Часть 3
Долог путь до Типперери
Глава 1
Бежать нельзя остаться
Два часа дня. Я сижу в комнате, которая когда-то стала первым помещением, увиденным мною в этом гребаном мире. Символично… Вот только желания лить слезы и проклинать судьбу-злодейку у меня нет и в помине. Я жду. Просто жду, когда сюда придет Телепнев и подробно расскажет, чья это была идея, и где мне искать того урода, что подорвал рейсовый дирижабль.
Рядом сидит бледный, но все такой же каменно-невозмутимый Грегуар. Это он вытащил меня с места аварии, контуженого и потерявшего сознание. Затащил в автомобиль и попытался увезти с места происшествия… но не успел. Охранители слетелись моментально, благо до кромки поля от вокзала было совсем недалеко. Потом был визит врача, которого я не помню, поскольку еще не пришел в себя, и гонка по улицам Хольмграда. Нет, не в больницу или госпиталь… сюда, в подвал Особой канцелярии. Очнулся я уже в этой камере, не узнать которую не мог.
Придя в себя, увидел рядом Грега. Понять, что произошло, и так было несложно, а его короткий, но емкий рассказ расставил все точки над «i». Поблагодарил через слово вставляющего свои бесконечные «мессир» дворецкого и стал молча ждать. Грег нервничал, и его можно понять. На Руси, да и во всем мире, немного найдется людей, что могли бы спокойно отнестись к необходимости визита на нижние этажи этого ведомства.
Вот в замке заскрежетал ключ и в комнату, освещенную забранной решеткой тусклой лампочкой под самым потолком, вошел Телепнев в окружении четырех рослых синемундирников, тут же занявших удобные для контроля места. А ничего так натаскал. По крайней мере, с первым моим посещением этой камеры разница просто огромная.
– Князь. – Короткий кивок вместо поклона. Поднимаюсь навстречу с колченогого стула и зеркально отражаю скупое приветствие главы канцелярии.
– Князь. – Телепнев долго на меня смотрит, после чего оборачивается к своим телохранителям и, едва заметно поморщившись, жестом приказывает им покинуть камеру. Грегуар смотрит недоуменно.
– Вот, Виталий Родионович, такие дела… да. – Вздыхает мой бывший шеф, когда за охранниками с лязгом захлопывается дверь. Он явно не знает, что еще сказать, но… мне не нужны слова. Точнее… нужны, но другие.
– Владимир Стоянович, ты мне должен. – Это не вопрос, он действительно мой должник, и прекрасно это знает.
– Помню. – Хмуро кивает Телепнев. – Что ты хочешь? Свободу? Извини, это за пределами моих возможностей. Я не могу тебя отпустить. Государь предупреждал, чтобы ты не смел появляться в Хольмграде, ты нарушил приказ. Так что придется ждать его решения. И не здесь.
– Мне не нужна помощь в побеге. – Я внимательно смотрю в глаза Телепнева, и тот также прямо смотрит в ответ. – Только имя.
– Имя? – Приподнимает бровь князь. Давлю поднимающееся раздражение. Мне не до игр.
– Там были только твои люди. О времени и дате отъезда тоже знали только они. Мне нужно имя.
Телепнев мрачнеет, морщится и в кои-то веки начинает выглядеть на все свои «за шестьдесят». Под глазами залегли тени, лицо осунулось, на нем явно проступили следы усталости.
– Ты же понимаешь, что это не его инициатива. Стража… – Короткий взгляд на Грегуара. – Ладно, черт с тобой. Все ты прекрасно понимаешь. Знакомый тебе боярин решил, что это единственный способ завершить ваше противостояние с пользой для государства. И тут такой удачный повод. Комиссия, домашний арест… Извини, но ты сделал форменную глупость, приехав в столицу. Дальше, как ты сам любишь повторять, дело техники… и возрождающийся клан Старицких прекращает свое существование… а тебя попросту тихо удавят… вместе с твоим дворецким.
По лицу несчастного Грегуара покатилась капля пота.
– Князь, не растекайся мыслью по древу. Имя «крота».
– Ты не отступишься, да? – вздохнул Телепнев.
– Мне еще раз напомнить о твоем долге?
– «Корнет». Но он уже мертв. Убит при попытке к бегству, – почти прошипел князь, шагая к двери. Та моментально распахнулась, и Телепнев вышел, на ходу бросив куда-то в сторону: – Забирайте.
Сразу после его слов в камере стало удивительно тесно. Сюда набилось не меньше дюжины молодчиков в пехотной форме без каких-либо знаков различия. Но действовали они слаженно и, моментально скрутив нас с Грегом, повели, точнее, поволокли в коридор. Оттуда к черному ходу. Подняли наверх, и мы оказались на том самом пустыре, что Телепнев так давно мечтал прирезать к территории своего ведомства. Хлопнули двери двух «Классиков», а четверо оставшихся рядом солдат закинули нас в глухую коробку кузова, стоящего меж легковыми авто, грузовичка. Идиоты.
– Ничего, Грег, будем жить. – Я улыбнулся белому, словно мел, дворецкому, сидящему напротив меня. Автомобиль дернулся и начал медленно, но верно набирать скорость.
– Не разговаривать, – рыкнул один из четверки охранников, устроившихся за железной решеткой, отгородившей нашу часть этого импровизированного «автозака».
– А то что? – поинтересовался я под изумленно-испуганным взглядом Грега.
