Книга: Хольмградские истории: Человек для особых поручений. Самозванец по особому поручению. Беглец от особых поручений (сборник)
Назад: Глава 3 Не умеешь – научим, не хочешь – заставим…
Дальше: Глава 3 Первым делом самолеты? Подождут

Часть 2
Мы наш, мы новый…

Глава 1
На новом месте… обойдемся без невесты

Вот кого-кого, а этого человека встретить здесь и сейчас я точно не ожидал. Судьба крепко повязала тогда еще молодого офицера добровольческого полка Ларса Нискинича Мстиславского с Румынией. И выпестовала из него одну из самых одиозных фигур в русской армии. Ныне командир отдельного пластунского отряда Первого Валашского полка ротмистр Мстиславской, чьих людей турки, до сих пор вяло гадящие в Румынии, боятся как огня, княжич и сейчас должен был бы кружить по заставам, громя турецкие отряды, а вот поди ж ты…
– Ларс Нискинич, какими судьбами?! – Я раскинул руки, и мы с Мстиславским обнялись, наплевав на все правила этикета. – Вот уж сюрприз так сюрприз…
– Представьте себе, как я удивлен! – рассмеялся княжич и тут же спохватился: – Ох, прошу простить мои манеры, совсем одичал в этой Валахии. Господа, позвольте представить, мой хороший знакомый и добрый друг, князь Старицкий, Виталий Родионович. Прошу любить и жаловать.
– Ларс Нискинич… – Я укоризненно покачал головой, на что Мстиславской только отмахнулся.
– Право, ваша скромность вас погубит, друг мой, – хмыкнул он и принялся поочередно представлять своих спутников, поголовно оказавшихся сотниками его отряда.
– Простите за нескромный вопрос… Но как же вы оставили своих людей без начальства? Не начнут шалить? – поинтересовался я, когда официанты закончили накрывать для нас стол. Спросил не из необходимости, а чтобы отвлечься от того любопытства, с которым офицеры меня рассматривали.
– Не начнут, – усмехнулся Мстиславской под общие смешки своих офицеров. – Да, ежели и начудят чего, так поезд все одно быстрее полицейских разъездов будет. Успеют уйти…
– Поезд?
– А-а, прошу прощения. Вы же не знаете, – кивнул княжич. – Наш отряд отправлен на переформирование в Каменград и, как было обещано, через год должен быть развернут в полк нового строя. Ну а мы, как настоящее начальство, не пожелав трястись неделю в душных вагонах, отправились воздушным путем, благо командование выдало чистые дорожные листы… Аллюр «три креста», так сказать.
– Занятно. Значит, говорите, еще один новый строй? – Я изобразил удивление.
– Уж простите, Виталий Родионович, но более ничего сказать не могу. Секретность, – развел руками княжич и вздохнул. – Да и, если уж честно, подробности мне неизвестны. Есть приказ, мы его исполняем.
– Понимаю…
– Ну а вы здесь как оказались, Виталий Родионович? Помнится, доходили до нашей глуши слухи, что вы в Хольмграде в заводчики подались, да учительствуете… – с улыбкой заметил Мстиславской.
Взгляды пары сотников резко подернулись морозной дымкой. Ну да, конечно. Они-то думали… а тут обычный шпак, понимаете ли, да еще и заводчик… Зазорно им, видите ли. Ха.
– Все верно. А вот теперь еду в Каменград. С той же целью.
– Вот как? И кого же вы в этих местах учить собрались, Виталий Родионович? Неужто местных мастеровых? – подал голос самый младший из офицеров, сотник Баторин, презрительно дернув губой, отчего его редкие по юности усы встопорщились, словно у уличного кота при виде собаки.
– Если бы, господин сотник. Мастеровые – люди основательные и от новых знаний не отказываются. Учить их, право же, было бы счастьем, которое, увы, мне не светит. Государь поручил мне других, куда более гонористых и упрямых школяров. Вас, – с нейтральной улыбкой ответил я и залюбовался ошеломлением примолкших офицеров.
– Виталий Родионович… объяснитесь, – прервав воцарившуюся тишину, попросил княжич-ротмистр.
– Нет ничего проще. Вы слышали про Училище кадрового резерва?
– Разумеется, – озвучил общий ответ Мстиславской под утвердительные кивки сотников.
– Именно его создателем и директором я и являюсь. Точнее, директором я был до недавнего времени, но государь посчитал, что одного такого учреждения для Руси явно недостаточно, и возложил на меня миссию по созданию похожего учебного заведения, правда, с большим уклоном в чисто военные науки, на этот раз в Каменграде. И вам суждено стать первыми слушателями Каменградских высших офицерских курсов. Так-то.
– Подождите, Виталий Родионович… Получается, волкодавы Старицкого это ваши?.. – удивленно отметил один из сотников.
– А-а, вы уже сталкивались с выпускниками Хольмградского училища, – улыбнулся я. – Да, полагаю, второй или третий выпуск… Вот только почему именно мои? С курсантами такие специалисты работали… не мне чета.
– Да, у Германа был значок с цифрой два. Мы все допытывались, что он значит, да только без толку. Улыбался да молчал, – медленно проговорил Мстиславской.
– Герман… Герман… Хм, капитан Лозовой, да? Толковый офицер, а уж следователь из него и вовсе должен был получиться замечательный. – Вспомнив тихого и вечно спокойного, как удав, курсанта, я кивнул. Капитан показал недюжинный талант и внимательность, да и возможности его как менталиста были куда выше среднего. Не то чтобы я помнил всех выпускников, но в первых выпусках было всего по полсотни офицеров и чиновников, так что запомнить их было несложно.
– И получился. Настолько хороший, что после пятой вскрытой цепочки агентов турки не пожалели сотни солдат, но на кол Лозового посадили. – Хмуро кивнул седой сотник, сидящий по левую руку от княжича. – Хорошо еще, капитан успел людей своих натаскать. Сменщик его, с таким же значком, кстати, как прибыл, накрутил им хвосты, так они полгода по всей Румынии носились, но всех участников и зачинщиков той засады выловили… и казнили. Последних так вообще словно волков на флажки гнали. Отсюда и прозвание. Поначалу было волкодавами Лозового их назвали, да сменщик его поправил… так и повелось. Но работать с ними, скажу я вам, одно удовольствие. – Неожиданно оживившись, цокнул языком сотник. И тяжесть от упоминания смерти товарища, придавившая наши плечи, нехотя отступила.
– Виталий Родионович, вот вы где! – возглас Вента Мирославича окончательно развеял дымку грусти, и я взглянул на ворвавшегося в зал ресторана Толстоватого. А тот, заметив сидящих за столом офицеров, резко затормозил. – Прошу прощения, господа.
