Глава 19
Послания
Будущий король Верити покинул Олений замок в начале третьей зимы войны с красными кораблями. Он взял с собой небольшую группу отобранных им людей и свою личную стражу, которая должна была проводить его до Горного Королевства и ждать там его возвращения. Он объяснял это тем, что чем меньше будет экспедиция, тем меньше придется брать с собой провианта, а зимний переход через горы требует больших запасов. Он решил также никому не сообщать о попытке получить военную помощь у Элдерлингов. Истинная цель поездки была известна не многим. Прочим было сказано, что Верити якобы ехал в Горное Королевство, чтобы обсудить с королем Эйодом возможное сотрудничество в борьбе с красными кораблями.
Из тех, кого он взял сопровождать его, некоторые заслуживают особого упоминания. Ходд, служившую в Оленьем замке инструктором по оружию, он выбрал одной из первых. Несмотря на преклонные годы, она была непревзойденным бойцом, а ее мастерство владения клинком по-прежнему славилось по всему королевству. Чарим, личный слуга Верити, был с ним так долго и сопровождал его в стольких походах, что никто и подумать не мог о том, чтобы столь надежного человека оставили в замке. Каштан, коричневый, как и его имя, состоял в личной страже Верити больше десяти лет. У него не было глаза и большей части уха, но, несмотря на это, он казался вдвое более бдительным, чем любой другой человек. Близнецы Кииф и Кэф, как и Каштан, много лет состояли в страже Верити. Баррич, главный конюший Оленьего замка, присоединился к отряду по собственному желанию. Когда против его ухода из замка стали возражать, он ответил, что оставляет достойного человека заведовать конюшнями, а Верити необходим человек, который умеет обращаться с лошадьми, чтобы провести их через горы в разгар зимы. Талант лекаря и опыт королевского приближенного тоже сыграли свою роль, хотя о последнем знали очень немногие.
В ночь перед отъездом Верити вызвал меня в свой кабинет. Он приветствовал меня словами:
– Ты не одобряешь этого, правда? Ты считаешь, что это дурацкая затея?
Я вынужден был улыбнуться. Сам того не зная, он совершенно точно выразил то, что я думал обо всем этом.
– Признаться, у меня есть серьезные сомнения, – осторожно согласился я.
– Как и у меня. Но что мне еще остается? По крайней мере, это шанс сделать что-то самому, а не сидеть в этой проклятой башне и доводить себя до изнеможения Силой.
Последние несколько дней он тщательно перерисовывал карту Кетриккен. Я наблюдал, как он аккуратно свернул свиток и опустил в кожаный футляр. Изменения, произошедшие с Верити за последнюю неделю, изумляли меня. Он по-прежнему был сед, его тело все еще выглядело истощенным от долгих месяцев неподвижности. Но двигался он энергично, и оба – он и Кетриккен – каждый вечер, после того как решение было принято, удостаивали своим присутствием собирающихся в Большом зале. Одно удовольствие было смотреть, как принц с аппетитом ест и потягивает вино, пока Меллоу или кто-нибудь еще из менестрелей развлекает придворных. Вновь обретенная теплота между Верити и Кетриккен подогревала еще один аппетит, который у него появился. Когда они сидели за столом, будущая королева почти не сводила взгляда с лица мужа. Пока пели менестрели, ее пальцы всегда лежали на его руке. В его присутствии она сияла, как пламя свечи. Несмотря на все мое сопротивление, мне слишком хорошо было известно наслаждение, в котором проводят они ночи. Я пытался спрятаться от их страсти в обществе Молли. Это не принесло мне ничего, кроме чувства вины, потому что Молли была очень довольна моим пылом. Каково было бы ей, если б она знала, что это не только мой пыл?
Сила. Я был предупрежден о ее власти и опасностях, о том, как она может звать человека и выпивать его, не оставляя ничего, кроме жажды пользоваться ею. То, что происходило между мной и Верити, было ловушкой, о которой мне никто ничего не говорил. В некотором роде я с нетерпением ждал отъезда Верити, чтобы снова стать хозяином собственной души.
– То, что вы делаете в этой башне, ничуть не легче. Если бы люди знали, как вы сжигаете себя ради них…
– Ты это знаешь слишком хорошо. Мы сблизились этим летом, мальчик. Стали ближе, чем я когда-либо мог предположить. Ближе, чем был ко мне кто-нибудь, с тех пор как умер твой отец.
«Даже ближе, чем вы можете заподозрить, мой принц». Но этих слов я не произнес.
– Это так.
– Я хочу просить тебя об одолжении. Даже о двух.
– Вы знаете, что я не откажу вам.
– Никогда не соглашайся так легко. Первое. Присматривай за моей леди. Она стала лучше разбираться в обычаях королевского двора, но все еще слишком доверчива. Позаботься о ее безопасности, пока я не вернусь.
– Об этом вы могли бы не просить меня, мой принц.
– И второе. – Он набрал в грудь воздуха и резко выдохнул. – Я бы хотел остаться здесь. В твоем сознании. Пока смогу.
– Мой принц… – Я замялся.
Он был прав. Это было не то обещание, которое я охотно дал бы ему по своей воле. Но я уже сказал, что обещаю. Я знал, что для блага королевства это необходимо. Но для меня? Я уже чувствовал, как мои собственные связи разрушаются от сильного присутствия Верити. Сейчас мы говорили не о контакте на часы или дни – речь шла о неделях, возможно месяцах. Я подумал: не это ли происходило с членами магических кругов? Не теряли ли они постепенно свои собственные жизни.