Вместо ответа охранник растопырил пальцы и шибанул электроразрядом. Испугал ежа голой… хм. Но дернуться для вида пришлось… Зато узнал полезную вещь. Это не мои птенцы, даже близко. Что не может не радовать. Обычные боевики, явно заточенные на работу за рубежом. Собственно, что-то такое я и предполагал. Издержки узкой специализации, так сказать. В акциях по ту сторону границы нечасто приходится сталкиваться с серьезно подготовленными менталистами, а отсюда некоторая… хм, зашоренность, что ли? Нет, в самом деле, там операторы ментала, то есть маги, крайне редко идут на оперативную работу, не хотят пачкать руки. Ну, понятно, большая часть заграничных «философов» – дворяне, белая кость, голубая кровь, И для них работа в тени, где нет ни славы, ни громких титулов, а общественного признания и вовсе не добьешься, просто «невместна». Немногие же естествознатцы из разночинцев, идущие на такую работу, редко обладают уровнем знаний, который позволил бы им состязаться в менталистике с боевой группой стражников. Традиции таковы, что им просто не дают этих знаний. Не хотят плодить конкурентов, должно быть. Нет, в последнее время ситуация меняется, и круг магов ширится. Особенно это заметно в Рейхе, точнее в его южных княжествах, граничащих с Лотарингией и Иль-де-Франс. Постоянные конфликты на границе провоцируют мыслительный процесс, не иначе. Поняли, что дальнейшее ограничение количества операторов ментала приведет к просто-таки катастрофическому отставанию в развитии, но… медленно, слишком медленно меняется ситуация, то и дело спотыкаясь о консерватизм дворянства и… как ни удивительно, сопротивление самих магов. А там еще и церковь… Она, в Европе, да и на Востоке, хоть и сбавила обороты после громкого падения Ватикана, но палки в колеса магов ставит с завидным постоянством. Вот и расслабились наши боевые стражники, рыцари плаща и кинжала. Привыкли быть самыми крутыми в песочнице…
Тут, по изменившемуся звуку, доносившемуся из-под пола, я понял, что мы съехали с брусчатки на обычную грунтовку, и понял, что пора действовать. Если не ошибаюсь, а ведь не ошибаюсь… везут нас в так называемый «лес». Небольшой комплекс, отстроенный Зарубежной стражей, по примеру моего училища. Подальше от людей и потише… Ага, вот нас мотнуло раз, другой. Помню эту «змейку». Пора…
Открываю глаза и внимательно смотрю на тихо переговаривающихся охранников. Мысленно тянусь к клубку энергии под капотом грузовика. Нет, двигательная установка, конечно, защищена от внешних воздействий, но если знаешь, что и как, это не проблема. Я знаю. Моего же завода авто. Легкое касание пары точек в проводниках, и машина, зафыркав, словно облитый водой кот, глохнет. Охранники не успевают переполошиться, и их накрывает Переплутов сон. О да, скоморохи были ребята затейливые и очень не любили внимания… вне представлений. Да и чистить карманы спящей публики в кабаке куда сподручнее. К тому же конвоиров снова подвела специфика службы. Ничуть не сомневаюсь, ударь я их чем-то из арсенала восточных колдунов или европейских магов, отреагировали бы моментально. А вот от своих же русских техник защищаться не привыкли. Эх, и ничему-то история Ставра стражников не научила.
Чтобы открыть наручники и решетку, просто выуживаю «щупом» из кармана одного охранника ключи. Поворачиваюсь спиной к Грегу.
– Расстегни. – Слышу, как с бешеной скоростью крутит гаечным ключом дворецкий. Пять секунд, и я свободен. В свою очередь помогаю Грегу избавиться от его наручников, и тут же лезу отпирать решетку, одновременно прислушиваясь к поднимающемуся «на улице» шуму.
– Ропша, Акинфий, у вас там все в порядке? – звонкий голос из-за обитой железом двери.
Стучу в ответ по створке. А то я не знаю, что здесь звукоизоляция! То есть мы слышим, а нас нет: вариант для перевозки буйных «клиентов». Но самое главное, что если наложен один наговор, то обратный ему наложить уже не получится. Рассыплется моментально. Тьфу, аматоры. Хотя с кем другим могло и прокатить. Если б попытался заговорить, то за пару секунд тишины конвоиры с той стороны тут же догадались бы, что в «автозаке» что-то не так. И предугадать их действия в этом случае я бы не взялся. Могут и чем-нибудь «тяжелым» приложить… что называется, при попытке к бегству, невзирая на своих.
– Вот государь обрадовался бы… Такой удобный повод, – бормочу я, внимательно наблюдая, как начинает проворачиваться ручка. С нашей стороны дверь не открыть, во избежание… – Впрочем, у него еще будет такая возможность.
Ловлю уже перманентно ошарашенный взгляд Грега.
– Сиди тихо, пока не позову. – Дворецкий судорожно кивает и вжимается в скамью. Я удовлетворенно киваю и перевожу взгляд на наконец-то открывающуюся дверь. Транс? Я в нем с того момента, как пришел в себя. Поэтому…
Мощный пинок распахивает дверь, и во все стороны веером рассыпается целый ворох воздействий. Кого-то, как четырех ореликов прямо передо мной, разом накрывает площадной атакой, и не одной, на всякий случай, отчего их уже бессознательные тела начинают сотрясать электрические разряды. Кто-то, вовремя учуяв жареное, рыбкой уходит за корпус стоящего впереди «Классика». Его водила посылает машину вперед, но уже использованный прием не дает бедняге даже тронуться с места.
Не теряя времени, кувырком ухожу с дороги под грохот двух стволов. Это палят конвоиры от замыкающей машины. Там тоже двое, но путь вперед перекрыт грузовиком и ведущим авто, а попытку сдать назад я давлю все тем же способом. К любителям стрельбы присоединяются стражники из первой машины, но… я уже в зарослях. Отвод глаз и стремительный прыжок в глубину леса скрывают меня от конвоиров. Кружу, выбирая момент. Вот у водилы замыкающего авто кончились патроны, и он судорожно перезаряжает барабанник, пока его напарник контролирует подходы. Мощный ментальный удар сметает обоих. Ничего изощренного. Просто удар сотней щупов, собранных в пучок. Взрыв в месте соприкосновения с телами конвоиров напрочь вырубает горе-стрелков. И второй такой же… натыкается на выставленную одним из молодчиков из ведущего авто радужную пленку щита. Надо же, сообразили. А я-то уж было подумал, что для моей охраны одну «зелень» направили. Губы растягиваются в ухмылке. У защиты есть минус, она ограничивает видимость. Накрываюсь «хрустальной сферой», отвод глаз сразу сползает, словно его и не было, но это уже и не нужно. Раз уж этот гаврик додумался выставить щиты, значит, и отвод определит по возмущению в ментале. А сфера как раз в нем меня и скроет.
Короткий бросок со спины, по лицу словно теплым воздухом мазнуло, это разрушился защитный полог противника. Короткий удар влево. Водила, вылезший из авто, чтобы прикрыть напарника, оказался достаточно шустрым. То есть он почти успел навести на меня ствол. Но «почти» не считается. Удар отбрасывает торопыгу на кузов машины, а его напарника настигает почти нежный тычок в шею, и он мешком оседает наземь. Дублирую, отправляя в бессознательное состояние стонущего водителя. Тишина…
Не расслабляясь, бегу проверить остальных конвоиров, и вовремя. Снесенные взрывом щупов уже начинают подавать признаки жизни. В отключку… Проверить оставшихся. Чисто.
Заглядываю в кузов грузовика. В дальнем углу сидит Грег и сверкает в темноте зеленоватыми отсветами в глазах. Хм, а он не так уж безнадежен. Вон, и «кошачий глаз», оказывается, знает.
– Вылезай давай. – Поманив рукой дворецкого, спрыгиваю с подножки.
– Что, все уже закончилось, мессир? – Выбравшись следом, Грег морщится от яркого света.
– Не все. Надо затолкать этих господ в кузов, – киваю на разбросанные тела.
– Осмелюсь спросить, а они… живы? – Кажется, дворецкий вновь становится самим собой.
– Что ж я зверь какой? – Пожимаю плечами. – Сейчас упакуем их, спрячем на какой-нибудь полянке и назад, в Хольмград.
– Как «назад»? – А, нет, еще не становится. Вон как затрясло. Привыкай, дружище, у нас начинаются «веселые» времена.
