Глава четвёртая
Взгляни: вот те трое, что форму всему придают —
всему, что таится под мира тугой оболочкой;
взгляни: эти трое – истории кости, основа.
Сестра Холодных Ночей! Даже рассвет
для тебя знаменует предательство!
Но ты доверяешь ножу, даже если
уже устремлён этот нож в твоё сердце.
Драконус, от крови Тиам! Откована тьма,
что душу твою объемлет, и цепи, что держат тебя,
тобою же созданы.
К’рул, дорогу твою Спящая избрала
тысячи лет назад, и Богиня спит до сих пор,
хоть ты сам пробудился, – о Древний, час пробил
бродить между смертных, творя
из собственных горестей дар
наисладчайший.
Рыбак Кельтат. Аномандарис
Когда фургон, покачиваясь, покатился вверх по склону, из-за него появились Драсти и Скалла Менакис, оба с ног до головы в грязи. Ухмыляясь, Остряк опёрся о козлы.
– Так нам и надо, нечего было с тобой биться об заклад, – проворчал Драсти. – Всегда ты выигрываешь, мерзавец.
Скалла печально смотрела на свою перепачканную одежду.
– Низинская кожа… Она же задубеет! – Скалла вперила суровый взгляд голубых глаз в Остряка. – Чтоб тебя! Ты же из нас самый здоровый! Сам должен был толкать, а не сидеть тут да радоваться, что выиграл!
– Суровые уроки жизни – в этом весь я, – ответил Остряк и заухмылялся ещё шире. Изысканный чёрно-зелёный костюм Скаллы был покрыт коричневой жижей, а тяжёлые чёрные волосы свисали, прикрывая лицо, и с них капала мутная вода. – Ладно, на сегодня хватит. Давайте-ка отведём фургон на обочину, а потом вам обоим, похоже, придётся искупаться.
– Худ тебя побери! – рявкнул Драсти. – А мы, по-твоему, чем занимались?
– По звукам судя, тонули. Выше по течению, кстати, вода почище. – Остряк снова подобрал поводья. Переправа измотала коней, они не хотели идти, и капитану пришлось их уговаривать сдвинуться с места. Он остановил фургон на некотором расстоянии от брода. Поблизости раскинулись лагеря других торговцев: одни тоже только что переправились, иные готовились преодолеть брод на пути к Даруджистану. За последние несколько дней хаос у переправы только усилился. Последние булыжники, которыми было когда-то выложено дно реки у брода, отпихнули в сторону или втоптали глубоко в ил.
Чтобы перебраться через реку, им потребовалось целых четыре колокола, и Остряк несколько раз сомневался, что фургон вообще сумеет переправиться. Он спрыгнул с козел и осмотрел коней. Скалла и Драсти, переругиваясь, зашагали вдоль берега вверх по течению.
Остряк мрачно посмотрел на массивную повозку, которая преодолела брод непосредственно перед ними, а теперь стояла в пятидесяти шагах от фургона Керули. Пари, конечно, вышло нечестным. Лучше не придумаешь. Его подручные были уверены, что сегодня их фургон на переправу не попадёт. Не сомневались, что огромная повозка завязнет и придётся ещё несколько дней сидеть на берегу, прежде чем остальные торговцы достаточно озвереют, чтобы приказать своим слугам помочь вытащить её из реки.
Остряк считал иначе. Бошелен и Корбал Брош были не из тех, кто станет терпеть подобные неудобства. Они ведь треклятые чародеи всё-таки. Слуга, Эмансипор Риз, даже не потрудился слезть с козел и легким подёргиванием поводьев направил волов вперёд. Огромная повозка будто поплыла через брод и даже не вздрогнула, когда колёса коснулись неровного, илистого дна. Нечестное пари, да. Ну хоть сам я сухой и чистый остался.
Странности на переправе заметили многие, так что к лагерю магов теперь не особенно подходили, тем большим было удивление Остряка, когда он заметил, что к повозке чародеев шагает вооружённый охранник. Этого человека капитан хорошо знал. Даруджиец, Бук, работал с небольшими караванами, заключал контракты с торговцами победнее. Предпочитал работать в одиночку, и Остряк знал почему.
Наниматель Бука ещё утром попытался переправиться. Ветхий фургон посреди реки развалился на куски, под беспомощные завывания торговца обломки и тюки с товаром поплыли вниз по течению. Купца Бук сумел спасти, но с потерей товаров контракт потерял силу. Когда охранник упросил других торговцев взять нанимателя с собой обратно в Даруджистан, тот сдержанно поблагодарил Бука за труды и отпустил на все четыре стороны.
Остряк думал, что Бук тоже отправится в город. У него ведь осталась хорошая, крепкая лошадь. Дня три пути, не больше.
Но вот сейчас Бук стоял – высокий, худой, в полном снаряжении, пластинчатый доспех наново смазан, арбалет за спиной, меч у пояса – и тихо разговаривал с Эмансипором Ризом.
Остряк не слышал ни слова, но мог уловить ход разговора по жестам и позам обоих. Когда они обменялись несколькими репликами, капитан заметил, что Бук чуть сутулился. Седобородый охранник отвёл взгляд. Эмансипор Риз пожал плечами и полуотвернулся, словно заканчивая разговор.
Затем оба повернулись к повозке, а в следующий миг изнутри появился Бошелен, надевая на ходу свой широкий чёрный кожаный плащ. Под взглядом чародея Бук выпрямился, дал на краткие вопросы не менее лаконичные ответы, затем вежливо кивнул. Бошелен положил руку на плечо слуги, и тот чуть не упал от этого лёгкого касания.
Остряк тихонько и сочувственно хмыкнул. Да уж, от такого прикосновения обычный человек поди и в штаны бы наложил, видит Королева… Храни нас Беру, Бука ведь только что наняли. Дайте боги, чтоб он об этом не пожалел.
Пожары в больших домах в Даруджистане уносили много жизней, особенно если дело доходило до газа. Тот, который погубил жену, мать и четверых детей Бука, был страшней прочих. То, что в это время сам Бук лежал мертвецки пьяным в подворотне не более чем в сотне шагов от дома, не слишком помогло ему оправиться. Как и многие другие охранники, Остряк ожидал, что Бук после этого возьмётся за вино всерьёз. Но тот поступил с точностью до наоборот. Вместо того чтобы опуститься, стать жалким пропойцей, он начал заключать одиночные контракты с небогатыми, уязвимыми торговцами. Бедных купцов на дорогах грабили куда чаще, чем богатых. Парень собрался на тот свет. Только быстро и даже, может, с честью. Хочет бороться до конца, как боролась, если верить рассказам, его семья. Одна беда, трезвым – а он не пьёт ни капли с той злосчастной ночи – Бук очень уж хорошо дерётся, и это могут с досадой засвидетельствовать призраки по меньшей мере дюжины разбойников.
Ледяной ужас, который будто пронизывал воздух вокруг Бошелена и особенно Корбала Броша, отпугнул бы любого вменяемого охранника. Но если человек собрался умирать, ему всё будет видеться иначе, верно?
Эх, дружище Бук, надеюсь, ты о своём выборе не пожалеешь. Спору нет, кровь и ужас ходят следом за твоими новыми нанимателями, только тебе скорей придётся быть им свидетелем, чем жертвой. Может, ты уж достаточно пострадал?
Бук зашагал прочь, чтобы забрать свою лошадь и припасы. Когда вернулся, Остряк успел развести костёр. Он увидел, как Бук уложил свои вещи и обменялся несколькими словами с Эмансипором Ризом, который тоже принялся готовить еду, а затем седой охранник обернулся и поймал на себе взгляд Остряка.
Бук подошёл.
– День перемен, дружище Бук, – сказал со своего места у огня Остряк. – Я заварил чаю для Драсти и Скаллы – они вернутся с минуты на минуту. Хочешь кружку?
– Спасибо, Остряк. Принимаю твоё предложение. – Он подсел к капитану.
– Жаль, что так вышло с фургоном Мёрка.
– Я его отговаривал. Увы, он к моим советам не прислушался.
– Даже после того, как ты его из реки вытащил и воду из лёгких откачал?
Бук пожал плечами.
– У него испортилось настроение из-за того, что чуть не поцеловался с Худом. – Он покосился на повозку своих новых нанимателей, в уголках печальных глаз залегли морщины. – Ты уже беседовал с ними, так?
Остряк сплюнул в огонь.
– Ага. Лучше бы ты со мной посоветовался, прежде чем браться за этот контракт.
– Я ценю твой совет, Остряк, и всегда ценил, но ты бы меня не переубедил.
– Знаю, потому больше об этом ни слова не скажу.
– А другой, – проговорил Бук, принимая от Остряка жестяную кружку, которую затем сжал обеими руками, чтобы подуть на горячую жидкость, – я его уже разок видел.
– Корбал Брош.
– Хоть бы и так. Он ведь убийца, ты же понимаешь.
– Честно говоря, я между ними обоими особой разницы не вижу.
Бук покачал головой.
