двор, выкопал горшок, вынул из него старый золотой брелок и принес на веранду: «Помнишь эту вещицу? Я нашел ее у твоих дружков Дроссетов. Они ограбили Шайру, убили его, выбросили на поживу мерлингам!»
Глэй покосился на брелок, отвел глаза: «Они это признали?»
«Нет».
«Ты можешь доказать, что нашел это у Дроссетов?»
«Ты сомневаешься в моих словах?»
«Одних слов недостаточно», — сухо обронил Глэй.
Медленно повернувшись, Глиннес уставился Глэю в лицо, потом так же медленно поднялся на ноги. Глэй задержал дыхание и окаменел. Акадий поспешно вмешался: «Конечно, твоего слова вполне достаточно, Глиннес. Сядь, успокойся!»
«Пусть Глэй извинится и убирается вон!»
Акадий огорчился: «Глэй имел в виду только то, что одних слов недостаточно в юридическом смысле, что они не служат доказательством в суде. Правильно, Глэй?»
«Да, да! — Глэй всем видом показывал, что ему смертельно скучно. — Мне твоего слова достаточно — другие могут потребовать более веских доказательств. Суть предложения от этого не меняется».
«С чего бы тебя вдруг потянуло домой, на Рэйбендери? — поинтересовался Глиннес. — Собрался устроить бал-маскарад под музыку треваньев?»
«Не суди о других по себе. На Рэйбендери мы хотим основать общину фаншеров, коллегию динамических разработок».
«Даже так! — с деланным уважением подивился Глиннес. — Разработок! Динамических! С какой стати?»
Джуниус Фарфан тихо пояснил: «Мы стремимся к выдающимся академическим достижениям».
Глиннес насмешливо смотрел вдаль, на Амбальский плес: «Признаюсь, я в замешательстве. Люди освоили скопление Аластор много тысяч лет тому назад. Население Галактики исчисляется триллионами. С незапамятных времен то на одной планете, то на другой появлялись великие первооткрыватели и провидцы, ставившие и решавшие труднейшие задачи во всех отраслях и сферах, на всех поприщах и нивах однообразного в своем бесконечном разнообразии феерического карнавала, именуемого человеческим бытием. Все поддающееся представлению сделано, все цели достигнуты — и не единожды, а тысячи раз, снова и снова! Общепризнано, что мы живем в золотую пору заката человеческой расы. Поведайте же мне, непосвященному, какую новую, волнующую область знаний, неизвестную среди тридцати тысяч населенных миров, срочно необходимо разрабатывать именно здесь, на моем лугу моего острова Рэйбендери?»
Глэй нетерпеливо отвернулся, как если бы стыдился непроходимой глупости брата. Джуниус Фарфан, однако, вежливо ответил: «Эти концепции нам хорошо знакомы. Можно с легкостью показать, однако, что объем возможных знаний, а следовательно и достижений, безграничен. Всегда существует переход от известного к неизвестности. В такой ситуации перед любой группой людей, малочисленной или многочисленной, открывается бесконечное число возможностей. Мы не претендуем и даже не надеемся распространить область человеческих знаний за существующие пределы. Создание коллегии — лишь подготовительный шаг. Прежде, чем начинать исследования в новых областях, необходимо четко определить то, что уже изучено, и наметить перспективные направления грядущих свершений. Постановка и решение этой предварительной задачи сами по себе потребуют невероятного труда. Всей моей жизни хватит лишь на то, чтобы стать предтечей будущих перемен. Но и этого достаточно — я не проживу свою жизнь бесцельно и бессмысленно. Присоединяйтесь к фаншераде, Глиннес Хульден, разделите бремя бессмертной мечты!»
«Ради чего? Чтобы маршировать в серой униформе и забыть про хуссейд и звездочтения? Ни за что! Мне все равно, добьюсь ли я чего-нибудь в своей жизни или нет. А ваша коллегия, если вы ее устроите у меня на лугу, испортит пейзаж. Смотрите, как играет свет на воде, как меняются оттенки древесной листвы! Достаточно взглянуть вокруг открытыми глазами — и все разговоры о «свершениях» и «смысле жизни» становятся тщеславной суетой, напыщенной болтовней несмышленых детей».
Джуниус Фарфан беззвучно смеялся: «Можете обвинять нас сколько угодно в тщеславии, высокомерии, самовлюбленности, элитарности — называйте это, как хотите. Никто не утверждает обратного. Жан Дюбле не утверждал, что занимается умерщвлением плоти, когда писал «Розу в зубах урода»».
«Другими словами, — осторожно вставил Акадий, — фаншеры искусно направляют в предположительно полезное русло порочность, изначально присущую человеческой природе».
«Абстрактным рассуждениям свойственна развлекательная ценность, — заметил Джуниус Фарфан, — но мы должны сосредоточиться на динамических, а не статических процессах. Принимаете ли вы предложение Глэя?»
«Какое предложение? Превратить остров Рэйбендери в бедлам, в заповедник для идиотов? Конечно, нет! У вас в душе не осталось ничего человеческого? Взгляните на этот луг, на этот лес! Свершений и стремлений во Вселенной избыток, а красоты и покоя остро недостает. Устраивайте свою коллегию где-нибудь в горах, на лавовых полях или за Сыпучими холмами, только не здесь».
