Глава 3
Вандалы
На горизонте показались два судна, довольно быстро шедшие наперерез. Пираты их тоже заметили. И на шебеке, и на «торгаше» пираты из «старичков» взобрались на мачты.
Когда корабли сблизились настолько, что стали видны люди и детали судов, раздался тревожный крик:
– Вандалы!
Для двух пиратских судов одна пиратская шебека, да ещё с неполным экипажем, поскольку абордажная команда находилась на «купце», представляла лёгкую добычу. Кормчий шебеки это тоже понял. И если раньше, сопровождая торговый корабль, шебека шла на приспущенном парусе, то теперь прозвучала команда поднять его полностью. Кормчий решил бросить добычу и своих людей и спасаться самому. Вода перед форштевнем вспенилась, и шебека стала удаляться.
Берберы рассчитывали, что вандалы набросятся на торговое судно. Однако как бы не так! Вандалы поняли, что «торгаш» никуда не денется, и кинулись догонять шебеку. Их корабли были крупнее, чем шебека, оба имели мачту и парус, а кроме того – гребные вёсла в один ряд, и в скорости не уступали шебеке.
Старший абордажной команды, Мислим, понял замысел вандалов. Он бросил рулевое весло и заметался по корме, ища выход. Потом вновь схватился за рулевое весло и заломил поворот:
– Перекинуть парус!
Теперь ветер дул с другого бока.
Мислим направил корабль прямиком на север, в сторону Римской империи. На их пути лежали многочисленные острова, самый крупный из которых – Сицилия. Мислим явно хотел дойти до островов, укрыться там.
Но торговое судно было тихоходным, и абордажники всё время с тревогой поглядывали назад, за корму.
Через продолжительное время, когда все успокоились и решили, что уже оторвались, на горизонте за кормой показались два паруса. Проклятье! Вандалы, расправившись с шебекой, гнались за ними.
А впереди был уже виден небольшой островок. Он медленно вырастал по мере приближения судна, как будто бы поднимался из воды. Теперь всё решали время и удача. Успеют пираты подойти к острову, укрыться в мелководной бухте, или их раньше настигнут вандалы?
Предводительствуемые своим вождём Гейзарихом, человеком маленького роста, хромым, скрытным и жадным до богатства, вандалы были кровожадны и жестоки. Зачастую они довольствовались трофейным судном и товарами на нём, убивая судовые команды и пассажиров – жестокость была у них в крови. Не зря же в 455 году, когда вандалы взяли Рим, приплыв туда на кораблях, они насиловали римлянок, а также убили множество рабов и граждан Вечного города. Потом же, нагрузив суда трофеями, взяв только золота 400 тонн, они всё, что не могли погрузить, безжалостно разбили и сожгли. Их сердцам было чуждо понятие красоты созданных человеческими руками вещей, скульптур, картин.
Оторваться пиратам не удалось. Оба судна вандалов подошли к «торгашу» вплотную, с двух сторон и, не предлагая сдаться, сразу бросились на абордаж.
Но пираты-берберы не хотели продать свои жизни задёшево. На палубе торгового судна закипел бой. Сдавшихся и раненых врагов добивали, и палуба была завалена телами, залита кровью. Алексей успел заметить на мачте одного из судов вандалов висевшего в петле кормчего их бывшей шебеки. Стало быть, не ушли берберы, не успели. Судьба и остальных членов команды наверняка была трагичной.
Алексей отбивался вместе со всеми.
Вандалы хлынули на их корабль сразу с двух бортов, фактически разделив команду надвое. Теперь одна группа берберских абордажников дралась на носу, другая с Мислимом во главе – на корме. Вандалы были выше и крупнее арабов, италийцев и прочих абордажников. Бородатые, в кожаных доспехах, наверняка снятых с убитых римских воинов, они бились бесстрашно и яростно. Их было больше, и ряды защитников быстро таяли.
Алексей обернулся. Островок был относительно недалеко, с километр. Он ударил вандала саблей по обнажённой руке, отшвырнул саблю и через фальшборт бросился в море. Всё равно их на носу оставалось всего трое, и продержаться они смогли бы не более нескольких минут.
Он сразу нырнул, заработал руками и ногами, пытаясь под водой отплыть подальше. Хотя луков у вандалов Алексей не видел – да и кто на абордаж с луком идёт, когда предстоит биться на мечах и саблях, но он не исключал их наличия и стрелы вдогонку.
Он вынырнул метров через пятнадцать, вдохнул воздуха и снова ушёл под воду. Плыл, пока не зазвенело в ушах от нехватки кислорода. Вынырнув, обернулся.
На носу «торгаша» всё было кончено. Бой ещё продолжался на корме, но исход его был предрешён. Никто в него не стрелял, и он поплыл дальше саженками. В эти времена плавать умели немногие, потому как боялись русалок, водяных и прочей нечисти, обитающей, по поверьям, под водой. Они могли утянуть пловца на дно, выпить кровь, сделать своим рабом на всю жизнь. Сказания у каждого народа были свои, разные, но суть их одна.
Алексей плыл, пока были силы. Три корабля были уже далеко, а остров не становился ближе. Он лёг на спину, раскинул руки и полежал в воде, отдыхая. Но и лежать так долго было нельзя, тело начинает отдавать своё тепло воде.
Он снова поплыл. Видимо, он изначально неправильно определил расстояние.
Он плыл, а остров приближался медленно. И вот когда, казалось, силы совсем оставили его, ноги коснулись каменистого дна. Пошатываясь от усталости, он с трудом выбрался на берег и упал. Спасён!
Не меньше часа он лежал на тёплых камнях, приходя в себя. Потом собрался с силами, поднялся и пошёл от воды подальше.
Каменистый склон повышался. Дальше на скудной почве росли деревья.
Алексей обернулся. Все три судна ещё видны, но на них уже были подняты паруса, и они удалялись.
Радость наполнила сердце Алексея – спасён! Он направился вдоль берега. Поселения, если они есть, как правило, стоят на берегу.
