Вокруг раскинулись холмы, сложенные из костей, которые трещали и перекатывались под ногами яггута всякий раз, когда Гетол пытался подняться выше по склону. Кровь на изувеченном лице уже начала засыхать, но один глаз по-прежнему почти ничего не видел из-за бело-розового осколка кости. Пульсирующая боль ослабла.

– Тщеславие, – пробормотал Гетол потрескавшимися губами, – это не мой порок. – Он с трудом удержал равновесие и, шатаясь, выпрямился на склоне холма. – Непредсказуемые смертные, – даже сам Худ не смог бы предвидеть такую… наглость. Но, увы и ах! Лик Вестника разбит, а то, что разбито, следует выбросить. Выбросить…

Гетол огляделся по сторонам. Бесконечные холмы, безбрежное небо, холодный, мёртвый воздух. Кости. Неповреждённая бровь яггута приподнялась.

– Впрочем, я оценил шутку, Худ. Ха-ха. Тут ты меня подловил. Ха-ха. А теперь мне позволено уползать восвояси. Прочь с твоей службы, на волю. Да будет так.

Яггут открыл свой Путь, всмотрелся в возникший портал, ведущий в холодный, безветренный мир Омтоз Феллака.

– Теперь я тебя знаю, Худ. Я знаю кто – что́ – ты такое. Изысканная ирония – отражение твоей сущности. Интересно, а ты-то сам знаешь, кто я?

Гетол шагнул на Путь. Привычные холодные объятия ослабили боль, огнём терзающую лицо. Отвесные, изломанные ледяные стены по обе стороны озарили путника голубовато-зелёным светом. Яггут остановился и принюхался. Ни смрада имассов, ни признаков вторжения, но разлитое вокруг могущество казалось ослабленным, повреждённым миллионами разломов, порождённых дерзостью т’ланов. Как и сами яггуты, Омтоз Феллак умирал. Медленной мучительной смертью.

– О, дружище, – прошептал Гетол, – скоро нам конец. Мы с тобой падаем… в небытие. Вот простая истина. Дам ли я волю своему гневу? Нет. К тому же одного гнева будет мало. Всегда было мало.

Гетол шёл вперёд меж стен обратившейся в лёд памяти, которая уже начала разлагаться; они придвигались всё ближе, смыкались вокруг яггута.

Расселина возникла неожиданно – глубокий разрез, преградивший ему путь. Снизу поднимался тёпловатый воздух, в котором чувствовался сладкий привкус гниения и болезни. Потемневший, покрытый проталинами лёд по краям разлома пронизывали тёмные жилки. Замерев, Гетол прислушался к своим ощущениям. И присвистнул.

– А ты не сидел сложа руки, верно? Что означает это приглашение? Я – часть этого мира, а ты, чужак, – нет.

Ощерившись, яггут уже было собрался перешагнуть расселину, но резко остановился, медленно повернул голову.

– Я больше не Вестник Худа, – прошептал он. – Меня выбросили. Ущербный слуга. Неприемлемо. А что ты мне скажешь, Скованный?

Но ответа не будет, пока не принято решение, пока не закончится странствие.

Гетол шагнул в разлом.

Яггут с удивлением обнаружил, что Увечный Бог сотворил небольшой шатёр вокруг места своего заточения. Изломанный, поверженный, покрытый кровоточащими ранами, которые никогда не исцелятся, Король Цепей представлял собой истинный лик тщеславия.

Гетол замер перед входом. И громко произнёс:

– Сними завесу – я не собираюсь вползать к тебе на животе.

Шатёр задрожал, затем растаял, являя взору сидящую на влажном глиняном полу фигуру в бесформенной мантии с надвинутым клобуком. Над жаровней между ними поднимался дымок, изуродованная рука потянулась к углям, подгоняя к скрытому в тени капюшона лицу струйки сладковатого дыма.

– Самый, – хрипло сказал Скованный, – самый губительный поцелуй. Твоё неожиданное желание отомстить было… ощутимо, яггут. Твоя вспыльчивость поставила под удар тщательно составленные планы Худа. Ты ведь это понимаешь? Именно это так… разочаровало Владыку Смерти. Его Вестник должен быть покорным. У его Вестника не должно быть ни собственных желаний, ни амбиций. Не очень подходящий… хозяин… для такого яггута, как ты.

Гетол осмотрелся.

– Я чувствую жар снизу. Мы приковали тебя к плоти Огни, привязали к её костям – и ты отравил её.

– Да. Я – гниющий шип в теле богини… который рано или поздно убьёт её. А со смертью Огни погибнет и этот мир. Когда её сердце остынет, иссякнет и живительный поток её даров. Эти цепи нужно разбить, яггут.

– Все миры умрут, – рассмеялся Гетол. – Не я стану слабым звеном в цепи, Увечный бог. Я ведь всё-таки тоже был здесь, когда тебя Сковали.

– Ха, – прохрипело существо, – но ведь ты и есть слабое звено. Всегда был им. Ты думал, что сможешь заслужить доверие Худа, и не смог. И то был не первый провал – нам обоим это известно. Когда твой брат, Готос, призвал тебя…

– Довольно! Уж и не поймёшь, кто из нас увечен.

– Мы оба, яггут. Мы оба.

Бог вновь поднял руку и медленно взмахнул ладонью. В воздухе возникли лакированные деревянные карты, обращённые лицевой стороной к Гетолу.

– Узри, – прошептал Увечный бог, – Дом Цепей…

Единственный зрячий глаз яггута сузился:

– Что́ ты сделал?

– Я больше не останусь в стороне, Гетол. Я… вступлю в игру. И обрати внимание – место Вестника… пустует.

Гетол хмыкнул.

– Не только Вестника.

– О да, это только начало. Любопытно, кто заслужит право стать Королём в моём Доме? В отличие от Худа, я приветствую личные амбиции. Привечаю независимость мысли. И даже поощряю желание отомстить.

– Колода Драконов будет противиться тебе, Скованный. На твой Дом… пойдут войной.

