Целебное питье, собственноручно приготовленное Ганелем (он с гордостью мне это сообщил), было мерзким на вкус, но слабость и тяжесть в теле стали меньше. Я смог с помощью Ганеля надеть чистую камизу и штаны и даже рискнул глянуть на себя в зеркало. Да, неплохо меня уделали два месяца каторги! В отросших волосах и бороде появилась седина, на лбу стали заметны морщины, глаза окружали болезненные тени. Я будто постарел на десять лет.

— Прекрасно, шевалье, вижу, вы вполне оправились от хвори, — мужской и смутно знакомый мне голос за спиной заставил меня вздрогнуть и обернуться.

Худощавый длинноволосый человек, одетый в охотничий костюм из бурой замши, стоял в дверях, заложив руки за спину, и не сводил с меня внимательных голубых глаз. У меня вдруг засосало под ложечкой — я понял, кто этот господин.

— Вы…

— Граф Кристен де Фанзак, ваш друг и единомышленник, шевалье. — Человек учтиво поклонился, шагнул в комнату. — Я представляю здесь, в Эшевене, его величество императора Алерия.

— Это вы говорили со мной в доме констебля!

— Совершенно верно. Император не ошибся в вас — вы не поддались на провокацию, хотя, я, признаться, сомневался в вашей стойкости. Присядьте, шевалье, вы слишком слабы, чтобы говорить со мной стоя. Нам предстоит долгий разговор.

— Я… я не понимаю.

— Я пришел, чтобы объяснить вам суть всего, что происходит. Но вначале позвольте мне от имени его величества и от моего собственного имени извиниться перед вами, маркиз Дарнгэм, за те испытания, которые вам пришлось пережить в последние месяцы. Уверяю вас, это было необходимо.

— Я провел больше двух месяцев на каторжных работах, едва не погиб при затоплении шахты, чуть не умер от болезни — за это вы хотите извиниться?

— Именно, — де Фанзак сделал Ганелю знак закрыть дверь, сам взял свободный стул и сел напротив меня. — Мы испытывали вас. На всякий случай, приставили к вам мэтра Ганеля, которому дали поручение следить за вашим здоровьем.

— Бред какой-то. Зачем вы устроили весь этот балаган?

— Ваше неожиданное и чудесное появление в Ростиане, ваше участие в событиях в Халборге и на Порсобадо, не остались незамеченными. И заметили вас не только ваши друзья, такие как мессир де Фаллен, но и враги. Император Алерий давно подозревал, что среди высших царедворцев Ростиана есть шпионы, подкупленные магистрами Суль. Вскоре после вашего возвращения с Порсобадо мои агенты перехватили в порту Агерри курьера с шифрованными грамотами. Нам удалось прочесть их. В одной из них магистры Суль прямо поручают своему эмиссару в Рейвеноре убить вас, и чем скорее, тем лучше.

— И кто же этот эмиссар?

— Увы, этого мы не знаем.

— Значит, ради того, чтобы спасти мне жизнь, вы навесили на меня ложное обвинение в измене и упекли на каторгу, так?

— Это было необходимо. У врагов империи должна быть создана уверенность, что вы более не представляете для них опасности.

— Ага, понятно, — я с ненавистью посмотрел на де Фанзака. — Грязные игры спецслужб, как сказали бы в моем мире. Но я едва не погиб при затоплении шахты, как вы это объясните… милорд?

— Никакого затопления не было. Мои люди организовали побег Ратберта — так было нужно, и вы вскоре поймете, почему. Кроме того, в Рейвенор отправлено донесение, что вы пропали без вести при аварии в «Уэстанмеринг». То есть, вы как бы мертвы. Это даст вам хорошую фору, шевалье.

— Бред, чертов бред! Вы…

— Давайте обо всем по порядку. Ваши враги по достоинству оценили ваши действия на Порсобадо — вам удалось разоблачить их успешного агента и заодно подавить антиимперский мятеж, который, учитывая слабость нашего гарнизона в Фор-Авек, мог причинить огромный вред Ростиану. Вы с честью вышли из трудной ситуации и заслужили вполне обоснованную ненависть тех, кто стоял за всеми этими кознями — сулийцев. Далее, ваша роль в том, что магистром ордена стал мессир де Триан, добавила, скажем образно, масла в огонь. Думаю, решение о вашей ликвидации было принято уже в конце прошлого года. Я уж не говорю о том, что артефакт, ради которого затевалась вся сулийская операция на Порсобадо, не попал к магистрам, и в этом тоже есть ваша заслуга. Теперь скажите — долго бы вы прожили, если бы не наша опека?

— То есть, вы следили за мной?

— Именно так, сударь. Это я организовал вашу встречу с императором и слышал ваш разговор — с согласия и по поручению его величества, разумеется. Именно я посоветовал императору дать вам то поручение, которое вы отвергли. Признаюсь, меня приятно удивила ваша отвага: не каждый осмелится сказать в глаза императору то, что сказали вы.

— Я поступил по совести, граф.

