Не застрельщики

Доминик Веннер незадолго перед своим самоубийством в соборе Парижской Богоматери разместил в социальных сетях текст, где призывал к новым символическим действиям, призванным пробудить массовое сознание. Отличительная черта новых правых – именно склонность к таким действиям, иногда суицидальным, самурайским. Именно так, в конце концов, поступил первый «новый правый» в европейской литературе – иезуит Нафта, большой противник прогресса, из романа Томаса Манна «Волшебная гора». У него случилась дуэль с либералом и гуманистом Сеттембрини, и когда гуманист отказался стрелять, иезуит пустил себе пулю в висок. Самоубийство – закономерная, логичная точка в жизни «нового правого», поскольку его философия, додуманная до конца, как раз и есть отрицание жизни. Жизнь – это всегда прогресс, всегда отрицание традиции, в некотором смысле предательство; культ смерти, обожествление прошлого, ненависть к цивилизации должны заканчиваться именно так – выстрелом в собственную голову или публичным харакири после неудавшегося государственного переворота. Именно так поступил Юкио Мисима, японский «новый правый», писатель выдающегося таланта и столь же исключительной несимпатичности, да простит меня его пропагандист и переводчик Григорий Чхартишвили. Мисима играл в политику и радикальность, но он за эту игру заплатил.

Не сказать, чтобы меня восхищал Веннер, с творчеством которого я знаком очень мало, но самоубийство его следует признать если не убедительным, то, по крайней мере, логичным жестом. Противники однополых браков, враги глобализации, защитники расовой чистоты, последователи Генона, ученики Эволы привлекательны в Европе только тем, что по-мисимовски расплачиваются за свои идеи. В России потому и нет сколько-нибудь серьезного идеолога, что почти никто не организует собственную жизнь в соответствии с учением. Лимонов при всем своем писательском таланте ставит писательство и личный миф выше любых убеждений и задач – но наиболее последовательны в России именно он и его противник (поклонник) Кашин: тут наблюдается хоть какое-то единство взглядов и действий, сочинений и имиджей. Вполне последовательны «Pussy Riot», которым, несмотря на заступничество самого влиятельного рок-музыканта мира сэра Пола Маккартни, в очередной раз отказали в УДО: утрись, сэр Пол. Последовательны были российские рок-музыканты, серьезные, маргинальные, выбирающие смерть: Егор Летов, Александр Башлачев, Анатолий Крупнов. Это, конечно, не всегда гарантирует художественный результат, но и не в нем дело: создается легенда. Абсолютно последователен оказался Алексей Балабанов, всю жизнь снимавший кино про засасывающую русскую пустоту, которая может быть и зверством, и святостью, – его настигла ранняя смерть, какую иные рок-герои не без форса называли рок-н-ролльной. Легенда вновь соблюдена – Балабанов так и не успел снять нового фильма после своего завещания «Я тоже хочу». Иными словами, культ смерти, интерес к смерти, радикализм взглядов естественным образом приводят к формированию особого имиджа – и это главная причина, по которой в России нет и не будет «новых правых». Единственный русский «новый правый» в строгом смысле слова – Павел Горгулов, который ненавидел европейскую цивилизацию и прогресс, в 1932 году застрелил французского президента Поля Думера и был казнен. Сохранилась его проза, вполне бредовая, и вообще он – не зря писавший под псевдонимом Бред – был почти наверняка безумен; но тут опять-таки вступает в свои права легенда: Горгулов не просто ненавидел цивилизацию, не просто выдвигал лозунг «Фиалка машинку победит!», но и убил того, кого считал главным врагом, – опять же чисто символический акт – и погиб за свои взгляды. Современные же русские «новые правые» – опять-таки сторонники расовой чистоты, великой традиции и консервативной власти – охотно обрекают на гибель других, но сами чувствуют себя прекрасно. Более того, традиционалист, «новый правый», чаще всего бывает противником власти, ее отчаянным критиком – именно потому, что эта власть выбирает прогресс и глобализацию, предает национальную идентичность. Наши же «новые правые» изо всех сил стараются к этой власти присосаться, они обещают выдумать для нее концепцию, сочинить лозунги, помочь ей в расправах с оппозицией – лишь бы приблизила, воспользовалась, позволила лизнуть! Нельзя быть одновременно противником секулярности и ее отчаянным прислужником; нельзя ненавидеть прогресс и быть его слугой; главное же – нельзя быть последователем Генона, исповедовать мистику и культ смерти – и все время подставлять под топор исключительно чужие головы. Вот почему русские «новые правые» – в первую очередь Александр Дугин и другие идеологи евразийства – останутся пошлыми государственниками и никогда не поднимутся до истинного традиционализма. Традиционализм в их понимании – это мочить всех.

В России полно противников однополых браков и сторонников расовой чистоты. Это разные люди – иногда агрессивные мещане, иногда утонченные наследники сменовеховцев или имперцев, иногда дешевые карьеристы, выдающие себя за мыслителей. Но никто из них не застрелится, как Нафта или Веннер. Они по природе своей не застрельщики, а расстрельщики. У них нет последователей, и легенды из них не получаются. В России никто не хочет понять, что у идеологов должны быть идеи – и это то единственное, без чего никак.