– А ваша группа? – тихо спросил я.
– Что моя группа? – вопросом на вопрос ответил Верити. – Пока что я оставляю их на месте, на сторожевых башнях и боевых кораблях. Все сообщения, которые у них появятся, они могут послать Сирен. В мое отсутствие они будут передавать их Шрюду. Если будет что-то, о чем они захотят сообщить мне, они смогут связаться со мной. – Он замолчал. – Через тебя я хочу получать информацию другого рода. То, что должно оставаться в тайне.
«Сведения о его королеве, – подумал я. – Как Регал использует свою власть в отсутствие брата. Сплетни и интриги». С одной стороны, пустяки. С другой – детали, которые могут обезопасить Верити. В тысячный раз я пожалел, что не могу уверенно пользоваться Силой по собственной воле. Будь у меня такая способность, в постоянном контакте не было бы необходимости. Я смог бы связаться с ним в любое время. Но, учитывая обстоятельства, закрепленная прикосновением связь, которой мы пользовались летом, была нашей единственной возможностью. Через нее он сможет при желании узнавать обо всем, что происходит в Оленьем замке, и давать мне соответствующие инструкции. Я медлил, но уже знал, что соглашусь. «Из преданности ему и Шести Герцогствам, – сказал я себе. – Вовсе не из-за жажды Силы». Я посмотрел на Верити.
– Я сделаю это.
– Прекрасно зная, что это только начало, – сказал он. Это был не вопрос.
Насколько же точно мы могли читать мысли друг друга! Принц не стал ждать моего ответа.
– Я постараюсь быть незаметным, – обещал он.
Я подошел к нему. Он поднял руку и коснулся моего плеча. Верити снова был со мной – сознательно он не делал этого с того дня в его кабинете, когда просил меня закрыться.
День расставания выдался ясным и холодным. Небо было ярко-голубым. Верити, верный своему слову, брал с собой совсем крошечный отряд. Наутро после Совета вперед были отправлены всадники, которые должны были обеспечить запасы и ночлег в ближайших городах. Это позволит ему проехать через бо́льшую часть Шести Герцогств быстро и налегке.
Когда этим холодным утром отряд выехал из Оленьего замка, я один из всей толпы провожающих не пожелал Верити счастливого пути. Он притаился в моем сознании, маленький и безмолвный, как семя, ждущее весны. Почти такой же незаметный, как Ночной Волк. Кетриккен предпочла наблюдать отъезд отряда из-за обледеневших стен Сада Королевы. Она попрощалась с мужем раньше и выбрала это место, чтобы никто не заметил, как она плачет. Я стоял рядом с ней, и на меня обрушился шквал ее переживаний. Мне было и радостно, и больно за нее – ведь она так скоро теряла то, что обрела лишь недавно. Лошади, люди и вьючные животные наконец добрались до отрогов гор и скрылись из виду. Тогда я почувствовал то, отчего у меня по спине пробежали мурашки. Кетриккен пыталась нащупать своего мужа Даром. Очень слабо, правда, но все же где-то в моем сердце Ночной Волк сел и с горящими глазами спросил:
Что это?
Ничего. По крайней мере ничего, что имело бы к нам отношение. – Я добавил: – Скоро мы будем охотиться вместе, брат, как не охотились уже давно.
Несколько дней после отбытия кавалькады я был почти полностью предоставлен самому себе. Я был немного обескуражен, узнав, что Баррич уехал с Верити. Я понимал, что заставило его последовать за своим будущим королем, но чувствовал, что окажусь неприятно незащищенным, когда их обоих не будет рядом. Таким образом, я узнал о самом себе гораздо больше, чем мне бы хотелось. Зато теперь, когда Баррич уехал, а присутствие Верити во мне было почти незаметным, мы с Ночным Волком наконец смогли пользоваться Даром сколько заблагорассудится. В те дни, когда мы искали «перекованных», я ездил на Угольке. Она никогда не чувствовала себя совершенно спокойной в присутствии волка. Шло время, и «перекованных» становилось все меньше. Больше они не появлялись в окрестностях Баккипа, и теперь мы могли охотиться для себя. Тогда я выходил пешком, и мы охотились вместе. Ночной Волк одобрил мою физическую форму после лета гребли. Этой зимой, в первый раз с тех пор, как Регал отравил меня, я почувствовал, что снова полностью владею своим телом. Бодрящей утренней охоты и ночных часов с Молли было бы достаточно, чтобы оживить любого человека. Этих простых радостей мне вполне хватало для счастья.
Думаю, я хотел, чтобы моя жизнь всегда была такой простой и полной. Я старался не обращать внимания на вещи, которые, как я знал, таили опасность. «Хорошая погода, – говорил я себе, – обеспечит Верити спокойное и благополучное путешествие». Я выкинул из головы мысли о том, что в конце сезона начнут нападать красные корабли, а мы ничего не сможем им противопоставить. Я также избегал Регала и старался не думать о внезапной вспышке волнений в народе, из-за которых замок наполнился сторонниками младшего принца. В Большом зале каждую ночь горели факелы. Сирен и Джастин заметно оживились. Я никогда не входил туда, где они были, но все равно чувствовал уколы стрел их отвращения. Я начал избегать общей комнаты по вечерам, потому что не хотел видеть ни их, ни гостей Регала, заполнявших замок.
