Глава двадцатая

Это очень древняя история. Два бога из времён прежде людей, прежде мужчин и женщин. Тоска, и любовь, и утрата; звери, обречённые блуждать из века в век.

История о нравах, рассказанная безо всякой конечной цели. Значение её, любезные читатели, лежит не в тёплом, душевном утешении развязки, но во всём, что только есть недостижимого в этом мире.

Кто мог бы предвидеть такой исход?

Сильбарата.

Зимняя любовь

Обширный дворец уходил далеко в глубь скалы. Моря, рождённые к востоку от залива, били в выщербленные утёсы, рассыпались брызгами, от которых темнел камень. Зазубренные скалы резко обрывались, уходя в чернильные глубины Коралловой бухты. Городская гавань представляла собой узкую, извилистую расселину в подветренной стороне утёса, бездонный подводный каньон, который практически рассекал город надвое. В этом порту не было ни доков, ни пристаней. На крутых каменных уступах высекли длинные узкие причалы, к которым вели деревянные мостки. На верхней кромке прилива в скалу были вделаны причальные кольца. Широкие, толстые канаты тянулись на высоте двух мачт океанского торгового судна, паутиной оплели весь залив от устья гавани до самого края. Поскольку ни один лот не смог бы достичь дна этого фьорда, а у берега пришвартоваться было невозможно, якоря приходилось забрасывать вверх. В лачугах на паутине канатов жили с жёнами и детьми так называемые «люди-кошки», почти отдельное племя портовых рабочих, единственным ремеслом которых было поднимать якоря и закреплять тросы. И это ремесло они превратили в настоящее искусство.

С нависшей над морем зубчатой стены дворца их хибары из плавника и лачуги с крышами из тюленьей кожи напоминали россыпь коричневатых камней и морского мусора в сети канатов, которые с расстояния казались тонкими нитями. Ни души среди жалких строений. Ни дымка из покосившихся труб над крышами. Будь у Тока Младшего орлиный глаз, он разглядел бы просоленные, высушенные тела, которые тут и там застряли в сети канатов. Теперь же он мог лишь принять на веру слова провидомина, который утверждал, что эти маленькие грязные кляксы на самом деле — трупы.

Торговые корабли больше не приходили в Коралл. «Люди-кошки» умерли от голода. Все — мужчины, женщины, дети… Легендарный, неповторимый народ этого города вымер.

Безымянный воин-жрец сообщил об этом отрешённым тоном, но Ток ощутил затаённое чувство в его словах. Могучий солдат стоял совсем рядом, держал Тока за левую руку повыше локтя. Чтобы не дать пленнику спрыгнуть со скалы. Чтобы он продолжал стоять прямо. Одно быстро переросло в другое. Освобождение от хватки Матроны было временным. В изломанном теле малазанца не осталось сил. Мышцы атрофировались. Искривлённые кости и раздавленные суставы придавали его телу гибкость сухого дерева. В лёгких скопилась жидкость, отчего каждый вдох сопровождался хрипом, а выдох — клёкотом.

Провидец хотел, чтобы Ток увидел. Коралл. Дворец-крепость, на который часто нападали военные корабли Элингарта и пираты, — но никто не сумел взять. Мощный кордон магов, тысяча с лишним охотников К’елль, элитные войска главной армии Домина. Поражения на севере не слишком заботили Провидца. Он мог сдать Сетту, Лест и Маурик, позволить захватчикам проделать долгий, изнурительный путь по выжженным землям, где враги Домина не найдут ни еды, ни воды, ибо даже колодцы там отравлены. Что до врагов на юге, то их продвижение теперь должна была замедлить широкая полоса бушующего моря — моря, которое Провидец наполнил ледяными горами. Так или иначе, а на дальнем берегу не было кораблей. Путешествие на западный конец Ортналова Разреза заняло бы не один месяц. Разумеется, т’лан имассы могли пересечь море как рождённая волнами пыль. Но им всё время пришлось бы бороться с яростными течениями, тянувшими пыль в глубину холодных потоков, глубинных рек, бегущих на восток, в океан.

«Провидец весьма доволен», — сказал безымянный провидомин. Настолько, что даровал Току эту краткую милость — миг свободы от рук Матроны.

Прохладный солёный ветер бил в лицо, трепал длинные, грязные, нечёсаные волосы малазанца. От его одежды остались лишь покрытые коркой грязи лохмотья, так что провидомин отдал ему свой плащ, в который Ток завернулся, словно в одеяло. Этот жест заставил малазанца подумать, что стоящий рядом с ним солдат не до конца лишился человечности.

От такого открытия слезились глаза.

К Току возвращалась ясность мысли, чему немало помог подробный рассказ провидомина о битвах на юге. Возможно, это было последнее, крайне убедительное наваждение безумия, но Ток всё равно ухватился за него. Он смотрел на юг, через вспененное ветрами море. Гористый берег с другой стороны был едва виден.

Они уже наверняка добрались туда. Стоят, наверное, точно так же на берегу, смотрят в его сторону, на морской простор между ними. Баальджагг не запугаешь. Богиня скрывается в ней, гонит дальше, вперёд и вперёд — чтобы найти своего супруга.

Который прячется во мне. Мы странствовали бок о бок, ничего не зная о секретах, которые таятся в нас. О, какая насмешка судьбы…

И может статься, что Тлен не сдастся. Время и расстояние ничего не значат для т’лан имассов. Несомненно, это справедливо и для троих сегулехов — им всё ещё нужно доставить весть. Приглашение на войну от своего народа.

Но госпожа Зависть…

Любительница приключений, соблазнившаяся счастливым случаем, — вот уж она наверняка разозлилась. Это было понятно из рассказа провидомина. Ток поправился — точнее будет «возмущена». До такой степени, чтобы вспыхнул гнев, но не глубинный, не выстраданный. Она не из тех, кто будет беречь, раздувать тлеющие угольки мести. Смысл её существования — развлечения, случайные прихоти.

Госпожа Зависть и, вероятно, раненный, страдающий пёс Гарат, сейчас, наверное, уже повернули назад. Устав от охоты, они не станут преследовать — не через бурное море, не по сверкающим, огромным глыбам льда на волнах.

Ток приказал себе не разочаровываться, но эта мысль вызвала острый укол боли. Он скучал по ней: не как по женщине — по крайней мере, не только так. Нет, по тому бессмертному облику, который она представляет. По тому невесомому, озорному блеску в её тысячелетнем взгляде. Я ведь дразнил её… плясал вокруг да около этой природы… заставил топнуть ножкой и нахмуриться. Так, как могут лишь бессмертные при виде такой невероятной насмешки. Я провернул нож. Боги, неужели я и вправду был таким дерзким?

Что же, госпожа, смиренно прошу прощения. Я уже не тот храбрец, которым был когда-то, если это и правда была храбрость, а не обычная глупость. Насмешливость изъяли из моего характера. Она никогда не вернётся, и это, возможно, к лучшему. О, я вижу, вы совершенно с этим согласны. Смертные не должны насмехаться — по самоочевидным причинам. Беспристрастность принадлежит богам, ибо только они могут позволить себе её цену. Так тому и быть.

Благодарю, госпожа Зависть. Никаких упрёков. Это было отлично.

— Видел бы ты Коралл в его расцвете, малазанец.

— Он был тебе домом, да?

— Да. Хотя теперь мой дом в сердце Провидца.

— Где ветра ещё холоднее, — пробормотал Ток.

Провидомин замолк на миг.

Ток ожидал удара кулаком в латной перчатке или болезненного рывка той руки, что сжимала его хрупкий локоть. Оба варианта были бы заслуженным ответом, оба заставили бы Провидца одобрительно кивнуть. Однако мужчина сказал:

— Нынче летний день, но это не то лето, которое я помню с юности. Ветер в Коралле был тёплым. Мягким, ласковым, как дыхание возлюбленной. Мой отец рыбачил за Разрезом. Дальше у побережья, на север отсюда. Просторные, богатые рыбой отмели. Он уплывал на неделю, а то и больше, когда начинался сезон. Мы все спускались к мосткам, смотрели, как возвращаются корабли, искали оранжевый парус отца.

Ток взглянул на провидомина и увидел улыбку, мерцающий отзвук детской радости в его глазах.

Увидел, как они вновь умерли.

— В последний раз он вернулся… чтобы узнать, что его семья приняла Веру. Его жена стала тенескаури. Его сыновья — солдатами, старший начал учиться на провидомина. Он не бросил мне трос в тот день — увидев мою форму. Увидев мать, услышав её безумные вопли. Увидев моих братьев с копьями в руках, моих обнажённых сестёр, льнущих к мужчинам втрое старше их. Нет, он повернул лодку, поймал береговой бриз. Я следил за его парусом, пока мог его разглядеть. Малазанец, так я мог…

— Попрощаться, — прошептал Ток.

— Пожелать удачи. Сказать… так держать.

Разрушитель жизней. Провидец, как ты мог так поступить со своим народом?

Позади них во дворце прозвучал отдалённый колокол.

Хватка провидомина усилилась.

— Отведённое время истекло.

— Возвращаюсь в свои объятия, — сказал Ток, пытаясь в последний раз охватить взглядом мир перед собой. Запомни, ибо больше ты этого не увидишь, Ток Младший.

— Спасибо за плащ, — сказал он.

— Не стоит благодарности, малазанец. Эти ветра когда-то были тёплыми. Давай, обопрись на меня, пока идёшь — ты ничего не весишь.

Они медленно шли к зданию.

— Лёгкая ноша, ты хотел сказать.

— Такого я не говорил, малазанец. Не говорил.

Разгромленное здание, казалось, затрепетало, прежде чем рухнуть в облаках пыли. Булыжники задрожали под сапогами Кованого щита Итковиана, раздался гром.

Вал повернулся к нему, ухмыльнулся, весь перемазанный сажей.

— Видал? Легко!

Итковиан ответил «мостожогу» кивком и смотрел, как Вал идёт к остальным сапёрам, чтобы разобраться со следующим домом, который решили не восстанавливать.

— По крайней мере, — проговорила рядом капитан Норул, отряхивая пыль с накидки, — материалов для строительства хватит.

Утро выдалось жарким, солнце ярко светило. В Капастан возвращалась жизнь. Люди бродили в руинах своих домов, замотав лица шарфами. По мере того, как развалины расчищались, из них извлекали тела, заворачивали, грузили на повозки, облепленные мухами. Воздух на улицах был пропитан разложением, но лошади, везущие трупы, казалось, давно привыкли к этому.

— Нам пора, сударь, — сказала капитан.

Они двинулись дальше. За западными воротами собиралась официальная делегация — те, кто отправится встречать приближающиеся армии Дуджека Однорукого и Каладана Бруда. Встреча должна была состояться через три колокола.

Итковиан оставил за старшего нового Дестрианта. С равнины сотнями прибывали беглые тенескаури. На тех немногих, которые пытались войти в Капастан, набрасывались выжившие горожане. До Кованого щита дошли вести о крестьянах, разорванных обезумевшей толпой. Тогда он отправил «Серых мечей» разбить лагерь для них за западной стеной. Пищи не хватало. Итковиан гадал, как справляется новый Дестриант. Но злополучные беженцы хотя бы получат убежище.

И скоро станут новобранцами. По крайней мере, те, кто переживёт следующие недели. Похоже, «Серым мечам» придётся опустошить кошельки, покупая пищу и припасы у баргастов. Милостью Фэнера… нет, милостью Тогга, пусть эти траты окажутся оправданными.

Итковиан не ждал грядущих переговоров. Правда в том, что ему не было смысла идти на них. «Серыми мечами» теперь командовала капитан Норул, и роль советника при ней была сомнительна — эта женщина могла представлять интересы отряда и без его помощи.

Оба приблизились к западным воротам, нынче походившим на огромную дыру в городской стене.

Прислонившись к одной из выгоревших и почти развалившихся надвратных башен, Остряк следил за ними с полуухмылкой на полосатом лице. Скалла Менакис бродила неподалёку, явно раздражённая.

— Осталось дождаться Хумбролла Тора, — сказал Остряк.

Итковиан осадил коня и нахмурился.

— А где кортеж Совета Масок?

Скалла сплюнула.

— Ушли вперёд. Видимо, хотят сначала поболтать с глазу на глаз.

— Расслабься, милая, — пророкотал Остряк. — Твой дружок Керули с ними, верно?

— Не в этом дело! Они прятались. А вы и «Серые мечи» спасли от гибели их самих и этот треклятый город!

— Тем не менее, — произнёс Итковиан, — князь Джеларкан мёртв и не оставил наследника, так что теперь они правят Капастаном.

— Всё равно могли бы подождать!

Капитан Норул повернулась в седле, глянула назад, на улицу.

— Хумбролл Тор едет. Возможно, если поторопимся, мы их нагоним.

