Глава пятая

Встаёт, бескровный, из праха,
глаза его – тёмные бездны,
пропасти вечной боли.

Словно магнит, притягивает
свой клан на Соединенье,
пресотворённый, снами обуянный.

Истлевшая шкура – знамя,
престол – костяная клетка,
король – одинокий призрак

на тёмных полях сражений.
Рог стонет опять! И войско
на серой заре уводит

на битву, на битву!
К бешеной ярости
непрошеной памяти льда.

Ириг Танн Делуза (р. 1091).
Песнь о Первом Мече

Два дня – семь лиг сквозь облака чёрного, липкого пепла, а на белоснежной телабе госпожи Зависти не появилось ни единого пятнышка. С ворчанием Ток Младший сорвал с лица затвердевшую повязку и медленно опустил свой тяжёлый мешок на землю. Он никогда бы не подумал, что будет рад увидеть безликую, поросшую травой равнину, но после вулканических полей холмистая степь, которая раскинулась на севере, манила, словно райский сад.

– Этот холм сгодится для лагеря? – поинтересовалась госпожа Зависть, подходя к Току. – Он же совсем на виду. Вдруг по равнине бродят разбойники?

– Не спорю, разбойники обычно умом не отличаются, – ответил малазанец, – но даже самый тупой из них задумается, прежде чем бросить вызов трём сегулехам. Здесь, на вершине, ветер отгонит кусачую мошкару, госпожа. В низине разбивать лагерь я бы не советовал – это ведь прерия.

– Склоняюсь перед твоей мудростью, о разведчик.

Ток закашлялся, выпрямился, чтобы оглядеть окрестности.

– Что-то я нигде не вижу твоих четвероногих друзей.

– И твоего костлявого товарища тоже. – Она вдруг испуганно посмотрела на Тока. – Думаешь, они попали в беду?

Он озадаченно посмотрел на госпожу Зависть и промолчал.

Она приподняла бровь, затем улыбнулась. Ток быстро отвернулся, начал копаться в мешке.

– Поставлю-ка я лучше палатки, – пробормотал он.

– Я ведь ещё вчера вечером пыталась дать понять, что мои слуги вполне способны справиться с такими бытовыми мелочами, Ток Младший. Я бы предпочла, чтобы ты принял для себя более высокую роль на время этого великого приключения.

Ток помолчал.

– Хочешь, чтобы я замер в героической позе на фоне заката, госпожа Зависть?

– Именно!

– Мне забыли сообщить, что я создан исключительно для твоего развлечения.

– Ну вот, опять ты надулся. – Она подошла ближе, положила лёгкую ладонь ему на плечо. – Не злись на меня, пожалуйста. Мои слуги ведь совершенно не способны поддержать интересную беседу, верно? Да и твой друг Тлен тоже не блещет остроумием и манерами. А щеночки, конечно, почти идеальные спутники – всегда слушают и никогда не перебивают, но хочется ведь и остроумного диалога. В этом походе, Ток, нам не обойтись друг без друга, так пусть нас свяжут узы дружбы.

Продолжая смотреть на свёрнутые палатки, Ток Младший довольно долго молчал, затем вздохнул.

– Для остроумного диалога я не слишком-то гожусь, госпожа, увы. Я – солдат и почти ничего больше.

И шрамы солдатские – кто же посмотрит на меня и не отшатнётся?

– Это не скромность, а хитрость, Ток.

Он вздрогнул, услышав в её голосе стальную нотку.

– Ты получил образование куда лучшее, чем можно ожидать от обычного профессионального солдата. И я слышала довольно твоих перепалок с т’лан имассом, чтобы оценить остроумие. С чего вдруг такая стеснительность? Откуда неловкость?

Руку с его плеча она не убрала.

– Ты – чародейка, госпожа Зависть. А магия заставляет меня нервничать.

Зависть отдёрнула руку.

– Понимаю. Точнее, не понимаю, Ток Младший. Твой дружок т’лан имасс был сотворён магическим обрядом такой силы, какой этот мир давным-давно не видел. Даже его кремнёвый меч напичкан чарами под завязку – он не может ни сломаться, ни раскрошиться, с лёгкостью пробьёт защитные заклятья. Ни один Путь от него не защитит. Я бы не поставила и гроша на любой другой клинок, пока этим владеет Тлен. Да и сам он… Он ведь своего рода герой, не так ли? Среди т’лан имассов Тлен – особенный. Ты себе даже представить не можешь, какой силой – какой мощью — он обладает. Тлен тоже заставляет тебя нервничать, солдат? Что-то незаметно.

– Да уж! – буркнул Ток. – Он ведь труп усохший, кожа да кости. Тлен-то ко мне не прижимается при всякой возможности. Он ведь не мечет в меня улыбки, будто копья, в самое сердце. Он-то не посмеивается над тем, что когда-то у меня было лицо, от которого люди не шарахались.

Госпожа Зависть широко распахнула глаза.

– Я не насмехаюсь над твоими шрамами, – тихо проговорила она.

Ток покосился на трёх неподвижных сегулехов в неизменных масках. Ох, Худ, я всё испортил. Ухмыляетесь там под масками, да, воины?

– Прошу прощения, госпожа, – выдавил он. – Я сожалею об этих словах…

– Но не отказываешься от них. Хорошо же, я принимаю вызов.

Ток воззрился на неё.

– Вызов?

Зависть улыбнулась.

– Ты явно сомневаешься в искренности моей к тебе приязни. Придётся постараться доказать обратное.

– Госпожа…

– А если будешь и впредь пытаться меня оттолкнуть, узнаешь, что меня оттолкнуть не так-то легко.

– Зачем, госпожа Зависть?

Ты хочешь добиться того, чтобы все мои защитные стены рухнули… лишь для развлечения?

Её глаза вспыхнули, и Ток отчётливо понял, что не ошибся. Боль вошла в него, словно холодное железо. Малазанец принялся разворачивать первую палатку.

Подошли Гарат и Баальджагг, начали крутиться вокруг госпожи Зависти. В следующий миг облако пыли поднялось над охряной травой в нескольких шагах от Тока. Возник Тлен – на плечах он держал тушу вилорогой антилопы, которую тут же с глухим стуком сбросил на землю.

Никаких ран на теле животного Ток не увидел. Наверное, перепугалась до смерти.

– Ах, чудесно! – воскликнула госпожа Зависть. – Сегодня будем обедать как аристократы! – Она обернулась к сегулехам. – Принимайся за дело, Сену, тушу нужно разделать.

Похоже, не в первый раз.

– А вы двое… хм-м, к чему бы вас приставить? Бездельничать негоже. Мок, ты соберёшь кожаную ванну. Вон там поставь, на холме. О воде и благовонных маслах не беспокойся, этим я сама займусь. Турул, распакуй мои гребни и халат, будь так добр.

Ток оглянулся через плечо и заметил, что Тлен смотрит на него. Разведчик криво усмехнулся. Т’лан имасс подошёл ближе.

– Мы можем начать делать стрелы, солдат.

– Ага, как только поставлю палатки.

– Хорошо. Я принесу материал. Мы должны сделать себе инструменты.

Ток за годы службы поставил столько палаток, что работа ничуть не мешала ему следить за тем, как готовится Тлен. Т’лан имасс встал на колени рядом с антилопой и без видимого усилия отломал оба рога у самого основания. Затем отодвинулся в сторону, сбросил с плеча кожаную сумку, развязал тесёмку, чтобы та развернулась на земле, внутри показались полдюжины крупных кусков обсидиана, собранных на лавовой равнине, и набор разных камней с морского берега у яггутской башни, а также костяной тростник и пара мёртвых чаек, притороченных к мешку Тока.

Малазанец не уставал удивляться – да что там, поражаться – ловкости и сноровке иссохших, почти бесплотных рук неупокоенного воина. Руки художника. Выбрав один из кусков обсидиана, т’лан имасс взял крупный камень с берега и тремя быстрыми ударами отделил три длинных, тонких лезвия вулканического стекла. Ещё несколько ударов привели к появлению осколков разной толщины и размера.

Тлен отложил в сторону ударник и обсидиан. Рассмотрев осколки, выбрал один, взял его в левую руку, а правой потянулся за рогом антилопы. Кончиком переднего отростка на роге т’лан имасс принялся отбивать совсем мелкие осколки по краям большего.

Рядом с Током вздохнула госпожа Зависть.

– Какое удивительное искусство. Как думаешь, во времена, когда мы ещё не научились ковать металл, все им владели?

Разведчик пожал плечами.

– Похоже на то. Малазанские учёные утверждают, что железо научились ковать только полтысячи лет назад – народы континента Квон-Тали, во всяком случае. До того все пользовались лишь бронзой. А до бронзы – медью и оловом. А ещё раньше – почему бы и не камнями?

– Ага, так и знала, что ты получил хорошее образование, Ток Младший. Человеческие учёные, к сожалению, обычно размышляют исключительно о человеческих достижениях. Среди Старших рас искусство ковки металлов было весьма развито. Меч моего отца тому пример.

Ток хмыкнул.

– Колдовство, зачарование. Они заменяют собой технический прогресс, подменяют обычное земное знание.

– Да уж, солдат, взгляды на магию у тебя довольно радикальные. Но чудится мне в этих словах некая заученность. Какой же разочарованный книжник – чародей-неудачник, вернее всего – вложил тебе в голову такие мысли?

Ток невольно ухмыльнулся.

– Да, это точно. Только не книжник, а Высший жрец.

– Ну, конечно, культы рассматривают всякое развитие – чародейское ли, мирское ли – как потенциальную угрозу. Тебе стоит взять за правило проверять источники, Ток Младший, иначе будешь только по-обезьяньи повторять предрассудки других.

– Говоришь точь-в-точь как мой отец.

– Лучше бы ты прислушивался к его советам.

Лучше бы. Но я им не следовал. Убирайся из Империи, так он сказал. Выбери какое-нибудь местечко вдали от двора, куда не дотянутся генералы и Когти. И не высовывайся, сынок…

Поставив последнюю, третью палатку, Ток подошёл к Тлену. В семидесяти шагах от них, на вершине соседнего холма, Мок установил кожаную ванну на деревянном каркасе. Туда направилась госпожа Зависть в сопровождении Турула, который нёс в руках аккуратно сложенный халат и купальные принадлежности. Волчица и пёс сидели рядом с Сену, который разделывал антилопу. Время от времени сегулех бросал им отдельные куски.

Тлен тем временем изготовил четыре костяных инструмента – изогнутый ножик, что-то вроде скребка размером с ноготь большого пальца, полукруглое лезвие с тщательно заострённой внутренней стороной и сверло или шило. Теперь он взялся за три первых, крупных обсидиановых скола.

Присев на корточки рядом с т’лан имассом, Ток осмотрел законченные инструменты.

– Ага, – проговорил он через некоторое время, – начинаю понимать. Это для того, чтобы делать древки и оперение, да?

Тлен кивнул.

– Антилопа даст нам всё, что нужно. Жилами перевяжем. Из шкуры сделаем колчан и ремешки.

– А вот этот, полукруглый?

– Древки из костяного тростника нужно выправить.

– Ага, понятно. А клей или смола нам не нужны?

– В идеале – да. Однако это безлесая равнина, так что обойдёмся тем, что есть. Оперение привяжем жилой.

– Послушать тебя, Тлен, – выходит, будто сделать наконечники легко, но что-то мне подсказывает: это не так.

– Бывает камень-песок, бывает камень-вода. Острые инструменты можно сделать из камня-воды. Пробойные – из камня-песка, но только самого твёрдого.

– А я-то всю жизнь думал, что камень – это просто камень.

– В нашем языке много названий для камня. Названий, которые говорят о его природе, описывают его предназначение, рассказывают его прошлое, именуют духа, который в нём заключён, открывают…

– Хорошо! Хорошо! Я тебя понял. Давай о чём-нибудь другом поговорим?

– Например?

Ток посмотрел на соседний холм. Над кромкой ванны виднелись только голова и колени госпожи Зависти. Позади блистал закат. Сегулехи – Мок и Турул – стояли рядом, спиной к хозяйке.

– О ней.

– О госпоже Зависти я не знаю почти ничего, кроме того, что уже сказал.

– Она была… спутницей Аномандра Рейка?

Тлен снова начал отбивать тонкие, полупрозрачные осколки обсидиана от лезвия, так что в нём уже начал угадываться копьевидный наконечник.

– Поначалу их было трое – временных спутников. Аномандр Рейк, Каладан Бруд и чародейка, которая впоследствии Взошла и стала Королевой грёз. Это событие вызвало драматические события – так, во всяком случае, рассказывают. К Сыну Тьмы присоединились госпожа Зависть и одиночник по имени Осрик. Новая троица начала странствие по миру. Каладан Бруд тогда пошёл собственной дорогой, его несколько веков не видели в этом мире. Когда он наконец вернулся – примерно тысячу лет назад, – он принёс молот, которым владеет и поныне: оружие Спящей богини.

– А Рейк, Зависть и Осрик – они чем занимались?

Т’лан имасс пожал плечами.

– Об этом лишь они сами могут поведать. Они расстались. Осрик исчез – никто не знает куда. Аномандр Рейк и госпожа Зависть продолжали быть вместе. Говорят, они расстались – поссорившись – незадолго до того, как Взошедшие собрались, чтобы сковать Павшего. Рейк помогал им. Госпожа отказалась. О ней я больше ничего не знаю, солдат.

– Она – чародейка.

– Подтверждение тому – у тебя перед глазами.

– Горячая вода в ванне, которая появилась из ниоткуда?

Тлен положил перед собой готовый наконечник и потянулся за следующей заготовкой.

– Я говорил о сегулехах, Ток Младший.

Разведчик хмыкнул.

– Зачарованы – принуждены служить ей… Худов дух, она их превратила в рабов!

Т’лан имасс остановился, посмотрел на Тока.

– Тебя это беспокоит? Разве в Малазанской империи нет рабов?

– Есть, конечно. Должники, мелкие воришки, пленные с войн. Но это же сегулехи, Тлен! Самые ужасные воины этого континента. Их все боятся, особенно потому, что они нападают без предупреждения и по им одним известным причинам…

– Общаются они, – проговорил Тлен, – большей частью без слов. Утверждают своё положение позой, лёгким жестом, направлением взгляда и наклоном головы.

Ток заморгал.

– Правда? Ого. Так почему тогда они не убили меня давным-давно, я ведь в этом ничего не понимаю?

– Твоя тревога в их присутствии выдаёт подчинение, – ответил т’лан имасс.

– Прирождённый трус, да, это я. Но ты, как я понимаю, не выказываешь никакой… тревоги.

– Я не склоняюсь ни перед кем, Ток Младший.

Малазанец помолчал, раздумывая над словами Тлена. Затем сказал:

– Старший из них – Мок – у него на маске только две полосы. Думаю, я знаю, что это значит, и если я прав… – Он медленно покачал головой.

Немёртвый воин поднял голову и, не сводя глаз с лица разведчика, ответил:

– Юноша, который бросил мне вызов, Сену, он был… хорош. Если бы я не предвидел его удара, позволил ему полностью обнажить мечи, наш бой мог быть долгим.

Ток нахмурился.

– Как ты понимаешь, хорош или плох, если он даже не успел достать мечи из ножен?

– Это не мешало ему парировать ими мои удары.

Единственный глаз Тока широко раскрылся от изумления.

– Он отбил твой удар полувыдвинутыми мечами?

– Да, первые два, но не третий. Мне нужно лишь увидеть, как двигается старший, как легко ступает по земле, как он ловок, чтобы оценить его мастерство. Сену и Турул признают его за старшего. По маске ты определил, что он занимает высокое положение среди своего народа.

– Третье, я так думаю. Третье сверху. Говорят, существует легендарный сегулех с белой маской. Из фарфора. Его никто не видел, кроме самих сегулехов, конечно. Они ведь каста воинов. И правит ими сильнейший боец. – Ток обернулся, чтобы посмотреть на двух воинов вдалеке, затем покосился через плечо на Сену, который склонился над антилопой в десяти шагах от них. – Зачем же они пришли на материк?

– Можешь спросить у младшего из них, Ток.

Разведчик ухмыльнулся Тлену.

– Значит, тебе тоже хочется это узнать. Ну, извини, я за тебя грязную работу не сделаю, поскольку у меня ранг ниже. Он может сам решить поговорить со мной, но я начать беседу не могу. Хочешь получить ответы – придётся самому задавать вопросы.

Тлен отложил рог и заготовку, затем поднялся под тихий перестук костей. Т’лан имасс подошёл к Сену. Ток не отставал.

– Воин, – обратился к сегулеху Тлен.

Тот прекратил разделывать тушу, чуть заметно склонил голову.

