Жизнь третья

Бешенство, которое я ощущал, пока матерящийся личный состав в очередной раз приводил себя в порядок, мной не испытывалось никогда в жизни.

Тупые педанты в рогатых касках, в отличие от описанного в большинстве прочитанных мною книг, почему-то решительно не хотели застилать своими трупами псковские поля.

На настоящий момент меня уже дважды прикончили, причем в первый раз на редкость позорным для профессионального военного образом, а я до сих пор так и не узнал даже, какими силами противник мне противостоит.

Нет, из первой жизни я выяснил, что у противника где-то в данном районе есть противотанковые пушки, а из второй – около взвода пехоты и отделение мотоциклистов. Однако данную информацию не только нельзя назвать полной, но и даже достаточной. Ее наличие в указанных объемах выглядело еще как бы не позорнее, чем происшествие с расстрелом противотанковыми орудиями моих БМД.

Если, конечно, эти инопланетяне ярко нетрадиционной сексуальной ориентации в самом плохом смысле этого слова не перезагружали меня в разные исходные данные. Гипотеза, Борис, Лена, Яков, которую я пока даже проверить не мог. Достаточно долго прожить для этого не получалось.

Над ситуацией, в которой мне пришлось действовать, требовалось хорошенько поразмыслить, однако времени на это в настоящий момент не было. Требовалось по мере возможности поучаствовать в уже набивших оскомину диалогах, навести подчиненных на правильные мысли, сбить с неправильных и заставить их принять нужные мне решения и сейчас, и в будущем.

Отказываться от операции по спасению госпиталя я не собирался, знаменитая упертость, унаследованная мной от хохлов, с минимальными потерями давным-давно проснулась и маршировала по мыслям строевым шагом, как роты почетного караула по Красной площади. Однако погибать, по уму говоря, стоило бы реже. Яйцеголовые инопланетяне, без малейшего сомнения, практикующие самые отвратительные сексуальные практики из физически ими возможных и которых после недавних эпизодов так хотелось медленно, медленно удавить, подтвердив те самым жуткие подозрения Свободного Мира о нетерпимости россиян к лицам с подобного рода девиациями, могли потерять интерес к слишком глупой игрушке. И неожиданно оставить её гнить где-то на высоте 44,8, чтобы взяться за какую-нибудь другую, например, на некогда братской нам Украине. Благо там, как я краем уха слышал по радио, президент подписался о помощи подобного рода контингенту, заявляя, что им-то как раз не проблема найти в Украине помощь, защиту, покой и братскую любовь.

Очередной разговор с пейзанами в Коровино, доктором Заруцким и начальником особого отдела госпиталя и в этот раз проскочил как по маслу, даже легче, чем предыдущие. Отрешенное выражение на физиономии и непритворное равнодушие такого всего загадочного меня, погруженного в свои мысли, передалось сначала политруку с усиками как у Адольфа Гитлера, который даже не рискнул задавать мне какие-либо вопросы, а потом и Заруцкому с особистом. Что интересно, в этот раз особиста проняло даже больше, чем врача. Во всяком случае, он побежал в сторону госпиталя сразу же, как мой взвод тронулся. В этот раз груз обид и размышлений был слишком велик, чтобы проводить по нему экскурсии, под гнётом размышлений об ошибках был велик шанс сморозить непростительную глупость. Да и время следовало экономить.

Пока мы в очередной раз ехали к упомянутой высоте, было самое время посидеть и подумать, как строить свои решения на бой далее, чтобы не случалось больше таких позорных неудач, припомнить выводы из ошибок, сделанные ранее, и извлечь новые, по вновь открывшимся обстоятельствам.

Итак, из очередной перезагрузки я мог извлечь дополнительные выводы к предыдущим.

ОШИБКА. То, что вы, выйдя на назначенный рубеж, не видите противника, вовсе не является гарантией того, что противник вас не видит, какие бы совершенные приборы для наблюдения за местностью вы не использовали.

ОШИБКА. Выдвижение дозоров и разведывательных групп должно производиться скрытно, иначе выполнение ими своих задач будет сорвано. Это они должны всех видеть, а не все – их. При невозможности скрытного выдвижения должны быть приняты меры по маскировке цели маршрута и обеспечению максимально быстрого срыва наблюдения за выдвигающейся группой. Открытые участки местности, как правильно подсказывают соответствующие наставления, боевые машины дозорных подразделений должны преодолевать на максимальной скорости.