— Это важно? — спросил её Итковиан.

— Да, сударь.

— Принимаю, — кивнул он.

— По коням, Скалла, — сказал Остряк, отрываясь от стены.

Они выдвинулись на равнину. Хумбролл Тор, Хетан и Кафал чувствовали себя одинаково неловко на одолженных скакунах. Баргасты были очень недовольны попыткой Совета Масок захватить власть — старая вражда и недоверие вспыхнули вновь. Судя по всем докладам, приближающиеся армии были на расстоянии лиги, возможно, двух. Керули, Рат’Худ, Рат’Огнь и Рат’Престол Тени ехали в экипаже, запряжённом тремя джидратскими лошадьми, которых не зарезали и не съели во время осады.

Итковиан вспомнил последний раз, когда ехал по этой дороге, вспомнил лица солдат, теперь уже мёртвых. Фаракалиан, Торун, Сидлис. Помимо обязательств, налагаемых Уставом, они были его друзьями. Истина, к которой я не осмеливался приблизиться. Ни как Кованый щит, ни как командир. Но всё изменилось. Они — моя собственная скорбь, которую так же тяжело нести, как и десятки тысяч прочих.

Итковиан оттолкнул эту мысль. Нужно держать себя в руках. Он не может себе позволить поддаваться эмоциям.

Вдалеке показался экипаж жрецов.

Скалла победно ощерилась.

— Как же они обрадуются!

— Поосторожней со злорадством, дорогая, — предостерёг её Остряк. — Мы подъедем к ним как воплощённая невинность…

— За дурочку меня держишь? Думаешь, я не способна скрывать свои чувства? Вот чтоб ты знал…

— Хорошо, женщина, — проворчал её спутник. — Забудь всё, что я сказал…

— Я так всегда и делаю, Остряк.

Когда они подъехали, возница-джидрат остановил экипаж. Оконная заслонка отъехала в сторону, и появилось закрытое невыразительной маской лицо Рат’Престола-Тени.

— Какая удача! Вы всё-таки решили оказать нам честь своим присутствием!

Итковиан еле слышно вздохнул. Увы, в этом тоне не было и намёка на попытку скрыть свои истинные чувства.

— Честь? — спросила Скалла, приподняв бровь. — Удивительно, что ты вообще знаешь это слово, жрец.

— А! — Маска качнулась к ней. — Девица мастера Керули. Тебе разве не положено стоять на коленях?

— Я тебе покажу колени, коротышка, прямо между…

— Хватит! — громко сказал Остряк. — Мы все здесь. Я вижу всадников впереди. Двигаемся дальше?

— Ещё рано, — огрызнулся Рат’Престол Тени.

— Да! И это ужасно непрофессионально с нашей стороны. Ничего. Дальше будем ехать как можно медленнее, чтобы у них было время подготовиться.

— Мудрая мысль, учитывая обстоятельства, — согласился Рат’Престол Тени. Подвижные губы маски расплылись в широкой улыбке, затем голова жреца скрылась внутри, и заслонка скользнула на место.

— Я его пошинкую на очень мелкие кусочки, — радостным голосом сообщила Скалла.

— Мы уже оценили твоё умение скрывать свои чувства, женщина, — пробормотал Остряк.

— Вот и правильно, болван.

Итковиан задумчиво посмотрел на женщину, затем на капитана охраны каравана.

Капрал Хватка села на пыльные ступени того, что раньше было храмом. Спина и плечи болели, поскольку с самого рассвета она раскидывала каменные глыбы в развалинах.

Дымка, видимо, бродила неподалёку, так как объявилась с бурдюком в руках.

— Тебе, наверное, хочется пить.

Хватка приняла воду.

— Интересно, как ты умудряешься исчезать всякий раз, когда предстоит тяжёлая работа.

— Ну, я же принесла тебе воды, правда?

Хватка сердито глянула на неё.

На другой стороне улицы капитан Паран и Быстрый Бен седлали коней, готовясь отправиться на встречу с Войском Однорукого и армией Бруда. С того момента, как они снова встретились, между ними царило непривычное согласие, — подозрительное, с точки зрения Хватки. Планы Быстрого Бена никогда не были особенно привлекательными.

— Лучше бы мы все поехали, — пробормотала она.

— На переговоры? Зачем? Тогда остальным пришлось бы идти пешком.

— Шнырять по округе легче, да? Когда из груза только полупустой бурдюк. Ты бы по-другому заговорила, если б таскала камни вместе с остальными, Дымка.

Худая женщина пожала плечами.

— Я без дела не сидела.

— И каким же делом ты занималась?

— Собирала новости.

— О да. И чьи же перешёптывания ты подслушивала?

— Разных людей. Наших и не наших, тут и там.

— Не наших? Кого это — не наших?

— Хм, значит так. Баргастов. «Серых мечей». Парочки болтливых джидратов из Пленника. Троих послушников из храма у тебя за спиной…

Хватка вздрогнула, рывком поднялась и бросила нервный взгляд на опалённое здание позади.

— Какого бога, Дымка? Только не врать…

— Зачем мне врать, капрал? Престола Тени.

Хватка хмыкнула:

— Шпионишь за доносчиками, да? И о чём они говорили?

— О странном плане своего хозяина. Месть парочке некромантов, которые затаились в усадьбе чуть дальше по улице.

— В том, где трупы у входа и смердящие охранники на стенах?

— Вроде как именно в нём.

— Хорошо, говори, что с остальными.

— Баргасты радуются — агенты Совета Масок покупают у них еду, чтоб накормить горожан. «Серые мечи» тоже покупают еду, чтобы прокормить растущий лагерь беженцев тенескаури за городом. Белолицые богатеют.

— Дымка, постой. Ты сказала — «беженцы тенескаури»? Что там задумали «Серые мечи»? Худ свидетель, в округе валяется достаточно трупов для этих людоедов, зачем давать им настоящую еду? Зачем вообще кормить этих злобных ублюдков?

— Разумные вопросы, — согласилась Дымка. — Признаюсь, это разбудило моё любопытство.

— Не сомневаюсь, что у тебя есть теория.

— Если точнее, я собрала головоломку. Разрозненные факты. Наблюдения. Отдельные замечания, которые вроде бы никто не должен слышать, кроме разве что верного слуги рядом…

— Опонновы коленки! Говори, женщина!

— Вот не ценишь ты толкового издевательства. Ладно. «Серые мечи» присягали Фэнеру. Это не просто наёмники, скорей уж треклятые паладины, для которых война — священна. На полном серьёзе. Но что-то произошло. Они потеряли своего бога…

— Это явно отдельная история.

— Разумеется, но она не относится к делу.

— То есть ты её не знаешь.

— Именно. Суть в том, что уцелевшие офицеры поехали в лагерь баргастов, а их там уже ждала свора племенных ведьм, и все вместе они устроили переосвящение.

— То есть они сменили бога. О, только не говори, что это Трич…

— Нет, это не Трич. У Трича уже есть свои священные воины.

— А, да. Тогда это, наверное, Джесс, Королева-Пряха. И теперь они все займутся вязанием, только очень агрессивно…

— Не совсем. Тогг. И Фандерея, Волчица Зимы, давно потерянная возлюбленная Тогга. Помнишь эту легенду? Ты её наверняка слышала в детстве, если, конечно, допустить, что у тебя было детство…

— Поосторожней, Дымка.

— Прости. В общем, «Серые мечи» почти уничтожены. Они ищут новобранцев.

Хватка подняла брови.

— Тенескаури? Худов дух!

— На самом деле в этом есть смысл.

— Конечно. Если бы мне нужна была армия, я бы в первую очередь обратила внимание на людей, которые едят друг друга, когда становится туго. Разумеется. Вот прям сразу.

— Ну, ты смотришь под неудачным углом зрения. Это скорее вопрос того, где найти людей, у которых нет жизни…

— Ты хочешь сказать — неудачников.

— Хм, да. Без привязанностей, без обязательств. Которых только бери да бросай на тайные ритуалы посвящения.

Хватка снова хмыкнула.

— Свихнулись. Все свихнулись.

— Кстати, о них… — пробормотала Дымка.

Подъехали капитан Паран и Быстрый Бен.

— Капрал Хватка.

— Слушаю, капитан.

— Знаешь, где сейчас Штырь?

— Без понятия, сэр.

— Тогда тебе не помешало бы лучше следить за своим взводом.

— Ну, он ушёл с сержантом Мурашом. Что-то вылезло из тоннелей и заявило, будто оно — князь Арард, свергнутый правитель какого-то из городов к югу по реке. Он требовал к себе на разговор представителя Войска Однорукого, а вас мы тогда найти не смогли…

Паран тихо выругался.

— Погоди, дай разобраться. Сержант Мураш и Штырь избрали себя официальными представителями Войска Однорукого для аудиенции с князем? Мураш? Штырь?

Быстрый Бен за спиной капитана подавился смешком, заслужив негодующий взгляд Парана.

— Дэторан тоже на это подписалась, — невинным тоном добавила Хватка. — Так что их трое пошло, я так думаю. Может, ещё парочка.

— Молоток?

Она покачала головой.

— Он с Валом, сэр. Исцеляет там, всякое такое.

— Капитан, — вмешался Быстрый Бен. — Нам пора отправляться. Мураш запнётся, как только запутается, а путается он обычно сразу же после вступления. Дэторан ничего не скажет, да и остальные — вряд ли. Штырь может что-то бормотать, но он носит волосяную рубаху. Так что всё будет в порядке.

— Правда? И ты отвечаешь за эти слова, чародей?

Глаза Быстрого Бена расширились.

— Неважно, — прорычал Паран, подбирая поводья. — Давайте покинем этот город… пока мы не ввязались в новую войну. Капрал Хватка?

— Сэр?

— Почему ты стоишь тут одна?

Она быстро осмотрелась и прошептала:

— Вот сучка…

— Капрал?

— Ничего. Простите, сэр. Я просто отдыхала.

— Когда закончишь отдыхать, капрал, собери Мураша, Штыря и остальных. Арарда направь к Пленнику и скажи, что настоящие представители Войска Однорукого скоро навестят его, если ему нужна аудиенция.

— Понятно, капитан.

— Надеюсь.

Хватка проследила, как двое мужчин отъехали дальше по улице, и резко развернулась.

— Где ты, трусиха?

— Капрал? — отозвалась Дымка, появляясь из теней у входа в храм.

— Ты меня слышала.

— Я заметила что-то в этой лачуге, пошла посмотреть…

— Лачуге? Священной обители Престола Тени, ты хочешь сказать.

Хватке было приятно видеть, как внезапно побледнела Дымка.

— Ой, я… забыла.

— Запаниковала. Хе-хе, Дымка запаниковала. Почуяла, что сейчас будет, и забилась в ближайший дом, как кролик в нору! Ты погоди, я другим расскажу…

— Неправдоподобная версия, — шмыгнула носом Дымка, — злонамеренно искажающая обстоятельства. Никто тебе не поверит.

— Это ты так…

— Ой…

И Дымка снова исчезла.

Хватка настороженно огляделась вокруг.

Две фигуры в чёрных плащах шли по улице, направляясь прямо к капралу.

— Любезная воительница, — обратился к ней тот, что был выше, с заострённой бородкой.

От высокомерного тона волосы на шее Хватки встали дыбом.

— Чего?

Тонкая бровь выгнулась.

— Мы выказываем уважение, женщина. И ожидаем от тебя того же. Слушай. Нам необходимы припасы, чтобы возобновить путешествие. Нам требуются пища и чистая вода в большом количестве, и если ты сможешь направить нас к портному…

— Сей момент. Вот…

Хватка сделала шаг вперёд и заехала кулаком в латной перчатке прямо ему в лицо. Сверкнув пятками, мужчина повалился на булыжники, словно кусок мяса. Без сознания.

Дымка появилась за спиной второго и ударила его по голове навершием своего короткого меча. Он пронзительно пискнул и рухнул.

За незнакомцами возник старик в потрёпанной одежде слуги. Он затормозил в пяти шагах и поднял руки.

— Не бейте меня! — вскрикнул он.

Хватка нахмурилась.

— И зачем бы нам это делать? Эти двое… твои?

На лице слуги отразилась досада.

— Да, — вздохнул он, опуская руки.

— Научи их правильно обращаться к людям, — сказала Хватка. — Когда оклемаются.

— Разумеется, госпожа.

— Нам пора, капрал, — сказала Дымка, не сводя глаз с двух бесчувственных тел.

— Да. Да, пожалуйста, — взмолился слуга.

Хватка пожала плечами.

— Не вижу смысла сопли жевать. Пойдём, солдат.

Паран и Быстрый Бен проехали тысячу шагов на север по дороге, до лагеря тенескаури, расположенного по правую сторону от них. Оба молчали, пока лагерь не остался далеко позади, затем капитан вздохнул:

— Похоже, будет беда. И скоро.