Не прошло и двух дней после отъезда Верити, как я услышал разговоры о том, что истинной целью его путешествия были поиски Элдерлингов. Я не мог обвинить Регала в том, что это он проболтался о планах брата. Те, кого отобрал Верити, знали, какая на них возложена миссия. Баррич понял это сам. Если он понял, могли догадаться и другие, и они не должны были молчать о своих предположениях. Когда я услышал, как два мальчика хихикали над глупостью короля Вайздома и над мифами принца Верити, то заподозрил, что Регал поощряет такие насмешки. Сила Верити сделала будущего короля отшельником. Люди не знали, что он делает в своей башне. То есть они знали, что принц работает Силой, но это не было подходящей темой для сплетен. Его озабоченный взгляд в редкие мгновения, которые он урывал для еды и отдыха, то, как он беззвучно бродил по замку, пока другие сладко спали, – все это не прибавляло ему популярности. Может быть, он потерял разум и решился на какую-то безумную авантюру.
Слухи разрастались, и Регал подготовил для них плодородную почву. Он находил всевозможные причины для многочисленных банкетов и сборищ своих сторонников. Король Шрюд редко чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы присутствовать на них, а Кетриккен не любила общества остроумных негодяев, которые так нравились Регалу. Я держался в стороне. Я мог только догадываться о том, сколько денег уходит на пирушки, в то время как Регал жаловался на нехватку средств для отправки экспедиции Верити. Но об этом я мог поговорить только с Чейдом. В ответ мой наставник лишь качал головой.
За последнее время он стал более молчаливым и замкнутым. У меня было неприятное ощущение, что Чейд что-то скрывает от меня. Сами по себе тайны не представляли ничего нового. Старый убийца был нашпигован секретами. Я просто не мог отделаться от чувства, что эта тайна каким-то образом прямо касается меня. Я не мог прямо спросить об этом, но наблюдал за ним. На его рабочем столе были следы того, что его часто используют в мое отсутствие. Еще более странным было то, что в комнате не оставалось никакого беспорядка, связанного с этой работой. Это меня удивляло. Многие годы я убирал за наставником после его «стряпни». И теперь, когда Чейд вдруг перестал прибегать к моим услугам, я решил, что это или серьезный упрек мне, или он просто скрывает от меня то, что делает. Не имея возможности сопротивляться, я наблюдал за ним где только мог. Я ничего не узнал о его тайне, но увидел много такого, чего не замечал раньше. Чейд старел. Скованность в суставах, которую раньше приносила холодная погода, теперь не отступала уютными вечерами перед его камином. Он был старшим братом Шрюда, бастардом, как и я, однако казался младшим из братьев. Однако теперь во время чтения он стал держать свитки дальше от своего носа и избегал брать вещи с высоких полок. Видеть эти изменения в нем было так же больно, как знать, что у него есть секреты от меня.
Через двадцать три дня после отъезда Верити я вернулся с охоты в обществе Ночного Волка и застал в замке переполох. Двор был похож на разворошенный муравейник, только без муравьиной целеустремленности. Я пошел прямиком к поварихе Саре и спросил ее, что случилось. В любом замке кухня – это мельница слухов, уступающая только караульной. В твердыне Видящих кухонные слухи обычно бывали более достоверными.
– Прибыл всадник на загнанной до полусмерти лошади. Сказал, что на Причальный был набег. Спалили весь город. Семьдесят человек «перековано», а сколько погибло, пока они не знают. И еще больше помрет, в такой-то холод без крыши над головой. Три полных корабля пиратов, так сказал мальчик. Он пошел сразу к принцу Регалу, прямиком пошел и доложил. А Регал послал его сюда, чтобы как следует накормили. Теперь он в караульной, спит. – Она понизила голос. – Мальчик весь путь проехал сам. Доставал свежих лошадей в городах по дороге. Ехал по прибрежному тракту, но не позволил никому другому передать сообщение вместо него. Он сказал мне, что все время надеялся на помощь, надеялся услышать от кого-нибудь, что все уже известно и корабли высланы. Но не было ничего.
– Из Причального? Значит, прошло по меньшей мере пять дней с тех пор, как это произошло. Почему они не зажгли сигнальные огни? – спросил я. – Почему не послали почтовых птиц в Чаячий и Илистую Бухту? Будущий король Верити оставил в этом районе патрульное судно. С него должны были увидеть огонь из Чаячьего или Причального. А в Красной башне дежурит Уилл. Он должен был заметить сигнальные огни. Он послал бы сообщение Сирен. Как могло случиться, что известия не были получены? Как мы могли ничего об этом не знать?
Кухарка еще больше понизила голос и с ожесточением шлепнула тесто, которое она месила.
– Мальчик сказал, что сигнальные огни были зажжены в Причальном и в Ледовом, а в Чаячий послали птиц. Корабль не пришел.
– Тогда почему мы не знали…
Я глубоко вздохнул, пытаясь справиться со своей бесполезной яростью. Где-то внутри меня слабо шевельнулось присутствие Верити. Слишком слабо. Связь Силы истончалась как раз тогда, когда ей следовало быть прочной.
– Что ж, сейчас уже нечего говорить об этом. Что сделал Регал? Послал «Руриск»?
