ЧАСТЬ ВТОРАЯ

На безоблачном небосводе, кажется, с утра раскаленном добела, властвует ослепительно-яркий Тру — местное светило, которое немилосердно жарит почти постоянно в этой части материка.

Покинув одну из местных гравилиний, я направила аэробот к стоянке возле Первого технологического университета Тру-на-Геша. Лихо заложила вираж, пролетев между высоченными дерамами, которые земляне, живущие здесь, между собой называют пальмами. Пронеслась над водной гладью километрового искусственного водоема, привычно увидев отражение моего ярко-красного бота. А затем осторожно припарковалась на своем месте. Все-таки должность профессора столь известного в Галактике учебного заведения дает множество приятных преимуществ. И персональное парковочное место в частности. Пока отключала бортовые системы транспортного средства, перед тем как оставить его на длительный рабочий день, снисходительно посмотрела на снующих в поиске свободного местечка студентов. Их боты, словно хищные птицы, кидались в любой освободившийся проем, лишь бы притулиться.

Я надела защитные очки, перевела трансляцию музыки на наушник и с тяжелым вздохом открыла дверь. В лицо ударила волна жара и запахов густонаселенного города. На зеркальной поверхности соседнего транспорта, отражающей палящие лучи Тру, я видела происходящее со стороны: дверь огромной красной махины отъезжает в сторону, и из темного нутра появляется стройная невысокая блондинка с ослепительно-золотистыми волосами, распущенными по плечам и спине, светлой, слегка загорелой кожей. Конечно, черные очки скрывают большие голубые глаза с пушистыми темными ресницами, зато хорошо подчеркивают овальную форму лица, высокие скулы, точеный носик и пухлые, четко очерченные губы.

Улыбнувшись своему слегка искаженному отражению, я поправила белоснежную шляпку, надвинув ее на лоб, одернула красный приталенный пиджачок, выгодно подчеркивающий мою грудь и красивую изящную шейку. Налетевший горячий ветер-проказник, невзирая на солидный статус, нахально задрал мне юбку едва не до ушей, открыв не только колени и бедра, но и яркое нижнее белье. Под звуки ритмичной мелодии, казалось, вторившей ветру, я шепотом выругалась и оглянулась проверить, не увидел ли кто «стриптиз». Мне, конечно, не стыдно — ноги у меня стройные и красивые, особенно в босоножках на двенадцатисантиметровых каблуках, — но и лишнее внимание ни к чему.

Я закрыла дверь и бодренько, покачивая в такт музыке бедрами и небольшим кейсом, направилась на работу. До сих пор помню, как впервые попала на эту райскую планету, какой она показалась мне в детстве. Тогда меня поразил яркий Тру-на-Геш: владельцы зданий, казалось, соревновались между собой в том, кто кого перещеголяет по части невероятного, невозможного сочетания цветов и форм, используя растения, скульптуру, подсветку, фонтаны. Дорожки и тротуары мостили разноцветной плиткой, создавая удивительные мозаичные картины. Не изменился облик этого мира и теперь, вернее, жителям на помощь приходят более и более продвинутые технологии, позволяющие претворять в жизнь самые смелые фантазии.

Туристы, оказавшись за пределами космопорта с относительно «спокойным» интерьером, сразу буквально утопают в сумасшедших красках Тру-на-Геша — мира развлечений и исполнения желаний, в чем ни родовая планета, ни колонии не отличаются друг от друга. Словно клоны, схожи они в желании жить, любить и веселиться как в последний раз — ни днем ни ночью не прекращается гонка за удовольствиями.

Именно раса трунов ввела в обиход «прививку красоты», а также полную или частичную генную модификацию, развив до межгалактических масштабов индустрию красоты. У самих же трунов стремление выделиться из толпы доходит до абсурда: они не только меняют цвет волос, глаз, кожи (это сущая мелочь вроде смены аксессуаров), а даже носят крылья, хвосты, имплантированные клыки и прочая, и прочая, когда в тренд входит определенный типаж из очередного фантастического сериала.

Словом, одной одеждой никто не ограничивается, та вообще должна априори восхищать, удивлять и заставлять завидовать, как и обувь — настолько разнообразная, таких фантастических форм и видов, что тягаться с трунами по этой части давным-давно никто в Союзе уже не пытается, оставив пальму первенства дизайнерам, пластическим хирургам, косметологам, стилистам, визажистам, декораторам и прочим служителям культа «красоты» Тру-на-Геша.

Поэтому среди бесконечного многообразия лохматых, лысых, почти голых, звероподобных, похожих на корзинки с фруктами местных жителей и туристов я в совершенно обычном красном костюмчике выделялась исключительно блеклостью и непрезентабельностью. Да и шпильки мои — из прошлого столетия, не меньше. На взгляд трунов, я абсолютно отстала в моде и жизни, чем заработала имидж холодной пресной стервы. Но торопиться догонять здешний мир я не стремлюсь. Да и зачем?

Встречались и проходили мимо студенты, служащие, преподаватели университета. Многие здоровались, я вежливо улыбалась и кивала головой.

— Профессор Кобург! Дарья Сергеевна, постой… — не услышать вопль и сопровождавший его перезвон было бы невозможно. Даже сквозь звуки музыки у меня в ухе.

По дорожке ко мне спешил коллега и самый великий сплетник — доктор Мьяло Дож, худощавый, среднего роста мужчина. По его мнению, в самом расцвете лет. После того как мы с этим весельчаком выяснили, что он совершенно не в моем вкусе, а я — не в его, наши дружеские отношения, хоть и достаточно своеобразные, на местный лад, только окрепли.

Я отключила музыку и приготовилась отступить, чтобы не пострадать от эксцентричного костюма Мьяло (по-моему — клоунского). А он, видно, решил, что в разноцветных шароварах — шелковых лоскутах ядовито-зеленого цвета — и красном топике выглядит неотразимо и оригинально. Мало того, шею доктора украшает ошейник, ощетинившийся цветными иглами с бубенчиками на концах. Туфли с длинными носками, увенчанными колокольчиками, завершают наряд. Сегодня его лицо радовало нежно-розовым оттенком кожи и сиреневыми губами. Надо полагать, в тон глазам и волосам, топорщившимся в разные стороны.

Мьяло надвигался, а я, стараясь делать это незаметно — обидится еще, — пятилась, но он заметил мои телодвижения и раздраженно закатил глаза:

— Кобург, когда ты уже поймешь, что яркая, красивая внешность необходима человеку для счастливой жизни? — Раздвинув иглы с моей стороны, благодаря которым доктор напоминал сумасшедшего дикобраза, он подхватил меня под локоть.

— Видимо, я ценю безопасность выше такого счастья, — ехидно парировала я, продолжая путь в его компании и наш извечный спор.

Мужчина, блеснув сиреневыми глазами, с наигранной печалью посмотрел на меня:

— Твоя повернутость на безопасности почему-то исключает все прелести жизни. Не только яркие краски, но и веселье, общение, секс.

— Я общаюсь и…

— Со студентами на лекциях, со мной, начальством и родителями. Отличная компания, чтобы умереть со скуки, не находишь?

— Слушай, что ты от меня хочешь? — возмутилась я. — Работы выше крыши, а через месяц — вступительные экзамены, и я буду вынуждена бросить свои исследования и дурью маяться в приемной комиссии. Причем по твоей милости. — И я зло уставилась на виновника предстоящей каторги. — Да-да, мне уже поведали, что по твоей рекомендации. Друг называется!

— Дарьюшка…

— Ой, только не надо подражать моему брату, у тебя не выходит так брутально.

— Нашла с кем сравнивать! Михаил — бледная моль в сравнении со мной, и…

— Только месяц назад он легко увел твою певчую птичку из бара на Цветочной!

— Ему просто повезло! — взвился Мьяло. — Она с выпивкой перебрала. Или в темноте плохо разглядела, или…

— А может, она ценит в мужчинах примитивные мускулы, а не экстравагантный стиль?!

Мы остановились и злобно сверлили друг друга взглядами. Обычное дело для трунов — выплескивать эмоции наружу. Так проще жить и гораздо веселее. Особенно тем, кому повезло со стороны наблюдать за публичным проявлением чужих эмоций — зрелища необыкновенно обостряют чувства, отвлекают от повседневности. Хотя рутина и покой — не про аборигенов Тру-на-Геша. И мне пришлось привыкнуть к этому за десять лет жизни здесь.

— Я уже записался на тренажеры и на программу «скульптор тела», поняла? Скоро у меня тоже будут великолепные мускулы, — буркнул мужчина пятидесяти лет от роду, забавно наморщив розовый нос и тут же позабыв про злость и обиды.

Непосредственность трунов, прямо-таки граничащая с детской, меня неизменно поражала и восхищала одновременно. Сама порой веду себя так же.

— Мьяло, дорогой, Мишка служит в элитных войсках Земли. Его мускулы — результат многолетних упорных тренировок, — примирительно улыбнулась я. Говорить, что мускулами еще и пользоваться хоть иногда надо, не стала. Трусливый нрав трунов всем известен. — Твоя же ценность — в мозгах. В конце концов, кто создатель полидерия?

Мужчина в самом расцвете лет ухмыльнулся уверенно и слегка заносчиво:

— Этот козырь я оставляю на крайний случай. Хочется привлекать своей красотой, а не тем, что я помог добиться ее другим…

— Тебе надо почаще появляться в СМИ, тогда твоя популярность станет самым беспроигрышным аргументом, — вроде пошутила, но идейку подкинула, судя по загоревшимся глазам бывшего наставника.

— Да я с удовольствием, но ты же знаешь: признание и популярность достаются Хиаро. У него маниакальная любовь к себе любимому. Я не раз наблюдал, с каким восторгом он смотрит новости, где мелькает его рябая физиономия. Сколько раз намекал: синий цвет ему совершенно не к лицу…

— Мьяло, директор нашего исследовательского центра имеет полное право и даже обязан мелькать в инфосети. — О цвете лица нашего начальства слушать не хотелось. — А ты не забыл, что в один прекрасный день сам отказался от этой должности?

— У меня научная работа, а директорские обязанности только мешали бы заниматься любимым делом, — снова разозлился Мьяло.

— Каждый сам расставляет собственные приоритеты, — многозначительно закончила я разговор, освобождая локоть из руки труна и входя в божественную прохладу университета. — Ты, кстати, не видел моего начальника? Никак не могу связаться с Аэном.

Мьяло пожал «лоскутно-игольчатыми» плечами.

Мы прошли процедуру идентификации, прежде чем войти в закрытую зону исследовательского центра. Сначала — по рисунку сетчатки глаза. Затем — по отпечаткам пальцев, по раковине уха. И наконец — по голосу.

Оказавшись в знакомом до последней щелочки коридоре, Дож неожиданно ответил:

— Прости, вылетело из головы. Он в медицинском центре сейчас.

— А что случилось? — Я даже остановилась, услышав нерадостную новость. — Заболел?

— Нет вроде. Вообще странное решение. И явно не вовремя. Его лаборанты и ординаторы недоумевают. Вчера меня терроризировали, что им дальше делать. Сегодня наверняка к тебе придут. По непонятной причине Шудерино два дня назад неожиданно лег на операцию.

— Какую? — опешила я.

Мы стояли в коридоре с белоснежными стенами. И хотя белый я не люблю, он неизменно успокаивает глаз от многоцветья снаружи.

— В подробности я не вникал, но у него с почкой проблемы были. Ему еще год назад предложили трансплантацию, а он тянул. Сама же знаешь: твой начальник панически боится любых операций.

— Я в курсе его паранойи.

Ну вот и я о чем. А тут вдруг ни с того ни с сего решился лечь под лазер.

— Видимо, состояние ухудшилось? — расстроилась я, потому что Аэн Шудерино — скорее коллега, чем мой начальник.

С этим солидного возраста, но еще не старым мужчиной, ценившим, уважавшим и любившим меня как специалиста, было легко работать. И я отвечала ему тем же.

— Да какое состояние-то? — нахмурился Дож. — Мы с ним неделю назад говорили, и о здоровье в том числе, чувствовал он себя прекрасно, все у него в порядке. Да и операцию ему предлагали больше для проформы. Статистически его случай входит в зону риска неожиданных осложнений. И он весьма язвительно отзывался об этой статистике и медиках в целом. А три дня назад мы с утра договорились о совместном рейде по барам на выходных и… — Дож, отметив мои заинтригованно приподнявшиеся брови, замолчал.

— Но по какой-то же причине он внезапно изменил решение? — Мне стало еще тревожнее.

Мьяло двинулся по коридору к своей лаборатории. Набрал код, шагнул за порог, обернулся и тихо продолжил:

— Слухи пошли. Военные к спецам из разных областей обращались… Кое-кого после забрали…

— Думаешь, что-то любопытное опять нашли? — заинтересовалась я.

Мьяло хмыкнул, мрачно посмотрев мне в глаза:

— Я бы не радовался на твоем месте.

— Почему?

— Если военные нашли что-то любопытное, считай, однозначно пакость какая-нибудь. Шудерино тот еще хитрец, а неприятности чует — дай высшие мне бы так. Может, потому и «слег» срочно: счел, что операция — оптимальная возможность переждать неприятности.

— Наговоришь еще, — расхохоталась я. — Тебе только своим детям страшилки рассказывать.

Дож мягко усмехнулся, как всегда, когда речь заходила о его детях — семерых от разных и, самое удивительное, неизменно счастливых, но скоротечных браков.

— Ты сама еще ребенок, — снисходительно заявил он. — И это в двадцать семь лет. Странно, почему только ты в мои страшилки не веришь никогда.

В груди всколыхнулась старая грусть:

— Наверное, потому что видела события пострашнее, чем твои истории.

Мьяло хотел было выйти в коридор, но чуть не сломал свои разноцветные иглы, не вписавшиеся в дверной проем. Поморщился и зашипел с досады, а меня утешать передумал и, махнув рукой, закрыл дверь. Наверное, мой ироничный взгляд не понравился.

Забавная ситуация с «докторским» костюмчиком неожиданно помогла забыть о прошлых печалях, и работать я пошла, вновь включив музыку на полную громкость.

* * *

Я хозяйским взглядом осмотрела свою «вотчину» — лабораторию, предоставленную мне в прошлом году в секторе биоинженерных исследований Первым технологическим. Достаточно большое помещение, разделенное на две части: внешнюю, в основном заполненную приборами, оборудованием, специальной металлической мебелью, и «опасную зону», в которую входят в защитном автономном костюме для работы с опасными созданиями.

Пританцовывая, я прошлась вдоль стеллажей с прозрачными емкостями, где хранится подопытный материал или, как я их называю, питомцы: черви с Граппы, с которых начиналась моя карьера биоинженера, и различные симбионты, созданные из любопытства или по заказам правительств и торгово-промышленных компаний. Спектр их применения настолько широкий, что мое имя стало известным в самых разных сферах деятельности — от медицины до строительства тюрем для осужденных на краю Галактики.

Стены внешней половины однотонного светло-бежевого оттенка освещены мягким белым светом, а за перегородкой из кевларового, непробиваемого стекла (для надежности и безопасности исследований) в ожидании меня трепещет в воздухе скопление нанитов. Мои любимчики! Усевшись и крутанувшись в кресле, подмигнула им. Ввела пароль, затем отпечатком пальца открыла журнал и сделала регистрационную запись. И понеслось…

Подпевая модной нынче группе, я переоделась в обычный лабораторный костюм — зеленую просторную рубашку и штаны на шнурке, — незамысловатый, как песня в наушнике (да простят меня труны). Завязала волосы на макушке в хвост и скрутила его жгутом. Сменила туфли на легкие кеды, романтическую мелодию — на зажигательную и ритмичную. Самое то для новой серии опытов.

Музыка ревела, а я, проверив данные лабораторных приборов, приступила к основному: тестированию новичков — нанитов Кобург. Именно так я назвала их в заявке на патент, которую, слава богу, успел подписать мой начальник — чересчур трусливый и мнительный, чтобы пойти на операцию, которую считал абсолютно бессмысленной перестраховкой. Что же на самом деле его сподвигло?