— Да? Почему?

Паран удивлённо посмотрел на спутника и перевёл взгляд обратно на дорогу.

— Жажда мести против этих крестьян. Капанцы вполне могут прорваться через ворота и вырезать их, с благословения Совета Масок.

И почему, маг, мне кажется, что я вижу что-то краем глаза? Там, у тебя на плече. А стоит присмотреться — и пропадает.

— Это было бы ошибкой Совета Масок, — ответил Быстрый Бен. — Если все эти заставы и траншеи хоть о чём-то свидетельствуют, «Серые мечи» готовы защищать своих гостей.

— Да, они понимают, как их невзлюбят после того, что они собираются сделать.

— Новобранцы. Хотя — почему бы и нет? Эти наёмники дорого заплатили, защищая город и его жителей.

— Память об их героических деяниях может вмиг исчезнуть, маг. Кроме того, осталось всего несколько сотен «Серых мечей». Если тысяча-другая капанцев атакуют их…

— Я бы не волновался за них, капитан. Даже капанцы, во всей своей ярости, лишний раз подумают, стоит ли нападать на этих вояк. В конце концов, они ведь выжили. Как я уже говорил, Совет Масок поступит глупо, если затаит обиду. На переговорах мы, несомненно, узнаем больше.

— Если нас туда пригласят. Быстрый Бен, нам бы лучше перекинуться парой слов со Скворцом наедине. Лично я мало что могу сказать большинству остальных. В конце концов, мне нужно отчитаться.

— О, я и не планировал говорить на встрече, капитан. Только слушать.

Они покинули населённые места и ехали теперь по пустой дороге. По правую руку лежала волнистая равнина, в трех сотнях шагов слева — утёсы у берега реки.

— Вижу всадников, — сказал Быстрый Бен. — На севере.

Паран прищурился, затем кивнул.

— Свершилось.

— Что?

— Второе Соединение.

Маг глянул на него.

— Т’лан имассы? Откуда знаете?

Потому что она перестала тянуться ко мне. Рваная Снасть, Ночная Стужа, Беллурдан — что-то случилось. Что-то… неожиданное. И это заставило их отступить.

— Просто знаю, маг. Серебряная Лиса едет впереди всех.

— У вас орлиное зрение.

Паран ничего не сказал. Мне не нужны глаза. Она приближается.

— Капитан, Рваная Снасть всё ещё главенствует в Серебряной Лисе?

— Не знаю, — признался он. — Всё, что могу сказать, — нам стоит распрощаться с верой в то, что мы способны предугадывать действия Серебряной Лисы.

— Чем же она стала?

— Истинной заклинательницей костей.

Они осадили лошадей, дожидаясь четверых всадников. Коротконогий мул Круппа, похоже, стремился выйти вперёд, шёл чем-то средним между безумной рысью и галопом, отчего круглый даруджиец шатался и подпрыгивал в седле. Двое малазанских морпехов ехали позади Серебряной Лисы и Круппа и выглядели совершенно спокойными.

— Хотелось бы мне увидеть то, что видели её спутники, — пробормотал Быстрый Бен.

Но всё пошло не по плану. Я вижу это по её фигуре: сдержанный гнев, неверие и — боль, глубоко спрятанная. Она их удивила. Удивила и бросила им вызов. А т’лан имассы ответили так же неожиданно. Даже Крупп выглядит выбитым из равновесия, и не только из-за выходок мула.

Серебряная Лиса смотрела на него, останавливая лошадь, и Паран не мог определить, что было в её взгляде. Насколько я почувствовал, она возвела между нами стену. Но боги, как она похожа на Рваную Снасть! Теперь уже женщина, больше не ребёнок. Иллюзия того, что мы не виделись долгие годы, так ярка — она теперь закрылась и хранит тайны, которые бы, не задумываясь, открыла мне, будучи ребёнком. Худов дух, при каждой встрече мне приходится заново привыкать… ко всему.

Быстрый Бен заговорил:

— Рад встрече. Серебряная Лиса, что…

— Нет.

— Прошу прощения?

— Нет, маг. Я не готова давать пояснения. Не стану отвечать на вопросы. Крупп уже пытался их задавать, слишком часто. У меня слабое терпение — не стоит его испытывать.

Она закрылась и стала жёстче. Гораздо жёстче.

Миг спустя Быстрый Бен пожал плечами:

— Ладно, пусть так.

— Именно и только так, — отрезала она. — Гнев, с которым ты можешь столкнуться, принадлежит Ночной Стуже, и остальные ничего не сделают, чтобы обуздать его. Полагаю, ты меня понял.

Быстрый Бен просто ухмыльнулся. Холодно, вызывающе.

— Любезные господа! — выкрикнул Крупп. — Вы случайно скачете не к нашим доблестным войскам? Ежели так, мы бы присоединились к вам, с радостью и облегчением вернулись бы в упомянутое воинское лоно. Воистину с радостью — от вашей великолепной компании. С облегчением, как сказал Крупп, от того, что желанная цель столь близка. Стоит отметить — с нетерпением ожидая завершения путешествия. С неисправимой верой в лучшее…

— Довольно, Крупп, — прорычала Серебряная Лиса.

— Кхм, разумеется.

Если между нами на самом деле что-то было, этому чувству пришёл конец. Она оставила Рваную Снасть. Она теперь воистину заклинательница костей. Понимание вызвало укол боли — слабее, чем Паран ожидал. Возможно, мы оба пережили это. Нашим сердцам не одолеть бремени того, чем мы стали.

Так тому и быть. Не жалеть себя. Не сейчас. У нас есть задачи.

Паран подобрал поводья.

— Как сказал, Крупп, продолжим путь — мы и без того опаздываем.

Над вершиной холма натянули тент, чтобы закрыть переговорщиков от жгучего полуденного солнца. Малазанские солдаты с арбалетами в руках окружили холм.

Не отводя глаз от людей под навесом, Итковиан остановил лошадь и спешился в дюжине шагов от стражи. Экипаж Совета Масок тоже остановился, боковые двери распахнулись, выпуская четверых представителей Капастана.

Хетан спустилась с коня, довольно заворчала и подошла к Итковиану. Сказала, потирая спину:

— Я соскучилась по тебе, волк!

— Вокруг меня могут быть волки, сударыня, — сказал Итковиан, — но я не готов сказать такое о себе.

— По кланам ходят слухи, — кивнула Хетан. — Старые женщины редко молчат.

— А молодые? — спросил он, всё ещё всматриваясь в фигуры на вершине холма.

— Вот это опасный ход, милый.

— Простите, если я вас обидел.

— Я бы простила тебе улыбку, и не важно, чем она вызвана. Но на улыбку это не похоже. Если у тебя и было чувство юмора, ты далеко его спрятал. Очень плохо.

Итковиан посмотрел на неё.

— Плохо? Вы имеете в виду — трагично?

Глаза Хетан сузились, она разочарованно зашипела и двинулась вверх по склону.

Итковиан мгновение смотрел на неё, затем переключил внимание на жрецов, которые сейчас собирались за экипажем. Рат’Престол Тени жаловался:

— Они хотят из нас дух вышибить! Если бы склон был не таким крутым, мы могли бы остаться в экипаже…

— Было бы достаточно лошадей — и мы сделали бы то же самое, — фыркнул Рат’Худ. — Всё рассчитано, чтобы оскорбить…

— Всё совсем не так, собратья, — промурлыкал Керули. — Даже сейчас множество злобных насекомых нападают на нас. Предлагаю перестать жаловаться и пойти со мной на вершину холма, к спасительному ветру.

Сказав это, невысокий круглолицый жрец отправился в путь.

— Следовало настоять… ай!

Отмахиваясь от роя слепней, оставшаяся троица принялась карабкаться вслед за Керули.

Хумброл Тор рассмеялся.

— Им всего-то нужно было вымазаться жиром бхедерина!

— Они и без того слишком скользкие, вождь, — ответил Остряк. — Вдобавок, так наши гости будут куда лучше представлены — трое жрецов в масках, спотыкаются, пыхтят и отмахиваются от призраков над головой. По крайней мере, Керули ведёт себя с достоинством, и он — вероятно, единственный среди них — достаточно умён для своего титула.

— Хвала богам! — воскликнула Скалла.

Остряк повернулся к ней:

— Что? Почему?

— Ты только что использовал весь свой словарный запас, болван. Значит, остаток дня ты будешь молчать!

Ухмылка великана была куда более хищной, чем ему самому хотелось бы.

Итковиан смотрел, как двое даруджийцев идут наверх, а вслед за ними — Хумбролл Тор, Хетан и Кафал.

— Сударь? — проговорила капитан Норул.

— Не ждите меня, — ответил он. — Теперь вам предстоит говорить от имени «Серых мечей», сударыня.

Она вздохнула и двинулась вперёд.

Итковиан медленно рассматривал местность. Кроме оцепления у подножия холма, двух иноземных армий нигде не было видно. Не будет хвастливого выставления силы напоказ, чтобы запугать представителей города, — щедрый жест, который вряд ли оценят жрецы. И жаль, что не будет, так как Рат’Худ, Рат’Огнь и Рат’Престол Тени серьёзно нуждались в смирении.

Придётся довольствоваться укусами насекомых и укачиванием.

Итковиан оценивающе посмотрел на малазанскую стражу. Отметил, что оружие было высокого качества, пусть и слегка изношено. Вооружение чинилось и правилось в поле — армия далеко от дома, далеко от дополнительных поставок. Темнокожие лица смотрели на него в ответ из-под мятых шлемов, бесстрастные, возможно — удивлённые тем, что он остался тут, в компании молчаливого возницы-джидрата.

Я одет как офицер. Теперь это может создать неверное впечатление. Он стащил перчатки, потянулся и отцепил фибулу, символизирующую его ранг, уронил её на землю. Развязал серый пояс, отбросил в сторону. Наконец отстегнул шлем с забралом.

Стоявший ближе всего солдат шагнул вперёд.

Итковиан кивнул:

— Я готов к обмену, сударь.

— Сделка вряд ли будет равной, — ответил тот на ломаном даруджийском.

— Простите, но я не соглашусь. Серебряная инкрустация и золотой гребень только украшают этот боевой шлем, но уверяю вас, бронзовые и железные полосы — высочайшего качества, как и нащёчники, и сетка. Он весит самую малость больше, чем тот, что надет на вас.

Солдат помолчал, затем медленно расстегнул свой шлем с бармицей.

— Когда передумаете…

— Этого не будет.

— Да. Я только хотел сказать, что когда вы передумаете — найдите меня, и никаких обид. Меня зовут Азра Джаэль. Одиннадцатый взвод, пятая когорта, третья рота морпехов Войска Однорукого.

— Я Итковиан… Бывший солдат «Серых мечей».

Они обменялись.

Итковиан повертел шлем в руках.

— Крепко сделан. Я доволен.

— Арэнская сталь, сэр. Ни разу его не пришлось ровнять, так что металл прочный. Бармица напанская, ещё не видела меча.

— Превосходно. Это выгодный для меня обмен, даже стыдно.

Солдат ничего не ответил.

Итковиан посмотрел на вершину холма.

— Как думаете, будет оскорбительно для них, если я подойду? Разумеется, моё мнение не будет учитываться, но я услышу…

Солдат, похоже, боролся с сильным чувством, но покачал головой.

— Они почтут ваше присутствие за честь, сэр.

Итковиан еле заметно улыбнулся.

— Я так не думаю. Кроме того, я бы предпочёл, чтобы меня не видели, если уж начистоту.

— Тогда обойдите холм и поднимитесь с той стороны, сэр.

— Хорошая мысль. Благодарю сударь, так и поступлю. И спасибо вам за отличный шлем.

Малазанец просто кивнул.

Итковиан прошёл через кордон, солдаты расступились, пропуская, и отдали ему честь.

Неуместная учтивость, но тем не менее — ценная.

Он направился к другой стороне холма. Отсюда стали видны лагеря двух армий с западной стороны. Они были не крупными, но профессионально устроенными. Войско малазанцев соорудило четыре небольших, отдельно стоящих форта из валов и крутых траншей, соединённых земляными перемычками.

Меня впечатляют эти чужеземцы. Следует признать, Брухалиан был прав — если бы мы устояли, они могли бы на равных сразиться с войсками септарха Кульпата, пусть те и превосходили их числом. Они сняли бы осаду, если бы только мы сумели продержаться…

Итковиан начал взбираться по склону, зажав малазанский шлем под левой рукой.

Ветер наверху был сильным и сдувал насекомых прочь. Дойдя до вершины, Итковиан остановился. Навес на шестах был в пятнадцати шагах впереди. Здесь, с тыльной стороны места встречи, стояли в ряд бочонки с водой и резные ящики со знаком Тригалльской торговой гильдии. Этот символ был ему хорошо знаком, ведь гильдия начала работать в Элингарте, на родине Итковиана. Глядя на этот знак, он чувствовал гордость за столь явный успех соотечественников.

