Глава вторая
Если же окинуть землю ясным и острым взглядом, станет очевидно, что та древняя Яггутская война, которая была для Кроновых т’лан имассов то ли семнадцатой, то ли восемнадцатой, закончилась катастрофой. Сопровождавший нашу экспедицию адепт не выказывал и тени сомнения в том, что в глубинах Лейдеронского ледника остался живой яггут — тяжело раненный, но сохранивший мощную чародейскую силу. На внушительном расстоянии от ледовой реки (охват которой со временем становится всё меньше) сохранились изломанные останки т’лан имассов: кости эти странным образом деформированы, и в них до сего дня звучит яростное, смертоносное эхо Омтоз Феллака.
Что же до колдовского каменного оружия Кроновых воинов, среди останков нашлись лишь сломанные образцы: можно, вероятно, заключить, что либо здесь уже побывали грабители могил, либо выжившие т’лан имассы (если таковые вообще были) забрали целые клинки с собой…
Кенемасс Трибанос, хронист.
Натийская экспедиция 1012
— Видно, последний отряд преследователей повернул назад, — проговорил Дэлум, когда уриды начали сводить коней с мостков.
— Зараза трусости ширится, — прорычал Карса.
— Они, — пророкотал Байрот, — с самого начала поняли, что мы пересекаем их земли. Что это не простой набег. Потому будут ждать нашего возвращения и, скорее всего, призовут воинов из других деревень.
— Это меня не тревожит, Байрот Гилд.
— Знаю, Карса Орлонг. Ты, видно, продумал наперёд всё, что касается этого странствия. Но даже так — нам предстоит проехать ещё две долины ратидов. Будут и другие деревни. Скажи, мы объедем их или соберём ещё больше трофеев?
— Так, когда приедем к поселениям нижеземцев у Серебряного озера, у нас окажется слишком много трофеев, — заметил Дэлум.
Карса расхохотался, затем, подумав, сказал:
— Байрот Гилд, мы проскользнём по этим долинам, точно змеи в ночи, пока не дойдём до самой последней деревни. Оттуда я всё равно хочу повести за нами погоню в земли сунидов.
Дэлум отыскал тропу, которая шла по краю долины.
Карса оглянулся на собаку, которая ковыляла позади всех. Рядом с ней шёл Клык, и Карса подумал, что трёхногая собака, видно, самка вожака. И порадовался тому, что решил не добивать раненого зверя.
В воздухе разлился холод — лучшее подтверждение тому, что воины поднялись выше в горы. Территория сунидов располагалась ещё выше, на восточном краю нагорья. Пальк поведал Карсе, что это нагорье рассекает лишь один перевал — рядом с водопадом, что несёт горный поток к Серебряному озеру. Опасный спуск. Пальк нарёк его Костяным перевалом.
Тропа принялась вихлять меж растрескавшихся от ветра валунов и поваленных деревьев. Воины уже могли разглядеть вершину — в шести тысячах крутых шагов над ними.
Уриды спешились. Карса вернулся назад и поднял трёхногую собаку на руки. Он уложил её поперёк широкой спины Погрома и привязал ремнями. Самка не издала ни звука. Клык бежал теперь рядом с боевым конём.
Они продолжили путь.
Солнце окутало склон ослепительным золотым маревом, когда уриды оказались в сотне шагов от вершины, вышли на широкий уступ, что, насколько можно было разглядеть за рощей всклокоченных, погнутых ветром дубов, тянулся вдоль всей долины. Осмотрев правую часть естественной террасы, Дэлум хмыкнул, затем сказал:
— Вижу пещеру. Вон там, — он указал пальцем, — за поваленными деревьями, где скала вспучилась.
Байрот кивнул и заметил:
— Похоже, места в ней хватит и для наших коней. Карса Орлонг, если мы собираемся дальше скакать по ночам…
— Согласен, — отозвался Карса.
Дэлум повёл их вдоль уступа. Мимо него протиснулся Клык, замер у входа в пещеру, затем припал к земле и осторожно пополз вперёд.
Воины остановились, чтобы поглядеть, встанет ли у пса шерсть на загривке. Это бы значило, что в пещере живёт седой медведь или какой-то другой зверь. Долгое время Клык не шевелился, прижавшись к камню на площадке у входа, затем наконец поднялся, оглянулся на отряд и потрусил внутрь пещеры.
Со стороны долины пещеру прикрывали рухнувшие деревья. Когда-то над входом был каменный навес, но он обвалился, видно, под весом стволов, так что осталась лишь груда обломков, которые частично перегораживали вход.
Байро начал расчищать дорогу, чтобы можно было провести коней. Дэлум и Карса последовали за Клыком в пещеру.
За завалом из скальных обломков и песка пол в пещере был ровный, усыпанный жухлой листвой. Лучи закатного солнца украсили заднюю стенку жёлтым узором, выхватив плотный блок резных знаков. В самом центре сводчатой пещеры кто-то сложил пирамидку из камней.
Клыка нигде не было видно, но на поле виднелись следы пса, они уходили в сумрак в дальнем углу пещеры.
Дэлум шагнул вперёд, не сводя глаз с крупного знака, высеченного строго напротив входа.
— Этот кровь-знак не принадлежит ни ратидам, ни сунидам, — сказал он.
— Однако слова под ним — теблорские, — уверенно заявил Карса.
— Стиль уж больно… — Дэлум нахмурился, — …витиеватый.
Карса начал читать вслух:
— «Я увёл выжившие семьи. Прочь с высокогорья. По разломанным жилам, что кровоточили под солнцем…» Разломанным жилам?
— По льду, — пояснил Дэлум.
— Ну да, и кровоточили под солнцем. «Мало нас было. Кровь наша помутнела, и помутнела бы ещё больше. Я счёл необходимым разбить то, что осталось. Ибо т’лан имассы не ушли далеко, гневались и хотели продолжить истреблять всех без разбора». — Карса нахмурился. — Т’лан имассы? Не знаю этих двух слов.
— Я тоже, — отозвался Дэлум. — Видно, какое-то враждебное племя. Продолжай читать, Карса Орлонг. Твоё око проворней моего.
— «Поэтому я оторвал жену от мужа. Дитя от родителя. Брата от сестры. Я сотворил из них новые семьи, а затем отослал прочь. Всякую — в иное место. Я провозгласил Законы Разделения, данные нам Икарием, которого мы некогда приютили и сердце которого преисполнилось горем от того, что́ с нами стало. Законы Разделения станут нам спасением, очистят нашу кровь и укрепят наших детей. Всякий, кто последует, и всякий, кто прочтёт эти слова, да узнает моё оправдание…»
— Эти слова меня тревожат, Карса Орлонг.
Карса оглянулся на Дэлума:
— Почему? Они для нас ничего не значат. Это лишь бредни какого-то старца. Слишком много слов — годы бы ушли, чтобы высечь все эти знаки, и только безумец пошёл бы на такое. Безумец, которого заживо похоронили здесь, одного, изгнали из племени…
Дэлум пристально посмотрел на Карсу:
— Изгнали? Да, думаю, ты прав, предводитель. Читай дальше — давай услышим его оправдание и сами затем рассудим.
Пожав плечами, Карса вновь вгляделся в иероглифы на скальной стене:
— «Чтоб выжить, мы должны забыть. Так нам сказал Икарий. Всё то, к чему мы пришли, всё то, что размягчило нас. Всё это следует оставить. Мы должны разобрать свои…» Этого слова я не знаю. «…и разбить всякий камень, чтоб не осталось и следа того, чем мы были. Мы должны сжечь свои…» И этого слова не знаю. «…чтобы остался лишь пепел. Мы должны забыть свою историю, вернуться лишь к самым древним нашим сказаниям. К легендам, повествующим, как мы жили в простоте. В лесах. Охотились, ловили рыбу в реках, растили коней. Когда законы наши были законами набегов и поединков, а единственной мерой всему был взмах меча. К сказаниям, что говорят о распрях, убийствах и изнасилованиях. Мы должны вернуться к тем ужасным временам. Чтоб разделить линии своей крови, сплести из них иные, меньшие сети родства. Новые нити пусть родятся лишь от насилия, ибо лишь так они останутся редкостью и случайностью. Чтоб очистить свою кровь, мы должны забыть всё о том, чем стали, но заново найти всё то, чем когда-то были…»
— Здесь, ниже, — проговорил, присев на корточки, Дэлум. — Я узнаю эти слова. Читай здесь, Карса Орлонг.
— Темно, Дэлум Торд, но я попытаюсь. Ага, да. Это… имена. «И этим новым племенам я дал имена, какие отец мой дал своим сыновьям». И список: «Барид, Санид, Фалид, Урад, Гэлад, Манид, Ратид и Ланид. Таковы и будут новые племена…» Слишком темно, чтоб читать дальше, Дэлум Торд, да и я и не хочу, — добавил он, почувствовав внезапный холодок. — Мысли эти ужалены пауком. Ложь, сплетённая лихорадкой.
— Но фалидов и ланидов…
Карса выпрямился:
— Больше не существует, Дэлум Торд.
— А имя Икария сохранилось в наших…
— Довольно! — рявкнул Карса. — Нет в этих словах никакого смысла!
— Как скажешь, Карса Орлонг.
Из сумрака показался Клык, теперь оба теблора разглядели в стене тёмную расселину.
Дэлум кивком указал в ту сторону:
— Там лежит тело резчика.
— Туда он, видно, и заполз, чтоб умереть, — презрительно ухмыльнулся Карса. — Вернёмся к Байроту. Здесь можно укрыть коней. Сами будем спать снаружи.
Оба воина повернулись и пошли к выходу из пещеры. Позади них Клык на миг задержался у пирамидки из камней. Солнце ушло с дальней стены, и пещеру окутали тени. Во мраке глаза пса блеснули.
Две ночи спустя воины сидели на конях и смотрели вниз, на долину сунидов. Увлечь за собой преследователей-ратидов не удалось, поскольку две последние деревни, которые встретились на пути уридов, оказались давно заброшены. Соседние тропы заросли, а дожди смыли угли очагов, так что остались лишь чёрные с багровой каймой пятна на земле.
А теперь по всей длине и ширине сунидской долины — ни огонька.
— Сбежали, — пробормотал Байрот.
— Но, — отозвался Дэлум, — не от нас, если окажется, что сунидские деревни такие же, как ратидские. Это давний исход.
Байрот проворчал:
— Куда же они ушли?
Пожав плечами, Карса ответил:
— Есть другие сунидские долины, к северу от этой. Дюжина, если не больше. И ещё несколько к югу. Может, случился раскол. Нам до этого мало дела, кроме того, что трофеев мы теперь не соберём до самого Серебряного озера.
Байрот повёл плечами:
— Предводитель, когда доберёмся до Серебряного озера, совершим набег под колесом или под солнцем? Раз эта долина пуста, можем разбить лагерь на ночь. Тропы здесь нам незнакомы, потому в темноте двигаться будем медленно.
— Верно говоришь, Байрот Гилд. Набег совершим при свете дня. Давайте же тогда спустимся в долину и подыщем себе место для ночлега.