ОШИБКА. Брони у боевых машин десантных на самом деле нет. Не то что совсем нет, легкое стрелковое оружие броня БМД держит, однако практически любые имеющиеся у противника противотанковые средства делают эту броню фикцией, по крайней мере на коротких дистанциях. Определенные надежды на бронезащиту можно питать разве что при обстреле с фронта.

ОШИБКА. Вооружение БМД и ее система управления огнем весьма эффективны, однако реализация возможностей машины требует наличия и удерживания с противником дистанции, а также времени для максимальной реализации огневого превосходства, из-за упомянутого отсутствия брони в первую очередь.

Так что же я сделал неправильно?

Высылка вперед разведывательного дозора была, безусловно, правильным решением. Но верно ли было отправлять его верхом на бронетранспортере?

Да, альтернативой принятому решению была высылка пеших дозоров. Однако, как я уже рассуждал и не изменил своего мнения, данный вариант обещал высокую вероятность расстрела отходящих после обнаружения противника бойцов, чья скорость движения была бы равна пешему противнику и, видимо, уступала бы кавалеристам примерно вдвое, а мотоциклистам, с которыми мы столкнулись, – как минимум втрое, а то и даже вчетверо. Ну и главное – не давал никаких плюсов по обнаружению подходящих сил противника касательно наблюдения с высот у брода.

Наблюдатели на высотках при минимально грамотной расстановке просматривали все идущие к мосту и броду дороги, даже не сходя с места, и, кроме того, высокая скрытность пеших дозоров компенсировалась бы низкой скоростью движения бойцов и соответственно их низкими возможностями по осмотру местности, обнаружению противника, ведению боя с ним и, как уже говорилось, тем более отрыву от него.

Экзотические варианты типа передвижения группы пешком под прикрытием пулемета БТР-Д, отставшего на двести-триста метров, можно было отбрасывать, раз сорок перекрестившись, оттого что в голову идет подобная наркомания. В данном варианте бронетранспортер демаскировал бы группу как при движении на технике, а ее скорость движения задавалась бы спешенными бойцами.

Итак, тема пеших дозоров закрыта. Я поступил правильно. Единственное их преимущество – возможность обнаружить противника, укрывшегося в лесу, в зоне, недоступной для наблюдения, и значительно более высокая своя скрытность, естественно, при определённых обстоятельствах. Однако спешить бойцов с бронетранспортера мне тоже ничего не мешало, что собственно Якунин и проделал, немцев, к сожалению, не обнаружив.

А может, и к счастью, что не обнаружил. Парный патруль, бредущий по лесу, при толике удачи способен положить и один стрелок с винтовкой в руках, а в роще у немцев помимо нескольких десятков стрелков и пулеметы были. В результате при осторожности Якунина бойцы хоть шанс на выживание получили. Выскочив же на стволы немецкого взвода, который, вполне вероятно, если не наблюдал, то слышал выдвижение бронетранспортера, – их бы неминуемо скосили, а Якунин сидел на пулемете, смотрел бы в лес и гадал, кто это там стреляет, пока не пришел бы черед его самого с механиком-водителем.

Что в итоге вернуло бы меня к информации – впереди немцы и у них пулеметы с противотанковыми средствами есть. Какая, Гитлера так-растак, свежая новость!

Если серьезно, то, кроме упомянутых, напрашивался еще один вывод – даже при ваших правильных действиях в определенных условиях успех вам вовсе не гарантируется. Ибо противник имеет свои планы и активно вам противодействует, особенно если контролирует ситуацию. Наблюдая выдвижение дозора и приняв решение по его уничтожению, он ее полностью контролировал, и помешать этому ни я, ни Якунин не смогли. Даже коли бы спешенные пулеметчики фрицев обнаружили бы, контроля немецкий командир не утратил бы. Все, что мы с Якуниным могли, – это свести потери к минимуму, отведя бронетранспортер.

Это даже не считая того, что бойцов могли и ранеными в плен взять. То есть я сам бы преподнес «языков» наступающим на блюдечке с голубой каемочкой, с эмблемой воздушно-десантных войск.