— Конечно. И ваша прямота понравилась императору. Но у нас были основания думать, что ваш визит во дворец не прошел незамеченным и для врагов — поверьте, я знаю, что говорю. И я предложил императору идею с арестом. Ваши враги в Рейвеноре были в восторге, узнав о том, что вы арестованы. Вместе с вами — для отвода глаз, — были арестованы еще несколько братьев под разными предлогами. Мы хотели создать у врагов видимость чистки наших рядов от врагов — вы должны понимать мою мысль, шевалье. Разумеется, всех потом выпустили и восстановили в братстве.

— Знаю, — я вспомнил скотину де Хоха. — Но пока не вижу никакого смысла.

— Смысл есть. Император не случайно взял с вас клятву верности. Вам предстоит выполнить задание, которое мы могли бы поручить только абсолютно преданному и отважному человеку.

— Льстите мне?

— Нисколько. Вы уже доказали, на что способны. В братстве фламеньеров предостаточно доблестных и преданных воинов, но иногда доблести и верности не всегда бывает достаточно. Необходимы — как бы это правильнее назвать, — непредсказуемость и необычность образа мысли. Отвергнув предложение его величества, вы показали, что как раз эти качества у вас присутствуют.

— Слишком много учтивых речей и туманных фраз, милорд. Не соблаговолите ли говорить по существу?

— Хорошо. Ситуация в Кланх-о-Доре в последние годы очень нас беспокоила. Это земли империи, и виссинги являются ее подданными, хоть и имеют своего собственного монарха. Однако среди виссингов есть немало тех, кто желал бы создать свое государство. Мэтр Ганель рассказывал вам про «людей в волчьих шкурах». Конечно, после тех событий виссинги не пытались восставать, но сейчас ситуация может измениться. Заговорщики могут воспользоваться возможными событиями на востоке и нанести подлый удар в спину.

— Я что-то никак не соображу, причем тут я и этот виссинг Ратберг.

— Примерно полгода назад орденские персекьюторы и Святой Трибунал выследили и уничтожили в Кланх-о-Доре преступную группу, в которой этот самый Зерам Ратберт состоял. Ее члены неожиданно для нас оказались вампирами-оборотнями, таких в этих землях называют лу-гару. Теми самыми «людьми в волчьих шкурах», которые во времена восстания Вендры ввергли эти земли в бездну ужаса. — де Фанзак помолчал, будто наслаждаясь тем, что сказал. — До этого подобные твари не появлялись в имперских землях добрые полвека, и нам казалось, что мы их окончательно истребили. Но самым странным было то, что Ратберг оказался человеком, что он не заражен вампирским проклятием, хотя просто обязан быть зараженным, и поэтому вопросов возникло еще больше. Было и еще одно странное обстоятельство — Ратберт охотно рассказывал на допросах, что братья-волки всячески оберегали его и окружали его величайшим почтением, однако, по его словам, совершенно не помнил, как и когда оказался в этом зловещем сообществе. По его словам, он провел с братьями-волками всю жизнь. Кроме того, наши боевые маги определили, что у Ратберта очень сильная магическая аура, но при этом практической магией он не владеет и никаким заклинаниям не обучен. Это было и вовсе непонятно. По окончанию разбирательства Инквизиция заключила загадочного узника в особую тюрьму для магов в Ардессе, близ Рейвенора. Ратберт был доставлен в тюрьму в первых числах Месяца Дождей, и его охрана была поручена одному из самых опытных наших охотников. Охотника, кстати, вы прекрасно знаете — это Лукас Суббота. Вы, кажется, с ним друзья?

— Я не испытываю к этому господину ни малейшей симпатии, скорее, наоборот.

— Понятно, — де Фанзак улыбнулся краешками губ. — Я продолжу: за следующие два месяца было совершено семь попыток освободить Ратберта, и каждый раз в деле были замешаны вампиры. К счастью, в тюрьме для магов это не так-то просто сделать, да и Суббота отлично справился со своей задачей. Ну а потом мы перевели Ратберта в Хольдхейм, чтобы познакомить его с вами, шевалье и устроить вам обоим побег.

— Вы запутали меня окончательно.

— Вампирам зачем-то нужен Ратберт, — Де Фанзак сверкнул глазами. — Они очень дорожат им, но вот почему, непонятно. Вам предстоит выяснить это, шевалье. Не в одиночку, конечно, вам помогут ваши друзья.

— Почему я?

— Потому что Ратберт был вместе с вами в заключении. Он знает вас. Для него вы враг империи, и это может сработать. Мы примерно знаем, куда мог направиться Ратберт после побега. Но сейчас об этом рано говорить — вам надо отдохнуть и набраться сил. Ганель позаботится о вас.

— С превеликим удовольствием, — ученый поклонился нам обоим.

— Я распорядился приготовить для вас горячую ванну, шевалье, — продолжал де Фанзак. — Если есть желание и силы, можете помыться. А потом отдыхайте. И еще раз простите нас за то, что мы поступили с вами не совсем честно. Так было надо. Поверьте, империя найдет способ загладить свою вину перед вами. При условии, конечно, что вы сделаете то, чего ждет от вас император. Чего все мы ждем.