Колесо звёзд повернулось на четверть круга, прежде чем воины-уриды добрались до дна долины и нашли подходящее место для лагеря. С помощью псов Дэлум добыл за время спуска полдюжины скальных зайцев, которых теперь свежевал и потрошил, пока Байрот разводил небольшой костёр.
Карса позаботился о конях, а затем присоединился к спутникам возле огня. В тишине они ждали, пока мясо прожарится. Сладковатый запах и шипение жира казались до странности непривычными после стольких трапез, когда еду приходилось есть сырой. Карса почувствовал, как по мышцам разливается вялость, и лишь тогда понял, как же устал.
Зайцы были готовы. Ели воины в молчании.
— Дэлум поведал, — проговорил Байрот, когда все доели, — о словах на стене пещеры.
Карса бросил на Дэлума недовольный взгляд.
— Дэлум Торд заговорил, когда не следовало. В пещере — бредни безумца, ничего более.
— Я обдумал их, — настаивал Байрот, — и верю, что в бреднях этих скрыта истина, Карса Орлонг.
— Глупая вера, Байрот Гилд.
— Не думаю, предводитель. Названия племён — я согласен с Дэлумом в том, что среди них есть названия наших племён. «Урад» слишком похоже на «урид», чтобы это была случайность, когда три иных названия сохранились в том же виде. Верно, с тех пор одно из племён было истреблено, но даже наши сказания поминают времена, когда племён было больше, чем теперь. А те два слова, которых ты не знал, Карса Орлонг, «великие деревни» и «жёлтая береста»…
— Не такие были слова!
— Верно, но лучше Дэлум не смог передать. Карса Орлонг, рука, что вырезала эти слова, была из времён изощрённых, из времён, когда язык теблоров был по крайней мере сложнее, чем ныне.
Карса сплюнул в огонь:
— Байрот Гилд, даже если это, как вы с Дэлумом говорите, правда, я должен спросить: в чём её ценность для нас теперь? Мол, мы — падший народ? Это не новое откровение. Все наши сказания говорят о миновавшей эпохе славы, когда сотни героев жили среди теблоров, таких героев, среди которых даже дед мой Пальк показался бы лишь ребёнком среди мужей…
Отблески костра заострили лицо Дэлума, когда он нахмурился и перебил:
— Не это тревожит меня, Карса Орлонг. Все сказания о славе и легенды о прошлом — они описывают век, мало отличный от нашего. Само собой, героев больше, подвиги величественней, но по сути — всё то же и так же, как мы живём и сейчас. Кажется даже, что вся цель этих сказаний — обучить тому, как следует вести себя, как жить правильно, если ты теблор.
Байрот кивнул:
— И резные слова на стене этой пещеры предлагают нам объяснение.
— Описание того, какими мы были бы, — добавил Дэлум. — Точнее, какими стали.
— Всё это не важно, — прорычал Карса.
— Мы были народом побеждённым, — продолжил Дэлум, будто и не слышал предводителя. — Числом нас осталась разбитая горстка. — Он поднял взгляд посмотреть поверх костра прямо в глаза Карсе. — Сколько наших братьев и сестёр, которых мы отдали Ликам в Скале, — сколько из них были ущербны в том или ином? Слишком много пальцев, рты без нёба, лица без глаз. То же мы видели среди своих псов и коней, предводитель. Ущерб, рождённый кровосмешением. Это правда. Старейшина из пещеры знал, что́ грозит нашему народу, потому создал законы, чтоб разделить нас, медленно очистить мутную кровь, — и его изгнали как предателя теблоров. Мы узрели там, в пещере, древнее преступление…
— Мы — павший народ, — проговорил Байрот и расхохотался.
Дэлум резко перевёл взгляд на него:
— Что ж в этом такого смешного, Байрот Гилд?
— Если нужно объяснять, Дэлум Торд, то и вовсе ничего смешного.
От смеха Байрота Карса похолодел.
— Оба вы не осознали истинного значения всего этого…
Байрот хмыкнул:
— Значения, которого, ты сам сказал, не существует, Карса Орлонг?
— У павших есть лишь одно призвание, — уверенно продолжил Карса, — восстать внове. Некогда теблоры были малочисленны, побеждены. Пусть так. Ныне нас много. И поражений с тех пор мы не знали. Кто из нижеземцев смеет ступать по нашим землям? Я говорю: пришла пора исполнить это призвание. Теблоры должны восстать вновь.
Байрот презрительно ухмыльнулся:
— А кто поведёт нас? Кто объединит племена? Хотел бы я знать.
— Стой, — пророкотал Дэлум, глаза его сверкнули. — В твоих словах, Байрот Гилд, я слышу ныне неподобающую зависть. При том, что мы трое уже совершили, при том, чего уже достиг наш предводитель, — скажи мне, Байрот Гилд, неужто тени героев прошлого по-прежнему покрывают нас с головой? Я говорю: нет. Карса Орлонг ныне шествует среди этих героев, а мы — идём с ним.
Байрот медленно откинулся, скрестив ноги у самого очага.
— Как скажешь, Дэлум Торд. — Отблески костра высветили широкую улыбку, которая, казалось, была адресована пламени. — «Кто из нижеземцев смеет ступать по нашим землям?» Карса Орлонг, мы едем по заброшенной долине. Заброшенной теблорами. Но что́ заставило их уйти? Быть может, поражение вновь постигло могучих теблоров?
Долгое время никто из троих не говорил, затем Дэлум подбросил ещё ветку в огонь.
— Быть может, — тихо проговорил он, — не оказалось героев среди сунидов.
Байрот рассмеялся:
— Верно. Среди всех теблоров осталось лишь трое героев. Хватит ли этого, как думаешь?
— Трое — лучше, чем двое, — огрызнулся Карса, — но если потребуется, хватит и двоих.
— Молю Семерых, Карса Орлонг, чтобы разум твой всегда оставался свободен от сомнений.
Карса вдруг осознал, что сжал кулаки на рукояти меча:
— Ах, вот ты о чём. Сын своего отца. Обвиняешь меня в слабости Синига?
Байрот внимательно посмотрел на Карсу, затем медленно покачал головой:
— Отец твой не слаб, Карса Орлонг. Если и есть тут сомнения, о которых стоит говорить, то касаются они Палька и его героического набега на Серебряное озеро.
Карса вскочил на ноги, сжимая в руках меч из кровь-дерева.
Байрот не шевельнулся.
— Ты не видишь того, что вижу я, — тихо проговорил он. — Есть в тебе, Карса Орлонг, задаток стать сыном своего отца. Я солгал прежде, когда сказал, что молюсь, чтоб ты не познал сомнений. Я молюсь о противоположном, предводитель. Молюсь, чтобы сомнения явились к тебе и закалили твою мудрость. Герои наших сказаний, Карса Орлонг, были ужасны, чудовищны, ибо не знали сомнений.
— Встань передо мной, Байрот Гилд, ибо я не убью тебя, пока ты не обнажишь меч.
— Не встану, Карса Орлонг. Солома у меня на спине, и ты — мне не враг.
Вперёд шагнул Дэлум и высыпал две полные пригоршни земли в огонь между двумя другими воинами.
— Уже поздно, — пробормотал он, — и, быть может, верно сказал Байрот, что мы не так одиноки в этой долине, как думаем. По меньшей мере, на другой стороне её могут стоять часовые. Предводитель, нынче ночью звучали лишь слова. Давай предоставим проливать кровь нашим истинным врагам.
Карса продолжал стоять, сверля глазами Байрота.
— Слова, — прорычал он. — Да, и за сказанные слова Байрот Гилд должен извиниться.
— Я, Байрот Гилд, прошу прощения за свои слова. Теперь, Карса Орлонг, ты опустишь меч?
— Ты предупреждён, — сказал Карса. — В другой раз меня не умилостивишь так легко.
— Я предупреждён.
Травы и молодые побеги отвоевали сунидскую деревню. Ведущие к ней тропы в зарослях куманики стали почти невидимы, но тут и там среди каменных оснований круглых домов проступали следы пожара и насилия.
Дэлум спешился и принялся рыскать среди развалин. Очень скоро он нашёл первые кости. Байрот хмыкнул:
— Набег. В живых никого не оставили.
Дэлум вдруг выпрямился, сжимая в руках сломанное древко стрелы:
— Нижеземцы. Суниды держат мало собак, иначе их не застали бы врасплох.
— Отныне мы идём не в набег, — провозгласил Карса, — а на войну. Идём к Серебряному озеру не как уриды, но как теблоры. И мы отомстим.
Он спешился, извлёк из мешка четыре плотных кожаных щитка, которые тут же начал прилаживать к ногам Погрома, чтобы защитить коня от колючек. Оба спутника последовали его примеру.
— Веди нас, предводитель, — воскликнул Дэлум, вскочив на спину своего скакуна.
Карса подобрал трёхногую собаку и вновь уложил её у холки Погрома. Затем взобрался на коня сам и взглянул на Байрота.
Дородный воин тоже был готов к походу. Из-под полуприкрытых век он посмотрел на Карсу, встретил его взгляд:
— Веди нас, предводитель.
— Поскачем так быстро, как только позволит местность, — объявил Карса, перекладывая трёхногую собаку себе на бёдра. — Когда покинем эту долину, двинемся на север, затем вновь свернём на восток. К завтрашнему вечеру подъедем к Костяному перевалу, который выведет нас на Серебряное озеро.
— А если по дороге нам встретятся нижеземцы?
— Тогда, Байрот Гилд, начнём собирать трофеи. Но никому нельзя позволить уйти, чтобы обитателей фермы застать врасплох, иначе дети разбегутся.
Объехав деревню, они двинулись по одной из троп в лес. Под деревьями зарослей стало меньше, так что всадники смогли ехать небыстрым карьером. Вскоре тропа начала взбираться по склону долины. К закату уриды достигли гребня. Натянув поводья, воины остановили коней, от разгорячённых тел которых валил пар.
Они оказались на самом краю нагорья. К северу и востоку к небесам тянулись горные пики, которые всё ещё купались в золотых лучах заходящего солнца; вершины венчали снежные шапки, белые реки тянулись вниз по склонам. Прямо перед теблорами, под отвесным обрывом высотой в три сотни шагов раскинулась огромная, поросшая лесом котловина.
— Не вижу огней, — заметил Дэлум, осматривая окутанную тенями долину.
— Теперь мы должны двигаться по краю на север, — сказал Карса. — Здесь нет троп, ведущих вниз.
— Коням нужен отдых, — сказал Дэлум. — Но здесь нас слишком хорошо видно, предводитель.
— Поведём их в поводу, — решил Карса и спешился. Как только он поставил трёхногую собаку на землю, к ней подошёл Клык. Карса подобрал повод Погрома. Звериная тропа тянулась вдоль обрыва ещё около тридцати шагов, а затем отходила в сторону — достаточно, чтобы скрыть их от глаз наблюдателя.