– Так было всегда. Ты говоришь о Колоде как о живом существе, но её создатель обратился в пыль, мы оба это знаем. У неё нет хозяина. Взгляни только на возрождение Дома Теней. Достойный внимания прецедент. Ты нужен мне, Гетол. Я приму твои… изъяны. Все в моём Доме Цепей должны быть увечны – телом или духом. Взгляни на меня, взгляни на это искалеченное, измученное тело: мой Дом – отражение того, что ты видишь перед собой. А теперь обрати свой взор на внешний мир, кошмар боли и поражений и есть основа Владений смертных. Очень скоро, Гетол, у меня будут легионы последователей. Ты в этом сомневаешься?

После долгого молчания яггут наконец проворчал:

– Дом Цепей нашёл себе Вестника. Что прикажешь, повелитель?

– Я просто рехнулся, – пробормотал Мурильо, но всё равно метнул кости. Резные фаланги покатились, подскакивая, затем остановились.

– Сегодня Господин толкает тебя под руку, любезный друг! Увы тебе, однако же не твоему достойнейшему сопернику! – воскликнул Крупп и потянулся за костями. – Ныне Крупп внесёт поправку – решительно удвоит ставку! Ах, изысканная рифма, да ещё и к месту – хо-хо! – Кости подскочили и остановились пустышками вверх. – Ха! Богатства сами идут прямо Круппу в руки – только загребай, великий маг!

Качая головой, Быстрый Бен сгрёб кости.

– Шулеров я навидался всяких – и плохих, и великолепных, – но тебя, Крупп, как ни стараюсь, не могу поймать на горячем.

– Шулеров?! Упасите боги! Этой ночью из всех ночей вселенская милость снизошла на Круппа, её-то вы, злополучные неудачники, и можете засвидетельствовать.

– Вселенская милость? – фыркнул Мурильо. – Это ещё что такое, во имя Худа?

– Эвфемизм для мошенничества, – проворчал Колл. – Делай уже ставку, Бен, я намерен проиграть остатки своего – тяжким трудом заработанного – золота.

– Это всё стол, – сказал Мурильо. – Всё на нём перекашивается, а Крупп умудрился просчитать расклад – даже не думай спорить, индюк толстозадый.

– Крупп будет спорить всегда, когда есть что оспорить, любезнейшие друзья. Расклад ещё не сложился, примите искренние заверения, ибо главный герой сбежал от назначенной роли. Бегство сие, разумеется, иллюзорно, однако таковая отсрочка самоопределения может привести к наистрашнейшим последствиям. Но к счастью для всех и каждого, Крупп здесь с самыми неопровержимыми…

– Да без разницы, – оборвал его Быстрый Бен. – Чёрное сердце там, где будет важнее всего, и череп в углу.

– Смелая ставка, о загадочный маг. Крупп утраивает на верную руку без единого перекоса!

Маг фыркнул.

– Никогда не видел ничего подобного. Никогда. Ни разу.

Он запустил кости катиться по столу. Полированные фаланги остановились, сложились в раскрытую ладонь, все символы и знаки идеально дополняли друг друга.

– Ныне же увидел, о недоверчивый чародей? Крупп изобилен златом!

Быстрый Бен оторопело уставился на костяную руку на потёртой столешнице.

– Ну и какой в этом смысл? – зевнул Колл. – Крупп выигрывает на каждом броске. Слишком топорно, коротышка, – хороший шулер всегда озаботится тем, чтобы время от времени проигрывать.

– Чем Крупп и доказал свою истинную невинность! Безумен был бы шулер, что выигрывал бы вновь и вновь. О нет, воистину это милость, и она неподвластна Круппу.

– Как ты это сделал? – прошептал Быстрый Бен.

Крупп достал пёстрый шёлковый носовой платок из рукава и промокнул лоб.

– Внезапно Пути взъярились, лижут невидимым пламенем воздух… ай-ай! Крупп вянет от такого пристального внимания – пощады, Крупп просит пощады, о грозный маг!

Быстрый Бен откинулся назад, бросил взгляд туда, где сидел, опершись о стенку палатки и прикрыв глаза, Скворец.

– Что-то тут нечисто – клянусь! Только поймать не могу! Он скользкий – о боги, какой же скользкий!

Скворец хмыкнул.

– Оставь, – с ухмылкой посоветовал командир. – Больше чем уверен, что ты его не поймаешь.

Маг обернулся к Круппу.

– Ты не то, чем кажешься…

– Нет, именно то! – вклинился Колл. – Взгляни на него. Жирный, липкий, скользкий, как здоровый клубок из масляных угрей. Крупп именно то, чем кажется, уж поверь мне. Только посмотри – как он вспотел, покраснел, как варёный рак, глазки выпучил… да ещё и ёрзает! Вот это и есть Крупп, до последнего дюйма.

– Крупп в смятении! Какой безжалостный разбор! Крупп стёрт в порошок столь пристальным вниманием!

Коротышка начал выжимать платок, и глаза присутствующих округлились, когда на стол хлынул поток маслянистой воды.

Скворец лающе рассмеялся.

– Да он вас всех за пояс заткнул! Ёрзает? Потеет? Всё иллюзия! Обман!

– Крупп уничтожен такой проницательной наблюдательностью! Он теряет присутствие духа, тает, начинает нести чушь! – Коротышка замолк, потом потянулся вперёд и сгрёб свой выигрыш. – Круппа мучает жажда. Он интересуется, не плещется ли в той заляпанной фляге немного вина? И ещё больше Круппа интересует, что же принесла Корлат глухой ночью ко входу в шатёр, где все до одного уже с ног валятся после очередного бесконечного дня на марше?

Полог палатки откинулся, и в круг света вступила тисте анди. Взгляд её фиолетовых глаз упал на Скворца.

– Командир, мой повелитель просит тебя незамедлительно прибыть в его шатёр.

Скворец поднял брови.

– Сейчас? Что ж, я приму приглашение.

Он медленно поднялся, щадя больную ногу.

– Я тебя ещё разгадаю, – произнёс Быстрый Бен, буравя взглядом Круппа.

– Крупп категорически отрицает наличие всех и всяческих сложностей, присущих его натуре, о подозрительный чародей. Простота – любовница Круппа – пребывает в счастливом сговоре с его дорогой супругой – Правдой, конечно же. В давнем и преданном союзе живут эти трое…

Он продолжал говорить, когда Скворец покинул шатёр и зашагал с Корлат через лагерь тисте анди. Через несколько минут командир покосился на женщину позади.

– Я думал твой господин в отъезде – он не показывался уже много дней.