– Что заставило тебя покинуть родину? Что привело тебя с братьями сюда?

Сену ответил на одном из даруджийских диалектов, который показался Току несколько архаичным.

– Мастер Каменный Меч, мы – карательная армия народа сегулехов.

Если бы кто угодно другой, а не сегулех, заявил такое, Ток бы расхохотался. Но сейчас только сжал зубы.

Тлен, похоже, тоже был обескуражен, поскольку прежде чем заговорить, долго молчал.

– Каратели. Кого же сегулехи решили покарать?

– Тех, кто вторгся на наш остров. Мы убиваем всех, кто приходит, но поток не иссякает. Эта задача поручена Чёрным Маскам – посвящённым первого уровня в оружейной школе, ибо враг приходит безоружным, а значит, не достоин дуэли. Но такая резня нарушает дисциплину обучения, пятнает сознание и столь вредна для сосредоточенности. Было решено отправиться в землю этих иноземцев и убить того, кто шлёт своих людей на наш остров. Я дал тебе ответ, мастер Каменный Меч.

– Ты знаешь, как именуются эти люди? Как сами себя называют?

– Жрецами Панниона. Они приходят проповедовать. Нас это не интересует. Они не слушают. А теперь предупреждают, что пришлют армию на наш остров. Чтобы показать, как мы желаем такого исхода, мы послали им много даров. Они решили оскорбиться нашим приглашением к войне. Мы признаём, что не понимаем их, и оттого устали говорить с этими паннионцами. Отныне лишь наши клинки будут говорить от имени сегулехов.

– Но госпожа Зависть опутала вас своими чарами.

У Тока перехватило дыхание. Сену снова качнул головой, но промолчал.

– К счастью, – продолжил Тлен своим обычным, сухим и беспристрастным тоном, – мы теперь идём в Паннионский Домин.

– Этому решению мы рады, – пробурчал Сену.

– Сколько лет прошло с твоего рождения, Сену? – спросил т’лан имасс.

– Четырнадцать, мастер Каменный Меч. Я – посвящённый одиннадцатого уровня.

…С квадратных кусков мяса на вертеле, шипя, капал в огонь жир. Госпожа Зависть вынырнула из сумрака, за ней показались сегулехи. Она надела толстый, тёмно-синий халат, нижняя кромка которого касалась укрытых росой трав. Волосы женщина заплела на затылке в одну толстую косу.

– М-м-м, какой аромат – просто умираю от голода!

Ток краем глаза заметил, как Турул небрежно повернулся, поднимая руки в перчатках. Оба меча вылетели из ножен быстрее, чем мог уловить глаз, затем последовала молниеносная атака. Когда яркая сталь столкнулась с кремнем, посыпались искры. Тлен отступил на полдюжины шагов, отбивая своим клинком град ударов. Оба воина скрылись во мраке за кругом света костра.

Волчица и пёс зарычали и бросились за ними.

– Это возмутительно! – взорвалась госпожа Зависть.

Сноп искр вспыхнул шагах в десяти от них, но этого света было недостаточно, чтобы Ток смог разглядеть что-то большее, чем движение рук и плеч. Он покосился на Мока и Сену. Молодой сегулех по-прежнему сидел у костра и занимался ужином. Старейшина в двухполосной маске стоял неподвижно, следил за дуэлью, хотя вряд ли мог разглядеть что-то большее, чем Ток. А может, ему и не надо ничего видеть…

В ночи снова вспыхнули искры.

Госпожа Зависть приглушённо хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

– Я так понимаю, что ты умеешь видеть в темноте, госпожа, – пробормотал Ток.

– О да. Это очень незаурядная дуэль – я никогда не… хотя нет, всё сложнее. Старое воспоминание проснулось, когда ты назвал их сегулехами. Аномандр Рейк когда-то сражался с двумя десятками сегулехов, они нападали один за другим. Рейк инкогнито посетил их остров, но ничего не знал об обитателях. Приняв человеческий облик и соорудив себе маску, он решил пройтись по главной улице города. Рейк от природы гордец, так что, разумеется, не выказал никакого почтения ни к одному из встречных…

Ночь вновь вспыхнула искрами, затем последовал быстрый обмен ударами, который завершился громким вскриком. Затем клинки снова сошлись.

– Два колокола. Ровно столько продлился весь визит Рейка на остров и общение с его жителями. Он описывал жестокость этого короткого боя, говорил о собственных смятении и усталости, о том, что вынужден был отступить на свой Путь, чтобы только успокоить бешеное сердцебиение.

Внезапно прозвучал новый голос, холодный и хриплый:

– Чёрный Клинок.

Они обернулись к Моку.

– Это было много сотен лет назад, – сказала госпожа Зависть.

– Память о достойном противнике не угаснет среди сегулехов, госпожа.

– Рейк сказал, что на маске последнего мечника, с которым он бился, было семь знаков.

Мок чуть склонил голову.

– Эта маска по-прежнему ждёт его. Чёрный Клинок заслужил Седьмое место. Госпожа, мы желаем, чтобы он его занял.

Зависть улыбнулась.

– Быть может, тебе вскоре представится возможность передать ему приглашение лично.

– Это не приглашение, госпожа. Это приказ.

Она звонко, заливисто расхохоталась.

– Ах, милый мой слуга, нет на свете никого, кого Владыка Тьмы не встретил бы прямым, твёрдым взглядом. Считай, что я тебя предупредила.

– Значит, наши клинки встретятся, госпожа. Он – Седьмой, я – Третий.

Зависть обернулась к нему, скрестила руки на груди.

– В самом деле! Ты хоть знаешь, куда попали души тех двадцати сегулехов, которых он убил… включая Седьмого? В рабство внутри Драгнипура, вот куда. Вечное. Тебе не терпится присоединиться к ним, Мок?

Из темноты за пределами светового круга послышался ещё один тяжёлый удар, затем наступила тишина.

– Если сегулех умер, он проиграл, – заявил Мок. – О проигравших мы не думаем.

– Это касается и твоего брата? – тихо поинтересовался Ток.

В отблесках костра показался Тлен, кремнёвый меч он нёс в левой руке, а правой тащил за шиворот обмякшее тело Турула. Голова сегулеха безвольно качалась из стороны в сторону. Пёс и волчица шли за ними по пятам, виляя хвостами.

– Ты убил моего слугу, т’лан имасс? – спросила госпожа Зависть.

– Нет, – ответил Тлен. – У него сломаны запястье и несколько рёбер, также он получил с полдюжины ударов по голове. Оправится, я думаю. Рано или поздно.

– Ну, боюсь, это нас не устраивает. Принеси его сюда, пожалуйста. Ко мне.

– Его не следует лечить магически, – заявил Мок.

И тут госпожа Зависть вспылила. Она резко развернулась, тонкую фигурку окутало облако серебристой энергии. Волна силы покатилась прочь от неё, ударила Мока так, что сегулех взлетел в воздух. И с глухим стуком упал на землю. Яркое сияние померкло.

– Слугам не следует мне приказывать! Знай своё место, Мок. Надеюсь, одного напоминания достаточно. – Зависть снова перевела взгляд на Турула. – Я его исцелю. В конце концов, – продолжила она уже более мягким тоном, – как известно, всякой культурной даме нужны как минимум трое слуг.

Женщина положила руку на грудь сегулеху. Турул застонал.

Ток взглянул на Тлена.

– Худов дух! Да он тебя хорошо отделал!

– Очень давно я не встречал настолько достойного противника, – сказал Тлен. – Тем сложнее было бить мечом только плашмя.

Мок медленно поднимался на ноги. При этих словах т’лан имасса он замер, затем медленно повернулся к неупокоенному воину.

Будь я проклят, Тлен, ты, кажется, заставил Третьего призадуматься.

– Сегодня – больше никаких дуэлей, – строго приказала госпожа Зависть. – Иначе я не стану сдерживать свой гнев.

Мок небрежно отвёл глаза от т’лан имасса.

Госпожа Зависть выпрямилась и вздохнула.

– Турул исцелён. Я почти устала! Сену, милый мой, принеси тарелки и приборы. И элинское красное. Нас ждёт уютная, тихая трапеза, заждалась, я бы даже сказала. – Она игриво улыбнулась Току. – И остроумная застольная беседа, м-м?

Теперь застонал уже сам Ток.

Три всадника, натянув поводья, остановились на вершине невысокого холма. Скворец развернул своего коня, чтобы взглянуть на Крепь, на его скулах заиграли желваки.

Быстрый Бен молчал, смотрел на седобородого командира, своего старого друга, с полным пониманием. На этот холм мы пришли за Локоном. Среди груды пустых доспехов – о боги, они ведь всё ещё здесь, разлагаются среди травы – стояла чародейка, Рваная Снасть, последняя из кадровых магов. Мы только-только выбрались из обвалившихся тоннелей, в глубинах остались тысячи наших братьев и сестёр. Нас жгла ярость… жгло понимание – нас предали.

Здесь… на этом выжженном магией холме мы были готовы пойти на убийство. Хладнокровно, без сомнений… Чародей покосился на Молотка. Целитель, прищурившись, смотрел на Скворца, и Быстрый Бен понял, что он тоже заново переживает горькие воспоминания.

Нельзя похоронить историю своей жизни. Костяные руки с жёлтыми ногтями вырываются из земли у наших ног, держат крепко.

– Итоги, – прорычал Скворец, вперившись серыми глазами в пустое небо над городом.

Молоток откашлялся.

– Кто первый?

Командир качнул головой в сторону целителя.

– Ладно, – сказал Молоток. – Паранова… болезнь. Его смертного тела коснулась Взошедшая кровь… и Взошедшее место… но – Быстрый Бен подтвердит – ни то ни другое не должно было проявиться в форме такой хвори. Нет, и кровь, и все эти места – это только толчки, которые гонят его дальше по коридору.

– А он раз за разом возвращается, – добавил Быстрый Бен. – Пытается сбежать. И чем настойчивей пытается…

– Тем сильней болеет, – закончил Молоток.

Скворец вновь перевёл взгляд на стены Крепи и поморщился.

– Когда я в прошлый раз стоял на этом холме, пришлось слушать, как Бен с Каламом друг за друга предложения заканчивают. Похоже, всё изменилось не так сильно, как я думал. Сам капитан – Взошёл?

– Почти, – проговорил чародей. И нечего даже говорить, как это тревожит. Но ещё тревожней было бы, если бы Паран… хотел этого. С другой стороны, кто знает, какие амбиции скрываются за этим нежеланием?

– А что вы двое думаете про его рассказ о Псе и мече Рейка?

– Напрягает, – пробурчал Молоток.

– Мягко сказано, – добавил Быстрый Бен. – Страшно до дрожи.

Скворец нахмурился.

– Почему?

– Драгнипур – не меч Рейка. Не он его выковал. Что этот ублюдок знает о клинке? Сколько ему нужно знать? И к какому Худу пропали эти Псы? Где бы они сейчас ни были, Паран связан кровными узами с одним из них…

– Что делает капитана… непредсказуемым, – вмешался Молоток.

– А что в конце этого вашего «коридора»?

– Не знаю.

– Я тоже, – печально признался Быстрый Бен. – Но думаю, нам тоже надо его подтолкнуть. Хотя бы для того, чтобы спасти Парана от самого себя.

– И как предлагаешь это сделать?

Чародей ухмыльнулся.

– Всё уже делается, командир. Мы ж его свели с Серебряной Лисой. Она его читает, как Рваная Снасть читала расклады Колоды Драконов, видит всё больше всякий раз, как взглянет на него.

– А может, это просто Снасть вспоминает… как его раздевала, – заметил Молоток.

– Очень остроумно, – процедил Скворец. – Значит, Серебряная Лиса заглянула ему в душу, но ведь никаких гарантий, что она поделится с нами своими открытиями, да?

– Если личности Рваной Снасти и Ночной Стужи одержат верх…

– Чародейка-то ещё ничего, а вот Стужа… – Скворец покачал головой.

– Она, конечно, была та ещё особа, – согласился Быстрый Бен. – И довольно загадочная. Но всё равно – малазанка…

– О которой мы почти ничего не знаем, – протянул командир. – Холодная. Отстранённая.

Молоток спросил:

– А Путь её был какой?

– Рашан, насколько я могу судить, – мрачно пробормотал Быстрый Бен. – Путь Тьмы.

– Значит, этим знанием способна воспользоваться Серебряная Лиса, – сказал через некоторое время целитель.

– Скорее всего, инстинктивно, обрывками – я так понимаю, что от Ночной Стужи не так уж много осталось.

– Ты уверен, чародей? – спросил Скворец.

– Нет.

А уж про Стужу я более чем не уверен. Были и другие Ночные Стужи… задолго до Малазанской империи. В Первую Эру Натилогских войн. Освобождение Каракаранга в Семи Городах семьсот лет назад. Изгнание сэтийцев из Фэнна в Квон-Тали почти две тысячи лет назад. Женщина, чародейка по имени Ночная Стужа, снова и снова. Если это была одна и та же…

Командир перегнулся через седло и сплюнул на землю.

– Безрадостно.

Чародей и целитель промолчали.

Сказать бы ему про Огнь… но если ему и так безрадостно, то уж что добавят мысли о близком конце света? Нет, с этим тебе придётся самому разобраться, Быстрый Бен, и будь готов прыгать, когда подвернётся подходящий момент… Увечный бог объявил войну другим Взошедшим, другим Путям, всему треклятому миру и каждому из нас. Ладно, Павший, но тогда тебе придётся перехитрить меня. Забудь о богах и их неуклюжих играх, ты у меня ещё кругами ползать будешь…

Минуты шли, кони под всадниками оставались неподвижны, только взмахивали хвостами и подёргивали ушами, отгоняя слепней.

– Продолжайте следить за тем, чтобы Паран двигался в правильном направлении, – сказал наконец Скворец. – Подталкивайте, если возможность представится. Быстрый Бен, выясни что сумеешь о Ночной Стуже – из всех доступных источников. Молоток, расскажи о Паране Штырю – вы все трое должны держаться рядом с ним, так близко, чтоб волоски в носу подсчитать могли. – Командир подобрал поводья и развернул коня. – Даруджийцы с минуты на минуту прибудут в ставку Бруда – поехали обратно.

Они спустились с холма лёгким галопом, оставив слепней без толку гудеть над вершиной.

Скворец натянул поводья у шатра, который предоставили Дуджеку Однорукому. Конь тяжело дышал после скачки: командир промчался через весь лагерь «Мостожогов», где оставил Быстрого Бена и Молотка, а затем – через раскинувшийся на равнине лагерь Бруда. Скворец спрыгнул с седла, поморщившись, когда наступил на больную ногу.

Вышел знаменосец Артантос.

– Я возьму поводья, командир, – заявил юноша. – Коня нужно почистить…

– И не его одного, – проворчал Скворец. – Однорукий внутри?

– Так точно. Он вас ждёт.

Без лишних слов командир вошёл в шатёр.

– Ты очень вовремя, – прорычал Дуджек с лежанки и с кряхтением сел. – Налей себе эля, вон он, на столе. Стул возьми. Голодный?

– Нет.

– Я тоже. Выпьем.

Оба молчали, пока Скворец переставлял мебель и наливал эль. Молча допили первые кубки, затем командир наполнил их вновь.

– Семя Луны, – проговорил Дуджек, вытер губы и снова потянулся к кубку. – Если повезёт, снова его увидим, но только у Коралла или даже позже. Выходит, Аномандр Рейк решил бросить свою – и Семени – силу против Паннионского Домина. Причины? Неизвестны. Может, ему просто нравится воевать.

Скворец нахмурился.

– У стен Крепи мне показалось, что он не слишком-то рвался воевать, Дуджек.

– Только потому, что его тисте анди были заняты в другом месте. И это хорошо, а то нас бы просто уничтожили.

– Возможно, ты прав. Так выходит, что мы поднимаем большие силы против средненькой империи фанатиков, Дуджек. Знаю-знаю, Домин с самого начала пах плохо, будто что-то там затевается. Но всё же…

– Ага. – Дуджек помолчал и пожал плечами. – Увидим то, что увидим. Ты с Вывихом поговорил?

Скворец кивнул.

– Он согласен, что его летунов никто не должен видеть – так что никакого подвоза припасов на марше, если это вообще возможно. Послал разведчиков подыскать тихое местечко рядом с Паннионской границей для лагеря. Тайное, но так близко, чтобы нанести оттуда стратегический удар, когда придёт время.

– Хорошо. Наша армия готова выступить из Крепи?

– В целом готова. Остаётся вопрос снабжения.