Как оказалось, капитан «Буривоя», завершив погрузку, обнаружил у одной из аппарелей дирижабля шестерых нагруженных баулами и чемоданами солдат, назвавшихся денщиками пассажиров. И, желая как можно скорее продолжить путь, отправил на поиски их начальства половину экипажа. А тут и полковник обнаружил мою пропажу. Правда, подключив дедукцию, Вент Мирославич тут же двинулся в припортовый ресторан… где и обнаружил нашу теплую компанию.
В транспорт загружались быстро, но весело и с шутками. Так что через полчаса щелкнули замки-захваты, и огромная туша «Буривоя», дав предупредительный сигнал сиреной, больше похожей на пароходный гудок, оторвалась от причала и устремилась на юго-восток, проплывая над величавыми заснеженными вершинами Уральского хребта. Впрочем, долины и ущелья тоже не могли порадовать нас яркой весенней зеленью. Что поделать, зима в этих местах уходит поздно, никак не считаясь с календарем.
А уже вечером мы сошли на причал Каменградского военного порта, где и распрощались с Мстиславским и его офицерами, которых уже ожидали санные повозки. Денщики шустро загрузили багаж, и «кортеж» укатил, быстро растворившись в сумерках. Сделав вывод, что единственные оставшиеся сани предназначены именно нам, мы с Вентом Мирославичем подхватили свои саквояжи и дружно шагнули навстречу встрепенувшемуся человечку самого что ни на есть чиновного вида, еще минуту назад сосредоточенно вышагивавшему вокруг саней с запряженной в них абсолютно пофигистичной лошадью и сидящим на облучке не менее индифферентного вида извозчиком.
– Вент Мирославич, друг мой, вам это ничего не напоминает? – осведомился я у полковника, когда встречавший нас чиновник остановил сани напротив довольно большого здания гостиницы, выстроенной в новомодном здесь нарочито европейском стиле «модерн».
– Вы имеете в виду нашу поездку в Архангельск? – хмыкнул Толстоватый. Вот ведь, сколько лет прошло, а помнит!
– Именно. Полагаю, что в присутствии раньше завтрашнего дня нас не ждут? – Обернувшись к выбравшемуся из коляски вслед за нами чиновнику, спросил я. Тот неопределенно пожал плечами, но заметив усмешку полковника, тут же резко кивнул.
– Хорошо. Здесь мы устроимся сами, а вас я бы попросил позаботиться о нашем грузе. Склад Доброфлота вполне подойдет, – медленно проговорил Толстоватый. – И не дай бог, я обнаружу, что кто-то страдает излишним любопытством…
– Осмелюсь предложить… Если груз секретный, не лучше было бы его оставить на складах конфиската Таможенного управления? Там и охрана своя, и любопытствующих куда как меньше… – проговорил наш провожатый, на что мы с Вентом Мирославичем только пожали плечами.
– Почему бы и нет? Если есть такая возможность…
– Сделаем. – Движения чиновника стали куда увереннее, когда он взялся за ручку тяжелых двухстворчатых дверей, ведущих в холл предложенной нам гостиницы.
Завидев нашу компанию, портье, клевавший носом за высокой стойкой, встрепенулся и тут же принял вид абсолютно выспавшегося человека. Если бы не сонная поволока в глазах да прямо-таки сочащийся желанием сладко поспасть ментальный фон вокруг него, я бы даже поверил… наверное. А гостиница ничего. Хоть и с претензией на западноевропейский лоск и моду… Правда, вычурные, изогнутые самым невообразимым образом линии мебели и отделки, то и дело перемежающиеся острыми углами, наверняка заставляют местный персонал тщательно следить за одеждой. Чуть не так повернешься, заденешь очередной острый угол какого-нибудь дивана, и штопай брюки или юбку… Но взгляду, конечно, приятно, ничего не скажешь. Пока я рассматривал обстановку, наш провожатый успел договориться с портье, и тот, шустро заполнив страницы своего журнала, попросил нас расписаться.
Уже давно ставшее привычным стальное перо уверенно вывело подпись в нужной строке и, получив тяжелый брелок с ключом, я отошел в сторону, пропуская к «талмуду» своего спутника.
– Ваши вещи, господа? – спросил портье, делая знак появившемуся из-за занавеси в углу холла мальчишке-коридорному.
– Завтра доставят, – отмахнулся Вент Мирославич, и чиновник утвердительно кивнул, принимая к сведению этот скрытый приказ. – А сейчас нам хотелось бы осмотреть наши номера и плотно поужинать.
– Любомир вас проводит, – дежурно улыбнулся портье, и коридорный, услышав свое имя, моментально оказался рядом с нами.
– Следуйте за мной, господа. – Звонкий мальчишеский голос разнесся по пустому, ввиду позднего времени, холлу, и мы двинулись за коридорным. Мягко звякнул колокольчик, и отполированные двери, распахнувшись, приняли нас в просторное чрево лифта. Дрогнув, кабина поползла вверх и, остановившись на третьем этаже, вновь звякнув колокольчиком, выпустила нас в вестибюль. Здесь царил тот же модерн, разве что более сдержанный, чем в холле. Теплые медовые тона отделки, строгие напольные светильники и сияющие темным лаком деревянные плоскости мебели, перемежающиеся черной кожей диванов и кресел. А у дверей, ведущих в комнаты, и вовсе бриться можно, поверхность словно зеркальная. Внушает…
– Номера девять и десять, – остановившись, проговорил коридорный. – Начнем с девятого?
Мы пожали плечами, и я протянул Любомиру брелок с ключом. Коридорный тут же отворил дверь в номер нараспашку и шагнул внутрь.
– Итак. Две комнаты. Гостиная и спальня. Окна выходят на центральную площадь, но на них наложены сильные наговоры, так что никакой уличный шум вас не побеспокоит. Вот за этой дверью ванная комната… очень удобная, дальше комната для прислуги, там есть небольшая плита и все необходимое для приготовления чая или кофия. Есть также холодильный шкаф. Телефонный аппарат на консоли в прихожей, но связь только внутренняя, хотя, при желании, можете заказать у операторов телефонный звонок на любой городской номер…
Поняв, что паренек может так распинаться часами, я его прервал и сунул в ладонь рублевую ассигнацию. Любомир тут же просиял.
– Перейдем в десятый номер? – А взгляд честный-честный. Я хмыкнул, почуяв, как от Толстоватого пахнуло весельем.
– Пойдем, взглянем, конечно. – Благодушно кивнул полковник и, расстегнув пальто, скинул его с плеч. Блеснули золотом погоны и пуговицы синего кителя. – Уф, упарился. Ну что, Любомир, идем, покажешь мое временное пристанище.