Повариха фыркнула и некоторое время молча месила тесто.
– Ничего он не сделал и никого он не послал, вот что я слышала. Ничего не сделал. Ты знаешь, Фитц, я не люблю сплетен, но говорят, что принц Регал знал об этом. Когда мальчик пришел – о, Регал был так добр, так полон сочувствия, – у паренька сердце растаяло. Обед, новая куртка, маленький кошелек за труды. Но принц сказал, что теперь уже слишком поздно. Пираты давно ушли. Нет смысла посылать корабль или солдат.
– Возможно, слишком поздно, чтобы отомстить пиратам. Но что же будет с жителями Причального? Нужны рабочие, чтобы помочь восстановить дома, телеги с едой…
– Говорит, что на это нет денег. – повариха отчеканивала каждое слово. Она начала разделывать свое тесто на булочки и прихлопывала каждую, чтобы она поднималась. – Говорит, что целое состояние потратили на то, чтобы построить корабли и снарядить команды. Говорит, что Верити забрал то немногое, что еще оставалось, для своей экспедиции к Элдерлингам. – Повариха замолчала и вытерла руки о передник. – Но он сказал, что очень сожалеет. Действительно очень сожалеет.
Холодная ярость захлестнула меня. Я похлопал повариху по плечу и заверил ее, что все будет в порядке. Как во сне я покинул кухню и пошел в кабинет Верити. У дверей я остановился, прислушиваясь. Один ясный проблеск намерений Верити. У стенки комода я найду изумрудное ожерелье, камни оправлены в золото. Оно принадлежало матери его матери. Этого будет достаточно, чтобы нанять людей, купить зерна и послать в Причальный. Я открыл дверь кабинета и остановился.
Верити был неаккуратным человеком и собирался поспешно. Чарим ушел с ним, он не мог ничего убрать. Этого не мог сделать ни один из них. Другой человек вряд ли счел бы, что здесь что-то не так, но я видел эту комнату и своими глазами, и глазами Верити. Это было во всем. Тот, кто сделал это, или не боялся, что его раскроют, или плохо знал Верити. Все ящики и дверцы были закрыты, буфет заперт, кресло придвинуто к столу. Все выглядело слишком аккуратно. Без особой надежды я подошел к ящику и открыл его. Я вытянул ящик до конца и заглянул в задний угол. Может быть, неаккуратность Верити спасла ожерелье. Я не стал бы искать драгоценности в груде, в которой лежали старая шпора, пряжка поясного ремня и кусок частично обработанного оленьего рога. Но оно было здесь, завернутое в кусок холста. Там было несколько других маленьких, но ценных предметов, которые следовало убрать из комнаты. Собирая их, я был озадачен. Если их не взяли, что же было целью поисков? Если не мелкие ценности, то что же? Я методически отобрал дюжину карт и начал снимать со стены несколько других. Когда я осторожно скатывал одну из них, тихо вошла Кетриккен. Мой Дар предупредил меня о ее приходе даже прежде, чем она прикоснулась к двери, так что я поднял голову, чтобы без удивления встретить ее взгляд. Я твердо стоял под натиском эмоций Верити, которые неслись сквозь меня. При виде Кетриккен его присутствие во мне усилилось. Она была красивая, бледная и стройная. На ней было платье из мягкой голубой шерсти. Я задержал дыхание и отвел взгляд в сторону. Она испытующе посмотрела на меня.
– Верити хотел, чтобы карты убрали на время его отсутствия. Сырость может повредить им, а эту комнату редко топят, когда его здесь нет, – объяснил я, заканчивая скатывать карту.
Она кивнула.
– Без него здесь так пусто и холодно. Не только потому, что очаг холодный. Здесь нет его запаха, нет его беспорядка…
– Значит, это вы убирали здесь? – я попробовал спросить это обычным голосом.
– Нет. – Она рассмеялась. – Моя уборка только портит тот относительный порядок, который он здесь поддерживает. Нет, я оставлю все как есть до его возвращения. Я хочу, чтобы, когда он вернется домой, все его вещи оказались на своих местах. – Ее лицо посерьезнело. – Я послала пажа, чтобы найти тебя этим утром, но тебя не было. Ты слышал новости о Причальном?
– Только слухи.
– Значит, ты знаешь столько же, сколько я. Меня никто не приглашал, – сказала она холодно. Потом повернулась ко мне, и в ее глазах была боль. – Большую часть мне рассказала леди Модести, которая слышала, как слуга Регала разговаривал с ее служанкой. Когда стражники пошли к Регалу с докладом, они должны были зайти за мной. Разве они совсем не думают обо мне как о королеве?
– Моя леди, – мягко напомнил я ей, – по всем законам послание должно было быть доставлено непосредственно королю Шрюду. Я подозреваю, что так оно и было, а люди Регала, которые охраняют дверь короля, послали за принцем, а не за вами.
Она подняла голову.
– Значит, придется напомнить о моем существовании. В эту глупую игру можно играть вдвоем.
– Может быть, другие сообщения просто попали не по тому адресу? – подумал я вслух.
Ее синие глаза посерели от гнева.
– Что ты имеешь в виду?
– Почтовые птицы. Сигнальные огни. Послание Уилла из Красной башни. Конечно же, хоть что-то из всего этого должно было донести до нас весть о нападении на Причальный. Одно может не дойти, но все три?
Она побледнела, поняв, о чем я говорю.