Под навесом возвышался большой стол, но все расположились чуть дальше, под солнцем, словно вступительные формальности ещё не закончились.

Возможно, они уже в чём-то не сошлись. Наверное, это Совет Масок со своими жалобами.

Итковиан взял чуть левее и тихо пошёл вперёд, намереваясь занять место с подветренной стороны навеса, возле воды.

Один малазанский офицер заметил его и склонился к другому. Короткий обмен фразами, затем этот другой, тоже из командования малазанцев, медленно повернулся поглядеть на Итковиана.

Через мгновение остальные сделали то же самое.

Итковиан остановился.

Крупный воин с молотом за спиной выступил вперёд.

— Вот человек, которого мы хотели встретить. Ты — Итковиан, Кованый щит «Серых мечей», Защитник Капастана. Я — Каладан Бруд…

— Прошу прощения, сударь, но я больше не Кованый щит и не солдат «Серых мечей».

— Нам доложили. Тем не менее, прошу, пройди вперёд.

Итковиан не шевелился. Он изучал обращённые к нему лица.

— Вы обнажите мой позор, сударь.

— Позор? — нахмурился воин.

— Воистину так. Вы назвали меня защитником Капастана и это титул-насмешка, ибо я не защитил Капастан. Смертный Меч Брухалиан дал мне приказ удержать город до вашего прибытия. Я не смог.

Никто не сказал ни слова. Прошла полудюжина ударов сердца.

Затем Бруд проговорил:

— Насмешки не было. И тебе это не удалось только потому, что ты и не мог победить. Понимаешь меня?

Итковиан пожал плечами.

— Я понимаю ваш довод, Каладан Бруд, но вижу мало смысла в спорах о словах. Если вы позволите, я займу место сбоку. Уверяю вас, с моей стороны не последует ни мнений, ни замечаний.

— Мы многое потеряем, — прорычал Воевода.

Итковиан посмотрел на капитана Норул и был потрясён — по её обветренным щекам текли слёзы.

— Хочешь, чтобы мы доказали тебе твою ценность, Итковиан? — спросил Бруд, ещё сильнее хмурясь.

— Нет.

— И всё же ты чувствуешь, что на этом собрании твоё слово не имеет веса.

— Возможно, я ещё не всё сделал, сударь, но ответственность, которую мне придётся однажды принять — только моя, и мне следует нести её в одиночку. Я никого не возглавляю, и потому мне нет места в тех разговорах, которые станут вестись здесь. Я буду просто слушать. Впрочем, у вас нет причин для такой щедрости…

— Пожалуйста, — перебил его Каладан Бруд. — Довольно. Тебе здесь рады, Итковиан.

— Благодарю.

Словно по молчаливой договорённости, посланники начали подходить к большому деревянному столу. Жрецы Совета Масок сели на одном конце. Хумбролл Тор, Хетан и Кафал заняли места за ближайшими к ним стульями, давая понять, что будут стоять во время заседания. Остряк и Скалла выбрали места в середине друг напротив друга, новый Кованый щит «Серых мечей» опустился возле Скаллы. Каладан Бруд и двое малазанских командиров, один из которых, как только сейчас заметил Итковиан, был одноруким, расположились напротив жрецов. Высокий седоволосый воин в длинной кольчуге встал в двух шагах позади Бруда с левой стороны. Малазанский знаменосец держался за своими командирами справа.

Кубки были наполнены разбавленным вином, но, прежде чем это было сделано для всех присутствующих, заговорил Рат’Худ:

— Пленник был бы более цивилизованным и подходящим местом для данного исторического собрания, — дворец, резиденция правителей Капастана…

— Ты имеешь в виду: теперь, когда князь мёртв, — протянула Скалла, кривя губы. — Во дворце нет пола, если ты забыл, жрец.

— Это можно назвать структурной метафорой, правда? — спросил её Остряк.

— Можно, если ты идиот.

Рат’Худ попытался снова:

— Как я говорил…

— Ты не говорил, ты выделывался.

— Вино на удивление хорошее, — пробормотал Керули. — Учитывая то, что это — военное собрание, место подобрано подходящее. У меня, например, есть вопрос-другой к командирам иноземных армий.

Однорукий генерал заворчал и сказал:

— Задавай.

— Благодарю, Первый Кулак, задам. Прежде всего, кого-то не хватает, так ведь? Среди вас нет тисте анди? А их легендарный предводитель, Аномандр Рейк, Владыка Лунного Семени, — разве его не должно быть здесь? Воистину, возникает вопрос о местоположении самого Лунного Семени — тактические преимущества подобного строения…

— Будь добр — остановись, — прервал жреца Бруд. — Эти вопросы… многое предполагают. Я не думаю, что мы дошли до того этапа, на котором стоит обсуждать тактику. Для нас Капастан всего лишь временная остановка на марше, его освобождение баргастами было стратегической необходимостью, только первой из, несомненно, многих в этой войне. Ты говоришь, жрец, что хочешь внести свой непосредственный вклад в эту кампанию? Похоже, твоя главная забота сейчас — отстроить свой город.

Керули улыбнулся.

— Итак, вопросами обменялись — но не ответами.

Бруд нахмурился.

— Аномандр Рейк и большинство тисте анди вернулись в Лунное Семя. Они — и оно, — сыграют свою роль в этой войне, но впредь мы об этом рассуждать не станем.

— Даже хорошо, что Рейка здесь нет, — сказал Рат’Престол Тени, на маске которого застыла презрительная ухмылка. — Он безнадёжно непредсказуем и откровенно кровожаден.

— Чему свидетель — твой бог, — улыбнулся Керули и повернулся к Бруду. — Ответы достаточно полны, чтобы ожидать того же от меня. Как ты отметил, главная забота Совета Масок — восстановление Капастана. Тем не менее, все мои спутники не только нежданные правители города, но и служители своих богов. Никто из присутствующих не может сказать, что совсем ничего не знает о беспорядочном состоянии пантеона. Ты, Каладан Бруд, носишь молот Огни и по-прежнему мучаешься с долгом, который он на тебя накладывает. А «Серые мечи», лишившись бога, решили преклонить колени перед двумя другими, разлучённой парой. Мой бывший капитан охраны, Остряк, переродился Смертным мечом нового бога. Боги баргастов вновь обретены и представляют собой древнюю орду пока неизвестной силы и характера. Воистину, глядя на собравшихся, думаешь: единственными неаспектированными деятелями за этим столом являются Первый Кулак Дуджек и его помощник Скворец. Малазанцы.

Итковиан видел, как лицо Воеводы, Каладана Бруда, внезапно стало замкнутым, и подумал, окаком же долге носителя молота Керули столь беспечно упомянул.

Стоявший седовласый воин разорвал наступившую тишину лающим смехом.

— Ты так удачно забыл о себе, жрец. Член Совета Масок, маски не носящий. Воистину, ты кажешься нежеланным в их компании. Твои товарищи говорят о своих богах, но не ты — почему же?

Улыбка Керули была блаженной и беззаботной.

— Дорогой Каллор, как же потрепало тебя проклятье. Ты всё ещё таскаешь за собой тот бессмысленный трон? Да, похоже, что так…

— Так и думал, что это ты, — прошипел Каллор. — Такая жалкая личина…

— С физическим явлением возникли сложности.

— Ты утратил свою силу.

— Не совсем. Она… развилась, и потому мне приходится приспосабливаться и учиться.

Воин потянулся за мечом.

— Иными словами, я могу убить тебя прямо сейчас…

— Боюсь, нет, — вздохнул Керули. — Разве только во сне. Но ты же больше не видишь снов, правда, Каллор? Каждую ночь Бездна распахивает тебе объятия. Забытьё, небытие — твой личный ночной кошмар.

Бруд, не поворачиваясь, пророкотал:

— Убери руку от оружия, Каллор. Моё терпение на исходе.

— Перед тобой сидит не жрец, Воевода! — отрывисто сказал воин. — Это Старший бог! К’рул собственной персоной!

— Об этом я догадался, — вздохнул Бруд.

На протяжении полудюжины ударов сердца царила тишина, и Итковиан почти слышал, как со скрипом и скрежетом смещается баланс сил.

— Если быть точным, — проговорил тогда Керули, — ограниченное явление бога.

— Добро бы так, — перебил Остряк, не сводя с него взгляда кошачьих глаз, — учитывая судьбу Драсти.

По гладкому, круглому лицу Старшего бога проскользнуло скорбное выражение.

— Боюсь, на то время — очень ограниченное. Я сделал всё, что мог, Остряк. И сожалею, что этого оказалось недостаточно.

— Я тоже.

— Что ж, — вклинился Рат’Престол Тени, — тогда ты вряд ли можешь быть членом Совета Масок, верно?

Малазанец, названный Скворцом, разразился хохотом, от которого вздрогнули все сидевшие за столом.

Скалла повернулась к Высшему жрецу Тени.

— Твой бог хоть в курсе, какой у тебя на самом деле умишко? В чём дело-то? Старшие боги не знают секретного рукопожатия? Маска у него слишком реалистичная?

— Он бессмертен, шлюха!

— Это гарантирует ему старшинство, — отметил Остряк. — Рано или поздно…

— Думай, над чем зубоскалишь, крысоед!

— И если ты осмелишься ещё раз сказать такое про Скаллу, я тебя убью, — сказал даруджиец. — Что до шуток — тут сложно не шутить. Мы все пытаемся делать выводы из всего этого. Старший бог вступил в борьбу… с тем, что мы считали империей смертных. Тёмная Бездна, во что мы ввязались? Но ты, твоя первая и единственная мысль — членство в жалком, напыщенном совете. Престолу Тени сейчас должно быть очень неловко.

— Думаю, он к этому привык, — едко сказала Скалла, глядя на Высшего жреца, — если речь идёт об этом слизняке.

Рат’Престол Тени изумлённо вытаращился на неё.

— Вернёмся к тому, что нам предстоит, — сказал Бруд. — Твои слова приняты, К’рул. Паннионский Домин тревожит всех нас. Как боги и жрецы вы, без сомнения, найдёте, чем заняться в противостоянии тем угрозам, которые он представляет пантеону и Путям, хотя мы оба знаем, что они не напрямую исходят от Паннионского Провидца. Я говорю о том, что мы здесь обсуждаем организацию сил, которые двинутся с нами дальше на юг, по реке, в сердце Домина. Приземлённые разговоры, но тем не менее необходимые.

— Принято, — ответил К’рул. И добавил: — Временно.

— Почему временно?

— Я предвижу, что на этой встрече слетит несколько масок, Воевода.

Хумбролл Тор прочистил горло.

— Направление достаточно ясно, — прорычал баргаст. — Кафал.

Его сын кивнул.

— Разделение сил, вожди. Часть к Сетте, часть на Лест. Сходимся в Маурике и оттуда — прямо на Коралл. Племя Белолицых баргастов пойдёт с Войском Однорукого, потому что мы оказались здесь их усилиями и моему отцу нравится чувство юмора этого человека, — он махнул рукой в сторону Скворца, тот поднял брови, — как и нашим богам. Желательно, чтобы «Серые мечи», набирающие новобранцев из тенескаури, оказались в другой армии, ибо Белолицые не потерпят этих новобранцев.

Новый Кованый щит заговорила:

— Согласна, при условии, что Каладан Бруд и его разномастное войско потерпят наше присутствие.

— Вы правда видите в этих созданиях что-то стоящее? — спросил её Бруд.

— Мы все чего-то стоим, сударь, — когда принимаем на себя бремя прощения и очищения.

Сказав это, она посмотрела поверх голов и встретилась глазами с Итковианом.

И это мой урок? — подумал он. — Почему же её слова тогда вызывают во мне одновременно гордость и боль? Нет, не слова, не совсем. Её вера. Та вера, которую я, к своей скорби, потерял. Это чувство — зависть, сударь. Отбросьте её.

— Ну, тогда мы их стерпим, — сказал Каладан Бруд после паузы.

Дуджек Однорукий вздохнул и потянулся за своим кубком.

— Вот всё и решилось, Бруд. Проще, чем можно было ожидать, не так ли?

Воевода обнажил зубы в довольной, но жёсткой ухмылке.

— Да. Мы идём одной дорогой.

— Тогда время перейти к другим вопросам, — проговорила Рат’Огнь, глядя на Каладана Бруда. — Ты — тот, кому был дарован молот, средоточие силы Огни. Тебе было поручено задание: пробудить её в час величайшей нужды…

Ухмылка Воеводы стала опасной.

— И уничтожить все цивилизации мира, да. Не сомневаюсь, её нужда кажется тебе более чем достаточной, Высшая жрица.

— А ты смеешь возражать? — рявкнула она, подаваясь вперёд и опираясь на стол. — Ты предал её!