В сухом остатке. Действия мои были, в общем, правильны и направлены на взятие тактической ситуации под контроль, но, к сожалению, замысел был сорван нахождением противника в Огурце. Опередить его не удалось.

Сам Якунин действовал вполне грамотно, полностью искупив свою вину, если даже она тогда на высоте и присутствовала. Судя по его сообщениям, он вел себя осторожно, не выпустил спешившихся подчиненных из-под прикрытия пулемета в глубину рощи, что спасло им жизнь либо свободу, однако не позволило обнаружить там наличие противника.

То, что бойцы не обнаружили следы немцев, это другой вопрос и даже не факт, что обоснованный. Средний российский десантник – это все же суровый горожанин, а не Чингачгук Шоколадный Глаз, лучший следопыт Мценского уезда, с ходу обнаруживающий наличие гостей в его лесу по примятой траве и сломанной ветке.

Осознавая вышеуказанное и не успокоившись, сержант выставил бойцов в охранение позади бронетранспортера, что позволило чуть позже все же гитлеровцев обнаружить при их выдвижении к БТР-Д. Далее он сумел без потерь забрать бойцов, и, если бы у него имелось чуть поболее везения, я так думаю, еще бы и прорвался. Единственная заметная его ошибка, пошел на прорыв он не тем маршрутом, видимо, попытавшись остаться в секторе обстрела бугаевской БМД. Тем не менее, даже в этом случае шансы у него были.

Хотя их было бы еще больше, если бы у десантных бронетранспортеров присутствовала броня, судя по количеству дыр в борту бронетранспортера, его просто винтовочно-пулеметным огнем, а не бронебойками изрешетили.

Тогда где же я ошибся далее, что привело к столь печальному результату? Безусловно, можно было скомандовать расстрелять бронетранспортер, чтобы не допустить захвата трофеев противником, однако данный приказ приносил риск неповиновения подчиненными, которые собственно подчиненными моими оставались по привычке и ровно настолько, насколько им хочется – если говорить прямо, до нашей легитимизации я не более чем главарь банды, а не представитель государства, и стоит за мной только мой личный авторитет, а не Уголовный Кодекс Российской Федерации и силовые структуры державы. Собственно подобный приказ и в нормальных условиях лучше не отдавать, ибо каждый из твоих подчиненных может представить, как ты его жаришь заживо в подбитой боевой машине, вместо того чтобы выручить, что чревато трудно предсказуемыми последствиями даже в атмосфере железной дисциплины и порядка. Я предпочел своих подчиненных – живых либо погибших – все-таки попытаться вытащить.

Чем я располагал, приняв решение идти на выручку? Информацией о наличии противника в роще, группы мотоциклистов на дороге, о наличии у врага пулеметов и, возможно, противотанковых средств.

Когда я садился в машину, вероятность напороться на противотанковое орудие была оценена мной как низкая, что вполне подтвердилось. Уж следы тягача в лесу средний десантник вряд ли пропустил бы. Однако, как мне пришел случай убедиться, противотанковые средства немцев противотанковыми пушками не ограничивались и их противотанковые ружья, как оказалось, по легкобронированной технике вполне эффективны. Причем пули ПТР, насколько можно судить, снаряжаются какой-то довольно эффективной химией, вполне по-немецки рационально выкуривая экипаж, вместо попыток что-то там дополнительно разбить потерявшим энергию при пробитии брони сердечником внутри машины.

Если я правильно помнил какой-то форум, основной проблемой всех ПТ, включая наши, было очень низкое заброневое действие. А немцы, выходит, об этом побеспокоились и вместо того, чтобы космическим образом увеличивать энергетику, что перспектив явно не имело, сделали перпендикулярный ход и начали травить экипажи какой-то гадской «Черемухой».

В итоге, считая риск минимальным и рассчитывая даже при появлении противотанковых орудий с ходу их расстрелять, я оказался не готов к тому, что у противника окажутся эффективные ручные противотанковые средства, а сам он не растеряется и окажется достаточно храбрым, умелым и дисциплинированным, чтобы огнем по приборам наблюдения отвлечь наше внимание и позволить своим ПТР, а может даже и одному ПТР, по моей БМД отстреляться. Рискнул бы я так, коли предполагал у врага наличие более-менее современных ПТС, возможности которых мне, если не известны, то предполагаемы, допустим РПГ-7 или «Карл Густава»? Совсем не факт. А коли знал бы о возможностях ПТС противника? То же самое.