Я надела шлем и активировала ментальную связь. Скопление нанитов, «почувствовав» меня, «оживилось». Вирусы способны использовать для своего воспроизводства даже клетки, лишенные генетического материала с «инструкциями» о жизнедеятельности. Именно этим их свойством я и воспользовалась, создавая симбионт из вируса и наночастицы. Единичные наниты невидимы обычному глазу, но, объединившись в «рой», представляют собой весьма грозную и смертельно опасную боевую единицу. Теперь необходимо научить их полному послушанию.

— Ну что, красавчики, потанцуем? — усмехнулась я, предвкушая развлечение.

В ответ мельтешение прозрачно-серого облачка усилилось.

Я начала тест с танца. А наниты, копируя каждое мое движение, изображали волны, прыжки и фигуры стрип-танца. Люблю подурачиться таким образом.

В момент, когда мы с нанитами изображали аиста — я стояла на одной ноге и махала руками, проверяя, в точности ли подопечные повторяют движения, — за спиной раздался сухой голос:

— Профессор Дарья Кобург?

Я резко развернулась. Первым порывом было дать в лоб незваному гостю, к тому же еще и напугавшему. Но в этот момент услышала звук мощного удара, заставившего мужчину, так некстати оторвавшего меня от работы, испуганно рефлекторно пригнуться. Я стремительно оглянулась — и улыбнулась, удовлетворенно и с гордостью. Ура, мой новый проект успешно развивается: рой нанитов, сформировавшись в здоровущий кулак, двинул в кевларовое стекло, благо рассчитанное на защиту от взрыва. А тут симбионты вируса и наночастиц… малышки незаметные, но вместе — невероятная сила!

— Вы с ума сошли? Являться без разрешения и во время тестов! — обрушилась я на незнакомца. — Вы хоть представляете, что могли натворить?

Мужчина-ашранец едва заметно поморщился, признавая свой промах, но продолжал рассматривать меня и нанитов. Свойственная этой расе флегматичность проявилась в полной мере — ее представитель быстро успокоился.

— Простите, не хотел вам мешать. — Сухой тон довольно высокого шатена с резкими чертами лица, темными глазами и свойственной ашранцам голубоватой кожей опять резанул ухо.

Я строго посмотрела на обладателя неприятного голоса. Невольно вспомнились Мишкины шутки по поводу обуви ашранцев: таких огромных «лап» ни у кого нет. Узкие плечи и широкую нижнюю часть тела еще больше подчеркивают черный деловой костюм и белоснежная рубашка. Но меня не провести — мужчина из военных. Почему-то именно военные, спасатели и служащие правоохранительных органов часто выделяются из общей массы. Может — пронзительным, вечно настороженным, оценивающим взглядом, а может — нарочито внешней расслабленностью, в то время когда внутренне человек собран и напряжен. Не знаю. Но я ни разу не ошибалась в своих выводах.

— Да, я профессор Кобург, — кивнув ему, срочно деактивировала связь с нанитами, чтобы им мое волнение не передавалось. — Чем обязана визитом?

— Вы биоинженер, который занимается изучением и созданием симбионтов, состоящих из живых бактерий или вирусов с применением нанотехнологий? Изучаете подобный живой материал, найденный и открытый на других планетах и в звездных системах?

— Да, это мое поле деятельности, и…

— Автор многочисленных статей по темам, связанным с междисциплинарными инженерными подходами и достижениями биомедицинской науки, моделированием молекулярных механизмов разнообразных болезней в процессе эволюции Вселенной?..

— Я и без вас знаю, чем занимаюсь, — оборвала я перечисление.

— Замечательно, — едва заметно улыбнулся ашранец. — Капитан Оала. Представляю ОБОУЗ. Если вы не в курсе, аббревиатура расшифровывается как…

— …Отдел безопасности общей угрозы заражения Галактического Союза. — Терпение подводило, потому что визит капитана начал тяготить меня. — Так чем же я заинтересовала ваш отдел?

— Вот предписание. — Оала протянул мне пакет. — Вы обязаны следовать за мной.

Взяв пакет двумя пальцами — ощущение, будто ядовитую змею всучили, возмутилась:

— Я не военнообязанная и не имею чести служить в вашем ведомстве. Соответственно не подчиняюсь…

— Ошибаетесь, профессор. В вашем контракте, заметьте, с государственным учреждением указано, что занимаемая вами должность относится к сфере деятельности, потенциально опасной для Галактического Союза, и в чрезвычайных ситуациях вы подлежите призыву.

— Но я… — не на шутку растерявшись, не могла подобрать слов. Весь мой апломб сдуло моментально, — я не видела этот пункт, точнее, не думала, что это вероятно, и… и… у меня исследования. Какой призыв вы имеете в виду?

— Подробности вам изложат на месте, а сейчас прошу без промедления собрать самые необходимые личные вещи и отбыть на полевые исследования: на земле, в космосе и любом другом месте, которое укажут. Всем, что понадобится для работы, вас обеспечат. У вас на сборы два часа.

— Не понимаю, почему я? — пискнула я, сминая полы рубашки. — Есть же более опытные специалисты. Профессор Шудерино, доктор Хальцур и еще десятка два весьма известных специалистов в области…

— Мы ограничены критериями возраста, доступа к специалисту и временем доставки. Профессор Шудерино сейчас еще под наркозом.

— Но как же другие…

— Профессор, у нас слишком мало времени. Поторопитесь со сборами, — сухим надтреснутым голосом приказал Оала.

Я совершенно потерянно оглянулась по сторонам. Что делать? За что хвататься? Сомневаться в полномочиях капитана Оала забрать меня отсюда не приходилось. В эту зону исследовательского центра доступ имеет весьма ограниченное количество лиц. И каждое посещение согласовывается на самом высоком уровне. Ведь нас контролирует Объединенное правительство, сформированное двенадцать лет назад, после окончания войны между Гадавишем и Галактическим Союзом, с целью координации международных связей и надежного укрепления мира. С тех пор это правительство набрало реальную силу и властью обладает не номинальной.

* * *

Третий завтрак на борту межзвездного военного корабля, как оказалось, посланного специально за мной. Какая неожиданная честь! Три дня сомнений, страхов и неизвестности.

Капитан Оала с неизменной учтивостью пытался разнообразить унылую обстановку замкнутого пространства и хоть немного отвлечь меня от тревожных дум. Но спокойный, флегматичный от природы мужчина был абсолютно не способен хоть чем-то увлечь меня настолько сильно. Лишь вид космоса, что выводили на экран специально для меня, ненадолго приковывал внимание, заставляя забыть обо всем на свете. Особенно поражали яркие сиреневые энергетические «кольца» переходов, которые образовывались при активации пространственных проколов.

Я поправила на бедрах бежевое платье и заколки на висках — вне Тру-на-Геша можно позволить себе одеться в менее кричащие цвета. Правда, это бледное по любым «стандартам» трунов платье у меня единственное скромное. Все-таки за несколько лет проживания на планете удовольствий и сумасшедших дизайнеров волей-неволей обзавелась соответствующим гардеробом.

Лимита времени, выделенного мне капитаном ОБОУЗа, хватило на скорые сборы того, что имелось под рукой. Уникальные приборы и некоторые реактивы я с позволения Оалы взяла с собой. Еще меньше времени оставалось на сбор двух чемоданов, куда я сложила нижнее белье, явно не относящееся к категории практичного, яркие пиджачки, брючки, юбки и несколько пар обуви, среди которой нашлась лишь пара кроссовок, — все предназначено исключительно для жаркого климата. Не забыла и предметы личной гигиены и заколки.

В корабельную столовую я входила с высоко поднятой головой, хоть меня и пугали суровые военные, постоянно встречавшиеся в коридорах и в этой самой столовой, будь она неладна.

Эх, я только сейчас осознала, до чего «одичала». Состояние мамы после катастрофы на Х’аре, вылившееся в несколько лет тотального контроля, а потом образ жизни, что я вела, получив наконец долгожданную свободу, сделали из меня практически отшельника. Обычную лабораторную крысу. Человека, которого пугает окружающий социум, чувствующего себя комфортно только в определенных условиях и не желающего менять устоявшиеся привычки. А сейчас меня, словно оранжерейное растение, выдрали из любимой, теплой грядки с климат-контролем и выкинули на обочину дороги, где походя может затоптать каждый.

— Доброе утро, профессор, — привстал со стула Оала, приветствуя меня.

— Здравствуйте, — улыбнулась я. В конце концов, капитан на службе, выполняет приказ и ничем лично передо мной не виноват.

— Хочу вас порадовать: наше путешествие скоро подойдет к концу, — мягко произнес он, усаживаясь, и продолжил завтракать.

— Отлично, — без особой радости кивнула я. — Может, хотя бы сейчас просветите о месте нашего назначения? В космос не сбегу, секреты галактического масштаба разгласить тем более…

— Понимаю ваше недовольство, профессор, но у меня были четкие инструкции, — с едва заметным сочувствием в глазах и голосе отозвался мужчина.

— Я вас тоже отлично понимаю, просто неведение убивает, — не сдержала раздражения и отчаяния.

— Через три стандартных галактических часа мы приземлимся на планете Ватерлоо, — наконец признался Оала.

— Ну хоть капля информации — и то дело, — обрадовалась я. Затем неуверенно спросила: — Только я не слышала об этой колонии. Ее, наверное, недавно открыли?

— Нет, это давно открытая планета. Но авария, тоже давно случившаяся, уничтожила там практически все. Пятнадцать лет назад на Ватерлоо развернули военную базу. Первые два года на ней служили только ваши соотечественники, земляне, а после создания союзниками смешанных пограничных войск Ватерлоо полностью перешло под юрисдикцию Объединенного правительства. Теперь там — расположения лучших военных подразделений: «Космических волков», «Краповых беретов», «Белых касок», «Монстров Гадавиша», «Призраков Х’ара»…

— Зверинец какой-то, ей-богу, — севшим голосом прокомментировала я, потом решилась закинуть удочку: — То есть миссией, в чем бы она ни заключалась, заправляет не конкретное государство, а пограничники?

Оала тихонько рассмеялся над моей попыткой выведать у него лишний кусочек информации:

— Госпожа Кобург, буквально через несколько часов вы обо всем узнаете. А вот у меня, увы, для вас ограниченный допуск, как и у остального экипажа. Мы, проще говоря, курьеры.

— Да уж, — нахмурилась я. — Тем не менее гораздо проще предоставить мне информацию заранее, раз такая спешка. Я бы смогла подготовиться к работе и не накручивать себя. К чему подобная сверхсекретность?

— Так положено, — насмерть стоял Оала.

— Развели секреты, а кому надо — уже обо всем узнали.

— Вы о чем? Или о ком? — насторожился капитан.

— Мой коллега и начальник, думаете, просто так на операцию решился? А слухи среди разных специалистов? Просто у меня были напряженные деньки, и я мало интересовалась, о чем говорили коллеги…

— Ваш коллега, профессор Шудерино, в течение своей долгой карьеры уже участвовал в различных миссиях, поэтому подстраховался. А насчет слухов — слышу звон, да не знаю, где он. Кажется, это ваша земная поговорка?

— Думаю, мне стоит подкрепиться основательно: еще неизвестно, что будет дальше. — С грустной улыбкой я пошла к автомату за едой.

— Не переживайте, госпожа Кобург, на Ватерлоо вас ждет целая команда. О вас обязательно позаботятся, — попытался успокоить — чего он явно не умел делать — капитан.

Ну, может, его команда и успокаивает, но лично я после перечисления им «монстров» перед высадкой на Ватерлоо беспокоилась даже больше, чем до начала путешествия. Лишь извечный любознательный исследователь во мне с энтузиазмом ожидал раскрытия секрета предстоящей миссии и жаждал участвовать в ней. Ведь по сути это мои первые полевые работы, точнее — военно-полевые.

* * *

Космопорт Ватерлоо обволок нас привычной по Тру-на-Гешу духотищей. Дальше, спустившись по трапу, я попала в жаркие объятия ветра, обласкавшего запахом гари от дюз корабля и чем-то, плавящимся от жары и испускающим при этом мерзкую вонь. Вдобавок ветер щедро швырнул пыли в лицо. Хорошо очки спасли глаза от песка, поземкой путавшегося в ногах или маленькими вихревыми потоками устремлявшегося вверх.

Перед выходом с корабля я надела строгое, по меркам трунов, платье кораллового цвета: двухъярусная расклешенная юбка до колен, приталенный с помощью черного широкого пояса верх с вырезом, края которого элегантно топорщатся, приоткрывая вид на полную грудь. Безусловно, вырез глубокий, но благодаря волнистому краю смотрится чуть-чуть игриво, не более. И завершили мой наряд красивые босоножки на высокой платформе. Ножка в этом чуде дизайнерской мысли очень изящно смотрится, а красные ремешки, украшенные стразами, обвивают голень почти до колен. Пришлось обуть их, потому что на плоской подошве удобнее ходить по неровной поверхности.

Волосы я не стала собирать в хвост — привычно убрала с висков заколками-бабочками. И теперь ниже рукавов, у локтей, прядки щекочут кожу. Признаться, сейчас я похожу на мультяшную феечку — образ, который в последнее время снова популярен. Только крылышек не хватает, а так — слишком блестящая, слишком нарядная и совершенно не вписывающаяся в предложенные декорации. Очень жаль, но у меня не было времени приобрести иную, более практичную и подходящую одежду, а ее на Тру-на-Геше еще поискать надо. С лупой!

Обслуживающий персонал космопорта встретил нас с Оалой недоуменными взглядами. Вернее, меня, и придраться к ним по справедливости не за что. Еще бы: строгий мрачный капитан ОБОУЗ рядом с семенящей «сверкающей» феечкой, за которой в полуметре над землей парит черное прямоугольное нечто, состоящее из различных ячеек и «несущее» на себе ярко-синие чемоданы в красных бабочках и зеленых стрекозах. Сюр — да и только!

Моих верных нанатов капитан тоже сначала пытался пощупать и разобрать, а сейчас к ним уже привык. Мы загрузились в аэробот и направились к начальнику базы. На Ватерлоо до сих пор заправляет землянин, в данный момент — генерал Зыков.

Темное, как мне показалось, невзрачное трехэтажное здание было видно издалека. Оно быстро приближалось, вызывая у меня иррациональный страх и еще более странное возбуждение и предвкушение. Новые открытия, исследования, полевые работы — все это будоражит кровь и воображение.

Бот замер на площадке, засыпанной желтым песком, от которой к зданию вела аллея из корявых пожухлых деревцев. Они, бедненькие, изо всех силенок пытались выжить в здешнем сухом жарком климате, но, судя по жалкому виду, борьбу за жизнь в царстве раскаленного песка проиграют. У меня самой песок попал в босоножки и забился между пальцами, добавляя неприятных ощущений от Ватерлоо.

У входа нас встретил караульный и с неменьшим любопытством, хоть и тщательно скрываемым, таращился на меня и паривший рядом багаж. Оценив его габариты, я поняла, что в двери такая конфигурация нанатов не пройдет. Сжав сережку с фальшивыми гранатами, активировала модуль управления и приказала нанатону перестроиться. Черная блестящая масса, не приземляясь, завибрировала и, словно мазутная клякса, бесшумно стремительно перетекла, уплощаясь и вытягиваясь, распределяя багаж как на ленте транспортера.

Проходившие по дорожке мимо военные притормозили, с удивлением наблюдая за происходящим. А я мысленно усмехнулась: мои продвинутые коллеги, увидев прототип нанатона при оформлении патента, тоже замирали с открытыми ртами и широко распахнутыми глазами. Тогда многие выказали недоумение: зачем использовать фактически оружие в качестве носильщика багажа или «гравитумбы»? Они еще не знали всех возможностей и функций нанатона…

Внутри здания царила прямо-таки волшебная прохлада. А вездесущий песок даже сюда забрался, едва слышно шурша под нашими ногами. Согласно карте-схеме, по которой я мазнула глазом в холле, внизу расположены служебные кабинеты, а на двух верхних этажах — жилые помещения командного состава базы.

В приемной адъютанта не оказалось, а «древнего» образца распашная дверь одного из двух кабинетов была приоткрыта, что позволяло отлично слышать мужские голоса. Разговаривали двое: один — мощным басом, второй — мягким вкрадчивым баритоном. И у обоих в голосе явственно звучало недовольство.

— И долго мне здесь этого ботаника ждать? Они уже час назад приземлились, — вопрошал баритон. — Вся группа в сборе, а мы жаримся на этой выжженной планете…

— Торопишься на тот свет, Х’элир? — осведомился бас.