Любомир икнул, вытаращившись на оказавшегося перед ним полковника Особой канцелярии, но довольно быстро справился с собой и шагнул на выход. Толстоватый, естественно, последовал за ним, ну а я, посмеявшись, захлопнул за коридорным и его «конвоиром» дверь. Хотелось есть и спать… но есть хотелось больше, посему, распотрошив саквояж и достав оттуда свежее белье и вечерний костюм, я тяжело вздохнул и отправился в ванную, приводить себя в порядок к ужину.
Следующее утро началось для нас с полковником по-разному. Нет, завтракали мы в ресторане в одно время, и было это в начале десятого часа утра. А вот потом наши дороги разошлись. Вент Мирославич отправился утрясать вопросы взаимодействия с местным отделением канцелярии, а я, не решившись идти на прием к посаднику или воеводе, без тяжелой артиллерии в виде своего особоканцелярского товарища и его убойного «вездехода», засел за очередное изучение документов, добрую кипу которых привез с собой еще из Хольмграда.
От шелеста листов меня отвлек робкий стук в дверь. Это давешний Любомир исполнил мою утреннюю просьбу. Зная, что за разбором документов могу абсолютно потеряться во времени, я попросил нашего коридорного доставить в мой номер обед не позднее двух часов дня. Простимулированный гривенником паренек расстарался на славу и прикатил мне целую тележку всяких вкусностей. От огненно-острой сборной солянки с дичиной и запеченных в сметане карасей до так называемого «крошева», в котором я не без удивления узнал вполне себе обычный картофельный салат с языком, и многочисленных солений и квашений. Увенчавший сервировку миниатюрный графинчик, вмещающий в себя едва ли стакан водки, очень органично вписался в организованный Любомиром на столе в гостиной натюрморт. А вместо вездесущего чая паренек выставил небольшой пузатый самовар, наполненный горячим и ароматным ягодным взваром.
Отложив бумаги в сторону, я уселся за уже сервированный стол и, поблагодарив коридорного, тут же исчезнувшего из номера, принялся за истребление этого великолепия. Правда, с водкой я решил не шутить, и ограничился одной стопкой, что называется, для аппетита.
После сытного обеда я с новыми силами окунулся в круговерть документов. Цифры отчетов и предполагаемые расходы лихо укладывались во вполне себе вменяемую картину, так что, на радостях, я закончил разбор еще до наступления сумерек. И вовремя. Стоило мне потянуться, разминая затекшие плечи, как раздался уже знакомый стук в дверь, и сунувшийся в номер коридорный протянул мне письмо весьма казенного вида.
Еще один гривенник перекочевал из моей ладони в карман Любомира, и, лишь убедившись, что коридорный покинул номер, забрав с собой остатки моего пиршества, я взялся за нож для бумаг. Окинув взглядом конверт и защищающую его… довольно условно, на самом деле, сургучную печать, я вздохнул.
Вот это и называется «если гора не идет к Магомету…». Кажется, господин посадник изволят недоумевать, отчего будущий директор нового учебного заведения, для которого ему, вместе с воеводой, пришлось изрядно постараться с поисками и приведением в порядок подходящих помещений будущего училища, по прибытии не соизволил нанести визит вежливости к первым людям Каменграда.
По крайней мере, это была первая моя мысль, когда я рассмотрел герб города, оттиснутый на темно-бордовом сургуче. Но… я ошибся.
Вскрыв конверт, я вытащил из него лист дорогой веленевой бумаги, где каллиграфическим почерком, ясности и четкости которого не мешали даже многочисленные завитушки и украшательства, было выписано приглашение на званый обед, через три дня устраиваемый господином посадником, в честь дня основания Каменграда. Да, город не мог похвастать четырнадцатью веками истории, как тот же Хольмград, но и триста лет от роду тоже срок немалый. Вообще, если я правильно понимаю, Каменград был основан примерно там же, где на «том свете» раскинулся Екатеринбург, вот только «родился» побратим бывшего Свердловска лет на полтораста раньше.
Ничего не могу сказать о сходстве, поскольку по дороге из порта в гостиницу рассмотреть успел совсем немного, но вот то, что в Каменграде, вопреки названию, огромное количество деревянных домов самого причудливого вида, заметить успел. Да и если выглянуть в окно, то за каменными зданиями центра города можно увидеть высокие шатровые крыши теремов, стрельчатые окна, забранные мелкими ромбиками стекол, резные коньки и наличники ярких цветов, создающие впечатление пряничности, можно сказать даже, сказочности, этого уральского города.
Я покрутил в руках прочитанное письмо. Что ж, Сила Игнатьич, раз приглашаете, значит, придем. Причем, вместе с полковником… и, пожалуй, подчеркнем «деловитость» визита. Но перед этим заглянем в ведомство воеводы. В конце концов, именно ему было поручен поиск и подготовка необходимого помещения. Вот перед тем как идти в гости к выборному посаднику, мы и послушаем, что воевода поведает нам о местных раскладах. Кто чем живет, кому что нравится, кто кому любимые мозоли оттоптал… Мы же «столичные варяги» и должны держаться друг друга, не так ли?
Приехавший к ужину довольный полковник с удовольствием поддержал мою идею, тем более что он и сам получил такое же приглашение на торжественный ужин у посадника. И идти туда неподготовленным ему совсем не хотелось.
Так что утром следующего дня, плотно позавтракав, мы облачились в шубы… а что вы хотите? В начале-то марта… И, должным образом экипировавшись, на санях двинулись к дому воеводы, который одновременно служил ему и присутствием. А что? Удобно. Скинул халат и тапочки, влез в мундир и сапоги, и ты уже на работе. И наоборот… Уважаю, человек умеет ценить свое время.
В резиденции воеводы нас приняли тепло, хотя и пришлось все-таки подождать, пока генерал Свенедин закончит какое-то совещание. Но тут уж ничего не поделаешь, приехали-то мы без предупреждения… Зато, пока ждали, успели согреться чаем, выставленым для нас на стол крепкой розовощекой девицей, лет эдак двадцати, красующейся длиннющей косой толщиной в мою руку. Наряженная в здешнюю вариацию на тему русского платья, девушка совсем не смотрелась чужеродно в каменном особняке генерала. Наоборот, учитывая многочисленные арки и просторные помещения с невысокими потолками, заставленные простой с виду, украшенной резьбой мебелью… из мореного дуба, ага, девица просто идеально вписывалась в здешние интерьеры. В отличие от меня. Толстоватому-то было проще. Его мундир служит почти идеальной защитой от подобных… несовпадений, а вот моя штатская «тройка»… м-да. Неуютно.