К его глубокому разочарованию, остров оказался невелик и необитаем. Алексей горько усмехнулся: похоже, он рано радовался своему спасению, ему грозила голодная смерть.
Остров имел в центре небольшую скалу, поросшую лесом. Он решил взойти туда, чтобы осмотреть море вокруг. Теперь его спасение – в проходящих мимо судах.
Не спеша он начал подъём. На пути встретился маленький ручеёк, стекавший по склону, и Алексей вдоволь напился чистой и вкусной воды.
За полчаса он добрался до вершины.
На юго-востоке, километрах в пяти, виднелся большой остров, а может, и мыс. Как потом узнал Алексей, он был на острове Гоцо, а видел остров Мальту. Географию своей страны он учил в школе, потом на практике на службе исколесил пол-России. А из географии Средиземного моря помнил только про «итальянский сапог».
Алексей спустился на берег, держа в виду находящийся в отдалении остров. Он решил попытаться завтра переплыть пролив – сегодня уже было поздно. По пути обнаружил грушу-дичку и наелся небольших плодов, чтобы хоть как-то утолить голод. Ещё засветло выбрал место для ночлега, наломал веток – на камнях спать нельзя. Вечером они тёплые, а к утру остывают и сами тянут тепло из тела. За прошедший день он не просто устал, а вымотался до предела и потому уснул сразу же, как только лёг.
Утром проснулся на рассвете с ощущением, что и не спал вовсе, а солнце уже встаёт. Но всё же почувствовал, что отдохнул. Снова перекусил грушами. Плыть ему было далеко, требовались силы.
Собравшись с духом, он перекрестился и вошёл в воду. Назад пути не будет. Или он доплывёт, или утонет – на обратный путь просто не хватит сил.
Алексей поплыл. Он не торопился, экономя силы. Когда уставал, ложился на спину и отдыхал. Вот уже до конечной цели не так далеко – с километр, но внезапно он почувствовал, что течением, которое всегда бывает в проливах, его несёт мимо острова, в открытое море.
Алексей собрался с силами. Надо сделать последний рывок, во что бы то ни стало надо! Он заработал руками и ногами, но остров продолжал смещаться вправо. Всё, он выдохся, надо перевести дух. Он повёл вокруг себя глазами. Ну хоть бы рыбацкая лодка поблизости оказалась!
И вдруг сзади, в проливе, он увидел корабль! Судя по корпусу, корабль не был пиратским, шёл под парусами.
Алексей лежал на спине, поглядывая на корабль, – судно шло прямо на него. Когда до форштевня осталась сотня метров, он отплыл немного в сторону и стал кричать.
Алексея заметили, опустили парус. Судно замедлило ход и остановилось. С борта бросили верёвку.
Алексей вцепился в неё мёртвой хваткой. Верёвку стали тянуть наверх, а потом просто тащить Алексея по борту. Обшивка судна царапала кожу, но он терпел. Ни за что на свете Алексей не отпустил бы сейчас верёвку!
Его втащили на борт. Вода с него текла ручьями, и то ли от переохлаждения, то ли от испытанного стресса крупная дрожь колотила всё тело. Моряки пытались заговорить с ним, но он не понял языка.
Меж тем послышался недовольный крик кормчего, парус подняли, и судно двинулось вперёд. Мимо проплывал остров, до которого он так и не добрался.
Остров Мальта издавна славился пиратами, сделавшими его своей базой. Он был очень удобно расположен – почти на пересечении морских торговых путей.
Судно же оказалось греческим, и его трюм был забит огромными амфорами с вином.
Моряки дали Алексею лепёшку и сушёного мяса. Один из моряков терпеливо дождался, когда Алексей жадно съел угощение, и попытался его расспросить.
Пробовал на греческом, италийском, арабском, но Алексей его не понимал. Он только спросил: – Константинополь?
Грек кивнул. Алексея это более чем устраивало. Он ткнул себя пальцем в грудь:
– Алексей. Рус.
– Рус? – удивился грек.
Похоже, он был полиглотом, но русского языка не знал. О диких скифах слышал, а русы? Да и были ли тогда русы? Племена на территории Руси обитали – венды, кривичи, вятичи, но единого народа не было.
Грек ушёл к кормчему, видимо, докладывать о странном спасённом. Алексей же прошёл на нос судна и улёгся на палубу – от усталости ноги не держали его. Плавать он умел, отдыхал на черноморских пляжах, на Балтике, но таких далёких заплывов не совершал никогда.
На какое-то время он впал в некую прострацию, оцепенение – то ли дремоту, то ли сон.
Через некоторое время почувствовал себя лучше, уселся и увидел впереди встречное судно. В голове мелькнуло – пираты! Подбежав к корме, он показал рукой вперёд:
– Берберы!
Грек-кормчий сначала встревожился, начал всматриваться, но потом улыбнулся:
– Византия!
Встречный корабль оказался сторожевым кораблём Восточной империи, охранявшим акваторию от набегов. Когда суда поравнялись, кормчий приветственно помахал им рукой.
Это был дромон, основной боевой корабль византийцев. Был он размером с римскую либурну – едва побольше тридцати метров. Имел по борту один ряд из двадцати пяти вёсел и парусное вооружение на двух мачтах. В отличие от либурны имел полную палубу, вместо подводного тарана на форштевне была укреплена стрела – вроде гарпуна, довольно массивная.
Вместо башенки для стрелков на носу была видна труба. Как в дальнейшем узнал Алексей, это был сифон – приспособление для выброса «греческого огня», своего рода огнемёт, оружие новое и эффективное. На корме дромона было два рулевых весла и навес из парусины для капитана.
Обычно дромон имел 120 гребцов и 30–35 моряков судовой команды, мог брать на борт морскую пехоту. Были у Византии и более крупные суда-хеладионы – с двумя рядами вёсел и парусным оснащением.
В отличие от Рима все гребцы на византийском флоте были людьми свободными, получающими жалованье. Допускалось использование военнопленных и иностранных наёмников.