— Нет. Я ограничил её.

Ответ Воеводы лишил жрицу дара речи.

— В Даруджистане есть лавка торговца коврами, — сказал Остряк. — Чтобы пройти по полу лавки, нужно снять эти произведения ткаческого искусства, слой за слоем. Так же и с уроками, которые смертные раскладывают перед богами. Жаль, что те продолжают спотыкаться — кажется, могли бы уже чему-то научиться.

Рат’Огнь набросилась на него:

— Молчать! Ты ничего об этом не знаешь! Если Бруд ничего не сделает, Огнь умрёт! А если она умрёт — умрёт и вся жизнь в этом мире! Вот каков выбор, глупец! Низвергнуть несколько развращённых цивилизаций или уничтожить всё до конца — что бы ты выбрал?

— Ну, раз ты спрашиваешь…

— Я отменяю свой вопрос, ибо видно, что ты настолько же безумен, как и Воевода. Каладан Бруд, ты должен отдать молот. Мне. Здесь и сейчас. Требую именем Огни, Спящей богини.

Воевода встал, отстегнул оружие.

— Держи, — и протянул жрице молот правой рукой.

Глаза Рат’Огни сверкнули, она выпрямилась, обошла стол.

Схватила обитую медью ручку молота обеими руками.

Бруд разжал пальцы.

Молот обрушился на землю. В воздухе раздался хруст костей жрицы. Она закричала, и сам холм задрожал под весом массивной головки молота. Кубки заплясали на столе, расплёскивая по всей поверхности красное вино. Рат’Огнь упала на колени, выпустив молот, сломанные руки бессильно обмякли.

— Артантос, — позвал Дуджек, глядя на Бруда, который безразлично смотрел вниз, на женщину. — Найди нам целителя. Хорошего.

Солдат, который стоял за Первым Кулаком, ушёл.

Воевода обратился к Верховной жрице.

— Женщина, разница между тобой и твоей богиней — в вере. Это просто. Ты видишь только два варианта. Воистину, Спящая богиня сперва тоже так считала. Она дала мне это оружие и дала свободу выбора. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что́ же ещё она мне передала. Я удерживался от действий, удерживался от выбора и считал себя трусом. Возможно, я всё ещё трус, но наконец-то к страху прибавилось немного мудрости…

— Вера Огни, — сказал К’рул. — В то, что ты найдёшь другой выход.

— Да. Её вера.

Появился Артантос с другим малазанцем, но Бруд поднял руку, останавливая их.

— Нет, я сам излечу её. В конце концов, она не знала.

— Слишком щедро, — пробормотал К’рул. — Она давно покинула свою богиню, Воевода.

— Не бывает слишком долгих дорог, — ответил Бруд, опускаясь на колени перед Рат’Огнью.

В последний раз Итковиан видел, как Дэнул открывал Дестриант Карнадас, и сила его была исполнена ядом, отравившим Пути. То, что он видел сейчас… было чистым, простым и потрясающе могущественным.

К’рул внезапно встал, осмотрелся.

Рат’Огнь ахнула.

Странные действия Старшего бога привлекли внимание Итковиана, он проследил за его взглядом и увидел новую группу, которая появилась на вершине холма и стояла на некотором расстоянии от тента, с правой стороны. Из четверых прибывших Итковиан узнал только капитана Парана, но Старший бог смотрел не на него.

Высокий и худой тёмнокожий мужчина слегка улыбался, держался чуть позади и наблюдал за переговорами, в основном, казалось, за Брудом. Вскоре чутьё заставило его посмотреть на К’рула. На пристальное внимание Старшего бога он лишь слегка пожал плечами, неровно, будто неведомая ноша лежала на его левом плече.

Итковиан услышал, как К’рул вздохнул.

Рат’Огнь и Бруд поднялись с земли вместе. Её кости срослись. На обнажённых предплечьях не было ни синяков, ни опухолей. Жрица стояла, потрясённо опираясь на Воеводу.

— Как это? — спросил Каллор. — Путь не выказал и тени отравы.

— Воистину, — улыбнулся К’рул. — Похоже, болезнь вытеснили из этой местности. Временно, но этого достаточно. Возможно, таков ещё один урок силы веры… который я постараюсь усвоить.

Итковиан прищурился. В его словах два смысла.

Один — для нас, второй, более глубокий — для стоящего там человека.

Мгновение спустя крупная, полная женщина, замершая за капитаном Параном, подошла к столу.

Увидев её, Каллор отступил на шаг.

— Неосторожно так бросать молот, — протянула она, обращаясь к Воеводе, который повернулся на её голос.

— Серебряная Лиса. Мы уже гадали, увидим ли тебя снова.

— Ты же отправил Корлат выследить меня, Воевода.

— Только чтобы знать твоё местоположение и направление движения. Похоже, она потерялась, так как ещё не вернулась.

— Взяла неверное направление. Мои т’лан айи сейчас окружили её и ведут сюда. Целую и невредимую.

— Рад это слышать. Судя по твоим словам, можно предположить, что Второе Соединение состоялось.

— Это так.

Скворец увидел капитана Парана и подошёл к нему для отдельного разговора. Высокий темнокожий мужчина присоединился к ним.

— Тогда расскажи нам, — продолжил Воевода, — присоединится ли к походу ещё одна армия?

— Перед моими т’лан имассами стоят задачи, которые требуют путешествия в Паннионский Домин. Это преимущество для вас, если на нашем пути снова окажутся охотники К’елль — к’чейн че’малли, ибо с ними схватимся мы.

— Можно предположить, что обсуждать эти задачи ты не намерена.

— Воевода, это личные дела, не имеющие отношения ни к тебе, ни к твоей войне.

— Не верь ей, — прорычал Каллор. — Они хотят Провидца, ибо знают, что он — яггутский Тиран.

Серебряная Лиса повернулась к Каллору.

— Если ты захватишь Паннионского Провидца — что сделаешь с ним? Он безумен, его разум искалечен Путём Хаоса и обманом Увечного бога. Единственный вариант — казнь. Оставь это нам, мы существуем, чтобы убивать яггутов…

— Не всегда, — перебил её Дуджек.

— Что ты хочешь сказать?

— Разве не один из т’лан имассов сопровождал адъюнкт Лорн, когда та освободила яггутского Тирана к югу от Даруджистана?

Серебряная Лиса казалась встревоженной.

— Лишённый клана. Да. Событие, которого я пока не понимаю. Тем не менее, тот Тиран был пробуждён от проклятого сна, чтобы на самом деле умереть…

— На самом деле Рейст был на удивление оживлён, хоть и выглядел потрёпанным, когда я видел его в последний раз, — проговорил новый голос.

Серебряная Лиса резко развернулась.

— Ганос, что ты хочешь сказать? Тиран был убит.

Невысокий круглый человечек, стоящий теперь рядом с капитаном Параном, вытащил платок из рукава и промокнул лоб.

— Ну, если говорить об этом… не совсем, как с неохотой скажет вам Крупп. Увы, всё немного запуталось…

— Дом Азатов забрал яггутского тирана, — пояснил К’рул. — Малазанцы планировали, насколько я понимаю, вынудить Аномандра Рейка вступить в противостояние, которое ослабило бы его, а может, и вовсе привело бы к его гибели. Вышло же так, что Рейст не встретился лицом к лицу с Владыкой Лунного Семени…

— Не вижу в этом смысла, — оборвала его Серебряная Лиса. — Если Лишённый клана на самом деле нарушил клятву, он ответит мне.

— Я имел в виду, — проговорил Дуджек, — что, согласно твоим словам, т’лан имассы и то, что они делают или не делают, отделено от всего остального и всех остальных. Ты настаиваешь на отделении, но, как ветеран малазанских кампаний, скажу тебе: это абсолютно неверно.

— Может, Логросовы т’лан имассы и вправду… запутались. Но даже в этом случае — подобная неоднозначность осталась в прошлом. Разве что, разумеется, вы решите оспорить власть, для которой я была рождена.

Никто на это не ответил.

Серебряная Лиса кивнула.

— Очень хорошо. Я сказала о позиции т’лан имассов. Мы берём яггутского Тирана. Кто-то ещё хочет оспорить это?

— Учитывая явную угрозу в твоём голосе, женщина, — проскрипел Бруд, — это было бы явной глупостью. Я не буду ни пререкаться, ни тянуть Провидца за ноги. — Он повернулся к Дуджеку. — Первый Кулак?

Однорукий скривился, затем покачал головой.

Внимание Итковиана привлёк невысокий толстый даруджиец — он и сам не мог понять, почему. Полные, слегка жирные губы изгибались в мягкой улыбке.

Здесь собрались ужасающие силы. Почему же мне кажется, что самый их центр — в этом странном человечке? Даже К’рул смотрит на него… будто старый товарищ, с восхищением, словно на удивительного гения. Гения, чьи таланты превзойдут мастерство учителя. Но в этом взгляде нет зависти, нет гордости, которая всегда нашёптывает о чувстве собственника. Нет, это чувство куда более тонкое и сложное…

— Нужно обсудить вопросы снабжения, — сказал наконец Каладан Бруд. Высшая жрица всё ещё жалась к нему. Воевода провёл её к стулу и негромко что-то сказал. Женщина кивнула в ответ.

— Баргасты пришли готовыми, — сказал Кафал. — С таким числом солдат можно управиться.

— А цена? — спросил Дуджек.

Молодой воин ухмыльнулся.

— Она будет приемлема для вас… более или менее.

Серебряная Лиса отошла назад, будто сказала всё, что хотела сказать, и теперь не испытывала интереса к приземлённым вопросам, которые всё ещё требовали обсуждения. Итковиан отметил, что капитан Паран, его тёмнокожий спутник и Скворец уже ушли. Остряк, похоже, задремал на своём стуле, забыв о хмуро глядящей на него с противоположной стороны стола Скалле. Рат’Худ и Рат’Престол Тени сгорбились на своих местах с угрюмым выражением на масках, что вызвало у Итковиана вопрос — насколько жрецы контролируют эти лакированные шарнирные приспособления.

Новый Кованый щит «Серых мечей» сидела неподвижно, глядя на Итковиана с неприкрытой скорбью.

И… жалостью.

Я их отвлекаю. Что ж. Он сделал шаг назад, развернулся и пошёл к задней части навеса.

Итковиан был удивлён, застав там Парана, Скворца и тёмнокожего мужчину. Высокая воительница с чёрной кожей присоединилась к ним и теперь разглядывала Итковиана своими необычными миндалевидными глазами цвета выцветшей травы.

Встретив этот взгляд, Итковиан чуть не покачнулся. Фэнеровы Клыки, такая печаль — вечность потерь… пустое существование…

Женщина отвела взгляд, и её лицо из удивлённого стало встревоженным.

Не для меня. Не для моих плеч. Не это. Некоторые раны никогда не исцелятся, некоторые воспоминания никогда не стоит воскрешать. Не стоит проливать свет в эту тьму, сударь. Это чересчур… Другое осознание пришло к нему. Фэнера больше не было, вместе с богом исчезла и его защита. Итковиан был уязвим, как никогда. Беззащитен перед болью мира, перед его скорбью.

— Итковиан, — произнёс капитан Паран, — мы надеялись, что ты придёшь. Это мой командир, Скворец. И Быстрый Бен из «Мостожогов». Тисте анди зовут Корлат, она помощница Аномандра Рейка. Мы рады тебе, Итковиан. Присоединишься к нам?

— В моей палатке лежит неприкаянный бочонок алчбинского эля, — сказал Скворец.

Мой обет…

— Отрадное приглашение, судари, рад его принять. Благодарю вас. Госпожа, — обратился он к Корлат, — примите мои глубочайшие извинения.

— Извиниться должна я, — ответила тисте анди. — Я была неосторожна и беспечна, и не учла, кто́ вы.

Трое малазанцев посмотрели на них, переводя взгляд с одной на другого, но никто не сказал ни слова.

— Позвольте, — наконец проговорил Скворец, двинувшись вниз по склону к лагерю Войска Однорукого.

«Мостожог» Быстрый Бен шёл рядом с Итковианом.

— Что ж, похоже, Серебряная Лиса сегодня удивила нас всех.

— Я не знаю её, сударь, потому не могу ничего сказать о её поведении.

— Ты от неё ничего не почувствовал?

— Этого я не говорил.

Мужчина блеснул белозубой ухмылкой.

— Правда. Не говорил.

— Она совершила страшное зло, сударь, но оно ничего не весит на её плечах.

Быстрый Бен со свистом втянул воздух.

— Ничего? Ты уверен? Худов дух, это нехорошо. Совсем нехорошо.

— Ночная Стужа, — отозвался шедший позади них Паран.

Быстрый Бен, оглянувшись, бросил на него взгляд.

— Думаешь?

