Глава 18

Час мести настал. Женщина знала это совершенно точно, чувствовала всей кожей. Если не сейчас, то уже никогда. Время начинало работать против нее. Разрыв с мужем стал очередной весточкой приближающегося падения. Бывают такие периоды в жизни, когда все у тебя получается, дела идут в гору. А потом, когда все, казалось, складывается удачно, ты нежданно-негаданно вдруг проваливаешься вниз.

Приближение именно такого провала женщина сейчас и предчувствовала. Почва вдруг начала уходить у нее из-под ног. Все было против нее. Она даже подумала, может, зря она еще много лет назад затеяла эту историю? Наверное, брат был кое в чем прав, когда отговаривал ее от этой затеи. Ведь эти мальчишки и впрямь перед ней, перед ними ни в чем не виноваты. Брат об этом ей и говорил.

Но она не пожелала его тогда даже выслушать. Да и сейчас, стоило подумать о прощении, как невольно она стиснула зубы и едва удержалась, чтобы не стукнуть кулаком по столу.

– Нет, виноваты! Виноваты в том, что они их дети! Этим все сказано!

Злоба все никак не хотела ее отпускать. Сколько она себя помнила, мысли о мести мучили ее днями и ночами, мешая жить, заставляя раз за разом возвращаться в прошлое. Но годы шли, и с каждым разом возвращение становилось для нее все более мучительным. К тому же она была не глупа, наблюдательна и видела, что все обстоятельства складываются так, словно кто-то наверху задумал помешать ее планам.

– Но теперь все! Осталось последнее дело, и я его сделаю!

Женщина понимала, что ступает на очень тонкий лед. Надо было спешить. Скоро у нее уже не будет защиты, скоро она останется совсем одна. Но так или иначе, а тот человек, ради которого и была затеяна эта постановка, должен узнать правду. Иначе все это не будет иметь смысла.

– Он должен страдать. Так же, как страдала я!

Это было ее мечтой многие годы. И женщине было даже страшновато. Как она станет жить после того, как все свершится? Чем станет заниматься потом?

Полицейские, с которыми ехала Оксана, точно знали, куда держать путь. Они направлялись к коттеджному поселку «Восторг», тому самому, у ворот которого всего несколько часов назад Герман с Оксаной караулили Воронцову. Теперь Герман исчез, но Оксана надеялась, что с помощью следователя Лукашова, занимающегося делом об убийстве доктора Меерсона, им удастся доказать невиновность Германа.

После задержания в парке ей совсем недолго пришлось пробыть в компании Гриши и Кузнецова. Уже через полчаса к ним присоединился следователь Лукашов, который повел себя с Оксаной весьма дружелюбно и своего расположения к ней не только не скрывал, но всячески его подчеркивал. И если сначала Оксана насторожилась, то вскоре совсем успокоилась.

– Вы можете мне доверять, – сказал Лукашов, мягко улыбаясь каждому своему слову. – Я и сам не верю в виновность вашего друга. И улики говорят о том же. Скорей всего, Герман Колесов не убивал доктора.

– А как же орудие убийства с его отпечатками пальцев? Мне говорили, что вы нашли кухонный нож из квартиры Германа.

– Нож мы и впрямь нашли, – продолжая излучать доброжелательность, сказал Лукашов. – И он был взят из комплекта кухонных ножей в доме Колесовых. Мы проверяли. Но… Но отпечатки пальцев на нем выглядят смазанными. Последним нож брал человек в латексных перчатках вроде тех, что используют хирурги. Будь это сам Колесов, к чему такие предосторожности? Зато расположение отпечатков пальцев Колесова на рукоятке ножа никак не соответствует характеру ранения, унесшего жизнь доктора. Колесов мог использовать этот нож, но исключительно для того, чтобы что-то им нарезать – сыр, колбасу… Понимаете?

– Значит, убил Меерсона не Герман?

– Я пока не могу утверждать это со стопроцентной вероятностью, но все идет к тому.