— Зыков, а ты оптимист, я погляжу… — Так-так, значит, басит тот самый главный на Ватерлоо генерал.

— Да ладно, сколько мы друг друга знаем? Чего скрывать, шансы, что вы вернетесь, — пятьдесят на пятьдесят.

— Чтоб у тебя язык отвалился, предсказатель недоделанный. — Вкрадчивые нотки в мягком голосе исчезли, впрочем, как и сама мягкость, превратившаяся в сталь.

— Хорошо, ради тебя, мой друг, заделаюсь в конченые оптимисты! — добродушно рассмеялся бас.

— Кончай болтать, лучше свяжись с курьером, узнай, где там нашего ботаника носит. Неужели тоже решил под умирающего закосить, увидев здешний убогий пейзаж?

— Заметь, я, как оптимист, хочу тебя порадовать, — с ярко выраженным предвкушением в голосе продолжил бас, — твой ботаник — женщина!

— Ты шутишь? — разозлился баритон. — Профессор Кобург, насколько я понимаю в ваших земных фамилиях, — мужчина, и…

— Увы, дружище, в данном случае это женщина. И везут ее… с Тру-на-Геша!

Снова громоподобный смех, а у меня в груди все сжалось от злости. Оала дернулся к двери, чтобы обозначить наше присутствие, а я непроизвольно уперлась ему в грудь, желая дослушать.

— Твое начальство повредилось умом? — Баритон рыкнул и дальше вовсе обозлился. — У меня на борту полсотни голодных до секса мужиков. Мы полгода в рейсе, таскались по окраинам Галактики. А вы бабу мне в команду решили подложит!?? Из-за этой… вертихвостки с Тру-на-Геша у меня могут возникнуть нешуточные проблемы. Да ее порвут там на радостях…

Я чуть не упала в руки своего курьера. Ноги ослабли, горло пересохло, захотелось срочно вернуться в родную лабораторию. Какие полевые работы, приключения? К черту все! Хочу домой, где безопасно.

— Она не коренная труна, а землянка, так что, может, не все потеряно, — усмехнулся бас.

— Ты сам-то веришь? На Тру-на-Геше нормальные не выживают! Сумасшествие заразно!

— Х’элир, я понимаю. Был бы выбор — кандидатуру переиграли бы. Но ты сам в курсе происходящего. Время поджимает, а если ситуация выйдет из-под контроля, пострадают все. Только поэтому именно тебя, несмотря на долгий рейс, назначили сопровождать миссию. И если придется, ты будешь лично следить за этой бабой, чтобы она вернулась целой и по возможности невредимой. Даже если…

Тут Оала не выдержал, кашлянул пару раз и, убрав мою руку, вынудил пройти в кабинет. Вытянувшись в струнку, он отрапортовал:

— Капитан Оала из ОБОУЗ прибыл, профессор Кобург доставлена.

С минуту, наверное, в кабинете царило молчание. Собеседники рассматривали меня, а я не менее заинтересованно — их.

Прямоугольная просторная комната со стеллажами вдоль стен. У окна стоит стол, за которым разместился крупный широколицый брюнет в знакомой «летней», песочного цвета форме с короткими рукавами и эмблемой Вооруженных сил Земли на плече. В уголках карих глаз собрались глубокие морщины, хотя землянину лет сорок, не больше. По сильно загорелому обветренному лицу «бегут» циферки и значки — проекция с большого экрана кибера. Видимо, мужчина составлял какую-то отчетность, когда «дружище» его прервал.

В более темном углу стоял второй мужчина. Свет бил мне в глаза (очки конечно же сняла), поэтому я не могла рассмотреть его детально, отметила лишь высокую подтянутую фигуру в черной форме космического десанта и, на контрасте, почти белоснежную короткую шевелюру. А еще заметила его остроконечные уши…

В груди екнуло — передо мной х’шанец.

— Здравс-ствуйте, — слегка запнувшись, приветствовал меня басом мужчина, продолжавший сидеть за столом. Потом неуверенно переспросил: — Вы профессор Кобург?

— Да, — хрипло от страха, едва не срываясь с места от желания сбежать, подтвердила я, придвигаясь поближе к Оалу.

Но мой сопровождающий выдвинулся вперед и, положив на стол небольшой пакет, наверняка с носителем информации, позволил себе едва заметную ехидцу в голосе:

— Можете не сомневаться, генерал, это она. Здесь вся необходимая информация по профессору.

— Благодарю, вы свободны, — поджав губы, Зыков отпустил «курьера».

А у меня сердце прыгнуло к горлу:

— Нет-нет, я против. Капитан Оала, задержитесь. Я возвращаюсь с вами…

— Это невозможно… профессор. — У Зыкова, по всей видимости, мой внешний вид и научное звание пока плохо совмещались.

— Свяжите меня со своим начальством. — Вместо твердого решительного требования получился жалкий писк. — Я категорически отказываюсь участвовать в какой бы то ни было миссии.

Х’шанец молчал и словно прятался в тени, но взглядом прожигал меня, будто физически ощупывал.

Зыков с мрачным видом, отчего рубленые черты его лица стали еще более резкими и суровыми, провел необходимые манипуляции на экране кибера, активируя связь.

— В чем дело, генерал? Экспедиция отправлена? — раздался недовольный мужской голос абонента.

— Доброго дня, адмирал. Возникла проблема. — Затем Зыков повернул экран ко мне, чтобы я видела собеседника. А может, чтобы меня видели. И доложил: — Профессор Кобург отказывается лететь и вообще участвовать в миссии.

Я узнала человека с экрана. Им оказался адмирал Свиридов — один из высших армейских чинов Земли. Год назад мы встречались с ним на Всемирной выставке вооружений, проходившей на Ашране. Его ведомство приобрело одну из моих разработок. Тогда мы даже пару минут любезно побеседовали, и меня недвусмысленно приглашали сотрудничать с военными. С трудом отбилась.

Сейчас же Свиридов выглядит предельно собранным и суровым. Смотрит на меня таким холодным взглядом, что замерзнуть можно.

— Здравствуйте, госпожа Кобург…

— Лучше профессор Кобург, адмирал. И вам не хворать. — Я задрала повыше подбородок и тоже пыталась сверлить его непримиримым взглядом, хоть в душе робела.

— Профессор, не могли бы вы озвучить причины вашего отказа? — Мужчина с экрана слегка наклонил голову к плечу, отчего на густой седине заиграли блики.

— Во-первых, у меня исследования, которые пришлось прервать на конечном этапе. Больше скажу, меня практически украли из лаборатории…

— Уверен, вы завершите исследования в самом ближайшем будущем, — невежливо оборвали меня.

— Уверены? Правда? А вот ваши подчиненные считают, что успех миссии — пятьдесят на пятьдесят, и не только ее выполнения, но и жизнеспособности участников.

Свиридов, если бы мог повернуть голову и экран, наверное, испепелил бы взглядом Зыкова. А вот генерал посмотрел на меня говорящим взглядом, обещающим мне неприятности. В скором времени и очень большие.

— Очистить кабинет. — Адмирал смотрел прямо на капитана Оалу, и тот не замедлил отдать честь и быстро удалиться; я же почувствовала себя беззащитной овечкой в стае волков и невольно позавидовала ему. Далее адмирал продолжил говорить чуть медленнее, подбирая слова: — Не скрою, миссия опасная. Погибли уже два звездолета с командами. Существует высокая угроза заражения не только экипажей других кораблей, но и планет. А с чем мы столкнулись, так и не выяснили.

Я похолодела.

— Почему именно меня… пригласили? Мое имя еще не настолько известно в научных кругах, есть более компетентные и опытные специалисты, и…

— Вы недооцениваете свой авторитет в научных кругах. И заслуги тоже… Но если вы настаиваете, то трое специалистов, приглашенных до вас, по разным причинам не смогли участвовать в экспедиции.

— Можно узнать, по каким? Тоже на операцию лечь поспешили? — отчаянно ерничала я.

Свиридов усмехнулся:

— Удивительно, но чем старше человек, тем больше хочет жить. Риск и любовь к приключениям — удел молодых…

— Поверьте, ко мне это никоим образом не относится, — поторопилась я заверить собеседника. — Предпочитаю комфорт и безопасность. Пригласите доктора Ридези, он помешан на разгадывании загадок.

— Он погиб неделю назад. На Аорше эпидемия, он заразился и…

— Как жаль! — ахнула я. Но тут же назвала следующее имя: — Тогда профессора Мучникову. До Земли не столь долгий перелет. Одинокая, не старая, энтузиаст полевых исследований.

— Вы удивитесь, но эта дамочка очень не вовремя оказалась беременной и замужней. А в нашей ситуации беременность категорически исключается.

— А Карте-Ашеру? Отличный специалист и владеет сразу тремя профессиями, и молод… почти…

— Совершенно не занимался своим здоровьем. Он, кстати, согласился первым, но в космопорту его свалил инфаркт.

— Вас послушать — так кругом одни инвалиды, — буркнула я.

— Ну почему же, у вас вполне рабочий и цветущий вид. И главное — вы уже на базе, — с необидной усмешкой заметил Свиридов.

— Простите, но я вынуждена отказаться. Лететь в мужской компании, как недавно переживал… господин Х’элир, не собираюсь, чтобы не разлагать чисто мужской коллектив. И не создавать никому проблем своим присутствием на корабле. И наживать собственных тоже. Я не «полевик», за всю учебу мне не раз удавалось от…

— Вопрос решен, профессор Кобург. Ваша кандидатура одобрена, и экспедиция должна быть отправлена не позже чем через час. Зыков, это приказ!

— Даже если вы сейчас засунете меня в корабль, мой отец поднимет межгалактический скандал. Он дипломат, и…

— Ваш отец уже двенадцать лет ректор Академии межрасовых отношений на Земле. Неужели вы посчитали, что наше досье на человека вашей профессии и гражданства будет неполным? И даже с его связями вы полетите туда, куда вам укажут!

— Мой брат возглавляет элитную группу «Крановых беретов», и он…

— Он военный и подчиняется приказам. Поэтому скорее будет вынужден присоединиться к вам, чтобы попытаться защитить. Вы еще не в курсе, но в относительной безопасности на корабле будут только х’шанцы. Из них набрана группа сопровождения. Вы готовы рисковать жизнью брата?

Я всхлипнула, почти признавая поражение:

— Мой жених поднимет на уши все СМИ, и тогда…

— Ваш жених? — Удивление адмирала было почти неподдельным. Эх, жестокий человек.

— Да, мой жених. Он занимает очень, очень высокий, можно сказать, самый высокий пост в правительстве, и…

— Не президент, случайно? Нет? — Пока я хватала ртом воздух, адмирал жестко продолжил: — Согласно отчету трехдневной давности, вы живете абсолютным затворником. Женихов — впрочем, как и любовников — не имеете.

— А я не привыкла свою личную жизнь на публику выносить, — окрысилась я.

— Согласно вашему последнему полному и, главное, обязательному медицинскому обследованию, которое проводилось две недели назад, вы, в свои двадцать семь лет по земному летоисчислению, являетесь девственницей. В отсутствии у вас любовников, женихов и прочих… товарищей мы уже убедились.

— Вы… вы, да вы… — У меня дар речи пропал. Все мое «нижнее белье» наружу вывалил. И к тому же публично.

— Я, профессор. Именно я сейчас отвечаю за то, чтобы неизвестная зараза не вырвалась за призрачный кордон из наших кораблей. Две группы специалистов погибли, а мы на том же месте топчемся. И сейчас я вынужден рыскать в поисках профессионала, который не загнется еще в дороге от инфаркта, не родит, не сбежит или не наложит на себя руки, а также обязан координировать всю работу и вдобавок торговаться с вами, госпожа Кобург. Я был о вас лучшего мнения.

Я неосознанно втянула голову в плечи после разноса, словно ученица перед педагогом:

— Простите, адмирал. Просто я комнатный практик и не привыкла к таким экстренным вызовам и…

— Вот и отлично, профессор. Вот и замечательно. Мы для вас лабораторию организуем. Все предоставим: и приборы, и материалы. Вам надо лишь помочь разобраться, что за напасть на нас прет из глубин космоса. И о вашей безопасности позаботятся. Домой вернетесь как новенькая…

Я открыла рот возразить, не проникнувшись неожиданной сменой кнута на пряник, а адмирал тем временем рыкнул:

— Х’шет Х’элир, я чувствую, что вы точно там…

— Приветствую, адмирал, — отозвался х’шанец и встал у меня за спиной, — ты же в курсе: я вернул законное имя.

— Прости, по привычке, — по всей вероятности, эти двое хорошо знакомы, во всяком случае, разговаривают запросто. — Сам кашу заварил, сам и расхлебывай, — продолжил рычать адмирал.

— Не совсем понимаю, о чем речь, адмирал Свиридов. — По голосу чувствовалось: х’шанец напрягся, словно перед прыжком.

— Больше делом занимайтесь там с Зыковым. И меньше трепите языком. За безопасность профессора Кобург отвечаешь лично. Вернуть на базу целую и нетронутую! Понял? Все, у меня другой вызов.

— Адмирал, вы… — Наш обоюдный с х’шанцем рык не услышал бы только глухой.

А Зыков сидел себе в кресле расслабленно и посмеивался. Гад!

Я повернулась к х’шету Х’элиру лицом и замерла.

Высокий, широкоплечий, но не массивный, а стройный, поджарый мужчина в черной форме космического десанта. Черный цвет, принятый во всех мирах Галактического Союза для этого рода войск, контрастирует с бледной кожей его лица и яркими, неземными зелеными глазами. Впрочем, космические десантники субтильностью не отличаются, а вот стрижка у х’шанца необычная — классически строгая, «деловая», тогда как военные, и мой брат в том числе, предпочитают стричься слишком коротко.

Мой «персональный телохранитель», назначенный лично адмиралом, поджав полные чувственные губы и слегка нахмурив серые густые брови, разглядывал меня. А мне до зуда в пальцах захотелось убрать шелковистую белую прядку, упавшую на его высокий лоб… и разгладить складку между бровей…

В груди что-то дрогнуло, разливаясь теплом по венам. Наверное, потому что меня с детства привлекали блондины. Странное чувство, будто я знаю его. Но с событий на Х’аре прошло пятнадцать лет, а Лейс за мной так и не вернулся. Глупые, наивные, детские мечты, разбившиеся о реальность… Слишком долго я ждала своего эльфа, невольно отыскивая его черты в лицах встречавшихся потом х’шанцев. Вот и этот военный, хоть и кажется знакомым, скорее всего, очередной призрак из прошлого, которое не отпускает.

Хеш’аров я не забуду никогда, а мужчина напротив, пытающийся во мне дырку прожечь, — Х’элир. И я знаю точно: ни один х’шанец не откажется от фамилии отца. Усилием воли оторвала взгляд от его лица и попыталась взять эмоции под контроль, но противная дрожь не отпускала. Я кашлянула, прочищая горло, почувствовала, как потеплели щеки; как же неловко — мое смущение стало явным.

— Я… вы… мы…

— Вы правы, — вкрадчивым мягким баритоном, почему-то не соответствовавшим выражению его лица, согласился х’шет Х’элир, — и вы, и я, и все мы обязаны подчиняться приказам. Особенно в данных обстоятельствах. От нас зависят жизни, многие жизни.

В зеленые глаза смотреть духу не хватило, но и свои опустить — показать слабость. Еще чего — скушает непременно. Я незаметно прикусила себе с внутренней стороны щеку, собралась и ответила в тон ему:

— Разумеется, х’шет. Но если уж меня поставили в безвыходное положение, то запомните: в мою работу вы не вмешиваетесь. Безопасность — это одно, исследования — другое. Мне плевать на ваш мужской шовинизм. Вам понятно?

— Да, профессор. — Напряженная линия губ х’шанца расслабилась в едва заметной улыбке. Какие же у него чувственные губы…

И куда же меня понесло? Я слегка растерялась: раньше гормоны подобного не устраивали, почти не беспокоили, и благодаря работе забывала, что уже давно не ребенок. Хмуро посмотрела на Х’элира. Он тут недавно о трунах-вертихвостках высказывался, а сейчас сам меня смущает. Серые брови х’шанца полезли на лоб.