И меня второй раз в жизни выбрасывает из транса от удивления. Мой непрошибаемый дворецкий просто грохнулся в обморок. Черт, времени и так мало, а этот еще кисейную барышню изображать вздумал.
Стоило мне вывалиться из транса, как тут же дала о себе знать контузия. Из носа хлынула кровь, а в голову словно шурупы кто-то вворачивает ржавым ручным шуруповертом… скрипучим. Дьявольщина! Да еще и отдышаться толком не могу… Падаю на колени, сжимая голову руками, и чуть не рычу от боли. С хрипом и присвистом…
Стоп. С усилием отняв ладони от головы, тяжело вздыхаю, восстанавливая дыхание и, пытаясь не обращать внимания на боль, вытаскиваю из кармана носовой платок. Старательно вытерев кровь с лица и грунта, где успела образоваться маленькая лужица, снимаю «сферу» и простейшим наговором останавливаю кровотечение, отчего получаю еще один сильный укол головной боли, и пытаюсь подняться на ноги.
Постояв, ожидая пока рассеется тьма перед глазами, встряхиваюсь и иду осматривать машины на предмет аптечки… И нахожу, как ни удивительно, учитывая, что сей аксессуар у нас продается исключительно отдельно и зачастую собирается на заказ. Богато живут господа стражники. Одна такая аптечка стоит под десять полновесных серебряных рублей, в стандартном варианте, разумеется. А именно он здесь и нашелся. Причем в трех экземплярах. По одному на авто.
От боли снова темнеет в глазах, и я, торопливо нашарив коробку с болеутоляющим, встряхиваю ее над подставленной рукой. Два шарика невнятно-белесого цвета выкатываются из пилюльницы на ладонь. Хмуро на них смотрю, вспоминая наставления Граца о нежелательности применения ментальных конструктов для излечения головы… но ведь пилюли это уже не менталистика, а? К тому же головная боль и не думает утихать, а времени на полноценное лечение у меня нет… похоже, как и выбора.
Решительно отправляю в рот лекарство и возвращаюсь к валяющемуся на земле Грегу. Одна внушительная затрещина, и вот мой дворецкий уже сидит, хлопая глазами, и недоуменно озирается по сторонам.
– Подъем, мой друг. Нас ждут великие дела. – Поторапливаю Грега, кивая в сторону «загорающих» стражников. – Вставай, Грегуар. Времени мало. Еще немного, и их начнут искать. Ты же не желаешь познакомиться с удавкой, которую нам обещал Телепнев.
– Он… серьезно? – поднимаясь с земли, выдавил из себя дворецкий и, словно опомнившись, добавил: – Мессир.
– Вполне. – Я облегченно вздыхаю, чувствуя, как отступает уже доставшая меня головная боль. Это такой кайф… Улыбаюсь и ловлю на себе очень странный взгляд дворецкого. Понимаю, что выгляжу в его глазах почти сумасшедшим, и коротко поясняю: – Голова прошла.
Грег осторожно кивает и, оглядевшись, без всяких напоминаний начинает стаскивать наших горе-охранников в одну кучу.
Короткий обыск стражников, в котором я почти не принимаю участия из-за накатившей слабости, дает нам изрядное количество оружия. В основном «сварскольды» и «барринсы», но нашлась и пара менее известных моделей. Например, миниатюрный, но обладающий весьма внушительным калибром «Блеман-Кассо», оружие последнего шанса, точно такой же, какой я когда-то подарил Ладе…
– Ваше сиятельство? – Только услышав оклик Грега, я понял, что уже несколько минут стою на коленях над разложенной на брезенте кучей оружия, сжимая влажной ладонью кургузый, блестящий хромом и накладками из слоновой кости пятизарядный барабанник. А тот, что я подарил жене, был с перламутровыми «щечками». Вздрагиваю и мысленно отвешиваю себе подзатыльник. К черту, у меня еще будет время…
– Да, Грег. Выворачивай их карманы и сваливай содержимое на сиденье последнего авто. По дороге разберешься, что там к чему, – вынырнув из своих размышлений, сказал я, с трудом поднимаясь на дрожащие, словно ватные, ноги.
Дворецкий кивнул и принялся довольно споро обыскивать бесчувственные тела. На заднем диване «Классика» начала расти кучка всякой мелочи, от бумажников до брелоков и ключей. А я сковывал уже прошедших потрошение карманов стражников и забрасывал их в грузовик. Спустя десять минут дело было сделано, и все конвоиры вповалку уложены в автозаке и надежно заперты.
Тихо загудели набирающие обороты двигатели, и грузовик, объехав стоящий впереди «Классик», свернул с грунтовки в заросли. Отъехав достаточное расстояние, чтобы проезжающие по дороге люди не заметили машины, я заглушил двигатель и, открыв дверь, спрыгнул на землю. Тут же рядом остановилось и авто, приведенное Грегом.
А еще через пять минут я уже сидел за рулем оставленного на шоссе «Классика», а дворецкий на заднем сиденье перебирал доставшиеся нам «сокровища».
После недолгого размышления я все-таки решил не дразнить гусей и, выехав на объездное шоссе, повел машину к Старой Ладоге. Там найдется место, чтобы пересидеть некоторое время и определиться с дальнейшими действиями. Да и депозит в одном из тамошних банков надо бы снять…
– Почему бы нам не воспользоваться вашим автомобилем? – вдруг спросил Грег, когда я вслух посетовал на невозможность подняться в воздух и преодолеть расстояние до Ладоги в полете.
– По двум причинам, – откликнулся я, не отвлекаясь от дороги. – Причина первая: я не знаю, где сейчас наш «Классик». Он может быть в гараже канцелярии или у нашего дома, а может, его перегнали к городскому зданию Зарубежной стражи. Причина вторая: наш полет в Хольмград практически выработал ресурс эффекторов в ноль. Все-таки это не грузовая платформа, что перемещается лишь в двух измерениях… И я бы не хотел свалиться на двухтонной машине с высоты в сотню метров. А ты?
– То есть это был одноразовый… э-э-э… автолет, мессир? – В ментале было заметно, как Грег обескуражен.
– Это был опытный экземпляр, Грег. Конечно же, он не был рассчитан на долгую эксплуатацию… – пояснил я, мысленно благодаря дворецкого за то, что он отвлекает меня от ненужных сейчас мыслей.
– Жаль.
– Веришь, мне тоже, – вздохнул я, поморщившись. Накаркал. – Тогда бы можно было забрать семью на нем, без всяких разрешений. И пусть бы государь попробовал что-то сделать.
– Простите, мессир.
– За что?
– За напоминание, мессир, – тихо сказал Грег.
– Не бери в голову, друг мой. – Со вздохом кивнул я. – Насколько понимаю, я здесь не единственный, кто лишился семьи и дома.
– Да, Рогнеда была замечательной женщиной, – все так же тихо проговорил теперь уже, наверное, бывший дворецкий.