Дальше следователь объяснил, что и удар вряд ли мог нанести Герман, тот был среднего роста, а удар был нанесен человеком высоким.

– И наконец, еще одно обстоятельство, которое также говорит в пользу обвиняемого. До того как умереть, доктор принял большую дозу снотворного. Он несколько часов находился в одурманенном состоянии, и лишь затем ему были нанесены ножевые ранения, которые и повлекли за собой смерть.

– Почему же доктор решил лечь спать среди бела дня? Его ждали на работе.

– Думаю, что он не по собственной воле выпил снотворное, – многозначительно произнес следователь. – Нами был установлен препарат, погрузивший пострадавшего в длительное оцепенение. Это сильное средство, и в обычных аптеках его невозможно приобрести даже по рецепту врача. Такой препарат может находиться только у медиков, и то под строжайшим контролем. И это тоже говорит в пользу Колесова, у него доступ к такому препарату вряд ли был.

– Значит, вы говорите, что Меерсон крепко спал, когда его убивали?

– Судя по характеру ран, он совсем не страдал. Никакого сопротивления он не оказывал. Из этого мы сделали вывод, что удары были нанесены практически по бесчувственному телу.

При этих словах следователя Оксана почувствовала несказанное облегчение. Она знала своего Германа. Знала его вспыльчивость. И понимала, что если в пылу драки Герман и мог учудить что-то такое, о чем впоследствии обязательно бы пожалел, то ударить беспомощного спящего человека ножом он уж точно не мог. Последние сомнения в невиновности Германа раз и навсегда оставили Оксану. И она взглянула на следователя с благодарностью.

Но радость ее была недолгой. Уже через минуту Оксана вновь встревожилась:

– Но если не Герман, то кто? Вы знаете, кто преступник?

– Догадываемся. До сих пор мы собирали доказательства, а сегодня готовы произвести арест. – И тут Лукашов неожиданно предложил: – Хотите поехать с нами?

Ясное дело, Оксана ответила утвердительно. Так они и оказались сначала возле детского сада, которым управляла Воронцова, а затем у поселка «Восторг», где у Воронцовой и ее мужа был собственный загородный дом.

Почтарев сначала сбросил скорость, а потом и вовсе остановил машину. Герман обнаружил, что местность вокруг выглядит знакомой.

– Это же «Восторг»! Поселок, где живет Елена!

– Не у нее одной в этом поселке есть недвижимость, – многозначительно произнесла Ирина.

А Почтарев добавил:

– Тут живет еще и Георгий Николаевич Горемыкин. А до недавнего времени жил и его старший брат – Федор.

Герман насторожился. Братья Горемыкины, на которых работал Почтарев, проживали в одном поселке вместе с Леной Воронцовой. Были их соседями. Интересное совпадение.

Когда машина остановилась, ребенок в одеяле снова начал попискивать.

– Дай его мне, – попросила Ирина.

Герман передал ей ребенка, к его удивлению, увидев склоненные над ним лица Почтарева и Ирины, ребенок моментально замолчал. Больше того, он обвил ручонками шею Ирины, а Почтареву сказал:

– Тятя.

– Чего это он? – удивился Герман.

– Он так «дядя» выговаривает.

Удивление Германа только усилилось.

– Чей это ребенок? – спросил он. – Горемыкина?

– Да. Это его племянник.

– А у Горемыкина в данный момент находится наш Ваня?

– Да.

– И мы должны совершить обмен этих двух детей?

– Именно этого мы с Ириной и добиваемся.

Вид у Почтарева был озабоченный. Он погладил ребенка по голове, потом нежно коснулся руки Ирины.

– Побудь с ребенком тут, – попросил он. – А мы с Германом сходим покалякаем с Жорой.