– Обсудим, когда прибудут эмиссары из Даруджистана. Теперь – Серебряная Лиса…

– Трудно сказать, Дуджек. Собрание т’лан имассов – это тревожно, особенно если учесть, что она утверждает, будто нежить нам понадобится в Паннионском Домине. Первый Кулак, мы слишком мало знаем о враге…

– Это изменится – ты приказал Быстрому Бену установить контакт с наёмниками в Капастане?

– Он уже что-то придумал. Посмотрим, проглотят ли они наживку.

– Так вот о Серебряной Лисе, Скворец. Рваная Снасть была нам верным союзником… другом…

– Она там, внутри девочки-рхиви. Они с Параном… поговорили. – Командир помолчал, затем вздохнул, не сводя глаз с кубка в руках. – В общем, дело ещё не закончено, нам придётся подождать и посмотреть.

– Любое создание, которое так пожирает собственную мать…

– Да, конечно, но, с другой стороны, когда т’лан имассы вообще проявляли хоть толику милосердия? Они ведь нежить бездушная, и давай говорить честно – союзники нам или нет – жуткая до колик. В узде их держал Император – и только он. Сражаться с ними бок о бок в Семи Городах было… неприятно. Мы это оба знаем, Дуджек.

– Холодный прагматизм всегда вызывает неприятные чувства, – пробормотал Первый Кулак. – И имассы вернулись, но теперь в узде их держит ребёнок…

Скворец хмыкнул.

– Неожиданное замечание, но я понимаю, к чему ты клонишь. Келланвед проявлял… сдержанность с т’лан имассами, если не считать резни в Арэне. Но ребёнок, рождённый мятущимися душами на Пути Телланна, обретя подобную власть…

– Скольких детей, способных проявлять сдержанность, ты знаешь? Мудрость Рваной Снасти должна выйти на первый план – и поскорее.

– Сделаем всё, что сможем, Дуджек.

Старик вздохнул, затем кивнул.

– Теперь скажи, что думаешь о наших новоявленных союзниках?

– Отсутствие Багровой гвардии – это удар, – сказал Скворец. – Разрозненный набор сомнительных наёмников и других дармоедов указывает на потерю в качестве. Моттские ополченцы лучшие из них, и это обо всех говорит исчерпывающе. Рхиви и баргасты – крепкие силы, это мы оба знаем, а тисте анди – несравненные воины. Тем не менее мы нужны Бруду. Очень.

– Может, даже больше, чем он нужен нам, – заметил Дуджек. – В обычной войне, конечно.

– У Бруда есть настоящая бритая костяшка в дырке – Семя Луны и Рейк. Первый Кулак, если т’лан имассы придут нам на помощь, я не вижу ни одной силы на этом или любом другом континенте, которая сумела бы нам противостоять. Боги видят, мы бы могли аннексировать полматерика…

– Вот как? – Дуджек невесело ухмыльнулся. – Скрой эту мысль, старый друг, спрячь так глубоко, чтобы она никогда больше не увидела света дня. Сегодня мы выходим на марш, чтобы поцеловать мечом тирана, а что будет дальше – это вопрос, и его мы обсудим потом. А сейчас мы оба ходим по краю обрыва…

– Да, понимаю. Каллор.

– Каллор.

– Он попытается убить девочку, – сказал Скворец.

– Нет, – возразил Дуджек. – Если попробует, Бруд его прикончит. – Однорукий склонился над столом, и Скворец вновь наполнил его кубок. Откинувшись на спинку стула, Первый Кулак пристально посмотрел на командира, затем сказал: – Сам Каладан Бруд – это настоящая бритая костяшка в дырке, друг мой. Я читал о его похождениях на плато Лейдерон в «Истории Натилога». Худов дух, его лучше не выводить из себя – друг ты или враг – Бруду всё равно, когда он поддаётся ярости. Аномандр Рейк – это холодная, аккуратная сила. С Воеводой всё иначе. Этот его молот… говорят, только он и способен пробудить Огнь. Ударить им по земле с достаточной силой, и богиня откроет глаза. А если бы Бруд не обладал такой силой, он бы даже поднять молот не смог.

Скворец подумал некоторое время, затем сказал:

– Будем надеяться, что Бруд останется защитником девочки.

– Каллор попытается переубедить Воеводу словами, а не мечом, – заметил Дуджек. – Может даже обратиться за помощью к Рейку…

Командир присмотрелся к Первому Кулаку.

– Каллор к тебе приходил.

– Ага. И говорит этот ублюдок убедительно. Сказал даже, что отказывается от ненависти к тебе лично – его физически не били уже много столетий, так он сказал. И добавил, что заслужил.

– Какое великодушие, – процедил Скворец. И очень политически выгодное. – Я не потерплю убийства ребёнка, – холодно добавил командир. – Какая бы сила или потенциал в нём ни нашлись.

Дуджек поднял глаза.

– Даже вопреки моему прямому приказу, да?

– Мы давно друг друга знаем, Дуджек.

– Да уж. Упрямец.

– Только когда это важно.

Некоторое время оба молчали, затем Первый Кулак отвёл глаза и вздохнул.

– Надо тебя разжаловать обратно в сержанты.

Скворец рассмеялся.

– Налей мне ещё, – проворчал Дуджек. – К нам едет посол из Даруджистана, и мне нужно быть весёлым и жизнерадостным на встрече с ним.

– Что, если Каллор прав?

Глаза Мхиби сузились.

– Тогда, Воевода, лучше прикажи ему убить меня вместе с дочерью.

Широкий, плоский лоб Каладана Бруда покрылся глубокими морщинами, когда он хмуро посмотрел на рхиви.

– Я ведь тебя помню. Ты из племён, которые воевали с нами на севере. Юная, пламенная, красивая. Видеть тебя такой – видеть, что с тобой сделал этот ребёнок, – мне больно, женщина.

– Мне больнее, уж поверь, Воевода, но я принимаю это…

– Твоя дочь убивает тебя – почему?

Мхиби посмотрела на Корлат. На лице тисте анди застыло отстранённое выражение. В шатре стояла удушающая жара, воздух был влажным и затхлым. Через некоторое время старуха вновь перевела взгляд на Каладана Бруда.

– Серебряная Лиса – порождение Телланна, Пути т’лан имассов, Воевода. Они ей родня, но не могут её выкормить, ибо сами – нежить, а дитя их – из плоти и крови. Рваная Снасть мертва. Как и Ночная Стужа. Родство – важнее, чем ты можешь подумать. Кровные узы – паутина, по которой движутся наши жизни – от младенчества в детство, а из детства к взрослению. Без этой жизненной силы человек истает, умрёт. Одиночество – болезнь, Воевода, не только духовно, но и физически. Я – паутина моей дочери, и в этом я одинока…

Бруд качал головой.

– Твои слова не объясняют её… нетерпения, Мхиби. Она утверждает, что будет командовать т’лан имассами. Говорит, они услышали призыв. Разве это не означает, что легионы нежити уже признали и приняли её?

Заговорила Корлат:

– Воевода, ты считаешь, будто Серебряная Лиса стремится ускорить свой рост, чтобы утвердить свою власть, когда встретится лицом к лицу с т’лан имассами? Легионы нежити отвергнут призывателя-ребёнка – так ты считаешь?

– Я пытаюсь понять, зачем она делает это со своей матерью, Корлат, – с болью в голосе ответил Бруд.

– Возможно, ты прав, Воевода, – сказала Мхиби. – Кости и плоть могут удержать лишь ограниченную силу – всегда есть предел. У таких созданий, как ты и Аномандр Рейк – и ты тоже, Корлат, – у вас есть столетия прожитой жизни, необходимые, чтобы сдержать могущество. У Серебряной Лисы – нет, точнее, воспоминания говорят ей, что есть, но детское тело отвергает подобную память. Огромная власть ожидает её, и чтобы её обрести, она должна стать взрослой женщиной – но даже тогда…

– Восхождение рождается опытом, – сказала Корлат. – Любопытное замечание, Мхиби.

– И опыт… закаляет, – кивнула рхиви.

– Вот чего боится Каллор, – пророкотал Бруд, поднимаясь из кресла с беспокойным вздохом. – Незакалённой мощи.

– Возможно, – тихонько проговорила Корлат, – это сам Каллор – причина нетерпения девочки: она желает стать женщиной, чтобы избавиться от страхов.

– Сомневаюсь, что такая ирония его бы позабавила, – пробормотал Воевода. – Избавиться, говоришь? Если подумать, скорее всего, она знает, что рано или поздно должна будет защищаться…

– Тайна связывает их двоих, – прошептала Корлат.

Наступило молчание. Все понимали, что это правда, и всех она тревожила. Одна из душ Серебряной Лисы уже сталкивалась с Каллором в прошлом. Рваная Снасть, Беллурдан или Ночная Стужа.

Через некоторое время Бруд откашлялся.

– Опыт жизни… он ведь есть у девочки, так, Мхиби? Три малазанских чародея…

Мхиби устало улыбнулась.

– Теломен, две женщины и я – один отец и три невольных матери одного ребёнка. Присутствие отца столь слабо, что я даже начала подозревать, будто он сохранился лишь в памяти Ночной Стужи. Что до двух женщин, я пытаюсь выяснить, кем они были, и то, что я смогла разузнать – о Рваной Снасти, – меня утешает.

– А о Ночной Стуже? – спросила Корлат.

Бруд вмешался:

– Разве не Рейк убил её под Крепью?

– Нет, Ночную Стужу ударил в спину – предал – Высший маг Тайшренн, – ответила тисте анди. – Нам сообщили, – сухо добавила она, – что Тайшренн бежал обратно к Императрице. – Корлат вновь обратилась к Мхиби: – Что ты узнала о ней?

– Я замечала, – неохотно ответила рхиви, – пятна тьмы внутри Серебряной Лисы, которые, видимо, принадлежат Ночной Стуже. Кипящий гнев, жажда отмщения – возможно, против Тайшренна. В какой-то миг, наверное, скоро, между Рваной Снастью и Ночной Стужей произойдёт столкновение – победительница будет главной силой в натуре моей дочери.

Полдюжины вздохов Бруд молчал, затем сказал:

– Чем мы можем помочь этой Рваной Снасти?

– Малазанцы пытаются сделать то же самое, Воевода. Многое зависит от успеха их усилий. Мы должны положиться на них. На Скворца и на капитана Парана – того, что был возлюбленным Рваной Снасти.

– Я говорила со Скворцом, – заявила Корлат. – Этот человек обладает нерушимой силой характера, Воевода. Он благородный человек.

– В этих словах я слышу голос твоего сердца, – заметил Бруд.

Корлат пожала плечами.

– Тем меньше причин сомневаться во мне, Каладан. В этих вопросах я не отличаюсь беспечностью.

Воевода хмыкнул.

– Дальше идти по этой тропе я не смею, – сухо сказал он. – Мхиби, держись поближе к дочери. Если увидишь, что дух Ночной Стужи поднимается, а Рваной Снасти – слабеет, немедленно сообщи мне.

И если я подчинюсь, тем самым обреку свою дочь на смерть.

– Я, – продолжил Бруд, не сводя с рхиви взгляда узких глаз, – ещё не принял окончательного решения. Такое событие может подтолкнуть меня напрямую вмешаться в попытки малазанцев поддержать Рваную Снасть.

Мхиби вскинула брови.

– Как именно, Воевода?

– Положись на меня, – ответил Бруд.

Рхиви вздохнула, затем кивнула.

– Хорошо, я сообщу тебе.

Полог шатра дрогнул, и вошёл Хурлокель, знаменосец Бруда.

– Воевода, – сказал он, – посольство Даруджистана приближается к лагерю.

– Ну, тогда пойдём, поприветствуем их.

С самого прибытия кучер в глубоком капюшоне будто уснул. Дверцы огромного резного экипажа распахнулись, показалась нога в небесно-голубой туфле. Перед экипажем, запряжённым шестью лошадьми в украшенной драгоценными камнями сбруе, полукругом выстроились представители союзных армий: Дуджек, Скворец, Вывих и капитан Паран слева, а Каладан Бруд, Каллор, Корлат, Серебряная Лиса и Мхиби – справа.

Рхиви измучили события прошлой ночи, а тяжёлый разговор с Брудом только усилил изнеможение – молчать под градом суровых вопросов Воеводы было тяжело, но, как она думала, необходимо. Встреча её дочери с Параном прошла куда более натянуто и непросто, чем Мхиби описывала Бруду. И прошедшие часы отнюдь не сделали положение менее неудобным. Хуже того, эта встреча, кажется, пробудила что-то в Серебряной Лисе – девочка вычерпала у Мхиби много сил с того момента, тянула год за годом угасающую жизнь матери. Кто стоит за этой отчаянной жаждой к моей жизненной силе – Рваная Снасть? Или Ночная Стужа?

Скоро всё это закончится. Я с радостью приму освобождение в объятьях Клобука. У Серебряной Лисы теперь есть союзники. Они сделают всё, что нужно, уверена – о, духи рхиви, прошу вас, сохраните её. Моё время прошло, но окружающие продолжают требовать от меня… Нет, я не могу, не могу больше…

Нога в голубой туфле закачалась, пока не нащупала наконец землю. За ней последовали пухлая лодыжка, колено и бедро. Пузатый коротышка был одет в кричащие разноцветные шелка, которые самым возмутительным образом не сочетались друг с другом. Пухлая ручка поднесла к мокрому лбу блестящий алый платок. Твёрдо встав обеими ногами на землю, даруджиец испустил громкий вздох:

– Ох, пламенное сердце Огни, ну и жарища!

Каладан Бруд шагнул вперёд.

– Привет тебе, представитель града Даруджистана, от освободительных армий. Я – Каладан Бруд, а это Дуджек Однорукий…

Пузатый коротышка подслеповато мигнул, снова утёр лоб и расплылся в улыбке.

– Представитель града Даруджистана? Воистину так! Никто иной, говорит Крупп, не справился бы лучше, пусть он – лишь обычный горожанин, любопытный простолюдин, который прибыл только затем, чтоб доброжелательным взором обозреть сие судьбоносное событие! Крупп самым уместным образом польщён таким формальным – да что там, в высшей мере обходительным – приветствием! Какой же пышный приём заготовили, гадает Крупп, эти могучие воины для встречи официальных послов Совета Даруджистана? От предвкушений и ожиданий сердце Круппа грозит вот-вот выскочить из груди! Взгляните же на юг – се мчится сюда карета советников!

Хихиканье великой воронихи прозвучало в молчании, последовавшем за витиеватой речью даруджийца.

Вопреки своему страху и горю Мхиби улыбнулась. О да, конечно. Этого человека я знаю. Она шагнула вперёд и, не удержавшись, сказала:

– Я бывала в твоих снах, господин.

Крупп прищурился, глядя на неё, а затем встревоженно распахнул глаза. Он снова промокнул лоб платком.

– Любезнейшая, хоть всё возможно на земле…

Карга снова хрипло засмеялась.

– Тогда я была моложе, – добавила Мхиби. – И беременна. С нами был заклинатель костей… и Старший бог.

На круглом, красном лице отразилось узнавание, которое тут же сменилось ужасом. Впервые он будто потерял дар речи. Даруджиец ещё несколько мгновений смотрел на неё, затем перевёл глаза на девочку. Рхиви заметила, как он сощурился. Почуял, что́ происходит между нами. Мгновенно. Как? И почему я так уверена в этом? Насколько же глубока наша с ним связь?

Каладан Бруд откашлялся.

– Добро пожаловать, горожанин Крупп. Мы уже знаем об обстоятельствах рождения девочки – Серебряной Лисы. А ты, стало быть, тот самый смертный. Однако личность Старшего бога остаётся для нас загадкой. Который из них? Ответ на этот вопрос может во многом определить наши… отношения с этим ребёнком.

Крупп заморгал, глядя на Воеводу. Промокнул мягкий второй подбородок платком.

– О, Крупп понимает. Воистину разумеет! Внезапное напряжение пронзило сие достопочтенное собрание, м-м? Вопрос о боге. О да-а. Неопределённость, неуверенность – о как они ненавистны Круппу из Даруджистана… наверное, а быть может, и нет. – Он оглянулся через плечо на подъезжающую карету официальной делегации, снова утёр лоб. – Слишком скорый ответ может сбить с толку, да что там – дать вовсе неверное представление о делах и деяниях. Ох, силы небесные, как же быть?

– Разрази тебя гром! – Крик исходил от кучера роскошной кареты, которая уже подъехала совсем близко. – Крупп! Какого Худа ты здесь делаешь?!

Человечек в шелках развернулся и попытался отвесить решительный поклон, успеха он добился лишь частичного, однако движение всё равно вышло довольно элегантным.