В последующие дни я ел, спал — и приходил в себя. То, что случилось со мной в минувшие два месяца, стало казаться ужасным кошмаром, который хотелось поскорее забыть, но никак не получалось. Больше всего я думал над тем, зачем де Фанзаку нужно было подвергнуть меня таким испытаниям: объяснения царедворца казались мне неубедительными, неискренними. Но каким же счастьем после всего пережитого было чувствовать себя свободным, спать в уютной чистой хорошо протопленной комнате, а не в вонючем вшивом бараке, где гуляли ледяные сквозняки; есть нормальную пищу, а не баланду, и не думать о зловещей даме с белой вуалью из моего сна, которая на этот раз, кажется, прошла мимо меня — то ли пожалела, то ли перенесла наш окончательный разговор на потом. И, может быть, — я очень хотел в это верить, — я смогу сделать то, о чем мечтал днем и ночью в Хольдхейме, и что держало меня на плаву. Я наконец-то встречусь с Домино. От этих мыслей становилось так хорошо на сердце, что мне хотелось кричать от счастья, и благодарить Бога за то, что Он не судил мне страшнейшее из наказаний для человека — несвободу и бессилие.

Ганель оказался неплохим лекарем. Его болюсы и особый массаж, который, как заявил мне профессор, он изучил у мудрых старцев в Хиланджи, сделали свое дело — я перестал просыпаться среди ночи от болей в спине, мог свободно опираться на правую ногу и согнуться в пояснице. Ганель со свойственным ему апломбом заявил, что моя болезнь была вызвана перенапряжением и переохлаждением мышц спины, и что очень скоро я буду совершенно здоров. Слабость тоже начала постепенно проходить; я начал ходить по комнате и самостоятельно одеваться и есть, радуясь тому, как возвращаются ко мне силы. А главное, появилось желание жить, которое, как мне казалось совсем недавно, покинуло меня навсегда.

В день моей встречи с де Фанзаком меня навестил и лорд-прецептор Эшевена, барон Массим л» Аверк — одетый во все черное статный суровый старик с лицом святого подвижника и фанатичным блеском в глазах, настоящий крестоносец. Он принес мне корзину с фруктами и несколькими бутылками очень хорошего красного вина с местных виноградников Кот-Арбон, и заявил, между прочим, что был знаком с сэром Робертом де Квинси.

— Мы вместе служили в Бречице, я тогда состоял в копье мессира де Грикара, а ваш благодетель был у де Грикара старшим оруженосцем, — поведал он. — Ему только-только исполнилось семнадцать. Печально было узнать, что он оставил наш мир, однако в Ее небесном воинстве сэру Роберту уготовано место в первых рядах, а мы сохраним память о нем в наших сердцах.

— Вы очень добры, — ответил я.

— Странно, что вы прибыли к нам из другого мира, шевалье, — внезапно сказал л» Аверк. — Очень трудно поверить в подобное. По мне, так вы обыкновенный юноша, каких много.

— Я таков и есть, милорд барон.

— Мне по сердцу ваша скромность. Если вам что-нибудь понадобится, просите безо всякого смущения, — с этими словами старый прецептор по-дружески потрепал меня за плечо и вышел, пожелав мне скорого и полного выздоровления.

После визита прецептора я поспал, разнеженный теплом и душевным покоем. Сколько я спал, не знаю: разбудил меня Ганель, как всегда возбужденный и невротичный. Он принес мне лекарство, а заодно рассказал о новостях Эшевена.

— Прецептор попросил меня помочь разобраться с эшевенскими архивами, — заявил он. — Они нуждаются в кодификации. Его писцы, что один, что другой, настоящие олухи, безграмотные, зато важные и глупые, как биллафарские гуси. Я лишь мельком глянул, как они оформили свод капитуляриев прецептора за последний год — это безобразие! Коммендации вперемешку с указами, хронология не соблюдается. Руки им за это оторвать мало. Как вы себя чувствуете?

— Неплохо, благодарю, — я вылез из-под одеяла, сел на постели. — Я вполне готов к новым неприятностям.

— Отрадно это слышать…. Только бы лорд-прецептор не попросил меня еще и прекарные грамоты отредактировать! Могу себе представить, каков там слог!

— Иустин, — я впервые назвал профессора по имени, — вы даже не представляете, как я вам признателен. Я…

— Ах, пустое, шевалье! — Ганель махнул рукой. — Я делаю то, что на моем месте будет делать любой костоправ. Правда, как вы могли заметить, делаю это хорошо и с душой.

— Тем не менее, я едва не умер. Бесчеловечно было так поступать со мной только ради того, чтобы проверить мою лояльность императору.

— О-о, вы и понятия не имеете, как императоры Ростиана подчас изощрялись, чтобы испытать своих слуг! — Ганель уселся напротив меня. — Помнится, император Эйтан Пятый, правивший четыреста двадцать лет назад, велел своему первому министру убить собственную жену.