– Прости.
– Теперь вы, мессир? – Я увидел в зеркале, как Грег слабо улыбнулся.
– Что? А… Но ведь я действительно виноват. Если бы вы не пошли служить ко мне, то всего этого ни с тобой, друг мой, ни с Рогнедой не произошло бы.
– Для начала, если бы не вы, мессир, то я не познакомился бы с Рогнедой Болховной. А случившееся… в нем нет вашей вины. Если я правильно понял, то виноват тот человек, что работал на Зарубежную стражу. И мне искренне жаль, что он успел умереть. Простите, если вмешиваюсь не в свое дело, мессир, – все так же негромко, но неожиданно жестко договорил Грегуар.
Ехали, разговаривали, чувствуя, как отпускает напряжение этого нервного и откровенно сумасшедшего дня, на плечи наваливается свинцовая усталость… и незаметно въехали в ночь. Искать приют на ночь в ближайших деревнях не стали, просто загнали авто в лесополосу, отделяющую шоссе от чугунки, и, затушив фонари, устроились на ночлег.
А утром, едва солнце вызолотило верхушки деревьев, снова тронулись в путь. До Ладоги было рукой подать, так что спустя полтора часа мы уже въезжали в один из древнейших городов Руси, когда-то бывший вотчиной Гостомысла, полулегендарного основателя ныне правящей на Руси великокняжеской династии. А сейчас это не более чем обычный княжий городок, живущий ремеслом и торговлей. Не очень большой, но и не маленький, под двести тысяч жителей.
Честно говоря, я совершенно не опасался того, что кто-то здесь сможет опознать наш автомобиль или нас самих. Город зажиточный, и таких вот темно-зеленых «Классиков» здесь хватает. А потому мы совершенно спокойно проехали чуть ли не через весь город и, свернув в обширный, но неприметный двор, каких здесь, на ремесленной окраине Старой Ладоги хватало с избытком. Выбрались из авто у огромного и высокого, рубленого дома, сложенного из толстенных, в три обхвата, бревен, украшенного затейливой резьбой наличников и карнизов, с высоким расписным хорсом-коньком крыши, и таким же резным и ярким высоким крыльцом под добротным двускатным навесом.
– Виталий Родионович, вы ли это? – Вышедший на звук из дома хозяин – медведеподобный, высокий и грузный мужчина, с забранными под плетеный кожаный ремешок длинными, сверкающими сединой русыми волосами, раскинул руки в стороны и улыбнулся, отчего подкрученные кончики седоватых усов приподнялись над ухоженной бородкой, демонстрируя крупные желтые, но явно крепкие зубы. – Вот нежданная радость. Мать! Неси корец, взгляни, какие гости к нам пожаловали! Да скажи Герде, чтоб на стол накрывала. Вижу, дорога была дальняя. Добро поснедать после такой, первое дело.
– Ох ты ж, Виталий Родионович. Доброго дня! Как добрались? – Статная женщина, чем-то неуловимо похожая на Смольянину, в длинном «народном» платье, выплывая из-за немаленькой спины мужа с корцом в руках, толкнула благоверного крутым бедром, чтоб не застил. – Ишь, встал на дороге, медведь косолапый, ни обойти, ни объехать. Отожрался!
– Сама откормила, Олюшка. Так неча теперь и жалиться. – Хохотнул в бороду хозяин дома, спускаясь с высокого крыльца вслед за женой. А та, остановившись в паре шагов от нас с недоумевающим Грегуаром, отвесила поясной поклон.
– Вот, батюшка Виталий Родионыч, отведай с дороги холодненького. – Распрямившись так, что высокая грудь тяжело колыхнулась под тонким платьем, Ольга протянула мне корец.
Я принюхался и, укоризненно глянув на хитро поблескивающую голубыми глазами женщину, приник к посудине.
Водка не водка, но градусов тридцать в этом литровом корце было. Выхлебав больше половины, я бросил короткий взгляд на Грега и передал напиток ему, в двух словах и шепотом пояснив, что к чему. Естественно, умолчав о крепости напитка. А тут и Герда, дочка хозяев, подлетела с тарелкой, наполненной румяными и явно сладкими пирожками. Вроде как подсластить шуточку. Ну да… вот только в голове у меня с голодухи-то уже зашумело, так что, проигнорировав пирожки, обнял одной рукой девушку, обещающую в скором времени стать такой же статной красавицей, как и мать, и «закусил» ее губами.
Антон – хозяин дома крякнул, скрывая смешок, Его супруга развела руками, дескать, уел, гостюшка, а сама Герда, едва я ее отпустил, предательски запунцовела и вихрем унеслась в дом. Только каблучки форсистых алых сапожек дробно простучали по крепким дубовым доскам лестницы.
Тем временем пребывающий в удивлении Грегуар добил-таки корец и, следуя инструкции, перевернул его вверх дном. Положенные три капли упали на плахи двора, и мой бывший дворецкий чуть не последовал за ними. Повело его знатно. Оно и понятно. Ели-то мы последний раз сутки тому назад, а почти пол-литра коварной фирменной наливки Ольги, да выпитые одним махом, могут свалить и сытого.
– Уморился в дороге, бедолага, – прогудел Антон, подхватывая «поплывшего» Грега за плечи и уводя его в дом. – Ну да ничего, проспишься и будешь как новенький. У моей хозяйки рука легкая, так что о похмелье можешь и не думать. Идем-идем, болезный. Мы тебя в задней комнате на полатях положим, медвежьей полостью укроем…
Так, бухтя что-то засыпающему на ходу Грегу, и увел. А следом и мы с Ольгой, поднявшись на высокое крыльцо, шагнули в специально сделанный низким дверной проем. Миновав сени, еще раз поклонились, входя в горницу. Я дернулся было снять головной убор, но поняв, что на мне его нет и в помине, просто поклонился на красный угол и протопал к столу, у которого уже суетилась по-прежнему алая, словно маков цвет, Герда. Заметив, что я уселся на лавку рядом с ее отцом, сунулась было к печи, но Ольга ее шуганула ухватом и, вытащив из зева огромный чугунок, одним ловким движением поставила его на толстую дубовую подставку, в центре стола.
Окинув меня взглядом, Антон покачал головой и кивнул Герде на поставец в углу горницы, за печкой.
– Ну-ка, доча, найди гостю ложку. А то он, вишь, какой неподготовленный пришел, – тихонько прогрохотал хозяин дома, и уже через секунду я сжимал в руке новенькую, вырезанную из липы ложку. Пока мать с дочерью крутились у стола, выставляя хлеб, соленья и свежие крупно порубленные овощи, Антон ткнул меня пудовым кулачищем в бок. – Где ж ты свою серебряную-то потерял, а, твое сиятельство?