– Он по-прежнему с нами, – ответила Корлат. – Аномандр Рейк недолюбливает штабные совещания и тому подобное. Карга держит его в курсе всех событий.

– Интересно, чего же тогда Рейк хочет от меня?

Корлат чуть заметно улыбнулась.

– На этот вопрос он сам и ответит, командир.

Скворец замолк.

Шатёр Рыцаря Тьмы ничем не отличался от жилищ других тисте анди – никакой охраны, обычная палатка примерно посередине ряда, освещённая одиноким фонарём. Корлат замерла перед пологом.

– Мой долг исполнен. Входи, командир.

Аномандр Рейк сидел в обитом кожей походном кресле, вытянув длинные ноги. Такое же кресло пустовало напротив, рядом располагался низкий столик с графином вина и парой кубков.

– Спасибо, что согласился прийти, – сказал Рыцарь Тьмы. – Присаживайся.

Скворец опустился в кресло.

Рейк потянулся вперёд и наполнил оба кубка, затем передал один командиру, тот с благодарностью принял вино.

– С определённой точки зрения, – произнёс тисте анди, – даже жизнь смертного может казаться долгой. Исчерпывающей. Сейчас я размышляю о природе случайностей. О мужчинах и женщинах, которые временно идут в ногу, шагают по параллельным тропам. О тех, чьи жизни коснулись друг друга, пусть и мимолётно, но решительно изменились благодаря этой краткой встрече.

Из-под полуприкрытых век Скворец разглядывал собеседника.

– Я не вижу особой угрозы в переменах, Владыка.

– Рейк. Просто Рейк. Что до твоих слов, то я… скорее, согласен. Однако среди командования чувствуется некоторое напряжение, о котором, не сомневаюсь, тебе известно.

Малазанец кивнул.

Рейк колко посмотрел Скворцу прямо в глаза, затем небрежно отвёл взгляд.

– Взаимные подозрения. Проявились давно сдерживаемые амбиции. Новое соперничество, старая вражда. Такое положение дел ведёт к… раздробленности. Каждый сам за себя. Пока же, если мы выдержим, чутьё вернётся, вместе с… надеждой.

Взгляд удивительных глаз вновь упал на командира, но опять задержался лишь на мгновение.

Скворец медленно, беззвучно втянул воздух.

– И природа этой надежды?

– Чутьё – как только жизни коснутся друг друга, не важно, насколько мимолётно, подсказывает мне, кому можно доверять. Ганосу Парану, к примеру. Впервые мы встретились на этой равнине недалеко от нынешнего лагеря. Орудие Оппонов отделяли мгновения от гибели в пастях Гончих Престола Тени. Смертный, в очах которого явно читались все его утраты, все поражения. Живи он или умри – мне его судьба была безразлична. Но всё же…

– Тебе он понравился.

Рейк улыбнулся и пригубил вино.

– О да, верное замечание.

Воцарилось тишина, мужчины молча сидели, глядя друг на друга. Спустя долгое время Скворец медленно выпрямился в кресле – начал понимать.

– Предполагаю, – наконец сказал он, разглядывая вино в кубке, – Быстрый Бен тебя заинтриговал.

Аномандр Рейк склонил голову набок.

– Естественно, – полувопросительно ответил он, выказывая лёгкое удивление.

– Впервые я встретил его в Семи Городах… в священной пустыне Рараку, если быть более точным. – Прежде чем продолжить, Скворец заново наполнил кубки, затем уселся обратно. – Это довольно долгая история, – надеюсь, тебе достанет терпения.

Рейк улыбнулся краешком рта.

– Хорошо. Думаю, она того стоит, – блуждающий взгляд Скворца остановился на фонаре, который висел на распорке, рассеивая темноту золотистым светом. – Быстрый Бен, Адаэфон Делат, средней руки маг на службе у одного из Семи Святых Защитников во время неудавшегося мятежа, что начался в Арэне. Делат и одиннадцать других магов входили в специальный отряд одного из Защитников. Но маги нашей осаждающей армии ни в чём им не уступали – Беллурдан, Ночная Стужа, Тайшренн, А’Каронис, Тесормаландис, Крепыш. Могучие чародеи, которые не считались ни с чем, исполняя волю Императора. В общем, город, в котором окопался Защитник, был взят, стены разрушены, на улицах резня, безумие битвы охватило нас всех. Дассем убил Святого Защитника – Дассем и его сторонники, которых он называл своим Первым Мечом – они прогрызли себе путь через ряды врагов. Увидев смерть своего повелителя и разгром армии, маги Святого Защитника бежали. Дассем приказал мне с отрядом отправиться в погоню, прямо в пустыню. Нашим проводником был местный житель, которого недавно приняли в Когти.

– Да ладно? – растягивая слова, спросил командир. Он подался вперёд в седле, разглядывая тело. – Кроме того, что она, судя по виду, погибла сотню лет назад, тебе ещё что-то кажется странным, Калам?

Свет фонаря потускнел, но стены шатра уже озарял новорождённый рассвет. Лагерь постепенно просыпался, тишина, которая последовала за рассказом Скворца, заполнилась звуками.

Аномандр Рейк вздохнул.

– Перенос душ.

– Да.

– Я слышал о перемещении одной души в специально подготовленный сосуд. Но перенос одиннадцати душ – одиннадцати магов! – в уже занятое тело двенадцатого… – Тисте анди поражённо покачал головой. – Какая дерзость. Теперь понятно, почему Быстрый Бен просил меня более не пытаться постичь его природу. – Он поднял взгляд. – Однако сегодня, этой ночью, ты раскрыл его тайну. Я не спрашивал…

– Ожидать вопроса, Владыка, было бы самонадеянно, – ответил Скворец.

– Тогда ты понял меня.

– Чутьё, – улыбнулся малазанец. – Я своему тоже доверяю, Аномандр Рейк.

Тисте анди поднялся с кресла. Скворец последовал его примеру.

– Я удивился, – произнёс Рейк, – когда ты решил защищать Серебряную Лису.

– Я тоже, – когда ты смог сдержаться.

– Да, – пробормотал Рыцарь Тьмы, он вдруг отвёл глаза и слегка нахмурился. – Тайна ангелочка…

– Прошу прощения?

Тисте анди улыбнулся.

– Я вспомнил свою первую встречу с неким человеком по имени Крупп.