— И министр подчинился?

— Да, но после этого отомстил тирану — отравил его и привел к власти нового императора.

— Мерзкая история.

— Вы верите в судьбу, шевалье?

— Иногда верю, иногда — нет.

— Странный ответ. Я ведь понимаю, что вы хотите сказать — испытание неволей показалось вам жестоким. Если вас хотели использовать, то зачем нужно было так рисковать вашим здоровьем и жизнью, верно? Однако вы забываете, что сказано в Золотых Стихах: «На ком благоволение Мое, тот сохранит дыхание даже в пучине огненной».

— И это говорите вы, безбожник?

— Гм, — Ганель покраснел. — Меня обвинили в безбожии, но это не совсем справедливо. К тому же, понятие глубины веры весьма и весьма субъективно, вы не находите?

— Хватит об этом. Вы вылечили меня, а остальное неважно.

— Я старался. И не только из желания показать вам свое искусство. Скажу откровенно, шевалье, за эти два месяца я очень к вам привязался. Вы славный человек, мне давно не приходилось общаться с людьми, подобным вам. Вы сочетаете в себе качества истинного рыцаря с незаурядным умом, и вы умеете выслушивать других.

— Да, это есть, — я усмехнулся. — Вы ведь пришли ко мне не только затем, чтобы пожаловаться на прецептора и его архивы?

— Я ученый, как вы уже имели возможность заметить. И я очень не хочу, чтобы мне поручали разбирать все эти бесчисленные, пропыленные, пропахшие мышиным пометом тома и свитки. Да еще и безграмотно написанные, заметьте. Очень мало удовольствия в том, чтобы читать списки должников, прекарии, чиншевые отчеты, ведомости об уплате гафоля и тому подобный вздор. Не затем я покинул Рейвенор…

— Добрый вечер, шевалье! — Де Фанзак стоял в дверях, улыбаясь. — И вам, мэтр, доброго вечера.

Я кивнул, Ганель изобразил что-то вроде весьма неуклюжего книксена. Агент императора шагнул в комнату. За ним следовали два совсем юных пажа, и каждый держал в руках свернутую одежду.

— Это вам, — сказал де Фанзак.

Пажи немедленно положили свою ношу на стол, поклонились мне и вышли. Один из комплектов одежды был из сукна и черной кожи, усиленной сталью, кольчужной сеткой и заклепками. Что-то подобное я видел надетым на Лукасе Субботе.

— Фламеньерские доспехи вам пока не понадобятся, — пояснил де Фанзак, — а это снаряжение вполне вам подойдет. Это боевой комплект персекьютора. Примерьте.

Я подчинился. Натянул на себя короткие штаны из толстого сукна с пластинчатыми наколенниками и стальным бандажом, защищающим пах — они были вполне по размеру. К штанам шел широкий, в ладонь шириной, клепаный ремень из толстой вареной кожи, усиливающий защиту живота. Куртка была короткой, до середины бедер, с кольчужными вставками на плечах, груди и в верхней части спины, плюс имела вшитый кольчужный капюшон — судя по толщине и плотности, кольчуга была двойного плетения. Внутри капюшон был подшит суконной подкладкой, чтобы кольчужная сетка не выдирала волосы. Кафтан, или, точнее, кожаный плащ без рукавов, густо покрытый стальными заклепками, выглядел очень внушительно. И еще были перчатки с длинными крагами, тоже со стальной набивкой.

— Похоже, я угадал с размером, — с удовлетворением заметил де Фанзак, разглядывая меня. — Все впору.

— Солидная амуниция, — сказал я, наслаждаясь тем, как ладно сидит на мне подаренное снаряжение. — Но почему не доспехи?

— Помилуйте, шевалье, я считаю вас умным человеком, а вы говорите глупости, — де Фанзак с укоризной посмотрел на меня. — Вам предстоит тайная миссия, а не парад на День Вочеловечения. Но не волнуйтесь, этот доспех защитит вас немногим хуже, чем латный гарнитур от оружейных домов Рейс, Винга или Фраберг. Проверено не одним поколением персекьюторов. Это вываренная воловья кожа, набивка и кольчуга из холоднокованой стали. Посмотрите на капюшон — даже крупный оборотень с клыками в два с половиной дюйма длиной не прокусит его. Клыки и когти вампира тем более бессильны против такой брони. Конечно, стальные латы лучше защищают от оружия и стрел, но сковывают движения и весят гораздо больше, а в вашем опасном ремесле ловкость и подвижность куда важнее силы и степени броневой защиты. И сражаться придется большей частью не на коне, а пешим.

— Вампиров я уже видел. А вот что до оборотней….Жуткие, должно быть, твари.

— Жуткие, — согласился де Фанзак. — Хуже всего то, что они возвращаются.

— Почему это стало возможным?

— Кланх-о-Дор особое место. Возможно, во времена владычества виари здесь все было по-другому. Черная магия Нашествия отравила эти земли, заразила их Тьмой, которая никуда с тех времен не исчезла и уродует все, к чему прикоснется. Некогда предки виссингов, первыми пришедшие на эти земли, поклонялись божественной триаде, трем богам-хранителям — Оссу, Приану и Нэске. Посвященные им святилища до сих пор остались в лесах и среди болот Кланх-о-Дора, но что сталось с самими божествами?