– Герцог Бернса наверняка думает, что на его просьбу о помощи никто не откликнулся! – Она подняла руку, прижала ее к губам и прошептала сквозь пальцы: – Это предательство, чтобы опозорить Верити! – Ее глаза округлились. – Этого нельзя терпеть!
Она повернулась и бросилась к двери. Ярость сквозила в каждом ее движении. Я успел встать перед Кетриккен и прижался спиной к двери, не выпуская ее.
– Леди, я молю вас, подождите. Подождите и подумайте!
– О чем я должна думать? Как лучше раскрыть всю глубину его предательства?
– Вы недостаточно сильны для этого. Пожалуйста, подождите. Подумайте вместе со мной. Вы, как и я, считаете, что Регал должен был что-то знать обо всем этом и промолчал. Но у нас нет доказательств. Никаких. А возможно, мы ошибаемся. Мы должны действовать осторожно, иначе вызовем раскол, когда нам это меньше всего нужно. Первый, с кем следует поговорить, – это король Шрюд. Чтобы посмотреть, знал ли он об этом, позволил ли он Регалу говорить от его имени.
– Этого не может быть! – сказала она сердито.
– Он часто бывает не в себе, – напомнил я. – Он, а не вы, должен прилюдно обвинить Регала – потому что это следует сделать публично. Если вы выступите против него, а потом король его поддержит, все аристократы поймут, что среди Видящих нет согласия. В королевской семье за последнее время и так уже было слишком много сомнений и размолвок. Это неподходящее время, чтобы настраивать Внутренние герцогства против Прибрежных, тем более что Верити в отъезде.
Она молчала. Я видел, что она все еще дрожит от гнева, но по крайней мере она слушала меня. Кетриккен глубоко вздохнула, и я понял, что она пытается успокоиться.
– Вот почему он оставил тебя здесь, Фитц. Чтобы видеть такие вещи за меня.
– Что? – Настал черед вздрогнуть и мне.
– Я думала, ты знаешь. Ты должен был удивиться, почему он не попросил тебя поехать с ним. Это потому, что я спросила его, кому могу доверять. Он сказал, что я могу положиться на тебя.
«Он забыл о существовании Чейда?» – подумал я и потом понял, что Кетриккен ничего не знает о Чейде. Верити понимал, что я буду действовать как связной. В своем сознании я ощутил согласие Верити. Чейд… как всегда, в тени…
– Подумай со мной еще раз, – попросила она. – Что будет дальше?
Она была права. Будет и продолжение.
– У нас будут гости. Герцог из Бернса и его придворные. Герцог Браунди не такой человек, чтобы послать эмиссаров с подобной миссией. Он приедет сам, и он потребует ответа. Все прибрежные герцоги будут слушать, что ему скажут. Его герцогство наиболее открытое из всех, не считая самого Бакка.
– Значит, мы должны дать ответы, которые стоит услышать, – заявила Кетриккен.
Она закрыла глаза, на мгновение прижала руки ко лбу, потом приложила их к щекам. Я видел, как трудно ей сдерживаться. Достоинство, говорила она себе, спокойствие и рассудок. Она глубоко вздохнула и снова посмотрела на меня:
– Я пойду к королю Шрюду. Спрошу его обо всем. Обо всем, что произошло. Я спрошу его, что он намерен сделать. Он король. Я не смею сомневаться в его положении.
– Полагаю, это мудрое решение.
– Я должна пойти одна. Если ты пойдешь со мной, если ты всегда будешь рядом, они будут считать меня слабой. Это может вызвать слухи о расколе в королевской семье. Ты понимаешь?
– Понимаю. – Хотя мне очень хотелось самому услышать, что ей скажет Шрюд.
Кетриккен показала на карты и предметы, которые я разложил на столе:
– У тебя есть надежное место для этого?
Комната Чейда.
– Есть.
– Хорошо. – Королева сделала нетерпеливый жест, и я понял, что все еще заслоняю от нее дверь.
Я подвинулся. Когда она прошла мимо, аромат горных трав на мгновение коснулся меня. Мои колени ослабли, и я проклял судьбу за то, что придется отдать изумруды для восстановления домов, в то время как они должны были украшать эту прекрасную шею. Но я знал также, что, если в это мгновение положу их в руки Кетриккен, она настоит на том, чтобы отправить их в опустошенный город. Я опустил ожерелье в карман. Может быть, ей удастся вызвать ярость короля Шрюда и он вырвет деньги из карманов Регала. Может быть, когда я вернусь, эти изумруды все-таки смогут коснуться ее теплой кожи.
Я пошел в конюшни. Там я всегда успокаивался, а в отсутствие Баррича чувствовал себя обязанным время от времени заглядывать туда. Не то чтобы Хендс нуждался в моей помощи. Но на этот раз, когда я вошел в конюшню, снаружи толпились люди, сердито крича. Юный конюший вцепился в седло огромной лошади. Старший мальчик тянул за повод, пристегнутый к уздечке, пытаясь увести лошадь, а человек, одетый в цвета Тилта, молча наблюдал за этим. Обычно спокойное животное от этого дерганья стало нервничать. Еще миг – и кто-то получит удар копытом.
Я смело подошел, вырвал повод из рук удивленного юноши и успокоительно коснулся лошади Даром. Она уже не знала меня так хорошо, как раньше, но легко успокоилась.