Воины продолжали идти до тех пор, пока звёздное колесо не провернулось на пятую часть круга, а затем обнаружили рядом с тропой слепую расщелину, в которой и разбили лагерь. Дэлум принялся готовить, пока Байрот обтирал коней.
Взяв с собой Клыка и его самку, Карса отправился разведывать дорогу впереди. До сих пор им попадались лишь следы архаров и горных коз. Нагорье медленно теряло высоту, и урид знал, что где-то впереди течёт река, которая несёт свои воды с северных склонов к водопаду, вырезавшему углубление в крутом склоне нагорья.
Обе собаки вдруг отпрянули, прижались к ногам Карсы, пятясь от ещё одной слепой расщелины слева. Положив руку на загривок Клыку, урид заметил, что пёс дрожит. Карса обнажил меч. Он принюхался, но ничего подозрительного не почуял, из темноты тупика не было слышно ни звука, а Карса был уже так близко, что наверняка услыхал бы дыхание, если бы кто-то прятался во мраке.
Предводитель уридов шагнул вперёд.
На скальном полу возвышался огромный плоский камень, занимавший почти всё пространство — до крутых стен оставалось едва ли с локоть. Резьбы на грубой плите не было, но сама она будто излучала сероватое свечение. Карса подошёл ближе, медленно присел рядом с неподвижной рукой, которая высовывалась из-под ближнего края плиты. Ладонь была тонкой, но целой, кожа — синевато-зелёная, неровные ногти обломаны, пальцы измазаны белёсой пылью.
Всюду, куда только могла дотянуться эта рука, скалу крест-накрест покрывали борозды — глубиной в палец.
Карса сразу понял, что рука не принадлежит ни теблору, ни нижеземцу, размерами она была где-то между, кости проявленные, а пальцы — слишком длинные и с лишними суставами.
Что-то выдало присутствие Карсы — наверное, дыхание, когда он наклонился поближе, — и рука вдруг судорожно дёрнулась, а затем замерла на камне, широко растопырив пальцы. Теперь Карса разглядел недвусмысленные признаки того, что дикие животные бросались на эту руку — горные волки и создания даже более опасные. Её кусали, грызли, жевали, но, похоже, костей так и не сломали. Ладонь вновь неподвижно замерла, прижавшись к полу.
Услышав шаги за спиной, Карса поднялся и обернулся. Дэлум и Байрот шли по тропе с оружием наготове. Карса шагнул им навстречу. Байрот проворчал:
— Собаки твои вернулись и скулили.
— Что ты нашёл, предводитель? — шёпотом спросил Дэлум.
— Демона, — ответил тот. — Демона, которого навеки заточили под этим камнем. Но демон ещё жив.
— Форкассала.
— Пусть так. В наших сказаниях, видно, много правды.
Байрот протиснулся мимо Карсы и подошёл к плите. Присел и долго разглядывал в сумраке руку, затем выпрямился и вернулся к товарищам.
— Форкассал. Горный демон. Тот, Кто Искал Мира.
— Во времена Войн Духов, когда наши старые боги были ещё молоды, — проговорил Дэлум. — Карса Орлонг, что ты помнишь из этого сказания? Легенда полузабытая, одни обрывки сохранились. Даже сами старейшины признавали, что бо́льшая часть её истёрлась давным-давно, ещё до пробуждения Семерых.
— Обрывки, — подтвердил Карса. — Войны Духов — два, может, три нашествия, которые по сути не касались теблоров. Чужеземные боги и демоны. От их сражений сотрясались горы, и в конце осталась лишь одна сила…
— В том сказании, — перебил Дэлум, — только и упоминается Икарий. Карса Орлонг, может быть, эти «т’лан имассы», о которых писал старейшина из пещеры, тоже пришли во время Войн Духов, они победили и ушли, чтобы больше не возвращаться. Быть может, именно Войны Духов искалечили наш народ.
Байрот не сводил глаз с плиты. Теперь он заговорил:
— Демона нужно освободить.
Карса и Дэлум одновременно повернулись к нему, онемев от такого внезапного заявления.
— Не возражайте, пока я не закончу, — продолжил Байрот. — Говорят, форкассал явился на Войны Духов, дабы установить мир между соперниками. Таков один из обрывков сказания. За деяния демона уничтожили. Таков иной обрывок. Икарий также стремился прекратить войну, но прибыл слишком поздно, а победители знали, что не смогут одолеть его, поэтому даже и не пытались. Таков третий. Дэлум Торд, знаки в пещере ведь тоже говорят об Икарии, верно?
— Верно, Байрот Гилд. Икарий дал теблорам Законы, которые позволили нам выжить.
— Но если бы «т’лан имассы» сумели, они и его накрыли бы камнем, — проговорил Байрот и замолчал.
Карса резко развернулся и подошёл к плите. Свечение вокруг неё в некоторых местах судорожно моргало: древнейшие чары на камне постепенно слабели. Старейшины теблоров практиковали колдовство, но очень редко. После пробуждения Ликов в Скале магия приходила лишь как откровение — во сне или трансе. Старинные сказания говорили о жестоких проявлениях открытого чародейства, о зловещих клинках, закалённых в проклятьях, но Карса всегда считал, что это лишь хитроумные выдумки, призванные поярче раскрасить легенду. Он нахмурился.
— В этой магии я ничего не смыслю, — заявил Карса.
Подошли Байрот и Дэлум.
Рука по-прежнему лежала на камне неподвижно.
— Интересно, слышит ли демон наш разговор? — пробормотал Дэлум.
Байрот хмыкнул:
— Даже если слышит, как он нас поймёт? Нижеземцы говорят на другом наречии. У демонов, наверное, тоже свой язык.
— Но он пришёл, чтобы установить мир…
— Не может он нас услышать, — уверенно заявил Карса. — Разве что почувствует присутствие кого-то… или чего-то.
Пожав плечами, Байрот присел рядом с плитой. Вытянул руку, замер на миг, а затем всё же приложил ладонь к камню.
— Ни холодный, ни горячий. Эти чары не против нас.
— Значит, они должны не охранять, но лишь удерживать, — предположил Дэлум.
— Втроём, наверное, сможем его поднять.
Карса внимательно посмотрел на дородного воина:
— Что́ ты хочешь пробудить здесь, Байрот Гилд?
Тот поднял глаза, нахмурился. Затем брови его поднялись, и Байрот улыбнулся:
— Миротворца?
— От мира нет никакого проку.
— Среди теблоров должен воцариться мир, иначе они никогда не объединятся.
Карса вскинул голову, обдумывая слова Байрота.
— Демон этот, может, обезумел, — пробормотал Дэлум. — Сколько же он пролежал под этим камнем?
— Нас трое, — сказал Байрот.
— Но этот демон явился из времён, когда мы были побеждены, и если эти «т’лан имассы» придавили демона камнем, то лишь потому, что не могли убить. Байрот Гилд, мы трое — ничто для такого создания.
— Зато он будет нам благодарен.
— Лихорадка безумия не знает дружбы.
Оба воина посмотрели на Карсу.
— Мы не можем постичь мысли демона, — проговорил тот. — Но одно видим ясно: как он пытается защищаться. Эта рука отбилась от многих диких зверей. В этом я вижу знак решимости и целеустремлённости.
— Терпение бессмертного, — кивнул Байрот. — Я вижу то же, что и ты, Карса Орлонг.
Карса обратился к Дэлуму:
— Дэлум Торд, остались ли у тебя ещё сомнения?
— Остались, предводитель, но я добавлю свою силу к вашей, ибо вижу в твоих глазах, что решение принято. Да будет так.
Без лишних слов трое уридов подошли с разных сторон к каменной плите. Присели, опустили руки и взялись за края.
— На четвёртом выдохе, — скомандовал Карса.
С глухим скрежетом камень поднялся, посыпалась пыль. Воины разом отбросили плиту — та ударилась о скальную стену и раскололась.
Внизу стала видна фигура. Огромный вес камня должен был вывихнуть кости и раздавить мышцы, но этого оказалось недостаточно, чтобы одолеть демона: за тысячи лет он выскреб грубое, неровное углубление длиной в половину своего узкого, неестественно вытянутого тела. Зажатая под телом рука вырыла сначала пространство для себя, затем медленно процарапала борозды для бедра и плеча. Нечто подобное демон сделал и обеими босыми ступнями. Паутина и каменная пыль покрывали фигуру, точно серый саван, и наружу вырвался застойный воздух, наполненный тяжёлым запахом, принадлежавшим как будто насекомому.
Трое воинов стояли и смотрели на распростёртого демона.
Создание ещё не шевельнулось, но они уже видели, насколько оно странное. Вытянутые конечности, лишние суставы, кожа — туго натянутая и бледная, словно лунный свет. Грубым плетением раскинулись по каменному полу длинные иссиня-чёрные волосы. Обнажённая демоническая фигура оказалась женской.
Конечности свело судорогой.
Байрот шагнул ближе и проговорил тихим, успокаивающим голосом:
— Ты свободен, демон. Мы — теблоры, из племени Урид. Если пожелаешь, мы тебе поможем. Скажи, что тебе нужно.
Руки и ноги теперь просто дрожали. Медленно демоница подняла голову. Рука, проведшая вечность во тьме, выскользнула из-под её тела, ощупала плоский каменный пол. Кончики пальцев коснулись прядей волос, и волосы рассыпались в прах. Рука вытянулась так же, как и другая. Мускулы на запястьях, плечах и шее напряглись, и демоница поднялась — неуклюже, рывками. Волосы осыпались прахом, показалась чистая и гладкая белёсая кожа.
Байрот хотел поддержать её, но Карса выбросил вперёд руку и остановил его:
— Нет, Байрот Гилд, она уже довольно познала чужого веса. Не думаю, что она стерпит чужое касание в ближайшее время, а быть может, и никогда больше.
Из-под полуопущенных век Байрот смерил долгим взглядом Карсу, затем вздохнул и сказал:
— Я слышу мудрость в твоих словах. Вновь и вновь ты удивляешь меня — нет-нет, я не хотел тебя оскорбить! Я почти восхищаюсь — уж прими эти мои жёсткие слова.
Карса пожал плечами, вновь перевёл глаза на демоницу:
— Теперь нам остаётся только ждать. Ведомы ли демону жажда? Голод? Поколения сменились с тех пор, как этих губ касалась вода, желудок забыл о своём предназначении, лёгкие не знали полного вдоха с того мига, как опустился камень. Повезло, что сейчас ночь, ибо солнце могло бы огнём обжечь её глаза…
Он замолк, потому что демоница, стоя на четвереньках, подняла голову, и воины впервые увидели её лицо.
Кожа — идеальная, точно полированный мрамор, без единого изъяна, широкий лоб над огромными полуночными глазами, которые казались сухими и плоскими, точно оникс под слоем пыли. Высокие, широкие скулы, большой рот — высохший и покрытый коркой мелких кристаллов.
— В ней не осталось воды, — проговорил Дэлум. — Совсем.
Он попятился, затем направился обратно в лагерь.
Женщина медленно села на корточки, затем попыталась встать.
Даже смотреть на это было трудно, но оба воина сдержались, напряглись, чтобы подхватить демоницу, если та упадёт.