Впрочем, стоило этой мысли закрасться в мою голову, как сработавшая цепочка заставила удивленно и, чего уж там, уважительно хмыкнуть. Если только все это не было обычным совпадением, стоило признать, что уральский воевода человек не просто умный, а хорошо знакомый с такой наукой, как психология. Приемная эта, вкупе с розовощекой подавальщицей, фактор, который собьет с панталыку даже самого твердолобого визитера – просителя. Дискомфорт от «несовпадения» собственного вида и этих вот… палат, так сказать, обеспечен, а с подавленным собеседником общаться куда проще… если рассматривать этот процесс с позиции силы, разумеется. Хм… вот только как бы еще проверить верность моих предположений?
От размышлений меня отвлек голос Толстоватого.
– А что, Виталий Родионович, как думаете, кабинет у воеводы в таком же стиле? – тихо поинтересовался мой спутник, прекращая разглядывать обстановку приемной, больше похожей на трапезную в боярской усадьбе, такую, в каких закатывались пиры для дружины и вершились судебные разбирательства смердов… Ха! Вот и ответ…
– Посмотрим, Вент Мирославич. Но кажется мне, что ждет нас там что-то вроде официального кабинета государя. Вощеный паркет, мрамор и позолота… – хмыкнул я.
– Пари? – Приподнял бровь полковник, и я, заметив совсем не девичий взгляд устроившейся в уголке девицы, что только что принесла нам чай, решительно кивнул.
– Ставка? – Услышав мой вопрос, Толстоватый на миг задумался, после чего вдруг махнул рукой.
– Просьба.
– Договорились. – Мы хлопнули по рукам, и в этот момент низкие, окованные железом двери кабинета бесшумно распахнулись, выпуская в приемную гостей генерала. И кто бы сомневался, что это был Мстиславской со своими башибузуками!
– О, добрый день, господа. Тоже к его высокопревосходительству? – Заметив нас, улыбнулся княжич, и мы с Толстоватым дружно кивнули. Сотники вслед за своим командиром подошли нас поприветствовать и загомонили, делясь впечатлениями… Только Баторин вдруг застыл, и в глазах его я увидел недоумение. Учитывая, что смотрел он при этом точно на меня, я тут же принялся незаметно проверять, все ли у меня в порядке с одеждой. Все же, даже если знаешь о примененной психологической уловке, от ее влияния полностью избавиться получается далеко не всегда.
Убедившись, что с одеждой у меня все в порядке, я недоуменно хмыкнул и вопросительно кивнул полковнику, обращая его внимание на застывшего столбиком Баторина. Толстоватый кинул короткий взгляд сначала на сотника, потом на меня и понимающе ухмыльнулся. Но добиться от него объяснений я не успел. Сначала меня заняло прощание с Мстиславским и его подчиненным, княжич при этом умудрился взять с меня слово, что мы обязательно устроим попойку, как только немного разберемся с делами. А потом, стоило офицерам выйти вон под грохот шпор, к нам тут же подплыла все та же девица и тихим, но настойчивым тоном пригласила в кабинет хозяина дома. Оказавшись в котором, Толстоватый скривился. Конечно, этому помещению по своей вычурности было далековато до рабочих комнат государя, но… помпезности и вычурности здесь было с лихвой, и кабинет… подавлял. Вот так, сбей уверенность, обрушь все ожидания и, раскачав гостя, получишь великолепную возможность для доминирования в любой беседе или споре.
Я выиграл… но не сказал бы, что это так уж меня обрадовало. Скорее, заставило насторожиться. Ну да, я опасаюсь таких хитровымудренных людей… были прецеденты, сталкивался, и никогда общение с ними не приносило мне ничего хорошего… Одну Мотю-Лизу вспомнить хотя бы… или того же Рейн-Виленского…
В общем, у меня были все основания, чтобы вести себя с генералом Свенединым, как с миной незнакомого типа. Осторожно, внимательно и… еще тридцать три раза предельно осторожно.
Хорошо еще, что беседа с уральским воеводой не продлилась и десяти минут. Он лишь для порядка осведомился о том, как мы добрались, и, получив уверения, что, мол, лучше и быть не могло, тут же перешел к делу. Коротко обрисовав ситуацию с подобранным зданием, Ратмир Браниборич вручил мне папку с очередной порцией документов и пообещал прислать своего адъютанта, занимавшегося этим вопросом. После чего с нами попрощались и вежливо выставили из кабинета. Ну и замечательно. Я бы и не стал набиваться на чай к этому хитрому гному. А габариты воеводы, действительно, очень подошли бы какому-нибудь низкорослому бородатому молотобойцу-секиромахателю.
И лишь когда мы выбрались на улицу, я вспомнил про свой немой вопрос о Баторине.
– Это легче легкого, дорогой друг, – улыбнулся в усы Толстоватый. – Вы ведь хоть и в штатском, но при параде… Вот он и прочел ваши награды.
– И заработал разрыв шаблона. – Понимающе вздохнул я.
Помимо вполне гражданских наград, сопровождавших мою службу, у меня имелись и боевые, точнее, в данный момент мой костюм украшала лишь одна из них – обязательный к ношению в присутственных местах при любой форме шейный знак Алого креста с мечами, полученного мною уже во времена директорства, за… впрочем, это не имеет отношения к делу.
– Да, Виталий Родионович… что предпочтете в качестве оплаты моего проигрыша? – прервал мои размышления полковник под перестук копыт шустрой тройки, весело несущей наши сани по центральной улице Каменграда.
– Понятия не имею. – Пожал я плечами. – Посмотрим.
– Виталий Родионович, – протянул полковник, на что я лишь вздохнул.
– Простите, друг мой, но я пока и впрямь не знаю, что стребовать с вас за проигрыш.
– Эх, ладно. Но вы уж с этим не затягивайте. Терпеть не могу ходить в должниках, – попросил Толстоватый, и мне не оставалось ничего иного, кроме как согласно кивнуть, мол, постараюсь.
Вот ведь добавилось головной боли… И кто бы мне ответил, что с него можно стребовать, а?!
А через несколько минут наши сани замерли у входа в гостиницу, как оказалось, носившую весьма оригинальное название: «Модерн».
Адъютант генерала Свенедина, молодой поручик, у которого прямо-таки на лице было написано все его генеалогическое древо, нашел меня в гостинице спустя всего три часа после нашего визита к воеводе.
– Ваше сиятельство, разрешите войти? – Перешагнув порог моего номера, поручик отвесил короткий и резкий «кавалергардский» поклон.
– Полагаю, вы и есть поручик Роннен? – осведомился я.
– Так точно. Откомандирован его высокопревосходительством в ваше распоряжение до открытия училища, – на едином дыхании оттарабанил молодой офицер.
– Что ж. Это замечательно. – Я повел рукой в сторону заваленного бумагами стола и улыбнулся. – В таком случае снимайте вашу шинель и… за работу, поручик. Дел у нас куда больше, чем времени.