– Что тут происходит? – спросил я конюшенного мальчика.
– Они явились и вывели Утеса из его стойла, даже не спросившись. Это моя лошадь, я за ней ухаживаю, а они даже не сказали мне, что собираются сделать.
– У меня распоряжение, – начал стоявший рядом человек.
– Я разговариваю не с вами, – сообщил я ему и повернулся к мальчику. – Хендс оставил тебе какие-нибудь распоряжения насчет этой лошади?
– Только обычные. – Мальчик был готов расплакаться, когда я подошел. Теперь, с появлением защитника, голос его окреп. Он выпрямился и посмотрел мне в глаза.
– Тогда все просто. Мы отведем эту лошадь назад в стойло, пока не получим другого приказа от Хендса. Ни одна лошадь не выйдет из конюшен Оленьего замка без ведома главного конюшего или того, кто его замещает.
Мальчик так и не отпустил узду Утеса. Теперь я вложил ему в руку поводья.
– Я так и думал, сир, – отрывисто сказал он. – Спасибо вам, сир. Пошли, Утес.
Мальчик зашагал прочь. Огромный жеребец спокойно следовал за ним.
– У меня приказ забрать это животное. Герцог Рем из Тилта хочет, чтобы его немедленно послали вверх по реке. – Человек герцога выглядел очень самодовольным.
– Ах вот как, он хочет? И он обговорил это с главным конюшим? – Я был уверен, что он этого не сделал.
– Что здесь происходит? – Это прибежал Хендс, его щеки и уши были багровыми. У другого человека это могло бы выглядеть смешным, но я знал, что Хендс в ярости.
Пришелец из Тилта выпрямился.
– Этот человек и один из твоих подручных помешали нам забрать из конюшни нашего племенного жеребца, – высокомерно заявил он.
– Утес – не племенной жеребец Тилта. Он родился здесь, в Оленьем замке. Шесть лет назад. Я присутствовал при этом, – заметил я.
Пришелец бросил на меня снисходительный взгляд.
– Я разговариваю не с тобой. Я разговариваю с ним. – он большим пальцем показал на Хендса.
– У меня есть имя, сир, – холодно заметил тот. – Хендс. И я замещаю главного конюшего Баррича, который уехал вместе с будущим королем Верити. У этого человека тоже есть имя. Фитц Чивэл. Он помогает мне время от времени. Он свой в моих конюшнях. Так же как и мой конюший, и моя лошадь. Что до вас, то если у вас есть имя, мне его не сообщили. Я не вижу никакой причины, по которой вас следует пустить в мою конюшню.
Баррич хорошо поднатаскал Хендса. Мы обменялись взглядами, разом повернулись и пошли по направлению к конюшне.
– Я – Ланс, конюший герцога Рема. Эта лошадь была продана моему герцогу. И не только эта. Две пестрые кобылы и жеребенок. У меня есть бумаги.
Когда мы медленно обернулись, человек из Тилта протягивал нам свиток. Мое сердце упало при виде печати из красного воска с вдавленным в нее знаком оленя. Она выглядела настоящей. Хендс медленно взял свиток. Он искоса взглянул на меня, и я подошел и встал рядом с ним. Он немного знал буквы, но читал с трудом. Баррич пытался учить его, но грамота не давалась Хендсу. Я посмотрел через плечо Хендса, когда он развернул свиток, и начал читать.
– Это совершенно ясно, – сказал человек из Тилта и протянул руку за свитком. – Прочесть его вам?
– Не беспокойтесь, – ответил я, когда Хендс свернул бумагу. – То, что здесь написано, так же ясно, как то, что не написано. Это подписал принц Регал. Но Утес – не его лошадь. Утес, кобылы и жеребенок – лошади Оленьего замка. Только король может продать их.
– Будущий король Верити путешествует. Регал замещает его.
Я успокаивающе положил руку на плечо Хендса.
– Будущий король Верити действительно отсутствует. Но король Шрюд здесь. Так же как и будущая королева Кетриккен. Один из них должен поставить свою подпись, чтобы продать лошадь из конюшен Оленьего замка.
Ланс выхватил свиток из рук Хендса и сам проверил подпись.
– Хорошо. Подписи принца Регала должно быть достаточно, раз Верити нет в замке. В конце концов, всякий знает, что старый король бо́льшую часть времени не в себе. А Кетриккен, она… не член семьи. Правда. Так что раз Верити нет, Регал…
– Принц, – отрезал я. – Сказать, что это не так, было бы изменой. Так же как и назвать его королем. Или королевой. Потому что он пока только принц.
Я дал моей скрытой угрозе утвердиться в его голове. Я не стал прямо обвинять Ланса в измене, потому что ему пришлось бы умереть за это. Такой напыщенный осел, как он, не заслуживал смерти только за то, что повторял речи своего господина. Я увидел, как глаза его расширились.
– Я не хотел сказать ничего…
– Ничего и не случится, – перебил я его, – пока ты будешь помнить, что нельзя купить лошадь у человека, которому она не принадлежит. Это лошади Оленьего замка, они – собственность короля.
– Конечно. – Ланс дрожал. – Может быть, это неправильная бумага. Я уверен, что тут какая-то ошибка. Я пойду к своему господину.
– Разумное решение, – тихо произнес за моей спиной Хендс, снова обретая уверенность.
– Что ж, тогда пошли, – рявкнул Ланс своему мальчику и толкнул парнишку.