Женщина, похоже, это заметила, и уголок рта чуть-чуть приподнялся.
Это ничтожное движение преобразило её лицо, и Карса вдруг почувствовал, будто кто-то ударил его молотом в грудь. Она насмехается на собственным жалким состоянием. И это — первая её эмоция после освобождения. Стыд — и силы, чтобы посмеяться над ним. Услышь меня, Уругал Плетёный, я заставлю тех, кто придавил её камнем, заплатить за своё деяние, если сами они или их потомки ещё живы. Эти «т’лан имассы» — ныне они обрели во мне врага. Я, Карса Орлонг, в том клянусь.
Дэлум вернулся с мехом воды, шаги его замедлились, когда воин увидел, что демоница стоит на ногах.
Худое, измождённое тело, казалось, состояло из одних лишь острых углов. Груди высокие, широко расставленные, между ними явственно выпирала грудная кость. Рёбер, похоже, было слишком много. Ростом она была с теблорского ребёнка.
Демоница увидела мех с водой в руках у Дэлума, но даже не потянулась к нему. Вместо этого повернулась и посмотрела туда, где пролежала столько времени.
Карса видел, как вздымалась и опускалась её грудь от дыхания, но в остальном женщина была совершенно неподвижна.
Байрот заговорил:
— Ты — форкассал?
Демоница взглянула на него и вновь криво улыбнулась.
— Мы — теблоры, — продолжил Байрот.
На этих словах улыбка стала чуть шире, и Карса почувствовал в ней узнавание, хотя и смешанное с весельем.
— Она тебя понимает, — объявил Карса.
Дэлум приблизился к ней с мехом. Женщина покосилась на него и покачала головой. Воин остановился.
Карса заметил, что запылённость в её глазах ослабла, а губы стали заметно полнее.
— Она оправляется, — заметил предводитель теблоров.
— Ей нужна была только свобода, — проговорил Байрот.
— Точно как высохший на солнце лишайник становится мягким ночью, — добавил Карса. — Её жажду утоляет сам воздух…
Внезапно женщина обернулась к нему, тело её напряглось.
— Если я словом оскорбил тебя…
Не успел Карса вымолвить ещё слово, как демоница бросилась на него. Пять ударов в корпус, один за другим, и воин оказался на спине, а каменный пол жалил его, будто предводитель уридов упал точно в гнездо огненных муравьёв. Воздуха в лёгких не осталось. По телу разлилась невыносимая боль. Карса не мог пошевелиться.
Он услышал боевой клич Дэлума… и как тот прервался придушенным всхлипом, а затем стук, с которым другое тело упало на землю.
Где-то в стороне закричал Байрот:
— Форкассал! Стой! Не трогай его…
Карса сморгнул слёзы с глаз и увидел над собой её лицо. Оно качнулось ближе, глаза мерцали теперь, точно тёмные озёра, губы полные, почти пурпурные в звёздном свете.
Хриплым голосом женщина прошептала ему на языке теблоров:
— Они ведь не оставят тебя, так? Мои прежние враги. Похоже, мало было изломать им все кости. — Вдруг взгляд её слегка смягчился. — Твой народ заслуживает лучшего. — Лицо отодвинулось. — Видно, придётся подождать. Подождать и посмотреть, что вырастет из тебя, воин, прежде чем я решу, даровать ли тебе мой вечный мир.
Голос Байрота прозвучал с расстояния в дюжину шагов:
— Форкассал!
Демоница выпрямилась и развернулась с неимоверной лёгкостью:
— Глубоко же вы пали, раз так исказили название моего народа, не говоря уж о своём собственном. Я — форкрул ассейл, юный воин, а не демон. Меня зовут Тишь, Миротворица, и предупреждаю — желание умиротворить тебя очень сильно во мне, поэтому убери руку от оружия.
— Мы же освободили тебя! — закричал Байрот. — Но ты напала на Карсу и Дэлума!
Демоница рассмеялась:
— А Икарий и проклятые т’лан имассы не порадуются тому, что вы свели на нет их труды. С другой стороны, Икарий, вероятнее всего, не помнит о том, что совершил, а т’лан имассы далеко. Что ж, второго шанса я им не дам. Но я знаю, что такое благодарность, воин, и поэтому скажу вот что: тот, кого ты назвал Карсой, — избран. Если бы я поведала тебе хоть малость из того, что чувствую о его исходном предназначении, ты пожелал бы убить его. Но я скажу тебе, что в том нет смысла, ибо те, кто взялся его использовать, просто изберут другого. Нет. Следи за этим своим другом. Береги его. Наступит время, когда он обретёт силу изменить мирозданье. И когда это время настанет, я буду там. Ибо я несу мир. Когда настанет этот миг, не береги его больше. Отступи — так же, как отступил сегодня.
Вздох Карсы всхлипом вырвался из лёгких. Затем пришла волна тошноты, теблор перевернулся на бок, и его стошнило на усыпанный песком каменный пол. Кашляя и задыхаясь, он всё же расслышал, что форкрул ассейл — женщина по имени Тишь — пошла прочь.
В следующий миг Байрот опустился на колени рядом с Карсой.
— Дэлум тяжело ранен, предводитель, — сказал он. — Жидкость течёт из трещины у него в голове. Карса Орлонг, я сожалею, что мы освободили это… это создание. Дэлум сомневался. Но он…
Карса вновь закашлялся, сплюнул, затем, вопреки волнам боли, которые раскатились по избитой груди, поднялся на ноги.
— Ты не мог знать наперёд, Байрот Гилд, — пробормотал он, вытирая слёзы с глаз.
— Предводитель, я не обнажил меч. Не попытался защитить тебя, как Дэлум Торд…
— И остался из нас единственным в полном здравии, — пробурчал Карса. Пошатываясь, он двинулся туда, где поперёк тропы лежал Дэлум. На такое значительное расстояние его отбросил, похоже, один-единственный удар. На лбу у Дэлума остались четыре глубокие впадины, кожа разорвалась, из трещины в кости сочилась желтоватая густая жидкость. Ударила кончиками пальцев. Глаза Дэлума были широко распахнуты, но взгляд оставался непонимающим. Лицо его во многих местах обмякло, словно не осталось внутри мысли или чувства, чтобы придать ему какое-либо выражение.
Подошёл Байрот:
— Видишь, жидкость чистая. Это кровь мыслей. Дэлум Торд не оправится полностью от такой раны.
— Да, — пробормотал Карса, — не оправится. Никто не исцеляется, если теряет кровь мыслей.
— Это моя вина.
— Нет. Дэлум совершил ошибку, Байрот Гилд. Мёртв ли я? Форкассал решила меня не убивать. Дэлум должен был поступить так же, как ты, — отступить.
Барот поморщился:
— Она говорила с тобой, Карса Орлонг. Я слышал её шёпот. Что она сказала?
— Немного я понял, кроме того, что мир, который она несёт, — это смерть.
— Наши легенды со временем исказили смысл.
— Верно, Байрот Гилд. Давай перевяжем раны Дэлума. Кровь мыслей скопится в повязке, высохнет и закупорит дыры. Быть может, тогда не так много вытечет, и Дэлум хотя бы частично вернётся к нам.
Оба воина зашагали обратно к лагерю. Там они обнаружили, что собаки сбились вместе и дрожат. Поляну пересекали следы Тиши. Они вели на юг.
Свежий, холодный ветер завывал у самого края нагорья. Карса Орлонг сидел, прислонившись спиной к скальной стене, и смотрел, как Дэлум Торд ползает на четвереньках среди собак, прижимает их к себе, гладит и обнюхивает. Дэлум издавал тихие, нежные звуки, не пострадавшую половину его лица не покидала улыбка.
Это были охотничьи псы. Они терпели нежности с недовольными мордами, иногда срывались: глухо рычали и предупредительно щёлкали клыками, но Дэлум Торд не обращал на угрозы никакого внимания.
Лёжа у ног Карсы, Клык лениво наблюдал, как Дэлум возится с остальной стаей.
Целый день ушёл у Дэлума Торда на то, чтобы вернуться, и бо́льшая часть души воина потерялась в пути. Ещё день Карса и Байрот ждали, надеясь, что придёт ещё что-то, та крупица духа, которая вернёт осмысленность взгляду, позволит Дэлуму Торду вновь узнать своих спутников. Но ничего не изменилось. Теблоров он больше не видел. Только собак.
Поутру Байрот ушёл на охоту, день тянулся, и Карса почувствовал, что Байрот Гилд решил покинуть лагерь по другой причине. Освободив демоницу, они лишились Дэлума, и именно слова Байрота принесли столь горький плод. Карса подобных переживаний не понимал, не видел смысла карать и наказывать себя самого. Ошибку совершил Дэлум, когда обнажил меч против демоницы. Боль в рёбрах по-прежнему напоминала Карсе о боевом искусстве форкассал — она атаковала с неимоверной скоростью, быстрей, чем любое существо, каких только знал Карса, молниеносней, чем всякий противник, с которым ему приходилось прежде сталкиваться. Трое теблоров были для неё точно дети. Дэлум должен был сразу это понять и отступить, как Байрот.
Однако воин проявил глупость, и вот — ползает среди собак. Лики в Скале не питали милости к глупым воинам, так с чего бы жалеть его Карсе Орлонгу? Байрот Гилд не отказывал себе в удовольствии пожалеть себя, превратив сожаление и раскаяние в сладчайший нектар, и бродил теперь по лесу, точно пьяница в запое.
Терпение у Карсы было на исходе. Нужно продолжать путь. Если что-то и вернёт Дэлума Торда, то битва, яростное биение крови ожогом разбудит душу.
Шаги на тропе. Клык повернул голову, но лишь на миг.
Показался Байрот Гилд, на плече его лежала туша дикой козы. Воин остановился, оглядел Дэлума Торда, затем уронил добычу на землю — послышался тихий хруст и стук копыт. Теблор вытащил охотничий нож и опустился на колени рядом с тушей.
— Мы потеряли ещё один день, — проговорил Карса.
— Дичи здесь немного, — отозвался Байрот, взрезав брюхо козы.
Собаки выстроились полукругом и замерли в ожидании. Дэлум пополз за ними, занял место среди псов. Байрот рассёк соединительную ткань и принялся бросать зверям окровавленные органы. Никто не шевельнулся.
Карса легонько похлопал Клыка по боку. Вожак поднялся и двинулся вперёд, следом ковыляла его трёхногая самка. Клык по очереди обнюхал все подношения и схватил печень, а самка ухватила зубами сердце. Оба понесли свои трофеи в сторону. Оставшиеся псы бросились на остальные куски, переругиваясь и щёлкая клыками. Дэлум тоже прыгнул вперёд, вырвал лёгкое из пасти одной из собак, оскалил зубы в угрожающем рыке. Затем отполз в сторону и сгорбился над своей долей.
Карса видел, как Клык поднялся, потрусил к Дэлуму Торду, видел, как теблор заскулил, выронил лёгкое и припал к земле, а Клык полизал некоторое время кровь на мясе, а затем вернулся к собственной трапезе.