Глава 2
Один в поле не воин. Но если есть засадный полк…

Работы, действительно, оказалось очень много. Инспекционная поездка в пригород Каменграда показала, что выделенные для будущего училища здания хоть и приведены в божеский вид, но все еще весьма и весьма далеки от того, что нужно. Но… основа была, и это уже хорошо. А достраивать необходимое можно и в процессе подготовки программы и набора преподавателей. До осени управимся. Должны управиться.
Кстати, с возведением полигона и тренировочного городка очень помог Мстиславской. С ним мы встретились на следующий день после визита к воеводе, и я, только вернувшись из будущего училища, пожаловался ротмистру на предстоящий объем работ, для которого нужно найти не только поденщиков, но и кого-то, кто за ними присмотрит. Использовать в качестве надсмотрщика Толстоватого мне претило. Это все равно, что стрелять из пушки по воробьям, а отправить на стройку прикомандированного поручика я не мог. Знающий все и вся в Каменграде и окрестностях, в городе он принесет мне куда больше пользы… Очень нужный кадр. Спасибо гному-воеводе. Дядька, конечно, чересчур кручёный, но вот с адъютантом угодил…
Выслушав мой прочувствованный монолог, княжич усмехнулся.
– И нужно вам затевать всю эту канитель с поденщиками? – спросил он, отставив в сторону чашку кофия и лениво поглядывая в окно ресторана при нашей гостинице, куда он пришел меня навестить.
– А как еще-то, Ларс Нискинич? С этими артелями уже сейчас надо договариваться, чтоб по весне работать начали. Иначе разбегутся по всему воеводству, с кем работать прикажете? – вздохнул я.
– Понимаю-понимаю, – покивал ротмистр. – Но знаете, послезавтра прибывают мои орлы. И до конца апреля, я думаю, они вполне обживутся на новых квартирах…
– Хо… А это мысль. В конце концов, для них же в том числе и стараемся, а, Ларс Нискинич? – Я улыбнулся. – Да и денежки им лишними не будут. Все ж жалованье нижних чинов не чета офицерскому.
– Вот и я так подумал. Все лучше, если они при деле будут. А то солдатики мои ребята лихие, от безделья и дурного натворить могут… Не все, конечно, но есть, есть экземпляры.
– Ларс Нискинич, мы договорились. – Мстиславской, в ответ на мой радостный тон, улыбнулся, и мы хлопнули по рукам. Использование служебного положения? Как посмотреть… Убытков нет, работа выполнена, солдаты довольны. Кому от такого оборота хуже? Тем более что в процессе развертывания отряда в полноценный полк офицеров будет лихорадить так, что на толковые «занятия по распорядку» с нижними чинами времени у них точно не останется, а бездельничающий солдат это и впрямь та еще бомба. Никогда не угадаешь, что он выкинет со скуки и безделья…
Избавившись от этой головной боли, я смог немного передохнуть перед предстоящим визитом на званый обед у посадника, заодно и до края загнанного за эти два дня поручика отдыхать отправил. У него, бедняги, вчера даже времени на сон не нашлось. Всю ночь корпел над шпаргалками на тему «кто есть кто в Каменграде», а потом целый день мотался вместе со мной по городу, на ходу отвечая на вопросы по составленному им «справочнику». Вспоминал, уточнял, дополнял… Как еще с глузду не съехал? Ну ничего, следующие два дня у него выходной. Отоспится. А я тем временем займусь верфями.
Хорошо, что званые обеды не начинаются раньше шести-семи вечера. И праздничный пир у посадника не был исключением. Это дало мне возможность с утра, захватив с собой ворчащего полковника, наведаться на верфи.
Здесь нас уже ждали. Управляющий, на пару с главным инженером, представляли собой колоритнейшую пару в лучших традициях комического. Толстый и тонкий, Тарапунька и Штепсель… называйте, как хотите, не ошибетесь. Кругленький, шустрый управляющий Наум Осипович Ротман, которому, кажется, жарко было даже на тридцатиградусном морозе, и длинный, словно версту проглотил, сухопарый, с шикарными вислыми усами, главный инженер Тит Киевич Брагин. Оба одеты в одинаковые черные костюмы, разве что у управляющего под пиджаком атласная жилетка темно-бордового цвета, а у инженера темно-зеленая, с мелким серебристым цветочным узором.
Поздоровавшись, управляющий тут же потащил нас на экскурсию, во время которой не уставал плакаться на трудности и дурных поставщиков, с их негодными материалами, и все это под угрюмое молчание инженера. Наконец, осмотр был завершен, и мы оказались в управлении, небольшом, изрядно облупившемся здании, кажется, на века провонявшем чернилами, бумажной пылью… и модельным клеем.
Здесь за нас уже взялся Тит Киевич. Долго и нудно, постоянно шмыгая своим огромным носом, он описывал, какие именно дирижабли производят каменградские верфи. И судя по перечисленным названиям, здесь не собрали ни одного корабля серии более поздней, чем четвертая и пятая. Тогда как на вооружение Флота уже принимаются воздушные гиганты седьмой серии, куда более совершенные…
– И какие же модификации вы вкладывали в эти корабли? – поинтересовался я. На мой взгляд, это было единственным, что могло оправдать выпуск дирижаблей морально устаревших серий.
– Модификации? – Недоуменно приподнял густые брови Брагин. – Мы собираем дирижабли идеально! В них незачем вносить модификации…
Я еле удержал невозмутимое выражение лица. До сих пор подавляющее большинство инженеров, с которыми я встречался, были настоящими энтузиастами своего дела… и такой… чиновничий подход, да еще от главного разработчика верфей, меня попросту обескуражил. Равно как и присутствующего здесь же Толстоватого. Глянув на побагровевшую от возмущения физиономию полковника, я ментальным щупом толкнул его в бок, и через секунду лицо Толстоватого вернулось к более или менее своеобычной гамме.
– Подождите, вы хотите сказать, что производите здесь морально устаревшие дирижабли ранних серий без каких-либо модификаций? Зачем?!
– Это хорошие, надежные машины с минимумом ментальных конструктов. И они пользуются определенным спросом, – явно почувствовав нашу реакцию, повысил тон Брагин.
– Ясно. – Мы с полковником переглянулись, после чего выжидающе уставились на управляющего, отчего последний нервно заерзал в своем кресле.
– Итак. Сколько дирижаблей в год выкупают на ваших верфях? – поинтересовался я.
– Ну, мы способны одновременно строить до трех кораблей… – начал было Ротман, но был перебит.
– Способности верфей мы уже видели. Я спрашиваю, сколько дирижаблей в год у вас покупают?
– Хм… В этом – один. – Вздохнул управляющий, но тут же затараторил: – Но поймите, рынок насыщен, ему не требуется большее количество кораблей, чем имеется на сегодня.