– Нет, я не об этом. В Даруджистане, помнишь? Чудовищно изуродованные тела находили в Гадробийском квартале две недели подряд. Каждую ночь. Потом следователи обратились за помощью к магу и будто разбудили осиное гнездо – этот маг что-то узнал. И перепугался насмерть. Дело замяли, конечно, но я выяснил кое-какие детали. Подключили гильдию Воркан. Сам Совет предложил им контракт. Задача: найти убийцу любыми средствами – законными и не очень. После этого смерти прекратились…
– Что-то такое припоминаю, смутно, – хмурясь, проговорил Остряк.
– Ты ведь в «Умниковой корчме» торчал дни напролёт и не просыхал.
Остряк поморщился.
– Да, понимаешь, положил глаз на Летро… Взял контракт, а когда вернулся…
– Узнал, что она взяла и вышла замуж за другого, – кивнул Бук.
– Не просто за другого! – возмутился Остряк. – За этого надутого индюка Парсемо!..
– Твоего старого нанимателя, как я припоминаю. Но всё равно. Кто был убийцей? Почему смерти прекратились? Гильдия Воркан не стала требовать награды от Совета. Смерти прекратились, потому что убийца уехал из города. – Бук кивнул в сторону массивной повозки. – Это он. Корбал Брош. Круглолицый, с пухлыми губами.
– Отчего ты так в этом уверен, Бук? – Похолодало. Остряк налил себе вторую кружку чаю.
Охранник пожал плечами, глядя в огонь.
– Просто знаю. Кто может смириться с убийством невинных?
Худов дух, Бук! Я оба смысла этого вопроса вижу – а ты? Ты его собрался убить. Или погибнуть.
– Послушай, дружище. Мы, может, уже и за пределами городской юрисдикции, но если маги в Даруджистане так переполошились – и учитывая то, что гильдия Воркан может всё ещё иметь здесь интерес – вопросы юрисдикции значения не имеют. Давай пошлём туда весточку – если, конечно, ты прав и можешь предъявить доказательства, Бук, – а пока просто следи за ним. И всё. Он чародей, запомни моё слово. У тебя нет шансов. Казнь оставь магам и гильдии убийц.
Бук поднял глаза на подходивших Драсти и Скаллу Менакис. Оба закутались в одеяла, а в руках несли свёртки с выстиранной одеждой. По встревоженным выражениям лиц Остряк понял, что они расслышали по меньшей мере последние его слова.
– Я-то думал, ты уже на полпути обратно в Даруджистан, – заметил Драсти.
Бук посмотрел на охранника поверх кружки.
– Ты такой чистый, друг мой, что тебя и не узнать.
– Ха. Ха. Ха.
– Я себе нашёл новый контракт, если хочешь знать, Драсти.
– Ты – идиот! – рявкнула Скалла. – Когда ты мозги обратно в кучку соберёшь, а, Бук? Ты уже Худ знает сколько лет не улыбался. Ты собрался совать голову во все медвежьи капканы по очереди?
– Только до тех пор, пока один из них не сработает, – ответил Бук, встречая разъярённый взгляд Скаллы. Он поднялся, выплеснул в сторону остатки напитка из кружки. – Спасибо за чай… и совет, друг мой Остряк. – Кивнув Драсти, а затем – Скалле, охранник направился к повозке Бошелена.
Остряк мрачно посмотрел на Скаллу.
– Ты – сама деликатность, дорогая моя.
Скалла зашипела.
– Да он просто дурень! Ему нужна женская рука на рукоятке, вот что я скажу. Очень нужна.
Драсти фыркнул.
– Претендуешь?
Скалла Менакис пожала плечами.
– У него не с внешностью проблема, а с характером. У тебя же всё наоборот, обезьяна.
– Увлеклась моим характером, а? – Драсти ухмыльнулся Остряку. – Слушай, а давай ты мне снова нос сломаешь – выпрямим его, будет как новенький. Что скажешь, Скалла? Распахнутся для меня стальные лепестки твоего сердца?
Она ехидно улыбнулась.
– Всем известно, Драсти, что меч у тебя двуручный и большой, поскольку кое-что другое – не очень.
– Зато есть в нём поэтическая жилка, – заметил Остряк. – Стальные лепестки – лучше и не скажешь.
– Не бывает никаких стальных лепестков! – фыркнула Скалла. – И цветов железных не бывает. А сердце – не цветок, это большая, красная мышца у тебя в груди. Зачем такая поэзия, от которой толку никакого? Ты такой же идиот, как Бук и Драсти, Остряк. Меня окружают тупоголовые кретины.
– Таков твой удел в этой жизни, увы, – протянул Остряк. – Вот, выпей чаю – тебе явно нужно… согреться.
Она приняла кружку, а Остряк и Драсти тщательно старались друг на друга не смотреть.
Через несколько мгновений Скалла откашлялась.
– Что это за дело – «оставь казнь гильдии убийц»? В какую беду Бук себя втравил на этот раз, Остряк?
Ох, Маури, да она и вправду только о нём и думает. Капитан нахмурился, глядя в огонь, подбросил несколько кизяков в костёр и лишь потом ответил:
– У него появились… подозрения. Мы… хм, теоретизировали…
– Тогга с два, баран упрямый. Выкладывай!
– Бук решил поговорить со мной, а не с тобой, Скалла, – раздражённо прорычал Остряк. – Есть у тебя вопросы – ему и задавай, а меня – оставь в покое.
– Так и сделаю, чтоб тебя!
– Только вряд ли чего добьёшься, – несколько необдуманно заметил Драсти, – даже если сделаешь большие глаза и надуешь розовые губки…
– И это будет последнее, что ты увидишь, когда я ножом продырявлю жестяной насос у тебя в груди. Ах да, и воздушный поцелуй на прощанье.
Брови Драсти поползли вверх.
– Жестяной насос? Скалла, милая, я не ослышался?
– Заткнись, я не в настроении.
– Ты всегда не в настроении, Скалла!
В ответ она лишь презрительно улыбнулась.
– Вслух можешь не говорить, – вздохнул Остряк.
Хижина, притулившаяся к городской стене Крепи, представляла собой неаккуратную груду досок, растянутых шкур и плетней, дворик был покрыт белёсой пылью, полыми горлянками, глиняными черепками и деревянной стружкой. Кусочки лакированных деревянных карт, развешенные на бечёвке над узкой дверью, медленно вращались под влажным, горячим ветерком.
Быстрый Бен остановился, разглядывая заваленный мусором переулок, затем шагнул во дворик. Из хижины донеслось надтреснутое хихиканье. Чародей закатил глаза, пробормотал что-то себе под нос и потянулся к кожаной петле, прибитой к двери.
– Не толкай! – взвизгнул голос изнутри. – На себя тяни, змей пустынный!
Пожав плечами, Быстрый Бен потянул на себя дверь.
– Только дураки толкают! – прошипела старуха, сидевшая, скрестив ноги, на камышовой циновке внутри. – Колени мне обдирают! Синяки да ушибы мне достаются, когда приходят дураки. Ага-а-а, чую, чую дух Рараку!
Чародей оглядел тёмное помещение.
– Худов дух, тут же только тебе одной места хватает! – Какие-то странные предметы гроздьями висели на стенах, свисали с низкого потолка. Во всех углах залегли тени, а в воздухе всё ещё был разлит холодок ушедшей ночи.
– Только для меня! – захихикала старуха. Голова её – кожа да кости – была совсем безволосой и обильно покрытой бородавками. – Покажи, с чем пришёл, змей многоглавый, снимать проклятья – мой дар! – Из недр потрёпанного балахона она извлекла деревянную карту, подняла дрожащей рукой. – Пошли свои слова на мой Путь, и образ их отразится на ней, выжжется сам собой – истинно…
– Нет у меня проклятий, женщина, – сказал Быстрый Бен, присев у порога так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Только вопросы.
Карта скользнула в складки балахона. Нахмурившись, ведьма сказала:
– Ответы дорого стоят. Ответы дать дороже, чем снять проклятье. Ответы найти нелегко…
– Ладно-ладно, сколько?
– Из чего сделана монета твоих вопросов, двенадцатидушец?
– Из золота.
– Тогда золотые советы, один на один…
– Если дашь хороший ответ.
– По рукам.
– Сон Огни.
– Что с ним?
– Почему?
Старуха поражённо разинула беззубый рот.
– Почему богиня спит, ведьма? Кто-нибудь знает? А ты?
– Тебе самому многое ведомо, хитрец…
– Всё, что я читал, – досужие догадки. Никто не знает. У книжников нет ответа, но старейшая в этом мире ведьма Тэннеса может и знать. Скажи, почему уснула Огнь?
– Вокруг некоторых ответов следует поплясать. Задай мне другой вопрос, чадо Рараку.
Вздохнув, Быстрый Бен склонил голову, некоторое время смотрел на землю, затем сказал:
– Говорят, земля трясётся и расплавленный камень течёт, словно кровь, когда Огнь ворочается во сне.
– Так говорят.
– И говорят, что подобные разрушения охватят весь мир, если она пробудится.
– И так говорят.
– Ну и?