— Знаю, маг. Хуже того, Ночная Стужа была — и есть, — чем-то большим, чем мы полагали. Не просто Высшая чародейка Империи. Характер жёсткий, как камень. Её возлюбленный, Беллурдан, уравновешивал её, но я совершенно не чувствую теломена.

— А Рваная Снасть?

— В тени. Наблюдает, но, похоже, без особого интереса.

— Мы говорили о женщине по имени Серебряная Лиса, — пробормотал Итковиан, — Но теперь вы упомянули трёх других людей.

— Прости. Они все возродились в Серебряной Лисе. Долгая история.

Итковиан кивнул:

— Необходимость вынуждает их сосуществовать, несмотря на разительное отличие характеров.

— Да, — вздохнул Паран. — Неудивительно, что иногда происходит конфликт воль…

— В ней нет конфликта, — сказал Итковиан.

— Что?

— Между ними согласие, сударь. Она спокойна внутри.

Они спустились с холма, подошли к лагерю малазанцев. Скворец и Корлат шли в полудюжине шагов впереди, бок о бок, близко.

— Вот оно, самое удивительное открытие этого дня, — пробормотал Быстрый Бен.

— Пока что, — отметил Паран. — Что-то мне подсказывает: о это ещё не всё.

— Господа! — прохрипел голос за их спинами. — Пожалуйста, погодите, пока выдающиеся, но трагически короткие ноги Круппа спешно принесут его в ваше общество!

Этой вычурной фразы хватило, чтобы покрыть разделявшее их расстояние, так как трое мужчин остановились, ожидая запыхавшегося Круппа, и продолжили путь уже вместе с ним.

— Ветер удачи! — пыхтел Крупп. — Он донёс до Круппа ваши слова…

— Очаровательно, — сухо проговорил Быстрый Бен. — И у тебя, разумеется, есть замечание или десяток замечаний насчёт Серебряной Лисы.

— Именно! В конце концов, Крупп был свидетелем упомянутого ужасного Соединения. Но тревога, воспоследовавшая за сими событиями, утихла сама по себе, ибо истина вышла из темноты и пала к обутым в туфли ногам Круппа.

— Тут уж несложно себе представить, как ты споткнулся и повалился лицом вниз, даруджиец, — отметил маг.

— Небрежная формулировка, великодушно допускает Крупп, но никто из вас не видел, как Крупп танцует. А танцевать он умеет, да с такой грацией и мастерством, что дух захватывает! Он скользит, словно неразбитое яйцо по смазанной сковороде. Споткнуться? Упасть? Крупп? Никогда!

— Ты говорит про какую-то истину, — напомнил Паран.

— О да! Многие истины скачут вокруг Круппа, будто стая щеночков, и каждую он по очереди треплет по голове, как всякий добрый хозяин. Итог? Крупп говорит, что внутри Серебряной Лисы всё хорошо! Успокойтесь. Расслабьтесь. По… верьте, ох…

— Споткнулся?

— Глупости. Даже оговорки имеют ценность.

— Правда? И какую же?

— Это слишком тонкая материя для слов, увы. Нам нельзя уходить слишком далеко от того, что только что было на языке или даже у ног — от темы истин…

— Которые скачут, как щеночки.

— Именно, капитан! Если точнее — как щенки волчицы.

Двое малазанцев резко остановились, к ним присоединился Итковиан, так как сонный, завораживающий поток слов Круппа внезапно выявил суть, вокруг которой бурлил, словно вокруг камня. Камень… одна из истин Круппа? Эти малазанцы к такому привыкли — или же они просто умнее меня.

— Выкладывай, — прорычал Паран.

— Выкладывать что, дражайший капитан? Крупп упивается ловкой двусмысленностью, так он запасает секреты, как и следует всякому уважающему себя скопидому секретов. Касается ли дело скованного честью бывшего наёмника, что идёт с нами? Да, но не напрямую. Скорее — отряда, который он лишь недавно покинул. Не напрямую, Крупп ещё раз подчёркивает. Двое древних богов, некогда — просто духи, первые, бегущие рядом со смертными, старинными т’лан имассами из плоти и крови, древнейшие из спутников. И родня их, что по сей день бежит с т’лан имассами. Двое богов-волков, да? Есть ли здесь такие, кто не помнит сказку об их разлуке и вечном поиске друг друга? Разумеется, все вы её помните. Печальная история, впечатлительные дети такое не забывают. Но что их разлучило? Что говорит сказка? «Затем однажды на землю пришёл ужас. Ужас с тёмного неба. Спустился, чтобы расколоть мир. И любовники были разлучены, чтобы никогда больше не встретиться». И так далее, и тому подобное. Разумеется, господа, сей ужас был роковым нисхождением Павшего. И то исцеление, каковое требовалось сотворить уцелевшим силам, оказалось сложной, тяжкой задачей. Старшие боги сделали то, что могли, но поймите, они сами были моложе, чем двое богов-волков, и — что важнее — получили власть не потому, что шли в ногу с людьми — или теми, кто однажды станет людьми, то есть…

— Пожалуйста, остановись! — оборвал его Паран.

— Крупп не может! Остановиться здесь значит потерять то, что должно быть сказано! Остались лишь самые туманные воспоминания, и даже они сдаются перед наползающим мраком! Хрупкие фрагменты приходят, точно разорванные сны, и обещание воссоединения и возрождения утрачено, обещанное искупление бродит по тундре неузнанным, воет вместе с ветром, но спасение рядом! Разлучённые духи объединены решимостью. Резкий дух, чтоб удержать остальных на пути, несмотря на всю ту боль, каковую испытывают другие. Другой дух, чтоб крепко держать боль заброшенности, покуда на неё не найдётся подходящего ответа. И третий дух, полный любви и сострадания — пусть и немного бесхитростного, — чтоб скрасить время ожидания. И четвёртый, владеющий силой необходимого излечения старых ран…

— Четвёртый? — быстро проговорил Быстрый Бен. — Кто четвёртый в Серебряной Лисе?

— Как же — дитя заклинателя костей т’лан имассов, разумеется. Дочь Пран Чоля, та, под чьим истинным именем мы все её знаем!

Взгляд Итковиана скользнул мимо Круппа, и он увидел Корлат и Скворца в двадцати шагах впереди, перед большим навесом. Они смотрели назад, на группу, без сомнения с любопытством, но уважительно держались на расстоянии.

— Так что Крупп всем советует, — крайне довольным голосом продолжил после паузы даруджиец, переплетя пухлые пальцы на животе. — Вера. Терпение. Ждите того, чего нужно ждать.

— И это ты называешь объяснением? — хмуро уточнил Паран.

— В этом сама суть объяснения, дорогие друзья. Связно, чисто, разве что изложено немного затейливо. Точность — это искусство. Острота высказывания должна главенствовать, она предотвращает увиливание. Истины — материи нетривиальные…

Итковиан повернулся к Скворцу и Корлат и двинулся вперёд.

— Итковиан? — окликнул его Паран.

— Я вспомнил об алчбинском эле, — бросил тот через плечо. — Много лет прошло, но внезапно жажда стала невыносимой, сударь.

— Я с тобой, погоди.

— Погодите, вы, трое! Как насчёт Крупповой невероятной жажды?

— Милости прошу затейливо погасить её, — ответил Быстрый Бен, нагоняя Итковиана и Парана. — Но сделать это где-то в другом месте.

— О нет! Но не Скворец ли машет рукой Круппу? Щедрый, добрый солдат этот Скворец! Мгновенье! Крупп нагоняет!

Двое морпехов сидели на камнях, которыми прежде обложили типи, в пятнадцати шагах от того места, где стояла Серебряная Лиса. Тени вытягивались по мере того, как над прерией угасал день.

— Ну что, — пробормотала одна из них, — думаешь, ещё долго?

— Кажется, она толкует с т’лан имассами. Видишь, как вокруг неё кружится пыль? Может занять всю ночь.

— Есть хочу.

— Ага. Если честно, я уже кошусь на твои кожаные ремни, дорогая.

— Беда в том, что они про нас забыли.

— Это не беда. Наверное, мы больше не нужны. Ей не требуются охранники. Точно уж не такие сопливые смертные, как мы. А мы уже видели всё, что следовало, то есть с докладом опаздываем.

— Мы и не должны докладывать, милая. Помнишь? Кто хочет услышать от нас новости, приходит сам.

— Да, только давно уже никто не приходил. Что я и хотела сказать.

— Это не значит, что нам можно просто встать и уйти. Кроме того, вон кто-то идёт…

Вторая женщина повернулась на месте. Через миг проворчала:

— Ну, тут нет никого из тех, кому стоило бы докладывать. Худ свидетель, я их даже не знаю.

— Конечно, знаешь. Вот — Харадас, чародейка из тригалльских торговцев.

— А другая — воин, я б сказала. Элинка, бёдра крутые…

— А лицо жёсткое.

— И глаза больные. Может, из этих, «Серых мечей» — я её видела на переговорах.

— Ага. Ну, идут к нам.

— Я тоже, — проговорил голос в нескольких шагах левее. Охранницы повернулись и увидели, что к ним присоединилась Серебряная Лиса. Она пробормотала: — Это опасно.

— Что именно? — спросила её одна из воительниц.

— Собрание женщин.

Малазанка проворчала:

— Мы же не будем сплетничать, правда?

Серебряная Лиса улыбнулась шутке.

— У рхиви сплетничают только мужчины. Женщины слишком заняты, давая им повод для сплетен.

— Хм. Неожиданно. Я думала, есть древние законы против прелюбодеяния и всякого такого. Изгнание, побивание камнями — разве в племенах так не делают?

— Не у рхиви. Возлечь с чужим мужем — отличная забава. Это для женщин так. А мужчины, разумеется, воспринимают всё слишком серьёзно.

— Спроси меня, так они всё воспринимают слишком серьёзно, — пробормотала солдат.

— Это от чувства собственной важности, — ответила, кивая, Серебряная Лиса.

Подошли Харадас и её спутница. За ними, на расстоянии шестидесяти шагов, шагала женщина из баргастов.

Чародейка кивнула Серебряной Лисе, затем двум малазанкам.

— Сумерки — волшебное время, правда?

— Чего ты хочешь? — процедила Серебряная Лиса.

— Задать вопрос, заклинательница, — рождённый из мысли, которая недавно пришла ко мне, отчего я и пришла к тебе.

— Ты слишком долго общалась с Круппом, Харадас.

— Возможно. Две армии продолжают терзаться вопросом снабжения, как ты знаешь. На переговорах Белолицые баргасты предложили предоставить значительную долю всего необходимого. Вопреки их самоуверенности я полагаю, запасы их истощатся в самом скором…

— Ты хочешь спросить про Телланн, — сказала Серебряная Лиса.

— О да. Путь т’лан имассов точно должен был остаться… незаражённым. Если бы наша гильдия могла со всем уважением использовать его…

— Незаражённым. Да, он таким и остался. Тем не менее на Пути Теланн кроется возможность насилия и опасность для ваших караванов.

Харадас приподняла бровь.

— Путь в осаде?

— В некотором роде. За Трон Звериной Обители… сражаются. Среди т’лан имассов есть отступники. Зарок слабеет.

Чародейка вздохнула.

— Благодарю за предупреждение, заклинательница. Разумеется, если речь идёт о Тригалльской торговой гильдии, риск учитывается. Поэтому мы и берём такие деньги за свои услуги. Ты позволишь нам использовать Телланн?

Серебряная Лиса пожала плечами.

— Не вижу причины отказать. А ты можешь открыть портал на наш Путь? Если нет, то я…

— Не нужно, заклинательница, — со слабой улыбкой ответила Харадас. — Мы давно уже нашли средства, но — из уважения к т’лан имассам и учитывая наличие менее… нецивилизованных… путей, такие порталы никогда не применялись.

Серебряная Лиса некоторое время разглядывала чародейку.

— Удивительно. Могу только предположить, что Тригалльской торговой гильдией заведует группа Высших магов исключительного мастерства. Ты знаешь, что даже самым могущественным, самым знающим магам Малазанской империи не удавалось постичь секреты Телланна? Я бы хотела как-нибудь встретиться с основателями твоей гильдии.

Улыбка Харадас стала шире.

— Уверена, они были бы рады и сочли твой визит за честь, заклинательница.

— Возможно, говоря от их имени, ты слишком щедра, чародейка.

— Ничуть, уверяю тебя. Я рада, что мы решили вопрос так легко…

— И вправду опасное собрание, — пробормотала Серебряная Лиса.

Харадас моргнула, затем овладела собой и продолжила:

— Теперь я могу представить тебе нового Кованого щита «Серых мечей» капитана Норул.

Женщина поклонилась.

— Заклинательница. — Норул замялась, затем её лицо ожесточилось решимостью. — «Серые мечи» присягнули Тоггу и Фандерее, Волку и Волчице Зимы.