А собственно, почему мне наличие или отсутствие у противника эффективных противотанковых средств должно быть известно? У меня что, начальник ГРУ ГШ на прямом проводе? Или я с папуасами воюю, с косточкой на колбаске и парой пальмовых листьев на заднице? Передо мной армия, которая на данный момент захватила почти всю Европу и западные области моей страны, завалив упомянутые регионы битой бронетехникой. Без наличия эффективных противотанковых средств таких успехов не добиваются. И то, что я про эти противотанковые средства ничего не знаю, меня не оправдывает. Про немецкие ПТР я ничего не знаю, а вот про броню советских танков начала войны информации у меня было вполне достаточно, и она говорила, что броня моих БМД-4, как, впрочем, и БМП-1/2 и тем более БТР от БТ и Т-26 недалеко ушла. Чем-то ведь эти 20 000 танков немцы перебили? Что еще мне нужно было, чтобы осторожнее лезть в ближний бой или, как минимум, держать рощу на фронтальных ракурсах?

Что из этого следует? Что в этот раз я погиб из-за банальной недооценки противника, и повторять это в будущем особенно не стоило. Если, конечно, я собирался немцам отомстить.

А я собирался. Тихая бешеная ярость в ходе рассуждений, обобщения информации и формирования из нее выводов никуда не делась и требовала выхода. Потушить ее, как я чувствовал, могла только кровь. И я даже знал, где ее можно было пролить.

Но к планированию боя требовалось подойти как можно более основательно. Итак, насколько я мог судить, фрицы либо уже находились в Огурце, когда мой взвод вышел к мосту, либо мы подошли к объекту одновременно.

Если поставить себя на место немецкого командира, что в первой, что во второй ситуации, лезть самому на пехотный взвод с тремя-четырьмя танками по голым приречным лугам – крайне глупая затея. И он, видимо, решил подождать подкрепления. Или вызвал его по радио, тут неважно.

Что мы видим в результате развития ситуации?

В первом случае противотанковые орудия расстреляли мои машины, как в тире, основной сложностью для немцев, видимо, было скрытно подтянуть их по лесу и попасть в более-менее уязвимые проекции, лобовая броня БМД все же достаточно неплоха. Как это они сделали, в принципе тоже можно угадать. Командиры орудий заранее наметили огневые позиции на окраине рощи, и скрытый от наблюдения маршрут к ним, а также, видимо, заранее рассчитали все данные для стрельбы, и в результате, вытащив пушки на огневые, им осталось только закрепить сошники и открыть огонь. При этом отмечу, у первого открывшего огонь орудия явно был еще и отличный наводчик – уничтожил у меня две машины в одиночку за считанные секунды.

Во второй ситуации, благодаря тому, что я торопился занять позицию и скорость движения колонны поддерживалась более высокой, подтянуть орудия фрицам не удалось. Однако их авангард, оценочно в силах стрелкового взвода, рощу занять успел и в этом случае. Далее они наблюдали выдвижение дозорного бронетранспортера, приняли меры к его уничтожению, а потом рубанули и мою БМД, продемонстрировав отличную дисциплину и выучку пехоты, а также высокую тактическую грамотность немецкого командира. Быстро сориентироваться в описанном ключе и уничтожить еще одну боевую машину при помощи всего лишь ПТР не всякий сможет.

По уму вот с этого слишком грамотного фрица мне и следовало бы начинать, но зачистка взвода в роще обещала мне определенные потери, на что пойти я не рискнул, оборонять рощу по опушке, где я бы мгновенно его вынес пушками боевых машин, этот грамотный дядя стал бы вряд ли. А значит, ну его, пусть под присмотром гранатометчиков свои елки охраняет. Мы займемся основными силами противника и попытаемся захватить их врасплох на марше.