Герман готов был поклясться, что Ирина и не собиралась никуда идти. Но забота Почтарева выглядела так трогательно, что у Германа язык не повернулся сказать ему об этом. Они двинулись к поселку. Охрана у ворот удивилась, увидев Почтарева поздно ночью без машины и в сопровождении постороннего. Но Почтарева тут хорошо знали, поэтому его рассказ о сломавшейся машине и о новом сотруднике сомнений не вызвал. Почтарева беспрепятственно пропустили внутрь поселка, да еще пошутили ему вслед:

– Дорогу-то до дома хозяина найдешь?

Когда они отошли от поста охраны, Почтарев впервые взглянул на Германа и проинструктировал:

– Когда придем к Жоре, ты молчишь, говорить буду я. Просто стой и молчи. Понял?

– Хорошее дело! Мой ребенок, а я молчи!

– Не надо было своего ребенка и жену одних бросать.

Герман не остался в долгу.

– Не надо было к чужой бабе и чужому ребенку лезть!

Они замерли, сверля друг друга враждебными взглядами. Но Почтарев, надо отдать ему должное, опомнился первым.

– Потом отношения выясним, – буркнул он и двинулся вперед.

В поселке было всего пара десятков домов, но друг от друга они стояли на таком расстоянии, что до дома Горемыкина они добирались почти четверть часа.

– Как ты нас нашел? – спросил Почтарев.

– Да вот так. В «Красоте не для всех» побывал.

Герман заметил, как Почтарев вздрогнул, услышав про «Красоту». Но к этому времени они уже дошли до дома Горемыкиных. И тут Почтарев внезапно произнес:

– Я тебе должен кое-что про Ленку Воронцову рассказать.

– Зачем это?

– Ты послушай. Она сама детдомовская. И я тоже. Мы с ней в одном детском доме выросли. Только я туда раньше попал, еще совсем маленьким, а Ленку к нам в десять лет привезли. Не знаю, кто кому был больше нужен. Она была постарше меня, но я к этому времени уже был настоящий детдомовец, другой жизни не знал, а Ленке тяжело было привыкать к новому образу жизни. Думаю, она меня потому так близко к себе подпустила, что ей нужна была хоть какая-то опора. Так мы с ней вместе до самого ее ухода и держались. Братом и сестрой друг друга считали.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Погоди. Выслушай до конца. Хочу, чтобы ты понял, Лена – она не плохая, просто ей много чего довелось пережить. Муж еще ей достался… Скот, одним словом. Его всегда на малолеток тянуло. Ленке шестнадцать едва стукнуло, как он ее в ЗАГС потащил. Ленка его не любила совсем, терпела только. А легко ли с нелюбимым жить?

– Могла бы не терпеть.

– Много ты понимаешь! – вспыхнул Почтарев. – Ленке замуж за старого бандита пришлось выйти. Мне ради прописки на старухе жениться. Это тебе все в жизни легко давалось. У тебя-то мама-папа всегда за спиной стояли. А знаешь, каково это, когда во всем мире никого, кто бы за тебя вступиться мог! Нет, не знаешь! А лишили всего этого нас они… Эти гады!

И Почтарев стукнул кулаком по забору. Вся его фигура в этот момент излучала такое отчаяние, что Герман ему поверил. А поверив, спросил:

– Горемыкины убили ваших с Леной родителей?

– Нет. Убить напрямую, может, и не убили, трусоваты оба для этого. Но зато и Ленку, и меня эта парочка родительского наследства лишила.

– Вон оно что!

Понемногу Герман начал прозревать.

– И вы с сестрой задумали отомстить обидчикам?

– Правильно. Ленке без труда удалось уговорить своего мужа купить в «Восторге» этом дом. Знала, что у Горемыкиных тут хата. Решила, что с соседями легче будет контакт найти. И меня водителем к Федору устроить – это тоже Ленка придумала.

– Так, и что дальше?

А дальше у Горемыкиных началась полоса невезения. Сначала при родах умирает жена старшего Горемыкина, потом полгода назад он сам. И Почтарев как бы по наследству переходит к младшему. И Лена Воронцова в соседках. Надо полагать, что при таком раскладе радоваться жизни Жоре оставалось совсем недолго.

– Своего прежнего хозяина ты на тот свет сплавил?