Капитан корабля, по аналогии с армией, именовался центурионом, командир небольшой группы из 3–5 кораблей назывался триерархом, а более крупной группы – навархом. Командовал группой стратег с двумя заместителями – турмархами.
Но всё это Алексей узнал позже. Сейчас же он проводил глазами прошедшее боевое судно.
Плыли долго, не меньше двух недель. Работать Алексея никто не заставлял, кормили так же, как и других членов команды. Он наелся досыта, немного поправился – за время пребывания на галере сильно похудел. Для того чтобы занять себя, пытался учить греческий язык. Многое удалось запомнить, но греки потешались над его произношением. Особенно помогал ему Илия – тот, который его расспрашивал после спасения. Он знал несколько языков, был доброжелателен и любил выпить. Обычно греки за трапезой пили вино, вполовину разбавленное водой – Илия же вино не разбавлял. Выпив, он вечером начинал петь греческие песни. Голос у него был сильный, мощный, слух музыкальный. Слушая его, греки не выдерживали и начинали приплясывать на палубе. Алексей с удовольствием смотрел на импровизированные представления.
Но настал день, когда вперёдсмотрящий закричал:
– Константинополь!
Алексей подошёл к борту. Впереди и слева по ходу движения высились мощные крепостные стены, вокруг города теснились предместья, по-русски – слободы.
Крепостные стены были сложены из белого пиленого камня, вокруг – сады, зелень. Воистину – благословенные места.
Пролив между Мраморным и Чёрным морями перегораживала массивная цепь. Когда она опустилась, судно вошло в порт. Ошвартовались у причала, скинули сходни.
Кормчий сделал Алексею жест рукой, мол – свободен, иди.
Алексей поклонился. Греки спасли ему жизнь – как-то теперь сложится? Он посмотрел на северо-восток. Там, за морем, родная земля. Только на юге скифы, не пройти. «А если по Днепру? – мелькнула мысль. – Только кто меня там ждёт? Разрозненные племена, язычество, межплеменные войны. А Средиземноморье, Византия – средоточие жизни, кипящий котёл, в котором варится история, от которой зависят судьбы не только людей, но и государств».
Сердце рвалось в родные земли, но Алексей решил остаться здесь.
В Византии даже незнатный человек мог пробиться во власть. После смерти императора Феодосия II престол занял Флавий Марциан, правивший до 457 года. Из простого воина, отмеченного за храбрость, он постепенно продвинулся в военачальники. А на престол был возведён сестрой Феодосия II, Пульхерией, вышедшей за него замуж.
Константинополь был частично разрушен 27 января 447 года сильным землетрясением ещё при императоре Феодосии. Из города бежали многие жители, стены частично обвалились.
А в мае этого же года к городу подошли гунны, их войска вышли к Мраморному морю, к Греции, к Фермопилам. На полуострове Херсонес произошёл бой, после которого был заключён мирный договор. Аттила взял с Византии шесть тысяч литр золота (около двух тонн) и ежегодную дань – две тысячи сто литр золота. За каждого пленного воина Византии гунны потребовали двенадцать золотых монет.
В июле 450 года император Феодосий упал с лошади и, не придя в себя, от травм умер. Сменивший его Марциан отказался платить дань гуннам, заявив послам Аттилы: «Золото у меня для друзей, а для врагов – железо».
Надвигались грозные события.
В это непростое время Алексей ступил на византийскую землю. У выхода из порта стояли несколько вербовщиков в армию. Они зазывали всех желающих, хватая за руки и расхваливая жалованье и кормёжку.
После раздела на Западную – со столицей в Риме и Восточную – со столицей в Константинополе империя сильно нуждалась в солдатах. В наёмники вербовали всех желающих. Армия наполовину состояла из варваров, что прежде было немыслимо. Лёгкая конница почти вся была из прирождённых наездников-степняков вроде аваров. Урождённые ромеи составляли большинство только в гвардии.
Увидев Алексея, к нему бросились сразу двое вербовщиков.
– Эй, варвар! Иди в пращники! Ты молод, силён. Кормёжка и кров – за счёт императора! – ухватил его за руку один.
– Не слушай его! – перебил второй вербовщик. – С твоим ростом и мышцами твоё место в гоплитах! Там и жалованье больше. Пращником ты будешь получать двести медных нуммиев, а в гоплитах – целых восемьдесят серебряных силикв! Разве оно не стоит того?
От напора вербовщиков Алексей слегка растерялся. Когда он сходил по трапу на константинопольский берег, он вовсе не думал о службе в армии наёмников. Но, по правде сказать, поскольку и сам не знал, чем заняться, то решил на первое время вступить в армию. Язык изучит, жизнь Константинополя узнает, а потом можно и решать. Ведь не всю жизнь он будет наёмником?
– Уговорил, буду гоплитом, – бросил он вербовщику.
– А ты, парень, не дурак, – тот одобрительно похлопал его по плечу. – Слушай, иди отсюда, – обратился он ко второму вербовщику. – Видишь, варвар сделал свой выбор.
Второй вербовщик оттолкнул первого, который призывал в пращники, и, когда тот отошёл, наклонился к Алексею:
– Пращников посылают на самые опасные участки, и они гибнут первыми. Ты соображаешь! Пойдём со мной.
Алексей пока понимал не всё, что ему говорили, но ухватывал общий смысл.
Вербовщик завёл его в небольшое здание. На столе уже лежали написанные бумаги.
– Ты умеешь писать, варвар?
– Только на своём языке.
– А ты откуда?
– С полуночной стороны.
– Ага, скиф.
Скифами византийцы называли всех славян, хотя и они делились на антов, венедов и скловен. Сюда же причисляли хазар и прочий народ на северных берегах Причерноморья или Понта Эвксинского.
– Как тебя звать?
– Алексей.
– А имя не скифское! Впрочем, какая разница?
Вербовщик написал на листе бумаги имя Алексея латиницей.
– Подпиши.