Продумывая вариант выдвижения на западный берег и разгрома подходящей к мосту немецкой колонны, я внезапно поймал себя на мысли, что строю планы так, как будто двух оборвавшихся жизней у меня за спиной еще не было. Все мои действия грамотный командир, несомненно, мог предусмотреть с ходу, без всяких инопланетных перезагрузок.

Замысел боя был довольно прост. Взвод, оставив гранатометчиков, БТР-Д и КамАЗы в районе высоты 44,8 под командованием лейтенанта Петренко, пересекает Чернянку по броду и выдвигается на север, вводя в заблуждение наблюдателей противника. Скрывшись за рощей Дальней лежащей за перекрестком, боевые машины меняют направление движения и, на высокой скорости проскочив между ней и лесом, выходят на проселок, параллельный железнодорожному полотну, после чего, выдвинувшись на пару-тройку километров вперед, уничтожают встреченную немецкую колонну.

При толике удачи находившиеся в Огурце немцы могли вообще не заметить смены нами направления движения. А если бы даже и заметили, скорость БМД говорила мне, что, даже получив тревожное радиосообщение, выдвигающаяся к мосту колонна должна была осознать опасность, уже заглядывая в стволы появившихся боевых машин. А то и после первых разрывов.

Выйдя к мосту, уже в кустарнике на обратном склоне высоты 44,8 я провел ставший традиционным митинг, в очередной раз обосновывая план легализации в новом старом времени. Личный состав традиционно меня поддержал, экскурсия по госпиталю, конечно, давала плюс к политико-моральному состоянию, но собственно была необязательной.

КамАЗы отогнали назад в лес, расчет АГС вместе с Петренко отправился копать окопы на топографическом гребне высоты 44,8, бронетранспортер встал чуть ниже и левее на обратном скате. Группа Петренко получила задачу обороны моста и брода в период, когда мои БМД шалят на другом берегу.

Никаких особых подвигов от лейтенанта не требовалось, все, что ему было надо – вовремя обнаружить противника и огнем АГС и «Корда» связать боем, удерживая на дистанции. Голые приречные луга, а также оптика АГС и крупнокалиберного пулемета подсказывали нам с Петренко, что задача для отделения вполне реальна. Водители КамАЗов после маскировки машин в лесу помимо их охраны должны были выставить наблюдательный пост, посадив бойца на дерево на его опушке, тем самым обеспечивая гранатометчиков от удара в спину.

Наши БМД, как и планировалось, перемахнули речку по броду, проскочили перекресток и, скрывшись за Дальней, повернули налево, в промежуток между рощей и лесом, где взвод встретила первая неприятная неожиданность.

Впрочем, двое немцев, охранявших по окраине рощи табун из полутора десятков мотоциклов, подозрительно похожих на «Уралы» (особенно те, что с колясками), ожидали столкнуться с тремя несущимися на огромной скорости танками нисколько не больше нашего. Вот только сделать ничего не могли, все козыри были за нами. БМД чуть сбавили скорость и практически синхронно открыли огонь из автоматических пушек и пулеметов, превратив стоянку техники в огненное озеро.

Я даже и не понял, успел хоть кто-то из двух охранявших оставленную подразделением технику немцев сделать хотя бы один выстрел. Очередь тридцатимиллиметровой автоматической пушки в клочья разнесла ближайший к одному из них мотоцикл, обломки которого исчезли в огненном шаре взрыва бензобака и закрепленных на транспортном средстве канистр с горючим, окатив беднягу дождём горящего топлива и отправив охваченную пламенем фигуру метаться среди деревьев. Впрочем, недолго. Куда исчез второй, я даже не заметил, изображение перекрывали языки пламени и густой дым.

Оставив за спиной остовы пылающей техники и столб поднимающегося над лесом густого чёрного дыма, БМД выскочили на проселок, идущий вдоль железнодорожной насыпи, и, увеличив скорость, помчались по ней.

Маневр сработал, в Огурце за моей спиной не было видно ни единого движения, нацелившихся на мост немецких мотоциклистов, видимо, удалось обмануть. Даже сообразив, что к чему, немецкий командир по лесу не успевал вывести своих стрелков для перехвата моих БМД, замысел оказался верен. Осталось также грамотно построить бой с основными силами противника.