– Какое из меня сиятельство, кузнец! – чувствуя, что меня все больше и больше забирает хмель, проговорил я. – Все там осталось. В столице. И сиятельство, и дом, и семья… А я теперь… перекати-поле. Знаешь, трава такая. Ветер ее по пустыне гонит-гонит…
Ольга бросила на меня короткий взгляд и… шикнув на уже открывшего рот для очередного вопроса мужа, молча выставила на стол четвертьведерную бутыль с жидкостью теплого янтарного оттенка. Под горячий борщ в желудок упала первая рюмка домашнего самогона, за ней вторая… и я не понял, как уснул.
Глава 2
Где сердце успокоится…
Проснувшись следующим утром на широкой лежанке, я попытался встать и едва не навернулся с почти двухметровой высоты. И честное слово, мое состояние было совсем не похоже на похмелье, которое, в отличие от фирменной наливки Ольги, самогон ее мужа-медведя вполне предусматривал… Ну, разве что чуть-чуть. Но с какого перепоя так кружится голова?!
Я медленно, стараясь не расплескать расплавленный свинец в моем черепе, опустил голову обратно на подушку и чуть не застонал… Идиот! Точнее, контуженый идиот! В прямом смысле этого слова. Трудно было догадаться, что произойдет с моей несчастной головой при наложении похмелья на контузию? Хоть бы хозяев предупредил, так ведь нет…
С другой стороны, когда бы я успел это сделать? Отказаться от приветственного угощения? Это ж обидеть хозяев. А что Антон, что Ольга к старым традициям относятся трепетно, так что могли действительно отказать от дома. А выпив наливку… В общем, понятно. Будем считать, что внутренний адвокат оправдал внутреннего же пьяницу, и тот отделался устным выговором, вместо общественных работ…
– Эй, твое сиятельство, ты там живой? – прогрохотавший прямо над ухом голос хозяина дома заставил меня дернуться, отчего виски прострелила совершенно сумасшедшая боль, и во рту появился отчетливый привкус крови. Вот счастье-то… Я тихо зашипел, и поднявшийся на приступку хозяин дома окинул меня обеспокоенным взглядом. – Э-э, Виталий, да ты что-то совсем плох. Мать, поди сюда, кажись, это по твоей части.
– Рассол на столе, – откликнулась откуда-то из-за печи Ольга.
– Да не, тут не похмелье… тут что-то серьезнее. Ну, кому говорю, иди сюда! – К концу фразы Антон только что лосем не ревел. Хм, действительно, беспокоится. Иначе б на жену голоса ни за что не повысил… ну, до тех пор, пока она в его дела не лезет… Уж это-то я знаю наверняка. Не первый год с этой семьей дружу.
– Вот, как отхожу ухватом, чтоб горло дома не драл. – Треснув мужа полотенцем по спине, Ольга все же прислушалась к его словам и, встав на приступку, попыталась взглянуть на меня… Вот только не с ее ростом. Нет, так-то Ольга женщина высокая, но не настолько же… Но она тут же нашла выход из положения. – Так, косолапый. Тащи лавку. Да смотри, стол по дороге не свороти!
– Несу-несу. – Тут же присмиревший Антон, действительно, эдаким кабанчиком метнулся к стене и, легко подхватив тяжеленную дубовую лавку, на которой человек пять усесться могут, в момент притащил ее к печи. Ольга тут же вспрыгнула на подставленную мебель, легко, будто девчонка. Ну да… на шестом десятке… вот только, кроме тех, кто видел ее паспорт, этого никто никогда не скажет, да и видевшие сию бумагу промолчат. Больше чем на тридцать лет супруга Антона не тянет. Да и по нему не скажешь, что кузнец уже больше шестидесяти лет землю топчет. Седина и то возраста не выдает. Поскольку немного ее.
За этими мыслями я, наконец, смог отрешиться от пульсирующей боли, но тут Ольга кольнула меня своим беспокойством.
– Ой-ей-ей-ей-ей! Что ж ты, обормот великовозрастный, вчера промолчал-то?! Да и я, дура, сразу не присмотрелась. – Ольга всплеснула руками и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, рявкнула на весь дом: – Герда! Людмила! Лана! Немедленно сюда! Стол готовьте, будем нашего князюшку лечить. Да живее, клуши неповоротливые! Ну!
Тут же откуда-то раздался дробный перестук каблуков, захлопали, заскрипели двери. Загремели какие-то ведра и еще не пойми что…
Прислушавшись к этому гвалту, Антон посопел и предпринял попытку тактического отступления.
– Ну, я тут только мешать буду. Пойду, день на дворе, негоже дела оставлять, – прогудел он, начиная пятиться к двери.
– Ку-уда?! А кто Вита перетащит? Я, что ли? – Уперев руки в бока, Мокошева ведунья требовательно уставилась на мужа.
– Да ладно, ладно. Что ж я, не понимаю, что ли? – тут же вздохнул Антон.
– Ну, сущий медведь. Такой же ленивый и хитрый, – пожаловалась мне Ольга, на что ее муж только весело фыркнул.
– Ночью ты меня не из-за того медведем звала, – усмехаясь в усы, прогудел Антон.
– Это да, уж прижмешь, так прижмешь, – почти мечтательно протянула женщина, но тут же покраснела и вновь дотянулась до мужа мокрым полотенцем. – Тьфу на тебя, охальник! Эй, девки, вы что, заснули там, что ли?!
Нет, не уснули. Влетели в горницу заполошной стайкой, нагруженные какой-то посудой, свечками и еще черт знает чем. На выскобленный до белизны стол с легким хлопком легла расшитая красными узорами льняная скатерть, явно не праздничного, а ритуального толка… и я, неожиданно для самого себя, заинтересовался предстоящим действом. Вообще, использование вот таких предметов в естествознании почти не встречается, а в старых школах секретами их создания и ритуалами, в которых применяются такие вещи, знатоки делятся крайне неохотно…
– Что, глазки засияли? А вот не будет тебе секретов, – усмехнулась Ольга, заметив мой интерес, и пояснила: – Не от скаредности, Витушка, не думай. Просто не про вас, мужчин, такая вот наука. Неужто Заряна не говорила?
– Говорила. – Вздохнул я, морщась от накатывающей боли.
– Вот и ладно. А пока поспи, болезный, поспи. – Теплая сухая ладошка ведуньи легла мне на лоб, и я еще успел услышать, как она просит мужа перетащить меня на стол, а потом… уснул, как младенец. При всех моих щитах!
Проснулся уже вечером, отдохнувшим и… здоровым, все на той же лежанке. Удивленно покрутил головой и, поняв, что она и не думает напоминать о контузии, собрался уже выбраться из-под медвежьей полости, чтобы спуститься на грешную землю и найти в печи что-нибудь съедобное, но тут услышал разговор хозяев дома и решил повременить с вылазкой за провиантом.
– Ты утреннюю газету видала, Олюшка? – тихий гудеж Антона чем-то напомнил жужжание пчелиного роя… очень большого роя.
– Когда? Сам же видел, по дому полдня возилась. А тут еще и лечение Вита… – вздохнула его жена.