— Профессор Кобург, давайте завершим дискуссию и наконец отправим миссию сегодня, — вмешался Зыков.

— Замечательная мысль! — согласилась я с землянином. — Мне нужен список оборудования на корабле, и главное — сообщите наконец цель миссии, чтобы я имела представление о том, что мне понадобится в пути для исследований.

— Корабль — «Орион» — отозван у одноименной трансгалактической компании, которая уже давно ведет разведку на малоисследованных планетах. Борт укомплектован по последнему слову науки и техники. Там есть все, что вам будет нужно.

— Вряд ли «Орион» добровольно расстался со своим суперукомплектованным исследовательским кораблем…

— Добровольно или нет — нас не касается, зафрахтовали и застраховали, — спокойно заметил Зыков. — Поэтому вопрос с оборудованием решен. Осталась исключительно ваша экипировка.

Мой наряд подвергся очередному осмотру и, судя по поджавшимся уголкам рта у генерала, его он, скажем, не впечатлил в качестве рабочей одежды.

— Мне не дали ни времени на сборы, ни информации, к чему готовиться. — Еще выше задрала я подбородок.

— Вас никто не обвиняет. Простите, профессор.

— Зыков, время, — оборвал обмен любезностями Х'элир. — Я на связи. Пусть Ли-Ру размерчик скорректирует, пока мы идем. — Затем обратился ко мне: — Пойдемте. На складе уже ждут.

Х’шет, не оглянувшись, — видимо, за годы службы привык, что его приказам подчиняются беспрекословно, — направился к двери. Но стоило ему выйти в приемную, глухо выругался и обернулся ко мне:

— Это ваше?

Зыков встал и с несвойственной его должности и званию стремительностью пронесся мимо меня… дабы узреть нанатон.

— Да, это мое.

— И что это такое? — Зыков удивленно уставился на черную кляксу с цветными чемоданами, парящими посреди приемной.

Адъютант, кстати, уже присутствующий, поднялся из-за стола и подозрительно покосился на меня. Наверняка уже во всех подробностях рассмотрел и капитана Оалу расспросил, а то бы тревогу поднял.

— Если коротко — автоморф. Если научным языком — группа нанатов, симбионт из живой клеточной структуры и нанороботов. Имеет зачаточный разум на уровне синаптических связей. Представляет собой единый слаженный организм, обладающий множеством полезных функций…

— И главная из них — носить чемоданы? — спросил Зыков, с неодобрением разглядывая, надо полагать, бабочек и стрекоз на моем багаже. — Думаю, что такое количество бара… вещей вам в экспедиции не потребуется.

— За себя я буду думать сама, — категорично заявила и злобно посмотрела на покусившегося на мое «барахло» мужчину.

Генерал развел руками.

— Пойдемте. — Губы х’шанца дрогнули в улыбке, а вот его задумчивый изучающий взгляд насторожил: чем я его развеселила?

— Они что — без управления за вами… летят? — не выдержал адъютант, провожая взглядом нанатон, последовавший за мной.

— Я для них мамочка, ведь в их структуре моя ДНК.

В душе я посмеялась над этими вояками, но продолжила идти за своим провожатым с каменным лицом.

* * *

Автоматика сработала бесшумно, и я вновь оказалась под палящим зноем в царстве желтого песка. Х’элир двинулся к парковке, где нас ждал другой аэробот, а мне стало грустно: Оала даже не подождал, чтобы попрощаться. Эх, военные…

Дверь в боте располагалась выше, чем я привыкла. На секунду замялась, придумывая, как бы мне изловчиться и забраться туда, чтобы не выглядеть смешно, а в следующую — уже была внутри. Сильные руки х’шанца плавно соскользнули с моей талии.

— Благодарю вас.

— Не за что, — глухо ответил Х’элир. Легко запрыгнул внутрь и, поджав губы, наблюдал за моими питомцами, менявшими форму на куб, чтобы разместить нанатон в тесном пространстве.

Минуты три в полете я старательно смотрела куда угодно, лишь бы не на сидящего напротив х’шета. А вот его взгляд чувствовала везде: на лице, на груди, на ногах… Поэтому, стоило боту опуститься около длинного одноэтажного здания, сорвалась с места и самостоятельно спрыгнула на песок. За спиной насмешливо хмыкнули. Еще один гад!

На почти типичном складе — «приемная» со столом, стареньким потертым креслом и кибером отгорожена решеткой от зоны хранения — нас встретил пожилой рафан с зеленоватой кожей, бугрившейся темными наростами, словно бородавками. О-о-о, сколько же ему лет? Единственный глаз, полускрытый нависшим веком, слегка слезился. Но в то же время вполне крепким и подвижным тыловиком был этот циклоп, каким-то чудом прижившийся в местном пекле.

— Мой мальчик, неужели ты решил покончить со своей одинокой холостяцкой жизнью и завел себе жену? — прогундел он, обращаясь к х’шанцу, едва мы поздоровались друг с другом.

— Заводят питомцев и болезни, а женой обзаводятся, — буркнула я. Сегодня, как нарочно, каждый житель Ватерлоо решил меня задеть.

— Боюсь, Ли-Ру, ты не доживешь до этого фантастического события, — с улыбкой произнес Х’элир. — У нас мало времени, ты все подготовил?

С помощью тельфера к рафану подкатился нужный стеллаж, и он, окинув меня оценивающим взглядом, начал споро открывать высокие ящики, но первым делом вручил мне черный сверток:

— Вот, детка. Иди примерь. Это для «наружных» работ. И в космос, если что, и по полям, да хоть на танцы бегать сможешь. Костюмчик легонький, под стать такой малышке. Здесь автономная система утилизации, автообогрев, встроенный кибер связи и аптечка. Все как заказали.

Я взяла черный «костюмчик» из незнакомого мне материала, сконструированный приблизительно так же, как наши специальные лабораторные, в которых в опасных условиях работают. А этот, по словам завскладом, универсальный. Прошла в «примерочную» и, быстро разобравшись, что к чему, надела. Жаль, зеркала нет, но в конце концов это же не наряд для большого приема. К горловине должен был крепиться шлем, но мне его не дали. Ботинки в руках у рафана казались большущими, массивными, но на поверку — я даже попрыгала — оказались легкими и удобными.

Я вышла и вопросительно посмотрела на Х’элира. Он с совершенно серьезным видом подошел, тщательно осмотрел и проверил скафандр, по всей видимости, сверху донизу; ботинки обследовал, присев на корточки у моих ног и заставив покраснеть.

— Отлично, — похвалил он, обращаясь к Ли-Ру. — У тебя по-прежнему глаз точный.

— Рад стараться, — гордо ответил довольный тыловик, складывая в большой бокс пакеты и свертки с чем-то еще. Наверное, с обещанной генералом экипировкой.

Пока я снимала «выходной костюм», х’шет с тыловиком закончили сборы и попрощались.

В бот х’шанец грузил нас по очереди: сперва бокс, затем меня. Молча и с каменным лицом. Минуты через две тягостного молчания я не выдержала и спросила:

— Ар Х’элир, никак не могу отделаться от мысли: ваше лицо кажется мне знакомым. Мы с вами нигде не встречались ранее?

И только потому что я, когда обращалась, смотрела на него, увидела тень сомнения, неуверенности, перед тем как услышала безучастный ответ:

— Среди моих знакомых никого с фамилией Кобург не было.

Мы не смогли продолжить. Бот влетел в огромный ангар и остановился. Х’элир вытащил мою экипировку и вышел первым, пока я возилась с нанатоном, перестраивая его, и безмолвно протянул руки — буквально вынудил пристальным взглядом согласиться на его помощь. Сильные, широкие мужские ладони на моей талии словно обожгли.

— Спасибо, — выдавила я, почувствовав поверхность под ногами и убирая руки с его плеч.

Я отвернулась от х’шета и увидела небольшой шаттл с широким пандусом, перед которым выстроилось десятка два здоровенных х’шанцев в черной форме космического десанта. Должно быть, та самая группа сопровождения для «вертихвостки с Тру-на-Геша».

— А где ботаник? — слегка растерянно спросил ближайший к нам десантник.

Вид у этих, как недавно обрисовал ситуацию Х’элир, «голодных до секса мужиков», которые «порвут на радостях», и вправду устрашающий. Я шагнула назад, к «своему» х’шанцу и взяла его за руку, будто много раз так делала, только давным-давно, а сейчас вспомнила вдруг…

— Ого… — насмешливо, многозначительно выдохнули десантники на х’шане, отметив мой жест, и выжидающе посмотрели на своего командира.

— Профессор Кобург… тот самый биоинженер, которого мы заждались.

— А-а-а… — опять дружно выдохнула группа сопровождения, чисто по-мужски предвкушающе.

— Свиридов лично гарантировал ей безопасность и защиту, — ледяным тоном объявил х’шет своим подчиненным. — И гарантом слова поставил меня.

Теперь десантники молча разглядывали меня как важный охраняемый объект, смущая еще больше. Пожалуй, хватит, пора заканчивать с «официозом». Я отстранилась от личного защитника, выпустила его руку и, сделав едва заметный книксен, поприветствовала:

— Здравствуйте, ары. Меня зовут…

Продолжить я не успела, потому что услышала тихое, непроизвольно вырвавшееся у Х’элира:

— Принцесса!

Я медленно обернулась, еще не веря собственным ушам, не веря доводам разума, буквально вопившего, что передо мной мужчина, которого слишком долго ждала. Подняв глаза, я спросила:

— Скажите, ваше имя… Лейс? — Голос сел от волнения.

Кажется, в ярких зеленых глазах промелькнуло недоумение… узнавание…

— Да. Я х’шет Лейс Хеш’ар. Х’элир я по материнской линии.

У меня внутри словно тугая пружина сжалась, я сглотнула комок в горле и просипела:

— Значит, ты все-таки стал генералом, как я и говорила.

— Даша? — неожиданно ровным голосом спросил он.

— Да, я Дарья… Шалая.

Лейс с полминуты смотрел на меня, почти не мигая. А потом словно очнулся, тряхнул головой и гаркнул в сторону:

— Всем подняться на борт! — Затем ровным тоном обратился ко мне: — Пойдем. Времени нет. Нас все ждут.

* * *

Пока летели на орбиту, десантники и их командир, занявший соседнее кресло, нет-нет да посматривали на меня, любопытствовали. Но в полутемном шаттле внимание неизменно сдержанных х’шанцев не раздражало. Это они в темноте видят, а мне в таком освещении проще было смотреть «сквозь» пассажиров. На языке крутилась сотня вопросов, а задать их — не место и не время. И больше всего хотелось спросить Лейса: «Почему обманул, не вернулся? Мог бы просто написать, ведь найти моего отца в инфосети — не проблема». Его молчание слишком долго мучило меня, и хоть обида со временем прошла, но горечь чувствуется до сих пор.

Бесцельно рассматривая пол, я невольно уставилась на черный ботинок Лейса, потом взглядом прошлась вверх, оценив его крепкие мускулистые ноги, плотно обтянутые штанами. Только край кармана на бедре завернулся… Я даже рукой дернула — хотела поправить, но вовремя опомнилась. И медленно, как ни в чем не бывало отвернулась, надеясь, что никто не заметил ни моего жеста, ни то, как я разглядывала х’шета.

Корпус шаттла завибрировал, затем вздрогнул. Через минуту десантники встали и, подхватив рюкзаки, двинулись в открывшийся проем. В большом, ярко освещенном грузовом отсеке флагмана компании «Орион», поразившего меня размерами, находилось еще несколько военных.

— Сколько на борту членов экипажа? — обратилась я к Лейсу.

— Вместе с тобой — пять специалистов. И стандартная команда пограничного корабля — тридцать два бойца. Кроме спецов, все х’шанцы. Мои ребята. Итого тридцать семь душ.

— Ясно, спасибо.

— Послушай, принц… Даша, я хочу извиниться за наш разговор с Зыковым. Не бойся моих ребят. Я за каждого ручаюсь головой, тебя никто не тронет.

Я подняла взгляд на Лейса, останавливаясь. Слишком мучил вопрос:

— Почему ты не сдержал обещание? — И пускай все вокруг катятся куда хотят!

— Я? — Серебристые брови х’шета взлетели вверх, а в зеленых глазах отразилось удивление. Он нахмурился и, криво ухмыльнувшись, добавил: — Хотя я понимаю их…

— Ты о чем? — пришла моя очередь удивляться.

— Здравствуйте, Хеш’ар. Мы вас заждались, — раздался сочный веселый баритон.

Обладателем приятного голоса оказался спешивший к нам крепкий невысокий землянин — загорелый шатен с трехдневной щетиной, придававшей ему брутального шарма. Лицо квадратное, с твердым подбородком и милой ямочкой. Коричневый твидовый пиджак нараспашку, а под ним — бежевая рубашка-поло, облегающая мускулистую широкую грудь.

Карие глаза незнакомца, за секунду осмотревшего меня с головы до ног, довольно блеснули. Не дожидаясь, пока меня представит х’шет, он протянул широкую ладонь и белозубо, заразительно улыбнулся:

— Илья Башаров, патоморфолог.

Я невольно улыбнулась в ответ и пожала ему руку:

— Дарья Сергеевна Кобург, биотехнолог.

Не выпустив мою ладонь, Башаров приблизился на шаг, став слишком близко, и негромко присвистнул:

— Я читал некоторые ваши научные статьи. И видел на Ашранской выставке работы. Блестяще!

— Спасибо, — смутилась я, не ожидая настолько искреннего и откровенного восхищения. — Я ваши статьи, профессор, тоже читала. Вас прочат в кандидаты на Нобелевскую премию за исследования в области…

— Извините, господа, давайте пройдем на жилую палубу, — предложил Хеш’ар, кладя руку мне на плечо и чуть подталкивая, словно уводя от собеседника. — Через час общее совещание, где у вас будет возможность многое обсудить в тесном кругу.

— Мы не против, все уже сгорают от интереса, — чему-то усмехнулся Башаров, пристально посмотрев на х’шета. Но тут его внимание привлек нанатон у меня за спиной. — Дарья Сергеевна, это ваше?

Не успела я признаться, профессор подошел к моей верной тени и провел пальцами по блестящей, полированной, слегка бугристой поверхности нанатона.

— Потрясающе! Я читал, что этого монстра вы на основе червей с Граппы изобрели. Нанаты — да?

— Вы правы, профессор, — улыбнулась я, польщенная отзывом. — Скажу по секрету: на базе этого прототипа я разработала более совершенный, из нанитов. Они на несколько степеней меньше нанатов и соответственно более универсальны и функциональны. Практически бесцветны в группе и могут быть прозрачными, если регулировать плотность.

— Увидеть бы их в действии… — горящими интересом глазами посмотрел на меня землянин.

Этот мужчина с каждой секундой мне нравился больше и больше.

— Господа, нам следует покинуть грузовой отсек и присоединиться к вашим коллегам, — услышав ровный, спокойный голос х’шета, призывающий профессуру к порядку, я виновато улыбнулась ему. Черты лица старого друга не дрогнули, но яркие зеленые глаза потеплели. — Дарья, а тебе еще в каюту…

— Вы знакомы с Дарьей Сергеевной? — Башаров опять перебил Хеш’ара и с веселым недоумением, быстро, оценивающе осмотрел нас, возможно, выискивая что-то, одному ему понятное.

— Да, господин Башаров, мы с профессором Кобург знакомы. С детства. — Хеш’ар, приподняв голову, свысока взглянул на землянина, наверняка испытав подспудное желание подавлять. Затем посмотрел на меня и спокойно, без каких-либо эмоций продолжил: — Необходимо до совещания разместить твой… нанатон…

— О, не переживайте, х’шет Хеш’ар. За время миссии вы привыкнете к научным терминам и будете легко ими пользоваться и так же легко изъясняться, — не услышать насмешки в замечании землянина мог бы только глухой.

Руководитель миссии промолчал; по его словно окаменевшему бледному лицу и так было понятно, что в других обстоятельствах он отправил бы этого умника в открытый космос.

— Лейс без особых проблем мог бы успешно окончить любое высшее академическое учебное заведение. У него математический склад ума. Но преемственность поколений — не пустой звук! — Я с вызовом посмотрела на соотечественника.