– Ну и всё. Земля трясётся, горы взрываются, огненные реки текут. Это естественно для мира, душа которого раскалена добела. Связанного собственными законами причин и следствий. Мир формируется как навозный шарик скарабея, катится по ледяной пустоте вокруг солнца. Корка плавает кусками по морю расплавленного камня. Иногда куски сталкиваются друг с другом. Иногда расходятся. Их ведут и тащат, толкают и тянут волны моря, словно приливы и отливы.
– А где же в этой картине богиня?
– Она была яйцом в шарике. Вылупилась давным-давно. Мысль её странствует по скрытым рекам у нас под ногами. Она – боль существования. Царица улья, а мы – её рабочие и солдаты. Иногда же, время от времени… мы собираемся в рой.
– На Пути?
Старуха пожала плечами.
– На всякой тропе, какую найдём.
– Огнь больна.
– Да.
Быстрый Бен заметил, что в тёмных глазах ведьмы вдруг вспыхнул напряжённый огонёк. Он надолго задумался, затем спросил:
– Почему спит Огнь?
– Для этого время ещё не пришло. Задай другой вопрос.
Чародей нахмурился, отвёл взгляд.
– Рабочие и солдаты… ты так говоришь, точно мы – рабы.
– Она не требует ничего, всё, что вы делаете, делаете для себя. Трудитесь, чтобы заработать на жизнь. Сражаетесь, чтобы защитить своё или приобрести больше. Работаете, чтобы обойти соперников. Дерётесь из страха, из ненависти и зависти, ради чести и верности, по любой причине, какую только можете вообразить. Но всё, что вы делаете, служит ей… и не важно, что именно вы делаете. Она не просто благая, Адаэфон Делат, – она вне морали. Мы можем процветать, можем погубить себя сами, ей всё равно – она просто породит новое потомство, и всё начнётся заново.
– Ты говоришь о мире как вещи физической, подчинённой естественным законам. И это всё?
– Нет, в конечном итоге мысли и чувства всех живых существ определяют, что́ есть реальность – точнее, реальность для нас.
– Это тавтология.
– Она самая.
– А Огнь – причина для нашего следствия?
– Ах, ты петляешь из стороны в сторону, точно пустынный змей, каким и являешься! Задавай свой вопрос!
– Почему спит Огнь?
– Она спит… чтобы видеть сны.
Долгое время Быстрый Бен молчал. Когда же наконец взглянул в глаза старухе, он увидел подтверждение своим самым худшим страхам.
– Она больна, – сказал чародей.
Ведьма кивнула.
– Лихорадка.
– И её сны…
– Бред приближается, сынок. Сны превращаются в кошмары.
– Я должен найти способ изгнать инфекцию, поскольку думаю, что лихорадки Огни для этого будет недостаточно. Жар, который должен бы очищать, приводит к прямо противоположному результату.
– Так придумай, дорогой рабочий.
– Мне может понадобиться помощь.
Ведьма протянула сухонькую руку ладонью вверх. Быстрый Бен выудил из-под рубашки отполированный водой камешек. Уронил его в подставленную руку.
– Когда придёт час, Адаэфон Делат, позови меня.
– Позову. Спасибо, госпожа. – Маг положил между собой и старухой кожаный кошель, набитый золотыми советами. Ведьма захихикала. Быстрый Бен отступил.
– Дверь-то закрой – мне по нраву холод!
Пока чародей шагал по переулкам, его мысли метались без цели, носились туда-сюда по всем ветрам – чаще всего ложным и бессмысленным. Впрочем, одна задержалась в его голове, окрепла, поначалу – бессмысленная, любопытство, не больше: Ей по нраву холод. Странно. Большинство стариков любят тепло, радуются жаре…
Капитан Паран увидел Быстрого Бена, тот прислонился к неровной стене рядом со входом в гарнизон, обхватил себя руками и явно был не в духе. Четверо караульных сгрудились в десяти шагах от мага, им определённо было не по себе.
Паран подвёл своего коня, передал поводья выскочившему из ворот конюху, затем подошёл к Быстрому Бену.
– Ты выглядишь разбитым, маг. И это заставляет меня нервничать.
Семигородец скривился.
– Ты не хочешь знать подробностей, капитан. Уж поверь.
– Если дело касается «Мостожогов», Бен, мне лучше быть в курсе.
– «Мостожогов»? – Маг невесело рассмеялся. – Это куда больше, чем горстка ворчливых солдат. Но пока что я никакого решения не нашёл. Найду – всё расскажу. А пока я бы советовал взять свежего коня – мы должны явиться к Дуджеку и Скворцу в лагерь Бруда. Немедленно.
– Вся рота? Я ж её только расквартировал!
– Никак нет, сэр. Ты, я, Молоток и Штырь. Там у них какие-то… неожиданности, я так понимаю. Не спрашивай, какие, – сам не знаю.
Паран поморщился.
– За остальными двумя я уже послал, сэр.
– Хорошо. Пойду поищу себе другого коня. – Капитан отвернулся и направился в гарнизон, пытаясь не обращать внимания на жгучую боль в животе. Всё занимало слишком много времени – армия проторчала в Крепи уже несколько месяцев, и городу это было не по нраву. Дуджека объявили вне закона, поэтому имперская поддержка не прибыла, а без административной инфраструктуры малазанцы продолжали исполнять тревожную, неприятную роль оккупантов.
Малазанская система завоеваний всегда следовала определённому набору правил – систематически и эффективно. Победоносная армия никогда не оставалась на месте дольше, чем было необходимо, чтобы мирно передать власть крепкому и полноценному гражданскому управлению по-малазански. Солдат никто не учил управлять городом – с этим куда лучше справлялись бюрократы, привыкшие манипулировать экономикой города. «Дёргай за эти ниточки, и все для тебя запляшут» — так считал Император и раз за разом подтверждал свою правоту. Даже Императрица не предпринимала никаких попыток отойти от подобных методов. Чтобы перехватить «ниточки», нужно было, с одной стороны, установить твёрдую систему судопроизводства, а с другой – внедриться на все чёрные рынки, которые существовали в городе на время захвата. «Уничтожить чёрный рынок невозможно, поэтому лучше всего на нём доминировать». С этой задачей обычно справлялись Когти.
Но у нас ведь нет агентов Когтей, верно? И писцов да клерков тоже нет. Мы не захватили чёрный рынок. Мы даже с «белой» экономикой едва справляемся, о гражданской администрации и говорить нечего. Однако продолжаем вести себя так, будто имперская поддержка вот-вот прибудет. Но мы её не дождёмся. Не понимаю я этого всего.
Без даруджистанского золота армия Дуджека голодала бы. Началось бы массовое дезертирство, солдаты один за другим бежали бы в надежде вернуться под крыло Империи или вступить в отряд наёмников или охранников караванов. Армия Однорукого рассыпалась бы на глазах. Верность никогда не может одолеть голодный желудок.
Не без суматохи конюхи всё же сумели найти для Парана нового коня. Капитан устало забрался в седло и поехал к выходу из гарнизона. Послеполуденное солнце только-только бросило прохладные тени на выжженные улицы города. Из домов начали появляться жители Крепи, хотя мало кто рисковал подходить близко к малазанскому гарнизону. Стража пестовала подозрительность ко всем, кто задерживался рядом, а штурмовые арбалеты в руках солдат всегда были взведены.
Кровь пролилась у входа в гарнизон и в самом здании. Нападение Пса Тени не пережили более двадцати малазанцев. Паран до сих пор не мог толком вспомнить произошедшее. Зверя отогнала Рваная Снасть… и сам капитан. Но для дежуривших солдат мирный пост обратился ночным кошмаром. Нападение застало их врасплох, и подобной трагической беспечности малазанцы больше не намерены были допускать. Такой Пёс, конечно, всё равно легко пробился бы через их ряды, но солдаты хотя бы умерли, сражаясь, а не разинув рот от удивления.
Паран отыскал взглядом Быстрого Бена, Молотка и Штыря, маги уже тоже были в сёдлах. Из них троих капитан хуже всего знал Штыря. Этот коротышка был одновременно и магом, и сапёром, так, во всяком случае, говорили. Он вечно пребывал в мрачном расположении духа, что не располагало к задушевным разговорам, как, впрочем, и вонючая чёрно-седая рубаха до колен, по слухам сотканная из волос матери Штыря. Паран натянул поводья, остановился рядом с магом и взглянул на рубаху. Худов дух, а ведь и вправду похоже на волосы старухи! От этого открытия его затошнило ещё больше.
– Ты – вперёд, Штырь.
– Так точно, капитан. Серьёзно потолкаться придётся, когда доберёмся до Северной Рыночной площади.
– Что же, найди нам другой маршрут.
– В переулках, сэр, небезопасно…
– Так приоткрой свой Путь – настолько, чтобы волосы встали дыбом. Ты ведь можешь это сделать?
Штырь покосился на Быстрого Бена.
– Ну-у-у, сэр, мой Путь… он вызывает… всякое.
– Опасное?
– Да нет, не очень…
– Исполняй, солдат.
– Так точно, капитан.
Быстрый Бен с каменным лицом отъехал назад, чтобы быть замыкающим, а Молоток – тоже молча – поскакал рядом с Параном.
– Есть мысли о том, что происходит в лагере Бруда, целитель? – спросил капитан.