– От. А я, пока подмастерья кузницу готовили, прочел. М-да. – Звякнул ложкой о чугун Антон и, прошелестев бумагой, договорил: – Вот, взгляни сама.
– Антоша, мы за столом. Убери этот листок. Вечером почитаю, – недовольно проговорила Ольга, но…
– Нет. Лучше прочти сейчас. Это важно. – В голосе кузнеца добавилось стали, и жена со вздохом отложила в сторону ложку. По крайней мере, именно так я определил этот стук. Затем зашелестели листы газеты.
– Ох!
– Прочла? – глухо спросил Антон.
– Да… Теперь понятно… – тихонько вздохнув, заметила Ольга и осеклась. – Антоша, что ж нам делать-то?
– А что? В порядок его приводить. Ежели там у него и жена и дети были, то сама понимаешь…
– Тошенька… – каким-то придушенным голосом вдруг выдавила Ольга. – А я ведь, когда его лечила, ничего не нашла.
– То есть? – не понял кузнец.
– Ну, что же ты… А хотя да. Тебе-то откуда знать… – проговорила ведунья и принялась за пояснения. – Когда муж и жена словно две половинки связаны, уход за Кромку любого из них для второго страшной и очень долгой болью оборачивается, телесной и душевной. И если с телесной болью справиться еще можно, то сердечную унять нельзя никак. Ждать надо, пока сама пройдет… Лет через пять.
– И?
– Так вот, боль телесная у князя… ну ты сам видал утречком, а вот душевной боли нет и в помине. Только тоска дикая… – голос Ольги становился все тише и тише.
– Мать, раз уж начала, то договаривай, – рокотнул кузнец. – Что значит, должно быть, но нету? Объяснить можешь?
– Могу… Вот только тебе это не понравится. Да и мне, если уж на то пошло… – Голос Ольги стал сухим и надтреснутым. – Тоска эта… ожидание. Понимаешь, медвдедушко? Он ждет встречи с ними. Скорой встречи. Потому и боли нет.
– Ма-ать! Да ты что говоришь! – Загрохотала лавка, затопали сапожищи сорок последнего размера, с гулом впечатываясь в толстенные доски пола. – Сам за Кромку?
– А ну сядь! Гостя разбудишь, – зашипела Ольга.
Вот так беседа… Я плюнул на все и, демонстративно, в голос зевнув, принял сидячее положние.
– Доброго вечера, хозяева. – Спрыгнув на пол, я прошлепал босыми ногами по широким теплым доскам и, не стесняясь своего полуголого вида, кивнул застывшему посреди горницы Антону и сидящей за столом, нервно скатывающей в комок газету Ольге. – Простите за наглость, но… поесть у вас найдется? А то в животе кишка кишке бьет по башке.
Хозяйка дома, тут же заохав, подхватилась и принялась доставлять на стол блюда. Антон, смущенно покосившись на меня, поправил откинутую им в порыве лавку и, усевшись, хлопнул по ней ладонью.
– Садись, Вит. Поснедаем, как дед мой говаривал. Ложку-то не потерял? – В ответ я растянул губы в улыбке и, мысленно оглядевшись, подманил к себе до сих пор сохранявший мой ментальный след липовый столовый прибор. Ложка, вылетев откуда-то с лежанки, оказалась в моей руке. Старательно обтерев ее полой нательной рубахи, кладу ее рядом с собой. Антон фыркает и косится на меня. Да-да, я знаю, что все сделал правильно… и нечего так на меня смотреть. Я вовсе не собираюсь «идти за Кромку» прямо сейчас.
– А где все? – Наевшись все того же борща, с серым, но мягким и теплым, одуряюще пахнущим хлебом, я отвалился от стола и, поблагодарив хозяев за угощение, наконец, задал вопрос, который беспокоил меня с того момента, как я проснулся.
– Гришка твой укатил в город, за обновками. Одежду вам прикупить да всякое-разное, необходимое. А Герда с Ольгиными ученицами по болящим пошли. Не у каждого же деньги на университетского врача найдутся. Вот и помогают, чем могут.
– А могут, я так понимаю, весьма немало. С такой-то учительницей. – Ольга улыбнулась, молча принимая комплимент, но вот смотрела она на меня с той же внимательностью и тревогой, что и ее муж. Черт, если бы не опыт, я бы, наверное, этого и не заметил, но… задолбали. И я не выдержал.
– Да не собираюсь я вешаться! – воскликнул я, заставив вздрогнуть хозяев дома.
– Точно? – Недоверчиво прищурился Антон, моментально поняв, что я слышал их разговор.
– Точно-точно, – кивнул я. – У меня еще дела имеются, между прочим. И обещания.
– Ох, Витушка… – Покачала головой Ольга, но больше ничего не сказала. Поднялась из-за стола и, махнув рукой, принялась убирать опустевшую посуду и наводить порядок в горнице.
– А что, твое сиятельство, не забыл еще мою науку? – Хозяин дома поднялся на ноги и окинул меня испытующим взглядом.
– Такое забудешь, – улыбнулся я. – А что, нужна помощь?
– Не помешает, не помешает. – Покивал Антон, поглаживая ухоженную аккуратную бородку, после чего прошелся пальцами по завиткам усов и указал рукой на выход. – Идем в кузню. Нынче аккурат полнолуние, поработаем…
– А идем! – вскочив на ноги, согласился я.
– Слышь, мать! Мы в кузню. Так что, дочь с ученицами придут, остереги, чтоб после полуночи за порог ни ногой. Ни в кузню, ни в баню, – рокотнул Антон.
– Да идите уже. Скажу, – отмахнулась от нас полотенцем Ольга и вдруг усмехнулась. – Только… А что, князюшка так и будет исподним у нас по двору щеголять?
– От ведь. – Мы с кузнецом переглянулись, и он вздохнул. – И то верно. Неча девок голяком пугать… Ладно, одежа твоя в стирке-штопке, так что погоди немного, попробую что-нибудь подобрать.
– Их, пожалуй, напугаешь… – Хмыкнул я, вспомнив откровенно блудливые взгляды учениц Ольги. Но ведь это не повод расхаживать по чужому дому в неглиже, правда?
Надо признать, выглядел я в одежде гиганта-кузнеца крайне забавно, так, что и сам улыбки сдержать не смог, что уж тут говорить о сдавленно фыркающих хозяевах дома. С другой стороны, я же не на бал иду? А в кузнице и такой наряд сойдет. Так что, закатав рукава длинной льняной рубахи и опоясавшись кожаным ремешком, чтобы не спадали широченные шаровары, намотал портянки и, сунув ноги в разношенные, мягкие сапоги, я двинулся следом за Антоном на выход. Нас ждало много работы. И ничего лучшего в моем состоянии придумать было нельзя.