Хмыкнув, Карса сказал:
— В стае Клыка прибавление. — Ответа не последовало, и предводитель перевёл взгляд на Байрота. Тот смотрел на Дэлума с нескрываемым ужасом. — Видишь, Байрот Гилд? Он улыбается. Дэлум Торд обрёл счастье, и это значит, что больше он не вернётся — ибо незачем.
Байрот посмотрел на собственные окровавленные руки, на тусклый багровый блеск охотничьего ножа в лучах умиравшего солнца.
— Ведомо ли тебе горе, предводитель? — шёпотом спросил он.
— Нет. Он не умер.
— Лучше бы умер! — взорвался Байрот.
— Так убей его.
В глазах Байрота вспыхнула жгучая ненависть.
— Карса Орлонг, что́ она тебе сказала?
Карса нахмурился — этого вопроса он не ожидал, затем пожал плечами:
— Прокляла меня за невежество. Эти слова меня не ранили, ибо мне не было дела до того, что демоница сказала.
Глаза Байрота сузились.
— Ты хочешь обратить в шутку всё, что произошло? Предводитель, меня ты больше не ведёшь. Я не стану защищать тебя с фланга в этой твоей проклятой войне. Мы потеряли слишком много…
— Есть в тебе слабость, Байрот Гилд. Я это знал с самого начала. Всегда знал. Ты ничем не отличаешься от того, во что превратился Дэлум, — и эта истина тебя терзает. Неужто ты думал, что мы все вернёмся из этого похода без шрамов? Неужели верил, что мы заговорены от врагов?
— Это ты так думаешь!..
Карса хрипло рассмеялся:
— Ты глупец, Байрот Гилд. Как пробрались мы так далеко? Преодолели земли ратидов и сунидов? Как победили в прежних схватках? Победы наши — не щедрый дар Семерых. Победы мы вырвали своим боевым искусством и моим предводительством. Но ты видел во мне лишь браваду, какую легко найти в юноше, который недавно вступил на путь воина. Ты обманывал себя и в том находил утешение. Ты не превосходишь меня, Байрот Гилд, — ни в чём.
Могучий теблор пронзил его взглядом широко распахнутых глаз, окровавленные руки дрожали.
— И ещё, — прорычал Карса, — если выживешь — в этом походе, выживешь со мной, — я бы тебе советовал заново научиться идти за предводителем. Сама твоя жизнь — в руках твоего предводителя. Иди за мной к победе, Байрот Гилд, или падай замертво на обочине. Но как бы ты ни поступил, я поведаю всё правдивыми словами. Итак, что ты выберешь?
Сильные чувства пожаром прокатились по широкому, побледневшему лицу Байрота. Он полдюжины раз вздохнул — с видимым трудом.
— Я — вожак этой стаи, — тихо проговорил Карса, — и никто другой. Ты бросаешь мне вызов?
Байрот медленно сел на пятки, поудобней перехватил нож, глаза воина теперь оказались на одном уровне с Карсой.
— Мы давно стали любовниками — я и Дэйлисс. Ты ничего не знал, хоть мы и смеялись над тем, как ты неуклюже пытаешься ухаживать за ней. Каждый день ты самодовольно влезал между нами, произносил напыщенные слова, всегда задирал меня, пытался унизить в её глазах. Но в душе мы смеялись, я и Дэйлисс, а ночи проводили в объятьях друг друга. Карса Орлонг, может статься, лишь ты один вернёшься в нашу деревню — да что там, я уверен, что ты позаботишься об этом, так что жизнь моя всё равно что кончена, но меня это не пугает. И когда ты вернёшься в деревню, предводитель, ты сделаешь Дэйлисс своей женой. Но до конца дней останется с тобой одна истина: с Дэйлисс не я следовал, но ты шёл за мной. И ты никак не можешь это изменить.
Карса медленно осклабился:
— Дэйлисс? Своей женой? Вряд ли. Нет, скорей уж я опозорю её перед племенем. Она ведь возлегла с мужчиной, который не был ей мужем. Её остригут, а затем я заберу её — как рабыню…
В полумраке блеснул нож — Байрот бросился на Карсу. Поскольку за спиной у него была каменная стена, Карса смог лишь перекатиться вбок, но не успел встать на ноги, прежде чем Байрот настиг его. Одной рукой воин ухватил предводителя за шею и потянул назад так, что спина выгнулась мостом, кончик клинка скользнул вверх по груди, остриё устремилось к горлу.
Затем на обоих навалились собаки — оглушительной, неудержимой волной. Рычание, щёлканье зубов, клыки прошили выделанную кожу.
Байрот вскрикнул, отскочил, выпустив Карсу.
Перекатившись на спину, Карса увидел, как другой воин пошатнулся, на обеих руках у него повисли псы, Клык впился в бедро: со всех сторон собаки прыгали на него, пытались вонзить зубы в тело. Байрот пошатнулся, затем рухнул на землю.
— Прочь! — заревел Карса.
Собаки подчинились, разжали челюсти и отступили, не переставая рычать. Поднимаясь на ноги, Карса увидел рядом с ними Дэлума — лицо теблора исказила диковатая улыбка, глаза блестели, руки болтались у самой земли, судорожно хватали воздух. Затем Карса перевёл взгляд дальше — и окаменел. Он зашипел, и собаки разом затихли.
Байрот встал на четвереньки, поднял голову.
Карса взмахнул рукой, затем указал пальцем.
На тропе впереди вспыхивали отсветы факелов. Сейчас — на расстоянии сотни или даже больше шагов, но блики неуклонно приближались. Каменный тупик поглощал звуки, так что шума борьбы враги, скорее всего, не услышали.
Не обращая больше внимания на Байрота, Карса обнажил меч и двинулся к свету. Если это суниды, то они проявили преступную неосторожность, за которую предводитель уридов заставит их дорого заплатить. Но вероятней, это нижеземцы. Перепрыгивая из одной тени в другую, он насчитал не меньше полудюжины факелов — значит, отряд немалый. Карса уже слышал голоса, различал мерзкое наречие нижеземцев.
Рядом возник Байрот. Он обнажил меч, кровь капала из ран на руках, бежала вниз по бедру. Карса нахмурился, взмахом руки отослал назад.
Байрот поморщился, но отступил.
Нижеземцы добрались до тупика, в котором прежде была демоница. Отсветы факелов заплясали на высоких скальных стенах. Голоса зазвучали громче, в них звучала неприкрытая тревога.
Карса бесшумно скользил вперёд, пока не очутился у самого края светового круга. Он увидел девятерых нижеземцев, которые столпились возле опустевшей ямы в центре тупика. Двое были облачены в крепкие доспехи и носили шлемы, в руках — тяжёлые арбалеты, на поясах — длинные мечи. Оба стояли у входа в тупик и не сводили глаз с тропы. Сбоку стояли четверо мужчин в одеяниях земляных тонов. Туго заплетённые косицы они завязали узлом на груди. Все были безоружны.
Оставшиеся трое были похожи на разведчиков — затянуты в тугие кожаные доспехи, вооружены короткими луками и охотничьими ножами. Над бровями раскинулся узор клановых татуировок. Похоже, главным был лишь один, поскольку говорил жёстко, словно отдавал приказы. Двое других разведчиков присели на корточки у ямы, разглядывая каменный пол.
Оба охранника стояли в кругу света факелов и поэтому практически ничего не видели в темноте. Казалось, никаких неожиданностей оба не ждали.
Карса поудобней перехватил рукоять меча, впился глазами в ближайшего охранника.
И бросился в атаку.
Голова слетела с плеч, следом брызнул фонтан крови. Инерция протащила Карсу туда, где прежде стоял второй воин, однако нижеземца там уже не было. Изрыгая проклятья, теблор развернулся и рванулся к трём разведчикам.
Но те бросились врассыпную, их клинки из чёрного железа с шипением вырвались из ножен.
Карса расхохотался. В узком тупике почти не было мест, куда он не смог бы дотянуться мечом, а единственный выход оказался за спиной у теблора.
Один из разведчиков что-то выкрикнул, затем метнулся вперёд.
Деревянный клинок Карсы ударил сверху вниз, рассёк сухожилие и кость. Нижеземец закричал. Карса перешагнул упавшую фигуру и выдернул меч из раны.
Оставшиеся разведчики разошлись и теперь атаковали с двух сторон. Не обращая внимания на одного, — и чувствуя, как широкое лезвие ножа, пронзив кожаный доспех, скользнуло по рёбрам, — Карса отбил удар другого и, продолжая хохотать, проломил мечом череп нижеземцу. Обратным движением клинок ударил последнего разведчика — тот взлетел в воздух и тяжело ударился о скальную стену.
Четверо мужчин в балахонах ждали Карсу безо всякого видимого страха, голоса их слились в глухом речитативе.
Воздух перед ними расцветился странными искрами, а затем вспыхнул ослепительным пламенем, которое рванулось вперёд и окутало Карсу.
Огонь ярился, словно тысячи когтистых лап впились в тело — рвали, драли, ранили грудь, лицо и глаза.
Сгорбившись, Карса прошёл сквозь стену пламени.
Пелена огня разорвалась, багровые языки взлетели в ночное небо и потухли. Не обращая внимания на боль, Карса с тихим рычанием двинулся к четырём нижеземцам.
На их лицах — лишь миг тому назад спокойных, уверенных и безмятежных — вдруг отразилось недоверие, которое сменилось ужасом, как только Карса нанёс первый удар мечом.
Они умерли так же легко, как и остальные, и в следующее мгновение теблор уже стоял среди конвульсивно содрогавшихся тел, а кровь тускло поблёскивала на его клинке. Тут и там на каменном полу валялись факелы, дымное пламя продолжало плясать на скальных стенах.
У входа возник Байрот Гилд:
— Второй охранник убежал по тропе, предводитель, — сказал он. — Псы отправились в погоню.
Карса хмыкнул.
— Карса Орлонг, ты сразил первый отряд детей. Эти трофеи — твои.
Карса нагнулся и сгрёб одной рукой балахон на груди одного из трупов у своих ног. Выпрямился, поднял тело в воздух и принялся разглядывать крошечные руки и ноги, маленькую голову и странные косицы. Лицо нижеземца было покрыто морщинами, будто у старейшины, прожившего много веков, однако по размеру оно подошло бы новорожденному теблору.
— Они скулили, как младенцы, — проговорил Байрот Гилд. — Видно, сказания не лгали. Эти нижеземцы и вправду похожи на детей.
— Не слишком, — заметил Карса, продолжая разглядывать безвольное в смерти старое лицо.
— Они умерли легко.
— О да, — Карса отбросил тело в сторону и добавил: — Баройт Гилд, это — наши враги. Ты последуешь за своим предводителем?
— На эту войну — да, — ответил Байрот. — Карса Орлонг, мы больше не будем говорить о нашей… деревне. Дело меж нами отложим до возвращения.
— Согласен.