– Любезный друг Мурильо! Ужели ты поднялся на новую ступень в мире смертных, взявшись за новое ремесло? Или, быть может, лишь слегка отклонился в сторону от старого? Крупп и не догадывался, что ты наделён талантом править мулами…

Человек на козлах скривился.

– Видишь ли, лошади, которых выбрал Совет, необъяснимым образом исчезли за миг до нашего отправления. Лошади, позволь добавить, неотличимо похожие на тех, которых вы с Мизой умудрились где-то приобрести.

– Какое удивительное совпадение, друг Мурильо!

Дверца кареты распахнулась и наружу выбрался широкоплечий, лысеющий мужчина. Его грубоватое лицо потемнело от гнева, когда он шагнул к Круппу. Пухлый горожанин раскинул руки для объятий, но на всякий случай отступил на шаг.

– Дражайжий и старейший друг мой и товарищ! Добро пожаловать, о советник Колл. А кто это пожаловал с тобой? Ах, не кто иной, как советник Эстрайсиан Д’Арле! Итак, ныне собрались здесь все истинно важные представители прекрасного града Даруджистана!

– Себя-то в этот список не спеши вносить, Крупп, – прорычал Колл, продолжая наступать на коротышку, который теперь пятился к собственному экипажу.

– Отчего же, отчего же, дружище Колл? Я здесь как представитель мастера Барука…

Колл остановился. Скрестил на груди могучие руки.

– Вот в самом деле? Алхимик, значит, избрал тебя своим посланником?

– Ну, положим, не совсем в этих выражениях, конечно. Мы с Баруком состоим в столь долгой и близкой дружбе, что слова зачастую вовсе излишни…

– Довольно, Крупп. – Колл повернулся к Каладану Бруду. – Прими мои глубочайшие извинения, Воевода. Я – Колл, а этот господин – Эстрайсиан Д’Арле. Мы здесь, чтобы представлять Правящий Совет Даруджистана. Присутствие этого… хм, Круппа… не было запланировано и, по сути, нежелательно. Если позволите, я сейчас пошлю его восвояси.

– Увы, похоже, он нам нужен, – ответил Бруд. – Будьте покойны, я всё объясню. Теперь же, полагаю, мы можем продолжить разговор в моём штабном шатре.

Колл гневно воззрился на Круппа.

– Успел уже намолотить какого-то возмутительного вранья?

Толстяк изобразил обиду.

– Крупп и истина с самого детства неразлучны, дружище Колл! Да что там – счастливо женаты! Только вчера отметили рубиновую свадьбу – мы с повелительницей правды. Крупп совершенно и безоговорочно нужен – везде, всегда и во всём! Таковой долг Крупп должен принять и исполнить с подобающей скромностью…

Тихо рыча, Колл протянул руку, чтобы схватить коротышку за грудки.

Вмешался Эстрайсиан Д’Арле. Советник положил ладонь на плечо Коллу.

– Успокойтесь, – прошептал он. – Всем, я полагаю, совершенно очевидно, что Крупп говорит только от имени самого Круппа. Мы за него не отвечаем. Если он и вправду может оказаться полезен, так это ему следует доказывать и убеждать нас.

– И Крупп докажет! – воскликнул Крупп, снова сияя.

Карга подлетела и запрыгала по земле рядом с ним.

– Тебе, господин, следовало родиться великим вороном!

– А тебе – собакой! – откликнулся коротышка.

Карга замерла, пошатнулась, полурасправив крылья. Склонила голову набок и прошептала:

– Собакой?

– Лишь ради того, чтоб я смог почесать тебя за ушами, милочка!

– Почесать? За ушами?!

– Что ж, не собакой, так, может, попугаем?

– Попугаем?!

– Отличный выбор!

– Хватит! – рявкнул Бруд. – Так! Все вы – следуйте за мной!

Воевода резко развернулся и, громко топая, зашагал в сторону лагеря тисте анди.

Одного взгляда от Мхиби хватило, чтобы Скворец расхохотался. В следующий миг к нему присоединился Дуджек, а потом и все остальные. Серебряная Лиса чуть сильнее сжала руку матери.

– А ведь Крупп уже показал себя, – тихо проговорила она, – верно?

– Верно, дочь моя, ещё как показал. Идём, поможем гостям догнать Воеводу.

Как только все, оказавшись в шатре, начали снимать плащи и перевязи с оружием, Паран подошёл к советнику Коллу.

– Рад снова тебя увидеть, – сказал капитан и добавил чуть тише: – Хотя, сдаётся мне, в солдатских доспехах тебе было удобнее, чем в этих одеждах.

Колл поморщился.

– Тут ты прав. Знаешь, иногда я вспоминаю тот вечер в Гадробийских холмах с чем-то вроде ностальгии. Мы тогда были собой, только самими собой. – Он взглянул в глаза капитану и едва заметно вздрогнул от того, что в них увидел. Мужчины пожали друг другу руки. – Времена были попроще…

– Необычный тост, – проговорил новый голос, и оба обернулись, чтобы увидеть рядом Скворца с глиняным кувшином в руке. – Кружки у вас за спиной, советник, на этом вот… «столе». У Бруда слуг нет, так что я решил взять на себя эту почётную обязанность.

Придвигая три кружки поближе, Паран нахмурился, глядя на стол.

– Да это же днище телеги – солома из щелей торчит до сих пор.

– Зато понятно, почему тут воняет, как на конюшне, – добавил командир, разливая алчбинский эль. – Большой стол Бруда прошлой ночью пропал.

Колл приподнял бровь.

– Кто-то украл стол?

– Не «кто-то», – ответил Скворец, поглядывая на Парана. – Это твои «мостожоги», капитан. Готов побиться об заклад на столбец монет.

– Да на кой же Худ он им?

– Вот это тебе предстоит выяснить. К счастью, Воевода пожаловался только на неудобство.

Зазвучал глубокий голос Каладана Бруда.

– Если вы все изволите рассесться, мы сможем перейти к делу и обсудить вопросы снабжения и фуража.

Крупп первым опустился в кресло – во главе самодельного стола. В одной руке он держал кружку, в другой – несколько рхивских сладких пирожков.

– Такая пасторальная атмосфера! – вздохнул он, круглое лицо даруджийца чуть порозовело от удовольствия. – И традиционные сладости степей для услаждения вкуса. К тому же эль превосходен, чудесно охлаждён…

– Да заткнись ты! – зарычал Колл. – И что ты делаешь в этом кресле?

– Как что? Сижу, разумеется, дружище Колл. Наш общий друг, алхимик…

– Шкуру бы с тебя спустил заживо, если бы узнал, что ты припёрся сюда, да ещё и утверждаешь, что представляешь его.

Брови Круппа взлетели, он поперхнулся, закашлялся так, что во все стороны полетели крошки. Коротышка поспешно допил эль и рыгнул.

– Клянусь Бездной, какое неуместное замечание! И к тому же совершенно ошибочное, заверяет всех Крупп. Барук крайне заинтересован в наилучшем исходе сего почтеннейшего собрания легендарных героев. Успех грядущего мероприятия – первейшая из его забот, и алхимик обещает сделать всё, что только будет в его – и его преданного слуги Круппа – немалых силах.

– У твоего хозяина есть конкретные предложения? – спросил Бруд.

– Бессчётное число предложений самого конкретного толка, сударь мой Воевода. Столь много их, что, если собрать и объединить все эти предложения и советы, постигнуть и описать их можно будет лишь в самых общих выражениях! – Коротышка понизил голос. – Неопределённость и кажущаяся бессодержательность этих общих мест, великомудро отмечает Крупп, лишь показывает наглядно всеохватность планов мастера Барука. – Его усыпанные крошками губы растянулись в широкой улыбке. – Однако, прошу вас, давайте же примемся за дело, иначе встреча сия затянется до заката и приведёт к необходимости подавать великолепнейший ужин с самыми сухими винами, а также таким разнообразием сладостей, что Круппу останется лишь стонать от величайшего наслаждения!

– Не приведите боги, – пробормотал Колл.

Эстрайсиан Д’Арле откашлялся.

– Нам видятся лишь некоторые небольшие затруднения с обустройством линий снабжения вашей объединённой армии, Воевода и Дуджек Однорукий. Самое заметное из них связано с разрушенным мостом к западу от Даруджистана. На реке Серп немного подходящих переправ, поэтому, когда яггутский Тиран уничтожил каменный мост, возникли непредвиденные трудности…

– Однако, – перебил Крупп, поднимая пухлую ручку, – разве мосты не служат единственной цели – перейти с одного берега реки на другой? Разве таковое стремление не подразумевает некоторые ожидания по поводу планов передвижения армий, кои ведомы сим военачальникам? Крупп же теряется в догадках… – Коротышка потянулся за следующим пирожком.

– Как и все мы, – процедил советник Д’Арле.

Дуджек подозрительно покосился на Круппа и откашлялся.

– Хм, нехотя, конечно, но приходится признать, что тут есть зерно смысла. – Он бросил быстрый взгляд на Эстрайсиана. – Переправа через Серп будет представлять трудность, только если мы пойдём южным маршрутом, который предполагает, что армия переправится в самом начале похода.

Оба советника нахмурились.

– Мы же собираемся, – пояснил Бруд, – оставаться к северу от реки и идти прямо на Капастан. Наш маршрут пройдёт севернее Сольтана… намного севернее. А потом повернём на юго-восток.

Колл заговорил:

– Ты описал прямой маршрут на Капастан, господин, – для своих сил. Однако такой маршрут потребует от нас бо́льших усилий для обеспечения снабжения. Мы не сможем подвозить припасы по реке. А сухопутный караван такого размера станет тяжёлым испытанием для наших возможностей.

– Прошу вас понять, – добавил Эстрайсиан Д’Арле, – для того чтобы удовлетворить потребности ваших армий, Совету придётся иметь дело с частными предпринимателями.

– Какая потрясающая деликатность! – воскликнул Крупп. – Дело это, о товарищи по оружию, заключается в следующем: Совет Даруджистана состоит из представителей разных благородных домов, каждый из коих имеет интересы в торговых предприятиях. Сбрасывая со счетов тот приводящий в замешательство факт, что Совет предоставляет вашим армиям заём, на который вы, в свою очередь, собираетесь приобрести припасы у Совета, сама природа перераспределения указанных сумм имеет высочайшее значение для некоторых членов Совета. Соперничество, тайные договорённости, вероломство – всё здесь! Даже вообразить трудно, отмечает Крупп, какая хитроумная паутина противовесов, угроз, интриг и обманов тут сплелась! Инструкции, выданные этим двум достойным представителям, несомненно предельно ясны, не говоря уж о том, что весьма противоречивы. Оттого эти советники связаны таким узлом, который сами боги не сумели бы распутать! Посему придётся Круппу, низкородному, но достойному жителю прекрасного града Даруджистана, предложить свой – и мастера Барука – план.

Колл склонился вперёд и потёр глаза.

– Ну, тогда рассказывай, Крупп.

– Разумеется, снабжением должен руководить человек непредвзятый и чрезвычайно компетентный. Не член Совета, вдобавок избавленный от внутренних требований, которые столь сильно мучат досточтимых советников. Искусный также в делах торговых. Прирождённый организатор. В целом превосходный…

Колл внезапно стукнул кулаком по столу, так что все вздрогнули. Советник напустился на Круппа:

– Если ты вдруг вообразил себя в этой роли – себя, наглого барыгу, скупщика краденого у мелких карманников да портовых воров…

Но пухлый коротышка воздел руки и откинулся на спинку кресла.

– Любезный друг Колл! Ты бесконечно польстил мне таким предложением! Однако же бедный Крупп слишком занят улаживанием собственных мелких делишек, чтобы браться за подобное предприятие. О нет, после плодотворного совещания со своим преданным и мудрым слугой Крупом мастер Барук предлагает иную кандидатуру…

– Да что происходит? – выходя из себя, прошипел Колл. – Барук даже не знает, что ты здесь!

– О, небольшая путаница, недостатки средств связи, ничего больше. Само желание алхимика ясно Круппу как день, в этом он заверяет всех и каждого! И хотя Крупп мог бы небезосновательно приписать себе все лавры за грядущее предложение, увы, он должен склониться пред алтарём правды и признать небольшой – однако жизненно важный! – вклад мастера Барука. Да что там, только вчера почтенный алхимик вслух дивился поразительным талантам упомянутого кандидата, и если уж это нельзя счесть намёком на его желания, то что же тогда, любезный Колл, можно?

– Извольте уж высказаться прямо, – проскрежетал Эстрайсиан Д’Арле.

– И Крупп с радостью это сделает, дружище Советник! Кстати, как поживает ваша дочь, Ваза? Она и вправду пошла под венец с тем отважным юношей, героем Празднества? Крупп безмерно огорчён тем, что не смог присутствовать на этом, вне всяких сомнений, торжественнейшем событии…

– Которому ещё только предстоит состояться, – рявкнул Д’Арле. – Она в добром здравии, благодарю. Однако ты истощаешь моё терпение, Крупп…

– Увы и ах, Крупп может лишь мечтать о том, чтоб истощиться. Ну что ж, указанный кандидат – это не кто иной, как новообразованный торговый союз, известный как Тригалльская гильдия. – Сияя, он вновь откинулся на спинку и сплёл пальцы на животе.

Бруд повернулся к Коллу.

– О такой гильдии я никогда не слышал…

Советник нахмурился.

– Как и сказал Крупп, она лишь недавно пришла в Даруджистан. Откуда-то с юга – из Элингарта, я думаю. Мы только однажды воспользовались их услугами, чтобы организовать чрезвычайно затруднительную поставку средств для Дуджека Однорукого.

Колл перевёл взгляд на Эстрайсиана Д’Арле, который пожал плечами, затем заговорил:

– Тригалльцы не подавали заявок на контракты по снабжению объединённых армий. Они даже представителей своих не прислали на собрания. Когда Совет использовал их услуги, я полагаю, это произошло путём субподряда. – Советник подозрительно уставился на Круппа. – Учитывая отсутствие интереса со стороны гильдии, откуда у тебя – точнее, мастера Барука – появилась мысль о том, что Тригалльская торговая гильдия вообще может быть допущена к рассмотрению, не говоря уж об избрании её в качестве посредника?

Крупп налил себе ещё кружку эля, отхлебнул, затем довольно причмокнул.

– Тригалльская торговая гильдия не подавала заявку потому, что все прочие соискатели легко запросят за свои услуги куда более низкую цену. Иными словами, они недёшевы. Точнее, их услуги обычно стоят баснословных денег. В одном тем не менее можно быть уверенным: они сделают то, на что подписались, в точности, несмотря даже на самую… хм, кошмарную… логистику.

– А ты, разумеется, вложил деньги в эту гильдию, да, Крупп? – Лицо Колла потемнело. – Вот уж непредвзятый совет – и Барук вообще ни при чём. Ты сюда явился по поручению этой самой Тригалльской гильдии, да?

– Крупп заверяет: конфликт интересов – лишь кажущийся, дружище Колл! Истина, точнее сказать, в схождении. Нужды наши самоочевидны, как, впрочем, и средства для их удовлетворения! Счастливое совпадение! Теперь же Крупп собирается вновь приобщиться к изысканным сластям рхиви, пока вы будете обсуждать преимущества высказанного предложения, чтобы, вне всяких сомнений, прийти к благоприятному – и неизбежному – решению.

…Карга чуяла в воздухе чары. Незнакомое что-то. Нет, не тисте анди, не пробуждённые духи рхиви… Она кружила над лагерем, искала, напрягая все свои чувства. День сменился вечером, вечер – ночью, а переговоры в шатре Бруда всё не кончались. Ворониха быстро заскучала от нескончаемых споров о маршрутах для караванов и обсуждений, сколько тонн каких припасов нужно поставлять еженедельно, чтобы прокормить две армии на марше. Спору нет, этот невыносимый человечек, Крупп, был весьма забавен, примерно как разжиревшая крыса, которая пытается проползти по туго натянутой верёвке – можно слегка похихикать. За чудаковатыми манерами и делаными позами скрывался остро отточенный ум, это Карга знала наверняка, да и наблюдать, как он отвоевал место во главе стола и огорошил советников из Даруджистана, было весьма любопытно… но лишь до тех пор, пока ворониха не учуяла магию где-то в лагере.

Ага, вон там, в большом шатре внизу… я ведь его знаю. Туда рхиви относят, чтобы обмыть, тела тисте анди. Изогнув крылья, Карга полетела вниз по узкой спирали.

И приземлилась в нескольких шагах от входа. Полог был закрыт, но кожаные ремешки не представляли трудностей для острого клюва Карги. В следующий миг она оказалась уже внутри, беззвучно и незаметно подпрыгивая под огромным столом – который она с тихим смешком мгновенно опознала – среди сваленных в кучу лежанок.