– Боюсь, Владыка, что Крупп – одна из тех загадок, которые я не в состоянии разгадать. Если честно, я думаю, она всем нам не по зубам.

– Кто знает, может, ты и прав, Скворец.

– Быстрый Бен уезжает сегодня утром – к Парану и «Мостожогам».

Рейк кивнул.

– Я постараюсь держаться в стороне, чтобы не беспокоить его.

Спустя мгновение тисте анди протянул руку. Они обхватили запястья друг друга, крепко сжали.

– Это был приятный вечер, – сказал Рейк.

Скворец поморщился.

– Я не мастак байки травить. Благодарю за терпение.

– Быть может, мне удастся рассчитаться в следующий раз – у меня тоже есть несколько историй.

– Нисколько не сомневаюсь, – насилу выдавил Скворец.

Они разжали руки, и командир повернулся к выходу.

За спиной у него Рейк добавил:

– И последнее. Серебряной Лисе нет нужды меня бояться. Более того, я прикажу Каллору вести себя соответственно.

Некоторое время Скворец смотрел себе под ноги.

– Благодарю, Владыка, – выдохнул он и вышел.

Стоя у входа в шатёр, Аномандр Рейк смотрел, как видавший виды мужчина, прихрамывая, уходит прочь. Сзади послышался тихий цокот когтистых лапок.

– Хозяин, – проворчала Карга, – думаешь, это было мудро?

– Что ты имеешь в виду? – рассеянно осведомился тот.

– Есть определённая цена за дружбу с такими короткоживущими смертными – как ты и сам помнишь по собственному печальному опыту.

– Аккуратнее, ведьма.

– Будешь отрицать правоту моих слов, Владыка?

– И в краткости можно найти несравненную ценность.

Ворониха склонила голову набок.

– Искреннее наблюдение? Тревожное предсказание? Изощрённая и горькая мудрость? Сомневаюсь, что ты объяснишь подробней, верно? Оставишь меня терзаться любопытством, расклёвывать вопросы до изнеможения. Свинья!

– Моя дорогая, слышишь, падалью потянуло? Клянусь, я слышу. Иди-ка, поищи её. Прямо сейчас. Немедленно. А когда набьёшь брюхо, найди Каллора и приведи ко мне.

Заворчав, ворониха выпрыгнула наружу, мощно взмахнула крыльями и тяжело поднялась в небо.

– Корлат, – тихо позвал Рейк. – Подойди сюда, пожалуйста.

Он вернулся в глубь шатра. Почти мгновенно перед Рыцарем Тьмы возникла Корлат. Рейк продолжал стоять лицом к задней стенке.

– Владыка?

– Мне нужно покинуть вас на некоторое время. Я чувствую необходимость побыть с Силаной.

– Она будет рада твоему возвращению, Владыка.

– Несколько дней отлучки, не больше.

– Понимаю.

Рейк обернулся к ней.

– Не откажи в защите Серебряной Лисе.

– С радостью.

– Следи за Каллором, незаметно. Если он оступится, вызови меня незамедлительно и, не колеблясь, обрушь на него всю мощь тисте анди. По крайней мере, я увижу, как его собирают по кусочкам.

– Всю мощь, Владыка? Мы не совершали такого уже очень, очень давно. Ты уверен, что это необходимо для уничтожения Каллора?

– Я не могу знать наверняка, Корлат. Зачем рисковать?

– Хорошо. Я начну готовиться к объединению наших Путей.

– Вижу, тебя это всё равно беспокоит.

– Одиннадцать сотен тисте анди, Повелитель.

– Я знаю, Корлат.

– При Сковывании нас было лишь сорок, но мы уничтожили Владения Увечного Бога – пусть и новорождённые, признаю. Лишь сорок, Владыка. Одиннадцать сотен… мы рискуем опустошить весь этот континент.

Глаза Рейка подёрнулись дымкой.

– Я бы рекомендовал проявить выдержку, Корлат, если окажется необходимым всем вместе применить Куральд Галейн. Бруд будет недоволен. Полагаю, в любом случае Каллор не станет вести себя опрометчиво. Это всё меры предосторожности.

– Да, Повелитель.

Аномандр Рейк отвернулся в глубь шатра.

– Это всё, Корлат.

Мхиби видела сон. Вновь – как и давным-давно – она блуждала по тундре, под ногами хрустели мох и лишайник, дул сухой ветер, приносил с собой запах мёртвого льда. Шла она без привычной боли, не слышала хрипа в груди, когда вдыхала морозный воздух. И поняла, что вернулась на место рождения дочери.

Она подняла руки, увидела их янтарную гладкость, жилы и вздутые вены были почти не видны, скрыты упругой плотью.

Это был не подарок. Пытка. Она знала, что это сон; знала, что́ увидит, когда проснётся.

Небольшое стадо каких-то древних, давно вымерших животных мерно катилось, рокотало, сотрясая твёрдую землю под её обутыми в мокасины ногами, шло в том же направлении, что и она, – вдоль холмов. Горбатые спины зверей то появлялись, то исчезали над гребнем, будто мутный поток цвета жжёной умбры. Что-то внутри неё дрогнуло, отозвалось тихим торжеством при виде величия этих существ.

Взглянув вниз, она остановилась. Дорогу дальше пересекали следы. Обутые в шкуры ступни оставили дыры в ломком лишайнике. Восемь, девять человек.

Она моргнула и уставилась в пахнущую плесенью темноту. Тупая боль пронзила истончённые кости. Волоски на узловатых руках встали дыбом от холода. Мхиби почувствовала, как глаза наполняются влагой, сморгнула, посмотрела на расплывающееся скошенное перекрытие шатра из шкур и сделала медленный мучительный вдох.

– О духи рхиви, – прошептала она, – заберите меня сейчас, молю. Оборвите эту жизнь, пожалуйста. Ягган, Ирут, Мендалан, С’рэн Таль, Пахрид, Нэпрул, Манэк, Ибиндур – заклинаю вас всех, заберите меня, о духи рхиви…

Хриплое дыхание, тяжёлый стук сердца… духи оставались глухи к её молитвам. С тихим всхлипом старуха села и потянулась к одежде.

Неверной походкой она заковыляла к мутному свету. Лагерь рхиви медленно просыпался. Мхиби почувствовала непрекращающийся гул, дрожью отдающий по земле, потом услышала мычание бхедеринов и выкрики юношей из племени, которые охраняли стада ночью. Из ближних шатров начали выходить рхиви, тихо выводя голосами ритуальное приветствие рассвету.