– Вот как? – Полковник, прищурившись, вытащил из своего портфеля несколько бумаг, нацепил на нос никогда прежде не виденное мною у него пенсне и принялся зачитывать с листа, не менее нудным голосом, нежели тот, которым вещал главный инженер, закончив следующими словами: – …транссибирские воздушные линии отчаянно нуждаются в новых грузоподъемных дирижаблях не меньше, а даже больше, чем в день основания Доброфлота… Это, господа мои, цитата из доклада товарища министра путей сообщения на прошлогоднем открытом заседании Общества Добровольного флота. Цифры, приведенные господином Орбиным, свидетельствуют о том, что купцы готовы везти в три, а то и в четыре раза большее количество грузов, чем сейчас, но не имеют возможности из-за отсутствия у компаний-перевозчиков достаточного количества воздушных судов…
– Господа мои, вы уволены. Оба, – заключил я.
– За что?! – взвился Ротман.
– За небрежение своими обязанностями, за разрушение производства и, наконец, за попытку обмана руководства. – Поднявшись с кресла, я взял на столе пару листов бумаги и протянул их управляющему и инженеру. – Но… я человек незлой, а потому позволю вам написать прошение об увольнении.
– А если… – начал было говорить Ротман и сделал жест кистью руки, заставивший меня расхохотаться.
– Наум Осипович, вы слишком долго имели дело с приказчиками! Нет, ну это ж надо додуматься, предлагать взятку владельцу предприятия, в котором накосячил… да еще в присутствии полковника Особой Государевой канцелярии, – отсмеявшись, пробормотал я.
– Феерическая глупость, – со вздохом согласился Толстоватый. – Но у господина Ротмана есть оправдание, его ввел в заблуждение мой гражданский костюм. Хотя это, конечно, не отменяет идиотизма господина управляющего.
– М-да уж. Вент Мирославич, сделайте одолжение, узнайте, каким образом сей господин попал на свою должность, – попросил я полковника.
– Непременно, Виталий Родионович. Непременно, – кивнул тот и перевел взгляд на стремительно пишущих прошение об увольнении работников верфи. Те так старались, что забрызгали чернилами полстола и при этом не менее старательно делали вид, что не слышат нашего короткого диалога. Да уж, дела-а…
Ну да ладно. На должность главного инженера человек у меня есть, опять же спасибо Толстоватому. А вот управляющим до поры придется поработать самому… Эх, как бы мне не разорваться напополам от такого напряженного графика. А работы, и с верфью и с училищем, предстоит ой как немало!
Ротман и Брагин выкатились за ворота, а мы с полковником отправились в здание, которое эти два кадра во время экскурсии ненавязчиво обошли. Обитель здешних операторов ментала выглядела еще более непрезентабельно, чем здание управления. Небольшой домик с маленькими окошками в рассохшихся рамах, скрипучая тяжеленная дверь и всего три комнаты, скорее, даже каморки, в которых нашлось такое же число специалистов. Я бы сказал, «молодых» и не погрешил бы против истины. Все три оператора выглядели так, словно только что сдали выпускные экзамены.
Это было бы грустно и уныло, если бы не одно «но». Сии господа так увлеклись спором о родном им естествознании, что даже не заметили, как мы вошли. Только плечами передернули, когда по самой большой, жарко натопленной комнате прошелся пронзительно-холодный ветер, пробравшийся вслед за нами через отворенную дверь.
Минут пять мы с Толстоватым простояли у входа в комнату, прислушиваясь к спору, а когда нас, наконец, соизволили заметить, дружно перешагнули порог.
– А вы, собственно, по какому делу? – поинтересовался у нас один из спорщиков.
Мы с полковником переглянулись и довольно кивнули. Здесь, в этом убогом домишке мы нашли то, что хотели бы видеть в управлении. Нет, никто не поставит даже самого замечательного юного гения сразу на высокую должность, но потенциал… То, что с таким жаром обсуждали здесь эти ребята, совсем недавно было всего лишь набором теоретических выкладок, о которые расшибали себе лбы матерые профессора и академики от философии, и то, с какой легкостью сидящие здесь недавние студенты оперировали зубодробительными схемами, делая их по-настоящему прикладными, говорило об очень неплохих способностях и умении думать. А это в работе менталистов совсем не последнее дело.
Эта ложка меда, конечно, не могла исправить имеющуюся бочку дегтя на верфи, но настроение подняла. Так что уезжали мы оттуда если и не довольные, то удовлетворенные поездкой точно. Осталось дождаться специалистов с «Четверки Первых», которые перетрясут этот завод сверху донизу и поставят ему диагноз, а там и «лечение» можно начинать.
А пока… пока мы отправимся в гостиницу, приведем себя в порядок и ага. Благо приглашение на торжественный обед у посадника никто не отменял.
Особняк посадника, кстати, как объяснил мне вчера поручик, ему вовсе не принадлежит. Это своего рода служебная квартира на время исполнения обязанностей главы города. В отличие, кстати, от дома воеводы, который нынешний предводитель всех уральских войск отстроил на второй год после своего назначения. Уверенный в себе дядька. Основательный… да.
Вопреки моим ожиданиям, эта самая «служебная квартира» располагалась не в центре города, а в его южной части, на площади напротив железнодорожного вокзала. Зато особняк был окружен небольшим парком, по которому в кажущемся беспорядке были расставлены фонари, светившие желтым леденцовым светом. Конечно, сейчас зима, и ожидаемого красочного эффекта от них не было, но… праздничное впечатление эта подсветка все-таки производила.
А оказавшись в доме среди бродящего по комнатам расфранченного, в меру своих возможностей и наличия вкуса, народа, с важным видом рассуждающего о какой-то ерунде, я вновь вспомнил Ладу. Черт, прошло меньше недели, а я уже скучаю по ней… и по детям, разумеется.
– Господин Старицкий? – Рядом со мной оказался лощеный тип в черном, донельзя официальном костюме. И это было единственное, что как-то выделяло его. В остальном же тип был абсолютно непримечательным. Совершенно. Средний рост, среднее телосложение, никакое лицо… Сама неприметность.
– Совершенно верно, а вы? – подавив вздох, спросил я.
– О, это не имеет никакого значения. Я всего лишь почтальон. – Невыразительно улыбнулся он, протягивая мне письмо. – И знаете, я бы сказал, что отыскать вас было трудненько. Честь имею.
Выдав эту фразу, «почтальон» обозначил поклон и растворился в толпе гостей, оставив меня в легком недоумении. Но тут шагнувший в зал дворецкий, надутый словно индюк, пригласил нас в трапезный зал, и гости потихоньку потянулись к распахнувшимся высоким двойным дверям.
