Между тем после казни короля борьба между монтаньярами и жирондистами пошла с новой силой, и жирондисты видели корень зла прежде всего в Марате. В апреле 1793 года они добились декрета о предании Марата суду Чрезвычайного трибунала за его призывы «изгнать из Конвента изменников и роялистов».

Исторический момент, поворот судьбы.

Четыре года назад, в июне 1789-го, Национальное собрание декретировало неприкосновенность депутатов. Правильное ли то было решение? С позиций сегодняшнего дня можно судить об этом по-разному. Но в условиях национального безумия, бунтов и казней, вероятно, было разумно гарантировать депутатам неприкосновенность. Они, по крайней мере, имели бы возможность протестовать по поводу явно безумных декретов, не боясь за свою жизнь. Разрушение этого «талисмана неприкосновенности» привело не только к гибели доброй сотни членов Конвента, оно косвенно было причиной и множества других казней, которых, может быть, было бы меньше.

Вскоре у самих жирондистов появится повод пожалеть о своем недальновидном решении. Пролетариат Парижа поддержал Марата, уже через 2 дня парижские секции требуют изгнания из Конвента 22-х жирондистских лидеров. А через неделю, когда над Маратом состоялся суд, присяжные совещались всего 45 минут; единогласно оправданный, Марат вернулся в Конвент в ореоле «мученика», преследуемого антинародными жирондистами.

Разумеется, это не улучшило отношений Коммуны, где Марат пользовался популярностью, и Конвента, где Марат по-прежнему был изгоем. Парижане поддерживали Марата, убежденные в том, что главное – это победить «изменников», и дела пойдут на лад. Через несколько недель, 31 мая 1793 года, Париж ударил в набат – и народ явился к зданию, где заседал Конвент, чтобы вновь потребовать изгнания жирондистских лидеров, но уже силой. Конвент уступает силе. Поскольку восставшие, разумеется, имеют довольно смутное представление о том, кого, собственно, надо исключать – Марат дает указания: «Дюссо – старый пустомеля, Лантена обижен умом и не заслуживает внимания, Дюко высказал несколько нелепых мыслей, но неспособен быть лидером контрреволюции – я требую, чтобы их исключили из списка [изгоняемых из Конвента] и поставили на их место Валазе».

Жирондисты не смирились с поражением. Большинство их бежало в провинции, и начался мятеж, закончившийся большой кровью (это уже была гражданская война в чистом виде) и казнью большинства жирондистов. Но Марат погиб еще раньше. 13 июля к нему явилась экзальтированная молодая девушка Шарлотта Корде – под предлогом, что она хочет сообщить ему о том, как идет мятеж в Кане, на севере Франции. Марат был болен какой-то кожной болезнью, он принял ее, лежа в ванне. Она стала рассказывать, что в Кане в тот момент 18 жирондистов с согласия властей департамента взяли всю власть в свои руки. «Хорошо, – сказал Марат, записывая их имена, – через несколько недель все они пойдут на гильотину». В этот момент Шарлотта нанесла ему смертельный удар.