Мхиби не пела. Ей новый день жизни не сулил радости.

– Девочка моя, у меня есть кое-что специально для тебя.

Она обернулась на голос. Даруджиец Крупп вразвалочку подошёл к ней, держа в пухлых ручках небольшую деревянную шкатулку.

Рхиви выдавила из себя кривую улыбку.

– Прости, если я не решусь принять твой подарок. Прошлый опыт…

– Крупп зрит сквозь морщинистый покров, моя дорогая. Во всех смыслах. Так, сегодня его полуночной возлюбленной стала Вера – преданная советница, чьё нежное прикосновение Крупп столь высоко ценит. Корыстные интересы, – продолжил он и подошёл ближе, не сводя глаз с шкатулки, – несут зачастую счастливые, пусть и неожиданные дары. В недрах этой скромной скорлупки лежит сокровище, которое я тебе предлагаю, дорогая моя.

– Мне не нужны сокровища, Крупп, но я благодарю тебя.

– Крупп уверяет: это история, достойная рассказа. В запутанной паутине тоннелей, что ведут к прославленным пещерам с бесценным газом, которые лежат под прекрасным Даруджистаном, там и сям находили высеченные в камне чертоги. На стенах отобразились бесчисленные удары сделанных из рогов заступов, и на сих волнистых поверхностях обнаружили славные сцены из седого прошлого. Нарисованные слюной и углём, гематитом и кровью, соплями и Худ знает чем ещё, но и это не всё. Воистину, есть кое-что сверх того! Пьедесталы, вырезанные в форме грубых алтарей, а на алтарях – это!

Он откинул крышку шкатулки.

Сначала Мхиби думала, что видит набор кремнёвых лезвий, укреплённых на странных браслетах, сделанных, по виду, из того же хрупкого материала. Потом её глаза распахнулись шире.

– Да, – прошептал Крупп. – Сделаны как будто из кремня. Но, нет, они медные. Холодной ковки, когда сырая руда добывается из залежей в скале, а затем сбивается ударами камней. Слой за слоем. Обретая форму, превращаясь в символ наследия. – Он поднял взгляд маленьких глаз на Мхиби. – Крупп видит боль в твоих скрюченных костях, моя дорогая, и он глубоко опечален. Эти медные вещицы – не орудия, но украшения, которые носят на теле – ты найдёшь у лезвий застёжки, подходящие для кожаного шнурка. Там есть браслеты на руки и ноги, торквесы и… эм… ожерелья. Своей силой они… облегчат твою боль. Медь, первый дар богов.

Смущённая тем, что так расчувствовалась, Мхиби смахнула слёзы с испещрённых морщинами щёк.

– Спасибо тебе, милый Крупп, друг мой. Наше племя хранит знание о лечебных свойствах меди. Хоть она и не лечит старость…

Глаза даруджийца блеснули.

– История Круппа ещё не закончена, девочка. В те чертоги привели учёных, острые умы которых были посвящены тайнам древности. В каждом зале – по алтарю… всего восемь… и каждый посвящён иной силе. Рисунки представляли грубые, но непреложные изображения. Традиционные образы. Восемь пещер, каждую из которых легко распознать. Мы знаем руки, сотворившие каждую из них, – художники потрудились указать свои имена, а лучшие провидцы Даруджистана подтвердили эту истину. Мы знаем, моя дорогая, имена тех, кому принадлежали эти украшения. – Он полез в шкатулку и извлёк лезвие. – Ягган. – Крупп положил его обратно и достал ножной браслет. – С’рэн Таль. А этот маленький, будто детский, наконечник стрелы… Манэк, проказник из легенд рхиви – насмешник, верно? О да, Крупп чувствует сходство с этим маленьким пройдохой, Манэком. Ведь несмотря на все игры и обманы, у него было большое сердце, да? А вот торк. Ирут. Видишь, как отполирован? В него заключили сияние рассвета, в этот кованый металл…

– Невозможно, – прошептала Мхиби. – Духи…

– Были когда-то из плоти и крови, дорогая моя. Когда-то были смертны. Самые первые рхиви, возможно? Вера, – сказал он с мечтательной улыбкой, – всегда желанная гостья. Итак, по завершении утренних омовений Крупп ожидает узреть, как эти вещицы украсят тебя. В дни грядущие, ночи будущие стойко храни, о Святой Сосуд, эту веру.

Мхиби не могла вымолвить ни слова. Крупп протянул ей шкатулку. Старуха приняла её, ощутила тяжесть в руках.

Вздохнув, даруджиец сделал шаг назад.

– От необходимости нести сие тяжкое бремя Крупп ужасно устал и изголодался! Указанная шкатулка чуть не оторвала сии утончённые цивилизацией длани.

Рхиви улыбнулась.

– Тяжкое бремя, Крупп? Об этом я могу тебе кое-что рассказать.

– Не сомневаюсь! Однако не отчаивайся, девочка, обрести когда-нибудь справедливую награду. – Он подмигнул, после чего развернулся и засеменил прочь. Через несколько шагов, Крупп остановился и обернулся. – О, Крупп также сообщает, что у Веры есть близняшка, воистину сладостная, имя ей – Сны. Отречься от таковой сладости – значит отказаться и от истинных даров Веры, девочка.

Он пошёл дальше и вскоре скрылся из глаз. И вправду похож на Манэка. Ты что-то здесь спрятал, Крупп? Веру и сны. Мечтания о надежде и желаниях? Или просто пустые сны?

В восьмидесяти пяти лигах к северу Хватка откинулась на травянистый склон и, щурясь, следила за летящим на запад последним кворлом, что становился всё мельче на фоне неба цвета морской волны.

– Если мне ещё хоть раз придётся сесть на такую тварь, – пробасил голос сзади, – я благословлю того, кто прикончит меня прямо сейчас.

Капрал закрыла глаза.

– Если ты так разрешаешь свернуть тебе шею, Мураш, то держу пари, кто-нибудь из нас затащит тебя на кворла ещё до заката.

– Хватка, что за ужасные вещи ты говоришь? Почему меня так не любят? Я ж ничего никогда никому не сделал!