После предыдущих неудач внаглую лезть на противника я не собирался. Мои БМД были как линейные крейсеры Британии времён Первой мировой войны – яичной скорлупой, вооруженной здоровенной кувалдой, – и лишать себя преимуществ, предоставляемых мощнейшим вооружением, с моей стороны, было крайне глупой затеей.

Мой замысел был достаточно прост и предусматривал два варианта развития событий.

– В случае внезапной встречи с врагом, используя высокую скорость и стабилизацию вооружения БМД, реализовать фактор неожиданности, свалиться фрицам как снег на голову, с ходу разнести авангард колонны и далее по мере возможности методично перемолоть остатки. Либо выйти из боя и уйти назад к мосту, если противник окажется слишком сильным, от ситуации.

– Не встретив противника на ближних подступах, встать в засаду в районе в значительной мере осушенного в мое время болота Навий Мох, вдоль которого пролегала дорога, после чего уничтожить колонну на дороге огнем с большой дистанции.

Второй вариант был бы самым приятным касательно представляющихся возможностей, но, к сожалению, лесисто-болотистый театр вокруг меня оставлял немного вариантов реализации характеристик оптики, СУО и вооружения моих машин. К большому подспудному неудовольствию, гадские инопланетяне в голую степь или пустыню меня закидывать не собирались, так что, дабы стрелять «Арканами» на шесть километров, мне сначала нужно было семь потов пролить, чтобы точку для этого найти. Причем не факт, что даже и найдя, – на другом конце этих шести километров противник обязательно бы обнаружился.

В радиусе десятка километров от моста засада у болота давала бы максимум возможностей по реализации моего огневого превосходства. Конечно, насколько это можно было судить по карте 1989 года съемки, густо прорезанной в этом месте водоотводными канавами. Далее от гранатометчиков, моста и примерно взвода (возможно, усиленного) оставшихся без техники немецких мотоциклистов в Огурце я отрываться опасался. Немецкий командир взвода показал себя достаточно ушлым парнем.

Разумеется, как только боевые машины повернули от железки на север, жизнь пошла по неприятному сценарию и вместо безнаказанного расстрела немцев взводом из засады с дистанции полутора-двух километров я с фашистами на ней столкнулся. Бой пошел по первому варианту.

Вряд ли немецкие мотоциклисты в головном походном дозоре немецкой колонны услышали шум двигателей, однако звуки стрельбы и столб дыма впереди за лесом вполне могли их насторожить, в результате чего при плавном повороте дороги на север первым из-за деревьев показался мотоцикл с коляской, стоявший на лугу метрах в пятидесяти от опушки лесного массива, вдоль которого шла дорога. Возле мотоцикла стояли два немца, правый имел на груди бинокль.

Перед тем как Никишин открыл огонь, я машинально увеличил кратность командирского прицела и даже успел заметить ужас на лице немецкого унтера, в следующую секунду его вместе с товарищем смели трассеры.

Впрочем, по правде говоря, место для боя оказалось далеко не самым плохим: уходивший глубоко в лес язык поросшей травой проплешины с дорогой по краю давал достаточно места, чтобы машины могли развернуться в линию и работать по фронту одновременно. Столкнись мы с немцами в глубине леса, эффективно действовать оказалось бы гораздо сложнее.

Экипажи двух оставшихся мотоциклов после гибели товарищей, похоже, немного растерялись и вместо того, чтобы сразу нырнуть в лес, пусть даже бросив для этого технику, попытались развернуться и убежать.

Первая очередь из шедшей крайней левой БМД Бугаева прошла впритирку над их головами. Никого не задело, но разум у одного из водителей проснулся, и он, не сбавляя хода, свернул в лес, пока взявший поправку бугаевский наводчик вместе с Никишиным пулеметами шинковали на винегрет второй мотоцикл. В принципе, сообразительных мотоциклистов, даже когда они бросили машину, это бы с нашими тепловизорами не спасло, мне даже показалось, что наводчикам-операторам за деревьями кого-то удалось свалить, но впереди обнаружились машины и разбегающаяся пехота авангарда немецкой колонны, и мотоциклисты потеряли какую-либо приоритетность.

– Всем Топорам, по колонне – огонь! Огонь! Снарядов не жалеть!