О стол сверху опирались четыре фигуры, шептались, переругивались. До слуха Карги донеслось постукивание деревянных карт, так что она склонила голову набок.

– Опять он, – сипло протянула женщина. – Ты вообще перетасовал треклятую Колоду, Штырь?

– Да чтоб… конечно, перетасовал, капрал. Хватит спрашивать. Смотри, четыре раза к ряду, разные расклады, тут всё просто. Обелиск доминирует – дольмен времени стоит в сердце всего. И ясно как день – он активен, первый раз за десятки лет…

– Может, это всё тот перекос? – вмешался другой голос. – У тебя же нет врождённого дара, как у Скрипа, Штырь…

– Да хватит уже, Вал, – взорвалась Хватка. – Штырь сделал довольно раскладов, чтоб не сомневаться в нём, уж поверь мне.

– Но ты же только что сказала…

– Заткнись!

– Вдобавок, – пробормотал Штырь, – как я уже говорил, эта новая карта имеет установленное влияние – она как клей, который всё остальное удерживает, если её видишь, всё становится понятно.

– Как клей, говоришь? – задумчиво проговорил четвёртый – женский – голос. – Думаешь, она связана с новым Взошедшим?

– Без понятия, Дымка, – вздохнул Штырь. – Я говорю, влияние – установленное, но вот какой у него аспект – не знаю. И совсем не потому, что я – неумеха. Оно будто ещё… не пробудилось. Пока – пассивное присутствие. Ничего больше. Но когда пробудится… полыхнёт знатно, как мне кажется.

– Так что у нас тут, маг? – спросила Хватка.

– Всё то же. Солдат Высокого Дома Смерти по правую руку от Обелиска. Маги Тени вот здесь – тоже первый раз появились. Я бы сказал, что готовится колоссальный обман. Капитан Высокого Дома Света внушает кое-какую надежду, но его накрывает тень Вестника Худа – хоть и не прямо, тут, думается мне, есть зазор. Убийца Высокого Дома Тени, похоже, обрёл новое лицо, так мне кажется… и это очень знакомое лицо.

Сапёр по имени Вал хмыкнул.

– Надо бы позвать Быстрого Бена…

– Точно! – ахнул Штырь. – Лицо Убийцы – это же Калам!

– Вот ублюдок! – прорычал Вал. – Что-то подобное я и подозревал. Когда они со Скрипом вот так свалили – сами понимаете, что это значит…

– Догадываемся, – мрачно отозвалась Хватка. – Но одно ясно как день, Штырь, верно?

– Ага. Семь Городов вот-вот восстанут – если ещё не восстали. Вихрь… Худ небось сейчас ухмыляется. Не по-доброму ухмыляется.

– Есть у меня пара вопросов к Быстрому Бену, – пробормотал Вал. – Срочных вопросов.

– И про новую карту у него спроси, – подсказал Штырь. – Если ему не лень ползать под столом, пусть сам посмотрит.

– Ага…

Новая карта в Колоде Драконов? Карга запрокинула голову, мысли её неслись вскачь. Новые карты – всегда беда, особенно сильные. Лучшее тому подтверждение – Дом Тени… Её глаза – сначала один, затем, когда ворониха вынырнула из мира абстрактных мыслей, другой – отыскали наконец изображение на нижней стороне столешницы.

И встретили взгляд пары человеческих глаз, блестящих, словно живых.

Мхиби вышла из шатра, от усталости голова у неё шла кругом. Серебряная Лиса уснула в кресле под очередную многословную речь Круппа, расписывавшего все преимущества Контрактного статута Тригалльской торговой гильдии, и Мхиби решила не будить девочку.

На самом деле она уже некоторое время хотела оказаться вдали от дочери. Рядом с Серебряной Лисой чувствовалось нарастающее давление, неутолимая жажда, которая каждый миг вытягивала из матери всё больше жизненного духа. Жалкая попытка бежать, разумеется, не имела смысла. Жажда была безграничной, никакое расстояние не смогло бы её ослабить. Бегство из шатра, уход от дочери – всё это имело разве что символическое значение.

Кости гудели от глухой, нескончаемой боли, она накатывалась волнами, которые мог приглушить на время лишь самый глубокий сон – и такой сон приходил к Мхиби всё реже.

Из шатра появился Паран, подошёл к ней.

– У меня к тебе один вопрос, Мхиби. Потом я оставлю тебя в покое.

Ах, бедный, истерзанный человек. Что же ты хочешь знать?

– Спрашивай, капитан.

Паран оглянулся на спящий лагерь.

– Если бы кто-то хотел спрятать стол…

Мхиби удивлённо моргнула, затем улыбнулась.

– Ты найдёшь их в Шатре саванов – туда сейчас никто не ходит. Пойдём, отведу тебя.

– Просто объясни, куда идти, и я…

– Ходьба облегчает боль, капитан. Сюда. – Она прошла между первыми двумя рядами шатров. – Ты пробудил Рваную Снасть, – проговорила Мхиби через некоторое время. – Она стала главной личностью моей дочери. И, думаю, мне это нравится.

– Я рад, Мхиби.

– Какой была эта чародейка, капитан?

– Щедрой… возможно, даже слишком. Её уважали и любили.

Ах, капитан, ты столько всего держишь в себе – во тьме, в цепях. Бесстрастность – это порок, а не добродетель. Неужели не понимаешь?

Он продолжил:

– Как рхиви ты, наверное, воспринимаешь малазанскую армию на этом континенте неудержимым, неумолимым чудовищем, пожирающим один город за другим. Но это ведь не так. Плохое снабжение, превосходящие силы противника, незнакомая местность – по всем статьям это Войско Однорукого рвали на куски. Когда пришёл Бруд с тисте анди и Багровой гвардией, кампания захлебнулась. Часто лишь кадровые маги стояли между Войском и полным уничтожением.

– Но была ещё и морантская…

– Да, но она не столь надёжна, как тебе кажется. Алхимическая взрывчатка изменила методы и способы ведения войны, не говоря уж о мобильности кворлов. Войско стало во многом полагаться на них.

– Ага, я вижу слабый свет внутри Савана – вон там, впереди. Ходили слухи, будто с морантами не всё в порядке…

Паран бросил на рхиви быстрый взгляд, затем пожал плечами.

– Среди них произошёл раскол, вызванный чередой поражений, которые потерпели Золотые – элитные войска морантов. Сейчас с нами лишь Чёрные, хотя Синие продолжают летать над морем в Семь Городов.

Оба вздрогнули, когда из-под полога шатра внезапно выскочила Карга. Она неуверенно пошатнулась, упала на живот в трёх шагах от Мхиби и малазанца. Ворониха резко вскинула голову, одним глазом посмотрела на Парана.

– Ты?! – зашипела Карга, а затем взмахнула широкими крыльями и взвилась в небо. Тяжёлые, заполошные взмахи крыльев с хлопаньем уносили её всё выше во тьму. Через миг ворониха исчезла из виду.

Мхиби покосилась на капитана. Тот хмурился.

– Прежде Карга не боялась тебя, – пробормотала женщина.

Паран пожал плечами.

Внутри Савана зазвучали приглушённые голоса, затем наружу одна за другой потянулись фигуры, первая из которых несла в руке фонарь с закрытой заслонкой.

– Смирно! – рявкнул капитан.

Женщина с фонарём вздрогнула, затем резко отдала левой рукой честь.

– Сэр! Мы тут кое-что нашли, сэр, только что – в этом шатре. Обнаружили похищенный стол, сэр!

– Вот оно что, – протянул Паран. – Отличная работа, капрал. Вы с солдатами выказали примерное усердие.

– Рады стараться, сэр!

Капитан шагнул к шатру.

– Он, говоришь, внутри?

– Так точно.

– Что ж, военный этикет требует, чтобы мы немедленно вернули стол Воеводе, не так ли, Хватка?

– Так точно, сэр.

Паран помолчал, оглядел солдат.

– Вал, Штырь, Дымка. Всего четверо. Полагаю, вы справитесь.

Капрал Хватка заморгала.

– Сэр?

– Донесёте стол, я имею в виду.

– Кхм, с вашего позволения, я бы позвала ещё нескольких солдат…

– Не стоит. Поутру мы выступаем, я хочу, чтобы рота хорошо отдохнула, лучше больше никого не будить. Вы вчетвером, я так думаю, управитесь за час, не больше, так что даже останется время собрать вещи. Ну, капрал, лучше времени зря не терять, м-м-м?

– Так точно. – Хватка мрачно повернулась к своим солдатам. – Закатывай рукава, и за работу. Штырь, у тебя проблема?

Но тот лишь стоял с отвисшей челюстью и ошеломлённо смотрел на Парана.

– Штырь?

– Идиот, – прошептал маг.

– Солдат!

– Да как же я сразу не понял? Это же он. Ясно как день…

Хватка шагнула вперёд и отвесила магу оплеуху.

– Да говори уже, будь ты проклят!

Штырь ошалело уставился на неё, затем нахмурился.

– Не бей меня больше, а то будешь жалеть до конца своих дней.

Хватка не отступала.

– Если я тебя ещё раз ударю, солдат, ты уже не встанешь. И следующая угроза окажется для тебя последней. Это понятно?

Маг встряхнулся, его глаза снова метнулись к Парану.

– Всё изменится, – прошептал он. – Ещё не сейчас. Нужно подумать. Быстрый Бен…

– Штырь!

Он вздрогнул, затем коротко кивнул Хватке.

– Стол поднять, так точно. Давайте, да, принимаемся за работу. Берись, Вал. Дымка.

Мхиби смотрела вслед четырём солдатам, которые снова скрылись внутри Савана. Затем обернулась к Парану.

– В чём дело, капитан?

– Понятия не имею, – ровным голосом ответил он.

– Чтобы перенести этот стол, понадобится больше четырёх пар рук.

– Я полагаю, да.

– Но ты им не дал позвать помощников.

Капитан покосился на рхиви.

– Конечно нет. Худов дух, да ведь они его и украли!

…До рассвета оставался один колокол. Оставив Хватку и её невезучих солдат возиться со столом и распрощавшись с Мхиби, Паран добрался до лагеря «Мостожогов», который располагался у юго-западного края стана Бруда. Несколько солдат стояли в карауле у частокола, они небрежно отдали честь проходившему мимо капитану.

Паран с удивлением обнаружил у центрального костра Скворца. Командир седлал высокого, гнедого мерина. Паран подошёл ближе.

– Встреча уже завершилась, сэр? – поинтересовался он.

Командир мрачно посмотрел на капитана.

– Начинаю подозревать, что она никогда не закончится, если дать Круппу волю.

– Значит, эту его торговую гильдию не приняли с распростёртыми объятьями.

– Наоборот! Приняли и утвердили, хотя её услуги обойдутся Совету в целое состояние. Теперь у нас есть гарантии, надёжные линии снабжения. То, что нужно.

– Так почему же собрание продолжается, сэр?

– Ну, похоже, к нашей армии прикомандированы… посланники.

– Только не Крупп…

– Именно. Достойный Крупп. И Колл – подозреваю, он ждёт не дождётся возможности сбросить богатое одеяние и снова надеть доспехи.

– Думаю, так и есть.

Скворец в последний раз подтянул подпругу и развернулся к Парану. Он хотел было что-то сказать, но замешкался, а затем произнёс нечто другое:

– Чёрные моранты отвезут вас с «Мостожогами» к подножию Баргастской гряды.

Капитан удивлённо распахнул глаза.

– Неблизкий путь. А потом?

– А потом, когда доберётесь до места, Тротц выходит из-под твоего командования. Он установит контакт с Белолицыми баргастами – таким образом, каким сочтёт нужным. Ты и твоё подразделение должны обеспечить ему эскорт, но в переговоры не вмешивайтесь. Нам нужны Белолицые – весь клан.

– И переговоры будет вести Тротц? Храни нас Беру.

– Он вполне способен тебя удивить, капитан.

– Ясно. Если он преуспеет, мы должны выдвигаться на юг?

Скворец кивнул.

– Да. Снимать осаду с Капастана. – Командир вложил ногу в стремя, поморщившись, подтянулся и сел в седло. Подобрал поводья, глядя на капитана сверху вниз.

– Вопросы?

Паран осмотрелся по сторонам, разглядывая спящий лагерь, затем покачал головой.

– Я бы тебе пожелал Опонновой удачи…

– Спасибо, не стоит, сэр.

Скворец кивнул.

Мерин вдруг задрожал, неуклюже отпрыгнул в сторону, взвизгнул от ужаса. По лагерю прокатился порыв ветра, срывая палатки вместе с неглубоко вбитыми в землю колышками. Раздались тревожные крики. Паран смотрел в небо, глядя, как огромная чёрная тень плывёт к лагерю тисте анди. Полупрозрачная аура окутывала могучее драконье тело – серебристо-белая, мерцающая. В животе у Парана вспыхнула боль, мощная, но милосердно недолгая. Приступ миновал, оставив капитана дрожать на ветру.

– Худов дух, – выругался Скворец, пытаясь успокоить коня и оглядываясь по сторонам. – Что это было?

Он не видел того, что открылось мне, – нет в нём нужной крови.

– Прибыл Аномандр Рейк, сэр. Спустился на землю среди своих тисте анди. – Паран посмотрел на хаос, воцарившийся в сонном лагере «Мостожогов», затем вздохнул. – Рановато, конечно, но можно и сейчас начинать, раз уж так вышло. – Капитан шагнул вперёд и громко закричал: – Всем подъём! Снимать лагерь! Сержант Мураш, разбудить поваров.

– Т-так точно, сэр! Что это нас подняло?

– Порыв ветра, сержант. Пошевеливайся.

– Так точно, сэр!

– Капитан.

Паран обернулся к Скворцу.

– Сэр?

– Думаю, в ближайшие несколько колоколов ты будешь занят. Я возвращаюсь в шатёр Бруда – хочешь, я пришлю сюда Серебряную Лису? Чтобы попрощаться?

Капитан помедлил, затем покачал головой.

– Нет, сэр, спасибо.

Расстояние для нас больше не преграда – личная, тонкая связь, слишком хрупкая, чтобы открыть её другим. Само её присутствие в моей голове – мучение.

– Всего хорошего, командир.

Скворец ещё несколько мгновений пристально смотрел на него, затем кивнул. Он развернул мерина и пустил рысью.

Безмолвные тисте анди выстроились кольцом вокруг центрального плаца в ожидании прибытия своего повелителя.

Чёрный дракон с серебристой гривой появился из тьмы, словно вырванный с мясом кусочек ночи, и опустился на каменистую землю, которая тихо захрустела под его огромными когтями. Исполинский зверь начал мерцать, как только приземлился, воздух наполнился тёплым пряным запахом, и тело дракона словно провалилось внутрь, сжалось. Миг спустя между глубокими рытвинами, оставленными когтями дракона, уже возвышалась высокая фигура Сына Тьмы. Его чуть раскосые глаза блеснули тёмной бронзой, когда Аномандр Рейк оглядел собравшихся родичей.

Мхиби заметила, как Корлат вышла вперёд, чтобы приветствовать Владыку. Рхиви видела Аномандра Рейка и прежде – всего один раз, к югу от Чернопёсьего леса, но издалека, когда тот беседовал с Каладаном Брудом. Она вспомнила, как Семя Луны закрывало небо над равниной Рхиви. Рейк тогда как раз собирался подняться в летающую крепость. Они заключили договор с магами Крепи, а сам город вот-вот должно было осадить Войско Однорукого. Выглядел Сын Тьмы тогда в точности так же, как и сейчас: высокий, неумолимый, с ужасным мечом за спиной, длинные серебристые волосы трепал ветер.

Рейк приветствовал Корлат лишь едва заметным наклоном головы.

Справа появились Каладан Бруд, Каллор, Дуджек и остальные.

Воздух зазвенел от напряжения, но подобное Мхиби помнила и по прошлогодней встрече. Взошедшие – Аномандр Рейк и Каладан Бруд – были столь непохожи, что легко можно было вообразить их на противоположных концах огромной шкалы могущества. Рейка окружала особая мрачная аура, от которой замирало сердце, он внушал тихий ужас, от какого никто не смог бы ни отмахнуться, ни избавиться. Насилие, древность, сумрачный пафос и тёмный ужас – Сын Тьмы был ледяным течением в потоке бессмертия, и Мхиби всей кожей чувствовала страх, от которого с отчаянием пробуждались все духи рхиви.

Меч, но более чем меч. Драгнипур находится в руках воплощения беспристрастного правосудия, холодного и нечеловеческого. Аномандр Рейк – единственный среди нас, на кого даже Каллор смотрит со страхом… единственный… кроме, пожалуй, Серебряной Лисы – моей дочери. Чего Каллору бояться больше, чем союза между Сыном Тьмы и Серебряной Лисой?