Неожиданно мой «подзащитный» негромко, от души рассмеялся:

— Принцесса, ты нисколько не изменилась.

— Поэтому ты меня не узнал с первого взгляда, — буркнула я и не смогла сдержать улыбку, а потом зачем-то добавила: — Наверное, я значительно выросла с момента нашей последней встречи.

Лейс плавно переместился таким образом, чтобы Башарову не было видно его лица, и посмотрел в область моей груди:

— Поверь, я заметил.

Фыркнув, я делано смиренно вздохнула:

— Мне каюту покажут?

Экскурсию по «Ориону» мы решили отложить. Мужчины шли довольно быстро, а я семенила за ними на каблуках, провожаемая любопытными взглядами встречавшихся военных. Устроиться в каюте мне тоже не дали, лишь позволили на пять минут уединиться, чтобы привести себя в порядок.

Дальше широкими светлыми коридорами мы втроем прошли в небольшой конференц-зал, квадратное помещение с овальным столом на одной половине и с четырьмя рядами кресел — на другой, где, видимо, еще имелся интерактивный широкоформатный экран.

Нас ожидали шестеро: трое х’шанцев в военной форме с нашивками медицинской службы; цитранец в белом костюме, с зачесанными назад золотистыми, подобными моим, волосами; чересчур полный, особенно снизу, среднего возраста шатен-ашранец и пожилой, седой землянин в потертом джинсовом костюме.

Увидев нас, они приветственно встали, и х’шет Хеш’ар объявил:

— Ары, господа, позвольте представить: профессор Дарья Сергеевна Кобург — биотехнолог, которого мы все ждали.

Несколько мгновений присутствующие пристально, не без удивления рассматривали меня, а я переводила взгляд с одного на другого. К собственному везению, узнала двоих и, почувствовав себя в привычной среде, пошла на опережение: широко улыбнувшись, обратилась к пожилому землянину:

— Доктор Кристиан Зельдман? Невероятно рада возможности поработать с вами в одной команде. Мне кажется, вы самый лучший инфекционист, которого знала Галактика. Я столько о вас слышала и еще больше читала! Именно благодаря вашей академической работе «О влиянии паразитарного симбиоза на иммуногенность носителя» смогла создать пару любопытных симбионтов.

— Кобург, Кобург, Коб… — Известнейший инфекционист забавно наморщил нос, видимо припоминая, где слышал мою фамилию. — О, я читал вашу работу по червям с Граппы. Занимательной вещицей оказалась…

Я довольно улыбнулась. Это была одна из моих курсовых, которую нашли очень интересной и опубликовали в одном из известнейших научных журналов.

— Позвольте представиться самому, — включился в процесс знакомства ашранец. — Доктор Кшеола Ом. Молекулярный генетик.

— Боже, вы тот самый Ом… создатель геномного бумеранга?! — восторженно воскликнула я, невольно прижимая руку к груди.

Ашранец явно смутился, голубоватые щеки потемнели.

— Сей Шитцини, — мягко улыбаясь, протянул мне руку долговязый, очень красивый цитранец. — Совмещаю сразу две специализации: иммунолог и бактериальный вирусолог.

— Потрясающе! — выдохнула я восхищенно. — Мастер Академии Цитрана здесь… и я тут. Я с детства зачитывалась вашими статьями. Да я… да вы… и вирусы. Это невероятно.

Состав команды с всемирной известностью просто ошеломляющий! Я обернулась к Лейсу и восторженно улыбнулась. Его глаза сияли, он едва заметно, снисходительно улыбался, словно наблюдал за ребенком.

— Мне наша Дарья Сергеевна свое признание уже выказала, с вами, господа, мы познакомиться успели. Давайте перейдем к главному — причине, по которой нас собрали здесь, — хорошо поставленным лекторским голосом предложил патоморфолог.

Я отметила, что его фонтанирующая энергетика не всем здесь по нраву. Ашранец раздраженно закатил глаза, словно у него пальму первенства отобрали, а цитранец слегка поморщился, будто его эмпатическая «антенна» помехи поймала.

— Профессор Башаров прав: все в сборе, пора приступать к основной части нашего совещания, — негромко, спокойно произнес Хеш’ар. Встал напротив кресел и жестом предложил нам присесть.

Мы быстро разместились.

— Итак, начну с краткой предыстории. Месяц назад был зафиксирован первый случай заражения: в космосе найден транспортник, перевозивший бывших заключенных с планеты Т-234. На борту обнаружены только трупы, а корабль был покрыт розовой пленкой. Нашедшие корабль и группа расследования катастрофы также погибли. Первые по непонятной причине не подали ни сигнала бедствия, ни сообщения о каких-либо болезнях. Следователи же успели передать информацию по данному случаю, а дальше произошла самоликвидация, инициированная бортовым компьютером.

— В каком смысле — инициированная самоликвидация? — опешил инфекционист. — А как же материал для исследований? Тела и…

— Профессор, я в курсе, что вы давно не покидаете пределы Солнечной системы. В результате расширения границ Галактического Союза мы постоянно встречаем новые формы жизни, поэтому Объединенное правительство приняло систему защиты наших цивилизаций. Ее разработали в известном вам ОБОУЗе. Теперь на всех кораблях установлена система распознавания угрозы заражения, согласно статистике принимающая решение о самоликвидации судна в случае смертельной угрозы человечеству.

— Статистика — не панацея. Она не учитывает слишком много переменных, — проворчал пожилой землянин, скрещивая руки на груди, тем самым выражая недовольство.

Хеш’ар продолжил, вновь привлекая наше внимание, особенно мое. Слишком уж монументально сейчас смотрится х’шет, сурово. Сказочный эльф из моего детства с белоснежными волосами, остроконечными ушами и бледной кожей. А уж сияющие глаза…

— Второй случай — похожий. Спустя всего две недели военный сторожевик с той самой планеты Т-234 найден на пути следования к месту сбора осужденных. В этот раз сигнал подать успели, сформировали специальную команду по изучению и зачистке. Погибли все, кроме одного. Тела уничтожила группа сопровождения из ОБОУЗа, чтобы не допустить попадания заразы на другие корабли и тем более — населенные планеты.

— Но зачем? Почему? — беспокойно зашумели ученые.

Я же, находясь под впечатлением от доклада, молчала. Внутри у меня похолодело: попала основательно. Как и присутствующие здесь.

Друг детства, бросив на меня короткий нечитаемый взгляд, продолжил:

— Сейчас вы увидите запись с последнего корабля. С начала и до конца. Прошу сначала просмотреть, а потом задать все интересующие вас вопросы, чтобы начать работу. — Лейс кивнул подчиненному и сел в первое же кресло.

Дальше начался фильм ужасов.

Один из х’шанцев активировал кибер, и после голосовой команды перед нами появился полупрозрачный энергетический экран, затем на секунду он стал черным, и началось полноценное видео.

Запись велась прямая, с камер, установленных на шлемах всех членов специальной команды, которая ждала открытия аварийного шлюза. На экране возникли пять окон: большое — в центре и четыре поменьше — по углам, в каждом шла трансляция с камер:

— Запись ведется с исследовательского корабля ОБОУЗ, идентификационный номер шесть-пять-шесть-три. Проводится первичное обследование корабля специального назначения по охране и этапированию заключенных к месту отбывания наказания. Место назначения и приписки: планета закрытого типа Т-234. Транспорт среднего класса найден на путях следования к месту сбора осужденных. Обследование ведет группа «Альфа-3» в составе пяти единиц. Руководитель группы — доктор Александр Шершнев, землянин. Члены группы: доктор Рау-Ли, рафанец, доктор Уали Шиуро, ашранец, в сопровождении специальных агентов ОБОУЗ Майлза Деруфо и Даниила Михальчика, землян.

— Док, открываем?

На экране рука в желтом защитном скафандре замерла на мгновение у кодового замка.

— Да, Деруфо, набирай.

Мощная серая шлюзовая дверь с шипением отъезжает в сторону, дальше — эвакуационный отсек, в котором работает аварийное освещение, мигая то красным, то оранжевым.

— Странно, почему аварийка включена? Ведь самоликвидацию принудительно деактивировали. Михальчик, свяжитесь и запросите состояние внутренних систем сторожевика.

Периодически специалисты оглядываются друг на друга, и нам видны их бледные лица в голубоватой подсветке шлемов и желтые бесформенные фигуры в защитных костюмах. Только зеленоватая кожа доктора Рау-Ли кажется более темной и какой-то серой, а единственный глаз — черным выпуклым обсидианом.

— Запрос принят. Ответ: проблемы в системе управления. Предположили неполадки в проводке, потому что программное обеспечение сбоев не выявило.

— Не нравится мне это.

Одна из камер делает панорамный обзор и останавливается на почти синюшном лице ашранца, совсем молодого.

— Что именно, Уали? Что тебя никто не встречает с радостной улыбкой и пинтой пива?

Теперь камера ашранца позволяет рассмотреть высокого землянина лет сорока. Черты лица у мужчины резкие, взгляд цепкий, умный.

— Командир, вы же знаете, я не любитель выпивки.

— А жаль, я как-то думал позвать тебя за компанию на футбольный матч. А там без пива никак… — Веселый голос мужчины меняется на заинтересованный, приглушенный. — Что за дрянь?

— Где? — Голос Михальчика.

Сразу пять камер смотрят на переборки, где под мощным освещением проступают едва заметные розовые пятна.

— Только у меня ощущение, что на отпечаток руки похоже? — нервно спросил ашранец. — И это не кровь, и не краска, и не…

— Возьми образец, Уали.

Минутная задержка на сбор образцов — и группа продолжает движение. Слышно ровное дыхание каждого участника.

Очередной коридор резко заканчивается, камера демонстрирует грузовой отсек. Резкий шумный вдох, затем восклицание:

— Вижу первый объект. Михальчик, что у вас?

— На тепловизоре по-прежнему нет движения. Живых не обнаружено.

— Здесь пятен больше, видите? — глухо выдыхает Уали. — Не вздумайте ни к чему прикасаться. К поручням тоже. Кое-где и металл в этой дряни. Спускаемся очень осторожно.

— Странно. Выходит, источники разнесли ее по всему кораблю? И любое место контакта превращается в миниколонию? Может, это бактерии? Рау-Ли, это по твоей части, что думаешь?

— Все может быть, командир. Но пока не посмотрим образцы, с уверенностью сказать не могу.

Камера командира группы на мгновение метнулась к рафанцу. Раздается его задумчивый голос:

— Согласно данным, сторожевик покинул планету-тюрьму две недели назад. Спустя неделю от него поступил сигнал бедствия, после чего он вовсе замолчал. Почти такой же временной расклад, как у транспорта с заключенными месячной давности…

— Выходит, за временной интервал в две недели происходит колонизация не только живых носителей, но и внутренностей корабля.

— Мы снаружи не проверяли, командир, — неуверенный голос Деруфо.

— Внести в протокол осмотра. Провести внешний осмотр корабля на предмет выявления колоний розовой.

Камеры почти вплотную приблизились к объекту. Трупом или телом увиденное назвать трудно. Послышалось прерывистое шумное дыхание, и три камеры резко отвернулись от разваливающегося по частям и кускам тела, как если бы его раздавили, причем несколько раз.

У меня желчь поднялась к горлу. А вот инфекционист Зельдман и патоморфолог Башаров жадно подались вперед, пристально разглядывая кошмар на экране.

Съемки продолжались.

— Фиксируем первый объект. Температура в отсеке стандартная, согласно правилам Земли, восемнадцать градусов по Цельсию. Судя по форме и объему, перед нами мужчина, землянин. Разложение полное. Не стандартное. Заражен. Берем образцы…

Минута ожидания, когда хочется зажмуриться и отвернуться, но нельзя. Затем группа продолжает путь. А присутствующие в зале, опосредованно, — вместе с ними. С уже мертвецами! И каждый из нас об этом знает. Слышит их голоса, обмен репликами. Словно с того света.

Дальше почти в каждом жилом отсеке встречаются вот такие «объекты». Группа нашла и отметила в протоколе всех до единого. Они надеялись найти хоть одного выжившего, но увы.

Камеры отображали, как участники группы собирали образцы биоматериала, делали соскобы. Работали спокойно, слаженно и методично.

Лишь один раз мы почти дружно вздрогнули, когда на обратном пути чуть не упал ашранец. Он схватился за поручень.

После этого возвращение затормозилось. Мы видели, как тщательно обработали перчатку, потом изолировали специальным составом контактную поверхность.

Эти ученые внушали бесконечное, безоговорочное уважение и почитание. В нечеловеческих условиях и обстоятельствах они ни разу не нарушили протокол защиты и безопасности, не упустили ни одной мелочи — настоящие профессионалы. Гордость науки!

После выхода со сторожевика в зону обработки и дезинфекции съемка приостановилась. Мы с коллегами успели вздохнуть, и началась другая запись. Судя по обстановке, прямо из лаборатории корабля ОБОУЗ.

Среднего возраста х’шанец, опираясь бедрами о стол, смотрит прямо на нас. Его длинная коса свернута рогаликом на макушке, под яркими фиолетовыми глазами залегли не менее яркие синяки. Мужчина измотан не только физически, но и морально. Костюм на нем мятый и в пятнах.

Но самое страшное — его глаза: пустые, мертвые, глаза обреченного на смерть человека. Мужчина представился Саем Мейн’аром и глухим голосом начал отчет. Если до него было страшно, то сейчас мне стало жутко.

Мейн’ар долго перечислял, как умирала вся его команда, с подробными отчетами по времени и очередности. На несколько долгих мгновений он замолчал, затем, глубоко вздохнув, продолжил:

— Коллеги, в заключение вынужден признать полный крах клинической логики и инструментальной диагностики. По данным полного патоморфологического исследования, включая иммуногистохимическое исследование, FISH-анализ, молекулярную генетику, мы смогли выявить лишь следующее: тотальный детрит во всех срезах тканей, включая нервную ткань, висцеральные органы. Клинико-биохимические показатели не дали никаких статистически значимых результатов. Ликвор при пункции спинного мозга стерилен.

Хочу добавить отдельно для вас, бактериологи: при бактериологических посевах с кожи и слизистых не выявлено ни одного живого симбионта у носителей. Более того, даже патогенной флоры нет. Уничтожено все.

Для вас, вирусологи: при выполнении полимеразной цепной реакции не выявлено ни одного вирусного агента. Все носители стерильны. Эта дрянь разрушает абсолютно все клеточные и структурные связи. По этой причине добровольно принимаю решение о ликвидации корабля. Я понимаю, моя эвакуация невозможна… Обнаженными бороздить просторы космоса пока не научились. Увы.

Я желаю невероятной удачи тем, кто слышит меня и придет нам на смену. Будьте предельно осторожны: розовая не оставляет шанса выжить никому. Если найдете возможность, глушите эту гадость без жалости и сомнений. Ей не место в нашем мире!

Экран кибера погас, а в зале еще минуту царила оглушающая, давящая тишина. Затем мы дружно услышали тихий неуверенный вопрос от х’шанца, который незаметно для всех оказался в зале рядом с Лейсом:

— А что такое детрит и висцеральные органы?

Профессор Зельдман, сидевший за ним во втором ряду, кашлянул и спокойно ответил:

— Висцеральные органы — это ваши печень, сердце, селезенка… А теперь представьте, что их у вас нет. Потому что вдруг наступил полный и беспросветный детрит, то есть все превратилось в некотором роде в несвежий фарш.

Лично я не клиницист, а ученый, который возится с вирусами и червяками, и далека от всего, что связано с разложением и смертью. И думаю, многие услышали, как я нервно сглотнула, пытаясь хоть немного разбавить желчь, что скопилась в горле.

Лейс встал и жестом пригласил выйти вперед одного из присутствовавших с самого начала х’шанцев. Поднялся высокий стройный мужчина в форме обоузцев с такой же короткой белоснежной шевелюрой, как и у Хеш’ара.

— Господа, позвольте представить вам ведущего специалиста по инопланетному заражению, специального агента ОБОУЗ Гаю Меш’ара. Он курирует вашу деятельность и готов ответить на все вопросы и помочь в дальнейшей работе.

Спецагент кашлянул и обратился к нам:

— Каждому из вас предоставлена личная лаборатория. Результаты исследований предыдущей группы находятся у вас. Общие совещания можно проводить здесь. Какие есть предложения и пожелания?