На кузницу лег наговор тишины, и уже через минуту в горне загудело пламя и загрохотало железо…
За работой мы не слышали, когда вернулся Грегуар и домочадцы Ольги и Антона. А потом умотались так, что сил хватило лишь на то, чтобы быстро ополоснуться в бане и добрести до постелей. Кое-как взобравшись на лежанку, я еще несколько минут слушал воцарившуюся в доме тишину, отгоняя навязчивый отзвук бьющего по металлу молота, до сих пор надоедливым эхом звучащий в ушах. Но, как это обычно и бывает, усталость взяла свое, и я незаметно уснул.
А утром меня разбудил запах горячих блинов, и только потом уже грохот сковородок и прочей посуды. С высоты моего «положения» было прекрасно видно, что на этот раз завтраком нас решила порадовать Герда. Семнадцатилетняя девчонка кометой носилась по просторной горнице, создавая впечатление, словно она одновременно пребывает в нескольких местах разом. Очевидно, услышав возню за занавеской, Герда веселым колокольчиком поприветствовала мое сползающее с лежанки сиятельство, ни на секунду не отвлекаясь от готовки. Ответив ей таким же бодрым приветствием, я огляделся в поисках сложенной вчера ночью на табуретке одежды и с удивлением обнаружил на ее месте вполне добротный «сельский», или как его предпочитали называть в том же Каменграде, «охотничий костюм»: добротные, свободные штаны из черной плотной ткани с кожаными вставками, низкие мягкие, так называемые «кавказские» сапоги, просторная льняная рубаха и черная же, короткая куртка с «разговорами». Ну и тканая шапка с небольшой выпушкой, как непременный атрибут подобной одежды. Молодец Грегуар, правильно сообразил. В Старой Ладоге, пожалуй, наш столичный вид и впрямь может привлечь ненужное внимание, а вот такой наряд… Ну, выехал боярич со своим слугой из родного имения в ближайший город, так что тут такого?
Одевшись, лишь оставив куртку на табуретке, я вышел в горницу.
– А скажи-ка, красавица, не видала ли ты здесь моего слугу?
– Гришку-то? – Герда стрельнула в мою сторону глазками и тут же отвернулась. – Видела, а как же! Вон он, во дворе с этой вашей монстрой самоходной возится. Уже второй час то рычит, то ругается, а ежели меня или матушку видит, так сразу на французский переходит. Будто мы языков не разумеем, и не поймем, что он об этом вашем ав-то-мо-би-ле думает. Смешной!
– Понятно. – Я кивнул, мысленно сделав себе зарубку на будущее. Надо предупредить Грега, что здесь не только знать иностранными языками владеет. Эти знания и у купцов и у ремесленников в почете…
Выйдя на крыльцо, окликнул копающегося под капотом «Классика» Грега. Тот тут же вынырнул из недр авто.
– Доброго дня, ме… Виталий Родионович. – Бывший дворецкий, наряженный примерно в том же стиле, что и я, поднялся по высокой лестнице, на ходу вытирая ветошью измазанные в масле руки.
– Правильно, Грег. Какой я тебе теперь мессир… – Я растянул губы в улыбке. – Идем-ка умываться, скоро Герда за стол позовет.
В доме кузнеца имеется вполне приличный санузел, но по такой погоде… кто станет плескаться под краном, если есть возможность стряхнуть сонную одурь, вылив на себя пару ведер холодной воды из колодца?
Впрочем, судя по тому, как плеснул в мою сторону неверием и непониманием Грег, когда я попросил его перевернуть надо мной эту самую пару ведер, не все разделяют мою точку зрения. По крайней мере, сам бывший дворецкий предпочел не рисковать и отправился умываться в ванную. Что ж, его право. А я воспользовался выученным когда-то у Тишилы наговором для бритья и, смыв щетину, отправился к авто, разбираться в доставшихся нам трофеях и вчерашних покупках Грегуара.
Посмотрев на ворох оружия, небрежно завернутого в брезент, я вздохнул и, пообещав себе, сегодня же вечером заняться его чисткой, потянул к себе лежащий рядышком сверток с личными вещами конвойных. Быстро перебрав все кошельки и разложив их содержимое по двум примерно одинаковым кучкам, я хмыкнул. Оказывается, это выгодное дело – грабеж бойцов Зарубежной стражи. Почти две тысячи рублей ассигнациями, это, между прочим, годовой заработок хорошего заводского мастера!
Остальная добыча, правда, оказалась полной ерундой. Ключи и брелоки, зажигалки и папиросы. Кстати, последние оказались одной марки и в одинаковых стальных портсигарах… Пара записных книжек с чередой имен, стихотворений и непонятных номеров. Их я отложил в сторону. Мало ли? Чистых листов в них еще много… Пригодятся. Отдельную кучу составили обереги. Но в них я не стал даже копаться. Может, это и полезные вещицы, но… черт его знает, кто и что там мог навертеть? А я, несмотря на свои познания в естествознании, все-таки далеко не профи в подобной «бижутерии». Так что нафиг-нафиг. Буду уезжать, заброшу их в ближайшее болото. А пока… пусть лежат. Есть-то не просят.
Кстати, о еде…
– Дядя Вит, дядя Вит! Гри-иша! Все на столе! – звонкий голос Герды разнесся по двору, и я заторопился в дом. Сегодня будем есть одни, без хозяев. Антон еще в кузнице предупредил, что с утра вместе с женой отправится на торг…
А после сытного завтрака блинами со свежайшей густой сметаной, пока Герда носилась по домашним делам, мы с Грегом отправились обратно во двор, колоть дрова. Надо было видеть, с каким удивлением смотрел бывший дворецкий на то, как его работодатель, князь, советник и так далее машет колуном, разделывая чурки. Лишь когда отлетевшая в сторону деревяшка чуть не заехала ему в лоб, Грег пришел в себя и, не дожидаясь напоминаний, принялся собирать уже колотые чурбачки и укладывать их в поленницу.
С дровами провозились почти до обеда. Но закончили и, присев передохнуть и попить принесенного Гердой квасу, немного расслабились.
– Что делать собираетесь, ва… Виталий Родионович? – тихо спросил Грег, и сразу было понятно, что говорит он вовсе не о планах на вечер.
– Не знаю… Точнее, пока не знаю, Грегуар. – Вздохнул я. – Надо бы отправить одно письмо, глядишь, что-то и получится. Но сейчас я уверен только в одном, нам надо отсюда убираться. На Руси мне покою не будет, даже если имя сменю. Все одно кто-нибудь да дознается. И что потом, снова в бега?
– А… наши хозяева? – кивнул Грег в сторону дома.
– О, они не выдадут. В этом я убежден. Мы слишком многим обязаны друг другу, – отмахнулся я.
– Понятно… А что за письмо вы хотите отправить, если мне будет позволено узнать, конечно? – в своей обычной манере осведомился Грег, вновь на миг став похожим на себя прежнего, полного достоинства, предельно корректного и при этом уверенного в себе дворецкого.