Эта мысль сорвала прочь усталость и изнеможение. Мхиби шагнула вперёд.

Загремел голос Каллора:

– Аномандр Рейк! Я взыскую твоего ясного ви́дения – взыскую справедливости твоего клинка – не позволяй никому смутить тебя сентиментальными чувствами, даже Корлат, которая столь поспешно шепчет что-то тебе на ухо!

Приподняв бровь, Сын Тьмы медленно обернулся к Верховному королю.

– А что же, Каллор, – тихо, спокойно проговорил тисте анди, – что удерживает мой клинок от твоего чёрного сердца… если не сентиментальные чувства?

Рассвет уже начал заливать небо, и в этом свете было заметно, как побледнело старое вытянутое лицо древнего воителя.

– Я говорю о девочке, – пророкотал он. – Несомненно ты уже ощутил её силу, отвратительное соцветье…

– Силу? Сил здесь предостаточно, Каллор. Этот лагерь стал для них магнитом. Страх твой оправдан. – Рейк перевёл взгляд на Мхиби, которая была уже в нескольких шагах от тисте анди.

Рхиви остановилась. Его взгляд – невыносимое давление, мощь и угроза, такая, что она едва не задохнулась. Руки и ноги ослабли.

– Силы природы, о Мать, – проговорил Аномандр Рейк, – безучастны к вопросам справедливости, согласна?

С трудом Мхиби ответила:

– Согласна, Владыка Лунного Семени.

– Следовательно, это нам, разумным существам – достойным и недостойным, – выпало устанавливать этические границы.

Глаза Мхиби вспыхнули.

– Вот как?

– Именно она породила это чудовище, Рейк! – сказал Каллор и снова шагнул вперёд. Его лицо исказилось от гнева, когда Верховный король взглянул на Мхиби. – Ви́дение её искажено. Понятным образом, разумеется, но даже это – не оправдание.

– Каллор, – тихо проговорил Сын Тьмы, не сводя глаз с Мхиби, – хочешь подойти – подходи, на свой страх и риск.

Верховный король резко остановился.

– Похоже, – продолжил Рейк, – моего прибытия ждали, и общее желание заключается в том, чтобы я вынес решение по делу весьма запутанному…

– Внешность обманчива, – заметил со своего места у штабного шатра Каладан Бруд. Только теперь Мхиби заметила, что Серебряная Лиса стоит рядом с Воеводой. – Принимай какое угодно решение, Рейк, но я не потерплю того, чтобы Драгнипур был обнажён в моём лагере.

Воцарилась тишина, такого взрывоопасного молчания рхиви никогда в жизни не слышала. Ох, клянусь Бездной, всё это может очень, очень плохо закончиться… Она оглянулась на малазанцев. Дуджек скрывал свои чувства под невыразительной солдатской маской, но напряжение выдавало его тревогу. Знаменосец Артантос замер в шаге позади и справа от Однорукого, закутался в плащ морпеха так, что рук было не видно. Глаза юноши блестели. Будто его окутала магическая сила? О нет, показалось…

Аномандр Рейк медленно повернулся к Воеводе.

– Вижу, мнения уже разделились, – тихо проговорил тисте анди. – Корлат?

– В этом деле я на стороне Каладана Бруда, Владыка.

Рейк взглянул на Каллора.

– Похоже, ты остался в одиночестве.

– Так было всегда.

Ого, меткий ответ.

На миг лицо Аномандра Рейка напряглось.

– Это положение знакомо и мне, Верховный король.

Каллор просто кивнул.

Послышался топот копыт, и тисте анди с юго-восточной стороны плаца расступились. В центр выехал Скворец, натянул поводья, останавливая коня, пока животное не замерло совершенно неподвижно. Мхиби не знала, сколько успел услышать командир, но он всё равно начал действовать. Спешился, подошёл к Серебряной Лисе и остановился точно перед ней. Малазанский меч легко выскользнул из ножен. Скворец повернулся к Рейку, Каллору и остальным в центре плаца, затем упёр меч в землю перед собой.

Каладан Бруд шагнул к малазанцу.

– Учитывая то, с чем ты можешь столкнуться, Скворец, лучше тебе…

– Я стою здесь, – прорычал командир.

Тёмно-серые волны чар взвились над Аномандром Рейком, медленно покатились через плац, легко миновали Скворца и окутали Серебряную Лису полупрозрачным, вьющимся коконом.

Мхиби вскрикнула, рванулась вперёд, но Корлат перехватила её за руку.

– Не бойся, – сказала тисте анди, – он желает лишь понять её – понять, что она из себя…

Внезапно чары разорвались, обрывки разлетелись во все стороны. Мхиби приглушённо ахнула. Она знала дочь и сразу поняла, что девочка в ярости. Вокруг маленькой фигурки расцвела сила, окутала её, словно тугими канатами, сплелась узлами, набухла.

О, нижние духи, это ведь они обе – Ночная Стужа и Рваная Снасть… общий гнев. И, клянусь Бездной, третий! Нерушимая воля, сознание не скорое на ярость… так похоже на Бруда, но кто? Или это… о, это Беллурдан? О боги! Мы ведь сейчас друг друга на части разорвём. Молю вас…

– Вот как, – протянул Рейк. – Никогда прежде я не получал такой пощёчины. Внушительно, хоть и рискованно дерзко. Что же именно девочка хочет не дать мне узнать? – Тисте анди потянулся за левое плечо, ухватился за обтянутую кожей рукоять Драгнипура.

Прорычав грубое проклятье, Бруд взял на изготовку молот.

Скворец встал в стойку, поднял клинок.

О боги, это неправильно…

– Рейк, – прохрипел Каллор, – тебе будет удобней, если я буду слева или справа?

Все вздрогнули от громкого треска сломанных распорок. Громкий крик послышался из штабного шатра, а затем огромный, громоздкий предмет вылетел из-под полога. Подпрыгивая, дико вертясь в воздухе, мощный деревянный стол, который Мхиби видела у Савана, взлетел над плацем. На одной из ножек болтался Крупп, роняя вниз пригоршни сладостей. Он снова завопил, размахивая в воздухе короткими ножками в туфлях без задников.

– А-а-ай! Помогите! Крупп ненавидит летать!

Как только «Мостожоги» сняли лагерь, дозорные с восточной стороны закричали, что видят Чёрных морантов на кворлах. С растущей тревогой в груди капитан Паран шагал среди собравшихся солдат.

Неподалёку сидела вымотанная Хватка, смотрела на него со странной смесью страха и восхищения, и только она увидела, как капитан сделал очередной шаг и внезапно исчез. Капрал вскочила на ноги.

– Ох, Худовы уды! Штырь! Зови Быстрого Бена!

Стоявший неподалёку маг в волосяной рубахе поднял голову.

– Зачем?

– Кто-то стащил Парана. Ну же, бегом, найти Быстрого Бена, чтоб тебя!

…Занятые сборами солдаты вдруг пропали из поля зрения капитана, на миг всё подёрнулось мутной пеленой, а затем Паран обнаружил, что смотрит на Аномандра Рейка и Каллора – оба уже обнажили мечи – и позади них – Мхиби и Корлат в кругу встревоженных тисте анди.

Множество взглядов впились в него, затем метнулись куда-то за правое плечо капитана, потом назад. Никто не шевелился, и Паран понял, что не только он сам глубоко потрясён.

– Помогите!

Капитан обернулся на жалобный крик, затем поднял голову. В воздухе бесшумно крутился огромный деревянный стол, под которым болталась округлая фигура в развевающихся шелках – Крупп. На нижней стороне столешницы яркими красками, которые теперь ещё и светились, был изображён мужчина. Образ то появлялся, то снова скрывался из глаз, и Паран не сразу узнал нарисованное лицо. Это же я…

Боль пронзила капитана, накрыла с головой волной черноты.

Мхиби увидела, как молодой капитан согнулся вдвое, упал на колени, словно в агонии.

Она перевела взгляд на дочь – как раз вовремя, чтобы заметить, как магические канаты развернулись, змеёй поползли прочь от Серебряной Лисы, скользнули мимо неподвижных фигур Бруда и Скворца, а затем устремились вверх, коснулись стола.

Четыре ножки хрустнули одновременно. Крупп заверещал и рухнул вниз, грохнулся шёлковым колобком прямо в толпу тисте анди. Послышались стоны, крики боли и удивления. Стол замер, так что нижняя сторона обратилась к Рейку и Каллору мерцающим магическим изображением Парана. Ниточки чар потянулись вниз, окутали стоящего на коленях капитана блестящими, серебристыми цепями.

– Ого-о, – протянул хрипло голос рядом, – это самая большая карта Колоды, какую я только видел.

Мхиби, с трудом отведя взгляд, уставилась широко распахнутыми глазами на гибкого, темнокожего мага, который теперь стоял рядом с ней.

– Быстрый Бен…

«Мостожог» шагнул вперёд, поднимая руки.

– Простите за вмешательство! Но хотя многие из вас хотят немедленно разрешить это противоборство, позвольте заметить, что не слишком… хм, мудро… было бы прибегать к насилию теперь, когда стало ясно, что истинное значение всего происходящего ещё не определено. Опасность поспешных действий прямо сейчас… Гм-м, я полагаю, вы понимаете, о чём я.

Аномандр Рейк некоторое время разглядывал мага, затем слабо улыбнулся и вложил в ножны Драгнипур.

– Осторожные слова, но мудрые. Кто же ты такой, господин?

– Простой солдат, Сын Тьмы. Явился, чтоб забрать своего капитана.

В этот момент из ворчащей толпы тисте анди, которые, несомненно, обзавелись многочисленными синяками, смягчив падение Круппа, появился сам даруджиец. Смахивая пыль со своих шёлковых одеяний, он будто ненароком подошёл и остановился точно между сгорбленным Параном и Аномандром Рейком. Затем Крупп поднял глаза и по-совиному заморгал.

– Какое нелицеприятное завершение послеобеденного отдыха Круппа! Ужели собрание наше завершилось?

Капитан не чувствовал силы, которая вливалась в него. Парану казалось, что он падал, падал, падал… пока не ударился о жёсткие плиты пола с такой силой, что зазвенели доспехи. Боль ушла. Хватая ртом воздух, мелко дрожа, он поднял голову.

В тусклом, отражённом свете ламп капитан разглядел узкий зал с низким сводом. Странную, неровную стену справа украшали двойные двери; слева, напротив дверей, открывался широкий коридор с нишами в боковых стенах. Повсюду он видел камень – грубый, неотёсанный, похожий на кору дерева. На дальнем конце коридора – в восьми шагах от Парана – находилась тяжёлая дверь, обшитая почерневшими, изъеденными листами бронзы. У самого порога он заметил два бесформенных вороха.

Да где же?.. Как?..

Паран с трудом поднялся, опираясь о стену. Его взгляд вновь привлекли тёмные груды у бронзовой двери. Пошатываясь, капитан подошёл ближе.

Два тела. Мужчина, затянутый в кожаный доспех убийцы. На его узком, чисто выбритом лице застыло умиротворённое выражение, длинные чёрные косы поблёскивали от масла. Старомодный арбалет валялся тут же.

Рядом лежала женщина, её плащ вытянулся и перекрутился, будто мужчина волоком тащил её через порог. Лоб её уродовала тяжёлая, влажно поблёскивающая рана, и, судя по пятнам крови на полу, были и другие.

Оба они даруджийцы… постой-ка, я ведь видел этого мужчину. На Празднестве госпожи Симтал… и эту женщину! Она ведь глава Гильдии…

Раллик Ном и Воркан, оба исчезли в ту злосчастную ночь. Значит, я в Даруджистане. Выходит, что так.

Он припомнил слова Серебряной Лисы, в которых теперь звенела истина. Паран нахмурился. Стол – карта, на которой изображено моё лицо. Джен’исанд Рул, Независимая карта, недавно в Колоде Драконов… силы её неизвестны. Я странствовал внутри меча. Теперь, похоже, могу пройти… куда угодно.

Даже сюда, сюда… в Дом Финнэста. О боги, я оказался в Доме Азатов!

Паран услышал звуки, шаркающие шаги, которые приближались к двойной двери напротив, и медленно обернулся, нащупывая рукоять меча на поясе.

Дверь распахнулась.

Капитан зашипел сквозь зубы, отступил на шаг, выхватывая клинок из ножен.

Перед ним стоял яггут – почти лишённый плоти, так что наружу торчали обломки сломанных рёбер, с рук жуткими клочьями свисали обрывки кожи и мышц. Худое, изуродованное лицо скривилось, когда яггут оскалил клыки.

– Добро пожаловать, – пророкотал он. – Я – Рейст. Страж, пленник, проклятый. Азат приветствует тебя так, как только может запотевший камень. Вижу, в отличие от тех двоих, что спят у порога, тебе двери не нужны. Да будет так. – Он сделал ещё шаг, затем склонил голову набок. – А-а, ты здесь не во плоти. Только в духе.

– Как скажешь. – Мысли капитана вернулись к ночи Празднества. К бойне во дворе поместья. Воспоминаниям о магии, взрывах и его собственном неожиданном путешествии во владения Тени, к Псам и Котильону. И это – точно такое же путешествие… Паран разглядывал стоявшего перед ним яггута. Худ меня бери, это создание – Яггутский Тиран, тот, которого освободили Лорн с т’лан имассом… точнее, то, что от него осталось.

– Почему я оказался здесь?

Ухмылка яггута стала шире.

– Следуй за мной.

Рейст вошёл в коридор и повернул направо, он шаркал и неуверенно ступал босыми ногами так, словно все кости под кожей были сломаны. В семи шагах коридор заканчивался дверью и ещё одной – по левую руку. Её-то и распахнул яггут, открыв взору Парана полукруглый зал с винтовой лестницей из укрытой корнями древесины. Никаких источников света не было, но капитан обнаружил, что вполне сносно видит.

Они спустились вниз, ступени под ногами казались приплюснутыми ветвями, которые тянулись в разные стороны от единого ствола. Воздух потеплел, наполнился влагой и сладковатым запахом гумуса.

– Рейст, – проговорил на ходу Паран, – убийца и глава Гильдии… ты сказал они спят – как давно они лежат здесь?

– Я не знаю счёта дней внутри Дома, смертный. Азат забрал меня. С того времени несколько чужаков желали войти, испытывали двери магией, ходили по двору, но Дом отказал им всем. Эти двое лежали у порога уже тогда, когда я очнулся, и не шевелились с тех пор. Видимо, Дом уже выбрал.

Как Мёртвый Дом избрал Келланведа и Танцора.

– Это хорошо, но можешь ли ты их разбудить?

– Я и не пытался.

– Почему?

Яггут остановился, оглянулся на капитана.

– В этом не было нужды.

– Они тоже стражи? – спросил Паран, когда оба продолжили спуск.

– Не совсем. Моих сил достаточно, смертный. Они… нечаянные, невольные слуги, быть может? Твои слуги.

– Мои?! Мне не нужны слуги – я не желаю этого. Более того, мне всё равно, чего там от меня ожидает Азат. Дом зря возлагает на меня надежды, Рейст, и это ты ему от меня можешь передать. Скажи, пусть найдёт другого… кем там он хотел меня сделать.

– Ты – Господин Колоды. Такие вещи невозможно отменить.

– Кто?! Худов дух, яггут, вот этот выбор Азату лучше отменить и побыстрее, – прорычал Паран.

– Его невозможно отменить, как я и сказал. Нужен Господин, и вот – ты здесь.

– Но я этого не хочу!

– Я умываюсь слезами над таким горем, смертный. Кстати, мы пришли.

Оба остановились на площадке. По ощущениям Парана они спустились вниз на шесть-семь этажей. Каменные стены исчезли, остались лишь мрак и дрожащее сплетение корней под ногами.

– Дальше я идти не могу, Господин Колоды, – сказал Рейст. – Ступай во тьму.

– А если откажусь?

– Я убью тебя.

– Жестокий ублюдок этот твой Азат, – пробормотал Паран.

– Я убью тебя не по воле Азата, а за потраченные время и силы. Смертный, у тебя нет чувства юмора.

– А у тебя, думаешь, есть? – парировал капитан.

– Если откажешься идти дальше… ничего не будет. Если не считать моего раздражения. Азат терпелив. Ты пойдёшь туда – рано или поздно, однако привилегия моего водительства была дарована лишь единожды – и более не повторится.

– То есть в другой раз я буду лишён твоей жизнерадостной компании? Как же мне с этим жить?

– Плохо, если есть в мире справедливость.