Сей Шитцини сменил позу и вполоборота повернулся к нам:

— Предлагаю изучить показатели иммунного статуса у каждой расы отдельно, чтобы оценить влияние биологического вторжения на иммунную систему. При наличии статистически достоверных различий у каждой расы мы сможем повлиять на тот или иной ответ лекарственной терапией этих больных…

Лицо Меш’ара не дрогнуло, когда он ровным голосом произнес:

— Увы, доктор, лечить некого.

Генетик Кшеола Ом нахмурился и немного неуверенно предложил:

— Давайте попробуем изучить биологический материал на предмет наличия тех или иных уязвимых мутаций…

В этот момент его перебил раздраженный Башаров:

— Вы забываете, там только детрит, что в принципе исключает возможность любых клинических исследований на данном этапе.

— Господа, вы, верно, не совсем поняли, — спокойно прервал Меш’ар начинающийся научный спор. — У нас нет и пока не предвидится никаких образцов. Только то, что нам переслали виртуально. Розовая убивает все живое, заражает и разрушает неживое. Ее в принципе нереально было предоставить вам в качестве образца.

Башаров встал, засунул руки в карманы и, пожав плечами, флегматично заметил:

— Тогда мы должны работать с тем, что имеем.

— Что вы имеете в виду, профессор? — взволнованно спросил Кшеола. — Кроме уже полученных данных, ничего нового у нас фактически нет.

— Ну почему же? У нас есть куча прекрасных биообразцов, которые сидят перед нами. Еще совсем свеженькие… — Башаров весело обвел нас рукой.

— Профессор, сейчас не время для шуток, — сильнее раздражаясь, заявил ашранец.

— А кто вам сказал, что я шучу? Во-первых, предлагаю изъять у каждого из участвующих в этой кампании биообразцы исходных тканей для последующего сравнения патоморфоза после возвращения на базу. Если нам конечно же повезет вернуться. Либо это останется в наследство новой группе для последующего сравнительного анализа. Мы должны учитывать печальный опыт коллег из предыдущих миссий.

— Хорошая мысль, а во-вторых? — включился в разговор Кристиан Зельдман.

— Во-вторых, нужно срочно заняться изучением литературных данных о патоморфологических, иммунологических, генетических и физиологических особенностях различных рас в связи с отсутствием влияния розовой дряни на представителя расы х’шанцев. В меня вселяет надежду этот факт. Он-то выжил… каким-то образом.

Цитранец взволнованно подскочил со своего места:

— Вы считаете, что на основе теории о генетической чистоте эволюции Вселенной можно найти средство борьбы с этой… заразой?

— Мы должны хвататься за любую соломинку, даже если ее кто-то уже пожевал, — продолжал «веселиться» Башаров.

Кшеола оживился, его раздражение как ветром сдуло:

— Тогда нужно в целом расширить анализ, добавив вероятность синтеза защитных антител в борьбе с розовой. Еще эволюционную модификацию в системах иммунитета. Я бы еще затронул роль эволюционно «молодых» генетических структур людей разных планет. И смесков разных рас…

Я внимательно слушала более опытных старших коллег, но после замечания Кшеолы одна мысль заставила меня включиться в обсуждение:

— Я так понимаю, это были военные корабли. А на них присутствовали женщины?

Все посмотрели на меня. Лейс — с нескрываемым интересом и знакомо наклонив голову к плечу, прежде чем ответить:

— По данным картотеки, нет. И в спасательной миссии женщин тоже не было.

— Тогда я однозначно провела бы дополнительный сравнительный анализ не только по расовому, но и по гендерному признаку. А еще любопытны изменения законов клеточного слияния генетически чужеродных жидкостей мужчины и женщины.

— Стесняюсь спросить, а с кем вы планируете сливаться? — несколько заискивающе пошутил Башаров.

Не знаю почему, но в этот момент я невольно бросила взгляд на Лейса и, наверное, покраснела.

— Господа, давайте сохранять рабочую атмосферу, — призвал нас к порядку инфекционист.

— Я планирую слиться с данными научных источников, — мрачно буркнула и поспешила добавить: — Важны показатели иммуногенетической стабильности или нестабильности слитых клеточных жидкостей мужчины и женщины.

Зельдман, кряхтя, выбрался из кресла и на правах самого старого члена группы заявил:

— На этом предлагаю закончить обсуждение. Нам предоставили большой объем информации, требующей осмысления и анализа. Нужно все просмотреть, а затем уже выносить что-либо на обсуждение. Пока у нас лишь записи без данных.

Все были с ним согласны. Ученые, как и я, не торопясь покинули зал. Каждому из нас выделили сопровождающего для демонстрации личной лаборатории, затем я отправилась в свою каюту.

* * *

Пока я раскладывала свои вещи в шкафу, деактивировала нанатон и принимала душ, неторопливо обдумывала вопросы, которые никто не успел задать руководителю миссии. Затем надела обычный брючный, зеленого цвета костюм с белой футболкой — наряд и в пир, и в мир, — расчесала подсохшие волосы, распустив их по плечам, и задумалась о дальнейших планах. Но выбрать, что лучше — сходить поужинать, а потом в лабораторию или же немного отдохнуть, прежде чем приступать к работе, — не успела. Раздался сигнал от двери.

Сердце пропустило удар, словно я уже знала, кто там, и предвкушала встречу. Даже больше — мечтала о ней! Так и есть — высокий, поджарый Лейс стоял, расставив ноги и заложив руки за спину, словно капитан морского судна. И нечитаемым взглядом смотрел на меня сверху вниз.

— Я могу войти?

— Да, конечно, — смутилась я и отступила в сторону, пропуская гостя.

Дверь с едва слышным шипением отрезала нас от внешнего мира, оставив наедине. Сколько раз я представляла этот момент нашей будущей встречи. Не счесть! Сначала — в детских наивных мечтах, потом, став подростком, прибавляла романтизма воображаемой встрече, но оказалось, мы оба не узнали друг друга с первого взгляда. Нам потребовались другие знаки, и я не думала, что почувствую себя скованно, неуверенно и неловко.

— Ты сильно изменился за пятнадцать лет, Лейс. Можно я буду называть тебя по имени? — робко улыбнулась, посмотрев ему в глаза. — Изменился настолько, что я с трудом узнала тебя. — Я говорила медленно, подбирая слова. — Мне кажется, ты вырос, еще больше раздался в плечах.

— Это закономерно, — мягко усмехнулся он.

— Ты прав, — кивнула я. Быстро облизала пересохшие губы и поделилась: — Знаешь, в первый момент я вспомнила твоего отца. Ты на него теперь очень похож. А уж потом догадалась, кто передо мной.

— Дед и бабушка часто говорят, что я вылитый отец. — В его улыбке и в голосе появилась грусть.

— Ты нашел родственников? — с невероятным облегчением и радостью воскликнула я.

И удивилась, потому что Лейс неожиданно помрачнел:

— Ты ничего не знаешь? Неужели твои родители ничего не говорили обо мне? О том, как все было… дальше?

У меня грудь сдавило от плохих предчувствий и неясного страха.

— Нет, — покачала головой и попросила: — Расскажи мне, пожалуйста.

Лейс внимательно посмотрел на меня, тряхнул головой, отчего белая прядка вновь упала на высокий лоб, и отвернулся, зачем-то осматривая каюту. К огромному сожалению, он не хотел говорить о прошлом, а мне необходимо было знать, что я в нем не ошиблась. Что он остался таким же, особенным. Не таким, как все. Пятнадцать лет прошло, я почти забыла, как он выглядит — в памяти остался лишь образ прекрасного сильного эльфа. Но детские чувства, привязанность к тому почти мальчику не забылись.

Именно поэтому я решилась на откровенность первая:

— Знаешь, когда меня забрали родители, я еще долго болела. Первое время постоянно спрашивала о тебе, но папа сказал, что тебя нашли родственники и не могут отпустить к нам. Затем полгода меня наблюдал психолог — я несколько месяцев не могла спать спокойно. Часто снилась ари Майшель, утопленники… — не выдержала и пожаловалась: — До сих пор не могу заставить себя принимать полную ванну.

— Может, присядешь? — тихо предложил Лейс, показывая на стул.

Я кивнула, но сесть не смогла, меня переполняли старые воспоминания, боль, чувства. Я впервые решилась рассказать о событиях после Х’ара:

— Об этом мало кто знает, но хуже всего пришлось родителям. Первый год мама водила к психологу меня, потом ей пришлось посещать психиатра самой. Она панически боялась за меня. Боялась вновь потерять. Не отпускала даже на минуту от себя. Наслушавшись о моих злоключениях, переживала, словно сама прошла через это. Ее начали мучить кошмары, потом — надуманные страхи… В общем, через три года папе пришлось уйти с дипломатической службы. Он занялся преподаванием и смог больше бывать дома.

— А ты? — тихо спросил Лейс.

— Я? — откликнулась, выныривая из воспоминаний. — Состояние мамы было таким, что… не было возможности думать о чем-то другом. Со временем, конечно, врачам и отцу удалось стабилизировать ее, но почти шесть лет я находилась под тотальным маминым контролем. И вновь — на домашнем обучении.

— А друзья?

— Учителя, брат, отец, — перечисляла я с горькой усмешкой. — Но я не жалею себя. Та катастрофа не только унесла миллионы жизней, но и искалечила их многим живым. Папе было тяжелее. Он боролся с маминой депрессией, неврозом и страхами. Не ушел к другой и не бросил нас. Он вытащил маму и меня из затянувшегося кошмара. А я… я в четырнадцать лет поступила в университет, закончила его в семнадцать. В восемнадцать защитила первую степень по кибернетике. А потом, представляешь, мама забеременела. Ты не поверишь, но это событие полностью изменило наш мир!

— У тебя теперь есть еще брат? Сестра? — Взгляд х’шанца потеплел.

Я кивнула, расплываясь в счастливой улыбке:

— Две сестры! Маша и Анфиса — двойняшки. Они такие непоседы! Мама даже забыла обо всех своих проблемах, а папа, мне кажется, помолодел лет на двадцать. Какое же это счастье — видеть родителей счастливыми, спокойными, влюбленными. Хотя девчонки внесли в нашу жизнь столько хлопот, сколько курс студентов не приносит. А мне наконец дали свободу.

— Ты поэтому на Тру-на-Геше оказалась? — усмехнулся Лейс, хотя в его глазах я заметила грустное понимание.

Я пожала плечами, признавая его проницательность:

— Отправила заявки, и первым пришло приглашение на должность преподавателя из Первого технологического университета Тру-на-Геша, и я, не раздумывая, согласилась. В тот момент мне казалось, что там меня ждут свобода, райская жизнь и… просто жизнь. Но привычки менять оказалось сложнее, чем можно было представить. Зато я защитила диссертацию, получила должность профессора и самую оснащенную лабораторию.

— А почему ты фамилию сменила? — Хеш’ар подошел совсем близко, и взглядом я невольно уперлась в его мощный торс в плотно облегающей черной форме.

— Пришлось, — не знаю, заметил ли Лейс, как я раздраженно поморщилась. — Сначала меня частенько папиными связями попрекали, протекцией… Проще было взять мамину девичью фамилию, чем доказывать, что я не верблюд.

— Кто? — опешил он.

Я запрокинула голову — без босоножек на каблуках, которые я сменила на удобные кеды, разница в росте с х’шанцем еще больше чувствовалась.

— Верблюд. Это животное такое земное. На Тру-на-Геш их тоже завезли в свое время. Климатические условия подошли идеально. Затейники-труны верблюдов генетически модифицировали, «украсили» и теперь искренне верят, что пушистый зверь в розовую полосочку — исконный житель Тру-на-Геша, а не колонист с Земли.

Лейс весело хмыкнул. А я зачем-то добавила смущенно:

— Хотя, ты знаешь, потом выяснилось случайно, что это действительно папа постарался. Устроил меня подальше от дома, чтобы я обрела крылья, уверенность в себе, свободу. Я его так люблю…

Хеш’ар молчал, затем снова от меня отвернулся. Я испугалась: вот сейчас он уйдет, а мои вопросы по-прежнему останутся без ответа. Поэтому выбрала самый нейтральный:

— На корабле есть х’шанцы с длинными волосами, но большинство — с короткими. Это… память?

— Да, — ровно произнес Лейс. — Те, кто выжил на Х’аре, больше никогда не отрастят волосы. Остальные обязаны чтить память предков и традиции. После гибели родовой планеты наш народ сплотился и продолжает следовать старым традициям и правилам жизни.

Я поймала его сильную широкую ладонь и, чуть сжав, спросила:

— Ты больше не носишь перчатки? — Мой голос звучал с едва слышной хрипотцой, выдавая напряжение. — Уже неактуально? Начал связываться с кем-то?

Мужчина медленно обернулся и, наклонив голову к плечу, с непонятным выражением лица посмотрел на наши руки, затем — мне в глаза:

— На борту нет женщин. Поэтому почти никто не носит лишнюю одежду. Привычка.

— О, ясно. — Я медленно, с неохотой выпустила мужскую ладонь.

— Не знаю, есть ли в тебе хоть частичка меня, но я чувствую себя странно, — неожиданно признался он.

Я удивленно посмотрела на него:

— И как же?

Лейс коротко усмехнулся:

— Сложно передать.

— Я не узнала тебя сразу и в то же время странным образом почувствовала доверие, — выпалила, улыбнувшись. — Вероятно, поэтому, когда ты оказался рядом, я не билась до конца за возможность вернуться домой. Почему-то было уже не очень страшно.

Мы, наверное, с минуту смотрели друг на друга. Наконец уголки его рта дрогнули.

— А мне стало спокойно и тепло. Будто дома побывал. Даже удивился сначала.

— Почему ты сменил фамилию? — пришел черед узнать о самом непонятном и в какой-то степени темном и туманном. С х’шанским почитанием традиций в особенности.

— Тебе в подробностях? — спокойно отозвался он.

— Если можно, — кивнула я.

— Когда тебя… унесли, я прошел в распределитель. Там регистрировали выживших. Сутки мы проторчали в неизвестности, но затем ситуация кардинально изменилась. Твой отец, как мне потом пояснили, связался с кем-то из влиятельных чинов Х’шана, и благодаря его участию быстро нашлись родители моей матери. В свое время дед служил в космической геологоразведке, открывал новые миры, планеты. В общем, на одной из них он и решил обосноваться на пенсии, оставив родовой дом другим родственникам. Не менее быстро и против правил и обстоятельств меня доставили на Вальшан к нему.

— Я боялась, что ты останешься совсем один… — выдохнула я чуть не плача.

— Нет, мне повезло. Тогда мне действительно повезло.

— Тогда? — Я нахмурилась, услышав уточнение.

— Всем сиротам Х’ара предоставили льготы при поступлении в любое учебное учреждение. Я выбрал то, куда хотел пойти изначально. Как дед и отец. Но Шалый… твой папа не ограничил свою помощь и благодарность за спасение дочери. Он снова использовал свои связи, и меня перевели в крупнейшую Военную академию Земли. Как он полагал, самую престижную и перспективную. Купил жилье, от которого я с трудом, спустя пару лет, смог отказаться. Твой отец пытался курировать меня и влиять на весь мой учебный процесс. На достижения.

Я понимаю, он хотел как лучше: самая лучшая комната в общежитии, лишние увольнительные домой к родным, престижная практика, стипендия… но Хеш’ары никогда не живут и не выезжают за чужой счет, а в этом случае… Мне в спину не плевал только самый трусливый курсант.

Спустя три года я попытался встретиться с тобой. Хотел в увольнительную, на тебя посмотреть. По первому требованию меня связали с Сергеем Дмитриевичем Шалым по каналу дипсвязи. Знаешь, я впервые слышал, чтобы взрослый мужчина мялся, мямлил, извинялся и пытался объяснить, что мы с тобой не сможем быть вместе. Что ты маленькая еще и должно пройти время. Что я напомню тебе о страшных событиях, а это психологическая травма.

Лейс смотрел на меня почти весело, если бы не горечь в глазах.

— Папа? — не верила я своим ушам.

— Да. Он не разрешил мне тебя навестить.