– Дай мне немного подумать, чтоб понять, что ты только что сказал, и я отвечу честно.

– Да нечего тут думать, женщина, я чепуху спорол, и ты это знаешь. – Он понизил голос: – Капитан виноват, как бы там ни было…

– Вот и нет, сержант, и зря ты так, это то самое ворчание, которое потом тебе же в глаза ядом плюнет. Эту сделку состряпали Скворец и Дуджек. Хочешь проклясть кого – вали к ним.

– Проклясть Скворца и Однорукого? Худа с два.

– Тогда не нуди.

– Кто говорит с непосредственным начальством в таком тоне, тот сегодня и в наряде, капрал. А может, и завтра, если я не передумаю.

– Боги, – пробормотала Хватка. – Как же я ненавижу маленьких мужиков с большими усами.

– Переходим на личности, да? Ладно, можешь ещё и котелки с мисками отдраить сегодня вечером. А у меня в голове уже вырисовывается прекрасное блюдо. Только нужен штырь да инжир…

Хватка резко села, выпучив глаза:

– Хочешь нас заставить сожрать взводного мага? В волосяной рубахе?! С инжиром?!

– Железный штырь, дура! На вертел! Чтобы зайца пожарить. Я парочку в припасах видел. И с инжиром, говорю. Варёным. Под соусом из жестяники и пресноводными устрицами…

Хватка, ворча, плюхнулась обратно.

– Нет уж, я лучше рубаху пожую, спасибо.

Путешествие было изнурительным – с редкими и слишком короткими привалами. Чёрные моранты вообще были не лучшей на свете компанией. Молчаливые, замкнутые, зловещие – Хватка ни разу не видела, чтобы кто-то из них хоть на миг снял доспехи. Моранты носили их, словно вторую, хитиновую кожу. После перелёта до подножия Баргастовой гряды с ними остался только командир морантов, Вывих, со своим кворлом. Капитану Парану было поручено поддерживать контакт с ним – и Опонновой удачи ему в этом.

Кворлы несли их высоко, летели ночью, и воздух наверху был ледяным. У Хватки ломило все мускулы. Закрыв глаза снова, она слушала, как остальные «мостожоги» собирают снаряжение и припасы в дорогу. Рядом что-то неразборчиво бормотал Мураш, оглашал практически бесконечный список жалоб.

Тяжёлые сапоги приблизились, остановились, к несчастью, прямо перед ней и загородили утреннее солнце. Через миг Хватка приоткрыла один глаз.

Тем не менее внимание капитана Парана было сосредоточено на Мураше.

– Сержант.

Мураш немедленно прекратил бормотать.

– Сэр?

– Быстрый Бен задержался. Его нужно будет встретить, и это поручено твоему взводу. Остальные – и Тротц – пойдут дальше. Дэторан уже отложила снаряжение, которое вам понадобится.

– Как прикажете, сэр. Мы-то подождём старого змея, но сколько времени ему дать, прежде чем двигаться вдогонку за вами?

– Штырь заверил меня, что задержка недолгая. Быстрый Бен должен прибыть сегодня.

– А если он не появится?

– Появится.

– Ну а вдруг?

С тихим рычанием Паран ушёл прочь. Мураш недоумённо обернулся к Хватке.

– Но что, если Быстрый Бен не появится?

– Ты идиот, Мураш.

– Но это же закономерный вопрос, чтоб его! Что его так взбесило?

– Где твои мозги, сержант, почему не пользуешься? Если маг не появится, это будет значить, что что-то крупно пошло не так, и если это случится, нам срочно нужно будет валить отсюда, и чем дальше, тем лучше. Причём подальше от всего вообще.

Красное лицо Мураша побледнело.

– Почему он не появится? Что пойдёт не так? Хватка…

– Всё пойдёт так, Мураш! Худов дух! Быстрый Бен будет здесь сегодня – это так же точно, как и то, что солнце только взошло и уже поджарило тебе мозги. Посмотри на свой отряд, сержант – Молоток, Вал, – нам всем за тебя стыдно!

Мураш смешался и поднялся на ноги.

– Чего пялитесь, жабы? За работу! Молоток, помоги Дэторан – чтоб камни в очаге лежали ровненько! Если котёл перевернётся из-за того, что камни не уложены нормально, то ты об этом пожалеешь, и я не шучу. Вал, найди Штыря…

Сапёр взглянул на холм.

– Он вон там, сержант. Проверяет перевёрнутое дерево.

Уперев руки в бока, Мураш обернулся, медленно кивнул.

– Неудивительно. Что за деревья растут вниз головой? Умный человек наверняка заинтересуется таким положением дел.

– Если тебе интересно, – проворчала Хватка, – почему бы не пойти и не взглянуть самому?

– А смысл? Вал, сбегай позови Штыря. Бегом марш.

– Бегом? Вверх? Храни меня Беру, Мураш, мы же вроде никуда не торопимся?

– Ты меня слышал, солдат.

Хмуро зыркнув, сапёр трусцой припустил по склону. После десятка шагов он замедлился до вальяжного шага. Хватка захихикала.

– Так, где Дымка? – скомандовал Мураш.

– Прямо позади вас, сэр.

– Худов дух! Прекрати так делать! Где ты пряталась?

– Нигде, – ответила та.

– Лгунья, – сказала Хватка. – Заметила тебя краешком глаза, Дымка. Ты всё ж таки смертная.

Та лишь пожала плечами.

– Слышала интересную беседу Парана и Тротца. Видно, баргастово отродье – что-то вроде важной шишки в своём племени. Это как-то связано со всеми его татуировками. Как бы то ни было, похоже, мы тут, чтобы найти самое большее племя – Белолицых – и рекрутировать их. В союз против Паннионского Домина.

Хватка фыркнула.

– Нас подвезли и высадили у самого подножия Баргастовой гряды – что ещё, по-твоему, мы собирались делать?

– Только вот есть одна проблема, – лаконично продолжила Дымка, изучая свои ногти. – Тротц нас доведёт до своих родичей живыми-нерезаными. Но ему, наверное, придётся поучаствовать в поединке-другом. Бой один на один. Если он выиграет, мы все будем жить. Но если умудрится погибнуть…

Мураш уронил челюсть, его усы подрагивали, будто зажили собственной жизнью. Хватка застонала. Сержант взвился.