Алексей поставил подпись гусиным пером.
Вербовщик хлопнул в ладоши и довольно засмеялся:
– Отныне ты пехотинец императора! Ни один гражданский чиновник не имеет над тобой никаких прав – только твой начальник. Подожди у входа, вечером придут из лагеря.
Вербовщик выдал Алексею медную монету в десять нуммий:
– Можешь выпить вина и съесть лепёшку – до вечера ещё далеко.
Недалеко от здания вербовщика было нечто вроде харчевни, откуда доносились запахи съестного и весёлые голоса.
Алексей направился туда и у порога был встречен хохотом:
– Ещё один будущий пехотинец!
Стоявший за стойкой трактирщик молча налил полную кружку вина, положил на стойку хлебную лепёшку, похожую на лаваш, и протянул руку за деньгами. Алексей отдал ему медную монету. Похоже, вербовщик выдавал ровно столько, чтобы хватило выпить и закусить.
Алексей уселся за стол.
Лепёшка оказалась свежеиспечённой и вкусной, вино – терпким, густым и приятным.
Он быстро умял лепёшку, запивая её вином. В животе появилась приятная тяжесть, в голове – лёгкий хмель.
Алексей, не скрывая любопытства, рассматривал других посетителей. Похоже – не местные, одеты разнообразно; все молодые парни, приблизительно его возраста. «Наверное, как и я, завербованы», – сообразил Алексей.
Ближе к вечеру к завербованным заявились из военного лагеря.
Алексей попал под начало здоровенного детины в синей накидке. Тот окинул его скептическим взглядом.
– Ничего, я скоро сделаю из тебя человека, – буркнул он. – Иди за мной. Если поторопимся, то успеем к ужину.
Шли быстро и долго.
Воинский лагерь располагался на другом конце города за городскими стенами. Построен он был по римскому образцу – в плане квадратный, со рвом и кольями по периметру, с часовыми. Внутри стояли полотняные палатки, ровные дорожки делили лагерь на участки.
– Вот палатка нашего десятка, варвар. А сейчас пойдём ужинать.
Поели луковой похлёбки с лепёшкой. Солдаты, сидевшие за длинным столом, тянулись к миске с чесноком, и в палатке стоял сильный чесночный запах. Ужин запивали вином, разведённым водой.
После ужина Алексея представили декарху, который возглавлял десяток воинов, и уже вместе с ним прошли к кентарху – сотнику, аналогу римского центуриона.
Писарь записал Алексея в книгу, потом провёл к каптернармусу. Алексею выдали кожаные сандалии на толстой подошве, синюю накидку, линоторакс – своего рода нагрудник из многослойной льняной ткани, проклеенной рыбным клеем. Получалась лёгкая и прочная защита, которую не пробивали стрелы. А ещё вручили шлем, короткий меч в ножнах, огромный, едва ли не в рост человека, прямоугольный, слегка выгнутый щит, и в довершение всего – квач. Алексей недоумённо повертел его в руках.
– Это для туалета, варвар! Лично твой, понял?
Наступил вечер, букинатор, или трубач, протрубил отбой. Солдаты улеглись спать.
В палатке было душновато, но Алексей уснул быстро. Ему показалось – только смежил веки, а труба снова ревёт – громко, противно.
Солдаты вскочили с топчанов и кинулись в туалет.
– Быстрее, новичок, а то отведаешь розог! – крикнул ему пехотинец, спавший по соседству.
Перезнакомиться с солдатами своего десятка Алексей ещё не успел. Хуже всего то, что он вчера не успел запомнить их лиц, и когда отправились на завтрак, еле нашёл свой стол. Декарх-десятник нахмурился, но промолчал.
Ел Алексей быстро, чтобы успеть к окончанию завтрака, и лепёшку доедал уже на ходу.
В своей палатке солдаты оделись в полную форму – вплоть до шлемов. Взяв щиты-скутумы, они вышли на построение.
Воины выстроились кентархиями – сотнями. Алексей быстро пересчитал, и получилась тысяча, или хилиархия. На левом фланге ещё стояла конница – всадников около четырёхсот, по-византийски – ала. Одеты они были, как и остальные воины в лагере, но, судя по лицам, – степняки: скуластые, бородатые, смуглые.
Кентархия Алексея была девятой по счёту.
Кентархии подразделялись по номерам. Лучшей, наиболее опытной была первая. Воины в ней были как на подбор, и защиты, шлемы сидели как влитые.
Лица у всех пехотинцев были бритые. Алексей провёл ладонью по подбородку – затрещала щетина. Надо бриться, как и все, вот только где?
На возвышение взошёл командир.
– Трибун Полус Вергилий! – прошептали сзади.
Хилиархия – своего рода полк, а трибун – командир. К хилиархии для дозорной службы, разведки, фланговых обходов придавались конные алы.
К трибуну по очереди подходили кентархи и лохаги – докладывали о боеспособности своих подразделений. Алексей даже головой покачал – ну всё как в современной армии, своего рода развод.
Каждому кентарху были отданы приказы: кто-то заступал в караул на охрану лагеря, кому-то предстояла учёба, как девятой кентархии, а ала после развода куда-то ускакала.
Их кентархия проследовала на площадку. Каждому декархи вручили вместо мечей деревянные палки, вытертые до блеска ладонями предыдущих новобранцев. Пехотинцев разбили на пары – новичок против опытного воина.
Начали отрабатывать удары и защиту. Пару раз Алексею доставалось палкой по кисти. Он только зубами скрипел от боли и злости, а опыта не хватало. Палка, как имитация меча, била больно – до слёз.
– Терпи, Алексей, – сказал на перерыве его напарник по учебному бою Актит. – В бою, коли прикрыться не сумеешь, без руки останешься. Тогда – гибель. Ты знаешь, чем строй силён? Своей монолитностью, сплочённостью. Ты своим щитом не только свою левую сторону прикрываешь, но и правый бок товарища. Если тебя убьют или только ранят и ты упадёшь, твоего товарища обязательно достанут копьём или мечом.