– За рубежом у меня будет производство… или уже есть? С этими пертурбациями у меня давно не было сведений о нем… Вот и хочу попробовать связаться с человеком, который курирует это дело. Может, он сможет чем-то помочь.
– С вашего позволения, мессир, а это не опасно? Ведь корреспонденцию могут просматривать…
– Могут, но… я ведь предполагал, что может произойти нечто в этом роде. Вся эта опала и возня вокруг «Четверки Первых»… В общем, письмо будет совершенно безопасным. Хм. Наверное, именно его написанием я и займусь сразу после обеда… Доставишь на почту?
– Разумеется, мессир. – Грегуар даже выпрямился. – И, Виталий Родионович, если не возражаете, я… понимаю, что поднимать этот вопрос преждевременно, но все же… хотел бы просить. Разрешите мне и дальше остаться при вас.
– Грегуар, я буду только рад, если ты составишь мне компанию, – кивнул я. Вот и славно, а то, были у меня опасения, что Грег захочет покинуть такого шебутного хозяина сразу, как только мы окажемся вне пределов действия законов Руси. Было бы жаль с ним распрощаться. Все-таки бывший дворецкий это последнее мое напоминание о семье и доме…
Обед также прошел без хозяев и домочадцев, даже Герда, накрыв на стол, умчалась по каким-то своим чрезвычайно важным девичьим делам. Ну и ладно.
Убрав со стола и, наговорами перемыв посуду, Грег притащил из багажника авто сумку с купленными им во вчерашнем походе по староладожским магазинам и торгам вещами и, выудив из нее писчие принадлежности, расставил их в знакомом порядке. Да. Именно так, как они стояли в моем кабинете. Начиная от пресс-папье и заканчивая чернильницей с «топливом» для моей перьевой ручки. Замечательно.
Не теряя времени, я уселся за стол, и уже через полчаса из ворот дома вышел высокий благообразный господин в летах, одетый в добротный «сельский» костюм. Миновав пару переулков, он свернул на центральную улицу и, оказавшись перед почтамтом, решительно шагнул в его распахнутые двери.
А я в это время помогал вернувшемуся с торга Антону разгружать телегу. Ольга, довольно шустро припахав «буквально на секундочку» забежавшую во двор дочку, перетаскала свои покупки в дом, а вот нам с кузнецом пришлось повозиться. Сначала распрягли и увели под навес лошадей, а затем занялись разгрузкой оставшейся поклажи. А ее было немало, и она отнюдь не отличалась малым весом. Железо для кузни, которого Антон набрал явно с бо-ольшим запасом.
Впрочем, почему бы и нет? Если учесть, что тащили его хозяева дома не на собственном горбу, а на телеге, запряженной двумя ломовыми… почему бы и нет? Огромные лошади тащили груз, словно пушинку, и им, похоже, было все равно, загружена телега или нет, разницу в весе эти гиганты попросту не ощущали.
Вечером, как и за день до того, мы с Антоном ушли в кузницу. Полнолуние для мастера-кузнеца, идущего стезей Сварога, вещь такая… Три ночи работы в это время иногда год кормят. А учитывая, что славится мой старый друг по всей Руси, как знатный оружейник, так за выделанное в полнолуние оружие можно и роту прокормить… не год, конечно, но месяц, солдаты как сыр в масле кататься будут, это точно.
Почтальон появился на пороге дома спустя четыре дня, и честное слово, я ничуть не удивился, увидев, что им является все тот же неприметный господин, что доставлял мне корреспонденцию в Каменграде.
Что ж, чего-то в этом духе и следовало ожидать. В конце концов, не мог же мой адресат открыто ответить на присланный ему вопрос и отправить этот ответ обычной почтой? В этом случае, боюсь, «Черный кабинет» не упустил бы представившуюся возможность, и вместо почтальона на пороге появился отряд охранителей… или очередной конвой от Зарубежной стражи.
– Добрый день, Виталий Родионович, – кивнул уже знакомый мне «курьер».
– И вам здравствовать, господин почтальон.
– Знаете, вы, наверное, один из самых интересных моих клиентов, – изогнув тонкие губы в намеке на улыбку, констатировал мой визави. Благо во дворе, где мы вели беседу, сейчас никого не было. Хозяева вновь уехали на торг, Грег копался в авто, поставленном в сарай, а Герда пока еще не вернулась со свадьбы подружки. В общем, во дворе было пусто и тихо.
– И чем же, господин почтальон?
– А мне еще никогда прежде не доводилось бегать за адресатом через полстраны. – Хмыкнул собеседник, вручая толстый желтый конверт. И договорил: – С другой стороны, это было увлекательное путешествие, знаете ли.
– Которое не стоило вам ни копейки, – подхватил я.
– Вы на диво проницательны, Виталий Родионович. – Почтальон вновь попытался изобразить улыбку и, глянув на часы, поспешил откланяться. – Это, действительно, один из важных плюсов моей профессии… А сейчас, прошу меня извинить, дела, дела, дела…
Оставшись в одиночестве, я, ничуть не смущаясь отсутствием перочинного ножа, выудил из-за голенища два дня назад купленный у Антона засапожник и, вскрыв конверт, углубился в чтение.
«Князь! Прошу извинить меня за небрежность, но новости таковы, что медлить и расписывать что-либо намеками и экивоками считаю невозможным. Посему сразу перейду к делу. Его величество Кристиан Четвертый, король Норвегии и Дании, высочайше повелел не чинить препятствий Вашему визиту в его владения и “всячески способствовать в делах отпрыску знатного рода, претерпевшему столь многие неправедные мучения от слуг Государя и Великого нязя Руси”. Это цитата из его личного повеления, отданного королевскому представителю на острове Зееланд. Паче чаяния, Его величество также разрешил Вам набрать на производства людей, по Вашему усмотрению, без оглядки на их происхождение, вероисповедание и подданство, но лишь в тех случаях, когда эти люди возьмут на себя обучение набранных на заводы мастеров – подданных Двойной Короны. Но это еще не все. Не знаю, будет ли это иметь для Вас серьезное значение, но Асканийский дом был фактически отстранен от участия в вашем предприятии. Их место займет барон Эстридсен. Здесь хочу предупредить, будьте с ним предельно осторожны. Барон, представитель старой датской знати, его предки в разное время правили и Данией и Швецией, и даже были герцогами Шлезвига. И, несмотря на то что ныне их права на трон ничтожны, влиятельности этой фамилии не занимать. Кроме того, сам барон пользуется всемерным доверием Его величества Кристиана. За сим откланяюсь, с надеждой на скорую встречу в Венде. Необходимые дорожные документы приложены к письму. Удачи, князь!»
Вытряхнув из конверта оставшиеся бумаги и убедившись, что в них упомянут не только князь Старицкий, но и мой бывший дворецкий, я вздохнул. М-да уж, бежать из родной страны мне еще не доводилось. Но что поделать? Иначе я не смогу завершить начатое. Никак.
А значит… Уходим под воду…