– Нет.

– А жену его?

– Ты что, вообще? – Почтарев даже пальцем у виска покрутил.

– Она-то тут при чем? Она к делам своего муженька отношения не имела. Он на ней женился, чтобы она детей ему родила. У самого-то не получалось нормально настругать, вот и пришлось с бабой договариваться, ЭКО ей делать. Только после этого она и родила. Но мне думается, на небесах не хотели, чтобы такие гады, как Федя, размножались. Потому и жена его умерла, и сыновей еле спасли. Но спасти-то спасли, а все равно они уродились дурачками. Антошка еще ничего, а у Коли с головой совсем плохо. Отец на них и смотреть не желал, а тут Лена со своим предложением, не изволите ли, дорогой сосед, своих сироток в мой привилегированный детский садик устроить? Федор и согласился. Но для верности сад у Лены выкупил, а ее на должности заведующей оставил. Любил покойничек всюду себя хозяином чувствовать. И все у него в жизни гладко складывалось, пока один жил. А как мысль про наследников в голову полезла, тут и конец его благополучию пришел. Одна беда за другой. Да еще Лена со своими планами мести под боком.

– Так, может, это она старшего Горемыкина и ухайдакала?

На этот раз Почтарев стал возражать уже не так категорично. Буркнул лишь:

– Не знаю. Автокатастрофа там была, а почему случилась, никто не скажет.

И отвернулся.

Впрочем, пауза не затянулась.

– В общем, дети старшего Горемыкина у Лены в садике с самого рождения росли. И Антошка, и Коля. Под ее, значит, непосредственным присмотром. Но после смерти Федора один из мальчиков приболел, Лена испугалась, как бы не помер мальчишка у нее на руках, и отправила его в теплые края на лечение.

– А Жора – дядя его – знал об этом?

– Жоры никто доискаться в то время не мог. Месяц назад лишь появился. Оказывается, где-то в Индии в каком-то ашраме жил, просветлялся. Ни связи с внешним миром, ничего. Даже о том, что брат его помер, не знал.

– Ну, вернулся, и что дальше?

– Дальше племянников к себе потребовал. А где их взять? То есть Антошка в наличии есть, а Коли нет. Помер Коля, не помогли ему теплые края и море. Лена в панике. Как об этом Жоре сказать? Что Жора, что Федор такие люди, что дорогу им лучше не переходить, серьезные люди, одним словом. Будь у Ленки с мужем все хорошо, она бы его о заступничестве попросила, а так никак. Муженек Ленке много раз говорил, тридцатник стукнет, прощаемся с тобой, дорогая. Никаких претензий, но со старухами я не живу. А Ленке как раз тридцать и стукнуло. Так что лишний раз к мужу она и приближаться не осмеливалась, все ждала, когда он ей на дверь укажет.

– Ясно. И как же вы со своей сестрой названной поступить решили?

– Колю надо было вернуть. А где взять, если он помер? Вот мы и решили, предоставим похожего мальчишку. Жора своих племянников если и видел, то лишь новорожденными. Лена сказала, что все прекрасно у нас пройдет. За два года мальчики и подрасти должны были, и измениться. Дело было за малым. Оставалось найти подходящего мальчика.

– Подходящего мальчика, – эхом повторил Герман. – И вы с сестрой выбрали моего Ваню?

– Ну да.

– И вас даже не смутило, что у ребенка есть отец с матерью?

– Тебя же не было.

– Я в отпуск уехал. Имею я право отдохнуть две недели в году?

– Ира сказала, что ты их с Ваней бросил. Что они совсем одни. И что ты в их жизни эпизод оконченный.

Герман даже возмутиться не имел сил.

– Дальше что было?

– Дальше мы решили Ваню выдать за Колю Горемыкина. Для этого Ире дали документы Коли, она с ними за границу вылетела, а потом назад вернулась.

– А документы у вас откуда?

– Так нам же из детского санатория, куда Лена отправила Колю, его документы вернули.