Что ж, посмотрим, чем кормят в доме посадника…
Кабинет посадника, куда меня проводили для беседы с хозяином дома сразу по окончании ужина, оказался небольшой уютной комнатой, с широким зевом камина по левую руку от входа и парой кресел рядом с ним. Остальные стены были заняты массивными книжными полками. У противоположной от камина стены расположился огромный массивный рабочий стол под высоким стрельчатым окном. Вообще, кабинет посадника оказался полной противоположностью недавно виденного мною кабинета воеводы, донельзя официального и пафосного. Сам же хозяин этой уютной комнаты обнаружился не за столом, как я ожидал, а в одном из кресел у открытого огня.
В скудном освещении кабинета и неровных отблесках пламени камина посадник, Гремислав Викентьич Стародуб, произвел на меня впечатление усталого старика. Седой как лунь, согбенный восемью десятками лет своей жизни… Вот только обмануть меня своим дряхлым видом ему не удалось. Умные, живые и цепкие глаза с легкостью разрушили образ уставшего от жизни старика, не мечтающего ни о чем, кроме кресла у горящего камина и чашки горячего чая.
Видимо, поняв по моему подобравшемуся виду, что игра не удалась, посадник вздернул кверху свою ухоженную «мушкетерскую» бородку, согбенная спина выпрямилась, плечи развернулись… и через секунду передо мной был уже совсем другой человек. Да, седой, пожилой, но теперь его восемьдесят лет выглядели скорее как большой плюс. Ведь это почти век опыта!
Вообще люди здесь живут несколько дольше, чем на «том свете». Сто – сто десять лет жизни скорее норма, нежели что-то необычное. Да и стареют несколько позже, так что ничего удивительного в восьмидесятилетнем живчике не было. Но вот само мгновенное превращение из старой развалины в подтянутого, явно следящего за собой пожилого, но по-прежнему активного человека меня удивило. Метаморф, черт возьми… или же гениальный актер. Впрочем, чего еще можно ожидать от человека, больше полувека проведшего в политике?
– Ваше сиятельство. – Поднявшись мне навстречу, кивнул посадник. Ого! Серьезный жест.
– Ваше высокопревосходительство. – Зеркально отразив его кивок, я подошел ближе.
– Присаживайтесь, Виталий Родионович, – указав на кресло, предложил Стародуб, и я не стал отказываться.
Удобно устроившись в креслах, мы несколько минут просто молча изучали друг друга. Уж не знаю, какие мысли бродили в голове старого посадника, а лично я прокручивал все, что успел узнать от адъютанта о своем визави, и примерял услышанное на сидящего напротив меня человека.
Гремислав Викентьич Стародуб, выходец из древнего, хотя и не очень богатого рода. В отличие от многих бояр, приходивших в политику уже в зрелом возрасте, Гремислав Викентьич связал свою жизнь с придворной службой с юности. В восемнадцать лет он с отличием закончил Пажеский корпус, тогда единственное учебное заведение не военной направленности, основными студиозами которого были отпрыски именитых фамилий. Получив похвальный лист из рук тогдашнего государя, поступил на дипломатическую службу, и уже в следующем году был пожалован камер-юнкером при дворе венедских королей. Молодой дипломат хорошо зарекомендовал себя, как в глазах света, так и своего начальства, и карьерный рост его хоть и нельзя назвать взлетом, но был ровным и неуклонным. Судьба и воля главы МИДа неизменно помещали Гремислава Викентьича на должности в посольствах тех стран, где дипломатическая служба отнюдь не была тихим болотом. С честью справляясь с возложенными на него обязанностями, разрешая труднейшие коллизии, Стародуб уверенно рос в чинах и званиях, до тех пор, пока спустя двадцать шесть лет с начала своей службы не занял высокий и весьма значимый пост товарища министра иностранных дел.
А вот следующей, вполне ожидаемой ступени в его карьере так и не случилось. Старый государь умер, а регент при малолетнем Ингваре привел свою команду. Отслужив еще четыре года на какой-то скромной должности, куда его перевели, чтобы освободить место для «своего» человека, Гремислав Викентьич написал прошение об отставке, которое тут же было удовлетворено, и уехал в родной Каменград. Но деятельная натура Стародуба не вынесла безделья, и вельможа предыдущего царствования ринулся в городскую политику, как в омут, с головой. Треть века опыта в интригах и подковерной борьбе сделали свое дело, и вот уже двадцать пять лет Гремислав Викентьич Стародуб занимает должность посадника Каменграда. И мой, в смысле адъютант воеводы уверен, что и на следующих выборах сход выберет именно его. А это о чем-то да говорит!
– Виталий Родионович, – прервал мои размышления посадник. – Училище, ради создания которого вы прибыли в наш город, все-таки больше по части нашего уважаемого воеводы, и лезть в дела военных я не намерен… Хотя и буду рад, если город сможет чем-то помочь этому славному начинанию. Но я бы хотел поговорить с вами о верфи…
– Я также буду рад, если городские власти, а может быть, и иные купцы смогут помочь училищу подняться на ноги, Гремислав Викентьич, – с интересом проговорил я. Кто бы сомневался, что посадник закинет удочку насчет заказов для училища? – А что привлекло ваше внимание к верфи?
– Ну, Виталий Родионович… Воздушная верфь это весьма значимое предприятие для нашего города. Одних только мастеровых на ней работает до двух тысяч человек. А инженеры… А сопутствующие производства… Город очень заинтересован в работе этого предприятия.
– Как и я, Гремислав Викентьич, как и я.
– Вот как? Признаться, когда я услышал о вашем первом приказе, у меня, да и у многих уважаемых людей города, сложилось совсем иное мнение, – медленно проговорил посадник, качая головой.
– Вы имеете в виду увольнение управляющего и главного инженера? – Я вопросительно приподнял бровь, и Стародуб согласно кивнул. – Ну что ж, хоть я и считаю подобные вопросы внутренним делом предприятия, но тут, пожалуй, объяснюсь.
Посадник явно уловил намек на неприятие чужих носов и иных выпирающих частей тела в моих делах, но отреагировал на него лишь еле заметным кивком.
– Буду весьма вам благодарен.
– Видите ли, Гремислав Викентьич, я не приемлю халатности в работе, чем отличился господин Ротман, это первое. А во-вторых, я абсолютно уверен, что инженер, который не ищет новых путей, не желает заниматься модернизацией и улучшением вверенного ему производства и продукции, не может занимать должность главного инженера. В ближайшее время в Каменград приедут мои помощники, они и займут… уточню, временно займут образовавшиеся вакансии. Работа на предприятии будет реформирована, как только закончится назначенный аудит. А к концу года я планирую как минимум удвоить количество рабочих мест на верфи.