— Так эти божества были… реальны?

— Так говорят сами висинги. Потом сюда, вместе с имперскими войсками, пришла вера в Матерь-Воительницу. Часть виссингов приняла ее, часть нет. Началось восстание королевы Вендры — чем оно закончилось, вы знаете. А сейчас кому-то очень хочется вновь разжечь в этой провинции религиозную войну. Неведомые силы избрали своим оружием самую худшую магию.

— Сулийцы?

— Возможно. А еще здесь есть те, кто мечтает отделиться от Ростиана и создать свое государство. И таких немало. Пока правящий дом Кланх-о-Дора кажется нам вполне лояльным. Нынешняя династия управляет в Левхаде с той самой поры, как было подавлено восстание Вендры. Король Эдельфред совсем еще ребенок, ему едва-едва исполнилось пятнадцать, и от его имени правит королева-мать Вотана — женщина весьма мудрая и прагматичная. Однако чужая душа потемки, верно? Мы не можем предугадать, что случится, если сила и влияние Ростиана в Кланх-о-Доре начнут ослабевать. Скрывавшаяся до поры нечисть немедленно воспользуется этой слабостью.

Я кивнул и посмотрел на второй комплект. Это была выходная одежда — лиловый пурпуан, подшитый куньим мехом, фетровая шляпа, черные шоссы и башмаки-пигаш из бурой кожи.

— Вы принесли мне доспехи и одежду. Но оружия я не вижу, — сказал я.

— Понимаю, о чем вы. Ваш меч сейчас находится в арсенале ордена, и забрать его оттуда пока нельзя — думаю, вы понимаете, почему, — де Фанзак многозначительно улыбнулся. — Вы получите другой меч, который вас не разочарует.

— Ясно. Что ж, спасибо и на этом.

— Я совсем забыл сказать вам, шевалье, что лорд-прецептор приглашает вас и мэтра Ганеля на ужин. Очень советую вам принять его приглашение.

— Благодарю, граф. С удовольствием принимаю.

— Тогда до вечера, — де Фанзак вновь улыбнулся и не спеша вышел из комнаты.

Я поймал себя на мысли, что улыбка де Фанзака мне очень не по душе. Что-то нехорошее есть во всех этих разговорах о тайной миссии. Ясно одно, что поиски беглого Ратберта лишь один из эпизодов моего задания и, как мне кажется, не самый сложный. А вот что будет дальше…

Об этом можно только догадываться.

За окнами начали сгущаться закатные сумерки, когда совсем еще молодой стеснительный паж пришел, чтобы проводить меня в большую трапезную Эшевена. Я был готов: Ганель пытался меня убедить, что мне следует надеть парадный костюм, но я решил идти на ужин в доспехе персекьютора, только вместо кафтана надел теплый суконный плащ. И хотя у меня не было никакого оружия, я почувствовал себя увереннее, надев эти доспехи.

— А ты можешь надеть это, — сказал я Ганелю, показав на пурпуан. — Тебя вроде тоже как бы пригласили.

— О, нет! — Ганель замахал руками. — Я не смею!

Следуя за пажом, мы вышли из гостевых покоев в большой мощеный двор, где слуги уже зажигали факелы. Было ветрено и холодно, быстро темнеющее багровое небо было пасмурным, и я подумал, что будет снег. Со двора мы прошли в донжон и оказались в гостевом зале, где нас уже ждали.

— Будь я проклят! — Пузатый бородач в малиновом бархате и мехах чуть ли не побежал мне навстречу с другого конца зала, раскрывая объятия. — Пан Эвальд, чтоб меня!

— Пан Домаш? — Я был удивлен.

Роздолец сдавил меня, расцеловал в обе щеки. На его румяном лице была написана самая искренняя, просто детская радость.

— Жив, здоров и бодр, как мартовский вепрь, разорви меня вампиры! — выпалил он. — Ну, вся наша непобедимая хоругвь в сборе. Ах, как же я рад этому, никакими словесами не высказать! Давно тебя не видел, твоя милость, и, по правде сказать, не чаял увидеть. Тут такие слухи про тебя ходили, что с тоски хоть в петлю лезь. Аж добрый мед в глотку не лез. Ан нет: все оказалось не так скверно, как думалось. Ну, теперь мы снова вместе, и пусть враги трепещут.

— Пан Домаш прибыл сегодня под вечер, — пояснил подошедший де Фанзак. — Он просто рвался увидеть вас, шевалье, и мне стоило большого труда уговорить его чуточку подождать. Хотя бы до ужина.

— Рад тебя видеть, пан Домаш, — сказал я, пожимая честному роздольцу руку. — Искренне рад.

— А меня?

Я вздрогнул и, обернувшись, увидел Элику Сонин. Эльфка, одетая в роскошное вино-красное блио, сверкающая драгоценностями, стояла у огромного пылающего камина и призывно манила меня ручкой.