Мальчик злобно посмотрел на нас и пошел за своим хозяином. Я не винил его. Ланс был из тех людей, которым обязательно нужно отомстить кому-то за свое плохое настроение.
– Как ты думаешь, они вернутся? – тихо спросил меня Хендс.
– Или вернутся, или Регалу придется отдать назад деньги герцогу Рему.
Мы молча обдумали вероятность этого.
– Так. Что же мне делать, когда они вернутся?
– Это только подпись Регала, больше ничего. Если бумагу подпишет король или будущая королева, ты должен отдать им лошадей.
– Одна из этих кобыл жеребая! – возразил Хендс. – У Баррича были большие планы на жеребенка. Что он скажет, если, когда он вернется, лошадей не будет?
– Мы всегда должны помнить, что эти лошади принадлежат королю. Он не рассердится на тебя за то, что ты подчинился правильному приказу.
– Мне это не нравится. – Он возбужденно посмотрел на меня. – Не думаю, что такое могло бы случиться, если бы Баррич был здесь.
– Полагаю, могло бы, Хендс. Не вини себя. Сомневаюсь, что это худшее из того, что мы увидим еще до конца зимы. Но пошли мне весточку, если они вернутся.
Он мрачно кивнул, и я ушел. Настроение навестить конюшни пропало. Не хотелось идти между рядами стойл и думать о том, сколько лошадей там останется к концу зимы.
Я пересек двор, медленно вошел внутрь и поднялся по ступенькам в свою комнату. Я остановился на площадке.
Верити?
Ничего. Я ощущал его присутствие в себе, он мог передать мне свое желание, иногда даже свои мысли. Но по-прежнему, когда я пытался дотянуться до него, у меня ничего не получалось. Это расстраивало меня. Умей я уверенно пользоваться Силой – ничего этого не случилось бы. Я остановился, чтобы от души проклясть Галена и все, что он сделал со мной. У меня была Сила, а он выжег ее из меня, оставив мне только эту странную, непредсказуемую восприимчивость. Но что с Сирен? Или Джастином? И всеми остальными членами круга? Почему Верити не использовал их, чтобы узнавать, что происходит в замке, и передавать через них свои распоряжения?
Страх охватил меня. Почтовые птицы из Бернса. Сигнальные огни, члены круга Силы на башнях – по-видимому, все эти способы связи внутри королевства и с королем работали очень плохо. Но они даже больше, чем союз герцогств, соединяли Шесть Герцогств в одно целое и делали нас королевством. Теперь, в это тяжелое время, мы больше, чем когда-либо, нуждались в них. Почему они не работают?
Я хотел задать этот вопрос Чейду и взмолился, чтобы он поскорее вызвал меня. Он стал звать меня реже, чем раньше, а мне так нужно было с ним посоветоваться. Что ж, а разве я не исключил его из большей части моей жизни? Может быть, то, что я чувствую, – это просто отражение всего того, что скрываю от него я? Естественное отдаление, которое возникает между убийцами?
Я подошел к двери своей комнаты как раз в тот момент, когда Розмари перестала стучать.
– Я тебе нужен? – спросил я ее.
Она очень серьезно сделала реверанс.
– Наша госпожа, будущая королева Кетриккен, хочет, чтобы вы пришли к ней, как только сможете.
– Это значит прямо сейчас, верно? – Я пытался заставить ее улыбнуться.
– Нет, – нахмурилась она. – Госпожа сказала «как только сможете», сир. Разве это неправильно?
– Совершенно правильно. Кто так усердно занимается твоими манерами?
Она тяжело вздохнула.
– Федврен.
– Федврен вернулся из своего летнего путешествия?
– Он вернулся уже две недели назад, сир!
– Видишь, как мало я знаю! Когда я в следующий раз его увижу, обязательно расскажу, как хорошо ты говоришь.
– Спасибо вам, сир.
Позабыв о своем тщательно соблюдаемом этикете, она уже прыгала к тому времени, когда добралась до верхних ступенек, и ее каблучки стучали по ступенькам, как камушки. Славный ребенок. Я не сомневался в том, что Федврен натаскивает ее для работы посыльной. Это была одна из его обязанностей. Я быстро зашел в свою комнату, чтобы переменить рубашку, и спустился вниз, к покоям Кетриккен. Я постучал в дверь, и Розмари открыла.
– Вот я и смог, – сказал я ей и был вознагражден улыбкой и ямочками на щеках.
– Входите, сир. Я скажу моей госпоже, что вы уже здесь, – произнесла она, указала мне на кресло и скрылась во внутренних покоях.
Изнутри я услышал приглушенное бормотание женских голосов. Сквозь открытую дверь я увидел леди, которые занимались шитьем и болтали. Королева Кетриккен кивнула Розмари, извинилась и вышла ко мне. Через секунду она остановилась передо мной. Бирюзовое платье подчеркивало синеву ее глаз. Свет поздней осени пробивался сквозь заставленное цветами окно и блестел в золоте ее волос. Я понял, что уставился на нее, и опустил глаза. Потом встал и поклонился. Она не стала ждать, пока я выпрямлюсь.
– Давно ли ты был у короля? – без предисловий спросила она меня.
– В последние несколько дней не был, моя леди.
– Тогда я предлагаю тебе навестить его сегодня вечером. Я беспокоюсь о нем.