– Не особенно, сэр, – отозвался Молоток. – Только… ощущения. – Поймав вопросительный взгляд Парана, он добавил: – Там большие силы смешались, сэр. Не одни Бруд и тисте анди – этих я знаю. И Каллора тоже, к слову. Нет, там ещё что-то. Иная сила. Старая, но в то же время новая. Чем-то похоже на т’лан имассов…
– Т’лан имассов?
– Возможно. Честно говоря, я не уверен, капитан. Но она там сильнее всех прочих.
Сердце Парана ёкнуло.
Рядом завопила кошка, метнулась серой молнией вдоль стены сада и скрылась из глаз. Снова послышался ор – на этот раз с другого конца узенькой улочки. По спине Парана побежали мурашки. Он встряхнулся.
– Меньше всего нам сейчас нужен новый игрок. Ситуация и так не сахар…
Из соседнего переулка вывалились две собаки, сцепившись в отчаянной драке. Перепуганная кошка зигзагом обошла рычащих тварей. Все лошади вдруг одновременно отпрянули, прижали уши. Справа в сточной канаве капитан увидел – и ошеломлённо распахнул глаза – два десятка крыс, которые трусили следом за малазанцами.
– Да что за Худ?..
– Штырь! – окликнул сзади Быстрый Бен. Ехавший впереди чародей обернулся в седле, на его обветренном лице застыло совершенно несчастное выражение.
– Расслабься немного, – приказал Быстрый Бен не без теплоты в голосе.
Штырь кивнул и повернулся обратно.
Паран отмахнулся от роя мух, который вился прямо у него перед лицом.
– Молоток, а к какому Пути обращается Штырь? – тихо спросил он.
– Тут не в Пути дело, сэр, а в том, как он его направляет. Это ещё мягкие последствия.
– Для кавалерии, наверное, просто кошмар…
– Мы же пехота, сэр, – с сухой усмешкой напомнил Молоток. – В любом случае я видел, как он один останавливал атаку врага. Сами понимаете – очень полезный талант…
Никогда прежде Паран не видел, чтобы кошка с разбегу врезалась головой в стену. Глухой стук сменился отчаянным царапаньем когтей, когда ошалевшее животное попыталось отпрыгнуть назад. Эти звуки привлекли внимание двух псов. В следующий миг они бросились в погоню за кошкой. Все трое исчезли в соседнем переулке.
У капитана нервы уже натянулись до предела, да и боль в животе не проходила. Можно позвать Быстрого Бена и приказать ему ехать впереди, но его силу заметят – издалека почувствуют, – а я не хочу так рисковать. Да и сам он, наверное, тоже.
В каждом квартале, куда въезжали малазанцы, поднималась дикая какофония – шипение кошек, вой и лай собак, рёв мулов. Повсюду бегали крысы – бездумно, как лемминги.
Когда Паран счёл, что они уже обогнули рыночную площадь, он окликнул Штыря и приказал закрыть Путь. Чародей покорно кивнул и подчинился.
Вскоре они оказались у Северных ворот и выехали на поле недавней битвы. Признаки осады ещё можно было разглядеть среди жухлой травы. Гниющие обрывки одежды, блеск клёпок, выцветшие добела кости. Летние цветы голубым морем окружили свежие курганы в двух сотнях шагов слева, и море это наливалось синью тем сильнее, чем ниже опускалось за холмы солнце.
Паран радовался относительной тишине равнины, несмотря на тяжёлый, затхлый запах смерти, который просачивался в самые кости, пока малазанцы пересекали поле. Похоже, мне на роду написано проезжать по таким местам. С того самого дня в Итко-Кане, когда осы меня жалили за то, что отрывал их от кровавого пиршества, я всё время иду следом за Худом. Чувствую себя так, будто никогда и не знал ничего, кроме войны и смерти, хотя на самом деле лишь несколько лет прошло. Ох, Королева грёз, я себя чувствую таким старым… Паран нахмурился. Жалость к самому себе способна занять слишком важное место в мыслях, если не следить за ней и не подавлять в зародыше.
Увы, это привычка унаследована от матери с отцом. И сколько бы ни получила в наследство сестрица Тавор, она всё отдала мне. Тавор и в детстве была холодной и практичной, а ещё больше – когда выросла. Если кто-то и сумеет спасти наш Дом от Ласиин во время чисток знати – лишь она. Не сомневаюсь, что я бы ужаснулся, узнав, какую тактику она избрала, но Тавор никогда не смирится с поражением. Так что лучше она, чем я. Тем не менее Парана терзали тревожные мысли. С того дня, как армию объявили вне закона, они почти не получали вестей из других частей Империи. Слухи о грядущем восстании в Семи Городах не утихали, хотя его уже много раз предсказывали и такие пророчества ещё ни разу не сбывались. На этот раз Паран сомневался.
Что бы ни случилось, Тавор позаботится о Фелисин. Хоть этим можно утешиться…
От мрачных размышлений его отвлёк голос Молотка:
– Я так понимаю, штабной шатёр Бруда стоит в лагере тисте анди, капитан. Прямо впереди.
– Штырь с тобой согласен, – заметил Паран. Маг безошибочно вёл их к странному – даже с такого расстояния, – более того, диковинному лагерю. С виду никто не дежурил у частоколов. Да что там, капитан вообще никого не видел.
– Похоже, переговоры прошли по плану, – проговорил целитель. – Нас ещё не нашпиговали стрелами.
– Меня это тоже обнадёживает, – отозвался Паран.
Штырь поехал по широкому проходу между высоких, унылых шатров тисте анди. Начинались сумерки; потрёпанные, поблекшие обрывки ткани на стойках шатров теряли остатки цвета. Несколько тёмных, призрачных фигур появились из боковых проходов, но не обратили на маленький отряд никакого внимания.
– Тут и не захочешь – утратишь присутствие духа, – тихо пробормотал Молоток.
Капитан кивнул. Будто едем и едем в сумрачном сне…
– Это, наверное, и есть шатёр Бруда, – добавил целитель.
У простого и практичного шатра ждали двое, не сводили глаз с Парана и его солдат. Даже в сумраке капитан сразу их узнал.
Малазанцы натянули поводья, остановили лошадей, затем спешились и подошли.
Скворец не стал терять времени даром:
– Капитан, мне нужно поговорить с твоими солдатами. Командир Дуджек желает побеседовать с тобой. Потом можем собраться все вместе, если захочешь.
Подчёркнутая сухость слов Скворца насторожила Парана. В ответ он просто кивнул, затем, когда бородатый командир зашагал прочь с Молотком, Быстрым Беном и Штырём, капитан перевёл взгляд на Дуджека.
Старый солдат внимательно посмотрел на Парана, затем вздохнул.
– Мы получили известия из Империи, капитан.
– Как, сэр?
Дуджек пожал плечами.
– Никаких прямых контактов, разумеется, но источники у нас надёжные. Отбраковку знати Ласиин провела… тщательно. – Он помолчал, затем сказал: – У Императрицы новый адъюнкт…
Паран медленно кивнул. Ничего удивительного. Лорн погибла. Нужно было взять кого-то другого на эту должность.
– Есть ли новости о моей семье, сэр?
– Твоя сестра Тавор спасла всё, что смогла, парень. Владения Паранов в Унте, пригородные имения… большинство долгосрочных контрактов. Но всё равно… твой отец умер, а вскоре мать решила… присоединиться к нему по ту сторону Врат Худа. Мне очень жаль, Ганос…
Да, это похоже на неё, верно? Жаль? Да, и мне.
– Спасибо, сэр. Честно говоря, эти новости потрясли меня меньше, чем вам может показаться.
– Боюсь, это не всё. То, что тебя объявили вне закона, сделало Дом… уязвимым. Вряд ли у твоей сестры оставался другой выход. Отбраковка планировалась жесточайшая. Очевидно, Тавор уже некоторое время готовилась. И хорошо понимала, что будет. Детей аристократов… насиловали. Затем убивали. Приказ не оставлять в живых ни одного благородного ребёнка добрачного возраста официально, разумеется, не звучал. Может, Ласиин и вправду не знала, что происходит…
– Прошу вас, сэр, если Фелисин погибла, так и скажите, но избавьте меня от подробностей.
Дуджек покачал головой.
– Нет, этой судьбы она избегла, капитан. О чём я и пытаюсь тебе сказать.
– И что же Тавор продала, чтобы добиться этого… сэр?
– Даже заняв пост адъюнкта, Тавор получила лишь ограниченное влияние. Она не могла себе позволить открыто проявлять… снисхождение – так, по крайней мере, я понимаю её намерения…
Паран закрыл глаза. Адъюнкт Тавор. Что ж, сестрица, свои амбиции ты не скрывала.
– Фелисин?
– Отправилась на Отатараловые рудники, капитан. Не на всю жизнь, это точно. Когда огонь в Унте поутихнет, её наверняка вывезут – тихо, без шума…
– Только если Тавор сочтёт, что это не угрожает её репутации…
Дуджек оторопел.