– Капрал, найди Тротца! Дай ему свой замечательный оселок и посади оружие точить – чтоб пушинки резало!

– Мураш, не смеши меня!

– Но мы же должны что-то сделать!

– Сделать с чем? – спросил новый голос.

Мураш снова обернулся.

– Штырь, хвала Королеве! Тротц нас всех погубит!

Маг почесался под волосяной рубахой.

– Тогда понятно, почему духи в холме так переполошились. Учуяли его, наверное…

– Учуяли? Переполошились?! Худовы кости, нам конец!

Стоя с остальными «мостожогами», Паран прищурился, глядя на взвод у подножия кургана.

– Что это Мураш так разволновался? – поинтересовался он вслух.

Тротц ощерил зубы.

– Здесь была Дымка, – пробурчал он. – Слышала всё до последнего слова.

– Ну, расчудесно просто. Почему ты ничего не сказал?

Баргаст пожал могучими плечами и промолчал.

Нахмурившись, капитан подошёл к командиру Чёрных морантов.

– Твой кворл достаточно отдохнул, Вывих? Я хочу, чтобы ты поднялся в небо. И сообщил, когда нас обнаружат…

Чёрный хитиновый шлем повернулся забралом к Парану.

– Они уже знают, благороднорождённый.

– Лучше просто капитан, Вывих. Не нужно мне напоминать о бесценной голубой крови. Знают, стало быть? А ты откуда знаешь, что они знают?

– Мы на их земле, капитан. Душа под нами – кровь их предков. Кровь шепчет. Моранты умеют слушать.

– Удивляюсь, как ты вообще что-то слышишь в этом своём шлеме, – устало и раздражённо пробормотал Паран. – Ладно. И всё равно – хочу, чтобы ты взлетел.

Чёрный морант медленно кивнул.

Капитан развернулся и осмотрел свою роту. Опытные солдаты, ветераны – почти каждый из них. Молчаливые, до ужаса профессиональные. Паран задумался, каково это было бы: взглянуть на мир их глазами, сквозь слой душевного изнеможения, который он только начал чувствовать в себе. Солдаты сейчас – и останутся солдатами до конца своих дней, никто не осмелится уйти, чтобы обрести мир. Забота и покой могут открыть замок темницы ледяного самоконтроля, а только он и позволяет им не сойти с ума.

Скворец сказал Парану, что, когда война закончится, «Мостожогов» отправят в отставку. Силой, если потребуется.

Армия зиждется на одержимости традициями, которые связаны не столько с дисциплиной, сколько с трагическими истинами человеческого духа. Ритуалы с самого начала – их прививают каждому новобранцу. И ритуалы в конце, казённое завершение, признание – во всех смыслах этого слова. Они необходимы, ибо даруют своего рода защиту от безумия, возможность пережить, справиться. Нельзя отправлять солдата прочь без наставлений, нельзя бросать в каком-то неузнаваемом мире, равнодушном к его жизни. Вспомнить и почтить неизречённое. Но когда всё закончится, что станет с уже бывшим солдатом? Во что он или она превратится? Проведёт остаток жизни, шагая спиной вперёд, глядя в прошлое – в его страхи, потери, скорби, время, когда сердце билось на самом деле? Ритуал – это замыкание круга, когда нужно развернуться вперёд, положить на плечо руку – ласково, с уважением – и повести дальше, показать дорогу.

Печаль жила внутри Парана, колыхалась слабым, немолчным шёпотком, будто море, не знавшее приливов и отливов, но всё равно способное утопить его в своих волнах.

Командир Чёрных морантов сел в литое седло, быстрый взмах крыльев – и кворл взмыл в небо.

Паран смотрел на полёт ещё несколько мгновений, его замутило, и Ганос развернулся к остальным воинам.

– Подъём, «мостожоги». Выступаем.

Тёмный, затхлый воздух был заполнен блёклым туманом. Быстрый Бен чувствовал, как движется сквозь него, боролся, словно пловец против бурного течения. Через несколько мгновений он прекратил прощупывать дорогу, скользнув на другой Путь.

Здесь идти было чуть легче. Какая-то инфекция просочилась сюда из физического мира, отравила всякий магический Путь, который он пробовал. Преодолевая тошноту, маг принуждал себя идти вперёд.

Чувствуется вонь Увечного бога… но враг, на чьи земли мы идём – Паннионский Провидец. Оно, конечно, очевидный способ защиты, легко объясняет такое совпадение. Только вот, с каких это пор я вдруг поверил в совпадения? Нет, это сочетание запахов скрывает глубоко зарытую правду. Влияние этого ублюдка должно было быть сковано, его тело разрушено, но я всё равно чувствую его руку – даже здесь, – дёргающую за невидимые нити.

Слабая улыбка коснулась губ мага. Достойный вызов.

Он сменил Пути снова и оказался на дороге… кого-то. Впереди мертвенной, ледяной волной ощущалось чьё-то присутствие. Ну, тут никаких сюрпризов – я ведь иду по краю Владений Худа. И всё-таки… Тревога барабанила внутри, словно мелкий град. Маг подавил нервозность. Путь Худа сопротивлялся неведомой проказе лучше многих из тех, по которым пытался пройти Быстрый Бен.

Глинистая земля под ногами была сырой и промозглой, холод просачивался в мокасины чародея. Тусклый бесцветный свет падал с низкого, будто потолок, неба. Разлившийся по воздуху туман был маслянистым, таким густым по сторонам, что Путь казался туннелем.

Быстрый Бен замедлил шаг. Скользкая земля уже не была гладкой. Глубокие разрезы рассекали её – символы, выписанные столбцами, абзацами. Чародей подозревал, что это какое-то примитивное письмо, но… Он присел, потрогал борозды.

– Свежие… Или вечные. – Слабое покалывание, маг отдёрнул руку. – Защитные чары, наверное. Или сковывающие.

Осторожно перешагивая через вязь символов, Быстрый Бен мягко пошёл дальше.

Он обогнул широкую воронку, заполненную раскрашенными камушками – подношениями Худу от какого-то святого храма, наверное, – благодарения и молитвы на тысячах языков, от неисчислимых просителей. И вот они лежат здесь. Незамеченные, заброшенные или забытые. Даже священники умирают, Худ, – почему бы не поставить их прибраться тут? Из всех наших черт, помогающих пережить переход в Смерть, одержимость следует считать наивысшей.