— Аррамен, милый друг, — сказала она, улыбаясь.

— Аррамен, — выдохнул я.

— Вот мы и встретились, — она протянула мне руки, сверкнув изумрудами на пальцах. — Предками клянусь, что счастлива видеть тебя. Ты очень возмужал.

— Ты тоже тут, — я обнял ее, вдохнул идущий от эльфийки аромат экзотических цветов и почувствовал, как сладко замерло у меня сердце: я будто мою милую Домино обнимал. — Это уже слишком. Значит, крутая каша заваривается.

— Круче не бывает, — Элика зажмурилась, как довольная кошка. — Мы лучшее, что есть у империи, и мы это еще раз докажем, не так ли?

— Ура! — провозгласил пан Домаш, подбросив вверх свою шапку.

— Дамзель Сонин тоже приехала в Эшевен сегодня, отозвавшись на мое приглашение, — пояснил граф. — Видите, шевалье, ваши друзья не забыли о вас. Что ж, теперь осталось выпить по кубку вина и насладиться таким замечательным обществом.

Я взял Элику под руку, и мы прошли к обильно накрытому столу, возле которого нас ждали барон л» Аверк и фламеньеры гарнизона Эшевена. Старшего из братьев звали Верен де Фьерис: он был знаменосцем лорда-прецептора, то есть вторым человеком в Эшевене. С де Фьерисом пришла его супруга, некрасивая полная женщина в высоком чепце и лиловом бархатном платье со шлейфом. Это, кстати был первый случай, когда я видел жену фламеньера.

— Устав братства не запрещает рыцарям жениться, — пояснила мне Элика. — Когда-то Гугон де Маньен, основатель братства, предписал для фламеньеров обет целомудрия, но потом от этого правила отказались.

— В смысле?

— Родич де Маньена опозорил братство, вступив в противоестественную связь со своим оруженосцем. Об этом стало известно, и де преемник де Маньена, командор Лука де Фрезон, приказал изгнать обоих из братства. После этого фламеньерам разрешили иметь семьи.

— Ты знаешь о фламеньерах решительно все.

— Как и они о нас, магах, — просто ответила эльфка.

Из прочих рыцарей двое носили одинаковое имя Пейре (фамилии я не запомнил, больно мудреные оказались), а еще один оказался чуть ли не моим тезкой — его звали Эваль де Гриссон. Еще на пир пригласили замкового капеллана, мессира Брубо.

— На вашу долю выпали большие испытания, шевалье, — сказал мне капеллан, когда нас познакомили. — Цените то благоволение Матери, которое пребывает на вас.

— Ценю, ваше преподобие, — ответил я, думая о своем.

После церемонного обмена приветствиями, нам указали наши места. Элика села справа от меня, байор Домаш — слева.

— Ну что, удивила я тебя? — прошептала Элика мне на ухо.

— Черт, да я будто сплю, — ответил я совершенно искренне. — Прямо именины сердца.

— Я очень рада тебя видеть, — ее пальцы легли на мою руку. — Я скучала без тебя.

— Элика, ты же знаешь…

— Ты получил мою записку?

— Да, перед самым арестом.

— Хорошо, я рада…

— Добрые господа, позвольте мне сказать, — де Фанзак взял кубок с вином и окинул нас взглядом. — Ныне, за этим щедрым столом, я вижу тех, кому предстоит сослужить нашей общей державе — да хранит ее Матерь-Воительница! — великую службу. От нашего успеха зависит, что ждет Ростиан в ближайшие месяцы, и это не пустые слова. Но прежде чем мы будем говорить о деле, давайте выпьем за здоровье его величества, императора Алерия, и пусть высшие силы продлят дни его правления!

— Хэйл, император! — провозгласил лорд-прецептор.

— Хэйл, Ростиан! — поддержал пан Домаш. — За императора хоть на бой, хоть на погибель!

Я выпил свой кубок и ощутил, как Элика прижалась бедром к моей ноге. Черт, неужели роздольский рыцарь был прав, и эльфка действительно неравнодушна ко мне? Может быть, надеется на то, что я почти три месяца был один и не устою перед ее женскими чарами?

Нет, Элика, прости, но я…

— Задумались, шевалье? — перебил мои мысли де Фанзак.

— Нет, просто пытаюсь поверить в происходящее, — ответил я, сжимая в ладони пустой кубок. За моей спиной уже появился паж с кувшином, и я позволил налить себе вина. Почему-то появилась мысль сегодня напиться. Основательно так надраться, в хлам. Хотя с местного вина…

— Поверить во что? — спросил де Фанзак.

— Еще несколько дней назад я был одним из узников на руднике в Хольдхейме, — ответил я. — Мне казалось, что моя жизнь закончилась. А сейчас я сижу в таком чудесном обществе и… Мне даже выразить мои чувства трудно.

— Наш милый шевалье немного философ, — заявила Элика, — и всегда, говоря о своих переживаниях, краснеет как девица. Уж я-то знаю.