– Это замечательно. Вы меня успокоили, Виталий Родионович. – Растянул сухие губы в улыбке посадник. – Надеюсь, ваше начинание удастся. И да… если город может вам чем-то помочь, только скажите.
– Благодарю, Гремислав Викентьич. И непременно обращусь, если вдруг возникнет такая нужда, – кивнул я.
Мы еще часа два мололи языками, нащупывая точки соприкосновения и определяя границы возможного сотрудничества, так что, вывалившись из особняка посадника, я чувствовал себя так, словно разгрузил пару вагонов с цементом. Усталость навалилась на плечи, так что, оказавшись под медвежьей полостью в санях, я моментально задремал.
Разбуженный извозчиком уже у гостиницы, я в полусонном состоянии прошел мимо портье и, поднявшись в свой номер, тут же завалился спать, напрочь позабыв о переданном мне странным почтальоном письме.
Правда, утром, продрав глаза и приведя себя в порядок, я таки вспомнил о нем, но решил совместить чтение с завтраком.
После вчерашнего пира с его обилием жирных блюд горячие гренки с малиновым вареньем, черный кофий и яблочный сок стали моим спасением, а выпитый стакан свежайших сливок оказался лучшим лекарством для моего желудка, неожиданно решившего напомнить о себе очередным обострением гастрита.
Ну ничего, сливки и привычный ментальный конструкт успокоили раздраженный ливер, так что уже через четверть часа, с изрядно поднявшимся настроением, я смог приступить к работе. Впрочем, причиной моего радужного состояния стал не только унявшийся желудок, но и текст письма.
Бисмарк в очередной раз показал, что его не зря прозвали Железным канцлером. С неотвратимостью бульдозера он настропалил родню своей супруги на участие в нашем проекте, так что теперь в числе совладельцев нашей нордвикской компании числится еще и Асканийский дом, обладающий весьма заметным влиянием в Нордвик Дан. А это значит, что любые возможные препоны на пути создания производства на Зееланде просто исчезнут. Ведь одно дело – насолить русичам и венедам, нагло решившим построить завод в самом центре государства, с которым их страны находятся в весьма натянутых отношениях, и совсем другое – ставить палки в колеса одному из именитейших аристократических домов Нордвик Дан.
Довольный этими известиями, я с головой ушел в работу… и поиски жилья. А через два дня прибыли первые мои подчиненные. Часть из них, безжалостно выдранная из управленческого аппарата нашей «Четверки Первых», тут же устремилась на верфи, вгонять в ужас мастеров и счетоводов, а другая часть, не менее безжалостно отозванная со своих нынешних мест службы, ринулась в училище. Эти господа, лучшие из лучших первых выпусков Хольмградского училища кадрового резерва, обладали не только теоретическими знаниями, полученными во время учебы, но и практическими навыками их применения.
Работа кипела, счетоводы верфи уже вздрагивали от одного вида моих аудиторов, а вот мастера с удовольствием перенимали ухватки коллег из Хольмграда. Да и менталистам нашлось о чем поболтать с операторами «Четверки Первых»… Ну, а приглашенный Вентом Мирославичем изобретатель вообще носился как ужаленный по всему предприятию, и от его стремительности у местных инженеров голова шла кругом.
К моему удивлению, не прошло и месяца с нашего приезда в Каменград, как первоначальный ажиотаж спал, и работа перестала походить на аврал при пожаре в борделе во время наводнения. Разработка нового типа воздушного корабля шла полным ходом, одновременно на верфи заложили сразу три дирижабля седьмого поколения. Один пассажирский, один высотный рейдер и транспорт по заказу Доброфлота. В общем, верфь ожила и заработала, как часы… к сожалению, пока еще не острейхские, но все впереди…
А вокруг еще недавно тихого здания училища, где в кабинетах корпели над программами будущие преподаватели, закипела новая работа. Мстиславской сдержал обещание, и его порядком заскучавшие солдаты с энтузиазмом принялись за возведение спортгородка и полигона. Конечно, энтузиазм этот был подогрет весьма неплохой суммой, положенной им в оплату за работу, но оно того стоило.
А в конце апреля, когда в Каменград все-таки пришла весна, вместе с ней в училище и на верфь заявились гости из столицы. Господа в знакомых всем и вся синих мундирах, явно сопровождавшие неприметных людей в одинаковых похоронно-черных костюмах, шляпах-котелках и поголовно вооруженных не менее одинаковыми тростями. Мозголомы Особой канцелярии. Своим появлением эти господа-товарищи чуть было не парализовали работу верфей и заставили понервничать преподавателей училища, но вскоре порядок был наведен, и работы продолжились в прежнем темпе. Опрошенные служащие верфей и училища, поняв, что их никто никуда не тащит, плюнули на вездесущих синемундирников и вернулись к своим делам. Разве что иногда рабочие завода, натыкаясь на хмурых чинов обмундированной службы, шарахались от неожиданности в сторону, но потом попривыкли и уже не обращали никакого внимания на «канцеляристов», наводнивших верфи. А уж когда те отловили воришку, попытавшегося обокрасть раздевалку монтажников, отношение мастеровых к людям в синих мундирах и вовсе стало доброжелательным. Вот только уж больно неразговорчивы оказались подчиненные князя Телепнева.
Не надо быть идиотом, чтобы понять, что государь решил не оставлять без присмотра своего опального подданного и таким вот непритязательным образом поставил все происходящее в училище и на верфи под жесткий контроль. И подтверждение этому мнению я получил из почти полусотни писем, как от хольмградских знакомых, искренне и фальшиво сетовавших на немилость государя, так и от нескольких зарубежных… хм-м… коллег – заводчиков, вдруг наперебой начавших приглашать меня «в гости» в свои страны, «где нет места такому жестокому произволу, а люди со способностями занимают подобающее им достойное место в обществе»… Неудивительно, что после такого вала пришло письмо и непосредственно от зачинщика всей этой бучи с Особой канцелярией.
Естественно, письмо было написано не самим государем, но Рейн-Виленский, чью руку я легко узнал, весьма непрозрачно намекнул, кто является настоящим автором документа. И содержание сего эпистола было весьма далеко от оптимистичного. Иначе говоря, меня укоряли, пугали и намекали на возможные сложности. Что ж, я ни на секунду не сомневался, что содержание «писем сочувствия» станет известно Его величеству, и был готов к такому повороту. Вот только угрожать он взялся совершенно напрасно.
Отбросив письмо в корзинку для бумаг, я потянулся и, встав с кресла, принялся одеваться. Сегодня, конечно, выходной, но мне предстоит объехать и осмотреть как минимум десяток домов. А значит, надо поторопиться, у меня и так немного времени на подбор жилья…
Назад: Глава 3 Не умеешь – научим, не хочешь – заставим…
Дальше: Глава 3 Первым делом самолеты? Подождут