БМД синхронно изрыгнули из себя металл, у опушки леса встали столбы взрывов первых 100-миллиметровых осколочно-фугасных снарядов, густо пошли трассеры пулеметных очередей и шариков 30-миллиметровых осколочных снарядов.

– Так, держать! Врежьте ублюдкам!

Мощь моих боевых машин просто потрясала, выброшенный ими металл накрыл разбегающуюся с дороги немецкую пехоту и просто стер ее как карандаш ластиком. Буквально через десять-пятнадцать секунд полсотни немцев исчезли, сметенные огненной метлой, оставив горящие машины, несколько валяющихся на виду трупов и раненых, шевелящихся в траве.

Успех виделся полным, нужно было его эксплуатировать.

– Никишин, держи лес в районе дороги, добивай технику, и если фрицы будут вытаскивать ПТО, уничтожить! Остальные – кончаем пехоту в поле, сектора вправо и влево от дороги, по расположению машин! По выполнению уничтожаем остатки колонны в лесу! Вперёд!

Машины, с ходу стреляя короткими очередями, осторожно пошли на сближение. Наводчик моей, 443-й, машины Никишин показывая, что держит ситуацию под контролем, кинул в лес в районе выходящего из него проселка пару 100-миллиметровых снарядов и добавил из тридцатки, запалив еще один открывшийся грузовик. Остальные короткими очередями автоматических пушек и пулеметов прочесывали траву и окраинное редколесье, по данным тепловизоров добивая немецких пехотинцев.

Машина ещё раз грохнула своей 100-миллиметровой 2А70, кинув 16-килограммовый осколочно-фугасный снаряд; плюнул тремя короткими очередями 30-миллиметровый автомат, и удовлетворенный голос наводчика-оператора прохрипел в наушниках:

– Противотанковое орудие на обочине дороги в глубине, выкатывалось вручную, уничтожено.

– Молодец, Двадцать первый. Ищи следующее.

– Принято, Топор Десять.

Бой складывался удачно, одно из немецких ПТО вместе с расчетом отбыло в лучший мир, оставалось добить второе, чтобы не подставляться под огонь немецких ПТР, спешить стрелков и, прикрывая их огнем боевых машин, добить остатки немцев или, как минимум, разогнать их по лесу, если сами уже не разбежались. Количество горящей боевой техники на дороге трудами всех трёх машин изрядно увеличилось, особенно когда обнаружился затор на дороге, сложившийся из пытающихся одновременно развернуться машин.

Выходить из так удачно складывающегося боя на данном этапе я не собирался, после приведения немецкого подразделения в порядок угроза мосту и госпиталю никуда бы не делась. Мне требовалось нанести германцам такие потери, чтобы они даже и не думали продолжать выполнение своей боевой задачи, как минимум, до темноты. Полное уничтожение немецкого подразделения, которое я оценил примерно ротой, в лесу было малореальным. Если же рота шла в авангарде батальонной или полковой колонны, то ей тоже требовалось время развернуться в боевые порядки, по обнаружению чего мне ничто не мешало их немного покошмарить, а потом унести ноги. Догнать БМД немцы и на танках бы не смогли.

Вариант встать колом и ждать, когда из леса вывалят людские волны, чтобы заколоть БМД штыками, как «Furi» сержанта Кольера, был, конечно, заманчив, но я немного сомневался, что немецкий командир рискнет на такой номер. Вряд ли передо мной маршировали голливудские эсэсовцы. Как я подозревал, реальные немцы, дай им время, быстро додумаются до обхода по чаще – и знакомиться второй раз со снаряжением пуль немецких ПТР мне совершенно не улыбалось.

Машины медленно шли вперед, давя видимого и невидимого противника огнем, стелящийся по земле дым и возникшие очаги пожаров в траве достаточно серьезно ограничивали возможности по наблюдению. Как ни странно, по нам даже никто не стрелял, кроме какого-то свихнувшегося пулеметчика, несколько секунд колотившего по моей машине непрерывной длинной очередью, прежде чем его разорвали в клочья снаряды всех трех 30-миллиметровых пушек.