— А мне сказал, что ты взрослый, учишься далеко от Земли, у тебя нет времени на меня. Да и другие заботы…

По старой привычке я выпятила дрожащую нижнюю губу, готовая вот-вот расплакаться от обиды и разочарования. Меня лишили, возможно, единственного друга. Того, кто понял бы меня без слов, ведь мы вместе прошли сквозь тот кошмар.

— Три года после катастрофы… — я попыталась защитить, оправдать отца, — мама тогда была на грани. Глубокая депрессия. Ей казалось, что в любой момент случится беда и она потеряет меня, брата, отца. И потому нет смысла растягивать мучительное ожидание… Мишка сорвался, он несколько лет потом не приезжал домой, жил в академии. А психиатр мамы предупреждал о суициде. Папе пришлось уволиться. Я думаю, он в тот момент испугался не за меня, а из-за того, что твой приезд ухудшит состояние мамы. Она еще на Х’аре боялась, что связь х’шанцев коснется меня. Ну а потом…

— Я понимаю, Даш, успокойся. — Лейс остановил мой сбивчивый виноватый лепет.

— А что было потом у тебя? — уже предчувствуя самое грустное, спросила я.

— В конце концов, мне все надоело. Я забрал документы и постарался исчезнуть. В тот момент я ненавидел твою семью, отобравшую единственное, что осталось от моей семьи, — родовое имя.

— Выходит, ты, как и я?.. — печально вздохнула.

— Да. Мне пришлось взять фамилию маминого рода. Чтобы завершить обучение там, где всегда мечтал.

— И стать х’шетом, как твой папа, — тихо добавила я.

Лейс кивнул белоснежной головой. Потом, криво усмехнувшись, добавил:

— Да, звание х’шета и бригаду «Призраков Х’ары» я получил полгода назад. Фактически самый молодой из х’шетов. И тогда же вернул свою законную фамилию. Я еще в академии поклялся себе: Хеш’аром стану только х’шетом.

— Пожалуй, у тебя и времени на развлечения не было. — Я иронично посмотрела на молодого х’шета.

«Главный призрак» одарил меня таким загадочным взглядом… Едва не спросила, о чем именно он сейчас думает, глядя на меня.

— Не было, ты права, — глухо согласился он.

Сложно сказать, в какой момент у меня создалось ощущение, что передо мной голодный хищник с зеленым горящим взглядом.

— Ой, я хотела… — резко взмахнула рукой и поранила палец о нашивку на его груди. — Порезалась…

Указательный палец защипало, а у ногтя выступила кровь. Шмыгнув носом, я протянула Лейсу пострадавшую конечность. Не думая, как в то незапамятное время. Привычки нельзя изжить, можно лишь ненадолго позабыть.

Он в два шага оказался у стенной панели, толкнул створку и достал из ниши аптечку. «Пшикнул» на порез антисептиком, затем сканером обработал ранку. И пока лечил, тихонечко дул мне на палец. Как будто мне было дело до такой мелочи… Я наблюдала за лицом Хеш’ара, склонившегося надо мной. Моя рука в его руке, и лицо так близко…

Я не удержалась и, протянув свободную руку, убрала белоснежную, мягкую, шелковистую прядь за ухо, коснувшись острого кончика.

Лейс закончил, убрал сканер в аптечку и посмотрел на меня долгим изучающим взглядом, так и не выпустив моей руки. Серебристые брови сошлись у переносицы, пока он, видимо, что-то решал.

— Мне жаль, что моя семья причинила тебе столько хлопот и боли, — шепнула я. — Папа действительно хотел как лучше, а получилось… как всегда.

Лейс прищурился, еще пристальнее вглядываясь в мое лицо, зеленые глаза снова вспыхнули, а потом совершенно неожиданно, медленно, но неотвратимо потянулся ко мне. С явным намерением поцеловать.

В первый момент хотела вырваться, его красивые полные губы приближались к моим, я запаниковала, но не дернулась и не сдвинулась, не зажмурилась. Приподняла лицо и ждала поцелуй.

Его губы на мгновение остановились в каком-то миллиметре от моих, а затем скользнули по щеке в легком, едва ощутимом касании. Я даже почувствовала его улыбку и теплое дыхание. Вдохнула едва ощутимый, приятный терпкий запах, присущий Лейсу, смешанный с одеколоном. Затем у моего уха он выдохнул:

— Неужели маленькая принцесса до сих пор влюблена в меня?

Я почувствовала, как загорелись мои щеки и уши от смущения. Слегка отстранилась, хмуро посмотрела на улыбающегося мужчину:

— Принцесса до сих пор помнит Шарали, сделавшую тебе больно, а я держу свои обещания. И никогда не причиню тебе боль.

Серые брови взметнулись в насмешливом удивлении.

— Я тоже помню, как маленькая принцесса предложила поцеловать ее, а вдобавок и свою кандидатуру в качестве невесты… через четыре года.

Не выдержав его насмешливо-изучающего взгляда, я опустила глаза на палец, который, конечно, уже не беспокоил, да и следа благодаря сканеру не осталось, и буркнула:

— Кто старое помянет, тому глаз вон.

— Золотая девочка, — похвалил Лейс, запустив пятерню в мои волосы и пропуская их сквозь пальцы, с удовольствием и восторгом глядя, как они струятся у него в руках, а потом спросил: — Как же тебя угораздило именно здесь оказаться?!

— Меня пригласили, — уловив нотки сочувствия в его севшем глухом голосе, сипло ответила я, положив ладонь ему на предплечье. — Ты сам слышал, мне нечего добавить.

— Будь осторожней, принцесса, — предупредил Хеш’ар почти командным тоном.

— Есть, мой генерал, — невольно улыбнулась я.

Он кивнул, отпуская прядь моих волос, и едва заметно усмехнулся:

— Пойдем на ужин?

— О, ты приглашаешь? И за чей счет ужин, генерал? — продолжила я игривым тоном.

— Увы, принцесса, пока за счет ОБОУЗ.

— Твое «пока» предполагает интригующие перспективы в будущем. — Я искоса посмотрела на мужчину.

— Очень надеюсь, что оно у нас будет, это будущее, — огорошил меня Лейс.

— Ты не веришь в науку? — Я немного обиделась и удивилась.

— Нет, — на мгновение крепко прижав меня к своему боку, Лейс опять завладел моей ладонью, — но в тебя я верю! — И повел на ужин.

* * *

Исследовательский межзвездник, на борту которого я находилась, оказался впечатляющих размеров. Пока мы шли в зону отдыха и приема пищи (как выразился Лейс), встречали снующих туда-сюда х’шанцев. И все как один — блондины разной степени белизны. Но не было ощущения, что они на одно лицо, — невероятная раса! Каждый индивидуален не только внешне, но и благодаря своей легендарной ауре.

Я отметила, что х’шанцы, не проявляя любопытства открыто (как, например, труны, которые бы уже все разом таращились, а может, и пальцами показывали, делясь сплетнями с друзьями), искоса бросали заинтригованные взгляды на наши с Лейсом сомкнутые ладони.

Почувствовав себя неловко, я словно невзначай, чтобы поправить волосы или костюм, вытащила руку из сухой, горячей, твердой ладони. И услышала абсолютно не генеральский, легкомысленный «хмык», затем тихий смешок:

— А сама целоваться полезла…

— Я? — даже запнулась (пришлось Хеш’ару быстро перехватить меня под локоть), когда возмущенно смотрела, как уголки его рта подрагивают от едва сдерживаемой ухмылки. — Ну, знаешь ли…

— Ну вот, а то испугался за тебя, — рассмеялся этот невозможный эльф, — идешь, сутулишься, себя накручиваешь, фантазии распаляешь…

Он снова остановился, я тоже. Насупилась и посмотрела ему в глаза, запрокинув голову:

— Ты тогда постоянно надо мной подшучивал и сейчас будешь издеваться?

— А кто сказал, что я издеваюсь? Или шучу?

— А при чем тут мои распаленные фантазии и…

— Ни при чем. — Лейс широко и свободно улыбнулся. Пожал внушительными плечами и неожиданно поделился: — Не знаю почему, но мне и маленькую Дашу нравилось дразнить.

Глядя на мужчину, я пыталась понять, что чувствую, продираясь через сумбур мыслей, ощущений, желаний. Сейчас он походил на себя прежнего, которого я знала до катастрофы: улыбающиеся изумрудные глаза, словно подсвеченная изнутри бледная кожа, тающая на губах улыбка, четкий овал лица с резковатой линией скул и белесая щетина — наверное, уже больше суток не брился. Опять до зуда на кончиках пальцев захотелось потрогать его наверняка колючую щеку. Погладить.

— Мы больше не дети, — глухо произнесла я. И скорее для себя.

Он больше не улыбался, хмурил серые брови, пока мы словно пили друг друга изучающими взглядами.

— Прости, забыл, как ведут себя с женщинами.

— Да, я помню, вы полгода в рейсе и…

— Забудь о том разговоре, — мрачно, твердо отрубил х’шет. — К тебе он не относится.

Я со скепсисом посмотрела на Хеш’ара, отчего он поморщился. Затем неожиданно вытянул руку мне за спину. Я начала поворачиваться вместе с отъезжающей дверью — мы пришли в салон.

— «Орион» — одна из известнейших и богатейших компаний Галактики. И их флагман — это нечто! Не поверишь, но здесь пищевой автомат на всякий случай, потому что положено. Пришлось брать повара на судно. Так что меню порадует тебя, я уверен.

— На «Орионе» работают известные ученые, а они привыкают к комфорту… — улыбнулась я спутнику.

— Профессор Кобург, и вы решили сначала перекусить? — Нам навстречу спешил Башаров.

За дверью оказалось довольно приличных размеров помещение с гладкими, белыми, блестящими столами и такими же стульями. С двух экранов едва слышно шло вещание новостей из инфосети. Помимо патоморфолога встали, приветствуя нас, Кристиан Зельдман, наш куратор Гаю Меш’ар и офицер в форме с множеством нашивок. Что-то очень знакомое было в этом «призраке Х’ара», так что я невольно возвращалась взглядом к нему, пока рассеянно отвечала:

— Да, профессор, я, если можно так сказать, только завтракала сегодня. В космических перелетах сложно определиться, как называть очередной прием пищи…

В этот момент привлекший мое внимание офицер встал во весь свой немалый даже для х’шанцев рост, к тому же он был довольно массивен, что уж совсем несвойственно их худощавой расе. Белоснежные волосы коротко подстрижены, голубые глаза сияют на круглом лице, а узкие губы дрожат, словно он сомневается: пора улыбнуться или еще рано.

Лейс чуть сжал мой локоть, слегка подталкивая к поднявшемуся здоровяку и уводя от Башарова. А я тем временем пыталась вспомнить, где и когда я могла видеть смутно знакомое, простодушное круглое лицо, добрые на донышке, но цепкие глаза. Широченный разворот плеч. Мужчина приблизился, и меня словно накрыло защитной аурой, почти как рядом с Лейсом…

Я мотнула головой, опасаясь поверить собственным глазам, воспоминаниям, и недоверчиво спросила:

— Киш?

Он в ответ скорее счастливо ощерился, чем улыбнулся. Но мне и этого хватило. Глаза защипало от радости, а горло перехватило. Я одним шагом сократила расстояние между нами и уже менее решительно схватила его за предплечья, ведь все знают, насколько эта удивительная раса не терпит посягательства на их границы и жизненное пространство.

— Ты живой? Боже, ты живой… А я все гадала о твоей судьбе. А ты живой… живой… — Мой голос дрожал от переизбытка эмоций.

— Конечно, живой. Меня волной далеко унесло, мы с Лейсом потом в распределителе встретились. Думали, помрем там от радости.

— Как же я счастлива, что ты живой, Киш. — Я вытерла слезы, катившиеся по щекам. — Это невероятно…

— Детка, ты так выросла. — Радостный оскал Киша стал еще шире, мой бывший «подопечный» лучился радушием и удовольствием. — Теперь ты настоящая принцесса!

Я не менее счастливо смеялась сквозь слезы, держась за руки здоровяка.

— Профессор, вы знакомы и с командором Рейш’аром? — удивился Башаров. — А вы полны сюрпризов.

— Командор? — повторила я и восхищенно выпалила: — Киш, ты стал командором целого межзвездного корабля?!

Огромный «призрак» слегка смутился, помялся, прежде чем ответить:

— Твои уроки не прошли даром.

— Уверена, что не только они, — немного грустно заверила я.

Киш кивнул, затем, несколько суетливо для такого крупного мужчины, предложил:

— Присаживайся, голодная же, а я тебя разговорами кормлю.

А я не могла наглядеться на него и удивлялась причудам судьбы. В душе такая легкость разливалась, такое счастье, словно в детство на минутку вернулась. На полянку в саду Хеш’аров, где мы частенько собирались с парнями.

Я присела за стол к х’шанцам. За соседний, к Зельдману, вернулся Башаров. Но так вышло, что мы теперь смотрели друг на друга и могли свободно общаться. Быстро просмотрев меню на встроенном в центре стола кибере, я сделала заказ. Потом мы с Кишем атаковали друг друга вопросами, забыв минут на пять о присутствующих в салоне. Выяснилось, что он, как и Лейс, закончил академию. Служит и пока не женат. Сообщая эту новость, он поиграл бровями, но понятно было, что он шутил таким образом и никаких видов на меня не имеет.

Я уже заканчивала с едой, на самом деле вкусной, и наблюдала за спором двоих моих коллег. Сначала они тихо перебрасывались репликами, а потом Башаров фыркнул и довольно громко произнес:

— Да читал я ваши работы, Зельдман. У меня сложилось впечатление, что вы своим паразитам оду пишете, а не научную работу.

Инфекционист встрепенулся и сел ровнее, явно намереваясь вступить в «боевую» дискуссию.

— Просто я много на своем веку повидал. И некоторые виды паразитов с самых разных планет часто играют ключевую роль в биогенезе.

— Вы еще скажите, чтобы мы глистов ложками ели для профилактики болезней…

— Башаров, ваш плоский медицинский юмор неуместен. И не только в столовой! — взвился инфекционист.

Я решила вмешаться в горячий спор, тем более что назрел один вопрос:

— Профессор, а не может быть наша розовая особым видом паразита?

Зельдман задумчиво пожевал тонкую губу:

— Пока не смотрел данные. И столь пагубное влияние… Тогда неясно, какой фактор мог бы стать провоцирующим для перехода от симбионта в патогенную флору, да еще настолько агрессивную…

Башаров, отодвинувшись от стола и положив ногу на ногу, покачивал коричневым мокасином и с интересом рассматривал меня. И не преминул включиться в разговор:

— В таком случае две недели — это инкубационный период. И что происходит в этот период времени? «Технически» мы знаем симптомы и прочее, но что именно влияет на, как вы предположили, паразита?

— Все погибшие корабли вышли из одной точки. Значит, и источник заразы там. — Я посмотрела на куратора миссии. — Вам приходили сообщения о заболеваниях с Т-234?

— Вот нам тоже это весьма интересно! — раздалось от дверей.

В салон пришли остальные члены группы ученых: Кшеола Ом и Сей Шитцини.

Гаю Меш’ар осторожно кивнул:

— О каких-либо неизвестных заболеваниях — нет. Проблема в другом. Т-234 — это не просто тюрьма, а целый комплекс. Там отбывают наказание заключенные с разных планет и даже миров. По крайней мере, из тех, кто подписал соглашение. На планете организованы колонии открытого типа, где содержат, хм… по-земному, каторжан, если не ошибаюсь. Они занимаются разработкой и добычей полезных ископаемых. Есть несколько закрытых комплексов для пожизненных заключенных. Эти трудятся в шурфах глубоко под землей, где идут наиболее опасные работы. Сами понимаете, открыта планета давно, и так же давно ведутся разработки. Поэтому приходится зарываться все глубже. Климат суровый, и контингент там весьма специфический. Думаю, всем понятно, что частые медицинские осмотры в подобных местах не предусмотрены. И о здоровье фактически отложенных смертников мало кто заботится.

— Гуманизм во всей своей красе… — поморщился Зельдман.

— Это территория Земли, — почти огрызнулся Меш’ар.

— Да, но туда свозят все отбросы общества, — парировал Башаров. — И уверен: ваши тоже там есть.

— Есть, — кивнул х’шанец.

— Давайте по делу, — вмешался Кшеола.