– Ребенка похоронили, а документы вам вернули? – удивился Герман. – Как такое возможно?

– Так ведь им там тоже проблемы не нужны, пойдет слух, что у них дети мрут, кто к ним тогда поедет?

– Только такие, как Лена, – мрачно произнес Герман. – И что же, Ира согласилась вам помочь? Отдать своего ребенка?

– Я ей объяснил, что Ваня будет в очень богатом доме на положении наследника жить. Что у Горемыкиных столько всякого добра, что и десятку наследников не спустить. И дома, и прочая недвижимость, что у нас, что за рубежом. И счета в банках, и фабрики, и магазины, и гостиницы. Ира подумала и согласилась. Она для своего Вани всегда самого хорошего хотела, вот и не смогла упустить такой шанс.

– Но как же Ира согласилась отдать Ваню в чужую семью? Это же означало, что она сама ребенка больше не увидит!

– Почему? Лена обещала Ире, что она останется со своим Ваней в качестве няни. Ну а потом гувернанткой заделается. Так и доведет ребенка до совершеннолетия, родным человеком ему останется. Пусть даже ребенок и будет считать ее только своей няней, зато сам в шоколаде станет жить.

Герман слушал и понимал, что Ира действительно могла согласиться на такое. Превыше всего в жизни его жена ценила деньги и особенно приобретаемую на эти деньги роскошь. Счастье Ире виделось исключительно в форме клубного отеля, суетящейся вокруг прислуги, сияющего лазурью океана и ее самой на борту шикарной яхты. Все эти атрибуты счастливой жизни родной отец – Герман – ее ребенку предложить не мог. А вот Горемыкин мог. И Ира согласилась.

Ее даже не смутило, что она отнимает ребенка у Германа. Она видела лишь белый песок, пальмы и вольготную, свободную от материальных проблем жизнь, которую мог предоставить Ванечке совсем чужой дядя.

– На Кипр Ира со своим собственным сыном улетела. А обратно возвращалась как будто бы с Колей. Конечно, это Ваня и был, но пересекал границу он по документам Коли.

– И на границе все прошло без осложнений?

– У пограничников никаких подозрений не возникло. Мальчик есть, документы есть, доверенность в порядке. Все сопроводительные документы тоже. Лена в этом дока, уж не прокололась. Так что погранцы проштамповали паспорта – и все. Ваня стал Колей.

Видимо, такие трюки были для Лены не в новинку. И в том детском санатории, куда она отправила Колю, у нее тоже были свои люди. Но что-то в этой истории Германа смущало. Как Ира посмела выдать Ваню за умершего ребенка? И пусть Коля Горемыкин умер естественной смертью, но если его документы оказались в руках Лены, да еще так, что она могла эти документы вновь использовать, значит, ребенок не был похоронен по-человечески. Скорей всего, маленького страдальца просто закопали в яму, точно бездомную собаку.

Будь Ирина сейчас рядом, Герман дал бы ей хорошую оплеуху. Руки у него так и чесались, хотя никогда прежде он ни одну женщину и пальцем не тронул. Даже желания такого у него не возникало. А теперь вот возникло – и очень сильное.

– Ладно, – проскрипел Герман не своим голосом. – Про ваши дела с Леной я понял. Значит, вы уговорили Ирку подсунуть Ваньку этому Горемыкину. И как он? Клюнул?

– Сначала казалось, что да. А теперь нам кажется, что нет.

– Что это значит? Горемыкин не поверил, что вы ему племянника привезли?

Почтарев опустил глаза.

– Сначала-то мы Антошку вместе с Колей привезли. С Антошкой без проблем прошло, а вот Колей дядя особенно заинтересовался. Ему, оказывается, брат писал, что с мальчиками проблемы, чуть ли не дебилы оба. Антошка такой и есть, чуток поумней овчарки, а вот Коля… Ну то есть Ваня… Он Жоре шибко умным показался.

– И что? Радоваться надо.