— Предлагаю тост за моего любезного друга, шевалье Эвальда! — рявкнул пан Домаш, поднимая кубок.

Мне ничего оставалось, как только выпить полный кубок, и парой минут спустя я почувствовал, что пьянею. Видимо, я еще не вполне выздоровел для таких обильных возлияний. Элика заметила это.

— Надо есть! — шепнула она. — Смотри, какая замечательная гусятина. Она просто исходит соком, ммммм!

— Прежде чем мы в полной мере насладимся яствами и напитками с этого стола, — начал де Фанзак, — я бы хотел поговорить о важном. Вы ведь не против, милорды?

Я понял де Фанзака. Представитель императора понял, что через полчаса любые серьезные разговоры будут пустой тратой времени. По себе понял — второй кубок очень чувствительно шибанул мне в голову.

— Вы собирались нам рассказать о воле императора, — сказал я.

— Да, шевалье. Его величество желает, чтобы дальние западные провинции Калах-Денар и Кланх-о-Дор оставались спокойными и процветающими при любом развитии событий. И главную роль император отвел дипломатам, вроде меня, и рыцарям братства — вам.

— Орден всегда обеспечивал в этих землях порядок, — заметил прецептор. — И в будущем продолжит это делать, уж не сомневайтесь.

— Никаких сомнений, барон, — ответил де Фанзак. — Уж кому, а его величеству нет нужды рассказывать о том героическом бремени, которое несет братство по всему Ростиану. Фламеньеры — гордость империи, ее крепкий хребет и главная драгоценность в имперской короне. Так говорит император Алерий.

— За фламеньеров! — провозгласил л» Аверк, фанатично сверкая глазами. — Au forter a Matra Bei!

Мы выпили кубки, как и за императора, стоя, сидеть остались лишь Элика и супруга лорда-знаменосца. Де Фанзак сделал слугам подать вторую смену блюд. Я так понял, в Эшевене с недавних пор всем распоряжался именно он, а не прецептор.

— Обстановка в Калах-Денаре сегодня достаточно спокойная, — продолжил де Фанзак, — там базируется большая часть нашего флота, в городах многочисленные гарнизоны и великий герцог Антомарки абсолютно предан империи. Здесь же не все так благополучно. У провинции две головы — местная династия в Левхаде и наш наместник в Тинкмаре. И есть еще те, кому не дает покоя слава королевы Вендры.

— Неужели кто-то до сей поры всерьез мечтает о Тысячелетнем Виссингетском королевстве? — спросила Элика. — Это даже не их исконные земли.

— Это земли империи, — жестко произнес де Фанзак, — и империя обеспечит здесь порядок. В противном случае полетят головы. Даже если на них надеты короны. Много голов.

— Император настроен так решительно? — промурлыкала Элика.

— Более чем решительно, миледи. Его взгляд устремлен на восток, и очень скоро мы узнаем волю императора.

— Стало быть, поход будет, — вздохнул л'Аверк. — Благодарение Матери, что я дожил до этих славных времен.

Я открыл было рот, чтобы сказать, что я думаю по поводу выбора времени для похода, но меня опередила Элика.

— Безусловно, пророчества Золотых Стихов должны сбыться, — сказала она с нескрываемой иронией, — но не кажется ли вам, граф, что священная война с Терванийским алифатом не может быть начата, пока империя не решила вопрос с моими соплеменниками?

— Ваша проницательность сравнима только с вашей красотой, дамзель Элика, — де Фанзак постно улыбнулся. — Именно так думает император. И потому я собрал вас тут, в Эшевене. Вам предстоит… хм… прояснить ситуацию. И не только относительно виари.

— Что именно нам нужно будет сделать? — спросил я.

— Найти вашего знакомого Ратберта. С ним связано очень много темных тайн, которые необходимо раскрыть. Все детали вам сообщат в Форт-Джерониме, куда вы отправитесь завтра утром. Там вас уже ждут. — Де Фанзак сделал пажам знак наполнить кубки. — А пока давайте есть и пить. Не стоит разговаривать о делах за дружеским застольем.

Я устал. Очень. Едва доплелся до своей комнаты и упал на постель, не раздеваясь. Не хотелось двигать ни рукой, ни ногой. Слишком много шуму, болтовни и громких пьяных разговоров за один вечер. И вино с виноградников Кот-Арбон — оно явно крепленое, чтоб его. Не может так разобрать с четырех кубков сухого вина…

Она появилась неслышно, как призрак. Встала между пылающим камином и кроватью, и лицо ее оставалось в тени.

— Ты даже не разделся, — сказала Элика. — Так опьянел?

— Чего ты хочешь?

— Не волнуйся, я не пришла соблазнять тебя. Хотя, это было бы пикантным приключением, — эльфийка села на край постели. — Нам надо поговорить.

— Может, потерпим до утра? Я ужасно хочу спать.

— Зачем ждать до утра, если можно сейчас? Мы одни. Твой чудаковатый приятель крепко спит в соседней комнате и не помешает нам. Храпит так, что занавеси колышутся.