– Её репу…
– Не среди знати, конечно: аристократы могут звать её чудовищем сколько пожелают, уверен, это и происходит, но ей плевать. И всегда было плевать. Я говорю о профессиональной репутации, командир. В глазах Императрицы и двора. Для Тавор только это имеет значение. Так что она отлично подходит на роль адъюнкта. – Голос Парана звучал ровно, слова – размеренно и спокойно. – В любом случае, как вы и сказали, ей нужно было принимать решение, а что до этой ситуации… я виноват в произошедшем, сэр. Отбраковка – изнасилования, убийства, смерть моих родителей, всё, что выносит теперь Фелисин, – моя вина.
– Капитан…
– Всё в порядке, сэр. – Паран улыбнулся. – Дети моих родителей – все как один – способны практически на всё. Мы способны пережить последствия. Может, нам не хватает обычной совести, а может, мы и в самом деле чудовища. Спасибо за новости, командир. Как прошли переговоры? – Паран как мог старался не замечать горя в глазах Дуджека.
– Хорошо, капитан, – прошептал старик. – Через два дня вы отправляетесь в путь – все, кроме Быстрого Бена, который вас потом догонит. Не сомневаюсь, что твои солдаты готовы к…
– Так точно, сэр, готовы.
– Очень хорошо. Это всё, капитан.
– Сэр.
Тьма опустилась, точно саван. Паран стоял на большом кургане, лицо его ласкал лёгкий ветерок. Он сумел выйти из лагеря так, чтобы не столкнуться со Скворцом и «мостожогами». Ночь требовала одиночества, и он почувствовал себя дома на этой братской могиле, звенящей памятью о боли, страдании и отчаянии. Среди мертвецов внизу – сколько взрослых голосов зовут своих матерей?
Смерть и умирание заново превращает нас в детей, в последний раз, для последнего детского крика. Многие философы утверждали, что мы навсегда остаёмся детьми, глубоко под ороговевшими слоями, из которых складывается броня взрослости.
Броня тянет вниз, ограничивает тело и душу внутри. Но защищает. Удары смягчаются. Чувства теряют остроту, так что остаётся лишь терпеть синяки, а те вскоре сходят.
Капитан задрал голову, так что мускулы шеи и плеч возмущённо запротестовали. Он смотрел на небо, моргая от боли, плоть натянулась, обхватила кости, словно оковы заключённого.
Но выхода нет, так ведь? Воспоминания и откровения въедаются как яд, их уже не вытравить. Он набрал полную грудь остывающего воздуха, будто пытался вдохнуть саму холодность, беспристрастность звёзд, их равнодушие и твёрдость. Страдание ничего не приносит. Взгляни хоть на тисте анди.
Что ж, хоть живот успокоился… готовится, наверное, к очередному приступу…
Во тьме над головой промчались летучие мыши, выхватывая из воздуха добычу. На юге умирающим очагом мерцала Крепь. Далеко на западе вздымались пики Морантских гор. Паран не сразу заметил, что обхватил себя руками, словно пытался удержать всё внутри. Он не привык плакать или проклинать всё вокруг себя. Его вырастили и тщательно воспитали в духе холодной отстранённости, который лишь укрепился благодаря опыту военной службы. Если это достойное качество, то в нём она меня превзошла. Тавор, ты и вправду мастер в этом искусстве. О, милая Фелисин, какая жизнь тебя теперь ждёт? Уж точно не защитные объятья аристократии.
Позади послышались шаги.
Паран закрыл глаза. Хватит новостей, пожалуйста. Хватит таких откровений.
– Капитан. – Скворец положил руку на плечо Парану.
– Тихая ночь, – заметил тот.
– Мы тебя искали после разговора с Дуджеком, Паран. Серебряная Лиса смогла тебя отыскать с помощью своей силы. – Он убрал руку. Встал рядом, принялся рассматривать звёзды.
– Кто такая Серебряная Лиса?
– Думаю, – пророкотал бородатый солдат, – это тебе самому решать.
Паран нахмурился, посмотрел на командира.
– Сейчас у меня нет настроения для загадок, сэр.
Скворец кивнул, не сводя глаз с поблёскивавшего полотна небес.
– Придётся потерпеть, капитан. Я могу тебя повести вперёд шаг за шагом или отправить в полёт одним пинком под зад. Возможно, когда-нибудь ты вспомнишь этот момент и будешь мне благодарен за такой выбор.
Паран прикусил язык и проглотил язвительный ответ.
– Они ждут нас у подножия кургана, – продолжил Скворец. – Более… частной встречи я не сумел устроить. Только Молоток, Быстрый Бен, Мхиби и Серебряная Лиса. Солдаты твоего взвода здесь на случай, если у тебя возникнут… сомнения. Оба истощили сегодня свои Пути, чтобы убедиться в истинности произошедшего…
– Сэр! – взорвался Паран. – Что вы хотите этим сказать?
Скворец посмотрел в глаза капитану.
– Девочка-рхиви, Серебряная Лиса. Это возрождённая Рваная Снасть.
Паран медленно развернулся, посмотрел вниз, туда, где во тьме виднелись четыре фигуры. Там стояла девочка-рхиви, окутанная рассветной аурой, тенью силы, которая пробудила дикую кровь в его жилах. Да. Это она. Стала старше, уже видно, какой будет. Проклятье, женщина, никогда ты не умела сделать всё просто. Всё напряжение вдруг будто вытекло из него, оставило слабым, дрожащим. Паран продолжал смотреть на Серебряную Лису.
– Она ведь ребёнок.
Но я знал, верно? Я давно знал, только не хотел об этом думать… а теперь – выбора нет.
Скворец проворчал:
– Она быстро растёт. В ней жадные, нетерпеливые силы, слишком могущественные для тела ребёнка. Уже скоро…
– Будут соблюдены приличия, – сухо закончил Паран, не замечая замешательства Скворца. – Тогда всё будет хорошо, а теперь? Кто не скажет, что я – чудовище, даже если мы будем просто держаться за руки? Что я могу ей ответить? Что ей ответить? – Он повернулся к Скворцу. – Это невозможно – она ведь ребёнок!
– А внутри неё – Рваная Снасть. И Ночная Стужа…
– Ночная Стужа! Худов дух! Что произошло… как?!
– Тут ответ найти нелегко, парень. Лучше спроси у Молотка и Быстрого Бена – и у самой Серебряной Лисы.
Паран невольно отступил на шаг.
– Поговорить с ней? Нет. Я не могу…
– Она этого захотела, Паран. И ждёт тебя.
– Нет. – Капитан невольно вновь посмотрел вниз. – Я вижу Рваную Снасть, да. Но это не всё – и дело не только в Ночной Стуже – она теперь одиночница, Скворец. Создание, которому она обязана своим рхивийским именем и силой превращения…
Командир сощурился.
– Откуда ты знаешь, капитан?
– Просто знаю…
– Плохой ответ. Быстрому Бену пришлось попотеть, чтобы это выяснить. А ты «просто знаешь». Откуда, Паран?
Капитан поморщился.
– Я почувствовал, как Быстрый Бен проверял меня – когда думал, будто я занят другим. Видел тревогу в его глазах. Что он выяснил, командир?
– Опонны отстали от тебя, но что-то иное заняло их место. Что-то дикое. У Бена шерсть на загривке дыбом встаёт всякий раз, когда ты оказываешься рядом…
– Шерсть. – Паран улыбнулся. – Удачное слово. Аномандр Рейк убил двух Псов Тени – я был там. Видел. Ощутил кровь умирающего Пса – на своём теле, Скворец. Какая-то часть этой крови бежит теперь в моих жилах.
Голос командира прозвучал невыразительно:
– Что ещё?
– А должно быть что-то ещё, сэр?
– Да. Быстрый Бен кое-что разнюхал – дело далеко не только в крови Взошедшего. – Скворец помедлил, затем сказал: – Серебряная Лиса придумала тебе рхивское имя. Джен’исанд Рул.
– Джен’исанд Рул.
– Переводится как «Странник-в-Мече». Она говорит, это значит, что ты сделал нечто, чего ещё не делал никто – ни смертный, ни Взошедший, – и это изменило тебя, сделало непохожим на всех остальных. Ты отмечен, Ганос Паран, но никто – даже Серебряная Лиса – не знает, что это предвещает. Расскажи мне, что произошло.
Паран пожал плечами.
– Рейк обнажил свой чёрный меч, чтобы убить Псов. Я попал вслед за ними… внутрь этого меча. Духи Псов были там пленены, скованы вместе со всеми… остальными. Думаю, я освободил их, сэр. Не могу быть уверен. Знаю только, что они теперь в другом месте и более не скованы.
– Они вернулись в наш мир?
– Не знаю. Джен’исанд Рул… почему важно то, что я побывал внутри меча?
Скворец хмыкнул.
– Это не у меня надо спрашивать, капитан. Я-то лишь повторяю слова Серебряной Лисы. Хотя вот что мне только что пришло в голову. – Он приблизился на шаг. – Ни слова об этом тисте анди – ни Корлат, ни Аномандру Рейку. Сын Тьмы – непредсказуемый ублюдок, как ни посмотри. А если легенда о Драгнипуре истинна, проклятье этого клинка таково, что никто не может выбраться из его темницы – души жертв скованы там… навечно. А ты обошёл проклятье и, похоже, помог Псам сделать это. Создал тревожный… прецедент.