Джуниус Фарфан поднялся на ноги: «Тогда позвольте пожелать вам всего наилучшего». Пока секретарь поднимал со стола деньги, Глиннес попытался перехватить конверт, но Глэй мертвой хваткой вцепился ему в кисть. Тем временем Фарфан безмятежно засунул конверт за пазуху.
По-волчьи оскалившись, Глэй отпустил руку брата. Мышцы Глиннеса напряглись, он наклонился вперед. Джуниус Фарфан смотрел на происходящее спокойно, с понимающим ожиданием. Глиннес расслабился — самоуверенность Фарфана вызывала у него смутные подозрения.
Акадий сказал: «Я останусь с Глиннесом, как-нибудь попозже он отвезет меня домой».
«Воля ваша». В сопровождении молчаливого Глэя Фарфан спустился к лодке. Окинув напоследок широкий Рэйбендерийский луг оценивающими взглядами, они уехали.
«Во всей этой истории есть какая-то невероятная наглость, — сжимая зубы, бормотал Глиннес. — За кого меня принимают? Почему они так уверены, что меня можно безнаказанно стричь раз за разом, как безмозглую скотину?»
«Они убеждены в справедливости своих стремлений, — пожал плечами Акадий. — Возможно, излишняя самоуверенность производит впечатление наглости… Согласен, согласен, эти качества иногда практически неотличимы. И все же ни Глэя, ни Джуниуса Фарфана нельзя назвать наглецами. Глэй держится несколько отстраненно, но в глубине души, в конце концов, он искренний, отзывчивый парень».
Глиннесу стоило большого труда подавить вспышку раздражения: «Искренний отзывчивый парень, обобравший меня, а потом предлагающий обменять то, что оставил, на то, что уже украл? Вам следовало бы пересмотреть подход к оценке человеческих характеров».
Акадий жестом дал понять, что вопрос не заслуживает дальнейшего обсуждения: «Вчера я ходил на стадион смотреть хуссейд — и неплохо развлекся, надо сказать, хотя позиционная игра выглядела не слишком аккуратно. В хуссейде ярко проявляется взаимодействие индивидуальных характеров, ни один матч не походит на другой. Можно было бы даже поверить в то, что маски бессознательно воспринимаются как нечто необходимое для предотвращения чрезмерного влияния личных взаимоотношений игроков на исход состязания».
«В хуссейде все может быть. Я, например, терпеть не могу характер лорда Дженсифера, в связи с чем решил играть за «Танчинаров»».
Акадий понимающе кивнул: «Сегодня утром мне привелось встретиться с лордом Дженсифером — и где, представь себе? В кафе гостиницы «Мирная долина» в Вуляше. Он упомянул за чашкой чая, что выгнал нескольких игроков за неповиновение».
«Неповиновение? — Глиннес хрюкнул. — Точнее выражаясь, за неприкрытое отвращение. Что ему понадобилось в Вуляше? Прошу заметить, что задаю вопрос неформально, в ходе частной беседы, и платить за ответ не намерен».
Акадий отвечал с достоинством: «Лорд Дженсифер обсуждал хуссейд с игроками местной команды, «Вуляшских бакланов». Насколько я понимаю, ему удалось заручиться согласием трех или четырех войти в состав «Горгон»».
«Неужели? Отважный лорд не сдается?»
«Напротив, кипит энергией и полон решимости. Он утверждает, что терпел поражение только по вине ленивых и нерадивых вредителей, и что достоинства противника тут ни при чем».
Глиннес презрительно рассмеялся: «Каждый раз, когда Дженсифер сидел в штрафной купальне, мы ухитрялись выиграть раунд. Как только он начинал командовать, нас били по всему полю».
«Чем старый Нероневи лучше Дженсифера? Он тоже не прославился в качестве вдохновенного стратега».
«Совершенно верно. Надеюсь, мы сможем найти кого-нибудь получше, — Глиннес на минуту задумался. — Как вы смотрите на то, чтобы снова проехаться в Вуляш?»
Акадий не возражал: «Мне сегодня все равно нечего делать».
Дензель Воехота жил в хижине на воздушных корнях между двумя огромными стволами мирсилий, в верховьях Мирной долины. Ему никто еще не сообщал о визите лорда Дженсифера в Вуляш, но он воспринял новость без удивления и без сожаления: ««Бакланы» в любом случае долго не продержались бы — удивительно, что им вообще удалось сыграть несколько матчей». Воехота подошел к телефону и несколько минут говорил с кем-то, чье лицо Глиннес видеть не мог, после чего вернулся на крыльцо: «Все нападающие и один полузащитник уже играют за «Горгон». Можете быть уверены, что «Бакланам» в этом сезоне летать больше не придется».
«Тебя может заинтересовать тот факт, что «Танчинарам» пригодился бы агрессивно мыслящий капитан, — сказал Глиннес. — Нероневи давно пора на покой, а быстротой соображения он не отличался и в молодости. В новом составе, да еще с лукавым и прытким капитаном, «Танчинары» могли бы выиграть кучу денег».
Дензель Воехота потянул себя за подбородок: «Насколько я помню, «Танчинары» — открытый клуб?»
«Открытый всем ветрам, как океан!»
«В твоей идее определенно что-то есть. Определенно».