Двое псов из своры не вернулись, а Клык и остальные бежали понуро, победного торжества в их поступи не было. Как ни удивительно, одинокому охраннику удалось сбежать. Дэлум Торд, который по-прежнему держал самку Клыка на руках — всю ночь напролёт, — заскулил, когда свора вернулась в лагерь на рассвете.
Байрот перегрузил все припасы на боевого коня Дэлума, поскольку очевидно было, что тот утратил навык верховой езды. И побежит вместе с псами.
Когда оба готовились к отъезду, Байрот сказал:
— Может, охранник пришёл с Серебряного озера. И принесёт им вести о нашем приближении.
— Мы его найдём, — прорычал Карса, сидя на корточках и нанизывая на кожаный шнурок последние трофеи. — От псов он мог уйти, лишь забравшись выше в горы, так что быстрого пути ему не выпадет. Будем высматривать его след. Если бежал всю ночь, значит, устал. Если нет, значит, рядом.
Поднявшись, Карса поднял перед собой ожерелье из отрезанных ушей и языков, ещё некоторое время рассматривал маленькие, сморщенные кусочки плоти, а затем надел связку с трофеями на шею.
Одним махом он взлетел на спину Погрому, подобрал повод.
Стая Клыка выдвинулась вперёд, чтобы разведать тропу, — Дэлум с трёхногой самкой на руках побежал с псами.
Воины поскакали следом.
Незадолго до полудня они нашли следы последнего нижеземца: в тридцати шагах от трупов двух пропавших псов — в каждом теле по арбалетной стреле — россыпь железных доспехов, ремешков и застёжек. Охранник сбросил лишний вес.
— Видно, этот ребёнок умный, — заметил Байрот Гилд. — Услышит нас прежде, чем мы его увидим, и устроит засаду. — Из-под полуопущенных век воин взглянул на Дэлума. — Потеряем ещё нескольких псов.
В ответ на слова Байрота Карса покачал головой:
— Никакой засады он не устроит, ибо знает, что это для него верная смерть. Если нагоним, попытается спрятаться. У него одна надежда — скрыться, забраться ещё выше, а потом мы его обгоним, и ребёнок никак не доберётся до Серебряного озера прежде нас.
— Мы не будем его выслеживать? — удивлённо переспросил Байрот.
— Нет. Поскачем к Костяному перевалу.
— Тогда он пойдёт по нашему следу. Предводитель, враг за спиной…
— Ребёнок. Такая стрела может убить пса, но для теблора она точно иголка. Наша броня примет на себя множество таких колючек…
— У него верный глаз, Карса Орлонг, раз он сумел убить двух псов в темноте. Ребёнок будет целиться туда, где не защитит доспех.
Карса пожал плечами:
— Значит, нужно за перевалом ехать побыстрее.
Воины продолжили путь. Тропа поднималась вверх и расширялась, северный отрог нагорья уверенно набирал высоту. Скакали быстрой рысью, оставляли позади лигу за лигой, к вечеру въехали в клубы влажного тумана и услышали над головой глубокий ровный рёв.
Внезапно впереди открылся обрыв.
Натянув поводья среди собак, Карса спешился.
Обрыв был крутой. Чуть левее река прорезала в нагорье расселину глубиной в тысячу шагов и вырывалась на уступ, с которого низвергалась ещё на тысячу шагов в укутанную мглой долину. По обе стороны от расселины около дюжины тонких, как нитка, водопадиков сочились из щелей в камне. Вскоре Карса понял, что всё выглядит не так. Воины выбрались на самую высокую часть нагорья. Не должно тут быть реки, пробивающей путь в низины. Хуже того, боковые водопады выливались из неровных трещин на разной высоте, будто горы по обе стороны от реки были внутри наполнены водой.
— Карса Орлонг, — Байроту приходилось кричать, чтобы перекрыть доносившийся снизу рёв, — видно, кто-то — может, какой-то древний бог, — разбил гору надвое. Эту расселину не вода проточила. Её будто вырубил громадный топор. И из раны этой… сочится кровь.
Ничего не ответив Байроту, Карса повернулся. Как раз справа от него начиналась извилистая каменистая тропа, на которой влажно поблёскивали голыши и сланец.
— Спускаться здесь? — Байрот обошёл Карсу, а затем бросил на предводителя недоверчивый взгляд. — Не выйдет! Тропа у нас под ногами рассыплется! Под копытами коней! Покатимся вниз, точно камни по склону!
Карса присел и выковырял из земли булыжник. Швырнул его на тропу. Там, где камень коснулся голышей, они дрогнули, двинулись, сошли осыпью следом за булыжником, который уже скрылся во мгле.
А под ними открылись грубые, широкие ступени.
Целиком сложенные из костей.
— Всё точно так, как рассказывал Пальк, — пробормотал Карса, прежде чем обернуться к Байроту. — Идём, нас ждёт спуск.
Байрот прикрыл глаза:
— Верно, Карса Орлонг. И под ногами у нас будет лежать некая истина.
Карса нахмурился:
— Это лишь дорога для нас вниз, с гор. Ничего больше, Байрот Гилд.
Воин пожал плечами:
— Как скажешь, предводитель.
Во главе с Карсой они начали спуск.
Судя по размерам, кости могли бы принадлежать нижеземцам, однако казались более тяжёлыми и толстыми, к тому же окаменевшими. Тут и там виднелись оленьи рога, кабаньи клыки, покрытые искусной резьбой костяные шлемы из черепов огромных зверей. Здесь погибла целая армия, и костями павших выложили эти мрачные ступени. Туман от водопада мгновенно покрыл их тонкой плёнкой воды, но сама лестница была крепкой, широкой, с небольшим обратным уклоном, который помогал не поскользнуться. Теблорам приходилось замедлять шаг только из-за осторожности боевых коней.
Осыпь, устроенная Карсой, похоже, очистила дорогу до самого уступа, с которого река обрушивалась в долину внизу. Двигаясь вдоль неровной скальной стены, возвышавшейся справа, под нарастающий грохот водопада слева, воины спустились на тысячу шагов вниз, и с каждым теблоров окутывал всё более густой сумрак.
Уступ по эту сторону водопада окутывал бледный, призрачный свет, рассечённый полосами более тёмного тумана. Здесь из костей сложили довольно ровный пол, ограниченный справа скальной стеной. Уступ, похоже, тянулся дальше по ту сторону ревущей реки — могучей, страшной, всего в двадцати шагах слева.
Коням нужен был роздых. Карса проследил, как Байрот подошёл к реке, затем оглянулся назад, на Дэлума, который прижался к псам из стаи Клыка — мокрый, дрожащий. Слабое свечение, исходившее от костей, несло в себе дыхание неестественного холода. Вид со всех сторон казался бесцветным, до странности мертвенным. Даже безмерная сила реки казалась безжизненной.
Подошёл Байрот:
— Предводитель, кости лежат и дальше, на дне реки и по ту сторону. Глубоко, почти на мой рост, насколько можно разглядеть. Десятки тысяч умерли, чтобы сотворить этот… Весь этот уступ…
— Байрот Гилд, мы уже довольно отдохнули. Сверху сыплются камни — либо охранник спускается, либо скоро случится новая осыпь, которая укроет открытый нами путь. Обвалы здесь, видно, происходят часто, ибо нижеземцы поднялись по этой тропе наверх не более чем несколько дней тому. Однако к нашему приходу ступени были уже скрыты.
По лицу Байрота пробежало тревожное выражение, он опасливо покосился на мелкие камешки, которые катились по ступеням сверху. Их было уже заметно больше, чем всего миг тому.
Воины вновь взяли коней под уздцы и приблизились к краю уступа. Тропа была слишком крутой, чтобы удержать осыпь, лестница вилась, уходила вниз так далеко, как только видел глаз. Кони попятились.
— Карса Орлонг, на этой тропе мы будем очень уязвимы.
— Так же, как и на протяжении всего спуска, Байрот Гилд. Нижеземец уже упустил свою лучшую возможность. Поэтому я думаю, мы его изрядно обогнали, а камни предвещают новую осыпь и ничего больше.
Карса потянул Погрома к первой ступени.
Спустившись ещё на тридцать шагов, они услышали далёкий рокот сверху, звук был ниже, глубже, чем рёв реки. Над головами теблоров просвистел град мелких камешков, свалившихся с уступа. Вскоре за ними последовал мутноватый дождь.
Воины продолжали спуск, пока тяжёлая усталость не разлилась по рукам и ногам. Туман, казалось, немного рассеялся, но, может, это просто глаза привыкли к сумраку. Колёса — солнечное и звёздное — вращались над ними невидимые и не видящие. О течении времени говорили лишь усталость и голод. Но теблоры не собирались останавливаться до самого конца. Карса сбился, считая повороты тропы. Ему казалось, до дна лишь тысяча шагов, на деле выходило куда больше. Рядом шипел водопад, превратившийся уже в один лишь туман — холодный, пробиравший до костей, скрывавший от глаз небо над головами и долину внизу. Весь мир будто сжался до рядов костей под мокасинами и грубой скальной стены.
Воины выбрались на ровное пространство, и кости вдруг пропали, скрылись под липкой, мокрой грязью и спутанными копнами ярко-зелёной травы. Повсюду виднелся поросший мхами бурелом. Всё остальное скрывал туман.
Кони тряхнули головами, когда их вывели наконец на ровную землю. Дэлум и собаки сбились в одну живую кучу мокрой шерсти и кожи. Байрот подошёл ближе к Карсе:
— Предводитель, я в смятении.
Карса нахмурился. Ноги его дрожали от усталости, и теблор никак не мог совладать с собственными мышцами.
— Отчего, Байрот Гилд? Мы пришли. Мы преодолели Костяной перевал.
— Верно, — Байрот кашлянул, затем добавил: — И вскоре нам предстоит вернуться сюда — для подъёма.
Карса медленно кивнул:
— Я подумал об этом, Байрот Гилд. Нижеземье окружает это плато. Есть и другие перевалы — к югу от земель уридов: должны быть, иначе нижеземцы никогда бы не появились среди нас. На обратном пути мы поедем по краю нагорья на запад и отыщем эти скрытые перевалы.
— По территории нижеземцев! Но нас лишь двое, Карса Орлонг! Набег на ферму у Серебряного озера — одно дело, но идти войной против целого племени — безумие! Всю дорогу нас будут преследовать, гнать, как дичь, — это невозможно!
— Преследовать и гнать? — Карса расхохотался. — Что в том нового? Идём, Байрот Гилд, нужно найти место посуше, вдалеке от реки. Вон там, слева, я вижу верхушки деревьев. Разведём костёр, вспомним, что такое тепло и сытость.
Склон — пологий, укрытый камнями, практически скрытыми под мхами, лишайником и жирной, тёмной землёй, — привёл их к древним секвойям и кедрам. В небе над головой прорезалось голубое окно, тут и там золотились столпы солнечного света. В лесу туман развеялся, осталась лишь глухая влажность да запах гниющей древесины. Воины отошли ещё на пятьдесят шагов, пока не отыскали освещённый солнцем участок, где когда-то упал старый кедр. В сверкающем воздухе порхали бабочки, и со всех сторон доносилось лёгкое потрескивание сосновых точильщиков. Могучие корни кедра вырвали за собой землю, так что открылась скальная порода. Камень уже нагрелся на солнце.