– Как вам будет угодно, моя королева. – Я ждал. Она, конечно, не за этим звала меня.
Через мгновение она вздохнула:
– Фитц, здесь я одинока, как никогда раньше. Неужели ты не можешь называть меня Кетриккен и хоть некоторое время обращаться со мной как с человеком?
Внезапная перемена ее тона выбила меня из колеи.
– Конечно, – ответил я, но тон мой был слишком официальным.
Опасность, – прошептал Ночной Волк.
Опасность? Как это?
Это не твоя самка. Это самка вожака.
Как будто я нащупал языком свой больной зуб. Осознание ошеломило меня. Здесь была опасность, которой следовало остерегаться. Она моя королева, но я не Верити, а она не моя возлюбленная, как бы ни билось мое сердце при виде нее.
Но она была моим другом. Она доказала это в Горном Королевстве. Я был обязан ей спокойствием – так бывают обязаны друг другу близкие люди.
– Я хочу видеть короля, – сказала Кетриккен. Она жестом приказала мне сесть и поставила собственное кресло напротив моего.
Розмари принесла свою маленькую скамеечку, чтобы сесть у ног Кетриккен. Несмотря на то что мы были в комнате одни, королева понизила голос и наклонилась ко мне, когда заговорила.
– Я прямо спросила его, почему меня не позвали, когда прискакал всадник. Он казался озадаченным, но не успел сказать и слова, как вошел Регал. Я видела, что он очень спешит. Как будто кто-то сбегал и доложил ему, что я у короля, а он немедленно все побросал и пришел.
Я мрачно кивнул.
– Он не дал мне возможности говорить с королем. Вместо этого он захотел сам объяснить мне все. Утверждал, что гонца привели прямо в покои короля и гонец застал там Регала, который пришел навестить своего отца. Он отправил мальчика отдохнуть, пока говорил с королем. А потом они вместе решили, что уже ничего нельзя сделать. Тогда Шрюд послал его объявить об их решении мальчику и собравшимся людям и рассказать о состоянии казны. По словам Регала, мы на грани разорения и нам приходится беречь каждое пенни. «Бернс должен сам позаботиться о своих людях», – сказал он мне. А когда я заметила, что люди Бернса – это народ Шести Герцогств, он ответил, что Бернс всегда был сам по себе. «Это глупо, – сказал он, – ожидать, что Бакк будет охранять побережье так далеко на север и к тому же так долго». Фитц, ты знал, что Ближние острова уже сданы пиратам?
Я в ярости вскочил на ноги:
– Это неправда!
– Регал утверждает, что это так, – неумолимо продолжала Кетриккен. – Он говорит, что перед отъездом Верити решил, что нет никакой надежды уберечь их от пиратов. И поэтому отозвал в доки «Констанцию». Он говорит, что Верити обратился Силой к Карроду и приказал привести корабль в Баккип для ремонта.
– Этот корабль был приведен в порядок сразу после жатвы. Потом Верити послал его охранять берег между Илистой Бухтой и Чаячьим, и «Констанция» должна была быть готова прийти на помощь Ближним островам. Верити не оставил бы эту часть побережья без наблюдения. Если пираты построят укрепления на Ближних островах, мы никогда не освободимся от них. Они будут нападать и зимой и летом.
– Регал утверждает, что они уже там. Он говорит, что теперь наша единственная надежда – договориться с ними. – Ее синие глаза всматривались в мое лицо.
Я медленно опустился в кресло, близкий к обмороку. Как что-то из этого может оказаться правдой? Как могло это быть скрыто от меня? Ощущение Верити внутри меня отражало мое смущение. Он тоже ничего не знал об этом.
– Не думаю, что принц Верити стал бы о чем-нибудь договариваться с пиратами. Разве что острием своего меча.
– Значит, дело не в том, что он скрыл это от меня, чтобы не расстраивать? Регал подразумевал, что Верити не хотел говорить мне об этом, потому что я все равно ничего не пойму.
Голос Кетриккен дрожал. Ее ярость от того, что Ближние острова передали пиратам, пересиливала личную боль из-за того, что Верити мог счесть ее недостойной своего доверия. Мне так захотелось обнять ее и успокоить, что у меня внутри все заболело.
– Моя леди, – голос мой дал петуха, – примите эту правду из моих уст, как если бы она исходила от самого Верити. Все это фальшиво настолько же, насколько искренни вы. Я найду дно этой сети лжи и взрежу его. Мы посмотрим, какая рыбка вывалится наружу.
– Я надеюсь, что ты тихо выяснишь это для меня, Фитц?
– Моя леди, вы одна из немногих, кто знает, как долго я упражнялся в тихих делах.
Она серьезно кивнула.
– Как ты понимаешь, король не отрицал всего этого. Но мне показалось, что он не понял и половины того, что говорил Регал. Он был… как ребенок, который прислушивается к разговору взрослых, кивает в такт, но мало что понимает… – Она нежно посмотрела вниз, на сидящую у ее ног Розмари.
– Я тоже пойду повидать короля. Обещаю, что раздобуду ответы для вас и сделаю это быстро.
– До прибытия герцога Бернса, – предупредила она меня. – К тому времени я должна знать правду. Хотя бы это я сделаю для него.
– У нас будет для него не только правда, моя леди, – обещал я ей. Изумруды все еще лежали в моем кошельке. Я знал, что Кетриккен не станет жалеть их.