Паран горько улыбнулся окружающей тьме.
– Обошёл. О да, я много чего обошёл обманом, даже саму смерть. – Но не боль. Нет, от неё сбежать мне пока не удаётся. – Думаешь, Рейк высоко ценит свою веру в… окончательность приговора меча?
– Очень похоже на то, Ганос Паран, верно?
Капитан вздохнул.
– Верно.
– А теперь пойдём вниз, поговорим с Серебряной Лисой.
– Нет.
– Да чтоб тебя, Паран! – зарычал Скворец. – Тут на карту поставлено больше, чем одни только ваши с ней охи-вздохи! В этой девочке скрыта сила – огромная и… неведомая. Каллор бы убил её, получи он только такой шанс. Серебряная Лиса в опасности. Вопрос в том, будем мы её защищать или решим не вмешиваться? Верховный король называет её чудовищем, капитан. Если Каладан Бруд отвернётся в неподходящий момент…
– Он убьёт её? Почему?
– Я так понимаю, он боится силы внутри неё.
– Худов дух, это же просто… – Паран запнулся, осознав лицемерность такого утверждения. Просто ребёнок? Вряд ли. – Защитить от Каллора, говоришь? Опасная позиция, командир. Кто поддерживает нас?
– Корлат и, как следствие, все тисте анди.
– Аномандр Рейк?
– Этого мы пока не знаем. Корлат не доверяет Каллору. К тому же она сдружилась с Мхиби, и это привело её к такому решению. Обещает обсудить его со своим Владыкой, когда тот прибудет сюда…
– Прибудет сюда?
– Да. Завтра, возможно, с самого утра, и если так, лучше избегай его.
Паран кивнул. Одной встречи довольно.
– А Воевода?
– Сомневается, как нам кажется. Но Бруду нужны рхиви и их стада бхедеринов. На данный момент, по крайней мере, он – главный защитник девочки.
– А что по этому поводу думает Дуджек? – спросил капитан.
– Он ждёт твоего решения.
– Моего? Храни нас Беру, командир, я ведь не маг, не жрец! И в будущее девочки я не могу заглянуть.
– В Серебряной Лисе живёт душа Рваной Снасти, Паран. Её нужно позвать, вытащить… на первый план.
– Потому что Рваная Снасть нас никогда не предаст. Да. Теперь понимаю.
– И не стоит корчить такое несчастное лицо, Паран.
Да ну? А если бы ты оказался на моём месте, Скворец?
– Хорошо, веди.
– Похоже, – проговорил Скворец, спускаясь с вершины, – нам придётся присвоить тебе звание, равное моему, капитан. А то ты никак не разберёшься, кто тут кому приказы отдаёт.
Подъехали тихо, незаметно, подвели лошадей к лагерю почти беззвучно. Их заметили лишь несколько тисте анди, которые не ушли в свои шатры. Сержант Мураш повёл основной отряд «Мостожогов» к краалю, чтобы оставить там лошадей, но капрал Хватка, Дэторан, Дымка, Тротц и Вал ускользнули и двинулись в сторону штабного шатра Бруда. У входа их дожидался Штырь.
Хватка кивнула ему, и маг, закутавшись в свою зловонную рубаху и накинув на голову не менее зловонный капюшон, повернулся к накрепко завязанному пологу. Совершил несколько жестов, помедлил, затем плюнул на ткань. Слюна ударилась о полог абсолютно беззвучно. Чародей ухмыльнулся Хватке, а затем с поклоном указал на вход.
Вал выкатил глаза и толкнул капрала в бок.
Она знала: внутри – две комнаты, и в задней спит сам Воевода. Надеюсь, что спит. Хватка оглянулась по сторонам в поисках Дымки – проклятье, да где же она? Вот только что здесь была…
Два пальца коснулись её руки, и Хватка от неожиданности чуть из доспехов не выскочила. Рядом улыбалась Дымка. Хватка одними губами витиевато выругалась. Улыбка стала только шире, затем Дымка шагнула ко входу в шатёр и присела, чтобы развязать ремешки.
Хватка оглянулась через плечо. Дэторан и Тротц стояли в нескольких шагах позади – плечом к плечу, громадные и грозные.
Вал снова толкнул её в бок, Хватка обернулась и увидела, что Дымка уже откинула в сторону полог.
Ладно, за дело.
Первой пошла Дымка, следом за ней Штырь, затем Вал. Хватка жестом приказала напанке и баргасту идти вперёд, а затем последней скользнула в темноту внутри шатра.
Хотя с концов взялись Дэторан и Тротц, а по бокам подпирали Штырь и Вал, стол оказался таким тяжёлым, что солдаты зашатались, не пройдя и трёх шагов. Дымка снова оказалась впереди, чтобы поднять полог как можно выше. Под покровом чародейской тишины четверо солдат кое-как вытащили огромный стол наружу. Хватка ждала, то и дело оглядываясь на разделительную ширму, однако Воевода так и не появился. Пока что всё хорошо.
Капрал и Дымка тоже взялись за стол: вшестером «мостожоги» сумели оттащить громадину на пятьдесят шагов, прежде чем окончательно выбились из сил.
– Ещё чуть-чуть, – прошептал Штырь.
Дэторан фыркнула.
– Найдут ведь.
– Можем на деньги поспорить, – отозвалась Хватка. – Только давайте сперва его туда дотащим.
– А ты не можешь сделать его полегче? – заныл Вал, обращаясь к Штырю. – Ты ж маг!
Штырь скривился.
– Слабенький маг, и что с того? На себя посмотри – не вспотел даже!
– Цыц оба! – зашипела Хватка. – Ну-ка давай, вира помалу.
– Кстати, про потеть, – прохрипел Вал под нестройный хор кряхтения и ворчания, сопровождавший момент, когда стол вновь оторвался от земли. – Ты когда постираешь свою отвратную рубаху, Штырь?
– Постираю? Мама никогда голову не мыла, пока жива была – с чего бы сейчас начинать? Блеск пропадёт…
– Блеск? Это ты про полувековой слой пота да жира вонючего…
– А когда жива была – не воняла, так, что ли?
– Слава Худу, не знаю. И знать не хочу…
– Вы оба заткнётесь или нет? Куда тащить, Штырь?
– Направо. Вон туда. Потом налево – в шатёр из шкур в самом конце…
– Бьюсь об заклад, там кто-нибудь живёт, – проворчала Дэторан.
– Спорим! – мгновенно отреагировала Хватка. – Там рхиви складывают тела тисте анди перед сожжением. А убитых тисте не было с самого Даруджистана.
– Как вы его вообще нашли? – спросил Вал.
– Штырь унюхал…
– Странно, что он вообще хоть что-то может унюхать…
– Так, хорошо, ставим на землю. Дымка – полог!
Стол занял практически всё пространство внутри, так что по сторонам остались узенькие проходы, не больше сажени шириной. Низенькие лежанки, на которые укладывали трупы, сложили и засунули под столешницу. На крюк у центральной распорки повесили фонарь. Хватка увидела, как Вал присел, почти уткнувшись носом в неровную, исцарапанную поверхность стола, нежно провёл загрубевшими пальцами по доскам.
– Красота, – прошептал он. Поднял глаза, перехватил взгляд Хватки. – Зови остальных, капрал, начинаем игру.
Хватка с ухмылкой кивнула.
– Сходи за ними, Дымка.
– Делим поровну, – напомнил Вал, мрачно глядя на всех. – Мы теперь один взвод…
– И ты решил нас посвятить в тайну, – фыркнул Штырь. – Знай мы, что вы всё время жульничали…
– Да-да-да, зато теперь судьба вам вот-вот улыбнётся! Хватит ныть.
– Какая вы чудесная пара, – заметила Хватка. – Рассказывай, Вал, как это работает?
– Противоположности, капрал. Обе Колоды – настоящие, понимаешь? У Скрипача, конечно, чутьё было получше, но Штырь должен справиться. – Вал обернулся к магу. – Ты же читал расклады, правда? Говорил, что…
– Да, само собой, всё схвачено. Умею я…
– Очень надеюсь, – мрачно проворчал сапёр. Он снова погладил столешницу. – Там два слоя, а между ними – разложена рабочая Колода, понимаешь? Кладёшь карту – образуется напряжение, а ты по нему угадываешь, какая карта лежит, пусть и рубашкой вверх. Всегда работает. Сдающий всегда знает, что кому сдал. Скрипач…
– Не здесь, – прорычал Тротц, скрестив на груди руки, и угрожающе оскалился, глядя на Штыря.
Тот взорвался:
– Да могу я это сделать, дикарь свиномозглый! Смотри!
– Цыц! – рявкнула Хватка. – Они идут.
До рассвета оставалось совсем немного времени, когда другие взводы начали выходить из шатра. Солдаты смеялись, хлопали друг друга по спине и звенели туго набитыми кошельками. Когда последний голос затих вдали, Хватка устало опёрлась о стол. Штырь – по его волосяной рубахе градом катился пот – застонал и уронил голову, с глухим стуком врезавшись лбом в толстую доску.
Вал шагнул ему за спину и поднял руку.