После непродолжительного отдыха Актит с удвоенной энергией набросился на Алексея – палка так и летала в его руках. Он успевал ударить Алексея по шлему так, что звенело в ушах, ткнуть концом в линоторакс, причём чувствительно, задеть скользящим ударом по ребру, имитируя режущий удар и оцарапав кожу.
Но больше всего доставалось кистям. Костяшки пальцев уже к обеду болели и были в ссадинах. Когда пехотинцев повели на обед, Алексей с трудом удерживал ложку, кривясь от боли. А многие новобранцы вообще не смогли ложку удержать в руках – просто хлебали похлёбку через край миски. Надо терпеть! В армии всегда так: тяжело первый месяц, когда на тебя обрушивается много нового, иногда непривычны нагрузки. Потом втягиваешься и уже через год становишься подготовленным воином. Правда, автоматизм и опыт приходят ещё позже.
После обеда солдатам дали получасовой отдых, потом противно завыла труба букинатора.
После обеда пехотинцы в полной боевой выкладке, с оружием и щитами, да ещё каждый с камнем на плече совершали пеший поход. Алексею это было не впервой, он даже радовался тому, что нет противогазов.
К вечеру, прошагав полтора десятка километров, они вернулись в лагерь. Кто-то упал в изнеможении, а опытные солдаты сразу умываться – и в столовую. К нагрузкам они привыкли и только аппетит нагуляли.
Алексей тоже устал, но на галере физические нагрузки были не меньше.
За ужином и в палатке он, наконец, перезнакомился со своим десятком. Половина из них были новобранцы, и Алексей мысленно одобрил решение кентарха-сотника – опытные солдаты передавали навыки молодым.
Все пехотинцы его десятка были варварами – как называли византийцы выходцев не из бывших римских провинций.
Государственным языком, как и в Византии, был латинский, и только постепенно, через два века, его начал сменять греческий. Византия удивительным образом смешала римскую и греческую культуру – письмо, речь, архитектуру, приняв, в отличие от Рима, православие.
А утром – снова построение и тренировки. В этот день вся кентархия училась ходить строем, по рёву трубы заниматься перестроением, из походной колонны развёртываясь в боевой порядок. По другому сигналу строили «черепаху» – когда воины сбивались в плотное, плечом к плечу, каре. Передние ставили щиты на землю, а вторые и последующие ряды поднимали щиты над собой горизонтально. Со стороны это походило на панцирь черепахи. Такое построение использовалось в обороне, при внезапном нападении на марше и защищало от потерь при обстреле из луков или пращников. Движения доводили до автоматизма, причём каждый раз пытались сократить время до норматива. У кентарха в руках были водяные часы – клепсидра. Вот по ней он и засекал время.
Когда кентархия стала строить «черепаху» из походной колонны за пятнадцать секунд, кентарх удовлетворённо кивнул и объявил перерыв.
У Алексея с непривычки отваливалась левая рука, в которой он держал тяжеленный, не меньше пуда, щит-скутум. Сделан он был из дерева, по краям окован железной полосой, с железным умбоном в центре, высотой полтора метра и шириной в полтора локтя, укрывающий воина почти целиком. Снизу, с торца, он имел два металлических выступа, которые можно было воткнуть в землю. Они позволяли выдержать удар набегавшей чужой пехоты, давившей массой.
После отдыха отрабатывали защиту в обороне. Щиты стояли на земле, и по команде «Коли!» пехотинцы кололи воображаемого противника мечами. К вечеру после таких упражнений всё тело ныло и просило отдыха.
После сна, или, вернее, забытья, – учеба продолжалась. Метали в цель пилумы – короткие копья, учились пропускать через строй свою конницу. И каждый день – новое занятие, вроде рубки мечом чучела из хвороста, обустройства походного лагеря, рытья рвов на время.
В походе каждый пехотинец был похож на мула. Кроме щита и оружия, он нёс запас провизии на три дня, колья для обустройства лагеря, лопату, пилумы или дротики для метания. И учебные походы в окрестностях лагеря проводились регулярно, невзирая на погоду. Но и новобранцы втянулись, они уже легче переносили невзгоды.
Пролетел месяц, солдатам выдали первое жалованье. Актит подбросил на ладони серебряные силиквы:
– Дурень ты, Алексей! – они немного сблизились за прошедший месяц.
– Почему? – не понял Алексей.
– Надо было в катафракты наниматься.
Алексей уже знал, что катафракты – это тяжеловооружённые конные воины.
– Чтобы тяжёлый щит на себе не носить? – предположил Алексей.
– И это тоже. А главное – там платят золотом. Медяки хороши только в тратториях – расплатиться за вино да за луковую похлёбку с лепёшкой. Серебро не намного лучше – можно купить одежду или снять гулящую девку. А главные деньги – золотые. Кентархам, трибунам или гвардии платят только ими.
Откуда Алексею было знать эти тонкости, когда его уговаривал вербовщик?
– Актит, вот посмотришь – через год я буду декархом, а то и лохагом.
– Даже если ты будешь отдавать всё своё жалованье кентарху, у тебя ничего не выйдет!
– Попомни мои слова!
– Да ты хвастун, Алексей, а ведь даже вина не пил! Завтра у ромеев праздник, занятий не будет, свободный день. Давай завалимся в какую-нибудь забегаловку и отметим твоё первое жалованье!
– Согласен. Ты знаешь местечко получше?
– А как же! Там готовят такое жаркое на бараньих рёбрышках, что пальчики оближешь, и вино водой по ромейскому обычаю не разводят.
– Договорились.
На следующий день в лагере осталась только караульная кентархия. Часовые с завистью смотрели, как пехотинцы тянутся из лагеря в город. Вот ведь как получается: он уже месяц в империи, а города не видел.
Актит вёл его по закоулкам. Алексей вертел головой, стараясь запомнить дорогу – ведь ещё возвращаться придётся.