– А вот Жора почему-то радоваться не стал. Вслух ничего не сказал, а обман заподозрил. Ленка случайно узнала, что Жора экспертизу ДНК заказал. Ну, чтобы родство с Колей подтвердить или опровергнуть.

– Неужели Лена этого не предвидела?

– Не ожидала она, что Жора через ее голову действовать начнет. Ну и Ирка тут меня допекать стала. Жора-то ее с должности няни сегодня вечером турнул, к Антошке с Колей и близко запретил подходить. А это уже совсем не то, что ей Ленка наобещала. Вот она и пристала ко мне, чтобы Ваню назад вернуть.

Герман усмехнулся. Да уж, его дорогая Ирочка умела добиваться от людей того, что ей надо. Если Почтарев и впрямь так влюбился в Ирину, как это выглядело со стороны, Ирочке было просто заставить кавалера плясать под свою дудку.

– Ну вот, – закончил свою речь Почтарев. – Теперь ты знаешь, что мы твоему пацану ничего дурного не желали. Хотели, чтобы он богатым наследником заделался. И Ира того же хотела.

– Одного не учли, что кое-кто может быть против.

– Кто? Ты?

– Горемыкин Жора. Ему могло здорово не понравиться, что вы в его гнездо кукушонка подсунули.

И при мысли, что может случиться с сыном, если Жора узнает об обмане, сердце у Германа сжалось.

– Мы должны немедленно забрать моего сына!

– Так за этим мы сюда и пришли! – радостно воскликнул Почтарев. – Действуем с тобой заодно? Договорились, да?

И бывшие соперники ударили по рукам. Как говорится, чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных решений. Когда-нибудь потом, когда Ваня будет уже в безопасности, Герман разберется и с Ириной, и с Почтаревым, и с Леной, если до нее руки дойдут. А сейчас главное вызволить сына из этой истории целым и невредимым.

Проникнуть в дом Горемыкина не составило никакого труда. У Почтарева оказался свой ключ от задней двери, так что они вошли, никого не тревожа. Дом был темен и, казалось, погружен в сон.

– Тут что, никого нет?

– У Федора была личная охрана, да только они все после смерти Федора разбежались.

– Почему?

– Официальную зарплату нам всем, кто на Федора работал, с банковского счета перечисляли, а он был на Лену открыт, и деньги на зарплату на целый год вперед лежали. Ленка нам и платила.

– Почему же тогда все ушли?

– Только официальная зарплата была вдвое меньше той, что люди на самом деле получали. Поэтому, когда Федор помер, а Жора все не объявлялся, многие начали потихоньку линять. Под конец только я и Марат остались. Жора приехал, но новых людей нанимать не стал. А с Маратом мы кореша, так что разберемся.

– Лучше бы без Марата.

– Сам не хочу никого тревожить. Рассчитываю, что тихонько Ваньку заберем и свалим.

– А где детская?

Вопрос поставил Почтарева в тупик.

– Дети в этом доме никогда не ночевали. Ни при отце, ни при дяде. Но не бойся, найдем. Где наша не пропадала!

Но этот залихватский клич не произвел на Германа никакого впечатления. Он как раз в этот момент распахнул дверь и оказался в ярко освещенной комнате нос к носу с каким-то мужиком. От яркого света Герман на миг ослеп. Пользуясь его беспомощным состоянием, чьи-то руки грубо схватили его за отворот куртки и втянули в комнату.

– Вот так! Теперь хорошо, – с удовлетворением произнес мужской голос над ухом Германа. – Теперь вся компания, похоже, в сборе.

Когда глаза Германа привыкли к свету, он увидел, что в центре комнаты стоит широкоплечий пожилой мужчина, чья щетинистая физиономия была расцарапана в кровь. В руках он держал пистолет, дуло было направлено в сторону роскошной темноволосой брюнетки.

– Лена!

Это выкрикнул Почтарев, который оказался рядом с Германом. Лена метнула на них лишь короткий взгляд, но с места не двинулась. Волосы у нее были в беспорядке, одежда тоже, одна щека покраснела и распухла. Похоже, до их появления у них с Горемыкиным состоялось бурное выяснение отношений.