– Отставить, солдат, – буркнула Хватка. – Совершенно ясно, что весь этот треклятый стол перекосился, а может, и не работал никогда…
– Работал! Мы со Скрипом накрепко…
– Только его ведь украли, прежде чем вы его по-настоящему опробовали, так?
– Да не важно! Говорю тебе…
– Заткнитесь все, – сказал Штырь, медленно поднимая голову. По его узкому лбу пробежали глубокие морщины, когда маг ещё раз хмуро посмотрел на столешницу. – Перекосился… А ты ведь, наверное, права, Хватка. – Он принюхался, будто пытался поймать какой-то запах, затем присел на корточки. – Ага-а. А ну-ка, помогите мне вытянуть лежанки.
Никто не шелохнулся.
– Помоги ему, Вал, – приказала Хватка.
– Под стол залезть помочь? Поздновато прятаться…
– Это приказ.
Продолжая ворчать, сапёр наклонился. Вдвоём они вытащили сложенные лежанки. Затем Штырь залез под стол. Внизу медленно разгорелся чародейский свет, а потом маг присвистнул.
– Вот она! Нижняя столешница!
– Обалденная наблюдательность, Штырь. Ты бы там ещё ножки обнаружил.
– Да нет, идиот! На нижней столешнице что-то нарисовано… одна большая карта – только я её не узнаю.
Нахмурившись, Вал забрался к магу.
– Что ты несёшь? Ничего мы там не рисовали… Худовы портянки! Это ещё что такое?!
– Красная охра, похоже. Такой вроде баргасты рисуют…
– И рхиви, – пробормотал Вал. – А это кто, в центре, с собачьей головой на груди?
– Мне откуда знать? Одно скажу – рисунок свежий. В смысле, недавно нарисовали.
– Так сотри его к треклятой матери.
Штырь выполз из-под стола.
– Худа с два – там охранных чар как паутины, и не только охранных. – Он распрямился, перехватил вопросительный взгляд Хватки, затем пожал плечами. – Новая карта. Независимая, неаспектированная. Хочу себе копию создать, под размер Колоды, а потом попробовать сделать расклад с ней…
– Да пожалуйста, – отмахнулась Хватка.
Из-под стола вынырнул Вал, он вдруг оживился.
– А хорошая мысль, Штырь! За расклады тоже можно денег брать. Если новая Независимая карта взаправду заиграет, вычислишь новые связи, новые отношения, а когда их все выучишь…
Штырь ухмыльнулся.
– Мы устроим новую игру. Точно!
Дэторан застонала.
– Я все деньги проиграла.
– Не ты одна, – рявкнула Хватка, злобно глядя на сапёров.
– В следующий раз всё получится, – заявил Вал. – Вот увидишь.
Штырь согласно закивал.
– Уж простите нам нехватку энтузиазма, – процедила Дымка.
Хватка развернулась к баргасту.
– Тротц, посмотри-ка на этот рисунок.
Воин фыркнул, затем опустился на четвереньки. С кряхтением протиснулся под стол.
– Тут темно, – сообщил Тротц.
Вал посмотрел на Штыря.
– Подсвети ему там, идиот!
Маг презрительно ухмыльнулся, затем взмахнул рукой. Под столом вновь разгорелось чародейское свечение.
Некоторое время Тротц молчал, затем выбрался обратно и поднялся.
– Ну? – спросила Хватка.
Баргаст покачал головой.
– Рхиви.
– Рхиви не играют с Колодой, – возразил Штырь.
Тротц оскалился.
– Баргасты тоже!
– Мне нужна дощечка, – пробормотал Штырь и поскрёб щетину на узком подбородке. – И стило, – продолжал он, не обращая внимания на остальных, – и краски, и кисточка…
Маг вышел из шатра, все посмотрели ему вслед. Хватка вздохнула и в последний раз возмущённо глянула на Вала.
– Не самое удачное начало службы в седьмом взводе, сапёр. У Мураша чуть сердце не остановилось, когда он целый столбик монет проиграл. Так что твой сержант сейчас, наверное, потрошит лесных голубей, достаёт чёрную печёнку и шепчет твоё имя – кто знает, может, удача тебе улыбнётся и демон его не услышит.
Вал скривился.
– Ха. Ха. Ха.
– По-моему, она не шутит, – заметила Дэторан.
– Ну и ладно! – вспылил Вал. – У меня на этот случай «ругань» припасена, и я уж позабочусь, чтоб вас всех с собой прихватить.
– Вот это командный дух, – одобрил Тротц и широко ухмыльнулся.
Хватка хмыкнула.
– Ладно, солдаты, пошли отсюда.
Паран и Серебряная Лиса стояли поодаль от остальных, глядя, как в небе на востоке проступают медные и бронзовые полосы. Над головой выцветали последние звёзды, холодный, бесстрастный узор уступал теплу голубого и безоблачного дня.
Последние часы были для Парана мучительно, болезненно неловкими и странными, казалось, они тянулись вечно, но теперь им на смену пришло эмоциональное истощение, а с ним – лихорадочное спокойствие. Капитан замолчал, боясь разрушить это хрупкое ощущение внутреннего покоя, зная, что оно – лишь иллюзия, трагическое затишье перед бурей.
«Рваную Снасть нужно вызвать на передний план». Это он сделал. Стоило лишь посмотреть друг другу в глаза – ожили все общие воспоминания, и они стали для Парана жгучим проклятьем. Ребёнок. Я смотрю на ребёнка и оттого страшусь всякой мысли о близости – пусть она и была прежде зрелой женщиной. Той женщины больше нет. Есть ребёнок. Но не только это мучило капитана. Другая личность, вплетённая словно чёрная железная проволока во всё, что было некогда Рваной Снастью. Ночная Стужа, чародейка, любовница Беллурдана – куда бы она ни пошла, теломен следовал за ней. Ни о каком равенстве в этих отношениях не могло быть и речи, а теперь Ночная Стужа проявлялась ожесточённой, требовательной волей. Ожесточённой горечью. Против Тайшренна… Императрицы, всей Малазанской империи и Худ знает кого и чего ещё. Она знает, что во время Канонады под Крепью её предали. Сначала её, а затем – на равнине – Беллурдана. Её возлюбленного.
Серебряная Лиса заговорила:
– Не нужно бояться т’лан имассов.
Паран моргнул, встряхнулся.
– Ты уже говорила. Потому что ты – командуешь ими. Но все мы не можем не задумываться над тем, что́ ты собираешься делать с армией нежити? В чём значение этого Соединения?
Серебряная Лиса вздохнула.
– На самом деле, всё просто. Они собираются, чтобы получить благословение. От меня.
Капитан повернулся к ней.
– Почему?
– Я – заклинательница костей из плоти и крови, первая за сотни тысяч лет. – Серебряная Лиса помрачнела. – Но прежде они будут нам нужны. Во всей своей силе. Ужасы ждут нас всех… в Паннионском Домине.
– Остальные должны узнать об этом… благословении – что оно значит, Серебряная Лиса, – и больше узнать об угрозе, которая ждёт нас в Паннионском Домине. Бруд, Каллор…
Девочка покачала головой.
– Моё благословение – не их дело. Это только моё дело. Как и сами т’лан имассы. Что до Панниона… Мне самой нужно узнать больше, прежде чем я решусь говорить. Паран, я открыла тебе это всё ради того, чем мы были друг для друга, и того – чем стали.
А чем мы стали? Нет, сейчас не время для этого вопроса.
– Джен’исанд Рул.
Серебряная Лиса нахмурилась.
– Этой части тебя я не понимаю. Однако есть и другое, Паран. – Она заколебалась, а затем сказала: – Скажи, что ты знаешь о Колоде Драконов?
– Почти ничего. – Но он улыбнулся, ибо в этом вопросе услышал голос Рваной Снасти больше, чем за всё время этой встречи.
Серебряная Лиса глубоко вздохнула, задержала дыхание, затем медленно выдохнула, снова перевела полуприкрытые глаза на восток.
– Колода Драконов. Своего рода структура, ограничивающая саму силу. Никто не знает, кто её создал. Я считаю – Рваная Снасть считает, – что каждая карта – врата на Путь, и прежде было больше карт, чем сейчас. Могли существовать иные Колоды – вполне могут существовать и сейчас…
Паран внимательно посмотрел на неё.
– У тебя есть и другое подозрение, верно?
– Да. Я сказала, что никто не знает, кто создал Колоду Драконов. Но есть иная сущность, не менее загадочная, и сама по себе – тоже структура, ограничивающая силу. Подумай о терминах, которыми мы описываем Колоду Драконов. Дома… Дом Тьмы, Дом Света, Жизни, Смерти… – Серебряная Лиса медленно обернулась к нему. – Подумай о слове «Финнэст». Его значение, как понимают т’лан имассы, «Обитель Льда». Давным-давно среди Старших рас «Обитель» была синонимом нашего «Дома» в значении и употреблении, то есть означало то же, что и «Путь». Где содержится источник силы и власти яггута? В Финнэсте. – Она помолчала, заглядывая в глаза Парану. – «Треморлор» по-трелльски означает «Дом Жизни».