Борозды теперь располагались гуще, так что чародею пришлось ещё больше замедлить шаг. Стало трудно найти неповреждённое место, куда он мог бы поставить ногу. Связывающие чары – шепчущие клубки проявленной силы, здесь, на земле Владений Худа.

В дюжине шагов впереди в кругу знаков виднелось что-то маленькое и грязное. Чем ближе Быстрый Бен подходил, тем сильнее хмурился. Словно остатки очага… ветки и пожухлая трава на круглом плоском камне.

А затем камень задрожал.

Ага, эти связывающие чары касаются тебя, малыш. Твоя душа поймана. То, что я когда-то сделал с этим магом, Локоном, кто-то сделал с тобой. Очень любопытно. Он подошёл так близко, как мог, а затем медленно опустился на корточки.

– Выглядишь паршиво, друг, – произнёс маг.

Крохотная головка-жёлудь медленно склонилась набок, затем отпрянула назад.

– Смертный! – зашипело существо на языке баргастов. – Нужно сказать кланам! Я не могу идти дальше – смотри, оградительные чары действуют, они замкнули паутину – я в ловушке!

– Вижу. Ты был Белолицым, шаман?

– Но из кургана своего сбежал – и избегал связывающих чар своих родичей, по крайней мере какое-то время. Ты правда думаешь, что они обрадуются твоему возвращению, Старший?

– Меня вытащили из моего кургана, дурак! Ты держишь путь в кланы – я это ясно читаю в твоих глазах. Я расскажу тебе свою историю, смертный, и чтобы они узрели правду в твоих словах, я открою тебе своё истинное имя…

– Смелое предложение, Старший. А что мне помешает просто подчинить тебя своей воле?

Существо вздрогнуло, и в его голосе послышалось рычание.

– А ты, похоже, ничем не лучше моих прежних хозяев. Я – Таламандас, рождённый у Первого Очага в Клане Узла. Первый ребёнок на этой земле – ты понимаешь, что это значит, смертный?

– Боюсь, не очень, Таламандас.

– Мои прежние хозяева – проклятые некроманты – прорвались, смертный, почти вырвали тайну моего истинного имени – прорвались, как я уже сказал, грубыми когтями, безразличными к боли. Знай они моё имя – смогли бы выведать тайны, которые даже мой народ давно забыл. Ты знаешь предназначение деревьев на наших курганах? Нет. Воистину, они удерживают душу, не дают её уйти, но почему? Мы пришли на эти земли с моря, рассекая безбрежные воды на резных челнах – мир был молод тогда, а наша кровь – густа от скрытых истин нашего прошлого. Взгляни на лица баргастов, смертный, – нет, взгляни на черепа баргастов, лишённые кожи и мышц…

– Я видел… баргастские черепа, – медленно ответил Быстрый Бен.

– Ага! А ты видел их подобия… оживлённые?

Маг нахмурился.

– Нет, но видел похожие, грубее, черты чуть более выраженные…

– Чуть более, да. Грубее? Неудивительно, мы ведь никогда не голодали, море щедро кормило нас. И более того, тартено тоблакаи были среди нас…

– Вы были т’лан имассами! Худов дух! Выходит… ты и твои родичи отвергли Обряд…

– Отвергли? Нет. Мы не успели прибыть вовремя – охота на яггутов вынудила нас пуститься в моря, жить среди льдов на безлесых островах. И вдали от родичей, среди старшего народа – тартено – мы изменились… а наши дальние родичи – нет. Смертный, как только земля оказала нам щедрость и дала рождение, мы закопали свои ладьи – навсегда. Отсюда и пошёл обычай ставить деревья на курганах – чего уже не помнит никто из наших потомков. Это было так давно…

– Расскажи мне, Таламандас. Но сперва ответь на такой вопрос. Что ты будешь делать… если я освобожу тебя от этих оков?

– Ты не сможешь.

– Это не ответ.

– Ладно, хоть это и бессмысленно. Я попробую освободить Первые Семьи – да, мы духи, и ныне нам поклоняются живые кланы. Но древние оковы делали нас – во многом – детьми. Их создавали с добрыми намереньями, но всё равно сотворили проклятье. Мы должны стать свободными. И обрести истинную мощь…

– Чтобы Взойти и стать истинными богами, – прошептал Быстрый Бен, глядя широко распахнутыми глазами на неуклюжую фигурку из травы и веток.

– Баргасты отказываются меняться, живущие сейчас думают так же, как думали жившие прежде. Поколение за поколением. Наш род вымирает, смертный. Мы гниём изнутри. Ибо пращурам мешают наставлять на верный путь, не дают обрести свою истинную силу – нашу силу. Отвечая на твой вопрос, смертный, – я бы спас живых баргастов, если бы мог.

– Скажи мне, Таламандас, – прищурившись, спросил Быстрый Бен, – выживание – это право или привилегия?

– Последнее, смертный. Последнее. И её нужно заслужить. Я жажду получить шанс. Ради всего своего народа я жажду получить шанс.

Чародей медленно кивнул.

– Достойное желание, Старший. – Он поднял руку ладонью вверх, посмотрел на неё. – В этой глине есть соль, не так ли? Я чую её. Глина обычно безвоздушна, безжизненна. Непокорна неустанным слугам земли. Но соль, да…

На его ладони рыхлый кусок обрёл форму, заизвивался.

– Иногда, – продолжил он, – самые простые существа могут побороть наимощнейшие чары, самым простым путём, какой только можно вообразить.

Несколько шевелящихся скрученных червей – алых, будто кровь, тонких, длинных, рифлёных, с похожими на лапки жгутиками по всей длине, – упали на расписанную узорами землю.

– Они родом с далёкого материка. Питаются солью, похоже, их полным-полно в шахтах на высохших морях Сетты, особенно в засушливый сезон. Они могут превратить самый прочный камень в песок. Или, если сказать другими словами, несут воздух в безвоздушное.

Маг опустил ком наземь, наблюдая за тем, как черви расползаются, начинают закапываться.

– И плодятся быстрей опарышей. Ага, видишь вон те знаки – там, на краю? Начинают крошиться – чувствуешь, как слабеют?

– Смертный, кто ты такой?

– В глазах богов, Таламандас? Всего лишь маленький соляной червь. А теперь я послушаю твою историю, Старший…