– А теперь объясните мне, какого черта вы за моей спиной затеяли? – рявкнул хозяин дома. – То, что вы что-то затеяли, ясно уже по тому, что эта особа заявилась ко мне среди ночи, да еще и с оружием в руках. Пистолетик видите у меня? Так это Лена его принесла. Зачем, деточка? Думала, дядю Жору сумеешь перехитрить?

При этих словах лицо Лены исказилось, словно его свело судорогой.

Но хозяин ничего не заметил и продолжал:

– Неужели вы и впрямь полагали, что я приму такого умненького мальчика, который легко складывает числа до ста, рисует, как я сам никогда не нарисую, и который всего за один день у меня научился читать, за моего слабоумного племянника?

– Я вам объясняла, – пошевелила Лена распухшими губами. – Ребенок вырос, изменился.

– Допускаю, что малец мог слегка поумнеть, – кивнул Жора. – Допускаю, что мог измениться, но чтобы настолько… Показать, вам его художества?

И Жора ткнул пальцем в городок, сложенный из кубиков. Тут были башенки, ворота, удивительной архитектурной сложности дворец. Это были не какие-то неровные стены, покрытые самой простой крышей, как можно было бы ожидать от двухлетнего малыша, нет, дворец состоял из множества отдельных частей, соединенных между собой, – башенок, переходов, балкончиков, колонн и прочего.

– Этот замок малец всего за час при мне сложил. Любуйтесь! Не всякий взрослый такое осилит, а он своими маленькими пальчиками соорудил. И чтобы это сделал мой племянник Коля, который еще год назад не знал, как кубик к кубику приладить, в это я никогда не поверю!

– За год мальчик очень изменился, но это он.

– Брехня! Не было в нашем роду гениев. Хитрецы случались, серьезные люди тоже. А вот гениев не было. А этот настоящий вундеркинд. Где вы его только откопали такого?

Герман во все глаза смотрел на удивительной красоты ажурный замок и понимал, что и его Ванечка не мог бы сложить такого. Герман достаточно времени уделял своему ребенку и знал, на что тот способен. Такой замок… Его и взрослый бы не сложил. В этом Горемыкин был совершенно прав. И пистолет в его руках не имел никакого значения. Герман и без пистолета признал бы правоту хозяина, о чем тут же ему и сказал.

– И мой сын такого бы не сложил.

Жора с любопытством уставился на Германа. Глаза у него были маленькие, холодные, но в них светился ум. Может, Жора и был подлец, даже наверняка был, но это был умный подлец. И потому еще более опасен.

– Ты отец того пацана, которого они мне подсунули вместо Коли? – спросил он у Германа.

– Я так думал. Но теперь смотрю на дворец и понимаю, что мой ребенок тоже не смог бы такого сделать.

Лена посмотрела на Почтарева. В глазах ее светился гнев.

– Зачем ты его сюда притащил? – сердито спросила она у брата.

– Все кончено, Лена. Надо это признать.

– Ты тоже против меня? Ты?!

Отвернувшись от них, брюнетка всем своим видом дала понять, что в дальнейшей беседе участвовать не собирается. А вот Почтарев был готов поговорить с Жорой.

– Я признаю свою вину, – начал он. – Но и вы признайте. Вы с братом в свое время лишили нас с Леной наследства, запихнули в детский дом, меня еще и имени лишили. В этом вам помогла мать Лены, тогда она работала в опеке, и ей было легко посодействовать вам. Наверное, она еще с кем-то делилась, не знаю. Но крайними в этой цепочке оказались вы и я.

– Вот оно что… Так ты дочка Галки Слепокуровой? То-то мне всегда твоя физиомордия знакомой казалась. Все голову ломал, на кого ж ты похожа. А вон оно что! – Жора даже затрясся от смеха. – Выросла и решила отомстить дяде Феде с дядей Жорой? Эй, погоди! Так это ты моего брата… Это вы моему братухе на тот свет пораньше отъехать помогли?