— Любопытный выбор, — проговорила Серебряная Лиса. — Любовники, разлучённые навечно, но обетом вашего отряда соединённые в духе. Дерзкий и отважный жест, Кованый щит.

— Заклинательница, Тогг и Фандерея более не разлучены, они учуяли запах друг друга. Ваше поведение говорит, что вы не знали об этом, и это меня смущает, сударыня.

Теперь нахмурилась Серебряная Лиса.

— С чего бы вдруг? Я не особо интересуюсь древними богами-волками… — Она постепенно замолкла. Кованый щит заговорила снова:

— Заклинательница, собравшая Второе Соединение т’лан имассов, я формально прошу вас отказаться от т’лан айев, детей наших богов.

Тишина.

Серебряная Лиса смотрела на командира «Серых мечей», полуприкрыв глаза, и её круглое, полное лицо не выражало ничего. Затем его исказила дрожь.

— Ты не понимаешь, — наконец прошептала она. — Они нужны мне.

Кованый щит склонила голову.

— Зачем?

— Д-для… дара. Для выкупа. Я поклялась…

— Кому?

— Себе.

— Скажите, сударыня, т’лан айи включены в этот дар? Они бегали с т’лан имассами, это правда. Но ими нельзя владеть. Ни т’лан имассам. Ни вам.

— И всё же они присоединились к Обряду Телланна на Первом Соединении…

— Они были… вовлечены. По незнанию. Связанные верностью и любовью к имассам во плоти. В итоге они потеряли свои души. Сударыня, мои боги идут, и в их криках, которые я теперь слышу каждую ночь во снах, они требуют… возмещения.

— Я вынуждена отказать, — сказала Серебряная Лиса. — Пока Тогг и Фандерея не явятся во плоти и не заявят о своей силе, чтобы подкрепить свои требования, я не отдам т’лан айев.

— Заклинательница, вы рискуете жизнью…

— Станут ли боги-волки объявлять войну т’лан имассам? Придут ли они вместе с т’лан айями перегрызть наши глотки, Кованый щит?

— Я не знаю, сударыня. Вам придётся ответить за принятые вами решения. Но мне страшно за вас, заклинательница. Тогг и Фандерея — Взошедшие звери. Их души неведомы таким, как вы и я. Кто может предвидеть, что таят сердца подобных существ?

— Где они сейчас?

Кованый щит пожала плечами.

— На юге. Похоже, мы все сойдёмся в Паннионском Домине.

— Тогда у меня есть время.

— Осуществление вашего дара, сударыня, может погубить вас.

— Всегда — честная сделка, честный обмен, — пробормотала Серебряная Лиса наполовину себе самой.

Морпехи переглянулись, услышав эти слова — легендарные в Войске Однорукого.

Женщина из баргастов подошла и остановилась на расстоянии нескольких шагов. Острые тёмные глаза напряжённо следили за разговором Кованого щита и Серебряной Лисы. В паузе она рассмеялась глубоким смехом, чем привлекла к себе внимание.

— Жаль, что нет мужчин, достойных такой компании, — прорычала она. — Это зрелище мне напомнило, где кроется истинное сердце власти в этом мире. Малазанские морпехи, Кованый щит «Серых мечей», ведьма и чародейка. А теперь, для полноты картины, ещё и дочь баргаста из племени Белолицых… с едой и вином.

Солдаты вскочили на ноги, ухмыляясь.

— И я хочу сплетничать! — воскликнула Хетан. — Кованый щит, Итковиан ведь больше не блюдёт обеты, верно? Я могу уложить его в постель…

— Если сумеете поймать, — ответила Норул, приподняв бровь.

— Я бы сумела его поймать, даже если бы у него было пятьдесят ног! Серебряная Лиса! Как насчёт Круппа?

— А что с ним? — озадаченно спросила заклинательница костей.

— Ты уже взрослая женщина. Могла бы подмять его под себя! Чтоб он завизжал!

— Какая ужасная картина.

— Он-то, конечно, круглый, мелкий и скользкий, но умён же, да? Ум сам по себе горячит кровь, разве не так? Я слышала, что хоть ты и выглядишь как женщина, в самом важном смысле — всё ещё дитя. Взбодрись желанием, девочка! Ты слишком долго якшалась с неупокоенными и усохшими! Как я всегда говорю — хватай копьё обеими руками!

Серебряная Лиса медленно покачала головой.

— Говоришь, ты принесла вино?

Хетан подошла, улыбаясь ещё шире.

— Да, два меха, такие же большие, как твои груди, и, без сомнения, такие же сладкие. Подходите же, мои достойные спутницы, и попируем!

Харадас улыбнулась.

— Отличная идея, благодарю.

Кованый щит заколебалась. Она посмотрела на морпехов и принялась снимать свой помятый шлем. Норул глубоко вздохнула:

— Пусть волки подождут, — сказала она. — Я не могу придерживаться тех же жутких ограничений, что мой предшественник…

— Не можешь, — с вызовом спросила Хетан, — или не будешь?

— Не буду, — поправилась воительница, стянув шлем. Вспотевшие, отмеченные сединой волосы свободно рассыпались. — И да простят меня Волки.

— Одна из них точно простит, — заверила её Хетан, выкладывая снедь из своего мешка.

Колл подоткнул меха вокруг хрупкой, высохшей фигурки Мхиби. Её глаза дёргались под закрытыми веками — беспорядочно и резко. В дыхании звучали хрипы. Даруджийский советник посмотрел на неё ещё немного, затем выпрямился и соскользнул с повозки.

Мурильо стоял неподалёку, затягивая ремни бурдюков с водой, прикреплённых к правой стороне повозки. Упакованную пищу, купленную утром у торговца-баргаста, накрыли старыми палатками и прикрепили к другой стороне, отчего рхивийская повозка выглядела теперь широкой и раздутой.

Двое мужчин купили пару лошадей по заоблачной цене у Моттских ополченцев — отряда наёмников при армии Каладана Бруда, который выглядел на удивление бестолковым и о самом существовании которого Колл прежде даже не догадывался. Доморощенные наёмники рядились в лохмотья, которые никак не вязались с военным делом, зато отлично согласовывались с названием отряда. Кони были едва объезжены, толстоногие, но высокие. Ополченцы называли эту породу своей собственной — выведенной из натийских боевых, моттских тягловых и генабарийских ломовых, что в совокупности дало крупных, упрямых, злых животных с удивительно широкими спинами, отчего ехать на них верхом было сплошным удовольствием.

— Если они тебе руку не откусят, — добавил наёмник с неровными зубами, вытягивая вшей из длинных, слипшихся прядей у себя на голове и отправляя в рот. Говорить это ему не мешало.

Колл вздохнул, смутно расстроенный этим воспоминанием, и осторожно подошёл к лошадям.

Кони могли быть близнецами — одинаково медно-рыжие, с нестрижеными гривами и густыми хвостами, усаженными репьём и семенами трав. Сёдла были малазанские — несомненно, старые военные трофеи, толстые попоны под ними — рхивийские. Животные внимательно следили за ним.

Один жеребец случайно качнул крестцом в сторону даруджийца. Тот остановился, выругался себе под нос.

— Сладкий корень, — отозвался Мурильо из-за повозки. — Подкупи их. У нас тут немного есть.

— Вознаградить их за плохое поведение? Нет уж.

Колл кружил на расстоянии. Кони были привязаны к колышку навеса, что позволяло им повторять его движения. Три шага навстречу — и даруджиец получил бы копытом по лбу. Он выругался чуть громче, затем сказал:

— Мурильо, подведи быков к колышку — перекрой их повозкой. Если это не сработает, найди мне молоток.

Мурильо, ухмыляясь, запрыгнул на козлы и взял вожжи. Через пятнадцать ударов сердца он остановил животных возле колышка, и повозка удачно перекрыла коням возможность кружить дальше.

Колл поспешил обойти их так, чтобы повозка находилась между ним и животными.

— Значит, пусть лучше укусит, чем лягнёт, — заметил Мурильо, глядя, как его друг подходит к повозке, взбирается наверх, переступает через бесчувственную фигуру Мхиби и останавливается на расстоянии вытянутой руки от коней.

Животные туго натянули привязь, отступив как можно дальше, и дёргали колышек. Однако это была работа рхиви, рассчитанная на то, чтобы устоять даже на самом сильном степном ветру. Глубоко вбитый в утоптанную землю колышек не шелохнулся.

Затянутая в кожаную перчатку рука Колла протянулась, схватила одну из привязей. Он спрыгнул с повозки и резко дёрнул.

Конь, храпя, дёрнулся в его сторону. Второй встревоженно отшатнулся.

Даруджиец снял поводья с седла, всё ещё удерживая привязь другой рукой, пригнул голову жеребца к земле и медленно двинулся к его плечу. Вставил сапог в стремя и одним движением взлетел в седло.

Конь попытался ускользнуть из-под его веса, прижался боком к своему товарищу, зажав ногу Колла между ними.

Колл закряхтел, но поводья держал крепко.

— Славный будет синяк, — отметил Мурильо.

— Продолжай говорить мне приятные вещи, почему бы нет? — процедил Колл сквозь стиснутые зубы. — Теперь подойди и отвяжи его. И осторожно. Над нами кружит одинокий стервятник, и он полон надежды.

Его товарищ посмотрел в небо, вгляделся, затем прошипел:

— Хорошо, я купился, хватит злорадствовать, — и перевалился через спинку сиденья.

Колл наблюдал, как он мягко спрыгнул на землю и осторожно подошёл к колышку.

— Если подумать, может, стоило принести мне молоток.

— Уже слишком поздно, друг, — сказал Мурильо, развязывая узел.

Конь отпрянул на несколько шагов и встал на дыбы.

На взгляд Мурильо, Колл сделал заднее сальто с почти поэтической грацией. Он искусно приземлился на ноги и тут же отшатнулся назад, чтобы избежать удара двух копыт, который мог бы раздробить ему грудь. Даруджиец с грохотом отлетел на несколько шагов.

Жеребец ускакал, радостно взбрыкивая.

Некоторое время Колл лежал неподвижно, глядя в небо.

— Всё в порядке? — спросил Мурильо.

— Дай мне аркан. И немного сладкого корня.

— Я бы предложил молоток, — ответил Мурильо, — но ты сам знаешь, что делаешь.

Раздался далёкий рёв рогов.

— Худов дух, — проворчал Колл. — Начался поход на Капастан. — Он медленно сел. — Мы же должны быть впереди.

— Мы всегда можем поехать в повозке, друг мой. Вернуть лошадей Моттским ополченцам и забрать свои деньги.

— Повозка уже перегружена, — Колл поднялся на ноги с болезненным выражением лица. — Кроме того, он сказал, товар возврату не подлежит.

Мурильо искоса посмотрел на друга.

— Вот как? И это не вызвало у тебя никаких подозрений?

— Молчи.

— Но…

— Мурильо, хочешь правду? Этот человек был настолько жалок, что я пожалел его, понял? Теперь прекрати мямлить и давай с этим покончим.

— Колл! Он запросил огромные деньги за…

— Довольно, — прорычал Колл. — Я заплатил целое состояние за право убить треклятых зверюг или тебя. Что выбираешь?

— Ты не можешь их убить…

— Ещё одно слово, и на этом холме вырастет курган из камней для старого доброго Мурильо из Даруджистана. Ты меня понял? Хорошо. Теперь передай мне аркан и сладкий корень. Начнём с того, который ещё тут.

— А может, стоит погнаться…

— Мурильо, — предупреждающе сказал Колл.

— Прости. Камни выбирай полегче, пожалуйста.

Зловонные облака бурлили низко над волнами, которые боролись друг с другом среди иззубрённых льдин. Эти волны извивались и колыхались, даже ударяясь о линию берега, так что пена взлетала к небу. Раскаты грома прорезались сквозь скрежет, треск и неумолчное шипение проливного дождя.

— Ничего себе, — пробормотала госпожа Зависть.

Трое сегулехов скорчились с подветренной стороны большого базальтового валуна и густо смазывали жиром оружие. Эти трое представляли собой печальное зрелище — промокшие под дождём, вымазанные в грязи, доспехи изодраны в клочья. Их руки, бёдра и плечи были исполосованы мелкими ранами, более глубокие раны были зашиты ниткой из жил — ряды узлов, почерневших и затвердевших от старой крови, которая под дождём сочилась багровым.

Рядом, взобравшись на выступ, стояла Баальджагг. Спутанная, покрытая струпьями шерсть сбилась в пучки над пятнами голой кожи, из правого плеча торчало обломанное древко копья в человеческую руку длиной — прошло три дня, но волчица не подпускала близко ни Зависть, ни сегулехов. Её лихорадочно блестевшие глаза смотрели на север.