Карса начал отвязывать припасы, а Байрот принялся ломать на дрова ветви мёртвого кедра. Дэлум отыскал освещённую солнцем мшистую площадку, свернулся и уснул. Карса подумал, что неплохо бы снять с него мокрую одежду, но увидев, как вокруг Дэлума укладывается остальная свора, просто пожал плечами и продолжил разгружать коней.
Вскоре, развесив одежду на ветках рядом с костром, два голых воина уселись на тёплый камень и почувствовали, как застарелый холод уходит наконец из костей и мускулов.
— На дальнем конце этой долины, — проговорил Карса, — река расширяется и образует лиман перед самым озером. Эта сторона становится южным берегом реки. У самого устья будет скала, которая закроет нам обзор справа. Сразу за ней, на юго-западном берегу озера, стоит нижеземная ферма. Мы уже почти на месте, Байрот Гилд.
По другую сторону очага могучий воин повёл плечами:
— Скажи, что мы нападём при свете дня, предводитель. Я обрёл глубокую ненависть к темноте. Костяной перевал ранил мне сердце.
— Нападём днём, Байрот Гилд, — ответил Карса, решив сделать вид, будто не услышал последнего признания Байрота, ибо слова спутника отозвались в его собственной душе так, что во рту появился кислый привкус. — Дети будут работать в полях, а значит, не успеют вовремя добежать до главного дома и укрыться внутри. Нижеземцы увидят, как мы скачем на них, и познают ужас и отчаяние.
— Это меня радует, предводитель.
Вся долина обильно поросла секвойями и кедрами, нигде — ни следа вырубки. Под густым покровом хвои дичи было немного, а дни проходили в тягучем сумраке, который рассеивался лишь в прорехах, оставленных упавшими деревьями. Запасы у теблоров быстро таяли; кони тощали, поскольку питались лишь жимолостью, мхом да горькими лозами; псы начали грызть подгнившую древесину, глотать ягоды и жучков.
К середине четвёртого дня долина сузилась, прижимая теблоров всё ближе и ближе к реке. Воины упорно продолжали двигаться по лесу, на расстоянии от узкой тропы, которая бежала вдоль реки. Таким образом, незамеченными, они приближались наконец к Серебряному озеру.
На закате, когда в небе начало пробуждаться звёздное колесо, уриды выехали к устью реки. На тропе, у заваленного валунами берега, нашлись свежие следы, ведущие на северо-запад, но никто ещё не возвращался этой дорогой. Над быстрым потоком в воздухе чувствовался холод. Там, где русло расширялось у самого озера, из песка и гальки образовался островок, заваленный плавником. Северный и восточный берега озера казались размытыми в дымке тумана над волнами. К этим, дальним берегам вплотную подступали горы, будто опустились на колени у подёрнутых рябью вод.
Карса и Байрот спешились и начали обустраивать лагерь, понимая, впрочем, что костёр этой ночью разводить нельзя.
— Те следы, — сказал через некоторое время Байрот, — оставили нижеземцы, которых ты убил. Хотел бы я знать, что́ они собирались делать в узилище демоницы.
Карса равнодушно пожал плечами:
— Может, собирались её освободить.
— Не думаю, Карса Орлонг. Чары, которыми они пытались поразить тебя, несли на себе печать бога. Думаю, они явились для поклонения, или, например, душу демоницы можно вызвать из тела, подобно тому, как приходят духи Ликов в Скале. Возможно, нижеземцы ходили туда к оракулу или даже полагали, что там живёт их бог.
Карса внимательно посмотрел на своего спутника, затем сказал:
— Барот Гилд, в словах твоих — яд. Та демоница — не богиня. Она была пленницей камня. Лики в Скале — истинные боги. Нечего даже сравнивать.
Кустистые брови Барота взлетели вверх.
— Карса Орлонг, я и не сравниваю. Нижеземцы — создания глупые, а теблоры — нет. Нижеземцы — дети и потому склонны к самообману. Отчего бы им не поклоняться демонице? Скажи, ты сам почуял живое присутствие в чарах, которыми они ударили тебя?
Карса задумался:
— Да… было что-то. Будто царапалось, шипело, плевалось. Я его отбросил, и оно сбежало. Так что это была не сила самой демоницы.
— Верно, она ведь уже ушла. Может, они поклонялись камню, которым её придавили — на нём тоже были чары.
— Но не живые чары, Байрот Гилд. Не понимаю, к чему ты клонишь, и я уже устал от бессмысленных слов.
— Я думаю, — настаивал Байрот, — что кости на Перевале принадлежат народу, который пленил демоницу. И это меня тревожит, Карса Орлонг, ибо кости эти очень похожи на нижеземские — потолще, конечно, но всё равно детские. Может статься, что нижеземцы в родстве с этим древним народом.
— Что с того? — Карса поднялся. — Не желаю больше слушать. Сейчас нам следует отдохнуть и приготовить оружие. Завтра будем убивать детей.
Предводитель направился к коням под деревьями. Рядом, среди собак, сидел Дэлум, по-прежнему с трёхногой самкой на руках. Одной рукой теблор бездумно поглаживал её по голове. Карса ещё некоторое время пристально смотрел на Дэлума, затем отвернулся и принялся готовить себе спальное место.
Звёздное колесо медленно проворачивалось на небе, единственным звуком вокруг оставался несмолкаемый плеск реки. Среди ночи ветер переменился, принёс запах дыма и скота, и один раз послышалось, будто вдали лает собака. Карса без сна лежал на мягком мху и молился Уругалу, чтобы только ветер вновь не переменился на рассвете. На нижеземских фермах всегда были собаки — их держали для тех же целей, для которых теблоры разводили своих псов. Острый слух и тонкий нюх позволят вовремя узнать о приближении чужаков. Правда, эти собаки, наверное, нижеземской породы — куда меньше теблорских. Клык со своей стаей быстро с ними разберётся. И атака будет внезапной… если только ветер не переменится.
Предводитель услышал, как Байрот поднялся и подошёл к тому месту, где спала свора.
Карса покосился туда и увидел, что Байрот присел рядом с Дэлумом. Псы вопросительно подняли головы и теперь смотрели, как Байрот гладит лицо Дэлума.
Карса не сразу понял, чему стал свидетелем. Байрот наносил на лицо Дэлуму боевую раскраску — чёрно-бело-серую, в цветах племени уридов. Так украшали себя лишь те воины, что осознанно ехали искать смерти в бою: знак того, что мечи их уже не вернутся в ножны. Но по традиции, обряд этот проводили стареющие воины, решив отправиться в последний набег, чтобы не умирать спиной на соломе. Карса встал.
Если Байрот и услышал шаги предводителя, то не подал виду. По широкому, грубому лицу воина текли слёзы, а Дэлум лежал совершенно неподвижно и смотрел в небо, не мигая, широко распахнутыми глазами.
— Он не понимает, — проворчал Карса, — но понимаю я. Байрот Гилд, ты бесчестишь всех воинов-уридов, которые носили прежде эту раскраску.
— Разве? Карса Орлонг, когда воин состарился, когда выезжает на последнюю битву — нет ничего славного в этом, ничего славного в боевой раскраске. Ты слеп, если думаешь иначе. Краска ничего не скрывает — отчаяние горит в его глазах. Ибо он пришёл к концу жизни и обнаружил, что жизнь эта была бессмысленна. Именно это понимание гонит их прочь из деревни, гонит на поиски быстрой смерти. — Байрот закончил наносить чёрную краску и перешёл к белой, размазал её тремя пальцами по широкому лбу Дэлума. — Взгляни в глаза нашего друга, Карса Орлонг. Всмотрись.
— Ничего не вижу, — пробормотал Карса, которого глубоко потрясли слова Байрота.
— Как и Дэлум, предводитель. Он вглядывается в… ничто. Но, в отличие от тебя, он не отворачивается. Смотрит со всем вниманием. Видит и ужасается.
— Ты бредишь, Байрот Гилд.
— Нет. Мы с тобой — теблоры. Мы — воины. Мы не можем дать Дэлуму утешение, и потому он пришёл за ним к этой собаке, самке с горечью в глазах. Ибо теперь он ищет утешения. И только его. Почему я дарую ему боевую раскраску? Он умрёт сегодня, Карса Орлонг, и, быть может, такого утешения хватит Дэлуму Торду. Молю Уругала, чтобы хватило.
Карса поднял глаза к небу:
— Поворот колеса почти завершился. Пора готовиться.
— Я почти закончил, предводитель.
Кони задрожали, когда Карса начал втирать кровь-масло в лезвие своего деревянного меча. Псы вскочили на ноги, принялись беспокойно расхаживать туда-сюда. Байрот закончил красить лицо Дэлуму и взялся за свой клинок. Трёхногая самка попыталась спрыгнуть с рук Дэлума, но тот лишь крепче прижал её к груди. Только тихий рык Клыка заставил его заскулить и выпустить собаку.
Карса закрепил на груди, шее и ногах Погрома броню из варёной кожи. Закончив, воин обернулся и увидел, что Байрот уже сидит верхом на своём скакуне. Боевой конь Дэлума тоже был облачён в полный доспех, но стоял без повода. Все животные мелко дрожали.
— Предводитель, описания твоего деда до сих пор не подводили нас. Расскажи мне о расположении фермы.
— Бревенчатая изба размером в два уридских дома, второй этаж под крутой крышей. Тяжёлые ставни с бойницами, в передней и задней части — толстые двери, которые легко закрыть на засов. Три других строения: к дому пристроен хлев для скота; чуть дальше кузня, потом — землянка, в которой, видимо, жили, прежде чем построили избу. У берега озера — причал со сваями. И загон для маленьких нижеземных лошадей.
Байрот нахмурился:
— Предводитель, сколько поколений нижеземцев сменилось со времён набега Палька?
Карса запрыгнул на спину Погрому. В ответ на вопрос Байрота лишь пожал плечами:
— Много. Ты готов, Байрот Гилд?
— Веди меня, предводитель.
Карса направил Погрома к тропе у реки. По левую руку показалось устье. Справа высилась, накренившись к берегу озера, большая скала, на вершине которой росли деревья. Между ней и водами озера раскинулся широкий пляж, усыпанный округлой галькой.
Ветер не переменился. В воздухе чувствовался запах дыма и навоза. Нижеземные собаки молчали.
Карса обнажил меч, поднёс блестящий клинок к ноздрям Погрома. Боевой конь вскинул голову. Перешёл с рыси в карьер, вылетел на каменистый берег, так что озеро осталось слева, а справа пронеслась скала. Позади урид слышал топот копыт скакуна Байрота, а за ним — собак, Дэлума и его коня, который сбавил ход, чтобы бежать вровень с прежним хозяином.
Нужно только объехать скалу, повернуть направо и тогда — обрушиться на ничего не подозревающих детей с фермы.
Из карьера — в галоп.