Герман сжался. Но Почтарев не дрогнул.

– Нет.

– Сам знаю, что нет. Расслабься. Братуха после рождения своих дебилов духом пал. Сам мне жаловался, что жизнь ему больше не в радость. Всю свою жизнь брат кубышку набивал, ради этого только и жил, а тут старость подошла, оглянулся, а нажитое и оставить-то некому. Сыновья слабоумные, врачи руками разводят. Мол, генный материал бракованный. Тут братуху моего тоска за горло и взяла. Так что не тряситесь, не стану вас в смерти Федора винить. Но с мальцами разобраться все-таки нужно. Скажите-ка мне, тот Коля, что мне предъявили, он же никакой не Коля? – И так как все трое молчали, Жора опять заговорил: – Да вы не бойтесь. Через несколько часов все равно ответ экспертизы доставят. Сам все узнаю. Просто любопытно, как вы додумались мне такого умненького пацанчика вместо моего дурачка подсунуть? А?

– Он не был таким умненьким, – проговорил вдруг Почтарев, голос его звучал покаянно. – Ошибка случилась. Мальчик был самый обычный. Мы с Леной рассчитывали, что он после вмешательства доктора поглупеет ровно настолько, чтобы вы его своим племянником признали. А доктор начудил. И мальчик вместо того, чтобы поглупеть, взял да и поумнел. Да так, что мы с его матерью просто в шоке были.

Герман, который и так все последние дни был на взводе, услышав это, буквально взвился. Все это во многом совпадало с тем, что он уже и сам успел узнать благодаря помощи Оксаны. И теперь с трудом сдерживаемые чувства прорвались наружу.

С криком «Ах вы негодяи!» Герман кинулся на Почтарева. Впоследствии он и сам не мог вспомнить, что собирался с ним сделать. То ли задушить, то ли просто поколотить. Несколько смачных тумаков Герман и впрямь успел отвесить своему сопернику и обидчику. Лена вскочила на ноги и, не обращая внимания на пистолет в руках Горемыкина, кинулась на помощь своему названому брату. Теперь Герман был один против двоих.

Неизвестно, чем бы это закончилось, но внезапно прозвучал выстрел. И Жора, перекрывая все остальные голоса, прокричал:

– А ну тихо!

Все мигом затихли.

– Сначала говоришь ты, – велел Жора и ткнул в сторону Почтарева. – Что за операцию вы сделали пацану?

Почтарев опасливо покосился на Германа, потер шею, которая наливалась краснотой, и буркнул:

– Совсем незначительное вмешательство.

– Ну да! – тут же снова взвился Герман. – Только Ваня почему-то должен был дурачком после этого стать.

– Зато богатым.

– Ах ты…

Но взгляд Жоры заставил Германа замолчать и вновь взять себя в руки.

– Я с вами еще посчитаюсь, – прошипел он, глядя на Почтарева исподлобья. – И с тобой, и с твоей сестрицей!

Почтарев лишь развел руками.

– Все же хорошо кончилось. Чего ты кипятишься? Сам слышал, твой сын чуть ли не гением сделался.

– Молчать! – приказал Жора. – Плевать я хотел, гением или дураком стал бы чужой мне пацан. Вы пытались обмануть Жору Горемыкина, а этого я никому не прощаю. В общем, как хотите, вы мне возвращаете Колю и только после этого пацаненка у меня забираете. Возвращаете Колю, делаем экспертизу, я забираю племянников, вы своего пацана. Если согласны, по рукам. Если нет, то и вам не жить, и ему тоже не жить.

В комнате повисла тяжелая тишина. Герман с ужасом думал, что вернуть Колю этому человеку никто на свете не в состоянии. Если правда, что мальчик умер, значит, это конец. И они, и маленький Ваня, который теперь имел все шансы стать вундеркиндом и в будущем принести много пользы людям, все они умрут.