Паран посмотрел во тьму.

– А она есть?

– Ты это спрашиваешь у яггута? Кстати, мы вечно тут будем стоять?

– Ладно, ладно, – вздохнул капитан. – Выбери любое направление.

Рейст пожал плечами.

– Для меня они все одинаковы.

Невольно ухмыльнувшись, Паран шагнул вперёд. Затем остановился и обернулся.

– Рейст, ты сказал, что Азату нужен Господин Колоды. Зачем? Что происходит?

Яггут снова оскалился.

– Началась война.

Паран подавил внезапную дрожь.

– Война? В неё вовлечены Дома Азатов?

– Никто и ничто не останется в стороне, смертный. Ни Дома, ни сами боги. Ни ты сам, человек, ни один из твоих краткоживущих, мелочных товарищей.

Паран скривился.

– У меня и без того достаточно войн, Рейст.

– Все они – одна война.

– Не хочу даже думать об этом.

– Так не думай.

Через некоторое время Паран понял, что его яростный взгляд не производит на яггута ни малейшего впечатления. Капитан развернулся и пошёл дальше. На третьем шаге он почувствовал под сапогом не корень, а каменную плиту. Тьма вокруг рассеялась, в призрачном, желтоватом свете открылся огромный зал. Его края в сотне или больше шагов, казалось, уплывают обратно во мрак. Ни следа Рейста или деревянной лестницы. Внимание Парана было приковано к плитам у его ног.

На выцветшей каменной поверхности были вырезаны карты Колоды Драконов. Нет, не только Колода Драконов – тут есть карты, которых я не узнаю́. Потерянные Дома и бесчисленные забытые Независимые. Дома и… Капитан шагнул вперёд, присел на корточки, чтобы рассмотреть одно из изображений. Стоило Парану сосредоточиться на нём, мир вокруг начал блекнуть, и капитан почувствовал, будто погружается в резную картину.

Холодный ветер коснулся лица, воздух пах глиной и мокрой шерстью. Паран почувствовал землю под сапогами, холодную, мягкую. Где-то вдалеке закаркали воро́ны. Странная хибара, которую капитан разглядел на плите, стояла теперь перед ним, длинная, приземистая, сложенная из гигантских костей и длинных бивней, на которые были натянуты толстые, бурые шкуры. Дома… и Обители, первые попытки строительства. Когда-то люди жили в таких хижинах, будто внутри грудной клетки дракона. О боги, насколько же огромные бивни! Каким бы зверям ни принадлежали эти кости, они, наверное, были гигантами…

А я, похоже, могу странствовать, куда пожелаю. В любую карту любой Колоды, какая только существовала. В потоке восторга и удивления, который охватил его, скрывалось и течение ужаса. В Колоде было несколько чрезвычайно неприятных мест.

А это?

У входа в хибару курился маленький, выложенный камнями очаг. Дым окутывал деревянную раму, на которой коптились полоски мяса. Только теперь Паран заметил, что поляну окружали старые черепа, принадлежавшие, несомненно, зверям, чьи кости пошли на основу хибары. Все черепа были повёрнуты внутрь, и по длинным, пожелтевшим молярам капитан заключил, что эти животные предпочитали растительную, а не мясную пищу.

Паран подошёл ко входу в хибару. С костяной рамы свисали черепа хищников, так что ему пришлось пригнуться.

Обитатели, судя по всему, ушли поспешно. Будто всего несколько мгновений назад… В дальнем конце помещения стояли два трона, приземистых, крепких, сложенных из костей, на возвышении из окрашенных охрой человеческих черепов – ну, по крайней мере, очень похожих на человеческие. Больше напоминают т’лан имассов…

Знание само пробудилось в его сознании. Паран знал, как называется это место, знал глубоко в душе. Обитель Зверей… задолго до Первого Престола… здесь было сердце силы т’лан имассов – их духовный мир, когда имассы были ещё плотью и кровью, когда у них ещё были духи, которым можно было поклоняться, которых можно было почитать. Задолго до того, как они провели Обряд Телланна… и в итоге пережили собственный пантеон…

Значит, эти владения покинуты. Потеряны для своих создателей. Что же тогда такое Путь Телланн, которым ныне пользуются т’лан имассы? Ага, этот Путь, наверное, родился из самого Обряда, стал физическим воплощением Обета Бессмертия. И его аспектом стала не жизнь, даже не смерть. Аспектом стала… пыль. Прах.

Некоторое время Паран стоял неподвижно, пытаясь осознать неизмеримую глубину трагедии, которую, как бремя, несли в себе т’лан имассы.

Ох, они пережили собственных богов. Живут и вправду в мире пыли и праха – бесплотная память, вечное существование… без конца и края. Парана затопило чувство непереносимой, глубокой горечи. Храни нас Беру… какое же одиночество! Они так давно одиноки… но теперь собираются, сходятся к ребёнку, взыскуют благословения… и чего-то большего…

Паран отступил – и вновь оказался на каменной плите. Усилием воли капитан оторвал взгляд от изображения Обители Зверей – но почему там два трона, а не один? – теперь он знал название этой карты. Его внимание привлёк другой камень, в дюжине шагов слева. Пульсирующее алое сияние окрашивало воздух над покрытой резьбой плитой.

Паран подошёл ближе, взглянул под ноги.

Большую часть камня занимало изображение спящей женщины. Плоть её словно переплеталась, свивалась. Паран медленно присел на корточки, прищурился. Кожа женщины казалась бездонной, в ней открывались всё новые и новые детали, чем больше капитан всматривался. Кожа и не кожа. Леса, каменные гряды, тёмное дно океана, расселины в теле мира – это же Огнь! Это Спящая богиня.

Затем он увидел изъян, пятно гноящейся тёмной плоти. Паран содрогнулся от приступа тошноты, но не отвёл глаза. Там, в самом сердце этой раны, он разглядел сгорбленную, изломанную фигуру. Скованную. Прикованную к телу Огни. От фигуры по цепям тёк в жилы Спящей Богини яд.

Она почувствовала, что болезнь приближается, запускает в неё свои когти. Почувствовала… и решила уснуть. Менее двух тысяч лет назад она решила уснуть. Попыталась сбежать из темницы собственного тела, чтобы биться с тем, кто собрался погубить её тело. Она… о боги верхние и нижние! Она сотворила из себя оружие! Весь свой дух, всю свою силу вложила в один предмет… молот, способный сломать… всё, что угодно. И Огнь нашла человека, способного поднять этот молот…

Каладана Бруда.

Но разбить цепи значит освободить Увечного бога. А освобождённый Увечный бог будет мстить – так, что никакой жизни в мире не останется. И всё же Огнь, Спящая богиня, не сочла это важным. Она просто начнёт всё сначала.

Теперь Паран понял, увидел истину – он отказывается! Этот ублюдок притивится! Чтобы не выпустить Увечного Бога, который уничтожит всех нас, Каладан Бруд противится богине!

Хватая ртом воздух, Паран оторвался от изображения, рывком поднялся, покачнулся – и вновь оказался рядом с Рейстом.

Клыки яггута блеснули.

– Оказалось ли знание для тебя даром или же проклятьем?

Слишком прозорливый вопрос…

– И тем и другим, Рейст.

– И что из двух ты выберешь?

– Не понимаю, о чём ты.

– Ты плачешь, смертный. От радости или от горя?

Паран скривился, утёр лицо.

– Я хочу уйти, Рейст, – проворчал он. – Хочу вернуться…

Он моргнул и обнаружил, что стоит на коленях, глядя на стоящего в шести шагах озадаченного Сына Тьмы. Паран почувствовал, что с его неожиданного появления прошли считаные мгновения, но что-то ослабило напряжение за это время.

На плечо капитану легла ладонь, он поднял глаза и увидел Серебряную Лису, Мхиби неуверенно замерла в шаге позади девочки. Неподалёку стоял даруджиец, Крупп, тщательно поправляя свои шёлковые одеяния и тихонько напевая что-то себе под нос. Быстрый Бен сделал ещё шаг к капитану, однако не сводил глаз с Сына Тьмы.

Паран закрыл глаза. Голова у него шла кругом. Капитан чувствовал себя совершенно сбитым с толку тем всем, что он узнал – в том числе, о себе самом. Я – Господин Колоды. Новобранец на войне, о которой ничего не знаю. А теперь ещё и… это.

– Какого Худа, – прорычал Паран, – что тут происходит?

– Я обратилась к силе, – ответила Серебряная Лиса, взгляд у неё был чуть взбудораженный.

Паран глубоко вздохнул. К силе. Конечно. Это чувство мне уже почти привычно. Джен’исанд Рул. Мы оба отправились в путь, Серебряная Лиса, однако нам суждено разными дорогами прийти в одно и то же место. На Второе Соединение. Кто же взойдёт на те два древних забытых трона? Куда, милая девочка, ты поведёшь т’лан имассов?

Аномандр Рейк заговорил:

– Я не ожидал столь… натянутой встречи, Каладан…

Паран повернул голову, увидел Воеводу. Молот казался таким лёгким в его могучих руках. Теперь я знаю, Воевода. Я не открою твоей тёмной тайны – зачем мне это? Выбор – твой, и только твой. Убить всех нас или богиню, которой служишь. Бруд, я не завидую твоему праву выбора. О нет, не завидую, несчастный ты ублюдок. И всё же, какова цена нарушенной клятвы?

Сын Тьмы продолжал:

– Приношу свои извинения всем вам. Как мудро заметил этот человек, – Рейк указал на Быстрого Бена, – действовать сейчас – зная столь мало о природе открывшихся здесь сил – было бы воистину опасно.

– Возможно, уже слишком поздно, – сказал Каллор, не сводя бесцветных, древних глаз с Серебряной Лисы. – Девчонка обратилась к чарам Телланна, и давно этот Путь не пробуждали столь мощно. Теперь все мы в опасности. Если немедленно объединим силы, возможно, сумеем уничтожить это создание – второго такого случая может и не представиться.

– А если проиграем, Каллор? – спросил Рейк. – Какого врага мы себе наживём? Сейчас девочка действовала, чтобы защитить себя, не более того. Что в том враждебного? Ты слишком многое ставишь на один бросок костей, Верховный король.

– Ну, наконец-то, – пророкотал Каладан Бруд, возвращая свой жуткий молот на перевязь за спиной, – пошла речь о стратегии. – В его голосе всё ещё слышался отзвук гнева, будто Воеводу разозлила необходимость проговаривать вслух то, что казалось ему самоочевидным. – Нейтралитет – самый разумный выбор для нас. До тех пор, покуда природа Серебряной Лисы не проявится. У нас и так врагов полно. Хватит уже ломать трагедию, пожалуйста. Добро пожаловать, Рейк. Наверняка ты можешь нам сообщить о состоянии Лунного Семени, не говоря уж о других важных сведениях. – С внезапным раздражением он обратился к Парану: – Капитан, ты способен что-нибудь сделать с этим треклятым летающим столом?!

Вздрогнув от неожиданности, Паран поднял глаза.

– Ну-у, – протянул он, – сейчас ничего в голову не приходит. Я, кхм, не маг…

Бруд заворчал и отвернулся.

– Ладно, забудь тогда. Будем считать, что это новое украшение.

Быстрый Бен откашлялся.

– Возможно, я смогу что-то сделать, Воевода. Со временем…

Каладан покосился на Дуджека, тот ухмыльнулся и утвердительно кивнул Быстрому Бену.

– Отнюдь не простой солдат, как я вижу, – проговорил Аномандр Рейк.

Семигородец пожал плечами.

– Такие испытания я люблю, Владыка. Никаких гарантий, что добьюсь успеха, учтите… нет, не стоит испытывать меня чарами, Сын Тьмы. Я ценю тайны своей частной жизни.

– Как пожелаешь, – сказал Рейк и отвернулся.

– Следовательно, пора перекусить?

Все посмотрели на Круппа.

Пока все смотрели в другую сторону, Мхиби ускользнула с плаца, скрылась между рядами островерхих шатров тисте анди, а затем развернулась и попыталась бежать. Кости и мышцы возмутились, а в жилах пылали паника и ужас.

Она заковыляла прочь, глаза застилали слёзы, дыхание хрипло вырывалось из груди, перемежаясь тихими всхлипами. Ох… милостивые духи… взгляните на меня. Смилуйтесь надо мной, молю вас. Смотрите, как я спотыкаюсь и хромаю – смотрите! Пощадите меня, нижние духи! Я требую! Заберите мою душу, жестокие предки, молю вас!

Медные браслеты на запястьях и лодыжках – обычные амулеты рхиви от болей в костях – касались высохшей кожи, холодные как лёд, как прикосновения насильника, равнодушные к страданиям, к надрывному стуку сердца.

Духи рхиви отреклись от неё, насмехались, презирали её.

Старуха закричала, пошатнулась и рухнула на колени. Удар о землю выбил воздух из её груди. Извиваясь, она повалилась в грязь между рядами шатров.

– «Плоть, – прошептал кто-то рядом с ней, – есть жизни внутри. Это, дорогая подруга, – слова рождения, что произносятся в сотнях вариантов на бесчисленных языках. В них – радость и боль, утрата и самопожертвование, в них воплощаются оковы материнства… и более того, они – оковы самой жизни.

Мхиби подняла голову, пряди седых волос болтались перед лицом.

Карга сидела на центральной распорке шатра, ворониха подобрала крылья, глаза её влажно поблёскивали.

– Мне тоже ведомо горе, милая моя. Не говори никому, что видела меня такой – размякшей от любви. Как же мне тебя утешить?

Мхиби покачала головой, прохрипела:

– Никак.

– В ней больше тебя, чем других, больше, чем этой женщины, Рваной Снасти, и Ночной Стужи, больше, чем т’лан имассов…

– Видишь меня, Карга? Видишь? – Мхиби поднялась на четвереньки, затем села и посмотрела на ворониху. – От меня только кожа да кости остались. И боль. Я высохла, рассыпаюсь, – о нижние духи, с каждым мигом этой жизни, этого чудовищного существования я становлюсь всё ближе и ближе к… к… – Её голова упала на грудь. – … к ненависти, – закончила она шёпотом. Рхиви содрогалась от рыданий.

– И поэтому желаешь умереть сейчас, – сказала Карга. – Да, я понимаю. Нельзя доводить мать до ненависти к собственному ребёнку… но ты слишком многого требуешь от себя.

– Она украла мою жизнь! – закричала Мхиби, костлявые руки сжались в кулаки так, что от них отлила кровь. Старуха смотрела на эти кулаки широко распахнувшимися глазами, словно это были чужие руки, костистые, мёртвые… – Ох, Карга, – тихо всхлипнула она. – Она украла мою жизнь…

Ворониха расправила крылья, спрыгнула с распорки, затем мягким полукругом слетела вниз, на землю рядом с Мхиби.

– Тебе следует поговорить с ней.

– Я не могу!

– Она должна понять…

– Она знает, Карга, она знает. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я попросила дочь перестать расти? Эта река течёт непрестанно, безостановочно…

– Реки можно оградить дамбами. Направить… в другое русло.

– Но не эту, Карга.

– Я не принимаю этих слов, любимая моя. И я найду способ. Клянусь тебе.

– Нет никакого способа – не трать время попусту, подруга. Юность моя погибла, её уже не вернуть ни алхимией, ни чарами: Телланн – неприступный Путь, Карга. Что он востребует, того не вернёшь. Даже если ты сумеешь остановить поток, что тогда? Оставишь меня старухой на грядущие десятилетия? Год за годом – в темнице этого тела? Это не милосердно, – нет, это было бы жестокое проклятье. Оставь меня, прошу…

Сзади раздались шаги. В следующий миг Корлат присела рядом с Мхиби, обняла и прижала к себе.

– Пойдём, – прошептала тисте анди. – Пойдём со мной.

Корлат помогла Мхиби подняться на ноги. Рхиви стыдилась собственной слабости, но все защитные барьеры пали, она утратила даже гордость, чувствовала в душе лишь беспомощность. Я ведь была юной девушкой. Что толку неистовствовать от этой утраты? Годы мои утекли, всё кончено. Жизнь внутри угасает, а снаружи – расцветает. В этой битве не смог бы победить ни один из смертных, но когда же, духи, вы поднесёте мне дар смерти? Отчего отказываете мне в прекращении?

В объятьях Корлат Мхиби чуть выпрямилась. Хорошо же. Раз уж вы всё равно прокляли мою душу, то и самоубийство не принесёт мне большой боли. Ладно, духи, я дам вам свой ответ. Разрушу ваши планы.

– Отведи меня в мой шатёр, – сказала рхиви.

– Нет, – ответила Корлат.

Мхиби выгнулась, гневно уставилась на тисте анди.