Каменная стена исчезла, показались плоские, распаханные поля.
Из галопа — в боевой аллюр.
Ферма — закопченные развалины, едва заметные за высокими стеблями кукурузы — и, сразу за ней, раскинулся вдоль берега озера и до самого подножия горы городок.
Высокие каменные строения, каменные же причалы, сколоченные из досок доки и множество лодок у самого края озера. Бо́льшую часть зданий на суше окружала каменная стена высотой примерно со взрослого нижеземца. Главная дорога, ворота в обрамлении двух приземистых, плосковерхих башен. Слой дыма над шиферными крышами.
Фигурки на башнях.
Ещё нижеземцы — просто не счесть! — все побежали прочь, как только начал звенеть колокол. Мчатся к воротам с кукурузных полей, бросают на землю нехитрые крестьянские орудия.
Позади Карсы что-то проревел Байрот. И это был не боевой клич. В голосе воина звенела тревога. Карса не обратил на этот крик внимания, поскольку уже догонял первого фермера. Предводитель решил прикончить нескольких на ходу, но так, чтобы не сбавлять темп. Этих детей можно оставить своре. Себе он хотел тех, что укрылись в городке, за быстро закрывавшимися воротами, за жалкими стенами.
Сверкнул меч, одним взмахом срубив голову фермеру. Женщина пронзительно завопила под тяжёлыми копытами Погрома.
Громыхнули, закрывшись, ворота.
Карса направил Погрома влево от них, не сводя глаз со стены, и наклонился вперёд. Мимо просвистела арбалетная стрела, вонзилась в разрыхлённую землю в десяти шагах справа. Ещё одна промелькнула над головой урида.
Нижеземская лошадь никогда бы не перепрыгнула через такую стену, но росту в Погроме было двадцать шесть ладоней — он был почти вдвое больше нижеземской породы, — и вот взбугрились мышцы, ноги оторвались от земли, и огромный боевой конь, будто играючи, перелетел на другую сторону.
И врезался копытами в скат крыши какого-то сарая. Во все стороны брызнули кусочки шифера, с хрустом переломились балки. Маленькое строение развалилось под весом коня и всадника, когда Погром споткнулся и шире расставил ноги, чтобы восстановить равновесие, прочь ринулись куры, а затем теблорский скакун вновь прыгнул — и вылетел на глинистую колею улицы.
Прямо перед ними высилось другое здание — уже каменное. Погром повернул направо. Внезапно у входа в дом возникла фигура — круглое лицо, огромные, распахнутые глаза. Перекрёстный удар Карсы расколол нижеземцу череп, тот завертелся на месте, у самого порога, а затем ноги подогнулись.
Грохоча копытами, Погром понёс Карсу дальше по улице — к воротам. Воин слышал крики в полях на дороге за воротами, — похоже, большинство работников не успели вбежать внутрь, прежде чем ворота захлопнулись. Дюжина стражников сумела опустить засов, и солдаты как раз бросились врассыпную, чтобы занять защитные позиции, когда на них обрушился предводитель уридов.
Железный шлем хрустнул, сорвался с головы умирающего ребёнка, будто зубами вцепился в деревянный клинок. Обратный взмах отсёк от туловища руку и плечо другого ребёнка. Затоптав третьего стражника, Погром развернулся, взбрыкнул задними ногами и отбросил в воздух четвёртого ребёнка, который с глухим стуком ударился о створку ворот, выронив железный клинок.
Длинный меч — на взгляд Карсы, размером с долгий нож — врезался в укрытое доспехом бедро урида, рассёк два, может, три слоя грубой кожи, а затем отскочил. Теблор саданул рукоятью своего меча в лицо нижеземцу, почувствовал, как сломалась кость. Воин отбросил ногой зашатавшегося ребёнка. С пути урида в ужасе бежали люди. Карса захохотал и пустил Погрома вперёд.
Он зарубил ещё одного стражника, пока другие мчались прочь по улице.
Что-то ткнулось в спину теблору, затем последовала жалящая вспышка боли. Потянувшись назад, Карса вытащил и отбросил арбалетную стрелу. Он спрыгнул с коня, не сводя глаз с запертых ворот. Металлические задвижки удерживали тяжёлый засов на месте.
Отступив на три шага, Карса опустил плечо и рванулся на ворота.
Железные заклёпки, которыми петли были прибиты к камню и раствору, вылетели от удара, так что ворота целиком рухнули наружу. Башня справа от Карсы вдруг застонала и покосилась. Внутри послышались крики. Каменная стена начала изгибаться.
Ругаясь, теблор отскочил обратно на улицу, когда вся башня рухнула, подняв клубы пыли.
Сквозь белёсую тучу въехал Байрот — густая кровь плетью хлестнула с лезвия деревянного меча, когда конь урида перепрыгнул обломки. Следом ворвались псы, а за ними — Дэлум со своим скакуном. Губы Дэлума Торда были измазаны кровью. Карса понял — и содрогнулся, — что воин вырвал крестьянину глотку зубами, как это сделал бы пёс.
Из-под копыт брызнула грязь — Байрот натянул поводья.
Карса вновь запрыгнул на спину Погрому, развернул коня крупом к воротам.
К уридам трусцой бежал квадратный строй пикинёров, длинные древки покачивались в воздухе, острия блестели в лучах утреннего солнца. От теблоров солдат отделяли ещё тридцать шагов.
Из ближайшего окна верхнего этажа вылетела стрела и отскочила от крупа Байротова коня.
Где-то за стеной послышался топот копыт — лошади скакали галопом.
Байрот хмыкнул:
— Отступать придётся с боем, предводитель.
— Отступать? — Карса расхохотался, подбородком указал на приближавшихся пикинёров. — Их не больше трёх десятков, а дети — даже с длинными копьями — всё равно дети, Байрот Гилд. Вперёд! Давай разгоним их!
Байрот с проклятьем отвязал свой медвежий череп.
— Иди же передо мной, Карса Орлонг, чтоб скрыть мои приуготовленья.
Оскалив зубы в жестокой ухмылке, Карса направил Погрома по улице. По обе стороны от них рассыпались псы, Дэлум занял крайнее место по правую руку от предводителя.
Впереди медленно опустились пики, замерли на высоте груди, когда строй остановился, а солдаты упёрли древки в землю.
В этот момент распахнулись окна верхних этажей, в них появились лица, люди выглядывали, чтоб увидеть неминуемое столкновение.
— Уругал! — заревел Карса, пуская Погрома галопом. — Узри!
Предводитель услышал позади быструю дробь копыт коня Байрота — и нарастающий визг, с которым медвежий череп рассекал воздух по кругу.
До пик оставалось лишь десять шагов, когда Байрот заревел. Карса низко пригнулся, одновременно поворачивая Погрома влево и усмиряя его отчаянный бег.
Мимо просвистело нечто массивное, Карса вывернул шею и увидел, как громадный череп врезался в строй солдат.
Смертоносный хаос. Три ряда из пяти повалились на землю. Пронзительные крики.
А затем среди детей возникли псы, за которыми мчался конь Дэлума.
Вновь развернув Погрома, Карса устремился к рассыпавшемуся строю и подоспел как раз вовремя, чтобы вступить в бой одновременно с Байротом. Отбивая редкие пики в стороны, они за двадцать ударов сердца добили всех детей, с которыми не успели справиться псы.
— Предводитель!
Выдернув меч из трупа последнего солдата, Карса повернулся на рёв Байрота.
Ещё один строй, на сей раз — с арбалетчиками на флангах. Всего пятьдесят, может, шестьдесят солдат на дальнем конце улицы.
Хмурясь, Карса бросил взгляд назад, на ворота. Двадцать конных детей, все в тяжёлой броне — панцирях и кольчугах; ещё пешие — часть с короткими луками, другие — с двулезвийными секирами, мечами и метательными копьями в руках.
— Веди меня, предводитель!
Карса гневно уставился на другого урида:
— И поведу, Байрот Гилд! — Он резко развернул Погрома. — Сюда, в проход к озеру — объедем преследователей. Скажи, Байрот Гилд, как для тебя, довольно детей мы убили?
— Да, Карса Орлонг.
— Тогда — следуй за мной!
«Проход» оказался улицей, почти такой же широкой, как главная. Вела она прямо к озеру. По сторонам вытянулись жилые дома, лавки и склады. Когда теблоры скакали мимо, в окнах, дверях и подворотнях мелькали тёмные фигуры. Улица закончилась в двадцати шагах от озера. Всё это пространство, по которому тянулся до самого дока дощатый грузовой настил, было завалено грудами мусора. Главной из них была огромная куча костей, из которой торчали шесты с укреплёнными сверху черепами.
Теблорскими черепами.
На этом мусорном участке всякое пустое пространство заполняли убогие лачуги и палатки. Из них появились десятки детей с оружием наготове. Грубую одежду украшали теблорские талисманы и скальпы. Эти дети недрогнувшим взглядом встретили приближавшихся воинов и начали готовить топоры на длинных древках, двуручные мечи, увесистые алебарды, другие же принялись натягивать тугие луки, положили на тетивы удлинённые стрелы с зазубренными наконечниками и быстро прицелились.
В рёве Байрота смешались в равной степени ужас и ярость. Воин направил своего боевого коня на этих смертоносных, молчаливых детей.
Засвистели стрелы.
Скакун Байрота завизжал, споткнулся, затем рухнул наземь. Байрот покатился, меч его отлетел в сторону, когда урид врезался, а затем проломил стену хибары из молодых деревьев.
Вновь засвистели стрелы.
Карса резко развернул Погрома, успел заметить, как стрела промелькнула совсем рядом с бедром, и оказался среди первой группы нижеземцев. Кровный меч столкнулся с обитым бронзой древком секиры, сила удара выбила оружие из рук противника. Левой рукой Карса перехватил другую секиру, направленную в голову Погрому. Урид вырвал её у врага, отбросил прочь, затем вновь протянул руку, схватил нижеземца за шею и поднял в воздух, продолжая скакать вперёд. Пальцы сжались, послышался хруст, и голова человека безвольно повисла, болтаясь из стороны в сторону, а тело забилось в конвульсиях, брызнула моча. Карса отшвырнул труп.
Вдруг Погром резко остановился на полном скаку. Конь истошно заржал, изо рта и ноздрей его хлестала кровь, Погром развернулся, волоча за собой древко тяжёлой пики, железный наконечник которой глубоко вошёл в грудь скакуну.
Огромный зверь споткнулся, затем покачнулся, будто пьяный, и начал падать.
Воя от ярости, Карса спрыгнул со спины умиравшего животного. Навстречу воину метнулось остриё меча, но предводитель отбил его. Приземлился поверх по меньшей мере трёх тел, услышал, как под ним хрустнули кости, и откатился в сторону.
Карса вскочил на ноги, рассёк кровным мечом лицо ближайшему нижеземцу, оторвав бородатую челюсть от черепа. Чей-то клинок глубоко рассёк спину уриду. Развернувшись, Карса ударил мечом под вытянутыми руками врага так, что лезвие раздробило рёбра и застряло в грудине.