— Вы правы, — согласился куратор. — Согласно номенклатурным данным, никаких неизвестных болезней там не зафиксировали. Но наши спецы отметили некоторые интересные отклонения.

— Отсюда подробнее, если можно, — подался вперед Башаров.

— У тех, кто работает в шурфах глубоко под землей, начались изменения. Зэки часто ведут себя… буйно, нагло, агрессивно. А по последним сводкам, работающих на глубине словно транквилизаторами накачали. Слишком спокойные, инертные… В то же время их слух и зрение изменились.

— Каким образом? — тихонечко поинтересовался наш скромный иммунолог.

— Данных мало, просто охрана отметила, что слышат слишком хорошо.

— А когда изменения обнаружили? Есть точка отсчета? — задал Башаров вопрос, который и у меня крутился на языке.

— Нет. Более того, об этих странностях стало известно после гибели первого корабля, на котором отбывших срок везли, но они не долетели… до свободы. Началась проверка, которая ничего толком не выявила.

— А где проверяющие? — спросила я. — С ними можно наладить связь?

Гаю поморщился:

— Они находились на том погибшем корабле, который вы видели на экранах.

— И что, больше никого не послали на Т-234? — Башаров выразил наше общее удивление. — Но ведь там сотни тысяч заключенных — значит, большой штат медицинского персонала, охраны и…

— Как только ОБОУЗ стало известно о втором зараженном корабле, в администрацию, управляющую Т-234, послали предупреждение. А также исследовательскую группу… как ваша.

— И что? Они тоже заразились? — начал раздражаться темпераментный патоморфолог.

— Нет. Пока мы толком не выяснили, что там случилось и кто виноват, но произошел бунт. На сегодняшний момент из разрозненных данных, поступающих оттуда, следует — вся власть у заключенных. Космопорт под их контролем, связи с охраной нет. Именно поэтому вся надежда на вас.

— Я не совсем понимаю, господа, — кашлянув, я продолжила, — все данные у нас имеются на руках. И мы могли бы на Ватерлоо спокойно ознакомиться с ними, определить, что это за зараза, каковы механизм заражения и влияние на организм и, может быть, даже узнали, как ее уничтожить. Почему мы здесь? На этом корабле? И главное, куда так спешим?

Наш куратор бросил короткий взгляд на Лейса, сидящего рядом со мной, словно искал поддержки. И он ее получил.

Хеш’ар встал, заставив посмотреть на него и удивиться: от весело подтрунивающего надо мной мужчины ничего не осталось, перед нами возник суровый х’шет, привыкший отдавать приказы, вести за собой и встречать опасность лицом к лицу.

— Т-234 — это пристанище не только рецидивистов, воров и убийц. Там отбывают заключение пираты с разных уголков Галактики. Космопорт располагает несколькими транспортниками для этапирования заключенных, а также сторожевиками для охраны. Это, по сути, маленький флот. Если им удастся покинуть планету, зараза легко вырвется на просторы Вселенной.

— Тогда почему не уничтожить ее совсем? — воскликнул потрясенный Кшеола.

— Там несколько сотен тысяч заключенных. И не все они чудовища в человеческой оболочке. Каждый должен иметь шанс на прощение, — возмутился цитранец Сей Шитцини.

Я заметила ледяной взгляд Лейса, который достался ученым.

— Пока нет твердой уверенности, что, уничтожив планету, мы уничтожим и розовую. Подобное решение — непозволительная глупость. По этой причине корабли моей бригады сейчас обеспечивают плотный кордон. Ваша же задача — выяснить, что это за напасть, как с ней бороться и что является источником заражения.

Вот и докопались до сути!

Я со страхом смотрела на преобразившегося Лейса, жутковатого в своей ледяной бескомпромиссности и твердой уверенности идти до конца.

Уничтожить планету с заключенными… Да ведь с ней сделают то же, что ранее с Х’аром. И я на собственном опыте знаю, что произойдет с теми, кто не успеет ее покинуть. Я не сдержалась и передернулась, чувствуя, как замерзаю.

— Вашей бригады, х’шет? — не мог не заинтересоваться Башаров.

— Именно так, профессор, — холодно ответил Лейс. — Шесть месяцев назад меня назначили бригадным х’шетом «Призраков Х’ара».

Я чуть не ахнула. Выходит, друг детства возглавляет весь пограничный космический флот Х’шана, а не отдельную его часть! Ему действительно было не до развлечений.

— Поздравляю, — выдавил Башаров.

Неужели его задело высокое звание х’шанца? Но, кроме тайны розовой, сейчас мне было не до загадок. Со следующим вопросом меня опередил Шитцини:

— Т-234, как и положено, прошла обязательную сертификацию после открытия. Информация о ней имеется в сети, но нам необходимы не только сведения из открытого доступа, но и закрытые для всех, а таковые всегда имеются. Особенно от горнодобывающих компаний. Любые сведения не будут лишними.

Гаю кивнул, соглашаясь, и отчитался:

— Мы в первую очередь сделали запросы по этому направлению. Но, увы, ничего особенного или необычного не обнаружили. Все в пределах статистических норм и стандартов. Планету используют больше сотни лет в качестве тюрьмы. Ранее там располагались рабочие поселки геологов и инженеров, которые контролировали автоматику на добыче. Никаких вспышек заболеваний необычной этиологии не наблюдалось. Но мы предоставим все, что смогли собрать и систематизировать.

— Благодарю вас. Я привык делать выводы на основании личного изучения данных. Иногда какая-то мелочь может ускользнуть, затеряться в большом объеме информации, а спустя время именно мелочовка становится ключевым фактором обоснования проблемы, — мягко улыбнувшись, негромко произнес цитранец.

Башаров молчал недолго:

— И все-таки можно ли как-то выяснить, когда появились первые признаки вступления розовой в контакт с заключенными? Когда охрана начала подмечать физиологические изменения?

— А меня вот что интересует, — мрачно вмешался в разговор наш пожилой инфекционист, — действительно ли этот… назовем его условно паразитом, родом с самой планеты? И если еще месяц назад — опять же, возьмем условный временной отрезок возникновения заразы — ее не было, тогда что изменилось за это время? И, главное, где?

— В каком смысле «где»? — нахмурился Гаю.

— Профессор имеет в виду, что бунт произошел недавно, а до этого на планете массовых случаев заболевания не наблюдалось. Но были отмечены отклонения у заключенных. И в это же время отправленные с планеты корабли обнаружены с мертвыми экипажами и пассажирами.

Я испуганно выпалила:

— С какой периодичностью с планеты вывозят добычу? И главное, когда это делали в последний раз?

Х’шанцы переглянулись с посмурневшими лицами. Быстро проверив информацию по своему коммуникатору, Гаю осторожно ответил:

— Раз в три месяца. Но последняя отгрузка задержалась уже на четыре.

— Это обнадеживает, — глухо прокомментировал инфекционист. — Раз в течение столь длительного времени нас не позвали в другую часть Галактики, значит, мы успели в последний момент.

— Вы полагаете, профессор…

Зельдман оборвал куратора, обратившись к Хеш’ару:

— Передайте своим: кордон должен сдерживать в первую очередь корабли с любой добычей. Есть большая вероятность, что именно глубинные разработки вытащили наружу подобную заразу.

— Я вот о чем думаю, — задумчиво предположила, — может быть, пока розовая находится в своей экосистеме, она образует лишь симбиотические связи с носителем? Раз выявлены функциональные изменения у заключенных.

Зельдман подхватил мысль:

— А покинув планету, она теряет связь? Или подпитку? Или какой-то сдерживающий фактор и из условно патогенного стремительно превращается в патогенную флору?

Баквирусолог и иммунолог Шитцини, сделав резкий шаг в нашу сторону, воскликнул:

— Или, например, как Далая Шимерус из звездной системы Лотуса: каждая бактерия связана с другими, образуя общий информационный фон. При потере связи с «семьей» начинается деструкция, потому что одиночная бактерия не в состоянии единолично контролировать процессы своей жизнедеятельности.

Я покачала головой, вступив в дискуссию:

— Если розовую достали из глубин, значит, невольно нарушили единство связей. Думаю, это что-то иное. Может быть, какое-то излучение? Причем планеты в целом?

Киш, кашлянув, встал:

— Прошу прощения, но меня ждут обязанности командора корабля. — Обойдя стол, он на миг пожал мое плечо и шепнул: — Потом еще поговорим.

Я улыбнулась и кивнула. Командор вышел, а х’шет встал у меня за спиной, но психологически не давил, его присутствие, наоборот, приносило чувство покоя.

Гаю Меш’ар, которого прервали, наконец сообщил:

— Вы просмотрите записи и поймете. Предыдущая группа пыталась воздействовать на розовую разными видами излучения. Ничем уничтожить ее не смогли. По крайней мере, без вреда живым носителям.

— И все равно любопытно, какое влияние оказывают различные виды энергии на нее, — тихо возразила я. Что-то крутилось в голове — что-то, зацепившее при просмотре видео. Но пока я не могла поймать смутную догадку за хвост.

— Ладно, тоже прошу прощения, но пора заняться работой, — резво встал Башаров, хлопнув ладонями по мускулистым ляжкам в голубых джинсах.

— Согласна с вами целиком и полностью, — улыбнулась я в ответ, поднимаясь.

Хеш’ар меня удерживать или занимать разговорами не стал. Поэтому я почти сбежала в отведенную мне лабораторию.

На выходе из салона Зельдман напомнил:

— Дамы и господа, не забудьте зайти к корабельному врачу и сдать биоматериал. На будущее…

Для чего именно, понял каждый из нас и оптимизмом не проникся. Становиться образцом для исследования не хотелось.

* * *

Ознакомившись с предоставленной мне лабораторией — настоящей мечтой ученого! — пару минут посидела, сложив руки на коленях. В других обстоятельствах я бы радовалась настолько хорошим условиям работы, а в создавшихся «окунаться в смерть» жутко не хотелось: страшно, печально, и сердце щемит от сочувствия к погибшим и к тем, кто не дождется родных и близких.

В этот момент я ощущала себя совсем не на своем месте, лишней, чуждой здесь. Но «правительственный контракт», вернее, долг перед человечеством, никто не отменял. Я привычно активировала экраны, а вот файл для просмотра выбирала уже не столь уверенно. В первую очередь промотала в ускоренном режиме хронику страшных событий, иногда останавливаясь на заинтересовавших меня местах. Снова прослушала проникновенную речь Сая Мейн’ара и после запустила следующую запись. Бортовой компьютер любого корабля ОБОУЗ, даже не находящегося на боевом дежурстве, обязательно ведет журнал с фиксацией всех событий и любых исследований. Слишком у них «начинка» опасная.

А в нашем случае была нештатная ситуация, закончившаяся плохо, хуже того — имеющая продолжение…

С тяжелым вздохом я начала просматривать записи о гибели команды исследователей, только уже внутри корабля ОБОУЗ. Шлюзовая камера — конечная в череде дезактивации — заполнилась очищающими средствами, которыми обрабатывали костюмы команды. Загорелся зеленый свет, оповещая, что ничего опасного не обнаружено. Двери плавно отъехали, и я вновь увидела лицо руководителя группы Шершнева.

Сейчас он не улыбается и не шутит — лишь, поморщившись, кивает х’шанцу Мейн’ару. Затем, глядя в камеру, называет дату, время возвращения с зараженного корабля, перечисляет доставленное с собой. Пока он говорит, за ним один за другим выходят участники группы «Альфа-3», неторопливо снимают защитные костюмы. Крепкие, смелые… погибшие. В это опять сложно поверить.

Шершнев закончил: «Группа вернулась в полном составе, пострадавших нет».

Дальше я проматывала некоторые не особо важные моменты из жизни команды ОБОУЗ. Компьютер показывал сразу несколько фрагментов одновременно, позволяя видеть, что происходило в следующие сутки на корабле.

Первым почувствовал недомогание ашранец Уали Шиуро: спустя несколько часов, сидя за столом, он неожиданно застонал, схватившись за бедро. Буквально минута ушла на выяснение причины. Приняли за мышечную судорогу. На самотек показавшееся сначала обычным недомогание не пустили и, помимо уже идущих исследований биообразцов, доставленных с транспортника, проверили и Уали.

Диагноз оказался куда страшнее: через час Шиуро валялся на кровати, корчась в постоянных приступах судорог.

Зеленокожий циклоп Рау-Ли, что-то увидев в микроскопе, потер лицо и снова припал к окуляру. Еще минута, слишком долгая, — и он устало откинулся на спинку кресла. Следующую минуту он сидел так, словно на него сейчас навалились все печали Вселенной. Затем отправился в основную лабораторию. Там в тот момент находились Шершнев и Сай Мейн’ар, возглавлявший исследовательскую миссию.

Выслушав доклад рафанца, ученые пораженно замерли. Дальше Шершнев стремительно понесся в отсек, где хранились защитные костюмы. Спустя какие-то полчаса они обнаружили, что розовая легко преодолела все защитные барьеры и проникла на очередной корабль.

Они изолировали зараженного Уали и членов группы исследователей от остального экипажа, пытаясь спасти жизнь другим, уже даже не себе.

Из бортового журнала корабля ОБОУЗ, идентификационный номер шесть-пять-шесть-три.

Я добавила громкость, слушая погибшего последним х’шанца:

— Отчет ведет глава миссии Сай Мейн’ар. Согласно данным о погибших транспортах, полученным из космопорта планеты Т-234, и сведениям, собранным в ходе исследовательской операции, можно сделать однозначный вывод: инкубационный период заражения розовой варьируется. В случае с кораблями с Т-234 он длился от десяти до двенадцати стандартных космических суток. При переносе розовой от зараженных на новых носителей инкубационный период сократился до суток. Причина сокращения периода не выявлена.

Я смотрела запись дальше, наблюдая за тем, как каждый час изолировали очередных заболевших. Экипаж уберечь не удалось. Они боролись за жизнь, перепробовали все новейшие лекарства и технологии, подбирали схожие типы бактерий, лечение.

Спустя, наверное, часов восемь я добралась и до этой записи.

Из бортового журнала корабля ОБОУЗ, идентификационный номер шесть-пять-шесть-три.

— Отчет ведет командир миссии Сай Мейн’ар. Систематизация данных. Первичные признаки заражения спустя четыре часа после контакта. Первые симптомы при внешнем осмотре: поражение нервной ткани, стремительное нарушение остроты зрения, аритмия, судороги. С каждым часом, по данным электрокардиографии и миографии, с переходом вплоть до полной AB-блокады III степени к 48 часам с последующим параличом и полной остановкой сердца, в среднем к 62-65-му часу у большинства зараженных независимо от расы. Поражение кожных покровов в виде полного некроза слизистых и дермы с 28-32-го часа. Тотальное поражение желудочно-кишечного тракта в виде проявления желудочного, кишечного и носоглоточного кровотечений, выраженной желтухи у землян и выраженного позеленения кожных покровов у ашранцев ввиду замещения у их расы в гемоглобине ионов железа на медь…

Так быстро, мучительно и неотвратимо. Я нервно растерла холодные ладони. По данным лабораторной и инструментальной диагностик я отметила развитие тяжелого поражения в разных стадиях всех функций кроветворения, свертывания и образования антител.

Меня поразило, что при световой микроскопии даже с использованием новейших иммуногистохимического и FISH-анализов не удалось выявить ни одного цельного тканевого и даже клеточного элемента пациента. Однако при пятидесятикратном увеличении удалось выявить неких биологических агентов, расцененных как бактерия неизвестного типа.

Я смотрела на неведомую бактерию как на самого лютого врага. И не важно, что сотни, тысячи раз видела подобных ей — ведь раньше я не была свидетелем таких вот «побоищ».

Большой экран кибера показывал розовую: почти обычную палочковидную, но с непонятным пока утолщением с одного конца, из-за чего она походила на булаву. Причем мохнатую булаву: множество ворсинок слегка шевелились в среде, куда ее поместили для исследования. Верхняя капсула довольно толстая, с розоватым оттенком. Именно поэтому при большом скоплении колоний на твердой среде она становится яркорозовой.

Единственное ее отличие — странное свечение, из-за которого зашкаливали все показатели, не дающее понять, что же это за увеличение в конце палочки. И все-таки это бактерия?

Данные, данные, записи — в конце просмотра у меня уже в глазах рябило.

Назад: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Дальше: ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