– Я сказала…

– Я слышала, Мхиби. Слышала больше, чем ты бы хотела. Отвечаю – нет. Я останусь с тобой, и я не одинока в своей вере в…

Рхиви фыркнула.

– Вере? Ты же из тисте анди! За дурочку меня держишь, что рассказываешь о вере?

Лицо Корлат напряглось, она отвела взгляд.

– Может, ты права.

Ох, Корлат, прости меня, прости за это – я бы забрала эти слова назад, клянусь…

– Тем не менее, – продолжила тисте анди, – я не оставлю тебя в отчаянии.

– Мне не впервой быть пленницей, – отрезала Мхиби, снова с гневом. – Но предупреждаю тебя, Корлат, предупреждаю всех вас, ненависть нашла во мне плодородную почву. И своим сочувствием, всяким благородным намерением вы питаете её. Умоляю, дай мне покончить с этим.

– Нет, и ты недооцениваешь нашу решительность, Мхиби. Ты не сумеешь нас оттолкнуть.

– Тогда вы и вправду доведёте меня до ненависти, и заплатить придётся всем, что я только ценю и люблю в себе, всем тем, что вы когда-то ценили.

– И обессмыслишь все наши усилия?

– Не по своему выбору, Корлат, об этом я тебе и говорю – у меня больше нет права выбора. Я отдала его. Своей дочери. А теперь – и тебе. Ты сотворишь из меня злобное создание, и прошу тебя, умоляю, если есть в тебе хоть капля жалости, позволь мне окончить этот ужасный путь.

– Я не дам тебе разрешения покончить с собой, Мхиби. Если, чтобы жить, тебе нужно ненавидеть, да будет так. Отныне ты под опекой – и защитой – тисте анди.

Рхиви обмякла, признавая поражение. Попыталась найти слова, чтобы выразить обуревавшие её чувства, но похолодела, когда нашла.

Жалость к себе. Вот как низко я пала…

Хорошо, Корлат, пока что – твоя взяла.

– Огнь умирает.

Каладан Бруд и Аномандр Рейк были одни в шатре, напряжение между ними так окончательно и не угасло. Судя по звукам снаружи, чародей Быстрый Бен умудрился спустить огромную деревянную карту с неба на землю и теперь обсуждал с кем-то, что делать с ней дальше.

Сын Тьмы снял перчатки, уронил их на столешницу, прежде чем посмотреть на Воеводу.

– Кроме того единственного, чего ты не должен делать, есть ли другие возможности?

Бруд покачал головой.

– Это старый выбор, друг мой. Осталась лишь одна, как и прежде. Я – Тэннес, Путь самой богини, и что терзает её, терзает и меня. Да, я мог бы разбить того, кто заразил её…

– Увечного бога, – прошептал Рейк и замер. – Он целую вечность пестовал свою ненависть – он не знает пощады, Бруд. Это старая история. Мы согласились – ты, я, Королева грёз, Худ – мы все договорились…

Широкое лицо Воеводы задрожало. Он встряхнулся, точно медведь, отвернулся.

– Почти двенадцать веков этому бремени…

– А если она умрёт?

Он покачал головой.

– Не знаю. Её Путь погибнет, это наверняка, однако успеет впустить Увечного бога на все иные Пути… и затем все они погибнут.

– А с ними – магия.

Воевода кивнул, затем глубоко вздохнул и выпрямился.

– Думаешь, это будет так ужасно?

Рейк фыркнул.

– Ты полагаешь, разрушения на этом закончатся. Похоже, не важно, какой из двух вариантов мы выберем, Увечный бог победит.

– Похоже на то.

– Но сделав свой выбор, ты даруешь этому миру и всем его обитателям ещё несколько поколений жизни…

– Жизни и смерти, кровавых войн и смертоубийств. Снов, надежд и трагических развязок…

– Не стоит думать об этом, Каладан. – Рейк шагнул ближе. – Ты уже сделал, продолжаешь делать всё, чего только можно было от тебя требовать. Мы были там тогда, давным-давно, чтобы разделить твоё бремя. Однако потом, похоже, все мы – каждый из нас – отступил, занялся собственными делами… бросил тебя…

– Не говори так, Аномандр. Это ничего не даёт. Есть и более насущные дела, которые стоит обсудить, раз уж нам выпала редкая возможность поговорить наедине.

Широкий рот Рейка растянулся в тонкой усмешке.

– Верно. – Он покосился на выход из шатра. – Там… – Рейк вновь обернулся к Бруду. – Учитывая болезнь Тэннеса, был ли твой вызов блефом?

Воевода оскалил подпиленные зубы.

– В некоторой степени, но не полностью. Вопрос не в том, смогу ли я использовать силу, а в природе этой силы. Переполненной ядом, отравленной хаосом…

– То есть можно ожидать более свирепую мощь, чем твоя обычная буря? Это настораживает, Бруд. Каллор знает?

– Нет.

Рейк хмыкнул.

– И лучше ему не знать.

– Да, – проворчал Воевода. – Так что неплохо бы тебе самому проявить сдержанность в следующий раз, Рейк.

Сын Тьмы отошёл налить себе вина.

– Странно, могу поклясться, что именно это я и сделал.

– Мы должны поговорить о Паннионском Домине.

– Это сложная загадка, Каладан. Тайна более зловещая, чем мы предполагали вначале. Там много слоёв силы, один под другим. Подозреваю, что в самом сердце лежит Путь Хаоса – и великие во́роны со мной согласны.

– Слишком близко к тропе Увечного бога, чтобы быть случайностью, Рейк. В конце концов, яд Скованного происходит от Хаоса.

– О да. – Рейк улыбнулся. – Любопытно, не так ли? Думаю, очевидно, кто кого использует…

– Возможно.

– Война с Паннионским Домином станет для нас серьёзным испытанием.

Бруд поморщился.

– Девочка говорила: нам понадобится помощь.

Сын Тьмы нахмурился.

– Будь добр, объясни.

– Т’лан имассы, друг мой. Неупокоенные легионы идут сюда.

Лицо Рейка помрачнело:

– Это вклад Дуджека Однорукого?

– Нет, девочки. Серебряной Лисы. Она – заклинательница костей из плоти и крови. Первая за очень, очень долгое время.

– Расскажи мне о ней.

Воевода заговорил и говорил долго, а когда закончил, в шатре воцарилась тишина.

Разглядывая Парана из-под полуприкрытых век, Скворец подошёл ближе. Молодой капитан дрожал, словно в лихорадке, лицо его побелело и покрылось липким потом. Быстрый Бен сумел как-то опустить столешницу на землю; чары всё ещё окутывали её пеленой молний, которая никак не угасала. Маг присел на корточки рядом со столом, и по безучастному выражению его лица Скворец понял, что Быстрый Бен погрузился в колдовской транс – исследовал, изучал…

– Ты – глупец.

Командир обернулся на хриплые слова.

– Тем не менее, Каллор.

Высокий, седовласый воин холодно улыбнулся.

– Ты ещё пожалеешь, что поклялся защищать ребёнка.

Пожав плечами, Скворец отвернулся и пошёл дальше.

– Я ещё с тобой не закончил! – прошипел Каллор.

– А вот я с тобой – закончил, – спокойно ответил малазанец, не сбавляя шага.

Теперь Паран повернулся к нему. Глаза капитана были широко, невидяще раскрыты. Позади него тисте анди уже начали расходиться – призрачные фигуры, невозмутимые с того мига, как их повелитель удалился в штабной шатёр с Каладаном Брудом. Скворец поискал глазами Корлат, но не нашёл; вскоре он заметил, что и Мхиби нигде не видно. Девочка, Серебряная Лиса, стояла в дюжине шагов от Парана, глядя на капитана глазами Рваной Снасти.

– Никаких вопросов, – простонал Паран, когда Скворец остановился рядом с ним. – У меня нет для тебя ответов – ни о том, что здесь произошло, ни о том, чем я стал. Возможно, тебе лучше назначить кого-то другого командиром «Мостожогов»…

– Для этого нет причин, – сказал Скворец. – К тому же я терпеть не могу изменять принятые решения, капитан.

К ним подошёл Быстрый Бен. Он ухмылялся.

– Рисковое вышло дельце, а?

– Что это вообще такое? – спросил у него Скворец и кивнул в сторону столешницы.

– То, чем кажется. Новая Независимая карта в Колоде Драконов. Точнее, самая Независимая из всех Независимых. Вспомни, в столе содержится вся Колода. – Маг покосился на Парана. – Капитан наш в шаге от Восхождения, как мы и подозревали. А значит, то, что он решит делать – или не делать, – может иметь глобальные последствия. Для всех нас. Похоже, у Колоды Драконов объявился Господин. Джен’исанд Рул.

Паран отвернулся, он явно не желал принимать участие в этом разговоре. Скворец нахмурился, глядя на чародея.

– Джен’исанд Рул. Я думал, это имя относится к его… эскападе внутри одного конкретного клинка.

– Так и есть, но поскольку это имя находится на самой карте, значит, они связаны… как-то. Если капитан, как и все мы, не знает, – придётся мне хорошенько подумать, что́ означает такая связь. Разумеется, – добавил чародей, – капитан может знать довольно, чтобы мне помочь, если пожелает.

Паран открыл рот, чтобы ответить, но Скворец опередил его.

– У него нет для нас ответов… пока что. Я так понимаю, эту дурацкую столешницу мы потащим за собой на марше?

Быстрый Бен медленно кивнул.

– Так будет лучше, по крайней мере, поначалу. Но я бы советовал её сгрузить до того, как войдём на Паннионскую территорию. Тригалльская торговая гильдия может передать её алхимику в Даруджистан – на хранение.

Прозвучал новый голос:

– Карта останется с нами.

Мужчины обернулись и увидели стоящую рядом Серебряную Лису. Позади неё дюжина воинов рхиви уже поднимали столешницу с земли.

Глядя, как темнокожие, сноровистые кочевники уносят столешницу, Быстрый Бен нахмурился.

– Рискованно тащить в бой такой могущественный предмет, девочка.

– Мы должны принять этот риск, чародей.

Скворец хмыкнул.

– Почему это?

– Потому что карта принадлежит Парану, и она ему понадобится.

– Можешь объяснить?

– Мы боремся не с одним врагом – это скоро станет ясно.

– Я не хочу эту карту, – рявкнул Паран. – Лучше нарисуй там другое лицо. Во мне течёт кровь Пса Тени. Я – слабое звено, когда же вы все это поймёте? Видит Худ, уж мне-то это ясно!

Скрип доспехов предвосхитил появление Каллора. Скворец нахмурился.

– Ты – не участник этого разговора.

Каллор криво ухмыльнулся.

– Всегда не участник, но часто – предмет…

– Не в этот раз.

Невыразительные, серые глаза Верховного короля впились в Быстрого Бена.

– Ты, чародей, собиратель душ… Я же – освободитель душ. Быть может, мне стоит разбить цепи в тебе? Это так легко: сделать тебя беспомощным.

– И ещё легче, – ответил Быстрый Бен, – сотворить яму в земле.

Каллор рухнул вниз, почва под ним расступилась. Броня зазвенела, затем последовал вопль ярости.

Серебряная Лиса ахнула, широко распахнутыми глазами уставилась на Быстрого Бена. Чародей пожал плечами.

– Ты права: мне плевать, кто или что такое этот Каллор.

Скворец шагнул к краю ямы, заглянул вниз.

– Он карабкается наверх… неплохо для старика.

– Но поскольку я не дурак, – торопливо добавил Быстрый Бен, – я, пожалуй, пойду. – Образ чародея на миг подёрнулся дымкой, а затем он вовсе исчез.

Повернувшись спиной к пыхтящему, проклинающему всё и вся Каллору – его затянутые в перчатки руки уже показались над осыпающимися краями ямы, – Скворец сказал Парану:

– Возвращайся к «Мостожогам», капитан. Если всё пройдёт хорошо, увидимся в Капастане.

– Так точно, сэр. – Неуверенно пошатываясь, Паран пошёл прочь.

– Предлагаю, – проговорила Серебряная Лиса, глядя, как Каллор пытается выбраться наверх, – и нам покинуть это место.

– Согласен, девочка.

Сгорбившись в седле, Скворец смотрел, как маршируют колонны Войска Однорукого – прочь из Крепи. День выдался жаркий, влажный воздух нёс предвестье грозы. Чёрные моранты верхом на кворлах кружили над двумя армиями – их было меньше, чем обычно. Их Вершитель, Вывих, улетел с капитаном Параном и «Мостожогами» четыре дня назад, а восемь из одиннадцати оставшихся звеньев покинули город прошлой ночью, отправившись к горам Виде́ния, на юго-западную границу Домина.

Командир был измотан. От боли в ноге он почти лишился сна, а дни были наполнены бесконечными задачами снабжения, расположения боевых порядков на марше и разговорами с бесчисленными вестовыми, которые приносили рапорты и приказы, а затем спешили прочь с ответами. Он уже с нетерпением ждал начала похода через полконтинента, чтобы только получить ответы на тысячу мучительных вопросов о том, что именно ждёт их впереди.

Быстрый Бен молча сидел в седле рядом со Скворцом, лошадь мага нервно переминалась с ноги на ногу.

– Твоя кобыла заразилась твоим настроением, Бен, – заметил командир.

– Ага.

– Гадаешь, когда я тебя отпущу, чтобы ты догнал Парана и «Мостожогов» и убрался подальше от Каллора. И ещё дальше – от Серебряной Лисы.

Быстрый Бен явно опешил, услышав последнее заявление, затем вздохнул.

– Ну да. Похоже, скрыть беспокойство мне не удалось – от тебя уж точно. Эта девочка повзрослела лет на пять с нашей первой встречи, Скворец. Я заглянул к Мхиби сегодня утром. Корлат делает что может, как и поплечницы рхиви, но Серебряная Лиса забрала у этой женщины почти всю жизненную силу – Худ знает, как ещё душа в теле держится. Да и от мысли о приходе т’лан имассов мне не по себе. Вдобавок Аномандр Рейк – он ведь хочет всё обо мне разузнать…

– Он пытался ещё раз проверить тебя чарами?

– Пока нет, но зачем его искушать?

– Ещё на некоторое время ты нужен мне здесь, – сказал Скворец. – Поедешь с моими офицерами – будем держаться подальше от Сына Тьмы. Как там эти наёмники в Капастане? Проглотили твою приманку?

– Пока что играют с ней.

– Тогда выждём с неделю. Если результата не будет, ты свободен.

– Так точно, сэр.

– А теперь, – протянул Скворец, – почему бы тебе, Быстрый Бен, не рассказать мне, что ты ещё затеял?

Маг заморгал с невинным видом.

– Сэр?

– Ты обошёл все храмы и всех провидцев в Крепи, маг. Потратил небольшое состояние на гадальщиков по Колоде. Худов дух, мне доложили, что на заре ты козлёнка принёс в жертву на вершине кургана! Под какую Бездну тебе это понадобилось, Бен?

– Ну ладно, – пробормотал чародей, – козлёнок – это уже жест отчаяния. Признаю. Я слегка увлёкся.

– И что тебе рассказали забытые духи кургана?

– Ничего. Их, кхм-м, их там не оказалось.

Глаза Скворца сузились.

– Не оказалось? Это ведь был курган рхиви, верно?

– Один из немногих, какие ещё в этих местах сохранились. Его, кхм-м, вычистили. Недавно.

– Вычистили?

– Кто-то или что-то их собирает, сэр. Никогда не слышал о подобном. И это самое странное. Ни единой души не осталось в здешних курганах. Отсюда вопрос: а где же они?

– Хочешь сменить тему, Быстрый Бен. Неплохая попытка.

Маг нахмурился.

– Я кое-что выяснял. Ничего такого, с чем я не справлюсь, и в других наших делах я карт не спутаю. К тому же мы ведь теперь официально на марше, так? Что я могу сделать посреди степи? Вдобавок я за ними проследил, сэр. Эти духи… кто-то их забрал, и мне это любопытно.

– Когда выяснишь, сообщишь мне, верно?

– Конечно, сэр.

Скворец заскрипел зубами, но больше ничего не сказал. Я тебя давно знаю, Быстрый Бен. Ты что-то нашёл – и напугался так, что теперь носишься, как горностай, поджав хвост.

Козлёнка в жертву принёс – Худа ради!

На дороге, ведущей из Крепи, Войско Однорукого – почти десять тысяч ветеранов Генобаканской кампании – пошло на соединение с рядами многочисленной армии Каладана Бруда. Поход начался. Они шли на войну с врагом, которого никогда не видели и о котором почти ничего не знали.

Назад: Глава четвёртая

Дальше: Глава шестая