Второе противотанковое орудие уничтожил Бугаев. Фрицы были хитрее, и по обочине дороги его уже не тащили, что, впрочем, им не помогло. Я, осматривая лес, обнаружил движение, увеличив кратность прицела, идентифицировал немца в каске и с автоматом в руках, махавшего куда-то назад в лес, указал цель взводу и в результате немецкое ПТО расчет вытащил прямо на развернувшиеся стволы, тоже так и не успев выстрелить.

Высота была отомщена с таким же разгромным счетом для противника! В приливе восторга я не смог сдержать крика.

– Топоры, ходу, пока техника не ушла! Добиваем фрицев! Стрелкам приготовиться к спешиванию!

Впрочем, сбросить десант я не успел. Машины подошли ближе к месту расстрела немецкой колонны, где среди воронок, горящих машин, очагов огня, клубов раскалённого дыма и высокой травы обнаружился десяток-полтора трупов немецких солдат, когда бугаевский голос что-то неразборчиво рыкнул по радиостанции.

Его машина горела, из уже распахнутого заднего люка валил дым и мелькали языки пламени, вот в открывшемся башенном люке показалась массивная фигура старшего сержанта – и тут БМД взорвалась, разбросав в разные стороны тела спасающихся бойцов как куклы.

– Твари!

Обе уцелевшие БМД, не жалея снарядов, резанули по лесу из пулеметов и автоматических пушек. По лесу, где никого по-прежнему не было видно.

Третье орудие! А может, и не одно! Где?

Ответ дал вылетевший откуда-то спереди слева из яркой тепловой завесы стелющегося по земле дыма трассер, попавший в башню поравнявшейся с бугаевской БМД третьего отделения, после чего по радиостанции немедленно заблажил его командир сержант Егоров:

– Десятый, я подбит, подбит! Наводчика убило!

– Егоров, переключайся! Спереди слева, десять-одинадцать часов, огонь на подавление!

Но сказать это было легче, чем сделать, немецкая пехота уже не пряталась. Две мои уцелевшие машины буквально были засыпаны винтовочно-пулеметным огнем с трех сторон.

Предположения о полном уничтожении головы немецкой колонны оказались немного преувеличенными, эти засранцы, попав под обстрел, просто залегли, перестали маячить и расползлись в разные стороны. Экран высокой травы, плотный кустарник, еловые лапы, стволы деревьев и, главное, покрывающая всё это дымовая завеса от горящей травы и техники, как оказалось, неплохо маскировали тепловую сигнатуру.

– Никишин, ищи орудие, плевать на пулеметчиков!

Спереди слева чиркнул очередной трассер, БМД Егорова дернулась и встала, из открывшихся люков под струи трассеров пулеметных очередей полезли фигуры бойцов.

Никишин чуть развернул башню и всадил длинную очередь из «тридцатки» в лес, секундой позже добавил шестнадцатикилограммовый гостинец из 2А70 и проконтролировал еще одной очередью:

– Есть!

Скомандовать перенести огонь на пулеметы я не успел, глаза опять закрыло слезами, и руки сами собой потянулись открыть люк. Когда, преодолевая накатившую слабость и резь в глазах, я вылез наверх, что-то еще раз ударило мне в бок, я провалился назад внутрь БМД и потерял сознание.

Когда я пришел в себя, сквозь открытые люки доносилась чужая речь. Вокруг машины стояли немцы. Было обидно до слез, но уходить просто так я не собирался. Не в этот раз точно.

Когда по броне начали клацать окованные сапоги и в проеме башенного люка появилась немецкая каска и ствол МР-40, я отпустил рычаги РГО из рук и ухмыльнулся окровавленным ртом немцу и гадскому инопланетянину разом. Под моими ногами находилась почти полная карусель автомата заряжания 100-миллиметрового орудия, где только в самих снарядах лежали полста килограммов A-IX. Дальше мне нужно было только разжать пальцы.

Пока под мои ноги падали выпущенные из рук ручные гранаты, последним моим чувством была глубочайшая обида – ведь все должно было случиться совсем не так!..

Вспышка…

…Грохот грома. Я сижу на башне БМД и смотрю в закрытые очками глаза улыбающегося сержанта Никишина.

– Как бы нам под первую в этом году грозу не попасть, товарищ лейтенант!

Грохот грома, вспышка, и моя БМД летит куда-то в тартарары, ломая непонятно откуда взявшийся вокруг подлесок…