Финнэст… Дом Финнэста в Даруджистане… Дом Азатов.
– О Треморлоре я никогда не слышал.
– Это Дом Азатов в Семи Городах. В городе Малазе, в вашей Империи, стоит Мёртвый Дом – Дом Смерти…
– Ты считаешь, что Дома Азатов и Дома Колоды – одно и то же.
– Да. Или они каким-то образом связаны. Подумай об этом!
Вот чем Паран и занимался. Ни о Колоде, ни о Домах он почти ничего не знал – и не мог понять, как сам вообще может быть с ними связан. Ему стало ещё тревожней, беспокойство отдалось болезненным спазмом в животе. Капитан нахмурился. Он слишком устал, чтобы думать, но думать было необходимо.
– Говорят, старый Император, Келланвед, с Танцором смог войти в Мёртвый Дом…
– Келланвед и Танцор с тех пор Взошли и ныне правят Домом Тени. Келланвед стал Престолом Тени, а Танцор – Котильоном, Узлом, Покровителем Убийц.
Капитан ошеломлённо уставился на неё.
– Что?
Серебряная Лиса усмехнулась.
– Это вполне очевидно, если поразмыслить, не так ли? Кто из Взошедших обратил внимание на Ласиин… с тем, чтобы её уничтожить? Престол Тени и Котильон. С чего бы кому-то из Взошедших вообще волноваться о судьбе некой смертной женщины? Если только ими не движет жажда мести.
Перед глазами Парана встала давняя картина – дорога на побережье Итко-Кана, чудовищная бойня, плоть, разорванная огромными клыками – Псы. Псы Тени, щеночки Престола… С того дня капитан пошёл в жизни иной тропой. По следу юной женщины, которую одержал Котильон. С того дня его жизнь начала разваливаться на куски.
– Постой! Ведь Келланвед и Танцор вошли в Мёртвый Дом — почему же они не приняли его аспект, аспект Дома Смерти?
– Я сама об этом думала – и вижу одну возможность. Владение Смерти уже было занято, Паран. Король Высокого Дома Смерти – Худ. Я полагаю, что всякий Дом Азатов скрывает в себе все врата, выходы на все Пути. Если сумеешь войти в Дом, сможешь… выбирать. Келланвед и Танцор нашли пустующий Дом, незанятый престол – и заняли место правителей Тени. Тогда появился Дом Тени, стал частью Колоды Драконов. Понимаешь?
Паран медленно кивнул, судорожно пытаясь уложить всё это в голове. В животе разлилась болезненная дрожь – волевым усилием он подавил её. Но какое отношение это всё имеет ко мне?
– Дом Тени был некогда Обителью, – продолжила Серебряная Лиса. – Это легко заметить, в нём нет такой же иерархической структуры, что в остальных Домах. Это звериное, дикое владение, которое долгое время не знало иного правителя, кроме Псов.
– А что же Независимые карты?
Серебряная Лиса пожала плечами.
– Неудавшиеся аспекты? Необходимая сила случайности, неожиданности? Азаты и сама Колода – это структуры упорядочивающие, однако всякий порядок нуждается в свободе, иначе он застывает, становится хрупким.
– А где же в этом порядке моё место? Я – ничто, Серебряная Лиса. Косолапый смертный.
О, боги, не втягивайте меня в это – в то, к чему всё, похоже, идёт. Пожалуйста.
– Об этом я думала, Паран, долго и глубоко. Аномандр Рейк – Рыцарь Дома Тьмы, – сказала она, – но где же сам Дом? Прежде всех прочих была Тьма, Мать, породившая всё. Значит, должно быть древнее владение, Обитель, или даже нечто более древнее, чем сами Обители. Средоточие врат в Куральд Галейн… ненайденное, скрытое, Первая Рана, срощенная душой, запечатанная живым духом.
– Душой, – пробормотал Паран, и по спине у него побежали мурашки, – или целым легионом душ…
Серебряная Лиса тихо выпустила воздух сквозь зубы.
– Прежде Домов были Обители, – продолжил с безжалостной логикой Паран. – И те и другие неподвижные, выстроенные. Как дома в поселениях. Но прежде поселений… люди кочевали. Дома образовались из Обителей, Обители из… врат, пребывающих в постоянном, непрестанном движении… – Он зажмурился. – Повозка, нагруженная бессчётными душами, запечатывающими врата во Тьму…
И я послал двух Псов в эту рану, видел, как они прошли сквозь печать… клянусь Бездной…
– Паран, что-то произошло – с Колодой Драконов. Явилась новая карта. Независимая, но, как мне кажется, доминирующая. У Колоды никогда не было… Господина. – Серебряная Лиса повернулась к нему. – Я думаю, что теперь у неё есть Господин. Ты.
Глаза капитана распахнулись; он уставился на неё, сначала ошеломлённо, затем с насмешкой.
– Это же чушь, Рва… Серебряная Лиса. Только не я. Ты ошибаешься. Наверняка…
– Не ошибаюсь. Мою руку направили силы, чтобы изобразить карту, на которой – ты…
– Какую карту?
Она не ответила, но продолжала, будто не услышала:
– Кто направил меня? Азаты? Или иная, неведомая сила? Я не знаю. Джен’исанд Рул. Странник-в-Мече. – Серебряная Лиса посмотрела ему в глаза. – Ты – новый Независимый, Ганос Паран. Рождённый случайностью или нуждой, цель которой ясна лишь самим Азатам. Ты должен найти ответ на вопрос о смысле собственного создания, постигнуть цель того, чем стал.
Он иронически приподнял брови.
– Ты ставишь передо мной высокую задачу? Ждёшь подвига? Уволь, Серебряная Лиса. Бестолковые, бесцельные мужчины подвигов не совершают. Это задача для лупоглазых героев из эпических поэм. Я не верю в цели – больше не верю. Они – лишь самообман. Ты ставишь мне эту задачу, но тебя ждёт горькое разочарование. Как и самих Азатов.
– Незримая война уже началась, Паран. Сами Пути подверглись нападению – я чувствую некую силу в Колоде Драконов, хоть и не могу пока её нащупать. Собирается… армия, а ты – солдат – часть её.
О да, так говорит Рваная Снасть.
– У меня и видимых войн – по горло, Серебряная Лиса…
Когда девочка посмотрела на капитана, её глаза блеснули.
– Возможно, Ганос Паран, это всё – одна и та же война.
– Я не Дуджек и не Бруд – я не умею выстраивать планы… кампаний. Меня… меня просто разрывает на части.
– Я знаю. Ты ведь не думал, что сможешь скрыть от меня свою боль? Я вижу её в твоём лице, и моё сердце рвётся на части.
Капитан отвёл глаза.
– Я вижу сны… ребёнок в ране. Он кричит.
– Ты убегаешь от этого ребёнка?
– Да, – дрожащим голосом признался он. – Эти крики… ужасны.
– Ты должен бежать к этому ребёнку, любимый. Бегство ожесточит твоё сердце.
Капитан обернулся к ней. «Любимый» – такие слова, чтобы манипулировать моими чувствами?
– Кто этот ребёнок?
Серебряная Лиса покачала головой.
– Я не знаю. Жертва незримой войны, наверное. – Она попыталась улыбнуться. – Твою отвагу уже испытывали прежде, Паран, но ты выдержал.
Он поморщился и пробормотал:
– Никогда не поздно сдаться.
– Ты – Странник-в-Мече. Карта существует.
– Мне плевать.
– Ей тоже, – парировала Серебряная Лиса. – У тебя нет выбора…
Паран накинулся на неё.
– Тоже мне новость! Спроси у Опоннов, как я справился! – Он дико расхохотался. – Сомневаюсь, что Близнецы оправятся. Ошибка, Снасть, я всегда – ошибка, неверный выбор!
Она долго смотрела на капитана, а затем – возмутительно – просто пожала плечами.
Паран вдруг остыл, отвернулся. Посмотрел на Мхиби, Скворца, Молотка и Быстрого Бена. Все четверо за это время даже не шевельнулись. От такого терпения – да что там, от такой веры — капитану захотелось кричать. Вы ошиблись. Все вы ошиблись! Но Паран понимал, что они не станут и слушать.
– Я ничего не знаю о Колоде Драконов, – глухо повторил он.
– Если у нас будет время, я научу тебя. Если не будет, найдёшь свой собственный путь.
Паран закрыл глаза. Боль в животе возвращалась, росла, вздымалась волной, от которой уже было не отмахнуться. Конечно. Рваная Снасть именно так и поступила бы. Всё у тебя получилось, Скворец. Теперь она ведёт, остальные – следуют. Хороший солдат – капитан Ганос Паран…
В мыслях он вернулся в жуткое, кошмарное царство внутри меча Драгнипура, где легионы скованных душ неустанно тащили громадную повозку… а в сердце её – холодная, тёмная пустота, из которой тянулись цепи. В повозке едут врата, врата в Куральд Галейн, на Путь Тьмы. Меч собирает души, чтобы запечатать их… какова же рана, что требует стольких душ… От приступа боли капитан застонал. Маленькая ручка Серебряной Лисы коснулась его локтя.
Паран едва не отшатнулся.
Я вас всех подведу.