Забегаловку держал не ромей, а варвар – судя по лицу, одежде и акценту. Он встретил Актита, как старого знакомого, и провёл за стол в угол зала.
– Бараньи рёбрышки, вино, лепёшки и тушёные бобы – как всегда?
– У тебя хорошая память, шельмец! – Актит погрозил пальцем. Хозяин расплылся в хитрой улыбке и исчез.
– За что ты его шельмецом назвал?
– В прошлый раз я изрядно выпил и заказал молоденькую девку, а он привёл потасканную старуху, которой цена в праздник – половина нуммии. Но жратва у него знатная!
Прислуга принесла заказ. От глиняных мисок с жареной бараниной пахло восхитительно.
Они принялись за мясо, заедая его лепёшками и запивая вином. Алексей удивился: еда – с пылу с жару, вкусная, а вино – так просто великолепно. Бутылка такого вина в Питере стоила тысячу, а то и две рублей.
Съев баранину, пока мясо не остыло, они передохнули.
Прислуга принесла тушёные бобы – со специями, кусочками рыбы – довольно необычные на вкус. Алексей съел всё, вычистив миску куском лепёшки.
– Алексей, ты не забыл, что платишь ты?
– Как можно?
– Тогда закажи ещё кувшин вина – фракийского.
Принесли вино. Оно оказалось белым, сладковатым, с богатым послевкусием. Попробовав его, Алексей замычал от удовольствия.
– Живот схватило или вино не понравилось? – обеспокоился Актит.
– Наоборот! Вино просто отличное!
– Я же тебе говорил! Всё вкусно и дешевле, чем в центре или в порту.
Вот про порт он зря сказал – как накаркал.
В забегаловку заявились, судя по форме, военные моряки.
– Давай расплачиваться и валить отсюда, – заторопился Актит.
– Это почему? – удивился Алексей. – Мне хорошо.
– Моряков четверо, а нас двое. И они уже пьяненькие.
– И что?
– Ты не знаешь? Моряки вечно пехотинцев задирают – не любят они нас.
Актит помолчал.
– Впрочем, как и солдаты моряков.
– Мы не будем поддаваться на угрозы. Давай не спеша допьём вино и уйдём.
Но спокойно уйти им не удалось.
Моряки выпили, причём не закусывая, и один из них узрел в углу пехотинцев. Проходя мимо, он вроде бы невзначай перевернул локтем кувшин из-под вина. Кувшин был уже пуст, последние остатки вина плескались в кружках. Но кувшин перевернулся, покатился по столу, с грохотом упал на пол и разбился.
Моряки у входа закричали:
– Наших обижают! Да кто? Сраные варвары!
Актит такого стерпеть не мог, пнул моряка ногой под зад. И завертелось!
Моряки гурьбой кинулись на Актита и Алексея. Они мешали друг другу в узком проходе, перевернули стол.
Варвары успели вскочить. Постоянные физические упражнения держали пехотинцев в форме, и Алексей припомнил приёмы рукопашного боя ещё со времён офицерского училища. Ударом ноги в коленную чашечку он свалил одного, другому врезал под дых. Третий оказался жилистым и вертлявым, но и ему удалось завесить хук справа в челюсть. Актит же махался на кулаках с четвёртым моряком. Алексей рубанул морячка ребром ладони по шее, отправив его в нокаут.
– Бежим!
– Нет, надо расплатиться!
– Сколько?!
– Дай хозяину две силиквы!
Алексей бросил перед хозяином на стойку серебряные монеты. Надо было как можно скорее уносить ноги – два морячка уже поднимались, вынимая из ножен кривые корабельные ножи.
Оба варвара успели выскочить из траттории и рвануть по переулку. Пробежав квартал и не видя за собой погони, они остановились.
– Ты где так научился драться голыми руками, Алексей?
– У себя на родине.
– Здорово! Я думал – побьют они нас. А ты откуда?
– Скиф.
– А я – угр.
Где живут такие, Алексей не знал, но расспрашивать не стал.
– Весь отдых испортили моряки.
– Лишь бы трибуну или кентарху не пожаловались, – заметил Актит.
– Так они же сами первые начали!
– Как докажешь? Лучше пойдём в лагерь, поспим.
Они вернулись в лагерь и улеглись на топчаны.
Алексей вздремнул. Во сне он оказался в Питере – даже Наташа приснилась, с которой из тайги выбирался после падения самолёта.
Проснулся он с улыбкой. Нащупал камень с иероглифами, потёр. Ничто не изменилось, но он тёр уже по привычке.
– Это у тебя что? – поинтересовался Актит.
– Талисман. Ну что-то вроде оберега.
– Тогда убери подальше от чужих глаз – сглазят.
Вечером их обоих вызвали к кентарху.
Тот сидел в своей палатке, перед ним на блюде лежали оливки, стоял кувшин с вином.
Оба вошли, доложились.
– Жалоба на вас от моряков поступила. – Кентарх выбрал оливку и не спеша отправил её в рот. – Вроде наши пехотинцы драку учинили, их побили. По описанию вы двое подходите. Вы же в город ходили?
– Мы спали.
– Да? А караульные говорят – уходили, вернулись вскоре.
– Да их четверо было, а нас двое! – проговорился Актит.
– Значит, не врут моряки, вы это были.
– Мы! – обречённо кивнул Актит. – Только они пьяные были, сами в драку полезли, первые. Хозяин заведения подтвердить может.
– На кой дьявол он мне сдался? Драка была?
– Была! – так же обречённо кивнул Актит.
– И чем закончилась?
– Мы их побили и убежали.
– Да? Тогда молодцы! Значит так: ступайте отсюда. В городе вы не были, не дрались – вы спали. И я у вас никаких синяков не обнаружил. Наверное – моряки ошиблись, то были пехотинцы не нашей хилиархии. Только впредь в город выходите в цивильном. На вас туники синие, а на пехотинцах второй хилиархии – зелёные.
Актит и Алексей вышли.
– Ну я же говорил – нажалуются! – подвёл итог Алексей.
– А если бы они нас побили?
