Эпилог
Худовы духи открыли
войско нестройное.
Шёпоты смерти
в хлопанье крыльев.
Грустная мелодия обладает
особой красой, ибо песнь разрушения
плодородна.
Рыбак. Виканская погребальная
Сжимая в руках глиняную бутылочку, молодая вдова вышла из юрты лошадницы и побрела по разнотравью за стойбищем. Небо над головой было пустынным и казалось женщине безжизненным. Она тяжело ступала босыми ногами, приминая пожелтевшую траву.
Пройдя тридцать шагов, женщина остановилась и опустилась на колени. Она смотрела на безбрежную Виканскую равнину, сложив руки на раздутом животе. Бутылочка лошадницы казалась тёплой и гладкой в мозолистой ладони.
Поиск завершился, вывод был неизбежным. Ребёнок у неё во чреве был… пуст. Существо без души. Перед внутренним взором женщины возникло бледное, покрытое бисеринками пота лицо лошадницы, вновь зазвучали, как ветер, слова: Даже колдун должен оседлать душу — дети, которых они взяли, ничем не отличались от прочих. Ты понимаешь? То, что зреет в тебе, не имеет… ничего. Это создание проклято — почему, ведомо лишь самим духам.
Дитя в твоём чреве нужно вернуть земле.
Женщина выдернула пробку. Придёт боль — сначала, затем — прохладное онемение. Никто в стойбище не будет смотреть, все отведут глаза в этот миг позора.
Горизонт на севере заволокла грозовая туча. Она росла, приближалась — тёмная и громадная.
Вдова поднесла бутылочку к губам.
Рука метнулась у неё над плечом и схватила за запястье. Молодая женщина вскрикнула, развернулась и увидела лошадницу — та тяжело дышала и смотрела широко распахнутыми глазами на грозовую тучу. Бутылочка упала на землю. Люди со всего стойбища бежали к двум женщинам.
Вдова смотрела на морщинистое лицо старухи, видела страх и… надежду?
— Что? Что случилось?
Лошадница, казалось, не могла говорить. Только продолжала смотреть на север.
Грозовая туча залила тенью ближние холмы. Вдова повернулась и ахнула. Это была не туча. Вьющаяся, бурлящая масса черноты мчалась на них, словно великан, от неё отделялись побеги, затем снова вливались в основное облако.
Вдову охватил ужас. Боль вспыхнула в руке там, где её сжимала лошадница, — так сильно, что казалось, вот-вот сломается кость.
Мухи! Ох, нижние духи, — это мухи…
Туча приближалась — рокочущая, гремящая, ужасная.
Лошадница закричала от невыразимой боли, будто давала голос тысяче скорбящих душ. Выпустив руку вдовы, она рухнула на колени.
Сердце молодой женщины вдруг заколотилось, она поняла.
Нет, не мухи. Воро́ны. Воро́ны, столько воро́н…
У неё в животе шевельнулся ребёнок.
Так заканчивается второе сказанье из Малазанской Книги Павших