Гарат лежал в трёх шагах позади неё и безудержно дрожал, его раны сочились кровью, будто тело плакало там, где не мог он сам — огромный и полубезумный, он не давал никому подойти к себе — даже волчице.

Судя по внешности, только госпожа Зависть никак не пострадала в ужасной войне, которую они затеяли — её, похоже, не касался даже дождь. На белой телабе не было ни пятнышка. Распущенные чёрные волосы пышно спадали по спине. Губы были накрашены густым и немного угрожающим красным. Сурьма вокруг глаз переливалась оттенками сумерек.

— Ничего себе, — снова прошептала госпожа Зависть. — Как же нам последовать за Тленом через… это? И почему он не т’лан слон или т’лан кит, чтобы перенести нас на спине, в роскошном паланкине? С горячей водой и хитроумным водопроводом.

Рядом с ней возник Мок, с его лакированной маски стекала вода.

— Я с ним сойдусь, — сказал он.

— Вот как. И когда же стычка с Тленом стала важнее, чем твоя миссия по отношению к Провидцу? Как Первый или Второй отнесутся к такому самоуправству с твоей стороны?

— Первый — это Первый, а Второй — это Второй, — лаконично ответил Мок.

Госпожа Зависть закатила глаза.

— Какое точное наблюдение.

— Личные потребности важнее, госпожа. Всегда, иначе победителей не было бы вообще. Не было бы иерархии. Сегулехами правили бы хнычущие мученики, слепо топчущие беспомощных в стремлении к общему благу. Или нами правили бы деспоты, которые прятались бы за армией и считали грубую силу оправданным поводом для чести. Мы знаем о других землях, госпожа. Мы знаем больше, чем вы думаете.

Она повернулась и внимательно посмотрела на него.

— Прекрасно. А я уже думала, что мне отказано в развлекательных беседах.

— Мы неуязвимы для твоего презрения, госпожа.

— Едва ли: ты извиваешься с того самого момента, как я тебя пробудила. Даже нет — кипишь.

— Есть вещи, которые нам стоит обсудить, — сказал Мок.

— Уверен? Ты, случайно, не об этой яростной буре, которая мешает нам идти дальше? Или, может, об остатках армии, загнавшей нас сюда? Они не вернутся, уверяю тебя…

— Ты наслала на них чуму.

— Какое возмутительное обвинение! Чудо, что болезнь не разразилась среди них уже давно, — пожирают друг дружку без малейшего намёка на цивилизованную кулинарию. О, такое обвинение от тебя…

— Гарат тоже болен этой чумой, госпожа.

— Что? Чепуха! Его тревожат раны…

— Раны, которые давно должна была исцелить сила его духа. Лихорадка, которая заполнила лёгкие зверя, — та же, что ударила по паннионцам. — Он медленно повернулся к ней лицом. — Сделай что-нибудь.

— Возмутительно…

— Госпожа.

— Ох, ну ладно. Но разве ты не видишь в этом прекрасной иронии? Полиэль, Королева Мора вступила в союз с Увечным богом. Это решение меня глубоко оскорбляет, к твоему сведению. Как хитро с моей стороны ограбить её Путь и тем самым преградить дорогу её союзникам!

— Сомневаюсь, что жертвы оценили эту иронию, госпожа. Как и Гарат.

— Лучше бы ты и дальше молчал!

— Исцели его.

— Он меня не подпустит!

— Гарат уже не может стоять, госпожа. Он не поднимется с того места, где лежит, если ты не исцелишь его.

— Какое же ты ничтожество! Если ты неправ и он попытается меня укусить, я буду очень недовольна тобой, Мок. Я опустошу твои чресла. Сделаю твои глаза косыми настолько, что любой, кто взглянет на тебя и твою дурацкую маску, не сможет удержаться от смеха. И о другом я тоже подумаю, поверь мне.

— Исцели его.

— Конечно, исцелю! В конце концов, Гарат — мой любимый спутник. Даже если он и пытался однажды обмочить моё платье. Хотя, стоит признать, он в тот момент спал, так что это, вероятно, была одна из шуточек К’рула. Ладно, ладно, не перебивай меня.

Она подошла к огромному псу.

Его глаза были закрыты, каждый вздох отрывисто сотрясал тело. Гарат даже не поднял головы, когда госпожа Зависть приблизилась.

— Ох, прости мою невнимательность, дорогой пёсик. Я думала только о ранах и уже начала скорбеть. Тебя переполняют нехорошие пары? Так нельзя. Но их легко убрать. — Она вытянулась, нежно касаясь пальцами горячего, исходящего паром бока пса. — Вот…

Гарат повернул голову, медленно ощерился.

Госпожа Зависть отшатнулась.

— И так ты меня благодаришь? Дорогой, я тебя исцелила!

— Сначала ты вызвала его болезнь, госпожа, — сказал Мок.

— Тихо, я с тобой больше не разговариваю. Гарат! Посмотри, как возвращается твоя сила, прямо на глазах! Смотри, ты встаёшь! Как чудесно! И — нет, пожалуйста, держись подальше. Разве что, ты хочешь, чтобы тебя погладили. Хочешь, чтобы я тебя погладила? Тогда перестань рычать!

Мок ступил между ними, глядя на ощетинившегося пса.

— Гарат, она нужна нам, так же, как ты нужен нам. Нет смысла в продолжении этой вражды.

— Он тебя не понимает! — сказала госпожа Зависть. — Он пёс! И пёс очень сердитый.

Огромный зверь отвернулся, медленно подошёл туда, где Баальджагг смотрела на ураган. Волчица даже не взглянула на него.

Мок вышел вперёд.

— Баальджагг видит что-то, госпожа.

— Что? Там?

Они поспешили вверх по склону.

Глыбы льда что-то поймали. Меньше чем в тысяче шагов от Зависти и её спутников, на самом краю небольшой бухты, дрейфовала некая конструкция: с двух сторон её ограждали высокие плетёные стены из прутьев, три покрытых инеем дома венчали платформу, которая напоминала скорее оторванный штормом квартал портового города. Между высокими покосившимися домами просматривалась узкая, кривая улочка. Когда невидимое течение повернуло льдину, на которой лежала странная конструкция, с противоположной стороны показалась разбитая пасть деревянного каркаса, уходившего под поверхность улицы. Там проглядывали огромные бальсовые брёвна и что-то вроде огромных пузырей; три из них оказались пробиты и сдулись.

— Какое оригинальное решение, — протянула госпожа Зависть.

— Мекросы, — сказал Мок.

— Прошу прощения?

— Сегулехи живут на острове, госпожа. К нам иногда приплывают мекросы — их города бороздят океан. Они пытаются разграбить наше побережье и всегда забывают о плачевных результатах прежних набегов. Их ярость развлекает учеников Низших школ.

— Хм-м, — фыркнула госпожа Зависть, — что-то я не вижу обитателей этого… заблудшего поселения.

— Я тоже, госпожа. Но посмотри на льдину сразу за обломками. Её подхватило внешнее течение и сейчас унесёт прочь.

— Погоди-ка, ты же не предлагаешь…

Баальджагг ясно ответила на неоконченный вопрос. Волчица развернулась, промчалась мимо них и поспешила вниз, к скалам, о которые бились волны. Через несколько мгновений они увидели, как огромный зверь выскочил из бушующей воды на широкую льдину и пробежал на другую сторону. Затем Баальджагг прыгнула вперёд, приземлилась на следующей льдине…

— Похоже, способ подходящий, — сказал Мок.

Вслед за волчицей к берегу понёсся Гарат.

— Эй! — воскликнула госпожа Зависть и топнула ножкой. — А обсудить хоть раз можно было?

— Госпожа, я вижу перед собой дорогу, которая позволит нам добраться до цели и не слишком промокнуть…

— Промокнуть? Кто мокнет? Ладно, зови братьев и веди.

Льдины качались, их заливало волнами. К концу этого безумного и опасного пути все были измотаны. Добравшись до задней плетёной стены, они не обнаружили признаков присутствия Баальджагг или Гарата, но смогли пройти по их следам на покрытом снежной коркой плоту, который, похоже, держал на плаву бо́льшую часть конструкции мекросов, — и оказались у разбитой её стороны, где стены не было.

В хаотическом рисунке балок и распорок расположились под крутыми углами лестницы из толстых досок — несомненно, изначально они нужны были, чтобы поддерживать в порядке ходовую часть плавучего города. На обмёрзших ступенях виднелись глубокие выемки, оставленные лапами пса и волчицы.

По беспорядочной сети балок и распорок стекала вода, давая понять, насколько разбиты дома и улица наверху.

Сену шёл впереди, за ним Турул и Мок, последней — госпожа Зависть. Путешественники поднимались медленно и осторожно.

Наконец они забрались в один из домов через люк в просмоленном полу первого этажа. У трёх из четырёх стен комнаты были свалены завёрнутые в мешковину тюки с припасами. Огромные бочки перевернулись, покатились и собрались теперь в углу. Справа от них виднелись двойные двери, створки выбиты — несомненно, работа Баальджагг и Гарата. Проём вёл на мощёную улицу.

Воздух был пронизывающе холоден.

— Стоит осмотреть каждый из домов, — сказал Мок госпоже Зависти, — этаж за этажом, чтобы определить, какой из них самый крепкий и, как следствие, пригоден для жизни. Тут, похоже, осталось довольно припасов, которыми мы сможем воспользоваться.

— Да, да, — рассеянно отозвалась госпожа Зависть, — оставлю эти приземлённые занятия тебе и твоим братьям. Всё предприятие основывается на непроверенном предположении, будто эта конструкция сама собой отнесёт нас на север — через всю Коралловую бухту — к городу, который и является нашей конечной целью. Похоже, эта деталь заботит здесь лишь меня — и меня одну.

— Как скажешь, госпожа.

— Следи за языком, Мок, — рявкнула она.

Мок склонил голову в маске, извиняясь без слов.

— Похоже, мои слуги забываются. Подумайте, все трое, чем может обернуться мой гнев. А я тем временем прогуляюсь по улице этого города. — Затем она повернулась и неспешно направилась к дверям.

Баальджагг и Гарат стояли в трёх шагах от проёма, дождь бил по их широким спинам с такой силой, что зверей окутала дымка из мелких капель. Оба смотрели на одинокую фигуру во мраке чердачного окна дома напротив.

В первый миг госпожа Зависть чуть не задохнулась, но затем поняла, что не узнаёт фигуру.

— О, а я-то как раз собиралась сказать: «Милый Тлен, ты всё-таки решил нас подождать!» Но ты не он, верно?

Т’лан имасс был ниже и массивнее Тлена. Три широких, необычных клинка из чёрного железа пронзали широкую грудь этого неупокоенного воина, два вошли в спину, один — в левый бок. Переломанные рёбра пробили чёрную, просоленную кожу. Остатки кожаной обмотки мечей свисали гнилыми полосками с деревянных прокладок рукоятей. Изъеденные ржавчиной клинки сочились призрачными остатками старых чар.

Черты лица воина были необыкновенно массивными: надбровье являло собой лишённую кожи выступающую кость с тёмно-коричневыми пятнами, скуловые кости поднимались высоко, обрамляя приплюснутые глазницы овальной формы. Кованые медные колпачки покрывали верхние клыки нежити. Шлема на т’лан имассе не было. Длинные выбеленные волосы свисали по обе стороны широкого лица без подбородка, на концах к ним были прикреплены акульи зубы.

«Какое кошмарное, невыразимо жуткое наваждение», — подумала госпожа Зависть.

— У тебя есть имя, т’лан имасс? — спросила она.

— Я услышала призыв, — ответил воин отчётливо женским голосом. — Он шёл с севера. Куда, впрочем, я и так направлялась. Уже близко. Я прибуду на Второе Соединение и обращусь к своим родичам в Обряде, скажу им, что я, Ланас Тог, принесла весть о судьбе Ифейловых т’лан имассов и своего племени — Керлумовых т’лан имассов.

— Как любопытно, — пробормотала госпожа Зависть. — И что же это за судьба?

— Я — последняя из Керлумов. Ифейлы, которые вняли нашему первому зову, уничтожены почти поголовно. Уцелевшие не могут выйти из этого противостояния. Я сама не ожидала, что уйду целой. Но ушла.

— Какое чудовищное противостояние, — тихо сказала госпожа Зависть. — Где же оно происходит?

— На континенте Ассейл. Наши потери — двадцать девять тысяч восемьсот четырнадцать Керлумовых т’лан имассов. Двадцать две тысячи двести Ифейловых т’лан имассов. Восемь месяцев боёв. Мы проиграли эту войну.

Госпожа Зависть надолго замолчала, потом произнесла:

— Похоже, вы наконец нашли яггутского Тирана, который сильнее вас, Ланас Тог.

Неупокоенная воительница вскинула голову.

— Не яггута. Человека.

Назад: Глава девятнадцатая

Дальше: Книга четвертая. Память льда