— Ты что-то узнала о Домино?

— Мне показалось, ты был не особенно рад увидеть меня сегодня.

— Тебе показалось.

— Боишься собственных мыслей и желаний, Эвальд?

— Элика, я задал тебе вопрос!

— Лежи, — магичка остановила мой порыв, коснувшись пальцами моей груди. — Я все написала тебе в записке. Брианни в безопасности. Пока в безопасности. И у нас есть несколько недель для того, чтобы помочь ей.

— Помочь?

— Наверное, я должна тебе объяснить, почему напросилась сюда. Все гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Де Фанзак не говорит самого главного. Того, что знаю я. Знаю почти наверняка, Эвальд.

— И что же такое ты знаешь?

— Однажды в разговоре со мной ты упомянул, что Домино рассказывала тебе легенду о Зералине. Я тогда открыла тебе тайну ее происхождения. Помнишь?

— Было дело. И что из этого?

— В легенде упоминался меч Зералина, Донн-Улайн, не так ли?

— Ну и что?

— Зералин покинул Калах-Денар, но война после этого не закончилась. Он долгие годы сражался с Нашествием, пытаясь отвоевать земли виари у нежити. Он не проиграл ни единой битвы. Последнее свое сражение Зералин дал в Вергунардской долине, расположенной в землях Кланх-о-Дора. Виари тогда уничтожили огромную орду нежити, но сам Зералин победы не увидел — он был смертельно ранен в бою и умер на руках своего внука Эская, сына Донн. На третий день после Вергунардской победы Эскай похоронил своего великого деда, и виари навсегда покинули свои земли, став на века Морским народом. Народом без земли.

— Это правда или красивая сказка?

— Правда, истинная, — Элика сверкнула глазами. — Эскай был великим арас-нуан, магом и провидцем. Сохранились его пророчества, записанные на байле — я читала их, еще когда была девочкой. Эскай предсказал, что пройдет множество лет, прежде чем виари вернутся на земли предков, чтобы уже никогда не покинуть их. Начало Возвращения положит любовь человека-воина и эльфийки-нуани, их брак под сенью смерти, вопреки воле лицемерных владык человеческих королевств и законам мироздания. Победоносная сталь Зералина, скрытая на века в гробе короля, вновь увидит солнечный восход, бесприютный народ оставит свои странствия, обретя утраченное, и древняя Тьма будет окончательно повержена. Этого дня виари ждут уже века.

— Интересно. Об этом пророчестве знают в Рейвеноре?

— Конечно. Это, кстати, одна из причин, почему ваша с Брианни любовь не осталась незамеченной. Вы встретились с ней вопреки законам мироздания, ибо люди, рожденные в разных мирах, не могут встретиться. Ты воин, она маг. Возвращение началось. Вы с Брианни, сами того не желая, оказались в самом центре великой битвы, которая уже идет. Битвы, в которой решится судьба моего народа, Эвальд. Таково окончание легенды о Зералине.

— Хорошая легенда, — я не удержался и зевнул, хотя понимал, что веду себя невежливо. — Это все?

— Нет, не все. Де Фанзак не сказал тебе самого главного. Этот Ратберт — ключ к сокровищу, за которое император Алерий многое даст. Империи нужен Донн-Улайн, меч Зералина.

— Очередной меч-кладенец? Чушь какая. У императора достаточно мечей, вряд ли еще один ему пригодится.

— Ошибаешься. Донн-Улайн не просто оружие, он символ. Это меч последнего короля виари-наземников. Тот, кто владеет им, наследует земли Аэрдвиарна по нашим древним законам. Понимаешь, зачем это императору?

— Если честно, не совсем. Ну, получит он этот меч, и что? Калах-Денар и Кланх-о-Дор так и так принадлежат империи. Больно мудреные речи ведешь, радость моя.

— Законным владыкой, заметь. Тем, кого признают все виари, даже те, которые перешли на сторону Суль. Сакральный властелин из пророчеств виари о будущем — кому, как не ему присягнут все кланы? Это будет жестокий удар для сулийцев. Они утратят власть над виари, Ростиан получит преданного союзника и сильный флот. Мой народ наконец-то сможет освободиться от сулийского ига.

— Элика, ты сама хоть веришь, во что говоришь? Я говорил с императором. Алерий такой же фанатик, как и прочие фламеньеры. Он никогда не вернет вам ваши земли. Это даже не обсуждается. Ваш народ так и останется скитальцами вне зависимости, получит Алерий или его наследники меч Зералина, или нет.

— Кто знает! — Элика внезапно рассмеялась и провела ладонью по моей щеке. — Я старше тебя и больше знаю, Эвальд. Очень скоро мы узнаем наше будущее. А пока давай спать. Мы сегодня с тобой выпили, и на пьяную голову спорить с тобой я не хочу. Приятных тебе снов.

Она ушла, прикрыв за собой дверь. Оставила после себя тонкий аромат цветов и морской соли, до боли напомнивший мне о Домино — и множество вопросов, на которые я не мог найти ответа.