– Ищи их тогда, с какого они корабля? У них ведь форма одинаковая.
Но выводы Алексей для себя сделал. Если уж идти в город, то в цивильной одежде. И на оставшиеся от пирушки деньги надо купить в лавке набедренную повязку, тунику и сандалии, как у горожан.
Дальше снова – почти месяц изнурительной учёбы, тренировок, пеших переходов. Зато теперь он сносно владел гладием – коротким мечом, мог защитить себя скутумом, метать дротик и пилум. Вот только стрелять из лука и пользоваться пращой он не умел. А ещё его тянуло в дальний угол лагеря, где стояли баллисты и катапульты. Их обслуживала специальная полусотня – лох. Как-то он видел, как они тренировались в стрельбе. Здоровенные каменные глыбы летели на триста метров, а то и более, иногда попадая в цель. Чаще промахивались – но ведь и мишенью был врытый в землю столб. В бою метательные орудия стреляли по значительно большим целям – вроде крепостной стены, корабля, скоплению неприятельской живой силы.
Алексей уже знал в лицо всех воинов сотни, и многих – и по именам, и в своей десятке почти со всеми подружился. Парни были простые, делить им было нечего, и тяготы воинской службы доставались поровну.
Их десяток, как и кентархию, уже ставили в караул. Такая служба Алексею нравилась. Ходи себе вдоль периметра да наблюдай со стороны, как другие дерутся на палках, бегают с камнями и кидают дротики. Красота! Если бы только не изнуряющая жара! Ведь караульную службу приходилось нести в полном обмундировании – шлеме, линотораксе и при оружии. Только щита не было. Клееная многослойная толстая льняная ткань не пропускала воздух, кожа под ней потела и чесалась. Зато ночью хорошо, температура комфортная.
А ещё через месяц их построили, и кентарх приказал взять с собой личные вещи и оружие.
– Куда-то выступаем, – сказал Актит. – В прошлые походы выступали также.
Но их кентархия вышла из лагеря одна.
– Наверное, бунт в какой-то провинции усмирять идём, – предположил Актит.
Он не угадал. Их провели в порт и погрузили на два хеладиона – больших военных корабля. Почти тут же они отплыли. Как заметил Алексей, корабли двинулись по Босфору на восток, а вый дя в Черное море, называемое византийцами и другими народами Понтом Эвксинским, повернули на северо-восток.
Алексей не мог понять, куда держат путь корабли. Декарх и сам не знал, а кентарх всё время проводил на корме в обществе наварха – капитана корабля.
Через несколько дней пути вдали показалась гористая земля. Один из солдат их десятка узнал её:
– Так это же фема Херсонеса!
У Алексея забилось сердце. Это же Крым! Недалеко русские земли. Только между Крымом и раздробленными славянскими племенами – скифы и прочий степной народ. Алексей немного путался – хазары там были, или печенеги, или сарматы? Пешком не дойти, а корабля своего – даже лодки – у него не было. И он решил осмотреться, выждать.
Корабли причалили к пристани. Пехотинцы сошли. Кентарх приказал развести костры и приготовить горячую пищу, ибо на хеладионах пехота питалась сухарями, вяленой рыбой и сушёным мясом.
Команду выполнили с усердием.
Через пару часов возле котлов с готовой похлёбкой уже сидели десятки. То ли поздний обед это был, то ли ранний ужин – никто не понял. Да и не в названии суть. Вот вина не хватало. А для римлян и византийцев кружка вина за трапезой – как для русского чай, привычка. На хеладионах вино было в амфорах, и его раздавали во время еды.
Кентарх в сопровождении двух солдат направился в селение. Как оказалось, их высадили у Гаспры. Потом один из солдат вернулся с приказом всем следовать в селение – ночевать предстояло там. После морского перехода им дали день отдыха.
Солдаты привели себя в порядок, к местному брадобрею выстроилась очередь.
Из Херсонеса прибыл посыльный с приказом кентарху распределить гоплитов по местным крепостям, которые стояли на побережье, – Алусту (нынешняя Алушта), Грузувешты (Гурзуф), Инкерман, Сюрень, Чуфут-Кале.
Алексей видел, как кентарх скривился, прочитав приказ – фактически кентархию дробили. Селения нуждались в защите, а сил не хватало. Но что сможет сделать десяток воинов, пусть даже за укреплёнными стенами? Вместо кентархии, этого кулака, получили пятерню с растопыренными пальцами. Как ею драться?
Неспокойно было в Крыму: на прибрежные селения нападали степняки, морские разбойники; произошло вооружённое восстание в Армении, поднимали голову персы.
Скрепя сердце, кентарх отдал приказ декархам о размещении десятков.
Декархия, где служил Алексей, попала в Гурзуф. Им ещё повезло, потому что другим десяткам предстояло пешим маршем идти дальше до Алусты. И линия укрепления строилась ещё дальше, по восточному берегу моря, вплоть до гор Армении – империя пыталась защитить свои владения.
В Херсонес отправились два десятка гоплитов и сам кентарх. Все остальные – пешим строем по грунтовой дороге, что вилась вдоль берега по возвышенностям. Дорога то опускалась вниз, то резко поворачивалась и шла вверх.
Алексей непрестанно вертел головой: тут, на каждой стадии пути – по нескольку удобных мест для засады. И как накаркал.
На второй день из-за поворота дороги, оставаясь дотоле невидимыми из-за деревьев, вынеслось полтора десятка всадников.
Возглавлявший гоплитов лохаг тут же подал команду развернуться во фронт. Заученным движением гоплиты встали поперёк дороги строем десять воинов во фронт и восемь в глубину, укрывшись щитами и выставив пилумы.
Всадники не ожидали такой быстроты и чёткости. Ещё за сотню метров они начали стрелять из луков. Стрелы били в тяжёлые щиты, задевали шлемы. Всадники дико вопили, пытаясь запугать, морально подавить гоплитов. Только не на тех они напали: строй стоял, как скала.
Когда до пехотинцев оставалось полсотни метров, всадники убрали луки и выхватили кривые сабли.
– Второй ряд! Дротики! – закричал лохаг.
Навстречу всадникам полетел десяток дротиков. Одного нападавшего пронзило насквозь, два дротика попали в лошадей. Животные, взвившись, упали, но всадники успели ловко соскочить.
А нападавшие были уже совсем рядом, попытавшись конной массой ударить в строй сомкнутых щитов, но наткнулись на пилумы. Заржали кони, закричали всадники, пыль, бряцанье железа…
Гоплиты устояли, поскольку подобные тренировки проводились регулярно.
Потеряв несколько человек и половину лошадей, нападавшие откатились.
Раненых чужаков тут же добили. Пленные ромеям не нужны: они не позволят быстро передвигаться, будут требовать охраны и кормёжки.
Алексей приказы лохага понимал.
Два десятка гоплитов прошли вперёд. Остальные очистили дорогу, сбросив с уклона вниз трупы лошадей и всадников. Сбруя лошадей была необычной, сёдла не имели стремян. И защита на воинах противника была необычной – на плотные рубашки нашиты бронзовые квадраты.
– Вроде скифы, – высказал предположение Ак-тит. Он был воином опытным, участвовал в боях против гуннов и вандалов, но сам видел степняков в первый раз.
– Ох, чует моё сердце – это только начало! – сказал он.
Новички, для которых это был первый бой, прислушивались к словам опытного Актита. Алексей же опасался предстоящей ночи. Получив отпор, скифы – или кто там они есть – попытаются отомстить, и ночь для этого подходит лучше всего. Они степняки, знают местность, могут выбрать место и время, удобное им. А гоплитам надо строить лагерь для ночёвки и выставлять караул.
Но всё оказалось лучше. Византийцы строили селения с умом, в одном дневном переходе друг от друга, и уже вечером пехотинцы вошли за укрытия каменных стен.
Местные жители – купцы, ремесленники, рыбаки и прочий люд – встретили гоплитов с радостью. Ведь до сих пор их защищали пять лучников, да и то ветеранов. Караул выставили, но все спали спокойно. Каменные стены были хоть и не так высоки, как в больших крепостях, но они не позволяли напасть внезапно.
Так они и продвигались от селения к селению, оставляя в каждом по десятку солдат. Без потерь добрались до Гурзуфа. Три десятка гоплитов на следующий день ушли маршем дальше, а десятку Алексея предстояло обживаться на новом месте.
Небольшая казарма и скромный гарнизон в десять человек уже были в селении. Только солдаты давно не были в империи, обленились и службу несли плохо. В первую же ночь их декарх Памплоний обнаружил караульного из местных спящим. Нерадивого часового отстранили от службы, заменив на гоплита из вновь прибывших. А провинившегося лишили жалованья за месяц и били розгами перед строем.
Алексей мог понять местных воинов. Селение маленькое, из всех развлечений – только вино в местных тратториях. Воины провели тут не один год. Прежде нападений не было, и потому службу несли спустя рукава.
Но ситуация поменялась. Огромная Римская империя распалась на две территории, шло великое переселение народов, и в степи появились новые люди. Им тоже захотелось обжить берег, ловить рыбу, торговать с другими странами. А тут некстати византийцы. Значит, надо силой занять уже обжитые земли.
И причём это происходило не только в Крыму и не только с византийскими землями. Пытались расширить влияние, занять новые земли персы, гунны, варвары. Шла эпоха потрясений, рушились империи, надвигался передел мира. Византия стояла, сотрясаемая набегами соседей, больше тысячи лет, но и она потом пала.
Декарх Памплоний был воякой до мозга костей. Он начал подготовку Гурзуфа к обороне. В первую очередь он оборудовал наблюдательный пост. В море, недалеко от берега, торчали две высокие скалы – как два зуба. Местные называли их Адалары. С этих скал были видны все подходы к Гурзуфу со стороны суши и моря. Там Памплоний установил постоянный караул из двух гоплитов. Их ежесуточно меняли, а для подачи сигнала тревоги на скифский манер подготовили дрова для костра. В случае появления неприятеля гоплиты должны были подать сигнал дымом.
Кроме того, Памплоний взялся за старшину посёлка – с тем, чтобы он обязал жителей принять участие в ремонте крепостной стены. Кто не хотел, вносили деньги, бедные таскали камни сами. В короткое время были заделаны все прорехи в стене или заменена слабая кладка.
А через месяц в Гурзуф прибыла бирема со строителями. На скале Дженевез-Кая, господствующей над Гурзуфом, стали возводить настоящую крепость-замок.
Работы продвигались медленно. Мулами на повозках свозился камень, обжигалась известь для кладки. Все свободные от караулов гоплиты стояли на охране стройки. Предвидя, что крепость после окончания строительства станет неприступной твердыней, степняки постоянно старались помешать строительству.
Такие же работы начались в других селениях по всему побережью.
Степняки, ведшие до переселения кочевой образ жизни, занимавшиеся скотоводством и грабежами, сами стали закладывать селения. Достаточно упомянуть Неаполь Скифский, на руинах которого в дальнейшем будет город Симферополь.
Херсонес же стоял на берегу бухты, где в дальнейшем появился Севастополь. Основан он был греками ещё за полтысячи лет до новой эры. Славянские племена называли его Корсунем. В V веке нашей эры, изнемогая от нападений гуннов, город вошёл в состав Византийской империи. Здесь в разные времена стояли воины первого Италийского, одиннадцатого Клавдиевого и пятого Македонского легионов из провинции Нижняя Мезия. В бухте базировался Флавиев флот.
На город накатывались орды хазар, печенегов, половцев и скифов. Но город был хорошо укреплён и только единожды, в 988 году, на его землю вступил завоеватель – князь Киевский Владимир.
Однако город ждала печальная участь – в 1399 году его сжёг дотла темник Едигей. Город не смог оправиться от огня и не восстановился, так и лежал в руинах.
